Хлеб для фронта, хлеб для победы. Хлеб для фронта

Ветеран трудового фронта Варвара Воронцова: Мы хлеб выращивали для фронта

Ветеран труда Варвара Воронцова. Фото: Фото с альманаха

21 февраля, SakhalinMedia. Варвара Воронцова родилась 17 декабря 1928 года в селе Новопокровке Боготольского района Красноярского края. Во время войны трудилась в колхозе, выращивала и убирала хлеб. Ветеран трудового фронта. Награждена медалью "За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг." На Сахалин приехала в 1949 году, работала медсестрой в Долинске. Неоднократно получала благодарности за добросовестный труд. Рассказ Варвары Воронцовой продолжает цикл публикаций невыдуманных истории из альманаха "Победители" о жизни героев, защитивших мир от фашизма, сообщает ИА SakhalinMedia.

Война

…Жила я тогда в Новопокровке Тузлуковского сельсовета. Мы же ничего не знали, и вот объявляют нам, что началась война. Мы, конечно, все в шоке были, вот. Дня через два понесли повестки, забрали всех мужчин. Которые подростки были, по 17-18 лет, и их забрали, остались только маленькие с матерями да девчонки как я. Женщины плачут, голосят, страх такой в деревне был, шум…

Труд

…Ну и что? Стали работать, чтобы все для фронта, все для победы. Молоко – на фронт, яйца – туда же, теленочка какого удалось вырастить – мясо для фронта, и хлеб для фронта. А нам паек дадут, и на этом пайке мы жили и работали. Бывало, во время работали падали в обморочное состояние. Никаких врачей у нас не было, кто смог – выжил, а кто не смог – падали и умирали. Вот так мы все и работали в колхозе. Идем на работу – одеть нечего, ни на ноги, ни на себя, все оборванные. Перчаток, как сейчас дают, не было, ночью вертаешься домой – и зубами из пальцев выбираешь занозы, иголок не было. Конечно, в деревне все это замызганное было, ой, как вспомнишь – прямо сердце сжимает и не можешь говорить…

Варвара Воронцова. Фото: Фото с архива

Круговорот работы

…Мне в 1941 году было 13 лет, работы много я вместе со всеми делала. Мы хлеб выращивали для фронта, пололи, сено убирали, гребли его, снопы вязали, зерно в меши засыпали. И на элеватор это все увозили. А когда подросли, и стало нам по 15-16 лет, мы уже косили, выполняли взрослую работу вместе с матерями. Было очень трудно. Днем вяжем снопы, солнце выйдет, жарко, солома колючая. А вечером бригадир не отпускает, едем в ночь снопы скирдовать. А мама моя знала, что нам, ее дочерям, надо будет скирдовать, так она снопочки маленькие вязала, чтобы полегче. А другие женщины хотят быстрее закончить, им бы площадку освободить, и снопы большие делали. И такой сноп как попадет –такая тяжесть. Вот сейчас, сколько лет прошло, и руки, и ноги – все болит… А потом вот приедут за нами, теми, кто постарше, садят в машину, забирают и увозят, где работы потяжелее. На элеваторе сортируешь пшеницу, рожь – все это делали. Да если бы еще было что покушать… Мама наварит с лебеды супу, и вот на этим супе и живем, а нас у мамы было семеро. Очень и очень было трудно, потому сейчас и болеем. Все болит…

Вера в Победу

…Да, трудно было, но мы хотели, чтобы победить Гитлера! Мы все для этого отдавали, себя не жалели. Зимой вязали носки, перчатки солдатам, сами мерзли, а им отправляли. Со всем мирились, только чтобы победить…

Ветеран труда Варвара Воронцова. Фото: Фото с альманаха

Победа

…Мы были как раз на полях. Женщины меня послали: "Варя, сходи за водой". А там у нас недалеко от деревни поля были, я и пошла по воду, с бидончиком. Пришла я в деревню, а там все кричат: "Победа, победа, война кончилась!" Ой, я как глазенки свои вылупила, не верится мне! Подбегаю к мужчине: "Это правда?!" А он смеется: "Правда, правда!" Я бидон этот бросила, и бегом на поля! Прибегаю, кричу: "Женщины, война кончилась!" Они: "Ты что, во сне увидела?!" "Нет, — кричу, — почтальонка в деревню приехала, привезла все новости, сказала, что война кончилась!" И тут приезжают бригадир, председатель, всем скомандовали – собирайтесь, и домой. Пришли, председатель всем топоры дал, велел строить столы, скамейки. Мы построили, накрыли, привезли с пасеки бочку медовухи, все, что у кого было – какой хлебушек, какая капустка, какой огурчик – все закуски принесли и три дня гуляли! Но, конечно, кто танцевал-пел, а кто голосил, волосы на себе рвал… У нас в деревне почти у всех мужья погибли, дети погибли, двое пришли без ног, это ужас… Война – страшное дело, дай Бог, чтобы больше никогда такое не повторилось…

Сахалин

…В 1949 году я замуж вышла за нашего деревенского парня Николая Воронцова, он с войны вернулся, тут мы и поженились. А потом узнали, что на Сахалин пути открыты, это Берия сделал, слышали про такого? Завербовались и поехали. Отправили нас в Долинск, я устроилась работать в детское инфекционное отделение младшей медсестрой, ухаживала за детишками до самой пенсии, так и жили…

sakhalinmedia.ru

Хлеб для фронта | Заря Енисея

Труженица тыла Наталья Александровна Луткова в свои 92 года не оставляет любимое хобби – рукоделие

Когда мы говорим о событиях Великой Отечественной войны, то всегда с особой теплотой вспоминаем подвиг тружениц тыла. В далеких сороковых им было по 14–18 лет. А сегодня кто-то из них уже отмерил девятый десяток. В общественном объединении нашего города «Сибирячка» состоит 27 женщин, кому исполнилось 90 и более лет. Некоторые из них в годы войны в тылу врага своим недетским трудом помогали фронту. Им некогда было наряжаться, влюбляться, строить планы на будущее. Они заменили своих отцов у станков, трудились на полях, давая фронту хлеб. И уже никто не подсчитает, сколько было гектаров скошенного хлеба, связанных снопов, сколько тонн намолоченного зерна.

Одна из них – труженица тыла Наталья Александровна Луткова. Свой 90-летний юбилей она отметила в 2014 году. Ее секрет долголетия прост: она всю жизнь работала. И самые трудные годы ее трудовой биографии выпали на Великую Отечественную войну.

Родилась Наталья Александровна в Пировском районе, селе Преображенка. Семья рано потеряла отца, он умер, прячась в лесах, когда спасался от отрядов Колчака. Наталье тогда исполнилось 5 лет, а кроме нее, у мамы было еще четверо детей. Мама снова вышла замуж, и у отчима тоже было трое детей. Вот такой большой семьей они жили в маленькой избушке.

В первом классе Наталья пошла в школу. Но проучилась совсем немного, школа находилась за 7 километров от дома, и однажды, возвращаясь домой, она обморозила ноги. Долго болела, а потом родители сказали ей идти работать в колхоз. Отчим Натальи Александровны был инвалидом, мама все дни хлопотала по хозяйству. Семья большая, кто-то должен был зарабатывать на хлеб. И десятилетняя девочка ходила за молотилками и подгоняла коней во время уборки зерна, вязала и подтаскивала снопы. Потом она все-таки еще два года отучилась в школе. Но с 14 лет снова пошла трудиться – косила и молотила, жала и вязала снопы. Прошла двухмесячные курсы и выучилась управлять комбайном. А когда началась война, работы в колхозе стало на порядок больше.

– У нас в деревне совсем не осталось мужчин. В колхозе работали только женщины и девчонки, – рассказывает Наталья Александровна, – до войны было еще не так тяжело, а в войну трудились с утра до вечера и ночью. Днем, пока светло, я работала на комбайне, а ночью мы убирали хлеб, что за день намолотили. Час–два отдохнешь – и снова за работу. Когда дни хорошие, по двое суток не спали. Я была худенькая, но мешки с зерном по 50–70 килограммов смело поднимала. Мужики все ушли на фронт, даже косы некому было отбивать, когда жали серпами, руки в кровь сбивали. Что давало сил, не знаю, но я порой не чувствовала усталости. Шла война, всем нужно было работать.

Техника ломалась, женщины ремонтировали ее сами, как могли. Наталья Александровна вспоминает, что тракторы были газогенераторные, топили их чурками, которые сами пилили и высушивали. Летом сеяли, молотили, хранили урожай. А зимой на лошадях возили зерно в Галанино. Туда и обратно уходило четверо суток. И не дай Бог потеряется где-то лошадка, ищешь ее по всем окрестностям. За все наказывали по строгости законов военного времени.

Их большая семья питалась одной картошкой с огорода, дети недоедали. Хлеб был рядом – только руку протяни, но он шел фронту. Однажды сестра Натальи Александровны взяла домой несколько колосков, за это ее отдали под суд.

После войны возвращались в деревню мужчины. Но работы в колхозе не стало меньше. Люди поднимали из руин города, и хлеб был нужен стране не меньше, чем в военное время. До 1949 года Наталья Александровна работала комбайнером в родном поселке, а потом вышла замуж и уехала с мужем в Норильск. Трудилась поваром в службе охраны.

А еще через два года они переехали в Маклаково. Построили своими силами дом, держали хозяйство, животных. Наталья Александровна работала уборщицей в школе, в 1979 году вышла на пенсию. Вырастила четверых детей, у нее 6 внуков и 15 правнуков. Не получив в свое время среднего образования, она знает многие секреты здоровья, как получить хороший урожай, какие травы могут помочь от разных болезней. Она всегда любила трудиться на земле и сейчас ждет теплых дней, чтобы наслаждаться работой в своем огороде. А еще Наталья Александровна замечательно ищет грибы, и ее взрослые дети всегда с радостью берут маму с собой в грибные походы.

– Она всегда очень строго соблюдает Великий пост, – говорит о ней дочь Любовь Владимировна. – Раньше в последние сутки перед Пасхой даже воду не пила, настолько она выносливая. Думаю, что работа в войну сформировала у нее такой характер. Огромная любовь к Родине и ненависть к фашистам делала этих людей сильными, твердыми в своих убеждениях.

Когда заходишь в дом к Наталье Александровне, сразу чувствуешь, как здесь уютно. Этот уют соткан, связан, сшит ее руками. Ковры, салфетки, скатерти, покрывала – чего только нет в этом доме! Вязать, прясть, ткать научилась еще до войны: тогда девочек с малых лет обучали рукоделию. Были у них и ткацкие станки, и самопряхи. И она до недавнего времени ткала дома на станке, пока тот не сломался. Несмотря на то, что в магазинах сейчас можно купить все, ручная работа всегда ценится, особенно, когда в нее вложены тепло и любовь близкого человека.

Наталья Александровна – ветеран Великой Отечественной войны, ветеран труда. Сразу после войны была награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», имеет юбилейные медали. Носить их постоянно она не привыкла, считает, что в войну работала так же, как все. Скромная, тихая женщина, отдавшая частицу своей юности Великой Победе.

Елена ПАНФИЛОВА

zaren.ru

Хлеб для фронта, для Победы

// Автор: Валентина ПАВЛОВСКАЯ.

Не пришлось Марии Александровне САМАРИНОЙ, как и ее сверстницам, играть в куклы. Летний отдых 1941 года разрушило громом раздавшееся слово "война".РОДИЛАСЬ Мария Александровна в селе Банное Воронежской области в семье колхозников. Младшей из шестерых детей на ее долю тоже хватало домашней работы. А когда запричитали женщины, провожая мужей и сыновей на борьбу с фашистами, забот прибавилось. Через месяц после начала Великой Отечественной войны ушел добровольцем на фронт 50-летний отец. Следом ушли защищать Родину два старших брата Михаил и Алексей, Артем — муж старшей сестры Серафимы. Вскоре на Алексея пришла похоронка.

Разыскать могилку, где он похоронен, так и не удалось. Отец вернулся после Сталинградской битвы в 1943 году. Михаила родные увидели после окончания войны с японцами. А вот о судьбе Артема было известно только то, что он пропал без вести. Лишь несколько лет назад его дочери Ирине удалось выяснить, что он попал в концлагерь в Польше, где и умер.Вместе с другими селянками мать с утра до ночи работала на колхозных полях. А 11-летняя Маша с подружками нянчила малышей. — Нам было не до игр, — вспоминает Мария Александровна. — Радость была одна — это добрые вести с фронта. А если новости были плохие, то люди с еще большим усердием старались работать, чтобы приблизить долгожданный день Победы.Каждое утро мы грузили люльки с малышами на телегу и отправлялись в поле. Женщины, пропалывая подсолнечник и свеклу, уйдут далеко-далеко, а мы, девчонки, ко времени кормления тащим грудных ребятишек к матерям. Так что вместо кукол играли с малышами. В школу начинали ходить поздней осенью, после уборки урожая, а заканчивали, когда начиналась посевная. Нужно было выращивать хлеб для фронта. Класс не отапливался, чернила в "непроливайках" замерзали. Дети ходили в школу босые и голодные. Писали на чем придется — между строк на газетах, на старых книгах и квитанциях. Бывали дни, когда в школу я приходила одна. У кого-то из учеников не было обуви, а постарше — кормили колхозных коров. Всегда хотелось есть. Поэтому ходили собирать колоски, летом — ягоды и грибы. 1943 год был неурожайный. Картошки уродилось мало и ее хватило лишь до середины зимы. Поэтому ходили в поле, в надежде найти под снегом хоть какую-нибудь карфелинку. Так выживали дети войны. В то время хлеб, по словам Марии Александровны, казался слаще меда. Правда, вкуса меда тогда никто из сельской малышни не знал. Желудевый и кукурузный хлеб считался деликатесом, а чай, заваренный сушеной морковью, — лимонадом.— Сколько себя помню, мне всегда нравилось ухаживать за детьми, — продолжает Мария Александровна. — Поэтому у меня не было сомнений, какую профессию выбрать. Я хотела быть учителем. В селе была только 7-летняя школа. После ее окончания мама и старшие брат с сестрой, зная о моей мечте, приложили все силы для того, чтобы я смогла окончить десятилетку в соседнем селе. Всю неделю я жила на съемной квартире, домой приезжала на выходные. Аттестат получила с отличием. Но денег на дальнейшую учебу не было, поэтому пошла работать в колхоз.В 1947 ГОДУ с Курил приехал старший брат Михаил. Устроившись работать в городе Семилуки, забрал младшую сестренку к себе помогать нянчиться с сыном. А когда пришло время вступительных экзаменов, вместе с сестрой Машей поехал в Воронеж, чтобы сдать документы в учительский институт. В послевоенные годы на учителей учились два года. В стране не хватало педагогов, поэтому обучение шло ускоренными темпами.Получившую диплом с отличием об окончании географического факультета  Марию направили в Липецкий район. В школе села Кузьминские Отвержки в то время набрали целых три класса. Преподавателей не хватало, и молодой учительнице предложили обучать школьников не только своему предмету, но и немецкому языку. Для нее это было несложно, потому что владела им хорошо. С каждым годом учеников прибавлялось. Преподавать химию, биологию, географию стали другие учителя, а Мария Александровна вела уроки немецкого. А потом перспективного специалиста перевели работать методистом в областную станцию юннатов. Но у Марии Самариной к этой работе душа не лежала. Через год директор школы Николай Андреевич Горяйнов предложил вернуться. Она с радостью согласилась. И больше из родной школы никуда не уходила. Ее педагогические заслуги отмечены орденом "Знак почета", знаком "Отличник образования", медалью "За трудовую доблесть". Мария Александровна вместе с мужем вырастили и воспитали двоих детей. Дочь Елена переехала из областного центра, чтобы ухаживать за любимой мамой. По выходным приезжает помогать внучка Олеся. Навещает бабушку внук Александр, который живет в Москве и является членом сборной велосипедистов страны. Мария Александровна с гордостью рассказывает, как с волнением следила по телевизору за его выступлением на лондонской Олимпиаде. А сейчас ждет его с правнуком Виктором в гости. Сердце Марии Александровны доброе и отзывчивое, потому не ожесточилась она после выпавших на ее долю лишений. Она не ропщет и с оптимизмом смотрит на жизнь и всем желает только самого доброго.#Источник: "Сельская нива"

selniva.ru

Курск | Хлеб для фронта, хлеб для победы - БезФормата.Ru

Когда советские войска в феврале освободили Курскую область и родное село Валентины – Мокву, она вместе с подругами пришли в штаб танковой бригады и попросились «воевать». Тогда им было по 18-19 лет.

Их взяли в ПХР 16 – полевую автопекарню – печь хлеб. После принятия присяги гвардии рядовая Переверзева попала

на 1-й Белорусский фронт. Пекари всегда работали вблизи фронтовой полосы. Неподалеку в лесу стояли «Катюши». Днем и ночью ухали орудия, бомбы с корнями вырывали деревья, свистели пули и снаряды, а рядом в поте лица

20 человек круглые сутки пекли хлеб для всего Центрального фронта. И каждое утро к окопам солдат доносился запах свежеиспеченного хлеба. У солдат-хлебопёков не было передышек и затишья между боями – каждое утро бойцы должны были получить свой паёк, и ничто не должно было помешать этому.

– Хлеб пекли и ржаной, и пшеничный, – продолжает Валентина Владимировна.– Но чаще пшеничный, он быстрее подходил. А поскольку наша пекарня была на передовой, была дорога каждая минута. Муку нам доставляла продслужба, иногда мы искали сами по ближайшим разбомбленным немецким складам. Фашисты не успевали ее вывезти. Бомбежки тогда были частыми. Пока едешь до складов, все спокойно, а на обратном пути, смотришь – уже воронки от снарядов. Бывало, и сами под бомбы попадали, но, слава Богу, никого не убило.

– А как пекли хлеб?

– В полевых печах, которые мы делали сами. Для этого в машине возили с собой кирпичи, листы железа, корыта, в которых замешивали тесто. Останавливались войска, останавливались и мы. У них подготовка к атаке, а мы сразу же выкапывали яму под печку, обкладывали кирпичами, клали на нее железные листы. Тут же в обязательном порядке, на случай бомбежки, рыли и укрытие. Пекарями в нашей бригаде были парни-украинцы. В каждое корыто насыпали 2-3 мешка муки и месили тесто вручную. За сутки делали 4 замеса. А в это время подъезжали военные машины из разных частей и ожидали в лесополосе.

– Хлеб, наверное, очень вкусный пекли?

– Хлебушек наш похвалил сам полководец Георгий Жуков, сказав: «Вкусный хлеб! Спасибо вам за то, что наши солдаты и на переднем крае едят такой вкусный и свежий хлеб!».

– Успевали сами-то покушать?

– Голода особо не чувствовали, – рассказывает Валентина Владимировна. – Пока хлеб печется, нанюхаешься запаха, куда и голод уходил! Иногда варили суп – картошечка, травка. Главное, чтоб соль была! Водичка и соль! Когда воевали на Курской дуге, была большая проблема с водой – набирали ее на болотах, реках, в ручьях. Таскали сами: ведрами, бочками. И надо было принести не одно ведро воды. Было и такое: отнесешь бочку, возвращаешься, а в реке уже труп лежит. Все, бежишь дальше, ищешь другой источник. Сначала было страшно, а потом привыкли. Странно, но мы не думали тогда о смерти, а просто жили так, как жизнь заставила, – говорит Валентина Владимировна. – Так что за сутки так накрутишься, что, как только смена заканчивается – падаешь замертво. Спали очень мало. Некогда было.

– Оружие вам было положено?

– Было у нас и боевое оружие. Ночью ж мы по очереди несли караульную службу, охраняли наши печи и мешки с мукой.

– А жили где?

– Жили в палатках. Летом, ничего, а вот зимой! От холода спасала обыкновенная железная бочка, в которой круглосуточно жгли сосновые ветки. Как топить печку – знала с детства. Пригодилось на фронте…

Было тяжело, особенно во время Курской битвы. Хлеб на передовую доставляли машины, но когда весной или осенью была распутица, то начинал действовать «живой конвейер» – девчонки, уложив на носилки в 2-3 ряда горячие буханки, обходными тропами, опасаясь обстрела, бегом несли его на своих хрупких плечах в окопы. Бывало, осколки от бомб и снарядов попадали в хлеб, и солдатам приходилось выбирать их.

В Победном мае 1945 года гвардии рядовая Валентина Переверзева с боевыми наградами вернулась в родную Мокву. Здесь встретила дорого и любимого Алексея Михайловича. Вышла замуж. Родилась у них дочь Екатерина. Так сложилась жизнь, что рано умер ее муж – фронтовик. Одна растила дочь. Как говорят, дала ей высшее образование. Выдала достойно замуж за достойного человека. Помогала растить внуков. Последнее время работала Валентина Владимировна в санатории Моква поваром 5 разряда.

…Валентине Владимировне 7 октября исполнилось 90 лет.

Рита МИЛОСТНАЯ. Фото Валентина Переверзева

kursk.bezformata.ru

1. Открытие «хлебного фронта». Сталинский террор в Сибири. 1928-1941

1. Открытие «хлебного фронта»

Для нас, большевиков, нет интересов Сибири, интересов Кавказа, Украины. Для нас интересы революции в целом — прежде всего и выше всего.

Эйхе, 1930 г.

Непосредственной причиной, подтолкнувшей власть к расширению репрессивной политики, стали экономические осложнения в стране, главным образом в сфере продовольственного снабжения. Несмотря на все попытки большевиков организовать рыночную экономику по своим особым меркам, их усилия на этом поприще оказались малоэффективными. В течение всего нэповского периода провалы следовали один за другим, пока наконец советская хозяйственная система не зашла в тупик. Произошло то, что рано или поздно должно было произойти. К концу 1927 года большевистский полурынок, обслуживавший скорее политику, чем экономику, пришел в совершенное расстройство. Созданный им хозяйственный механизм не обеспечивал и минимальных потребностей государства в зерновой продукции. Поступления из деревни резко сократились ввиду того, что главное действующее лицо — крестьянство — перестало поставлять свой хлеб по ценам, предлагаемым правительством, ожидая лучших условий в отношении спроса.

Тревожные сигналы с рынка большевистское руководство восприняло в привычной для него манере. Оно решило силой отнять хлеб у крестьян. Полагая, что некоторое отступление от принципов провозглашенного ими нэпа не может повредить развитию отношений с крестьянством, вожди партии постановили принять «временные чрезвычайные меры», чтобы с их помощью поправить положение с хлебом.

Самым решительным сторонником насилия выступал Сталин. В первых числах января 1928 года он стал рассылать местным партийным работникам секретные телеграммы, в которых потребовал «применять немедленно жесткие кары». «Особые репрессивные меры, — указывал он, — необходимы в отношении кулаков и спекулянтов, срывающих сельскохозяйственные цены»{5}. И пояснял:

«Чтобы восстановить нашу политику цен и добиться серьезного перелома, надо сейчас же ударить по скупщику и кулаку, надо арестовать спекулянтов, кулачков и прочих дезорганизаторов рынка и политики цен. Только при такой политике середняк поймет, что перспектива повышения цен на хлеб

есть выдумка спекулянтов, что спекулянт и кулак есть враг советской власти…»{6}.

В телеграмме 14 января 1928 года генсек отметил особое значение Урала и Сибири в хлебозаготовках. Он подчеркивал: «нажим нужен здесь отчаянный, так как это последний резерв». Сталин изображал положение как критическое и добивался, чтобы местные функционеры понимали это именно так. Перед лицом угрожающих обстоятельств любое насилие могло выглядеть законной революционной мерой, вполне оправданной в глазах всякого правоверного коммуниста.

В середине января генеральный секретарь сам выехал в Сибирь, чтобы продиктовать крестьянам условия поведения на рынке. В течение нескольких недель он разъезжал по городам и сельским районам края, выступал на разных собраниях, заседаниях, встречах, наблюдал и оценивал ход событий на «фронте хлебозаготовок».

Метод переговоров с обладателями зерновых запасов, с самого начала предложенный умеренными партийцами, Сталиным был категорически отвергнут. Заявляя, что крестьяне «не так поняли новую экономическую политику, как нужно было бы ее понимать», он насмехался над теми, кто искал выход из кризиса в усилении товарообмена. Генсек признавал полезными совсем другие способы. Сибирским коммунистам он терпеливо разъяснял:

«Аргументация силовая имеет такое же значение, как аргументация экономическая, а иногда она имеет даже большее значение, когда портят рынок, всю нашу экономическую политику стараются повернуть на рельсы капитализма, на что мы не пойдем»{7}.

Для тех, кто сомневался, что между рынком и насилием существует прямая связь, Сталин приводил живые примеры. Он ссылался на недавний опыт хлебозаготовок на Украине.

«Вот как обернулось дело, — говорил он. — По голове скупщиков ударили, а рынок уже оздоровился…т. е. заготовки поднялись в 2 раза. То же самое наблюдается и по центральным губерниям: было около 500–600 тыс., а теперь заготовляют около полутора миллионов. (…) От этих фактов не уйдешь, и они опровергают ваши предположения, а, следовательно, подтверждают то, что наши меры оказались даже более действительными (Так в тексте), чем мы думали. Значит, пружину у рынка мы уловили, как раз в точку ударили и этим хлебозаготовки подняли»{8}.

Принципы такой политэкономии предстояло теперь распространить и в Сибири.

По требованию Сталина принят был следующий план: в основных зерновых районах немедленно организовать энергичную карательную акцию против «злостных держателей хлеба» с привлечением их к уголовной ответственности как преступников. Для возбуждения против них уголовных дел договорились использовать «законное» основание — 107 статью Уголовного Кодекса РСФСР, разрешавшую арест владельцев хлеба и конфискацию у них «излишков» по мотивам «злостного повышения цен на товары путем скупки, сокрытия или не выпуска таковых на рынок»{9}.

Сталин настоял также, чтобы карательная кампания осуществлялась не скрытыми операциями отрядов ГПУ, как планировали местные руководители, а с максимальной гласностью — с прокурорскими санкциями, показательными процессами и газетной пропагандой. Он предпочитал действовать открыто, даже демонстративно. Ему нужен был публичный эффект, чтобы запугать одновременно всех крестьян, заставить их признать, что у них нет иного выхода, как подчиниться ультиматуму властей.

Сталин позаботился и о деталях задуманной им кампании. С его участием в Сибкрайкоме были подготовлены особые указания местным работникам в виде секретного циркуляра: проводить расследование по «кулацким» делам «в течение суток, а в исключительных случаях — не более чем в трехдневный срок»; слушать дела без участия обвинения и защиты, «допуская таковые только лишь в случае необходимости устройства, по решению тройки, широкого показательного процесса», утверждать все приговоры, не смягчая их и не удовлетворяя кассационных жалоб.{10}

Таким образом, вы «революционная законность», созданная нэпом, безжалостно разрушалась под натиском тех требований, которые Сталин решил предъявить крестьянству.

Но сталинские планы простирались гораздо дальше простого намерения отобрать хлеб у зажиточных. Куда важнее было устранить главное препятствие для овладения хлебом в будущем — самих сельских хозяев с их независимостью.

На совещании в Сибкрайкоме 20 января сталинская речь о перспективах развития деревни прозвучала как приговор единоличным хозяйствам. Было определенно заявлено, что «линия развития кулака» не имеет никаких шансов на будущее, «…путь дальнейшего укрепления, дальнейшего развития единоличных кулацких хозяйств — путь, который для нас закрыт»{11}.

Оставалось таким образом последнее лекарство для деревни — колхозы. «Других путей, кроме объединения мелких и мельчайших хозяйств в крупные коллективные хозяйства, нет. При советском режиме не существует других путей», — заключил Сталин.

В деревне между тем сотни вооруженных партийцев начали инвентаризацию имущества зажиточных крестьян и изъятие «излишков». Уже в январе 1928 года кампания хлебозаготовок представляла собой обычную продразверстку. Повальные обыски, облавы, запреты на торговлю, конфискация скота, сельхозмашин и крестьянского барахла внезапно вернули сибирскую деревню к 1920–1921 годам.

Большинству крестьян был нанесен очень сильный психологический удар. Сельские хозяева, успевшие привыкнуть к определенным советским гарантиям, неожиданно обнаружили, что никаких гарантий больше не существует. Отныне власти запрещают земледельцам распоряжаться плодами своего труда и требуют сдавать продукцию по «твердым ценам». Кто был не согласен — у того отнимали силой и сажали по 107 статье.

Свободная торговля была поставлена под контроль. Если крестьянин попадался на продаже зерна выше госцены в 1,2–1,3 рубля за пуд, он тут же становился добычей ГПУ или милиции.

С нормами изымаемых «излишков» никто не считался. Политбюро лишь сделало вид, что устанавливает некие общие правила, допускающие конфискацию у обладателей запасов не менее двух тысяч пудов. Реально же таких хозяев в Сибири были единицы, поэтому со своим хлебом должны были расстаться те, кого принято было считать середняками. Так и происходило: отнимали последние 50 и 60 пудов, а самих «злостных держателей» отправляли за решетку.

Р.И. Эйхе, С.И. Сырцов, В.Н. Кузнецов. Июнь 1929 г.

Один из главных сталинских «заготовителей» в Сибири, С.И. Сырцов, так разъяснял подчиненным методологию хлебозаготовок:

«Мы этих крупных держателей, как общее правило, сейчас не имеем, и если бы мы приняли в голой форме, просто провели бы резолюцию ЦК, мы закрыли бы возможность дальнейшего применения 107 статьи…нет опасности в том, что организации будут применять 107 статью, не ограничивая себя рамками политбюровских 2000 пудов…Важно не то, каким количеством пудов хлеба располагает кулак для срыва рынка, нашего плана, а важны те возможности, которыми он сможет оказать влияние на всю деревню.

Если кулаку удалось разбазарить свои запасы — это не значит, что мы его не можем трахнуть 107 статьей. Мы не зарекаемся от применения к кулаку уголовного кодекса в целом. Если бы мы стали думать, что существует одна 107 статья, мы заранее бы себя разоружили. Мы должны все силы обрушить против врагов пролетариата»{12}.

В феврале Сырцов и Эйхе телеграфно докладывали Сталину: «Четвертая пятидневка дала 3767 тысяч пудов. (…) Итоги репрессии: на 20 февраля арестовано 1054 чел., из них по 107 статье — 920»{13}.

Через две недели — новая сводка: «арестовано около 1400 человек. Процессы по 107-ой продолжаются, привлекаем держателей и кулаков, не придерживаясь нормы письма ЦК…»{14}.

Бесцеремонность в действиях властей в деревне привела крестьян в крайнее замешательство. Многие из них растерялись и не могли понять, чем вызвано резкое изменение политики властей. Поползли слухи о готовящейся войне и предстоящем голоде. Но когда выяснилось, что «советская власть зажиточных не любит» и рассчитывает попросту отнять у них хлеб, деревня начала быстро приспосабливаться. Хлеб стали укрывать всеми доступными способами: раздавали по родственникам и соседям, передавали на хранение бедноте и семьям красноармейцев, используя их относительную неприкосновенность, перемалывали зерно на муку.

На крестьянскую изворотливость власти ответили еще большим ожесточением. В апреле 1928 года Политбюро потребовало «усилить нажим на кулацкую часть и частников, злостно спекулирующих крупными партиями хлеба, применяя к ним директивы ЦК по 107 статье УК»{15}.

На деревню набросилась новая орда «уполномоченных» и «заготовителей». К лету почти весь товарный хлеб из крестьянских амбаров был выметен и, казалось, брать больше нечего. Однако из Москвы потребовали продолжить изъятия.

На строгие директивы Политбюро Сырцов попытался осторожно возражать. Он стал уверять Сталина, что все крестьянские запасы исчерпаны, и даже для снабжения сибирских городов продуктов не хватает.

«…настоящий период кампании, — сообщал он, — характеризуется значительным обострением на внутрисибирском хлебном рынке, обострением недовольства тарифицированного населения городов и деревенской бедноты на почве полного или частичного недоснабжения этих групп населения продовольственным хлебом. (…) Наблюдается повсеместно сильный рост рыночных цен на хлеб…крупного спекулянта хлебом на рынке нет. Один-два мешка — вот обычные партии купли-продажи.

Излишки хлеба у верхних слоев крестьянства, несомненно, еще имеются, но крупных запасов в отдельных хозяйствах, как правило, нет. Именно этим объясняется то обстоятельство, что 107 статью теперь применять гораздо труднее, чем в разгар кампании»{16}.

Но у Сталина были свои соображения. Ему нужен был хлеб, а не оправдания, и взять его требовалось любой ценой. На укрепление «хлебозаготовительного фронта» он командирует в Сибирь двух контролеров из своего секретариата — С.В.Косиора и Поскребышева. Под нажимом этих агентов план хлебозаготовок для Сибири был увеличен еще на 5,5 миллионов пудов «вследствие недовыполнения плана по другим районам Союза», а Сибкрайком вынужден был возобновить репрессивные меры против «кулаков и организаторов кулацких выступлений, срывающих хлебозаготовительную работу»{17}.

В мае-июне 1928 года чистка крестьянских амбаров достигла максимального размаха. Поскольку владельцы крупных запасов уже были разорены и посажены, основная тяжесть заготовок перешла на «классово-близких» — середняков и бедняков. Основанием для новых арестов и конфискаций служило теперь не количество хранимого зерна, а «злостность» держателя. Чаще всего она выражалась в раздаче хлеба односельчанам в долг или бесплатно, сокрытии и скупке зерна, в попытках утаить «излишки» при содействии должностных лиц.

Насилие и произвол опять приняли повсеместный характер. У части крестьян были отняты последние припасы. Местные партийные отряды устраивали облавы, создавали вооруженные заставы на дорогах, чтобы не допустить вывоза хлеба в города. Были, наконец, и неординарные случаи, как в Каменском округе, где один из уполномоченных 10 дней держал под арестом все село, добиваясь выполнения продразверстки{18}.

Крестьяне, казалось, были близки к всеобщему бунту. Повсюду слышался ропот и клокотала ненависть мужиков, но взрыва не произошло. Крестьянский протест проявлялся лишь отдельными вспышками ярости наиболее пострадавших и словесным выражением недовольства. Самыми отчаянными поступками стали ночные поджоги сельских правлений, хождение возбужденной толпой к «начальству» и стихийные женские сборища с требованиями выдачи хлеба.

Случаи массового неповиновения, однако, представляли собой редкое исключение. Так, в селе Агинское, Канского округа, развязные действия местных властей вызвали даже массовые стихийные беспорядки. Негодующая толпа крестьян, собравшаяся в базарный день, силой освободила из милиции арестованных односельчан. Краевое руководство Сибири признало, что причина волнения заключалась в «неправильной политике районного суда»{19}.

После решения июльского пленума ЦК ВКП(б) об отмене чрезвычайных мер атаки на крестьян временно прекратились. К этому моменту стали ясны некоторые результаты репрессий. По неполным данным в Сибири «за хлебозаготовки» было осуждено более 4000 крестьян и работников низового аппарата (сельских советов и кооперативов){20}. Часть из них успела отсидеть в тюрьме по нескольку месяцев, а другая часть выпущена сразу в связи с началом новых сельскохозяйственных работ. К этим жертвам следует прибавить и тех, кто был репрессирован внесудебным порядком — в ходе операций ОГПУ «по изъятию частников-держателей хлеба». Согласно специальной инструкции ОГПУ лишь половина арестованных кулаков подлежала передаче в суды, все остальные отправлялись в концлагеря по решениям «троек» и Особого Совещания{21}.

Июльский пленум ЦК 1928 года принес деревне некоторую передышку. Под огнем критики со стороны правых во главе с Бухариным сталинцы не решились продолжать натиск на крестьян с такой жестокостью, как в зимние месяцы. Пока в Политбюро шла оживленная борьба за «генеральную линию» и исход ее оставался не ясным, они предпочитали маневрировать, делая вид, что подчиняются требованию правых не прибегать к использованию чрезвычайных мер.

С лета 1928 года, перед новым походом партии за хлебом, низовым организациям было предложено начать строить отношения с деревней как бы заново, вернувшись к «исключительно нормальным методам заготовок без применения каких-либо чрезвычайных мер»{22}. Теперь, по указанию ЦК, способом овладения крестьянским хлебом должно было стать «упорядочение хлебного рынка», «широкая и правильная разъяснительная работа», «энергичная работа по организации бедноты и середняцкого актива».

Разумеется, такой план, как результат чисто политического компромисса, мог осуществиться только на бумаге. С реальной действительностью он не имел ничего общего. Создавалась лишь иллюзия способности властей решать уговорами такие проблемы, которые уже решались насилием.

Всю вторую половину 1928 года сталинцы сохраняли сдержанность, оказывая на деревню лишь психологическое и экономическое давление. Были даже увеличены (на 15–20 %) закупочные цены на хлеб{23}, но на итоги заготовок это повлиять уже не могло. К началу 1929 года стало совершенно очевидным, что никакое бумажное «упорядочение рынка» не заставит крестьян добровольно уступить свой хлеб.

Продовольственные поставки, продолжавшие идти какое-то время самотеком, постепенно прекратились.

Партия снова оказалась перед выбором: либо насилие, либо признание полного политического банкротства. Даже бухаринцы в такой ситуации не могли больше настаивать на мирном исходе.

Надеясь избежать окончательного провала хлебозаготовок, Политбюро решает ввести в действие новый, более изощренный способ принуждения. На этот раз основная ставка делается на то, чтобы изъять продовольствие у зажиточных руками самих крестьян. Это должны были сделать малообеспеченные односельчане.

По замыслу кремлевского руководства право конфискации излишков» теперь из рук администрации передавалось сельской «общественности». «Общественность», составленная из лиц, заинтересованных в разделе кулацкого хлеба (активисты и беднота), как бы «по собственной инициативе» должна была выделить «кулацкую верхушку» и назначить ей задание по сдаче хлеба. Все оставшееся сверх кулацкого задания следовало распределить между остальными хозяевами «в порядке самообязательства». Кроме того, определенная доля собранного продовольствия доставалась и самой «общественности» в качестве награды.

Таким образом, речь по существу шла о восстановлении того же порядка, который уже служил большевикам в 1918 году, позволив им удержать власть в критический момент.

В марте 1929 года по предложению Л.М.Кагановича новый способ выколачивания хлеба был утвержден на заседании Политбюро и получил значение директивы для Казахстана, Сибири и Урала{24}.

Вслед за этим в Сибирь и Казахстан направили и самого Кагановича, чтобы на месте провести в жизнь метод «общественной инициативы».

Каганович прибыл в Новосибирск с готовыми рецептами. На заседании Сибкрайкома 27 марта по его предложению было решено использовать «общественность» как инструмент постоянного давления на кулаков. Каганович распорядился организовать в «отстающих» районах Сибири судебные процессы над кулаками и установить «систему ударных сел»{25}.

Метод «общественного воздействия», получивший официальное название «урало-сибирского», стал завершающим этапом разложения деревни. За ним начиналась открытая схватка — гражданская война.

Партия сделала все для того, чтобы деревня занялась самоистязанием. Повсеместно создавались группы лиц для организации «бойкота». Деятельность этих групп состояла в регулярных обходах кулацких дворов и устройстве различных «показательных мероприятий». Чаще всего «мероприятия» приобретали форму откровенного публичного издевательства и унижения кулака и его семьи. К домам и заборам «бойкотируемых» прибивали «черные доски» — свидетельство общественного презрения — или таблички с надписями типа: «Здесь живет враг советской власти, злостный держатель хлеба». Ходили по селу с чучелами кулаков, символическими гробами, мазали ворота дегтем, устраивали церковные скандалы. Доходило до самых безобразных сцен, которые заканчивались тем, что мирные односельчане превращались в заклятых врагов.

Сибирский прокурор Лисин приводит следующие факты: «В начале апреля с.г. уполномоченный Сибкрайсоюза Гречанин в Минусинском округе, в селе Тесь, предложил ходить группами в дома к держателям, в которых нещадно производить курение табака, харкать на пол, приносить на обуви побольше грязи. В сельском совете это одобрили. Разбились на несколько групп по 20–30 человек, потребительское общество выдало бесплатно для «окуривания» махорки… Группы ходили с черными досками с фамилиями держателей, входили в дом, усиленно курили, харкали на пол, сбивали на пол с обуви грязь, а затем шли в другой дом, прибив у оставленного дома принесенную черную доску. В другом селе того же округа такие обходы совершались целой демонстрацией в 150–200 человек с гармошкой и частушками: «Побьем кулака, разорим середняка». Имелись случаи обмазывания ворот дегтем…

В другом селе, Локоть, 10 марта вызвали на бедняцкое собрание нескольких кулаков, поставили их на скамейку и заставили бедняков плевать в глаза кулакам. За отказ плевать бедняков выводили из бедняцкого собрания»{26}.

Но самые важные акции все же проводил государственный аппарат. С весны 1929 года партия обрушила на головы кулаков новую карательную меру — 61 статью Уголовного кодекса. Цель ее состояла в том, чтобы не только изъять хлебные ресурсы, но и постепенно удушить экономически самостоятельных хозяев. Статья вводила так называемую «пятикратку», штрафование в пятикратном размере стоимости обложения «злостных держателей» с последующей распродажей их имущества. К исполнению этой меры опять привлекли «бедняцко-середняцкую общественность». За участие в «обуздании кулаков» Политбюро установило специальное вознаграждение — 25 % от реализации кулацкой собственности — на «помощь бедноте»{27}.

После этого процесс насильственного раскрестьянивания и самоликвидации крепких хозяйств стал нарастать как снежный ком.

«По неполным данным 13-ти округов к маю 1929 года было описано около 8-ми тысяч хозяйств, в том числе более 2 тысяч, имущество которых распродано»{28}. Органы ОГПУ арестовали несколько тысяч человек как «саботажников хлебосдачи», а также ликвидировали 43 «кулацко-антисоветские группировки»{29}.

В телеграфных сообщениях руководителям Сибири Сталин твердил только об одной не дающей ему покоя проблеме — «усилении заготовок». Она звучала у него как заклинание. Он требовал, почти просил местных начальников, не ослаблять насилия и неизменно подчеркивал безвыходность ситуации. В меморандуме Сырцову и Эйхе от 11 марта 1929 года генсек сообщал:

«… Мы не можем ввозить хлеб, ибо валюты мало. Мы все равно не ввезли бы хлеба, если бы даже была валюта, так как ввоз хлеба подрывает наш кредит за границей и усугубляет трудности нашего международного положения. Поэтому надо обойтись без ввоза хлеба во что бы то ни стало. А сделать этого невозможно без усиления заготовок. У нас даже поговаривают о том, что в случае дальнейшего падения заготовок, взять из местных запасов необходимое количество хлеба. Moжете из этого судить, до чего серьезно положение с хлебом.

Можно было бы мириться так или иначе с положением, если бы не было хлеба в стране. Но все утверждают, и это утверждение никем еще не опровергнуто, что хлеб есть в стране. Нужно только уметь его взять. (…)

Надо принять все законные меры обуздания спекулянтских и кулацких элементов для того, чтобы выполнить это задание. Другого выхода нет. Хлебный заем не дает выхода, так как на деле он обязательно должен выродиться в сплошную конфискацию. Это не годится. Нужно нажать на спекулянтско-кулацкие элементы деревни, используя все законные пути. Нужно всем вам разъехаться на места, мобилизовать все основные силы для усиления хлебозаготовок и остаться на местах до создания нового перелома в заготовках. Имейте ввиду, что времени осталось вам мало. Имейте также ввиду, что нам дорог теперь каждый новый миллион пудов…»{30}.

Сталин все еще рассчитывал обобрать крестьян с помощью законов, которые лежали у него в кармане.

Осенью 1929 года, огонь по кулацким позициям был открыт изо всех «законных» орудий. Партия ввела в действие самые решительные способы принуждения в расчете окончательно сломить сопротивление имущих крестьян. 95420 хозяйств получили «твердые задания»{31}.

В сентябре и начале октября прошло около 200 судебных процессов по 107 статье с преследованием за несанкционированную торговлю и сокрытие хлеба. Затем последовали кары за несдачу зерна, неуплату долгов и пятикратного обложения, за контрреволюционную агитацию. С особой силой удары наносились по «кулацким авторитетам», наиболее влиятельным сельским хозяевам, в которых власти видели одну из главных причин своих затруднений в деревне. Эти люди почти повсеместно были арестованы и отправлены в лагеря особого назначения.

Судебно-следственные органы, аппарат ОГПУ работали с небывалым напряжением. Более половины сотрудников прокуратуры и суда безвылазно сидели в сельских районах, обеспечивая работу карательного конвейера по упрощенной процедуре. Сводки ОГПУ сообщали: с начала заготовительной кампании в Сибири по ноябрь 1929 года арестовано 4494 человека, из них кулаков — 3205.{32}

В ноябре правительство перекрыло последние каналы, через которые крестьянская продукция могла ускользнуть из его рук. От лица прокуратуры оно объявило, что распродажа своего имущества, а равно передача его родственникам или соседям будут квалифицироваться как «мошеннические действия» И караться лишением свободы до пяти лет с конфискацией имущества. «Соучастниками в мошенничестве» объявлялись и те, кто осмеливался взять чужое имущество на хранение{33}. Таким образом был получен еще один источник пополнения лагерей и тюрем.

Итоги схватки за хлеб 1929 года оказались беспрецедентными по своим масштабам и последствиям. Только по 61, «кулацкой», статье число осужденных составило 15317 человек. Наказанием для них стали лишение свободы, конфискация имущества и высылка по отбытии наказания в отдаленные районы{34}.

Всего, по сведениям краевой прокуратуры, за 1929 год «в связи с проводимыми кампаниями» в Сибири в местах заключения оказались 23 тысячи человек, главным образом из крестьян и низовых сельских работников{35}. В это число не вошли 4,5–5 тысяч других жителей деревни, репрессированных ОГПУ как наиболее опасные «спекулянтские» и «контрреволюционные элементы».

Но основные события были впереди. Все, что происходило до сих пор, представляло собой лишь прелюдию, подготовительную кампанию перед самой крупной и самой серьезной операцией из всех, когда-либо проводившихся Сталиным и его сообщниками.

В декабре 1929 года на конференции аграрников-марксистов Сталин заявил:

«…от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества мы перешли к политике ликвидации кулачества, как класса».

«Наступление на кулачество, — продолжал он, — есть серьезное дело. Его нельзя смешивать с декламацией против кулачества. Его нельзя также смешивать с политикой царапанья с кулачеством, которую усиленно навязывала партии зиновьевско-троцкистская оппозиция. Наступать на кулачество — это значит сломить кулачество и ликвидировать его, как класс.

Вне этих целей наступление есть декламация, царапанье, пустозвонство, все что угодно, только не настоящее большевистское наступление. Наступать на кулачество — это значит подготовиться к делу и ударить по кулачеству, но ударить по нему так, чтобы оно не могло больше подняться на ноги. Это и называется у нас, большевиков, настоящим наступлением»{36}.

Следующая глава >

history.wikireading.ru

ВСЁ ДЛЯ ФРОНТА, ВСЁ ДЛЯ ПОБЕДЫ!

Поездку в Жостово мы все ждали с нетерпением: читали книги, рассматривали иллюстрации о старинном народном промысле. Но никто из нас не мог и представить, что эта экскурсия познакомит нас не только с творчеством живописцев  Жостово, но и расскажет нам о тяжёлой военной поре 1941-1945 годов.

        Когда мы добрались до места, на фабрике нас встретила хранительница музея и одна из старейших живописцев Раиса Ивановна Благова.  Она показала нам фабрику, цеха, рассказала о истории производства жостовских подносов и о современных технологиях. А когда мы пришли в музей, Раиса Ивановна продолжила свой рассказ. И эта глава её повествования была о Великой Отечественной войне.  Эта женщина знает о войне не понаслышке.      

           В 1941 году многим художникам пришлось уйти на фронт. На фабрике работали старики и женщины. Им помогали и подростки. Производство пришлось остановить, когда враг совсем близко подошёл к столице. В то время было принято решение спрятать коллекцию образцов изделий XVIII-XIX веков. Её бережно упаковали и зарыли в погребе артели. Все работники занимались строительством оборонительных сооружений и заготовкой дров для Москвы. Чуть позже артель стала выпускать вёдра,  котелки для солдат, поддоны для хлебозаводов. Артель работала беспрерывно: "Всё для фронта! Всё для победы!" Самыми сильными и тяжёлыми воспоминаниями того времени стал рассказ о голоде. Раиса Ивановна говорила нам о том, что и взрослые, и дети могли не есть по несколько дней. От голода люди на фабрике падали в обморок. Особенно тяжело приходилось зимой.

        В 1943 году производство подносов возобновили. Люди тщательно восстанавливали старинные традиции. Но ещё шла война. Художников не хватало. Именно в это время Раиса Ивановна Благова пришла девочкой - подростком учиться на фабрику народному промыслу. Уставшая, она приходила домой и, голодная, ложилась спать. А, просыпаясь утром, снова думала только об одном: "Как же хочется есть!" Но надо было работать. Работники жостовской артели получали маленький паёк. Это стало хорошим подспорьем для семьи.Так люди восстанавливали древние традиции. И их труд принёс свои результаты. В начале 1945 года коллекция жостовских подносов уже участвовала в международной выставке в Лондоне.

Ваша оценка: Нет Рейтинг: 8.5 (13 голосов)

Филимонов

Григорий   Константинович. 

            Я, Никита Левинсон, хочу рассказать о своем  прадеде.

        С 1917 года берёт своё начало история семьи Филимоновых.  Жизнь семьи Филимоновых - это историческая частичка нашей Родины.

        Филимонов Григорий Константинович родился 12 февраля 1919 года в бедной крестьянской семье, состоявшей из шести человек.

        С 1939 по 1940 года мой прадед проходил службу в погранвойсках, на границе с Финляндией. В это время фашистская Германия, напав на Польшу, начала вторую мировую войну. В 1940 г. он был направлен на учёбу в 1-ую окружную школу сержантского состава. После окончания школы был направлен для дальнейшего прохождения службы в 103 погранотряд по охране железнодорожных объектов на участке городов Выборг, Ленинград и тыла Ленинградского фронта.

      Страшная весть о начале войны настигла его, сержанта-пограничника, под Ленинградом.   

      В ноябре 1941 года рота, где он служил командиром отделения, была переброшена в с. Кобона.  Перед  ротой стояли боевые задачи:

- охрана и оборона ладожской дороги;

- поддержание установленного режима на дороге;

- борьба с вражеской агентурой;

- захват лётчиков сбитых самолётов противников;

- борьба с мародёрами и расхитителями  имущества складов, расположенных на берегу озера.

       Он  вспоминает с гордостью время, когда советские войска прорвали блокаду, разжали тиски голода и холода и рванули вперед.

       28 декабря 1941 года мой прадед был ранен. Но даже после ранения он продолжал оставаться в строю с боевыми товарищами и выполнять обязанности командира отделения.

      Прикрывая от врага «Дорогу жизни» через Ладогу, он не раз со своими боевыми товарищами побывал в ледяной воде «Ладожского озера».

       День 27 января 1944 года для ленинградцев и всего советского народа явился днем исторической важности и непередаваемой радости. В этот день войска Ленинградского, Волховского, 2-го Прибалтийского фронтов, Краснознамённого Балтийского Флота, а также многочисленная армия партизан, проявив мужество и отвагу, перейдя в наступление, прорвали мощные рубежи обороны противника. В этот день советские войска полностью сняли блокаду  г. Ленинграда, которая длилась 900 дней и ночей.

        После освобождения г. Ленинграда мой прадед был направлен  учиться на фронтовые курсы младших лейтенантов. После окончании курсов был возвращен в 105 стрелковый полк войск НКВД по охране тыла Ленинградского фронта, и был назначен на должность комсорга батальона.

      15 октября 1944 года после освобождения г. Риги 105 стрелковому полку НКВД было присвоено наименование «Рижский».

      Мой прадед, так же принимал участия в освобождении столицы Белорусии - г. Минск, после этого полк направили в г. Гродно.

      На завершающем этапе Великой Отечественной войны мой прадед принимал участие в битве за г. Берлин. Никогда  не забудет  он тот день, когда увидел обугленный скелет рейхстага и   победное знамя на его куполе.

      После окончания Великой Отечественной войны  прадед  принимал участие в войсковых операциях по борьбе с бандитами   в  Прибалтике с 1948 по 1957 годы.

     О героизме моего прадеда говорят и награды. Ордена: Отечественной войны 1 степени, Красной звезды – дважды, За службу Родине в Вооруженных Силах 2 степени и 20 медалей.

    Службу закончил в воинском звании полковник. Он учил молодёжь любить свою Родину, с честью и достоинством защищать её.

Я  горжусь своим прадедом  !

Левинсон Никита, ученик  2 класса "Г"  МОУ Лицей №2 г.Саратова

Ваша оценка: Нет Рейтинг: 9 (1 голос)

  Моя  прабабушка  - Эндакова  Анна  Алексеевна.  Ей  выпало немало испытаний  в  годы Великой Отечественной войны.  До войны  работала  она  учителем.  А когда  всех  мужчин  забрали  на фронт,  ее  назначили  председателем.  Всю  войну  молодая девушка  руководила  жизнью  односельчан.  Не  любила  прабабушка  вспоминать  годы  войны.  Очень  тяжело  пришлось  всем  в  те  годы.  Одно  из  её  воспоминаний - ехали на  санях  в  соседнюю  деревню,  вдруг  из  леса  вышли  мужчины.  Никого из  мужчин  не  должно  было быть  в  селе.  Стали  угрожать,  требовать  продукты, хотели  отобрать  лошадь.  Еле-еле  смогли  от  них  убежать. Потом  выяснилось, что  это  были  дезертиры. 

 Во  время  войны  собирали  продналог.  За  это  тоже  отвечала моя прабабушка.  Однажды  ей  даже  угрожали  расстрелом,  если  будет  собрано  не  всё.  А  собирать  нужно  у  женщин  и  детей,  которые  сами  голодали. Анна Алексеевна  смогла  справиться  со  всеми  трудностями.  За   свою  работу  в  годы  войны  моя  прабабушка  награждена медалью "За  доблестгный  и  самоотверженный  труд  в период  Великой  Отечественной  войны". 

Ваша оценка: Нет Рейтинг: 9.5 (6 голосов)

        Наша прабабушка-Суслова Галина Ивановна Великую Отечественную войну встретила в возрасте 20 лет, была она уже заведующей деревенской школы в Кировской области. Прабабушка вспоминает:«Как сейчас слышу стук в классную дверь: это пришли просить, чтобы отпустила ребят, чьи отцы и братья уходили на фронт. На проводы односельчан в конце деревни собрались старые и малые. От скорбных слов, слез и женского стона сжимается сердце. Горе людское - трудно передать словами.»

         В войну всем было голодно. Чтобы хоть как-то поддержать учеников, готовили в школе горячие обеды, собирали « кумушки»- головки клевера, лебеды, мешали с отрубями  и пекли лепешки. Дети все время просили есть, часто ложились спать голодными.

      К осени 41-го в деревне остались старики, женщины и дети. С фронта начали приходить долгожданные письма.  Пожилые женщины приносили в школу сложенные треугольником солдатские весточки и просили их прочесть. Прабабушка читала им письма, а они плакали от радости. Но чаще приходили похоронки. В каждый дом приходило горе!

      Деревня сплотилась в одну большую семью. Во время сенокоса учителя с учениками сгребали сено, собирали в поле колосья, убирали горох, копали картошку. Для раненых бойцов вышиваликисеты, носовые платки и увозили их в госпиталь. Ездили туда и с концертами. Сколько было радости у раненых при виде школьников. 

       В 1943 году Галину Ивановну назначили заведующей библиотекой. Она работала в библиотеке, на полях колхоза, собирала налоги, занималась отправкой посылок на фронт, укрепляла дух полуголодных, изнемогающих от непосильного труда подростков, женщин, стариков.

      За работу во время войны Галина Ивановна была награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов ».

      9 мая 1945 года в деревне был праздник со слезами на глазах. Оплакивали погибших земляков, лишь каждый третий остался в живых. 

        В 2011 году нашей прабабушке исполнилось 90 лет.

                                                                                                                                         Лада и Яна

Ваша оценка: Нет

Наша бабушка Лидия Ивановна Иванцова в девичестве была Новоселовой. И эту историю рассказала нам она.

Иван Федорович и Анна Ивановна познакомились на курсах шоферов в 1937 году. Вскоре они поженились и в сентябре 1939 года у них родилась дочь Лида (наша бабушка). Только их счастье было недолгим, так как зимой 1939 года началась финская война, и Иван Федорович был призван. После финской войны в марте 1940 года он вернулся. Однако в сентябре 1941 года вновь ушел на войну Великую Отечественную. Их эшелон бомбили, и Анна Ивановна в ноябре 1941 года получила извещение на мужа «Пропал без вести». 

Всю войну прабабушка Анна Ивановна Новоселова работала водителем на машине ГАЗ-51, развозила муку и хлеб от хлебозавода. Машина была газогенераторная, топилась дровами. Зимы в Архангельске холодные. Машина разогревалась долго, иногда совсем не заводилась. Анна Ивановна ростиком была маленькая. Порой было невыносимо сложно. Чтобы завести машину, нужно было ручку крутить, ей тогда помогал ее отец Иван Иванович.

Когда началась война, Анна Ивановна была беременна вторым ребенком. Схватки начались прямо в машине, она доехала до роддома, остановила машину и пошла рожать. Так Анна Ивановна родила семимесячным сына Толика. Но благодаря поддержке своих родителей дети во время войны выжили.  

Ваша оценка: Нет

Мою прабабушку зовут Авдюшина Евдокия Матвеевна, я ее зову просто баба Дуся. Я очень ее люблю. Она очень добрая и внимательная. Сейчас ей 84 года. Родилась она 3 августа 1925 года. 11 лет назад моя бабушка Галя, которая приходится дочерью бабе Дуси, забрала ее к себе в Волгоград, так как баба Дуся стала терять зрение, и за ней нужен уход. А так она всю свою жизнь прожила на Кубани.Когда началась Война, бебе Дуси было 16 лет. Во время Войны она работала в тылу, на кирпичном заводе № 2, на хуторе Москальчук, в керамическом цеху. Работали по 12 часов, с 7.00 утра до 19.00 вечера, правда, обед был 2 часа, но во время обеда приходилось кормить лошадей.В августе 1942 года немцы оккупировали Кубань. Во время оккупации люди боялись жить в своих домах, на ночь собирались несколько семей в одном доме, так как боялись немцев, они могли убивать и грабить. Немцы грабили людей - отбирали одежду, обувь, еду, уводили скотину. Немец мог убить домашнюю птицу и заставить ее для него приготовить.В январе они стали отступать. Была распутица и немецкие машины, которых было три, застряли. Тогда немцы выгнали из домов всех женщин и детей толкать машины. Бабе Дусе нечего было обуть на ноги, у нее были только носки, но ее все равно выгнали вместе со всеми толкать машины. Ее ноги скользили, она часто падала, тогда немец подошел к ней, подставил к спине наган и стал кричать - «Убью!!!». Женщины стали заступаться за бабу Дусю, говорили, что из-за того, что у нее скользят ноги, ей тяжело толкать машину, но немец на это сказал, что всех русских надо убивать.Немцы отступили примерно 25 января 1943 года, и несколько дней на хуторе не было не русских, не немцев. И вот утром, 30 января, верхом на лошадях трое русских солдат въехали на хутор. Местные жители выбежали к ним и от радости стали целовать солдат и их коней, все от радости плакали.

Очень тяжело было жить в военное время! После того, как прошли наши, уже по запоздалым данным немцы стали бомбить их станицу Алексеевскую. Бомбили дома и люди убегали прятаться к реке, так как думали, что речку бомбить не станут.8 Войну пришлось пережить и голод и холод. Но народ был дружный и сплоченный, беда сблизила всех.Два долгих года ждали Победу! Жили в муке, в нищете и страхе.9 мая 1945 года, как обычно, баба Дуся была на работе. Неожиданно для всех в 8.00 утра прискакал на лошади нарочный, и сообщил, что кончилась Война! Мы победили!!! Все рабочие побросали свои рабочие места, и пошли проводить собрание. Все обнимались, плакали от счастья и целовались. Победа! Пришла Победа!!!Теперь, уже в мирное время, самым любимым праздником, моей бабы Дуси, является 9 мая ДЕНЬ ПОБЕДЫ. В этот день мы обязательно приезжаем к ней с цветами, чтобы поздравить ее и вместе с ней порадоваться этому радостному событию.

Ваша оценка: Нет Рейтинг: 10 (1 голос)

Моя прабабушка Лукашенко (Лукина) Вера Васильевна родилась 30 сентября 1928 года в городе Самарканд, куда ее родители уехали из Ленинграда, где папа работал чертежником на Балтийском заводе, в голодный 1927 год. В семье было три дочери, она – младшая. Папа скрипач-самоучка стал преподавать в музыкальном училище, в семье все любили музыку. В доме всегда было много молодежи – друзей девочек. Когда началась война, Вере было 12 лет. Она хорошо помнит тот день, как дети бежали по улице и кричали: “Война! Война!”. Было страшно. Друзья, знакомые уходили на фронт. Старшая сестра Лариса училась в университете и дружила с эвакуированным из Ленинграда Давидом Самойловым , он часто бывал у них дома. Он стал известным поэтом, все знают его стихи, особенно написанные о войне. Лариса проводила его на фронт на Самаркандском вокзале. Прабабушка часто вспоминает, как голодно было, как на уроках в школе они ждали перемену, когда приносили и всем раздавали булочки. Она убиралась у соседей и за это давали продукты, которые она приносила домой. Папа трудился на двух или трех работах, чтобы прокормить семью. В 1942 году во время каникул Вера поехала с папой на строительство водных сооружений для Кызылкумского канала. Учеба в школе для нее закончилась, потому что вернуться домой удалось только через год. Все это время она работала вместе с папой. Приехав, поступила в медицинский техникум, а потом на подготовительные курсы в сельскохозяйственный институт. Студентов и слушателей во время войны посылали на хлопковые поля – собирать хлопок. Армии нужно было много хлопчатобумажной ткани для обмундирования, маскировки. Работа очень тяжелая, трудились с раннего утра до вечера при сорокаградусной жаре. Руки от колючих коробочек были в язвах, изранены, но все понимали, что они помогают фронту. Лучшие собирали по 500 – 600 кг хлопка, а самая младшая 15-летняя Верочка стала первой стахановкой - “тысячницей” – она собирала больше 1000 кг хлопка. О прабабушке писали в газете и наградили ее медалью “За доблестный труд во время Великой Отечественной войны”. День Победы прабабушка помнит очень хорошо, это была ни с чем не сравнимая радость, счастье. Собираясь в институт, Верочка даже надела на себя сразу два платья, все мысли были только о победе. В 1950 году она окончила институт по специальности ”Коневодство ” и поехала работать в казахский колхоз. Через некоторое время ее перевели в министерство сельского хозяйства Казахской ССР. В 1952 году стала женой военного старшего лейтенанта Лукашенко Леонида Николаевича и после того, как он окончил Академию бронетанковых войск в Москве, приехала с ним в Куйбышев (теперь – г. Самара). Работала экономистом на заводе ” Металлист”, кассиром в сберкассе, в детской поликлинике. Сейчас прабабушке 86 лет, она на пенсии. Вырастила двух дочерей, помогала воспитывать троих внуков. У нее трое правнуков. Вера Васильевна очень добрая, заботливая. Это о ней можно сказать – отдаст последнюю рубашку. Ее любят и уважают все, кто ее знает. В свои 86 лет она всем интересуется, знает множество стихов, учит новые. Ей очень нравится подбирать мелодии на фортепиано, хотя она единственная из сестер не смогла получить музыкальное образование. Я её называю Верулей, и мы с ней часто играли, да и сейчас тоже играем. Она очень любит слушать как я играю на пианино. У неё есть кошка Багира , которая её поддерживает, когда она не у нас в гостях. Я ее очень люблю.

Ваша оценка: Нет

Летом я со своей семьёй ездила отдыхать в санаторий «Руш». На одном из зданий увидела мемориальную доску, которая меня очень заинтересовала. На ней было написано, что в годы Великой Отечественной войны на территории санатория размещался эвакуационный госпиталь № 1714. Я задумалась о том, что мы, дети, мало знаем об этой войне, о тех людях, которые, не жалея своих жизней, шли в бой, о тех, кто работал в тылу на военных заводах, поставляя на фронт оружие и снаряды, о тех, кто лечил и помогал раненным в госпиталях.

Мой прадедушка Александр тоже воевал и был ранен, лежал в госпитале. Прабабушка Александра всю войну с 16 лет проработала на военном заводе. В нашей семье очень бережно хранятся все их ордена и медали.

Мне захотелось узнать о госпиталях, которые были в Нижнем Тагиле, и о людях, которые возвращали раненых бойцов в строй. Я посетила краеведческий музей, побывала в исторических архивах, в музее санатория «Руш». Выяснила, что всего в нашем городе было развернуто 14 госпиталей. За годы войны медикам Нижнего Тагила удалось пролечить 75 000 раненых, 70 процентов из числа которых возвращались в строй и продолжали воевать.

Самым первым начал работать госпиталь № 1714, который располагался на территории санатория «Руш». Работа кипела в нем и днем, и ночью без перерыва. В госпитале делали уникальные операции. Операционное отделение было самым сложным и ответственным участком. В день приходилось делать по 30 операций. Медсестры по окончании смены не отдыхали, а шли собирать хвойные иголки, щавель, крапиву, бруснику, чтобы делать потом из них настои, так как витаминов не хватало. Во всех корпусах было печное отопление, приходилось топить сразу 12 печей. Дрова и уголь заготавливали сами сотрудники, иногда раненные помогали колоть дрова. Воду привозили прямо из пруда в бочках. Было в госпитале и свое подсобное хозяйство: держали коров, выращивали овощи, собирали грибы и ягоды. Питание для раненых должно было быть хорошим, так как в их выздоровлении это играло большую роль.

Была еще одна категория работников, без которых госпиталь просто не мог обходиться ни дня, ни часа. Это санитарки, которых бойцы называли нянечками.

В ходе поисковой работы мне удалось найти Людмилу Борисовну Карташову, дочь одной из санитарок, работавших в госпитале, и пообщаться с ней. Ее мама, Зоя Васильевна Арефьева, родилась 26 февраля 1918 года, жила и училась в селе Шайтанка. С самых первых дней войны она пришла работать в эвакогоспиталь № 1714. Не имея медицинского образования, Зоя трудилась санитаркой в перевязочном кабинете туберкулезного отделения, куда поступало много молоденьких раненных, чаще всего - с Ленинградского и Белорусского фронтов.

Со слов дочери, глядя на санаторий «Руш», Зоя Васильевна не раз вспоминала, как они собирались всем коллективом и шли в санпропускник, чтобы встречать очередной эшелон с ранеными. Как выносили их из вагонов, мыли, стригли, переодевали, развозили по палатам. Эшелоны поступали в любое время суток, поэтому не всегда было время отдохнуть, нужно было снова заступать на смену. А работы всегда было очень много, не хватало перевязочных материалов, приходилось и летом, и зимой стирать бинты прямо на пруду, но все работали, не жалея себя, не досыпали, не доедали, отдавали все свои силы, потому что ждали одного - Победы.

Зоя Васильевна проработала в госпитале всю войну и наверняка оставила след в памяти многих солдат, о которых заботилась тогда. Осталась она работать в «Руше» и в послевоенные годы. Там же познакомилась со своим будущим мужем Борисом Васильевичем Арефьевым, который, пройдя всю войну, вернулся домой и начал работать в «Руше» инструктором ЛФК. Умерла Зоя Васильевна в 2009 году на 91-м году жизни.

В День Победы, 9 мая, вся семья Арефьевых обязательно посещает памятник в селе Николо-Павловское умершим в госпитале, чтобы почтить память навсегда оставшихся здесь солдат. Эта традицию сейчас продолжают дети и внуки Зои Васильевны и Бориса Васильевича.

Жива память о госпитале № 1714! О человеческой доблести и о страданиях, о героизме и великом мужестве рядовых, скромных людей из того поколения, что оказались сильнее фашистского нашествия. Очень хочется поклониться людям в белых халатах, тем, кто трудился в госпиталях во время войны. Не все они были удостоены заслуженных наград, но мы должны хранить их имена.

С каждым годом ветеранов Великой Отечественной войны становится все меньше. Когда подрастет наше поколение, их уже, наверное, никого в живых не останется. Мне хочется, чтобы о подвигах наших земляков знали все и гордились ими.

Изучая период Великой Отечественной войны в нашем городе, я поразилась тому, что в такое ужасное время тагильчане не пали духом, трудились, не жалея себя, на благо Родины и во имя Победы.

В наступившем 2015 году мы будем отмечать 70-летие Победы, пойдем на парад 9 мая, в минуту молчания вспомним о наших героях, о тружениках тыла, о своих земляках, сходим к их памятникам, низко поклонимся им.

Я горжусь, что живу в таком замечательном городе - Нижнем Тагиле!

Ваша оценка: Нет Рейтинг: 10 (2 голоса)

   Моя бабушка, Паринова Матрёна Карповна,   родилась в 1923 году, в большой семье. Она окончила всего 3 класса начальной школы. А когда началась война ей было 18 лет.  Всем пришлось тяжело, но моя прабабушка и её вся семь трудились во имя победы. Она рыла окопы и противотанковые рвы, растила хлеб. Когда в наше село вошли немцы, то семья моей бабушки вынуждена была жить в сырой землянке, потому что  в их доме жили немецкие солдаты.

   Когда война закончилась прабабушка снова начала работать в колхозе. Сначала она работала свинаркой, а потом дояркой. У моей прабабушки нет боевых наград, но есть медали и  много грамот за её добросовестный труд. Наша семья хранит бабушкины награды, и гордиться ими.

Ваша оценка: Нет Рейтинг: 8.8 (4 голоса)

Давно закончилась Великая Отечественная война. Всю жизнь люди, пережившие те страшные голодные военные годы, помнят о цене хлеба. Как узнать, каким был хлеб войны, из чего его пекли, какое значение он имел во время войны? Конечно, на уроках истории, литературного чтения, окружающего мира. Все люди нашей страны не должны, не имеют права терять историческую память о военных годах, о цене хлеба в то время. Мы должны помнить и заботиться о людях, переживших войну. Зная это, мы будем больше ценить то, что нам кажется обычным сейчас: мир и хлеб. Наша страна огромная. Во время войны кто-то жил в тылу, кто-то в оккупации, кто-то воевал. Для того, чтобы более полно узнать о жизни людей в это время, о военном хлебе учителя из нескольких городов и их ученики приняли участие в проекте «Хлеб войны» и создали блог - проект под одноименным названием.

Участниками проекта стали ученики:

- Голубева Анна, ученица 4-Б класса МОУ СОШ №1 г.Уреня Нижегородской области, - Калганова Анастасия, ученица 2-Б класса МОУ ОСОШ с.Репное Саратовской области, - Каменских Мария, ученица 3-А класса МОУ ОСОШ №3 г.Очёра Пермского края, - Цопа Надежда, ученица 4-Б класса МОСШ №14 г.Нижневартовска ХМАО-Югры.

Учителя:

- Сироткина Светлана Федоровна, учитель начальных классов МОУ СОШ №1 г.Уреня Нижегородской области - Малахова Елена Владимировна, учитель начальных классов МОУ ОСОШ с.Репное Саратовской области, - Плотникова Ольга Александровна, учитель начальных классов МОУ ОСОШ №3 г.Очёра Пермского края, - Шуруто Валентина                      Викторовна, учитель начальных классов МОСШ №14 г.Нижневартовска ХМАО-Югры.

Цель проекта: сохранение исторической памяти.

Задачи:

- расширить знания о значении и составе хлеба во время войны, узнать рецепты и испечь хлеб военного времени;

- начать создавать электронную Книгу Памяти с воспоминаниями о хлебе свидетелей военного времени;

- создать сборник рецептов блюд с использованием зачерствевшего хлеба.

На блоге все материалы размещены в разделах:

 «История хлеба»;

 «Поэты и писатели о хлебе войны»;

 «Хлеб – это жизнь».

К хлебу во все времена было особое отношение, а во время войны – тем более. Хлеб ценился не на вес золота, а дороже него. Хлеб – это жизнь.

Никого не могут оставить равнодушными воспоминания о хлебе людей, которые жили во время войны. В то время они, в основном, были еще детьми, но память о тех страшных годах не стерлась.

От голода, недоедания страдали все люди.

...С мякиной, с трухой, со жмыхом

Он все же казался желанней всего.

И матери тяжко и тайно вздыхали,

Когда на частицы делили его...

В ходе работы узнали страшные рецепты хлеба военного времени. Страшные, потому что совершенно непонятно, как можно было жить, питаясь таким хлебом, -  и победить!

           Разным был хлеб войны: фронтовой, тыловой, блокадный, хлеб оккупированных районов, хлеб концлагерей. Разный, но такой похожий.  Мало в нем было основного продукта – муки, а больше – разных добавок, часто даже несъедобных.

- В результате работы над проектом участники значительно расширили свои знания о значении и составе хлеба во время войны, утвердились во мнении, что хлеб – это жизнь.

- Узнали примерные рецепты и испекли хлеб военного времени.

- Создали сборник рецептов блюд с использованием зачерствевшего хлеба.

- Начали создавать электронную Книгу Памяти с воспоминаниями о хлебе участников военного времени. Работа над ее пополнением будет продолжаться.

«...Рейхстаг. Каких только надписей не оставили воины на его стенах: «Сталинград - Берлин. Брызгалов», «Москва», «Был здесь», «Оксана», «Одесса», «Дошли», «Алла Еремеева» и сколько их, других фамилий - русских, украинских, белорусских, узбекских, грузинских...

Была и такая надпись: «Возвращаюсь растить хлеб!!!»

Приглашаем всех на наш блог, кликнув по баннеру,где вы сможете познакомиться с рецептами военного хлеба, прочитать воспоминания людей военной поры, послушать аудиозаписи стихов на военную тему.

 По материалам блога "Хлеб войны" Шуруто Валентина     Викторовна составила презентацию "Книга памяти". 

Ваша оценка: Нет Рейтинг: 9.4 (13 голосов)

Я расскажу о  моей прабабушке – Локтиной Анне Фёдоровне и её семье. Родилась прабабушка в Знаменском районе, в селе Бутаково в 1927 году. В большой крестьянской семье было 8 детей, выжили только 6. Жили бедно, работали в колхозе.  Дети учились в школе до 4 класса, а потом шли работать. Прабабушка Аня работала на ферме дояркой.

 Когда началась война, она была ещё школьницей. Отца и пятерых его братьев забрали на фронт. Вернулись не все. Младший – Александр погиб. Отец прабабушки - Локтин Фёдор Фёдорович был на фронте связистом. Однажды, когда он ремонтировал связь, началась гроза. Молния попала в столб, на котором работал Фёдор Фёдорович. Он выжил, получил отпуск домой на месяц.

Тяжело и страшно было не только на фронте. В тылу, в деревне жизнь была трудной. Все очень много работали, но всё отдавали для солдат, на фронт.  Сами варили траву, добавляли молока и ели. В семье прабабушки была одна курочка. Яйца нужно было сдавать. План -100 штук. Самим есть было нельзя. Сдавали не только яйца, но и молоко, мясо.

Когда закончилась война, сообщение услышали по радио. Прабабушка рассказала, что в тот день работали в поле. Председатель сельского совета сказала, что закончилась война, и люди заплакали. Кто-то от радости, кто-то от горя, что потерял родных.

После войны Анна Фёдоровна работала на ферме. Сейчас прабабушке 82 года. Она живёт в нашем селе у своей дочери.

Ваша оценка: Нет

«Жила я в деревне  Орловской обрасти.

Когда началась война, мне было 18 лет.  В 1941 году меня отправили под Смоленск. Там мы копали противотанковые окопы. Было очень тяжело.  На сутки давали еду: 1 буханка хлеба на 10 человек и 100 грамм брынзы.

К зиме в 1941 году в деревню пришли немцы. Деревню сожги. Дом сгорел.

Потом нас эвакуировали в Орловскую область. 

Распределили на местных и не местных и гоняли раздетых, разутых копать окопы. Там я работала на угольном складе. Меня прикрепили к воинской части, и

я получала еду, как военная. Все время работали под бомбежкой,  мы подавали уголь на паровозы, которые помогали раненым дойти до нужной станции. Так продолжалось три года.

Отца забрали в 1942. Был сформирован дополнительный  специальный отряд, и он погиб. Каждый день мы шли работать и не знали, выживем, ли  потому что бомбежка была постоянной и страшной. Мечтали о том, чтобы война эта проклятая закончилась».

Ваша оценка: Нет Рейтинг: 8 (1 голос)

   Моя дальняя родственница Семёнова Вера Ивановна до Великой Отечественной войны  жила и трудилась в колхозе в Куйбышевской области (сейчас Самарская область). Она родилась в 1922 году. Когда началась война, ей было 19 лет.Она была замужем, у неё была годовалая дочка. В 1941 году её мужа забрали на фронт, через полгода пришло известие о том, что он пропал без вести. До сих пор о нём ничего не известно.

   В 1942 году Веру Ивановну отправили в Куйбышев. Она вместе с другими женщинами работала на стройке. Дочка осталась в деревне у дальних родственников. Что строили, им никто не говорил. Через полгода она вернулась в родной колхоз и продолжила работать там, где в ней нуждались. Она собирала колоски пшеницы в поле, помогала на ферме доить коров, ухаживала за телятами. Эта работа в тылу не считалась подвигом, поэтому наград никаких не получила.

  Она ещё долго прожила после Победы, но никогда не любила вспоминать военное время. Она говорила: "Так трудились все.". Умерла она в 1994 году. У неё родилось ещё пять детей. Я её никогда не видела. Рассказ о ней я написала со слов своей мамы. Но я думаю, что без таких как Вера Ивановна было бы трудно победить в этой страшной войне. Спасибо им!

Ваша оценка: Нет

  Мой прадед - Слободский Иван Павлович  - родился 08 июня 1912 года в деревне Савга Тарского района Омской области в крестьянской семье последним 12-ым ребенком.

         Родители прадеда – отец Слободский Павел Яковлевич, мать – Слободская Мария Платоновна выходцы из Гомельской губернии (ныне Белоруссия). Оказались в Сибири, так как  в тех краях крестьянам не хватало земли, а здесь, в Сибири  земли и лесов очень много было.  

В семь лет прадедушка  остался сиротой.  В один день умерли родители. Сначала он жил в семье сестры несколько лет, когда сестра умерла,  жил в семье брата. В 19 лет женился  на моей прабабушке –  Марии Степановне.   К началу войны в их семье было пятеро детей – старшему 7 лет, младшему три месяца. В 1941 году прадеда призвали на фронт. Ивана Павловича  направили   в Сталинград (ныне Волгоград)  на оборонный завод, где  выпускалась техника и военное снаряжение для фронта.  Условия были очень  тяжелые.  Работали сутками без выходных, без отпусков,  там же прадедушка получил производственную травму.Поправив здоровье, он продолжал там же трудиться. После окончания войны  еще год прадед участвовал на восстановлении города. Вернулся домой  в 1946 году.

После войны еще в семье родилось четверо детей. Всю оставшуюся жизнь Иван Павлович  работал в колхозе  им. 22 партсъезда  в деревне Малая-Кава Знаменского района Омской области. Прадедушка был очень трудолюбивым. Личное подсобное хозяйство  было большим, приходилось трудиться на заготовке сена для животных.  На земельном участке также   выращивали   десятки соток картофеля,  овощей. Деревня, где проживала семья прадеда, находилась на берегу огромного озера, и он  постоянно ловил рыбу. Так мой прадедушка своим трудом помогал нашей стране победить фашистов и восстановить страну после войны.

Ваша оценка: Нет

      В процессе работы над проектом, мы с командой Правнуки Героев познакомились с ветераном труда-труженицей тыла Плахиной Марией Васильевной. Взяли у неё интервью. Вопросы готовили долго, волновались. Всё таки человек пережил войну, боялись чем-нибудь обидеть. Но всё прошло хорошо, мы узнали о военном времени то, чего не знали раньше, попили чай с блинами, которые прямо при нас испекла Мария Васильевна. Уходить не хотели, так хорошо нас встретили! Поразило то, что, не смотря ни на что, люди, видевшие войну, перенесшие тяготы военного и послевоенного времени, до сих пор могут радоваться жизни, и заражать нас бесконечным оптимизмом!

     Для информации

      Плахина Мария Васильевна 25.02.1927г.р. - ветеран труда, труженица тыла. Когда началась война,ей исполнилось 14 лет. Во время войны работала в совхозе, на швейной фабрике. В данный момент проживает в г. Балаково Саратовской области с родными и близкими.

     Интервью с Плахиной Марией Васильевной

Ваша оценка: Нет

     Если завтра война, если враг нападет,

     Если темная сила нагрянет,-

     Как один человек, весь советский народ

     За свободную Родину встанет!

                                 В. Лебедев-Кумач

     … В воздухе висело страшное слово «Война»…

     Они уходили… отцы, сыновья, мужья, покидали свои дома, свои семьи и шли. Никто не знал: куда? надолго? увидятся ли еще? Старики украдкой вытирали уголки глаз, женщины плакали, даже маленькие дети, ничего не понимая в этих словах: «война», «фронт», знали, что это боль, страх, смерть. Весь народ поднялся на защиту своей Родины и пошел к единой цели – Победа. Тогда еще никто не догадывался, какой ценой она достанется.

     Мужчины покинули родные места. Все заботы и хлопоты легли на плечи женщин, детей и стариков. Началась для всех новая жизнь, все изменилось. 

     В ходе войны перед тружениками всей страны вставали все новые и новые задачи, требовавшие дополнительных усилий и материальных средств: оказание помощи районам, освобожденным от оккупации, забота о семьях фронтовиков, о детях, оставшихся без родителей, сбор денег и вещей в фонд обороны страны… Все понимали, что и их работа – это тоже часть нашей Победы. Каждый старался внести свой вклад в нее и жил одним стремлением, одним порывом: «Все для фронта, все для победы!» Сводки новостей по радио не предвещали близкой Победы: фашистские войска занимали все больше территории. Но люди не страшились этого. Они, наоборот, работали еще больше и упорнее….

     Первые письма солдат ничего не обещали, но давали надежду и силу. Вот и первые похоронки стали приходить родным. Это были первые потери. Еще никто не знал, сколько их, защитников Отечества, не вернется домой….

     Война продолжалась. Жестокость врага заставляла замирать сердца, каждый день принося новые и страшные известия и новые сведения о погибших и раненых. Все жили в страхе и в тревоге за завтрашний день, и будет ли оно - «завтра».

     Война не обошла стороной и мое село Черемошки. Это были трудные, тяжелые годы изнурительного труда и ожидания. Многие улицы были сожжены полностью, но люди, изнемогая от боли и усталости, продолжали бороться.

     В нашем селе есть жители, которые во время Великой Отечественной войны защищали нашу Родину от врагов и трудились в тылу. В разном возрасте они встречали и переживали войну. Самым младшим труженикам тыла было около 10 лет. У мальчишек и девчонок тех военных  лет жизнь  изменилась, словно в один день они стали старше.

     Сейчас в живых осталось только 9. Вот воспоминания тех, с кем я встречалась и беседовала.

     Мухин Виталий Стефанович: «Когда началась война, мне было 12 лет. Отец ушел на фронт. Нас у матери было шестеро, мал мала меньше. Мать работала в колхозе с утра до позднего вечера. Все заботы о младших и о доме ложились на меня. Во время страды я тоже работал в колхозе. Так как лошадей в хозяйстве не было, приходилось на коровах и быках перевозить сено, пахать землю. Все зерно, собранное с полей, отправлялось государству. Матери на трудодни, так же как и всем колхозникам, давали отходы, из которых она ухитрялась печь такие вкусные лепешки (так нам казалось в то время). Я до сих пор помню этот запах, стоящий у нас в избе. Зимой мы с ребятами ездили в лес. Пилили, кололи дрова, собирали хворост. Многие из нас в это суровое время года обморозили себе руки, лицо. 

Голодали, жили в холоде, но для фронта отправляли все, что могли, ничего не жалея. Главное для всех было одно: ПОБЕДА».

    Белых Анна Никифоровна: «Мне шел 21 год. Муж ушел на фронт, а у меня на руках осталась двухлетняя дочь. Работали с утра до глубокой ночи, иногда и ночевали на полях. Голодали. В 1943 году в село пришли немцы, и стало еще тяжелее. Боялись не за себя, а за своих детей. Были моменты, когда Смерть около порога стояла, но мы, жители села, продолжали помогать партизанам: вязали для них теплые вещи, пекли хлеб. Когда стали теснить немцев с территории района, они, выгнав всех жителей на улицу, погнали нас в сторону села Шептуховка (село в соседнем районе). Но отряд партизан отбил нас, и два дня мы были у партизан, пока село не освободили от оккупантов. Как вспомню все это, так слезы бегут».

     За свой нелегкий труд в годы войны и послевоенное время Анна Никифоровна награждена медалью.

     Шестопалов Иван Иванович: «В 41году мне было 13 лет. В декабре  к нам домой пришло письмо, в котором сообщалось, что мой старший брат Алексей пропал без вести. Для нашей семьи это была страшная весть (Иван Иванович после войны пытался разыскивать брата, но поиски закончились ничем, к сожалению). Когда в село пришли немцы, жизнь стала невыносимой. Они забрали все: увели корову, единственную нашу кормилицу, перестреляли кур и свиней. Мы жили голодно, а работать приходилось много. В феврале нас погнали в сторону села Шептуховка, где нас освободили наши партизаны. 8 марта 1943 года мы вернулись домой и продолжали работать. Работа была сложная: делали все, на что хватало сил. Пахали на коровах, косили, разрабатывали в Малеевской роще лес. На станцию Деревеньки носили в мешках зерно для фронта. Энтузиазм был невероятный. И не жаловались ни на что. Делали все и самоотверженно, ведь главное для всех была победа над врагом».

     Встречаясь с ними, я отметила нежелание некоторых из них вспоминать о тех страшных годах. Объясняют они тем, что ворошить старое - тяжело и больно. Ведь многие из них потеряли на войне своих самых родных и близких людей, вся их жизнь переменилась, перевернулась.

     Я горжусь тем, что мои земляки делали все, что могли для победы в тылу и на фронте, несмотря на все испытания, выпавшие на их долю, и внесли весомый вклад своим трудом в победу над врагом.

                                                                   Талдыкина Елена   Александровна и Асеева Ангелина

 Авторы иллюстрации: Асеева Ангелина

                              Абакумова Елена Ивановна

МОУ "Верхнедеревенская СОШ"

Льговского района Курской области

Ваша оценка: Нет Рейтинг: 9.1 (15 голосов)

www.nachalka.com

Смотрите также

• 
  Круглый ржаной хлеб
• 
  Жизнь без хлеба
• 
  Багет французский хлеб
• 
  Пекарня русский хлеб
• 
  Хлеб здоровое питание
• 
  Благословение на хлеб
• 
  Зерно черный хлеб
• 
  Лопата для хлеба
• 
  Хлеб с клубникой
• 
  Хлеб с порохом
• 
  Хлеб для фронта