172735 Тверская обл., г.Осташков, пер.Советский, д.З

Версия для слабовидящих

Администрация МО

Город Осташков

Тверская область

Телефон:
+7 (48235) 5-68-17

[email protected]

Сергей Руббе Муки здравомыслящих. Сергей руббе муки здравомыслящих

Пьеса российского драматурга Сергея Руббе “Муки здравомыслящих” поставлена в Республиканском театре белорусской драматургии под названием «Пакуты ад здаровага сэнсу»

Режиссер Александр Гарцуев часто обращается к теме семьи, “сканируя” ее с разных сторон. В своем давнишнем спектакле “Брат мой, Симон” рассматривал отношения двух братьев, влюбленных в одну девушку, один из них был явно не в ладах с психикой. Молодые актеры театра имени Я. Купалы упивались возможностью работать на пределе сил, показать зрителям все стороны своего дарования. Малая сцена Купаловского театра способствовала созданию почти семейной атмосферы. Это был еще и громкий дебют Анны Хитрик, покинувшей сейчас труппу и уехавшей в Израиль на ПМЖ. Как водится, “отряд не заметил потери бойца”.“Раскиданном гнезде” по пьесе Янки Купалы Гарцуев показывал: если и начнется апокалипсис, то с личного семейного пространства, из которого ушла любовь. В этом спектакль перекликался с “Чайкой” Николая Пинигина. Почти сюрреалистический и фантасмагорический “Пеликан” по шведскому классику Августу Стриндбергу говорил о том, что порой в семейных шкафах скрываются не только скелеты прошлого, но и ужасы настоящего, а также страхи и фантазмы. “Пеликан” холодил нервы и приводил в исступление любителей мистериального театра.

И вот новая премьера по пьесе российского автора Сергея Руббе “Муки здравомыслящих”, которая получила в репертуаре название “Пакуты ад здаровага сэнсу”. Главная героиня — школьная учительница Алина (Вероника Буслаева), подошедшая к своему 29-летнему возрастному рубежу. Возраст как возраст. Живет вместе с родителями, вечерами проверяет тетрадки учеников. Но вот подоспел очередной день рождения. И это отличный повод для матери (Галина Чернобаева) завести старую песню: “Как ты думаешь жить дальше — ни семьи, ни детей в твоем-то возрасте...” Для Запада тридцать лет — прекрасный возраст, многие вовсю занимаются карьерой и о семье не думают, но у Руббе мы имеем дело все-таки с постсоветской семьей. Главный смысл и главный страх ее существования — “что люди скажут”. Обеспокоенная мать готова выдать Алину за кого угодно, лишь бы у нее “все было, как у людей”. Она приводит бесчисленные примеры знакомых, которые устроили свою личную жизнь. За всей этой суетой отец семейства (Константин Воронов) наблюдает весьма отстраненно и флегматично. Он мечтал о большой карьере музыканта, но не сделал ее и, кажется, свой брак тоже считает ошибкой.

В спектакле пестрая галерея образов наших современников: нагловатая соседка Каляева (подобный образ можем вспомнить в спектакле Елены Ганум “Шабаны” по роману Альгерда Бахаревича), ее брат Колян, досрочно освобожденный из зоны, сразу две подруги Алины — Таня Маленькая и Таня Большая, бомжеватого типа субъект, похожий на городского сумасшедшего Гавриил Эммануилович, школьник Минич Вася... Этого героя нет в пьесе, это “фантазм” самого режиссера. Он читает зрительному залу свои сочинения.

Действие всего спектакля ограничено типовой городской квартирой. Можно сказать, разворачивается в четырех стенах. Возможно, это обстоятельство или чересчур бытовая интонация мешает всей истории выйти на обобщение... Ведь подобных историй сцена знала множество. Достаточно вспомнить “Фантазии Фарятьева” Аллы Соколовой. Или относительно недавнюю премьеру на Камерной сцене Купаловского театра “Любовь как милитаризм” по пьесе российского драматурга Петра Гладилина. По сути, вечный сюжет. Алину можно считать синим чулком или просто человеком, поглощенным работой. Очевидно, что в шкале ценностей произошел какой-то сбой: творческая реализация, карьера, успешная социализация для нынешних молодых людей не пустой звук. Сегодня они вряд ли будут прогуливаться долгими летними вечерами под песню “Ромашки спрятались, поникли лютики”, а, скорее всего, пойдут на вечерние курсы китайского языка.

Наверное, главный смысл этой истории в том, что каждый сам должен делать свой выбор, навязывание чужой воли ни к чему хорошему не приводит. Пьеса Сергея Руббе не пытается шокировать, в ней соблюдены все нормы приличия. Не пытается шокировать и режиссер Гарцуев. Эксцентричность здесь подается весьма дозировано. Чтобы придать всему происходящему привкус романтичного повествования, звучит музыка норвежского композитора Эдварда Грига. Финал истории заставляет задуматься: все происходило на самом деле или это всего лишь сказка, фантазия, мираж?..

“Пакуты ад здаровага сэнсу” — большой актерский спектакль с яркими работами, зритель от него точно не пострадает. На премьерных показах он живо включался в предложенную игру, слушал сочинения школьника Васи Минича и идентифицировал себя с героями. Семейная трагикомедия нашла отклик в зрительских сердцах, подтверждая, что наш зритель всегда рад узнаваемым бытовым историям, а не оторванным от жизни сюжетам.

КСТАТИ

Пьеса Сергея Руббе “Муки здравомыслящих” получила специальный приз Международного драматургического конкурса “Баденвайлер-2014”.

Валентин ПЕПЕЛЯЕВ

sozvuchie.by

Сергей Руббе Муки здравомыслящих

Сергей РуббеМуки здравомыслящих

Комическая фантазия в двух частяхДействующие лица:

Алина (Аля).

Мать Алины.

Отец Алины.

Каляева, соседка.

Колян, брат Каляевой.

Таня Маленькая.

Таня Большая.

Гавриил Эммануилович.

Часть первая

Обычная городская квартира в доме типовой постройки.

Светло, уютно, чисто, на стенах – пейзажи. У окна – стол, на столе стопки школьных тетрадей. За столом сидит Алина, проверяет сочинения. Где-то рядом играет скрипка.

АЛЯ (читает вслух из тетрадки). «То, что произошло с героем романа, иначе как чудом назвать нельзя, так как ни описать случившееся, ни отыскать какого-то рационального объяснения тому невозможно. К сожалению, мы так бедны отвагой и верой, что при встрече с чудом просто закрываем глаза. Ибо гораздо естественнее и спокойнее не ломать себе голову, а просто не поверить, как не поверил ему никто: ни родные, ни знакомые, ни даже посторонние люди, которые обычно судят объективнее, чем родные...» Так написал один мой ученик. Очень способный мальчик. Ему всего десять лет, представляешь?

МАТЬ. Аля, ты опять пытаешься уйти от разговора. Зачем мне слушать опусы твоих пятиклассников? Зачем мне представлять гениального мальчика, если мне хочется видеть обыкновенного мужчину? И не вздумай перебивать, в такой день я имею право говорить о наболевшем.

АЛЯ. А нельзя ли хотя бы в день моего рождения о наболевшем помолчать? Только сегодня, в виде исключения?

МАТЬ. Молчать, Аля, проще всего. И если ты будешь молчать, я скажу монолог. Я знаю, ты считаешь себя некрасивой. Тебя не устраивает длинный нос и широко расставленные глаза. Все это глупости! Никакая внешность не повод для одиночества. Мои глаза расставлены еще шире, но я всегда смотрела ими так, что мужчин притягивало, как магнитом; у них появлялось желание совершить подвиг.

ОТЕЦ. Соседи тарабанят в стену. Переезжаю на кухню.

МАТЬ. Спроси отца, Алина, хотелось ли ему совершить подвиг, когда я смотрела на него своими расставленными глазами?

ОТЕЦ. Да, и я-таки его совершил. Я женился. (Удаляется.)

МАТЬ. Признаюсь, Аля, я раньше думала, что тебе не повезло с фигурой. Теперь оказывается, такие невыразительные фигуры сегодня нарасхват. Современным мужчинам не хочется носить жену на руках и при этом надрываться. Ты привлекательна для мужчин, говорю это тебе как женщина. Твоя привлекательность улетучивается только в минуты глубокой задумчивости. Значит, не задумывайся глубоко. Или пусть это будет твоя изюминка, особенная черта. Как мои уши, которые оттопыриваются, когда я улыбаюсь. (Демонстрирует.) Дело вовсе не в том, как ты выглядишь, Аля. Дело в том, что ты махнула на себя рукой. Тебе исполняется двадцать девять лет, а ты еще ни разу не привела домой никакого мужчину. Нам хочется внуков, Аля!

АЛЯ. Я виновата, убейте меня.

МАТЬ. Ну, если кто-то в этом и виноват, так это мы с отцом. Что-то мы упустили в твоем воспитании.

АЛЯ. Я так не считаю.

МАТЬ. Считай, как тебе угодно. Я мать, мне виднее. Я даже знаю, в чем было наше упущение. Мы не сумели привить тебе любовь к людям. Ты выросла мизантропом и аутсайдером.

АЛЯ. Ты преувеличиваешь.

МАТЬ. Увы, Аля, но это так. Даже сейчас, когда родная мать стоит рядом, ты не можешь оторваться от тетрадей.

АЛЯ. Я проверяю сочинения. Это моя работа.

МАТЬ. Это не работа, Аля, это недоразумение. Чтобы человек с двумя высшими образованиями, с твоим знанием английского пошел работать в школу – это, извини меня, нонсенс. Это то, что не укладывается в голове.

АЛЯ. Я хочу, чтобы работа доставляла мне удовольствие. Мне интересно работать в школе.

МАТЬ. А я хочу, чтобы знакомые не выражали мне сочувствия и не вздыхали бы при встрече: «Бедная Аля!» Я хочу гордиться собственной дочерью и чтобы все у нас было, как у людей. Пусть я в чем-то и не права, но в одном уверена совершенно точно: взрослая, симпатичная, высокообразованная девушка не должна праздновать свой день рождения в обществе стариков-родителей. Надеюсь, тут ты со мной согласна?

АЛЯ. Во-первых, никакие вы не старики. Во-вторых, мой день рождения празднуете вы, а не я. Я свой день рождения давно уже не праздную. Тоже мне праздник.

МАТЬ. Как будто дело только в дне рождения! Для тебя любой праздник – наказание. Тебе же встретить Новый Год все равно что Сталинградскую битву выиграть. Ну, скажи, какая радость взрослой, симпатичной, высокообразованной...

АЛЯ. Я не люблю шумные компании.

МАТЬ. Это отговорки. Ты не знаешь ни одной шумной компании. Ты избегаешь любой компании. И вот мы снова пришли к тому, с чего начали: ты одинокая и несчастная, Аля, и в этом наша с отцом вина.

АЛЯ (обнимает ее). Мам, это я в твоих глазах несчастная. На самом деле я очень счастливая. Потому что живу так, как мне нравится. А разве для родителей есть на свете что-то важнее того, что их ребенок счастлив?

МАТЬ. Ох, Аля. Женщина не может быть счастлива, если у нее, кроме родителей, никого нет. Ведь тебе сегодня исполняется двадцать девять лет! Двадцать девять – это не восемнадцать и даже не двадцать пять. Одинокая женщина в двадцать девять лет – это все же, надо признать, не совсем нормально.

АЛЯ. Я признаю. Я всегда была не совсем нормальной. Однако даже не совсем нормальный человек может быть счастлив.

МАТЬ. Человек – да, а женщина – нет! Потому что для женщины счастье это любящий муж, в идеале – кормилец и добытчик, это здоровые детки, дом полная чаша и полноценная семья.

АЛЯ. Боже мой, сколько же на свете несчастных женщин!

МАТЬ. Тебе смешно? Через два-три года будет грустно. Надо действовать, Аля. Надо что-то делать.

АЛЯ. Например, выйти на улицу с плакатом: «Хочу женского счастья!»

МАТЬ. Зачем так радикально? Есть масса других возможностей. Я могу попросить Викторию Павловну устроить тебе знакомство с нашим новым завотделом. Он, правда, женат, но скоро будет разводиться. Очень перспективный молодой человек. Или же – двоюродный брат Елены Андреевны, как его... Сычев? Сачков? Он, мне кажется, был бы не прочь за тобой приударить.

АЛЯ. Он грызет ногти.

МАТЬ. Зато не пьет. В конце концов, есть еще Интернет. Дочь нашего главбуха познакомилась с мужем в Интернете. Помнишь, я рассказывала? Две недели назад сыграли свадьбу.

АЛЯ. Всему свое время, мама. Только не торопи меня.

МАТЬ. Кто тебя торопит, Аля? Жизнь торопит!

ОТЕЦ. Там, на кухне, что-то кипит.

МАТЬ. Кипит, значит, должно кипеть. Я вам нужна, только если что-то кипит. Мать у вас за прачку и за кухарку. За что мне такая жизнь, Господи?! (Выходит.)

ОТЕЦ. Что, мать сегодня не в духе? Ты с ней не спорь.

АЛЯ. Я и не спорю. Не вижу смысла.

ОТЕЦ. Правильно. Все равно никто никого не слушает.

МАТЬ (возвращается в комнату, Алине). Ты что, уходишь?

АЛЯ. Пойду погуляю с собакой.

МАТЬ. С какой собакой? У нас нет никакой собаки.

АЛЯ. Вот незадача. Придется гулять без собаки. (Уходит.)

МАТЬ (ей вслед). На правду не обижаются! (Стоит в центре комнаты, озирает свободное пространство.)

ОТЕЦ. Тебе помочь?

МАТЬ. От тебя помощи, как от козла молока. Я думаю, может быть, нам вынести стол сюда? Если придут девочки, то нас будет пятеро. А если девочки придут с мужьями? Ты слушаешь?

ОТЕЦ (явно не слушал). Я здесь, я здесь.

МАТЬ. С кем я разговариваю?!

ОТЕЦ. Я все слышу. Я просто до сих пор не решил, что буду исполнять завтра на радио: вариации из скрипичного концерта Мендельсона или вторую сонату Грига? Ну, ты знаешь, эту вот... (Напевает.) Ти-ти, та-ти-ти...

МАТЬ. Не знаю я никакого Грига и знать не хочу! И, прошу тебя, не морочь мне голову со своим радио. Его пригласили раз в тридцать лет на запись программы «Для тех, кто не спит», а он ведет себя, будто ему выступать в кремлевском Дворце съездов!

ОТЕЦ. Во-первых, программа «С добрым утром!» идет не в записи, а в прямом эфире. Во-вторых, меня пригласили в рубрику «Гордость нашего города». Это я – гордость нашего города! И наконец, ты не можешь не знать этой сонаты. Я тебе напомню. Я сыграю.

МАТЬ. Не надо мне ничего играть! Скажи лучше, выносить нам стол или мы сядем у окна? Я боюсь, что здесь у окна нам будет тесновато. Если девочки придут с мужьями, лучше будет все-таки накрыть стол в центре комнаты. Как ты полагаешь?

ОТЕЦ. Я? Я полагаю... Не лучше ли вообще не накрывать?

МАТЬ. Нет, а как ты себе это представляешь? У ребенка день рождения, а родители должны делать вид, что они ни при чем?

ОТЕЦ. Мы, конечно, при чем. Но я боюсь, что праздничный ужин может затянуться, а мне завтра утром в половине восьмого уже нужно быть в студии.

МАТЬ. А я тебе повторяю, не морочь мне голову. Никто не собирается устраивать пир горой. Придут две Алины подруги...

ОТЕЦ. Приглашенные тобой.

МАТЬ. Да. Но Аля обрадуется, я уверена. Они же не общаются месяцами. При этом одна живет в двух шагах на Гороховой, а другая еще ближе, за углом напротив. Они придут, мы культурно посидим, выпьем чаю. У меня в духовке пирог. Между прочим, двадцать девять лет человеку исполняется в жизни один раз. Кстати, почему ты до сих пор не переоделся? Ждем гостей, а он как оборванец. Красней опять за него.

ОТЕЦ. Я переоденусь, мне нетрудно.

МАТЬ. Потом переоденешься. Сначала все-таки вынесем стол.

ОТЕЦ. Наверное, еще стулья нужны?

МАТЬ. Нет, мы будем сидеть прямо на полу. А я еще удивляюсь в кого у нас такая дочь – бестолковая и неприспособленная! Я на коленях упрашивала шефа, чтобы он взял ее в контору переводчиком. Он согласился, она – наотрез.

ОТЕЦ (расставляет стулья). Все – к лучшему.

МАТЬ. Глупости. У нас распоследней уборщице платят больше, чем Але в ее задрипанной школе.

ОТЕЦ. Что, действительно? Так давай я пойду к вам уборщицей?

МАТЬ. Вот-вот. Это все твои методы воспитания. А я лишний раз на рынок ее не отправлю. Потому что ее там обсчитывают. У всех дети как дети...

ОТЕЦ. Перестань.

МАТЬ. Что «перестань»?! Будто я не права.

ОТЕЦ. У нас совершенно замечательная дочь.

МАТЬ. Это для тебя она замечательная, а для остальных – обыкновенная неудачница. Она же неустроенная у нас, ты понимаешь? Не-у-стро-енная. Все ее подруги, одноклассницы, однокурсницы уже давно замужем, рожают детей и счастливы. Мне бы крепче спалось, если бы я могла надеяться. Но у нее же никого нет! И не было с тех самых пор, как я запретила ей дружить с этим металлическим Толиком. Ты помнишь Толика?

ОТЕЦ. Нет.

МАТЬ. Он был весь из металла. Железные кольца висели у него на бровях и в ноздрях.

ОТЕЦ. Не помню.

МАТЬ. Тогда и не вспоминай. Девочки пришли. Открой.

ОТЕЦ (уходит и скоро возвращается). Это не девочки.

МАТЬ. А кто?

ОТЕЦ. Каляева.

МАТЬ. Господи, помилуй!..

КАЛЯЕВА. Наше вам здравствуйте. Алька на работе?

ОТЕЦ. Дома.

МАТЬ. Но сейчас ее нет.

КАЛЯЕВА. Ничего, я обожду. (Присаживается к столу.) Никак, праздник у вас?

МАТЬ. У Алины сегодня день рождения. Двадцать девятый.

КАЛЯЕВА. Ну? Никогда бы не подумала. Хотя, конечно... Я-то уже в третий раз мама. Чего ни говори, семейная жизнь бабу не красит. Алька-то замуж не собирается?

МАТЬ. Собирается, не собирается, мы, знаешь ли, не в курсе. У тебя какие новости? Супруг работает?

КАЛЯЕВА. Работает. Взяли его опять. Под честное слово. До первой, стало быть, рюмки. Думала, месяц хоть протянет. Так нет: брательник мой вчера заявился. Выпустили его досрочно, теперь сидят квасят. А денег нет. А нужны прямо позарез. Старшему пацану на обувку. Уж не знаю, к кому обратиться.

МАТЬ. Да, у каждого свои проблемы.

ОТЕЦ (Каляевой). А много ли вам не хватает?

МАТЬ. Ты все еще не переоделся? Ступай и переоденься!

ОТЕЦ. Как скажешь. (Выходит.)

КАЛЯЕВА. Я все равно у вас не возьму, даже не заикайтесь. Я и так уж вам должна, не знаю сколько.

МАТЬ. Две тысячи сто пятьдесят.

КАЛЯЕВА. По гроб жизни не рассчитаюсь.

МАТЬ. Чей «гроб жизни»?

КАЛЯЕВА. Извиняюсь, не подумавши ляпнула.

МАТЬ. Гости пришли! (В комнату, где переодевается супруг.) Слышишь? Куда ты пропал? Почему, когда ты нужен, тебя нет?!

Отец Алины, в новом костюме, идет встречать гостей. Появляются две Тани – Большая и Маленькая.

МАЛЕНЬКАЯ. Вы, как всегда, прекрасно выглядите!

БОЛЬШАЯ. Морщины вам к лицу.

ОТЕЦ. Спасибо, девочки. Проходите, пожалуйста.

МАТЬ (выходит навстречу). Ой, какие вы молодцы, девчонки, что пришли! Да такие обе нарядные! Аля будет очень рада.

БОЛЬШАЯ. Надеюсь, она не убежала, как в прошлом году?

МАТЬ. Пошла погулять с собакой. То есть просто погулять. Отец, не стой столбом. Проходите к столу, девочки. У меня как раз пирог поспел.

ОТЕЦ. Как много нас тут сегодня!

МАТЬ (представляя Каляеву, пренебрежительно). Каляева. Наша соседка по лестничной площадке.

КАЛЯЕВА. Салют!

МАТЬ. А это – две Танечки. Таня Большая и Таня Маленькая.

КАЛЯЕВА. Логично.

МАТЬ. Ну, что же: прошу к столу.

МАЛЕНЬКАЯ. Мы, знаете, не планировали. У нас в запасе пять минут. Думали буквально поздравить и обратно. Мы даже букет не успели купить.

БОЛЬШАЯ. Зато у нас есть подарок – духи.

МАЛЕНЬКАЯ. Духи «Шарлизо Мортен» и книга.

БОЛЬШАЯ. Стихи Пушкина.

МАЛЕНЬКАЯ. Полное собрание стихов Пушкина.

БОЛЬШАЯ. Пушкин – книга на все времена.

МАТЬ. Но без чая у меня еще никто не уходил.

МАЛЕНЬКАЯ. Не надо угрожать. У меня дочь болеет, буквально температурит, а у Тани дома муж голодный.

БОЛЬШАЯ. Ничего, пусть поголодает!

МАТЬ. К столу, к столу. (Мужу.) Поди, вскипяти чайник!

ОТЕЦ. Но, может быть, мы подождем виновницу торжества? Я бы тем временем сыграл гостям на скрипочке.

МАТЬ. На скрипочке ты сыграешь завтра. На радио. «Гордость нашего города». А сейчас мы будем пить чай. Девочки торопятся. Аля сама виновата, что опаздывает.

КАЛЯЕВА. Точно. У нас говорят: опоздавшему – кости.

МАТЬ. И салфетки... Салфетки захвати!

ОТЕЦ (из кухни). Здесь нет решительно никаких салфеток!

МАТЬ. Ну что за человек: ничего поручить нельзя! Живет как квартирант. (Идет на кухню.)

МАЛЕНЬКАЯ. Не хотели же оставаться...

БОЛЬШАЯ. Подумаешь, дело: выпить чаю.

МАЛЕНЬКАЯ. Ну, мужу-то хоть звякни. Поди волнуется.

БОЛЬШАЯ. Да пошел он! Вчера опять явился после двенадцати. Плюхнулся мордой в подушку и храпака. Утром говорит, объект сдавали. Вот и у меня – объект.

МАЛЕНЬКАЯ. А я, ты знаешь, не хотела сюда идти. Мой сегодня во вторую. Светка из школы пришла – сопли до колен, чихает, кашляет. Не хотела я. Но Алькина мать и мертвого уговорит.

МАТЬ. Не нашли мы салфеток. Ума не приложу, куда они могли подеваться. Хуже нет, когда наша Аля убирает в квартире: вещи переезжают, не оставляя адреса.

КАЛЯЕВА. Чё, мы за Алькино здоровье только чай будем пить?

ОТЕЦ. Какая здравая мысль! (Достает бутылку вина.)

МАТЬ (пытается отнять ее). Тебе нельзя, у тебя давление.

ОТЕЦ. Я накапаю себе чисто символически. У меня же завтра прямой эфир. Девочки, завтра в девять ноль-ноль в программе «С добрым утром!» я гость рубрики «Гордость нашего города». Подставляйте бокалы!

МАЛЕНЬКАЯ. Спасибочки, мы не хотим.

БОЛЬШАЯ. Нет, я выпью. День рождения – имею право.

МАЛЕНЬКАЯ. Тогда по чуть-чуть.

КАЛЯЕВА. Им по чуть-чуть, а мне как положено.

МАТЬ. Чтоб ты захлебнулся когда-нибудь...

Входит Аля. Обе Танечки вскакивают, бросаются к подруге.

Каляева также поднимается из-за стола.

МАЛЕНЬКАЯ. Алька, с днем рождения! Хэпи бездый!

БОЛЬШАЯ (запевает). «Хэпи бездэй ту ю, хэпи бездэй ту ю...»

КАЛЯЕВА (Але). Дай я тебя обниму, подруга. Двадцать девять – не баран чихнул. Здоровья тебе, красавица, удачи, мужика путевого. (Обнимает, целует.)

АЛЯ. Спасибо, Каляева. Спасибо всем. Сюрприз удался.

МАТЬ. Посмотри, как она радуется, отец! Нужно непременно запечатлеть это все на камеру. Принеси фотоаппарат!

БОЛЬШАЯ (Але). А мы с Танюхой сегодня вдвоем.

МАЛЕНЬКАЯ. Без мужиков.

БОЛЬШАЯ. Чтобы как раньше.

МАЛЕНЬКАЯ (Але). Чтобы ты не комплексовала буквально.

БОЛЬШАЯ. Комплексы у всех есть.

МАЛЕНЬКАЯ. Но у кого-то их больше.

МАТЬ. Девочки, не ссориться! Аля, мой руки и – за стол. Мы все тебя ждем. Где наш отец, куда он опять пропал?!

АЛЯ. Погодите, я же... Я не одна! Со мной – вот... (Выглянула в прихожую.) Ау, вы где? Вы зачем сели под вешалкой? Идите сюда. Проходите, не стесняйтесь.

АЛЯ (Гавриилу). Оказывается, у нас гости, ну да все равно: знакомьтесь. Мама, папа, Таня, Таня, соседка Каляева. А его зовут Гавриил. По отчеству... Как вас по отчеству?

ГАВРИИЛ. По отчеству?.. Это что? А, понял! Пусть будет Эммануилович.

КАЛЯЕВА. Язык сломать можно. Эммануилович.

МАЛЕНЬКАЯ (вполголоса). Староват, да? И бомжеват.

БОЛЬШАЯ. И пьяный. Хоть выжимай.

МАТЬ. А что, собственно, происходит?

ОТЕЦ (делая снимок). Мечты сбываются.Там же, следующим утром. Мать и Алина.

АЛЯ. Мама, я все понимаю. То есть я хочу сказать, что сама не понимаю, зачем я это сделала. Так получилось... Все эти разговоры о моей несложившейся личной жизни, об ущербном одиночестве...

МАТЬ. Я не скажу тебе больше не слова.

АЛЯ. Мама, я не о том. Ну, нельзя человеку выкраивать жизнь по чужим меркам. Не могу же я родить ребенка только потому, что вам хочется внуков. И замуж не могу выйти абы за кого только потому, что все вокруг уже замужем. Тебе показалась странной моя выходка, а мне кажется странным, что ты не понимаешь таких простых вещей.

МАТЬ. Конечно: мать у тебя дура, мать ничего не понимает. Но ты и отца не пожалела. Он же не спал всю ночь. Теперь наглотался таблеток и с головной болью поехал на радиостанцию. Думаешь, ему там будет приятно с головной болью играть на скрипке?

АЛЯ. Я виновата, убейте меня.

МАТЬ. Мне тоже пора идти на работу, а я еще не завтракала. А не завтракала я потому, что у меня пропал аппетит. И пока этот ужасный, не могу подобрать другого слова, демонический Гаврила спит в соседней комнате, мой аппетит не вернется!

АЛЯ. Давай я разбужу Гавриила? Позавтракаем все вместе.

МАТЬ. Чудная мысль! Только с бомжами я еще не завтракала. Выросла ты, Аля, а ни капельки не повзрослела. В детстве приносила домой бездомных кошек, теперь приводишь бездомных алкоголиков. Вот и вся разница.

АЛЯ. Я его пожалела. Он спал в подворотне на голом асфальте. Конечно, если бы я знала, что у нас гости, я бы не стала его сюда вести. Если бы я ждала гостей, я бы вовсе не ушла из дома. Но я гостей не ждала. Я никого не приглашала!

МАТЬ. У тебя всегда во всем виновата мать. Почему же ты не позволила нам вчера сразу выставить этого Гаврилу за дверь? Нет, ты уложила его на диван и накрыла моим любимым пледом! Что подумают люди, Аля, ты об этом подумала?

АЛЯ. Причем тут какие-то люди? (Пауза.) Давай завтракать?

МАТЬ. Я уже опаздываю. Я не ухожу только потому, что боюсь оставить тебя одну с этим...

АЛЯ. Ну, что ты, мам. Он совсем безобидный.

МАТЬ. Безобидных мужчин не бывает, Аля. Я все-таки попрошу соседку посидеть с тобой, пока он не проснется. А к моему возвращению – чтобы духу его тут не было. В прямом смысле: комнату проветрить, белье постирать. (Направляется к выходу.)

АЛЯ. Погоди, а папа?.. Ты что, не будешь слушать его интервью?

МАТЬ. Повторяю, я опаздываю. Меня, в отличие от тебя, на рабочем месте заменить невозможно. Я не в школе работаю.

АЛЯ. Неужели тебе совсем не интересно?

МАТЬ. Господи, да что он может мне рассказать такого интересного, чего я еще не знаю?! Не забудь проветрить комнату. (Уходит.)

Алина приносит радиоприемник, включает на неполную громкость. Голос ведущего: «...и в заключение выпуска новостей мы, как обычно, расскажем вам о погоде...» Появляется Каляева.

КАЛЯЕВА. Привет, подруга!

АЛЯ. Привет, Каляева. Будешь со мной чай пить?

КАЛЯЕВА. Нет, я уже... Меня мамаша твоя сюда направила. «Составь, - говорит, - Альке компанию». Как тут у вас?

АЛЯ. Нормально.

КАЛЯЕВА. Я в смысле: обстановочка?

АЛЯ. Я же говорю, все нормально.

КАЛЯЕВА. Ой, а вчера-то! Жутко вспомнить.

АЛЯ. А ты не вспоминай. И без твоих воспоминаний тошно.

КАЛЯЕВА. Ну, а на кой ты его вообще привела? Мать, можно сказать, в заику превратила. Отец тоже... Побледнел весь. Я гляжу, а он прям синий – так побледнел. Да об чем говорить, я сама чуть дар речи не проглотила.

АЛЯ. И не жаль тебе, Каляева, время со мной терять?

КАЛЯЕВА. Время-то, оно – да... Время это самое... Деньги! Деньги, Аля, край как нужны. Мы же детям на лето обувку купить хотели. А тут брательник мой приехал, уголовничек. За примерное поведение до конца срока не досидел. Тоже: одеть-обуть человека надо, чтоб он, падло, провалился. Выручай, подруга. Христом Богом молю.

АЛЯ. У меня есть, но, боюсь, немного.

КАЛЯЕВА. Выручай, выручай. С миру по нитке – будет много ниток. Мы-то, знаешь, как живем. Хлеба купить не на что. Старший у меня на завтрак литр молока выцедить может. Весь в отца. Тому тоже не меньше литру надо.

АЛЯ (протягивает деньги). Вот, больше нет.

КАЛЯЕВА (берет не считая). Как-то даже не по себе. Я и так тебе должна, уж не помню сколько.

АЛЯ. И я не помню.

КАЛЯЕВА. Ох, грехи мои тяжкие! Вот знаю, что не отдам... Вовремя. А все одно надо взять.

АЛЯ. Бери, Каляева. Тебе нужнее.

КАЛЯЕВА. Эх, Аля, что ты за человек, награди тебя Господь! Как только такие люди получаются?

АЛЯ. Родители так воспитали.

КАЛЯЕВА. Нет, подруга. Родители у тебя люди серьезные, свою выгоду знают. Трудно тебе будет без них, прости меня на честном слове. Помрут, не дай Бог, и пропадешь ты одна. Поэтому слушай сюда. Ты если мужика искать решила, это правильно. Это я тебе давно говорила. Только в деле таком суетиться не стоит. Что ты за этого пьянчика ухватилась? Тебе другой мужик нужен. Чтоб хозяйственный был...

АЛЯ. Господи, Каляева! Когда же вы меня в покое оставите с мужиками вашими?!

КАЛЯЕВА. Да ты чего, Алиночка? Это ж я тебе по-свойски, по-соседски. Чтоб ты, значит, с умом выбирала. С меня чтобы, это самое, пример не брала. Тоже дура, выскочила за первого встречного. Ничего, кроме детей, делать не умеет. Гвоздя, падло, не вобьет.

АЛЯ. Зато к детям он хорошо относится. И веселый.

КАЛЯЕВА. Ага, вторые сутки уж веселится. Как брательник мой нарисовался, так и сидят – квасят. Вонищу развели – хоть в мешок собирай. Мат-перемат коромыслом, а я слова не скажи. Что я могу, слабая женщина?

КОЛЯН (критически оглядев Алю, сестре). Сеструха, на выход!

КАЛЯЕВА (грубо). Чего тебе?

КОЛЯН. Потеряли тебя, мать-героиня.

КАЛЯЕВА (закипая). Чё ты приперся-то?

КОЛЯН. Говорю, за тобой.

КАЛЯЕВА. Нет, я спрашиваю, чё те надо, а?!

КОЛЯН. Дети плачут.

КАЛЯЕВА. А ну пошел отсюда! Быстро домой! (Выталкивает его за порог, выходит сама.)

С лестничной площадки еще слышна их ругань.

МАЛЕНЬКАЯ. Ой, какой ужас! Не повезло вам с соседями.

АЛЯ. Нет, у нас хорошие отношения.

МАЛЕНЬКАЯ. А я, знаешь, чего забежала? Я подумала, надо тебя с днем рождения поздравить как следует. Вчера же ни поздравить, ни поболтать толком не удалось. Сумасшедший такой вечер получился, да? Буквально сумбурный. Так я решила – сегодня. Пораньше, перед работой. Потому что у меня день по минутам расписан.

АЛЯ. Ну, поздравляй.

МАЛЕНЬКАЯ. Чего? А, поздравляю! С днем рождения.

АЛЯ. Спасибо.

МАЛЕНЬКАЯ. Ну да. Вчера-то нас всех попросили скоренько. Будто мы выпивших мужиков не видали. Однако с чего он так наклюкался, этот твой Гаврила буквально Эммануилович?

АЛЯ. Он не мой.

МАЛЕНЬКАЯ. Нет, я, знаешь, чего забежала? Светка у меня по английскому не тянет. Если честно, она ни по чему не тянет. Сроду не думала, что у меня такая тупая дочь будет. Ты бы позанималась с ней, а?

АЛЯ. Пожалуйста. Если она захочет.

МАЛЕНЬКАЯ. Она захочет. Пусть только попробует не захотеть. Хотя, знаешь, трудно с ней. Мой-то как: с работы на диван, с дивана на работу. Ну, в игры компьютерные еще пострелять. А на мне и то, и другое, и пятое-десятое. Завидую я тебе, Алька: свободная, счастливая... Замуж еще не зовет?

АЛЯ. Кто кого?

МАЛЕНЬКАЯ. Ну, кто: Гаврила твой. Вы вообще давно знакомы?

АЛЯ. Не очень.

МАЛЕНЬКАЯ. Ты смотри, я тоже полгодика погуляла со своим, и под венец. Теперь жалею. А Танька Большая, помнишь, охали, ахали: Олег, Олег, повезло, нашла себе такого Олега. А он ей изменяет.

АЛЯ. Откуда ты знаешь?

МАЛЕНЬКАЯ. Знаю. Только ты Танюхе не говори. Я это к чему: никогда не угадаешь, кого найдешь. Лотерея. Большой процент везения буквально.

АЛЯ. Я не ищу.

МАЛЕНЬКАЯ. Конечно, чего теперь искать. Да и мне как будто без надобности. Но, бывает, знаешь, оглянусь по сторонам: ёпэрэсэтэ, будто в чистом поле стою. Хоть бы на ком взгляд задержался. Вот и думаю, чего я буду шило на мыло менять? Гаврила этот ничего, состоятельный?

АЛЯ. Не знаю. Вряд ли.

МАЛЕНЬКАЯ. Ладно, не хочешь – не говори. Я, вообще, чего забежала-то? Редко мы видимся, вот что. Надо бы нам взять наших мужиков как-нибудь, собраться, посидеть, поболтать. Вон как сейчас хорошо поговорили, да?

АЛЯ. Хорошо.

МАЛЕНЬКАЯ. Настроение буквально поднялось. Ладно, пора мне. Будь счастлива, Алька, и звони, не теряйся!

АЛЯ. И ты звони, Таня.

МАЛЕНЬКАЯ. Мне когда? У меня день по минутам расписан. Я же на новое место устроилась. Девять человек в подчинении – стресс, голова кругом. Все, убегаю. (Убегает.)

Аля убирает со стола. Чуть слышно бормочет радио: «Это программа «С добрым утром!» и ее бессменные ведущие. «С добрым утром!» - говорим мы всем, кто уже не спит, и надеемся, что наши дорогие радиослушатели ответят нам тем же...» и т.п. Появляется Колян.

КОЛЯН. У тебя там входная дверь нараспашку.

АЛЯ. Простите?

КОЛЯН. Познакомимся? Колян меня зовут. Николай Давыдов. К сеструхе погостить приехал.

АЛЯ. А почему Давыдов?

КОЛЯН. А что тебя смущает?

АЛЯ. Сестра у вас – Каляева.

КОЛЯН. Так то по мужу.

АЛЯ. Ой, извините. Я что-то растерялась.

КОЛЯН. Продолжаем разговор. Тебя как звать?

АЛЯ. Алина. Аля.

КОЛЯН. Краля Аля... Вижу, не одна тут проживаешь?

АЛЯ. Я с родителями живу.

КОЛЯН. Алина-малина... Разведенка? Или принца ждешь?

АЛЯ. А что это вы меня допрашиваете?

КОЛЯН. Смотри, девичий век короток.

АЛЯ. Что вы, собственно, тут делаете? Кто вас приглашал сюда? Наглость какая.

КОЛЯН. На мозоль наступил?

АЛЯ. Будьте любезны, покиньте помещение.

КОЛЯН. А лет тебе сколько?

АЛЯ. Я говорю, уходите немедленно. Пока я сестру вашу не позвала.

КОЛЯН. Зови, зови, все одно не дозовешься. Она за картошкой умотала. На рынок.

АЛЯ. Я пожалуюсь, когда она вернется.

КОЛЯН. Жалуйся, напугала! Чтобы я родной сестры забоялся? Тьфу! Она же у меня из породы пернатых.

АЛЯ. В каком смысле?

КОЛЯН. В таком! Есть бабы лошади, есть коровы. А еще телки, вороны и курицы. Вот она – курица.

АЛЯ. А я, по-вашему, кто?

КОЛЯН. Пока телочка, а там – жизнь покажет. Из телки ведь и корова, и лошадь получится может. И даже курица...

АЛЯ. Как это?

КОЛЯН. Ну как: телка – это, так сказать, первый женский этап развития. Телка – это для бабы, считай, комплимент. Потом телки стареют и становятся кто лошадью, кто курицей.

АЛЯ. Все равно непонятно.

КОЛЯН. Лошадь – это работяга, которая свой груз по жизни молча тянет. Они ничего, бывают крепкие, ядреные, бывают – дохлые. Все равно: мужики таких уважают. Их, правда, меньше всего. Потом коровы. Эти ленивые, но с претензией. Думают, что мир для их пользы придуман и что все мужики им чем-то обязаны. Тупые, но своего не упустят. Вороны – это каркуши. Это те, кто в жизни чего-то достиг и теперь считают себя умнее, чем они есть на самом деле. Эти чаще всего с образованием, на руководящих должностях. Курицы – все остальные, их большинство. Суетятся, кудахчут в своем курятнике. Вреда от них не много, но и пользы для общества никакой... (Закуривает.) У тебя дети есть?

АЛЯ. Не курите здесь, пожалуйста.

КОЛЯН. Значит, нет. Продолжаем разговор.

АЛЯ. Ну, какое вам дело, уважаемый Колян, есть ли у меня дети?!

КОЛЯН. Обыкновенное дело. Или ты думаешь, я просто так сижу тут? Теори... Теорезити... Выпендриваюсь, короче. Я же тебе понравиться хочу! Ты мне понравилась, и я хочу.

АЛЯ. И почему же я нравлюсь только всяким Колянам?

КОЛЯН. Ну а че: ты вполне в моем вкусе. Сколько тебе?

АЛЯ. Двадцать девять. Не старовата для телочки?

КОЛЯН (не заметив иронии). Я помоложе. Но это фигня. Ты мне подходишь. Я серьезно, заметь. Могу и жениться, в натуре. Семья, то-се. (Воодушевляется.) И мать обрадуется. «Наконец-то, - скажет, - Колька мой угомонился».

АЛЯ. Как-то все у вас быстро происходит. Но, может быть, вы мне не нравитесь? Может быть, у меня уже есть кто-то, кого я не стану менять на бывшего заключенного? Пусть вас даже и освободили досрочно.

КОЛЯН. Да нет у тебя никого! У меня же нюх на одиноких баб, я вас в толпе по запаху различаю. Вот тоже еще вопрос: бабе тридцать лет, а у нее ни детей, ни мужа. Может, ты больная какая?

АЛЯ. Уходи.

КОЛЯН (приближается к Але). Или мужики тебе не в кайф?

АЛЯ. Не подходи ко мне.

КОЛЯН. Может, ты нецелованная?

босой, в трусах, с накинутым на плечи пледом.

АЛЯ. Я буду кричать. (Шепотом.) Помогите.

КОЛЯН (заметив Гавриила; обескураженно). Опа! А говорила, с родителями живешь. Посмеяться, что ли, захотела? (Гавриилу.) Сказала, с родителями живет.

АЛЯ. Ничего я тебе не говорила.

КОЛЯН. Шутка-розыгрыш? (Гавриилу.) Чеканутая она у тебя. (С независимым видом уходит.)

ГАВРИИЛ. Доброе утро, Мария.

АЛЯ. Меня Алиной зовут.

ГАВРИИЛ. В прошлый раз была Мария. Одежда моя где?

АЛЯ. На балконе. Я почистила ее вчера. Вы не помните?

ГАВРИИЛ. Башка болит. Где тут можно?..

АЛЯ. По коридору направо.

Гавриил выходит. Аля приносит его вещи. Гавриил возвращается. Голос радиоведущего: «...хочется верить, что сегодняшнее утро подарит нашим слушателям заряд бодрости и оптимизма на целый день, а для кого-то, быть может, расщедрится и на приятную неожиданность...»

ГАВРИИЛ (одеваясь). Кто меня вчера подобрал? Вы?

АЛЯ. Я.

ГАВРИИЛ. Из каких побуждений?

АЛЯ. Ну, как же: вы лежали в подворотне. Я подумала, может быть, человеку плохо. Спросила: «Вам плохо?» Вы ответили: «Нет, мне хорошо, просто я устал». Я тогда спросила: «Что же вы не идете домой?» А вы сказали: «Мой дом далеко». Не помните?

ГАВРИИЛ (проверяет карманы). Припоминаю.

АЛЯ. У вас ничего при себе не было.

ГАВРИИЛ. Я знаю. Башка болит, извините.

АЛЯ. Вам, вероятно, нужно опохмелиться. Кажется, у нас еще осталось вино.

ГАВРИИЛ. Опохмелиться?.. Понимаю. Вы думаете, что вчера я был пьян. Нет, я не пью совсем. Мне нельзя. Мне хозяин не позволяет. Вчерашнее мое состояние объясняется скорым, а по вашим человеческим меркам – мгновенным перемещением сквозь небесные сферы. Обновление сущности. Колоссальные нагрузки. Переход с одной сферы на другую плюс материализация духа. Само собой, притяжение. Постоянно клонит в сон. Не верите?

АЛЯ. Я верю. Верю, вы только не волнуйтесь.

ГАВРИИЛ. Я не волнуюсь. Я не хочу, чтобы вы посчитали меня сумасшедшим.

АЛЯ. Я не считаю. Честное слово.

ГАВРИИЛ. Да-да, это непременное условие. Иначе у нас с вами ничего не получится. Хотя, надо признать, сумасшедший – это идеальное прикрытие. На случай, если вы вдруг не поверите. Вы Сведенборга читали?

АЛЯ. Это что-то из натурфилософии? Нет, простите.

ГАВРИИЛ. Жаль. Если бы вы читали Сведенборга, вам бы сразу все стало ясно. Впрочем, это не важно. Я послан сюда, чтобы объявить вам, то есть конкретно – тебе, дева, благую весть.

АЛЯ (подыгрывает ему). Откуда посланы? Оттуда? (Показывает пальцем вверх.)

ГАВРИИЛ. Пусть будет оттуда. Не перебивайте, пожалуйста.

АЛЯ. С какой планеты, если не секрет?

ГАВРИИЛ. Что значит, с какой планеты? Я не с планеты. Как бы это вам объяснить?.. Человеческое представление о времени и пространстве весьма примитивно... Я все-таки порекомендовал бы вам Сведенборга. Он, конечно, много чего напридумывал, но в целом, как концепция... (Взмахивает рукой и достает из «воздуха» книгу.) Вот: и не отвлекайте меня посторонними вопросами. Очень, знаете ли, неприятно физически ощущать течение времени.

АЛЯ. Как вы это сделали? Вы фокусник?

ГАВРИИЛ. Вы меня задерживаете. На чем мы остановились?

АЛЯ (в замешательстве). Вы принесли мне какую-то весть.

ГАВРИИЛ. Правильно. Возрадуйся, благодатная! Благословенна будь между женами! Ибо обрела ты благодать у Бога. Короче, Алина: вы зачнете во чреве, родите сына и так далее.

АЛЯ. Как, простите?..

ГАВРИИЛ. Ну, Дух Святой снизойдет, сила Всевышнего осенит. Очень даже запросто.

АЛЯ. Я не читала Сведенборга, Гавриил Эммануилович, однако Святое Писание я читала. И, между прочим, не однажды!

ГАВРИИЛ. Прекрасно. (Загибает пальцы.) Возрадуйся – сказал, благословение – объявил, зачатие – возвестил. Ах да! Замуж вам нужно выйти.

АЛЯ. Да что вы как сговорились... За кого?

ГАВРИИЛ. Не имеет значения. Да вот хотя бы за этого типа, который был тут с вами только что.

АЛЯ. Ага, разбежалась.

ГАВРИИЛ. Все равно ведь придется. Во-первых, ребенку нужен отец. Во-вторых, люди в массе своей маловерны. Подумайте, как вы им объясните, что понесли от Святого Духа?

АЛЯ. Вот когда понесу, тогда и буду думать.

ГАВРИИЛ. Ну, как угодно. А моя миссия на этом окончена. Не провожайте меня. Приятно было познакомиться. (Покидает квартиру.)

Аля берет со стола книгу, листает, читает. Голос радиоведущего: «А всем, кто только сейчас присоединился к нам, мы говорим «С добрым утром!» и напоминаем, что уже очень скоро, а именно ровно в девять часов ноль-ноль минут, вас ожидает короткий обзор новостей. Оставайтесь с нами!..»

ОТЕЦ. Привет, Аленький. Ты одна?

АЛЯ. Папа? Ты почему здесь?.. Там – твоя передача...

ОТЕЦ (выключает радио). Никакой передачи не будет. В программе «С добрым утром!» нет рубрики «Гордость нашего города». Соответственно, меня никто никуда не приглашал. Они там даже фамилии моей никогда не слыхали!

АЛЯ. Как? Кто же тебе звонил? Ведь тебе звонили с радиостанции?..

ОТЕЦ. Звонили мне, видимо, мои коллеги. Я думаю, это был контрабас. Или – флейта. Да, это больше похоже на флейту... У флейты очень своеобразное чувство юмора.

АЛЯ. Па, ты не переживай. Ты – наша гордость. Моя и мамина.

ОТЕЦ. Я не переживаю. В определенном смысле все это действительно смешно. А что, наш гость еще спит?

АЛЯ. Нет, он ушел. Совсем недавно.

ОТЕЦ. Вот как? Под вешалкой стоят его туфли.

АЛЯ (убедившись). Действительно. Вот чудак! Хотя с головой у него, кажется, на самом деле не все в порядке. Он выдает себя за какого-то пророка. Он мне такого напророчил!..

ОТЕЦ. На меня он произвел тяжелое впечатление. Он напомнил мне ангела с картины Верроккьо.

АЛЯ. Как ты сказал?

ОТЕЦ. Верроккьо. Художник эпохи Возрождения. Что это у тебя за книга? (Взял в руки.) Философия?

АЛЯ. Не знаю. Гавриил Эммануилович оставил.

ОТЕЦ. Удивительно: туфли забыл, книгу оставил... (Открывает наугад, читает вслух.) «Так как ангелы на небесах облечены в одеяния, то они и на земле являются в одеяниях. Их речь состоит из слов, она звучно произносится и слышится, ибо у ангелов, как и у людей, есть уста, язык и уши». Н-да...

АЛЯ. А крылья? У ангелов должны быть крылья.

ОТЕЦ. Чепуха: мистика-схоластика. Послушай, Аля. То, что мы вчера так бурно отреагировали на его появление, не значит, что мы против. Если он тебе нравится, то есть понравился...

АЛЯ. Папа, не надо.

ОТЕЦ. Ну, не надо так не надо. Обидно только, что не довелось сегодня сыграть вторую сонату. Я восемь лет не исполнял ее на публике. Давай, Аленький, я тебе сейчас сыграю. Хочешь?

АЛЯ. Ой, па, а давай в другой раз? Мне собираться пора. Меня на два урока только отпустили. Вечером, хорошо? Я тебя люблю.

Алина выходит. Отец, оставшись один, достает из футляра скрипку, прижимает к груди, взмахивает смычком, но не играет. Опустив инструмент, включает радио, слушает популярную музыку.

top-bal.ru

Новости | СТД РФ

С 3 по 5 октября на сцене Московского театра "Апарте" проходили читки-презентации пьес-победителей Международного конкурса драматургии "Баденвайлер".

"Бадевайлер" - это конкурс пьес для авторов, живущих за пределами России и пишущих на русском языке.

Как говорит организатор и вдохновитель проекта Владислав Граковский, "это попытка понять, насколько драматургия, которая пишется на русском языке за пределами России, остается в общем культурном, мотивационном и языковом контексте и, конечно же, является творчески и тематически состоятельной".

Мы представляем видеозаписи читок и надеемся, что эти пьесы найдут своих режиссеров и своих зрителей.

Валерий Чепурин

«Что мы знаем о декабре»

режиссер Татьяна Архипцова

Сергей Руббе

«Муки здравомыслящих»

режиссер Карен Нерсисян

Оксана Савченко

«И мне больше не интересно, как ты там»

режиссер Ольга Лысак

Александр Углов

«Формула Кардано»

режиссер Даниил Романов

Владимир Горбань

«Тюремный тариф премиум класса»

режиссер Дмитрий Креминский

Теги: Драматургия, Творческие проекты

stdrf.ru

Светлана Сети.ру: Пожалел дурак дурочку

Пожалел дурак дурочку

25.11.2015 14:28

Светлана Сети.ру

ПРЕМЬЕРА В ТЕАТРЕ «АПАРТЕ»

28 ноября, 5 и 13 декабря

Сцена на Таганке(ул. Александра Солженицына, д.17 стр. 5-5а)

«Пожалел дурак дурочку»

По пьесе Сергея Руббе «Жульета»

Режиссер - засл.арт. РФ Иван Сигорских

Сценография - А.ПетровКомпозитор - А.ЗеленскийСтихи - М.БелаяФокусы - М.ЦителашвилиХореограф - Н.ЛюшненкоКостюмы - Т.Грознова

В ролях: Ксения Мон Сор, Сергей Карякин, Матвей Жизневский, Максим Михалев, засл.арт РФ Галина Виноградова, Ольга Додонова, Григорий Баранов, Виктор Степанян, Дарья Десницкая, Мария Говорова, Иван Лоскутов, Владимир Баркалая, Елизавета Ангерт, Давид Степанян.

Об авторе: Сергей Руббе родился в 1976 году в Казахстане. Учился на истфаке КазГУ, писал прозу. В 1998 переехал в Германию. Пьеса "Пожалел дурак дурочку (Жульета)", написанная в 2009 году, стала победителем международного конкурса драматургии Баденвайлер-2010 – конкурса для авторов, живущих за пределами России и пишущих на русском языке. Поставлена во многих театрах России и Европы. Его «Карпуша forever» и «Муки здравомыслящих» также весьма востребованны. Журнал «Современная драматургия» о пьесе «Жульета»: «Живой текст, написанный про живых людей автором, неравнодушным к своим персонажам. Он говорит о серьезных вещах, не впадая в занудное морализаторство».

Анчутка-бесенок – для недоброго взгляда.

Маленечко не в себе, неумеха, ребенок по умственному развитию, божье наказание, человеческой пользы ноль – для равнодушного.

Большеглазая – для доброго и усталого.

Жульета. Просто Жульета. Светлое юное существо, из породы редчайших созданий, что призваны не дать этому миру рассыпаться и угаснуть.

Жульетой ее назвали в честь великой актрисы. А то, что две буквы где-то потерялись – это ничего. И не такое теряла: семью, близких, землю под ногами… Впрочем, она будто и не с Земли вовсе, а с какой-то иной планеты, возможно, даже из другой галактики – где всё синее-пресинее, красное-прекрасное…Где на воле гуляют умученные тут чудаки, неподражаемой разумностью светится человеческий взгляд и сияет то зеркало, от которого иной раз сюда перескочит зайчик... Где никому не надо объяснять смысл жизни, потому как знают с рождения: смысл – любить. Кого? Да всех. Всех-превсех встречных-поперечных, и просто за то, что они живые. За то, что они – есть.

И попадает такое существо, одаренное любовью, маленькая бродяжка с искрой негасимой в душе, сюда, к нам. Где человеческий взгляд светится разве что материальным интересом, где талантливый художник тратит силы на рекламную мазню, изящная проститутка знает про Алонсо Кехано, а элегантный костолом подкрепляет свои действия цитатами из Александра Блока. Где роскошная, сочная Эмма, чьи женские устремления уже спрессовались в цемент, любовь формулирует так: «у меня физиология: встречу мужика и ничего с собой поделать не могу». Впрочем, как и свободу: «На воздух»! А балкон тебе – не воздух?». Это мир, в котором «нам хорошо, только когда нам плохо». Мир, в попытке прыгнуть вверх упавший в яму.

Аллюзии авторов пьесы и спектакля проглядывают ненавязчиво и нежно. То Жульета ходит по-балетному на мысочках, под свою мелодию, – не как Чаплин, но тоже по-особому. То звучит фраза «Кабирия – это святое». И герой, пусть и не гипнотизер, а фокусник, манипулятор – но ведь с тех же полей. Только вот искорка в нем угасла, а он и не заметил. И жизнь рассыпается, как карты в неудавшемся фокусе. Но ведь главное – чувствовать, как Жульета, что-то хорошее впереди, и тогда оно придет. Как она – не видеть зла («он меня прогнал-то понарошку»), не допускать зла ни в ком. И тогда… Тогда, как поет Жульета, «в каждой капле, в каждом блике, в каждом звуке… найдешь… любовь». Потрясающе проникновенная мелодия этой песни трансформируется в спектакле то в чувственное танго, то в озорной цирковой марш. И лишь в присутствии Жульеты она изначально чиста, хрустальна, и манит надеждой, и обещает чудо.

Не плачьте, все будет хорошо, все сбудется. Маленькие Бродяги Мазины и Чаплина – бессмертны.

Продолжительность спектакля 1 час 45 минут.

Текст: Маргарита Белая

blog.cety.ru