История создания фильма «Хождение по мукам» Василия Ордынского. Хождение по мукам рощин
«Сравнительная характеристика образа Рощина и Телегина в трилогии «Хождение по мукам»»
«— Ты, очевидно, рассчитываешь, что мы поменялись местами, и я в свою очередь должен проявить большое чувство… Есть оно у меня к тебе, очень большое чувство… Так мы были связаны, как никто на ев те… Ну, вот… Вадим, что ты здесь делаешь? Зачем т здесь? Расскажи…
— Для этого я и пришел, Иван…
— Очень хорошо… Если ты рассчитываешь, что могу что-то покрыть… Ты умный человек, условимся я ничего не могу для тебя сделать… Тут в корне мы тобой разойдемся…
Телегин нахмурился и отводил глаза от Рощин А Вадим Петрович слушал и улыбался.
— Ты что-то затеял… Ну, понятно, что… И слух твоей смерти, очевидно, входит в этот план… Рассказывай, но предупреждаю — я тебя арестую… Ах, как эт все так…
Телегин безнадежно — и на него, и на себя, и н всю теперь сломанную жизнь свою — махнул рукой. Вадим Петрович стремительно подошел, обнял его и креп ко поцеловал в губы.
— Иван, хороший ты человек… Простая душа… Рад видеть тебя таким… Люблю. Сядем. — И он потяну упирающегося Телегина к койке. — Да не упирайся ты Я не контрразведчик, не тайный агент… Успокойся, — я с декабря месяца в Красной Армии.
Иван Ильич, еще не совсем опомнясь от своего решения, которое потрясло его до самых потрохов, и еще сомневаясь и уже веря, глядел в темнозагорелое, жесткое и вместе нежное лицо Вадима Петровича, в черные, умные, сухие глаза его». В эволюции характера Телегина эта острая сцена— кульминация. Герой переламывает себя, свою «хорошесть», доброту, свои прежние представления о жизни. Ведь, с точки зрения абстрактно-гуманистической морали, намерение арестовать родственника-шпиона, в свое время «благородно» не передавшего Телегина контрразведке, — «предательство» (правда, сам Рощин в тот момент уже усомнился в справедливости «белой идеи», — вот в чем секрет его «благородства»; случись встреча на вокзале двумя месяцами раньше — быть бы Телегину покойником, но ведь он не знает об этом!). С точки зрения советского писателя-гуманиста, это намерение— свидетельство гражданской зрелости и человеческого мужества Телегина.
И при ближайшей встрече с Иваном Ильичом Даша восклицает: «Катя, гляди же на него… Ты замечаешь, как он переменился? В Петербурге у него в лице было что-то недоделанное… У него и глаза другие… Прости, Иван, но когда мы ехали в Самару на пароходе — у тебя были светло-голубые глаза, даже глуповатые, и меня это очень смущало… Теперь — как сталь…»
Значительно более сложен и трагичен жизненный путь Вадима Петровича Рощина. Умный, образованный человек, боевой офицер, натура богатой душевной организации, Рощин активно не приемлет революции: это гибель родины, великой России.
«— А что это такое-с?—справедливо говорит Вадиму Петровичу его фронтовой товарищ, подполковник Тетькин.—Простите, я по-дурацки спрошу: великая Россия — в чьем, собственно, понимании? Я бы хотел точнее. В представлении петроградского высшего света? Это одно-с… Или в представлении стрелкового полка, в котором мы с вами служили, геройски погибшего на проволоках? Или московского торгового совещания, — помните, в Большом театре Рябушинский рыдал о великой России? Это — уже дело третье. Или рабочего, воспринимающего великую Россию по праздникам из грязной пивнушки? Или — ста миллионов мужиков, которые…
— Да, черт вас возьми… Простите, подполковник-До сих пор мне было известно, что Россией называлась территория в одну шестую часть земного шара, населенная народом, прожившим на ней великую историю…, Может быть, по-большевистскому это и не так… Прошу прощения…
— Нет, именно так-с… Горжусь… И лично я вполне удовлетворен, читая историю государства Российского. Но сто миллионов мужиков книг этих не читали. И не гордятся. Они желают иметь свою собственную историю, развернутую не в прошлые, а в будущие времена… Сытую историю… С этим ничего не поделаешь. К тому же у них вожди — пролетариат. Эти идут еще дальше, — дерзают творить, так сказать, мировую историю… С этим тоже ничего не поделаешь…»
Для Рощина, однако, все это — пустые слова. Большевики довели Россию до брестского «позора», — им нужно мстить. Если Катя пытается удержать: «Ты не должен быть убийцей», — значит «к черту» и Катю, и любовь.
Становясь в ряды добровольческой армии, Рощин мстит. Но теперь, когда у него в руках оружие, когда ненависть находит выход в бою, когда он убивает своих врагов, — «прояснившийся ум силится понять, — прав он?»
В этой борьбе Вадим Петрович, как всегда, старается быть честным, искренним. Он лично бескорыстен, не грабит, не ходит на попойки. Он убивает только в бою, от участия в расстрелах и расправах уклоняется, и ему противно, когда другие, как о счастье, мечтают о взятии Москвы, потому что можно будет публично, с барабанным боем вешать. Он чувствует себя чужим среди однополчан. Этого достаточно, чтобы поползли слухи о том, что сам Рощин — большевик, «красные подштанники». Дело доходит до прямого покушения на его жизнь: во время боя «свои» стреляют в него. А главное— нет ответа на вопрос: «Во имя какой правды нужно убивать русских мужиков?»
Рощин еще не может сознаться себе, что Катя была права, однако, получив отпуск, едет к ней, жестоко оскорбленной им в припадке ненависти. Но Катя исчезла, и пока не кончился отпуск, Вадим Петрович ищет ее. В тылах белой армии ему окончательно становится ясным, что «высокая белая идея» — блеф, что он защищал «шумное прожорливое стадо, которое мычало и орало по всем отбитым у революции городам… Это стадо надо было оберегать штыками и пушками, отвоевывать для него новые города, восстанавливать для него очищенную от большевистской скверны великую, единую, неделимую Россию».
Трезво и беспощадно Вадим Петрович выносит себе приговор: «От человека — одна обгорелая печная труба». Ум его безуспешно ищет выхода, но нет выхода, только что — повеситься, да и то «противно делать это усилие над собой». В этот момент Рощин случайно нападает на Катин след, и колебаниям приходит конец: Катя для него — единственное, ради чего нужно жить, потому что забыть ее и умереть — значит предать.
Поиски приводят Вадима Петровича в Гуляй-поле, он попадает в плен к Махно. Вдруг, неожиданно для Рощина (он — фигура в руках Махно, ведущего большую игру) его посылают как военного специалиста в екатеринославский подпольный ревком — инспектировать план восстания. В дороге большевик Чугай спрашивает, что привело к ним Рощина, и добавляет:
«— Кое-какие справки я о тебе навел… Неутешительно: враг, матерый враг ты, браток…
— Нет, я не враг, это слишком просто»,—отвечает Вадим Петрович и дальше подводит итог своим исканиям и заблуждениям:
«— Ты ответь: что для тебя родина? Июньский день в детстве, пчелы гудят на липе, и ты чувствуешь, как счастье медовым потоком вливается в тебя… Русское небо над русской землей… Разве я не любил это? Разве я не любил миллионы серых шинелей, они выгружались из поездов и шли на линию огня и смерти… Со смертью я договорился, — не рассчитывал вернуться с войны… Родина — это был я сам, большой, гордый человек… Оказалось, родина — это не то, родина — это другое… Это — они… Ответь: что же такое родина? Об этом спрашивают раз в жизни, спрашивают — когда потеряли… Ах, не квартиру в Петербурге потерял, не адвокатскую карьеру… Потерял в себе большого человека, а маленьким быть не хочу, — стреляй, если хоть в одном моем слове смущен… Серые шинели распорядились по-своему… Что мне оставалось? Возненавидел! Свинцовые обручи набило на мозг… В добрармию идут только мстители, взбесившиеся кровавые хулиганы. «Так за царя, за родину, за веру мы грянем громкое ура…» И — на цыганской тройке за растегаями к Яру…
— Готов, браток, прямо — на лопате в печь, — сказал Чугай, и напряженный взгляд его выпуклых глаз повеселел.—Что за оказия — разговаривать с интеллигентами! Откуда это у вас — такая мозговая путаница?.. Как же мы теперь с тобой договоримся? Хо чешь работать не за жизнь, а за совесть?..
— Если так ставишь — буду работать.
— Без охоты?
— Сказал — буду, значит — буду». В Екатеринославе Рощин впервые за долгие месяць своих скитаний увидел людей, действительно одержимых великой идеей, а не корыстными интересами, — большевиков. Он впервые близко сошелся с простыми людьми, понял, что руководит ими, какое великое дело они делают буднично и просто. Осознав главное, — что родина — они, — «Вадим Петрович принял без колебаний… новый мир, потому что это совершалось с его родиной». И когда он, раненный в бою, лежит в госпитале, ему не терпится «поскорее самому начать подсоблять вокруг этого дела».
«Россией рожден человек, — так говорит о своем понимании грандиозных событий революции Рощин в конце романа. Человек потребовал права людям стать людьми. Это — не мечта, это — идея, она на конце наших штыков, она осуществима… Ослепительный свет озарил полуразрушенные своды всех минувших тысячелетий… Все стройно, все закономерно… Цель найдена… Ее знает каждый красноармеец…»
www.allsoch.ru
РОЩИН И ЕГО ПРОТОТИП - colaksay
Рощин, Вадим Петрович... герой романа, советский генерал.
Чтобы понять, что произошло в России в 1917 году, нужно заглядывать не только в колонки с цифрами, но и в вечно живые, вечно актуальные произведения классиков русской литературы.
Пожалуй, одним из величайших произведений о Пути России и русских людей следует считать бессмертную трилогию Алексея Николаевича Толстого "Хождение по мукам".
Итак, 1914 год...
"... это были времена, когда любовь, чувства добрые и здоровые считались пережитком; никто не любил, но все жаждали и словно отравленные, припадали ко всему острому, раздирающему внутренности...".
"... В последнее десятилетие с невероятной быстротой создавались грандиозные предприятия. Возникали, как из воздуха миллионные состояния. Из хрусталя и цемента строились банки, мюзик-холлы, скетинги, великолепные кабаки, где люди оглушались музыкой, отражением зеркал, полуобнаженными женщинами, светом, шампанским. Спешно открывались игорные клубы, дома свиданий, театры, кинематографы, лунные парки. В городе была эпидемия самоубийств. Залы суда наполнялись толпами истерических женщин, жадно внимающих кровавым и возбуждающим процессам. Все было доступно - роскошь и женщины. Разврат проникал всюду, им был, как заразой, поражен дворец.
И во дворец, до императорского трона дошел и, глумясь и издеваясь, стал шельмовать над Россией малограмотный мужик с сумасшедшими глазами... Дух разрушения был во всем, пропитывал смертельным ядом и грандиозные биржевые махинации знаменитого Сашки Сакельмана и мрачную злобу рабочего на сталелитейном заводе, и вывихнутые мечты модной поэтессы...".
"... ни больших идей, ни больших чувств. Правительством руководит только одно - безумный страх за будущее. Интеллигенция обжирается и опивается. Ведь мы только болтаем, болтаем... и - по уши в болоте. Нард заживо разлагается. Вся Россия погрязла в сифилисе и водке. Россия сгнила, дунь на нее, - рассыплется в прах. Так жить нельзя... Нам нужно какое-то самосожжение, очищение в огне...".
Ведь все, ну просто все, как нынче у нас...
И сколько раз нам приходилось слышать от солдат и офицеров, прошедших круги ада Чеченской войны, то же, что говорил солдат первой мировой в трилогии "Хождение по мукам".
"Все продано, вот какие дела... Чуть наши перевес начинают брать, - сейчас приказ - отойти... Пошли наступать, отступили, опять возвращаемся на свое место. Безрезультатно!".
Просто мороз по коже продирает, когда теперь, во время Новой Смуты, перечитываешь статьи и книги Красного Графа. Так и хочется воскликнуть вслед за любимым героем Толстого Вадимом Петровичем Рощиным: "Великая Россия теперь - навоз под пашню... Все надо - заново: войско, государство, душу другую надо втиснуть в нас...".
Впрочем, Рощин, в первой книге выражавший сокровенные мысли самого писателя, вскоре нашел своего реального прототипа, с которого далее и писал его Алексей Толстой.
Им стал генерал-лейтенант Евгений Шиловский.
Шиловские — исконный тамбовский дворянский род, предки Евгения Александровича себя именовали с ударением на первом слоге, чтобы их даже с поляками не путали. Он родился в 1889 году. Крупными помещиками Шиловские никогда не были, а к тому времени, благодаря «реформам» от родовых имений осталось лишь крохотное поместье. Но, как и полагается, служивым дворянам, Евгений поступил в военное училище, выпустился офицером-артиллеристом. Потом — Первая мировая, награды, именное оружие за храбрость, статья «Подвиг поручика Шиловского» в газете... Он тогда увлекался фотографией, осталась целая коллекция снимков — «Из жизни и службы в 5-й лейб-гвардии артиллерийской бригаде»: первый бой, переправа, однополчане на привале... Вот итоговая: красавец офицер в полной парадной форме, на груди орден. Это уже после Николаевской военной академии, которую окончил аккурат в 1917-м. Правда, Шиловский практически сразу пошел к РККА вместе с Брусиловым, Зайончковским и многими прославившимися в Первую Мировую офицерами и генералами - ведь сразу стало ясно, что и большевики есть разные и Россию надо защищать и не столько от белых, сколько от их «благодетелей» из-за кордона.
Послужной список Шиловского у красных: в РККА с весны 1918-го; сотрудник Высшей военной инспекции; начальник отдела штаба Народного комиссариата военных дел Украины. В 1919—1921 годах — начальник оперативного управления, начальник штаба и временный командующий 16-й армией. С 10 июля 1921 года занимал должность помощника начальника штаба Западного фронта. Именное оружие за храбрость. Шиловский после гражданской стремительно продолжал карьеру, стал помощником начальника Академии Генштаба, в 1928—1931 годах был начальником штаба Московского округа.
Тогда комбриг Шиловский преподавал в Академии Генштаба, жил один - первый брак оказался неудачным, воспитывал сына. Летом 1935 года поехал в отпуск в элитный подмосковный санаторий «Узкое». В обеденном зале его соседкой по столу оказалась милая молоденькая аспирантка Ленинградского радиевого института. Очень серьезная — занималась биохимией, ставила опыт, надышалась какой-то гадостью. Отец выхлопотал ей возможность подлечиться в том же «Узком». Девушку звали Марьяна, проще — Маша, а полностью Марианна Алексеевна Толстая. Ее отцом был Алексей Николаевич Толстой — тот самый. Она была человеком строгой науки, при этом одного с Шиловским воспитания, одного восприятия жизни, да и — чего там! — происхождения тоже. И хотя Шиловский был старше Маши на двадцать один год, за плечами имел нерадостный опыт первого брака, хотя жила она в Ленинграде, а он в Москве, начался их полуторалетний роман, который закончился по всем правилам: решением не расставаться. Потом Толстой с Шиловским вообще крепко подружились, виделись практически еженедельно — благо Толстой переехал в Москву и жил на Спиридоновке. До Большого Ржевского, где жили Шиловские, — метров двести. Каждый день Алексей Толстой наблюдал типаж, который ему был нужен, — кадровый русский офицер, в дни великой смуты примкнувший к большевикам. Вот и разрешились все сомнения, терзания и, пожалуй, самый сложный герой трилогии при помощи Евгения Шиловского нашел свой путь к Народу.Рощинская судьба угадывается и за рамками романа: он уже твердо стоит на стороне красных, будет служить в РККА и дальше.
Началась Великая Отечественная. Шиловский стал начальником кафедры оперативного искусства, исполнял обязанности начальника Академии. Постоянно прикомандировывался к Генштабу. Сын был на фронте, жена с дочкой в эвакуации. Шиловский слал из Москвы короткие письма: за меня не волнуйтесь, все хорошо. О том, чем он занимался в войну, можно судить по фамилиям людей, с которыми тогда сдружился: Шапошников, Василевский, Захаров, Говоров... Это, кстати, интересный вопрос: о ком Шиловский говорил хорошо, о ком плохо. Вернее, плохо он не говорил ни о ком, но само неназывание имени было критерием. Например, никак не вспоминался Жуков. Зато очень симпатизировал Рокоссовскому. Искренне преклонялся перед стратегическим талантом Сталина. С утра на службу (после войны вернулся в Академию), к 18.00 вернулся, ужин, обсудили домашние дела, потом Шиловский уходил в кабинет — и до 22.00 снова за работу, писать очередную книгу. В таком же ритме жила и жена (Марианна Алексеевна с годами стала доктором наук, заведовала кафедрой в МАДИ). Один только раз пережил шок — когда наглядно столкнулся с послевоенным генеральским мародерством. Арестовывали соседа, очень крупного военного, Шиловского пригласили понятым, он вернулся пораженный: открыли рояль — а там золото, меха драгоценности... С брезгливостью повторял: как же можно? Существует же офицерская честь!
Видимо для этого генерала и пригласили на обыск. А-то ведь начнет, как истинно Честный человек потом заступаться за арестованного - мол, неплохой военный, может оклеветали. Но показав гнилую суть одного из сослуживцев избавили Шиловского от лишних терзаний....Сам он с войны привез лишь пробитый осколком металлический кувшин. Подобрал в 45-м в берлинских развалинах. Материальной ценности никакой, просто память. Для полноты портрета генерала Шиловского добавим, что с друзьями был весел, с прочими — корректен, а явных недругов похоже и не имел. Что отличался хлебосольством. Что французский знал как родной, немецкий — свободно. Что маршалы, стоявшие в почетном карауле у его гроба, не прятали слез... Таким вот был человек, который войдет в мировую литературу Вадимом Петровичем Рощиным -человеком сложной, но яркой судьбы.
Алексей Толстой, прошедший через кровь и горечь гражданской войны, через страдания эмиграции, одним из первых русских интеллигентов понял, что над Россией встает заря Новой Жизни.
"В России личность идет к освобождению через утверждение и создание мощного государства. В Европе личность свободна. Индивидуум осуществляет свою свободу на ступенях биржи, спекулируя девизами. И пусть прекрасные одиночки пишут прекрасные книги о свободе духа, - молодой человек в черепаховых очках заставит мечтателей есть картофельную шелуху, а завтра - дышать свежим воздухом, за неимением пищевых продуктов, а послезавтра - таскать кирпичи на стройку шикарного особняка (где молодой человек, конечно, застрелится, не угадав в один прекрасный день - в каком углу сигара у Джиппи Моргана). Итак, пока что молодой человек в черепаховых очках покупает резиновую палку: "Нужно решительно покончить с революцией". Вот с ним-то и встречается теперь Россия, - с этим человекоподобным. Борьба не скорая, не легкая. Борьба последышей мира старого с первым поколением нового мира. Я вижу иронические улыбки. О, не улыбайтесь так поспешно. Подождите немного, не более года. Ведь события идут так стремительно, как будто мы перелистываем книгу истории. Ведь распавшееся на части государство собрано вновь. Ведь в то время, когда силы европейского рабочего направлены на минимум - на удержание за собой права не умереть с голоду, - силы русского народа направлены на максимум - на возрождение и укрепление своего государства. Все это так. То, что в России - несовершенно. Но именно в русской революции загорелась полоса новой зари. Чудовищное время, когда у человека вместо лица - высокая валюта, - минет. Мы очнемся когда-нибудь от этого тошного сна". (1922 год).
И хочется верить, что мы вновь сможем сказать: "Россия, раздавленная войной, раздираемая междоусобицей, заранее поделенная между великими державами, берет руководство мировой политикой, становится грозной силой. Странная и особенная история русского народа, русского государства. Огромные и неоформленные идеи бродят в нем из столетия в столетие, идеи мирового величия и правдивой жизни. Осуществляются небывалые и дерзкие начинания, которые смущают европейский мир, и Европа со страхом и негодованием вглядывается в это восточное чудище и слабое, и могучее, и нищее и неизмеримо богатое, рождающее из темных недр своих целые зарева всечеловеческих идей и замыслов...
И, наконец, Россия, именно Россия избирает новый никем никогда не пробованный путь, и с первых же шагов слышна ее поступь по миру...".
colaksay.livejournal.com
Образ Телегина в трилогии «Хождение по мукам» (Хождение по мукам Толстой А. Н.)
Телегин с первого взгляда полюбил Дашу, а она воображает, что влюблена в модного поэта Бессонова. Как загипнотизированная — у нее «даже гордости не осталось», — Даша сама приходит к Бессонову — и в ужасе убегает, почувствовав, что он — тот, с кем изменила мужу Катя. Семья Смоковниковых распадается, Катя уезжает в Париж, Николай Иванович — в Крым, а Даша— к отцу в Самару. На волжском пароходе она встречается с Телегиным и понимает, что он любит ее. И уже значительно позднее в жизнь сестер входит офицер Вадим Петрович Рощин, полюбивший Катю и любимый ею.В предвоенном угаре, в огне империалистической войны и Февральской революции рушатся все устои и ценности старого мира — искусство, мораль, семья, брак, гуманизм, религия, самодержавие, как будто бы гибнет Россия, родина. Единственной силой, способной выстоять в бурях истории, героям представляется любовь. Отношением к любви как к подлинно человеческой ценности и отличаются от всех остальных персонажей первой книги трилогии Даша, Катя, Телегин, Рощин.
В любви, как мы уже знаем, ранний Толстой видел цель жизни и вместе с тем силу, способную возродить человека. Любовь является своего рода «пробным камнем» и для героев зрелого Толстого. При всем различии характеров люди, не способные на большое человеческое чувство, в равной мере оказываются банкротами в жизни, гибнут духовно и физически. Убит возмущенными солдатами Смоковников, двуличный в политике и фальшивый в любви, но лицемерно оберегающий «святость» семьи. Для кумира окололитературных дам и девиц — поэта Бессонова любовь, как и вся жизнь, — мираж; он овладевает женщинами как куклами, не любя и не чувствуя ничего. Мертвого духовно, живущего как в безумном сне поэта душит сумасшедший дезертир. Ничего человеческого нет и в животной страсти хладнокровного убийцы, насильника, бандита, анархиста Жадова.
Совсем иными в этом смысле выглядят сестры, Телегин, Рощин, — собственно говоря, истинно человеческая сущность этих характеров определила для Толстого выбор их з качестве главных героев трилогии. О большой, настоящей, чистой любви мечтают Даша и Катя. Счастье, ликование, восторг, «необыкновенное чувство любви к себе», — «оттого, что Даша любит его», — испытывает Телегин. «Пройдут года, утихнут войны, отшумят революции, и нетленным останется одно только — кроткое, нежное, любимое сердце ваше», — говорит Рощин Кате.
Сама жизнь вскрывает ложность этих иллюзий. Попытки найти личное счастье вне общего терпят крах. Люди честные и искренние, герои Толстого поступают в соответствии со своими убеждениями — и оказываются в разных лагерях.
Наиболее прям путь Телегина — инженера и офицера-окопника, больше других соприкасающегося с простыми людьми и раньше других главных героев осознавшего, «что есть одна только сила: крепкий, расторопный, легкий народ». Размышляя после истерики Рощина и его слов: «Великая Россия перестала существовать… Великая Россия теперь — навоз под пашню», Телегин уверенно говорит: «Великая Россия пропала?.. Уезд от нас останется, — и оттуда пойдет русская земля…»
Но уходит от Телегина Даша, и слишком поздно Иван Ильич понимает, насколько жалкими были его попытки укрыть ее от общественных потрясений в узком мирке семейного счастья. «Стыдно ему было и вспоминать, как он, год тому назад, суетился, устраивая квартирку на Каменноостровском,—приобрел кровать красного дерева…»
Причин ухода Даши, по меньшей мере, две. Одну из них смутно ощущает сама Даша: несоответствие ее характера, ее идеала человеческой жизни тому «семейному счастью», которое начинает строить Телегин. Смерть ребенка только ускорила развязку, но не в ней
разгадка Дашиного ухода. Однако есть еще одна, более скрытая от героев причина — характер Телегина.
В одной из записных книжек Толстого есть краткая запись, раскрывающая самую суть происходящего в отношениях героев: «Телегин был не по росту этому времени. Даша разлюбила. Когда он вырос и возмужал в боях, — она увидела в нем нового человека и через него приняла (со страстью) новое». Такого прямого авторского комментария в тексте «Хождения по мукам» нет, но эта запись дает ключ к отдельным туманным, не вполне ясным штрихам, касающимся Телегина. Вспомним первое впечатление Даши при знакомстве с Иваном Ильичом: «У него было загорелое лицо, бритое и простоватое, и добрые синие глаза, должно быть, умные и твердые, когда нужно». Очень характерна оговорка — «должно быть», подкрепленная словом «простоватое». И чем больше читатель (вместе с Дашей) узнает о Телегине, тем больше углубляется первое впечатление, тем виднее хорошее, что есть в нем, и заметнее качества, которые вызывают сомнение у Даши.
Телегин добр, мягок, заботлив, прост, бесхитростен, честен, прям, искренен, — он именно то, что в обиходе называется «хороший человек», «заботливый муж», «отличный семьянин». Но как-то уж очень недалеко все это от обывательской серости, Телегину не хватает человеческого по большому счету — высокой, требовательной, принципиальной человечности. Далеко не случайно писатель сосредоточивает внимание на размышлениях Ивана Ильича в те моменты, когда в герое возникает чувство любви к самому себе.
После побега из плена и свидания с Дашей Телегин едет в поезде в Петроград и смотрит в окно вагона. «Он чувствовал: в ночной темноте живут, мучаются, умирают миллионы миллионов людей. Но они живы лишь условно, и все, что происходит на земле,—условно, почти кажущееся. Настолько почти кажущееся, что, если бы он, Иван Ильич, сделал еще одно усилие, все бы изменилось, стало иным. И вот среди этого кажущегося существует живая сердцевина: это его, Ивана Ильича, пригнувшаяся к окну фигура. Это — возлюбленное существо. Оно вышло из мира теней и в огненном дожде мчится над темным миром».
Состояние Телегина объясняется душевным подъемом от того, что он сделал Даше предложение, и это «необыкновенное чувство любви к себе» продолжается лишь несколько секунд. Характерно, однако, что и впоследствии подобные мысли возникают у Ивана Ильича, и каждый раз он борется с ними. Похожие мысли приходят, например, к Телегину в госпитале, где он лежит, ослепший, после контузии. «Вместе с возвращением к жизни в нем пробуждалась любовь к себе, глубоко за прятанная, принципиально им осуждаемая… Любовь себе приходила к нему, как здоровье». А думает Теле гин теперь вот что: «Если человек сам себя не любит тогда он никого не может любить, — на что он тогд пригоден? Например, бесстыдники, подлецы — они себ не любят… Спят они плохо, все у них чешется, вся кожа свербит, то злоба к горлу подходит, то страх обожжет… Человек должен себя любить и любить в себе такое, что может любить в нем другой человек… И в особенности— женщина, его женщина…»
Несмотря на внешнее сходство этих размышлений, речь в них идет о совершенно разных вещах. В первом случае — любовь к себе во имя себя, вне других; во втором — любовь к себе во имя людей, для других. Определяется это различие движением психологии, развитием характера героя. Прорывающаяся временами у Телегина (хотя и «принципиально им осуждаемая») «любовь к себе» делает его недостаточно внимательным к другим, даже к любимой женщине. «Он никогда и не пытался до конца понимать Дашу», хотя любит ее и страдает без нее. Не всегда внимателен, чуток он и к товарищам.
Вот перед боем Сапожков признается, что боится пули в голову; «Мыслей своих жалко…» Телегин отвечает:
«— Все мы боимся, Сергей Сергеевич, — думать об этом только не следует…
— А ты когда-нибудь интересовался моими мыслями? Сапожков — анархист, Сапожков спирт хлещет,— вот что ты знаешь…. Тебя я, как стеклянного, вижу до последней извилинки, от тебя живым людям я передам записочку, а ты от меня записочки не передашь… И это очень жаль… Эх, завидую я тебе, Ванька.
— Чего же, собственно, мне завидовать?,
— Ты на ладошке: долг, преданная любовь и самокритика. Честнейший служака и добрейший парень. И жена тебя будет обожать, когда перебесится. И потому еще тебе жизнь легка, что ты старомодный тип…»
«Старомодность» Телегина — его самоуглубленность, от старой, дореволюционной жизни оставшееся невнимание к другим — «простым» — людям. А как раз эти «простые» люди и учат своего интеллигентного командира истинной человечности, подлинной душевной чуткости.
Когда Телегин с отрядом моряков-артиллеристов прибывает на фронт, привязавшаяся душой к ним молодая женщина Анисья Назарова, у которой недавно погибли дети, просит разрешения остаться с бойцами.: Телегин отказывает: «Ступайте на пароход, Анисья, вы мне в отряде не нужны». И тут же совершенно различные по характеру люди — степенный комсомолец Шарыгин и бесшабашный бузотер Латугин от имени моряков просят оставить Анисью при отряде и подсказывают решение— определить ее сестрой милосердия. «Иван Ильич кивнул: «Правильно, я и сам хотел ее оставить». А затем Толстой передает мысли Телегина: «Иван Ильич шел и усмехался… «Вот, получил урок, шлепнули по носу: эй, командир, невнимателен к людям… Правильно, ничего не скажешь… От Нижнего до Царицына валялся на боку, развесив уши, и не полюбопытствовал: каковы они, эти балагуры… Видишь ты — шагают вразвалку, ветер задирает ленточки на шапочках… Почему анисьино горе, жалкую судьбу ее, они, не сговариваясь, вдруг связали со своей судьбой, да еще в такой час, когда приказано покинуть легкое житье на пароходе и сквозь песчаные ледяные вихри идти черт знает в какую тьму, — драться и умирать?.. Храбрецы, что ли, особенные? Нет, как будто,—самые обыкновенные люди… Да, неважный ты командир, Иван Ильич… Серый человек…»
Нет, конечно, Телегин не «серый человек», не обыватель: в нем начисто отсутствует самодовольство, самоуспокоенность, самолюбование. Иван Ильич беспощаден к себе, во всех случаях обвиняет себя, никогда не перекладывает вину на других. Это — незаметно для него самого — помогает ему совершенствоваться, расти духовно. «Сам не замечая того, он становился одним из самых надежных, рассудительных и мужественных работников в полку. Ему поручали опасные операции, он выполнял их блестяще».
www.allsoch.ru
История создания фильма «Хождение по мукам» Василия Ордынского
Жанр: киноповестьМногосерийный фильм по роману А.Толстого. История четырех представителей интеллигенции, ввергнутых в водоворот революции и гражданской войны.
Петербург 1914 года, город мрачных рабочих окраин и яркой артистической жизни. Героини фильма — сестры Катя и Даша Булавины. Старшая, Катя, жена либерального адвоката Смоковникова, уже долгое время живет в тоске и отчаянии от пустоты собственной жизни. От мыслей самоубийства ее спасает офицер русской армии Вадим Рощин. Даша посещает кружок поэтов — футуристов, затем уезжает в Самару и на пароходе встречает своего давнего петербургского знакомого Ивана Телегина.
Наступает восемнадцатый год. Катя и Рощин едут на юг, в Ростов. Здесь Рощин встречает старого знакомого, корниловского офицера. Горячие споры о судьбах русского народа приводят к разрыву отношений между Катей и Рощиным. Даша и Телегин тоже расстаются, и Иван записывается в Красную Армию.
При обороне Царицына Иван Телегин получит ранение, его направят в госпиталь, где он встретит Дашу. Рощин дезертирует с фронта и направляется на поиски Кати. После долгих и мучительных скитаний все четверо встретятся в Москве.
Голод, война, хаос, разруха. Россия накануне революции. Даша и Телегин венчаются. Они счастливы. После гибели мужа Катя морально подавлена. Ей оказывает внимание и поддержку Вадим Петрович Рощин — офицер царской армии.Потеряв ребенка, Даша и Телегин расстаются. Иван Иванович вступает в ряды Красной Армии. Память возвращает его в прошлую жизнь, образ любимой жены не оставляет в покое.
В 1977 году — экранизация 2 и 3 частей одноименной трилогии А.Толстого:5 серия «Разлом», 6 серия «Телегин», 7 серия «Катя»,8 серия «Даша», 9 серия «Рощин», 10 серия «Полночь», 11 серия «Ожидание», 12 серия «Зарево», 13 серия «Хмурое утро».
В фильме снимались: Юрий Соломин, Ирина Алфёрова, Светлана Пенкина, Михаил Ножкин, Вячеслав Езепов, Михаил Козаков, Анатолий Кацинский, Александр Пашутин, Инна Гулая, Валерий Погорельцев, Лаймонас Норейка, Владимир Комратов, Георгий Бурков, Александр Лазарев, Сергей Никоненко, Вера Комисарова, Николай Ерёменко (мл.), Роман Хомятов, Петр Любешкин, Лев Дуров, Анатолий Борисов, Юрий Каюров, Николай Афанасьев, Владимир Гостюхин, Андрей Юренев, Татьяна Распутина, Евгений Казаков, Валерий Зотов, Александр Павлов, Александр Чернов, Михаил Голубович, Николай Засухин, Виталий Безруков, Юрий Николаев, Светлана Тормахова, Семён Морозов, Александр Савостьянов, Лидия Федосеева-Шукшина, Алексей Крыченков, Евгений Быкадоров, Вернер Титце, Георгий Светлани, Ролан Быков, Георгий Шахет, Сергей Яковлев, Алла Богина, Владимир Акимов, Юрий Горобец, Георгий Соколов, Александр Филиппенко, Эммануил Левин, Евгений Лазарев, Валерий Еремичев, Валентин Перкин, Константин Григорьев, Владимир Богин, Анна Каменкова, Виктор Волков, Николай Пеньков, Зиновий Гердт, Готлиб Ронинсон, Любовь Чиркова-Черняева, Николай Сморчков, Пётр Тимофеев, Михаил Владимиров
Режиссер: Василий ОрдынскийСценаристы: Василий Ордынский, Олег Стукалов-ПогодинОператор: Николай ВасильковКомпозитор: Юрий БуцкоХудожники: Юрий Кладиенко, Абрам ФрейдинСтрана: СССРПроизводство: МосфильмГод: 1974-1977Премьера: 19 октября 1977 (ТВ)Cерий: 13
Из интервью со Светланой Пенкиной
«Я не похожа на Катю. Просто живу ее испытаниями»
— Еще за полгода до всех событий толстый серый том Алексея Толстого «Хождение по мукам» вдруг стал со мной неразлучен. Даже нельзя сказать, что я перечитывала роман, — нет, скорее, вникала, ощущала в нем потребность. Хотя, естественно, и представить не могла, что вскоре он станет моей жизнью на целых 7 лет.
«Хождение по мукам»
И вот однажды в маленькой газетке «Кинонеделя Белоруссии» я прочитала информацию, что на «Мосфильме» собираются его экранизировать, — первый сериал по такой замечательной литературе! Очень было интересно, кто же кого будет играть… Вскоре стали известны первые фамилии актеров — Михаил Ножкин (Рощин), Юрий Соломин (Телегин), на роль Даши утверждена выпускница ГИТИСа Ирина Алферова, а вот Катю пока не нашли…
— И вы втайне начали о ней мечтать?— Я, студентка театрально–художественного института Минска, даже не мечтала об этой роли, ну поверьте! Хотя девизом моим в то время было: очень хотеть, истинно верить.
«Хождение по мукам»
Тогда сбывается. Вообще, за любым новым витком жизни, за поднятием на какой–то иной уровень следует плата, испытание — это, как мне кажется, непременно. Я бы никогда не сыграла Катю, меня никогда бы не утвердили, я никогда не прошла бы конкурс — а он был мощный, фактически шел год — искали молодую актрису от 20 до 27.
Помните, Даша в романе все время спрашивает: «Катя, почему у тебя все время грустные глаза?.. Муж замечательный, живешь ты хорошо, и я тебя люблю…» Так вот, я бы не попала в фильм, если бы не жертвоприношение, уготованное мне судьбой. Мне не было и 19 лет, когда случилось несчастье с моей мамой Ларисой Никифоровной, мужественной и очень красивой женщиной: она оказалась прикованной к постели в самом расцвете жизни. Вот так у избалованной счастливой девчонки, которой я росла, появились грустные глаза… А утверждение на роль произошло всего за 9 дней, очень быстро.
— Вам просто позвонили в институт? Но откуда все–таки они узнали о вашем существовании?
— В конце 4–го курса мы все сдавали фотографии администратору «Беларусьфильма». Я припозднилась. Догоняла администратора, помню, уже чуть ли не в фойе института — а назавтра он уезжал на «Мосфильм», так что отложить это было невозможно. Свою фотографию зачем–то обернула в ту самую газету «Кинонеделя Белоруссии», где была заметка о сериале, о том, что ищут Катю, — раз–раз и побежала. Отдавая фото в газетке, сказала просто так, в воздух: «Меня им не хватает!»
«Хождение по мукам»
— И закодировали, «наколдовали»?
— Выходит. Фото попало на глаза режиссеру Ордынскому. Спасибо нашему педагогу Школьникову — на фото я была в возрастном гриме, мы с ним этим увлекались… «Если хотите попробоваться, приезжайте срочно!» — сказали мне по телефону из Москвы. А надо сказать, что кинопробы в институте не приветствовались, нас готовили на театральную сцену, а кино считалось — это Тверская, легкая жизнь.
Но актерское мастерство — и человеческое! — мне преподавал замечательный Александр Иванович Бутаков. Я позвонила ему и уехала, думая, что даже просто попробоваться — это уже замечательно…Приехала в Москву. Мой внешний вид совершенно не совпадал с фотографией. Молода и экстравагантна — пончо, макияж. Ордынский посмотрел и сказал: «Сфотографируйте девочку и отправьте».
«Хождение по мукам»
Но Наташа Эсадзе, администратор, смыла с меня «индейский окрас», накинула простой халатик и что–то там, наверное, проявилось в природе… Забегая вперед, скажу, что Василий Сергеевич после одного доверительного разговора обронил такую фразу: «А ведь Катя была красивой». И поселил во мне чуть ли не комплекс: что делать с внешностью?
А тогда меня «размытую» отправили к режиссеру на «смотрины», и он вдруг, поменяв решение меня отправить восвояси, предложил почитать сцены. Но роман–то был уже полгода во мне! И зашевелилось, началось движение…
Поклонники Даши никогда не могут стать поклонниками Екатерины Дмитриевны. И наоборот. Это две совершенно различные женские природы. Когда меня спрашивали, какие трудности я испытала во время съемок, я говорила, что по характеру я не Катя. В 20 лет я ею быть не могла. Тем не менее Катя — это 7 лет моей жизни, с 20 до 27. Мое формирование шло под ее влиянием.
«Хождение по мукам»
— А почему так долго создавался сериал?
— Мы отсняли несколько сцен в Ленинграде — Петербурге, и — опять испытание. У Ордынского, когда он показывал отснятый материал высочайшему руководству телевидения, случается инфаркт.
Да, во время счастливого мгновения, когда начальство мало того, что одобрило просмотренное (а могло быть совершенно иначе, могли запросто заменить актеров или даже остановить весь проект: что вы думаете, тогда сериал на ЦТ — это было очень серьезно!), так еще дали дополнительную поездку в Париж плюс пленку «Кодак»! (После расставания с мужем, по роману, Катя уезжает во Францию…
«Хождение по мукам»
Так что мне довелось почти месяц работать совместно с французским каналом RTF.) Но в тот момент прямо в кабинете Лапина сердце Ордынского не выдержало — не выдержало счастья. Режиссер попал в больницу на год. Картина была закрыта. Кстати, Ирина Алферова в это время родила дочку Катюшу. Я же вернулась в Гродно.
И вскоре получила первое письмо от Василия Сергеевича, в котором он попросил меня о том, чтобы я нигде не снималась. Ибо хотел, чтобы за актрисой, которая играет Екатерину Дмитриевну, не было шлейфа иных образов. И я дала слово.— Сериал, съемочную группу не наградили?
— Нет. Были выдвинуты на госпремию, но победили «Рожденные революцией». Хотя фильм Ордынского с большим успехом пошел сначала в Восточной Европе, потом у нас. Зрительский интерес был колоссальный.
«Хождение по мукам»
О съёмках фильма вспоминает Михаил Ножкин
«Ордынский на самом деле предложил мне сначала играть Телегина. А я очень любил кино и люблю кино, я всю эту кухню, как говорят, киношную, телевизионную, уже тогда первый «Голубой огонек» параллельно шел, с 1962 года на телевидении в передачах участвовал и т. д., это отдельный разговор.
«Хождение по мукам»
И я говорю: «Вот, Василий Евгеньевич, все хорошо, но только вот мне ближе Рощин».Он говорит: «Да, конечно, Рощин, ну я вот Телегина все-таки…» И вот он меня уговаривал-уговаривал и все-таки не уговорил. И я очень доволен, Юра Соломин Телегина играл, и замечательно сыграл, а мне Рощин ближе по натуре, по динамике, по более активной жизненной позиции. Они оба хорошие, по характеру человеческому мне ближе Рощин был.
Я, конечно, его с удовольствием играл, к сожалению, многие кадры не вошли в кино, хорошие, не вошли, по разным соображениям, по дурацким некоторым соображениям. Например, сцена была роскошная, долго снимали в Алабино, на лошадях я скакал, рубил, и сцена, когда я вытаскиваю шашку, выхватываю шашку, и когда у него осечка была, хотел застрелиться, а я говорю: «Ты что устроил спектакль перед всеми?»
Потому что его ругали, полк пропал, и вроде бы хотел застрелиться, не получилось, осечка, у него действительно осечка была, и я его чуть не зарубил, ухо, половину, часть уха отрубил лошади, завелся, я тоже заводной, на съемках… В общем, лихая сцена была, лошадь у меня еще такая капризная, заводная была, никак не встает, я нервничаю, она нервничает, передается же, крутится вокруг. Ну и результат. Кто-то сказал: «Это нехорошо, командиры на виду ссорятся, да еще так крупно, какой пример солдатам подают?» Какой солдат? Из-за такой чепухи вырезали роскошную сцену.
Разместить заметку:
1001material.ru
 |  |  |  |  |  |  |  |  |  |  |  |  |  |  |
 Пример видео 3 |  Пример видео 2 |  Пример видео 6 |  Пример видео 1 |  Пример видео 5 |  Пример видео 4 |
Администрация муниципального образования «Городское поселение – г.Осташков»