«Сладкая мука любви» Джил Грегори читать онлайн - страница 17. Грегори джил читать онлайн сладкая мука любви

Сладкая мука любви читать онлайн - Джил Грегори (Страница 16)

Смазывая ушибы мазью, она то и дело отвлекалась. Взгляд так и норовил скользнуть по груди, по плечам — по всему загорелому, могучему торсу. Да он просто великолепен, думала Эмма, трепеща. Сплошные мышцы, и эти золотистые волосы…

— Как по-твоему, ребра не сломаны? — нерешительно спросила она.

— Выяснить это просто, — ответил Такер. — Нажимай на каждое по очереди.

Девушка заколебалась, но насмешка в его взгляде помогла справиться с собой.

— Если какое-нибудь ребро сломано, будет больно, — зачем-то предупредила она и положила кончики пальцев на левое нижнее ребро.

Она постаралась нажать осторожно, легко, но увидела, как напряглись мышцы живота над ремнем брюк. Такер промолчал, и она двинулась выше. В какой-то момент, подняв глаза, она встретилась с ним взглядом и тотчас снова уставилась на свои пальцы. Насмешки не было в глазах Такера. Они потемнели, взгляд стал тяжелым.

Это не от боли, поняла она вдруг. Не от боли, а по совсем иной причине. Щеки загорелись, и она поспешила убрать руку.

— Ничего не сломано. Тебе повезло.

— Конечно, повезло, — согласился Такер. — В том, что ты наткнулась на нас.

Взгляды их встретились снова и на этот раз долго не отрывались друг от друга. Странное ощущение затопило Эмму. Оно само по себе было наслаждением, от которого кружилась голова. Она заставила себя отвести взгляд.

— Здесь еще опухоль на боку…

Такер молча кивнул, и девушка заставила себя коснуться его тела как можно спокойнее. Если вообще возможно спокойно прикасаться к полуголому мужскому телу. Беспокойный жар снова и снова омывал ее, и казалось, что пальцы ее должны обжигать. К счастью, одежда все еще была мокрой, зубы постукивали, и можно было скрыть свое состояние.

Можно ли? Только не от Такера Гарретсона с его пронизывающим взглядом. Ему достаточно присмотреться внимательнее, чтобы все понять!

Измученная усилиями скрыть то, что с ней происходило, Эмма наконец не выдержала и с вызовом подняла взгляд. У нее мог бы вырваться облегченный вздох, если бы не страх.

Такер снова потерял сознание.

Глава 14

Дождь продолжал хлестать по крыше бревенчатой хижины. Эмма сидела на краю нар, глядя на спящего Такера. Догадавшись, что он не в обмороке, а просто заснул, она, как сумела, укутала его ветхим одеялом и все смотрела и смотрела, и не могла насмотреться, поражаясь себе самой.

Эмма упорно отказывалась называть вещи своими именами, не желала размышлять над тем, что означает эта потребность в завороженном созерцании, эта мучительная нежность к лежащему рядом мужчине.

Мокрая ткань платья леденила кожу, губы, должно быть, посинели, и девушка заставила себя подняться и подойти к очагу, в котором огонь едва теплился.

Вскоре пламя вспыхнуло вновь, жадно облизывая дрова множеством золотистых языков, и благословенное тепло распространилось по хижине. Рубашку и юбку Эмма сняла и развешала для просушки, но нижнюю юбку и тонкий матерчатый корсет оставила, рассудив, что у огня те скоро высохнут и так.

От прически ничего не осталось. Заколки не позволили волосам совсем растрепаться, но большая часть прядей выбилась и перепуталась. Остальное выглядело чуть лучше вороньего гнезда, так что пришлось немало потрудиться, чтобы распустить волосы. За неимением гребня Эмма расчесала их пальцами.

В прикрытом крышкой бочонке нашлись жестянка с кофе, галеты и сухофрукты. Запах свежезаваренного напитка показался девушке божественным. Она ожидала, что он разбудит Такера, но того, похоже, не сумели бы разбудить даже ароматы райского сада.

Присев у очага, не столько голодная, сколько измученная и озябшая, Эмма прихлебывала горячий кофе и вспоминала все, что случилось.

Чем кончилась бы встреча Такера со Слейдом и его людьми, не окажись она поблизости? Ведь это была чистая случайность, что поездка домой и драка совпали по времени. А если бы гроза уже бушевала? Разве она услышала бы что-нибудь за шумом ливня и раскатами грома?..

Сама мысль о том, как все могло бы повернуться, наполнила ее гневом и ужасом. Кофе вдруг стал очень горьким, но она заставила себя допить его, чтобы подкрепить силы. На данный момент она сделала для Такера все, что могла, но сразу после грозы необходимо как-то доставить его в город, к доктору.

Не хотелось даже и думать о том, что скажет отец, когда узнает, что она вмешалась в драку и приняла сторону одного из Гарретсонов.

Эмма прикинула, сколько сейчас может быть времени. За окном царила непроглядная тьма — то ли уже стемнело, то ли из-за грозовых туч. Скорее всего время ужина миновало, однако девушка не чувствовала голода. Она чувствовала только страх. Страх перед завтрашним днем и перед собственным безрассудством.

Что же случилось с рассудительной, известной своим самообладанием юной леди, которая всегда знала все ответы, которая поступала разумно и последовательно? «Случился Такер Гарретсон», — ответила Эмма самой себе.

В тот же миг запоздалая молния осветила мир за окошком хижины, и небо раскололось от громового удара. Девушка вскочила на ноги, дрожа всем телом. Выждала минуту. Ничего неожиданного больше не случилось, и она перевела дух, глядя на спящего Такера.

«Враг мой, — подумала она, — враг моего отца. Надо же было увлечься им… Потому что это увлечение — сумасшедшее, невозможное увлечение, с которым нужно как-то покончить! Как?»

Устало развернув еще одно потертое и изъеденное молью одеяло, Эмма завернулась в него и забилась в противоположный угол. Будь это возможно, она еще больше увеличила бы расстояние между собой и Такером, как раз потому, что хотелось быть к нему как можно ближе. Сидя с подтянутыми к подбородку коленями, она еще какое-то время клевала носом, пытаясь бодрствовать, но постепенно сон сморил ее. Имя кровного врага, которому она вопреки всему спасла жизнь, было на ее губах, в мыслях и в сердце.

Опустошенная, она спала так крепко, что проснулась не вдруг, а постепенно, разбуженная ощущением полета. Оказалось, что она и впрямь оторвалась от земляного пола хижины и что ее кто-то поднял на руки.

— Такер, что ты делаешь? Зачем это?

Однако у нее не было сил даже на то, чтобы барахтаться. Пару раз безрезультатно повторив свой вопрос, девушка умолкла и позволила опустить себя на соломенный тюфяк.

Никогда в жизни она не чувствовала себя такой усталой. А вот Такер, похоже, успел оправиться от вчерашнего избиения. Во всяком случае, на его мужское упрямство это избиение явно не повлияло, поскольку он не спешил отвечать на вопросы.

— Как интересно, — заметил он, внимательно глядя на нее из-под длинных ресниц. — Ты назвала меня по имени. И мне это нравится.

— Только не надейся услышать это от меня еще хоть раз! Это вышло случайно, спросонок. А теперь дай мне встать и ляг сюда сам.

— Нет, — только и сказал он и уселся рядом. Разбитый рот Такера припух, и ссадины выделялись запекшимися рубчиками. Должно быть, это было чертовски болезненно — улыбаться разбитыми губами. И все же он сумел улыбнуться.

— Тебе не следовало вставать, Гарретсон.

— Я проснулся и увидел, что ты спишь, скорчившись в углу, — объяснил он терпеливо. — А пол-то земляной. Еще, чего доброго, простудишься.

— Какой неожиданный приступ галантности! Я-то вполне здорова, а вот тебе досталось. Поскольку ты все равно под моим присмотром, изволь подчиняться хотя бы до тех пор, пока гроза не кончится…

Такер молча указал на окошко, за которым светало. Трудно было сказать, когда именно кончился дождь, но теперь брезжил рассвет, свежий и ясный.

— О!

— Огонь прогорел, но все равно до настоящего утра твоя одежда совсем просохнет.

Только тут девушка вспомнила, что накануне осталась в одном нижнем белье. Немедленно вспомнилось и еще кое-что: как мужские руки прикасались к обнаженной коже там, где еще никто и никогда не прикасался. Не то чтобы Такер позволил себе хоть что-то, он просто перенес ее и уложил, но… пылая от смущения, Эмма подхватила край одеяла и прикрыла грудь. Она ожидала насмешливого взгляда, но встретила ласковый, и смутилась окончательно.

— А потом я провожу вас домой, мисс Маллой, — поддразнил Такер.

— Мисс Маллой? — повторила Эмма в изумлении. — Мисс?

Такеру потребовалась вся его выдержка, чтобы не схватить ее в объятия и не затискать, как ребенок тискает пушистого котенка. Она понятия не имела, какой милой казалась, когда бывала искренне удивлена. А теперь, с рассыпавшимися по плечам черными волосами, с распахнутыми, затуманенными недавним сном глазами, она была само очарование. Ему хотелось зарыться пальцами в каскад блестящих густых прядей, хотелось отбросить одеяло и прямо сейчас овладеть ею.

Он напомнил себе, что в долгу у Эммы, и сумел сохранить самообладание. Физическое влечение к красивой женщине он находил совершенно естественным, его еще никогда не приходилось так жестоко подавлять, и это само по себе было мучительно.

И потом, если бы она была просто красивой женщиной! Она была одновременно врагом и защитницей, она была всем сразу.

— Боюсь, Гарретсон, от тебя я не перенесу галантности, — сказала Эмма. — Я начинаю подозревать, что за этим грубым и холодным фасадом таится настоящий джентльмен.

— Черт побери, Маллой, фасад, может, и груб, но уж никак не холоден!

Такер говорил легко, но взгляд его оставался напряженным, он касался обнаженной кожи, как невидимые ласкающие пальцы. Внезапно девушке захотелось потянуться к нему, обнять за шею и ощутить вкус разбитых, припухших губ.

Но если бы это случилось, если бы она позволила себе забыться до такой степени, она бы погибла.

Почему, ну почему он должен был стать таким… таким влекущим? Даже теперь, со всеми своими синяками, кровоподтеками и запекшимися рубцами, он оставался на редкость привлекательным.

«Привлекательным? Почему бы тебе не быть откровенной хотя бы с собой, Эмма Маллой? Он великолепен! К нему влечет даже тогда, когда он просто сидит и смотрит не прикасаясь!»

Не в силах больше бороться с собой, Эмма села на нарах и сделала попытку спрыгнуть с них, но Такер поймал ее за руку. Одеяло соскользнуло на пол. Эмма замерла.

— Послушай, — медленно произнес Такер, не отводя взгляда от ее руки, — есть два пути. Бороться с собой и мучиться или позволить этому случиться. Позволить только однажды — и забыть.

— О чем ты?

Но, едва успев выговорить это, она поняла. Две пары глаз: синие, как небо, и бирюзовые, как океанские волны, — встретились и тотчас разошлись в стороны.

— О нас с тобой, Маллой. О том, что с нами происходит. Нет смысла притворяться хотя бы друг перед другом. Это происходит с тех самых пор, когда мы были подростками, с того дня, когда я на руках нес тебя домой.

Эмма попыталась вырваться.

— Сколько можно лгать? — продолжал Такер. — Мы выросли, Маллой. Теперь ты женщина, а я мужчина. Мы оба знаем, чего хотим.

— Я знаю только, что тебя пинали еще и в голову! И повредили мозги! Это нелепо…

— Вот именно, это нелепо! — резко перебил Такер.

Продолжая удерживать Эмму, другой рукой он приподнял ее лицо за подбородок, и на этот раз взгляды скрестились в безмолвном поединке.

— Это черт знает как нелепо, — повторил Такер и начал наклоняться.

Боже милостивый, да он собирается ее поцеловать!

— Нет, не делай этого! — Девушка резко отдернулась. Голос ее был полон отчаянной мольбы. Именно мольба заставила Такера помедлить. Он был возбужден и словно горел в огне, сохраняя рассудок лишь усилием воли.

— Назови хоть одну причину, по которой я не должен этого делать, Маллой.

— Ты отравил наш скот!

— Глупости.

— Почему же сегодня ты оказался на нашей земле? Один Бог знает, что еще ты собирался сделать…

— Ноги моей не было на вашей земле! Этот подонок Слейд и его люди напали на меня на нашей земле! Думаешь, почему я оказался в их руках? На своей земле я не опасался засады. Они меня подстерегли, связали и приволокли на вашу сторону, чтобы все выглядело «по закону»!

— Нет! — Ее охватил ужас. Такер молчал, не сводя с нее глаз.

Эмма схватилась за горло, словно услышанное душило ее. Она знала, что Такер сказал правду, что именно так все и было. Это хорошо вязалось с подлой натурой Курта Слейда. Девушка скользнула взглядом по красивому суровому лицу своего врага. Оно казалось таким чеканным, словно и впрямь было скроено из материала, куда более грубого и неуступчивого, чем плоть, но взгляд был мягким, ищущим.

Что он хотел увидеть в ее глазах? Может быть, пытался заглянуть в ее душу, узнать, что она чувствует?

О, она чувствовала слишком многое, слишком!

— Это отвратительно! — прошептала она, испытывая вину за людей, работавших на нее. — Прости!

Такер заметил слезы у нее на глазах. Эмма Маллой тяжело переживала эту историю. Только потому, что стыдилась за своих людей? Или потому, что сочувствовала ему?

Так или иначе, он желал ее — желал до боли. Она была такой разной, такой непредсказуемой! Она умела быть резкой и даже грубоватой, не боялась испытаний и лицом к лицу встречала опасность. И еще она была великодушной, и в конечном счете сердце ее было мягче утиного пуха. Так и хотелось схватить ее в объятия и убедиться, что она так же нежна и трепетна, как ее сердце.

Желать ее было для него погибелью. Это мучило сильнее, чем ушибы и ранки, нанесенные накануне. Все тело Такера ныло не от боли, а от потребности прижать ее к груди, узнать ее запах, ее вкус, познать ее, как это возможно между мужчиной и женщиной.

— Маллой… — он помедлил, — давай покончим с этим. Мы хотим друг друга.

— Только не я!

— Зачем ты лжешь?

Взгляд его был так настойчив, что казалось, он может расплавить, как солнечный луч весной плавит лед. Эмма отпрянула. Как ни странно, Такер не препятствовал, и она воспользовалась этим, чтобы, отталкиваясь ногами, подвинуться в сторону, подальше от него.

— Оставь меня в покое! Отправляйся вон туда! — Она махнула рукой в сторону угла, в котором провела ночь.

Уголки его рта приподнялись в насмешливой улыбке, почти мальчишеской и очень открытой, но настойчивый взгляд был взрослым, совершенно мужским.

— Даже старому негодяю Хьюиту не удавалось поставить меня в угол, так что забудь об этом.

— Я просто хочу, чтобы ты убрался подальше от меня!

— Да неужто! — преувеличенно удивился Такер и подвинулся чуть ближе.

— Даю слово! — Эмма, в свою очередь, отодвинулась. Некоторое время эта странная игра продолжалась. Дюйм за дюймом они двигались все дальше в угол.

— Хватит!

— Почему? Боишься, Маллой?

— Только не тебя, Гарретсон!

— Тогда кого же? Может быть, себя? Того, что произойдет, если ты допустишь хоть один-единственный поцелуй, если позволишь себе забыться…

— Ты спятил! По-твоему, мне уже и думать не о чем, кроме как о поцелуях, тем более твоих? Меня это не интересует, сколько раз можно повторять? Не ин-те-ре-су-ет! Понял теперь? Господи, оставишь ты меня в покое или нет?

Но чем больше она протестовала, тем с большей настойчивостью и как будто с удовольствием Такер преследовал ее, не ускоряя движений, но и не замедляя их, пока ритм сам по себе не стал завораживающим. Наконец Эмма оказалась зажатой в самый угол, спиной к бревенчатой стене. Упрямое, решительное выражение на лице Такера пугало ее и волновало. Он дотронулся до ее вытянутой ноги. Девушка рывком спрятала ногу под себя. Он коснулся ее руки, провел вверх по одной из них, — невыразимо медленно, нежно, восхитительно.

— Ты нравился мне куда больше, когда валялся без сознания! — торопливо заговорила Эмма, не желая подпадать под сладкий гипноз. — Кстати, ты что-то очень быстро оправился.

— За мной очень заботливо ухаживали.

— Послушай… Утро почти наступило, самое время убраться отсюда…

— Самое время разобраться с этим, Маллой, раз и навсегда.

Эмма не хотела разбираться с чем бы то ни было. Она хотела бежать — бежать без оглядки: от Такера и от себя самой. И от смутных, тревожных, сладостных эмоций, до предела заполнивших ее, которых она не понимала и не хотела понимать.

Но момент для бегства был упущен. Пальцы, едва касаясь, скользили по руке до самого плеча, и это лишало воли. Каким-то чудом Эмме удалось оторвать взгляд от синих глаз, но теперь он упал на губы, горячее прикосновение которых она так хорошо помнила. Она знала вкус этого рта, и ощущение его на своих губах, и как эти губы умели касаться ее волос, ее кожи…

Сердце колотилось как бешеное, и в отчаянном смущении, борясь с паникой, она опустила взгляд ниже — на грудь в золотистых завитках волос. Под бронзовой от загара кожей при каждом движении двигались могучие мышцы.

— Боже мой, Боже… — прошептала она едва слышно, словно и впрямь молилась неведомо кому, неведомо о чем.

Такер молча взял ее за плечи и притянул к себе. Эмма не нашла в себе сил противиться, и только смотрела, не отрываясь, ему в глаза.

— Так не может продолжаться, — говорил он. — Мы должны покончить с этим, Маллой, должны освободиться. Ты так меня измучила…

«Я? Я измучила тебя? Разве не наоборот?» Его пальцы касались ее волос, убаюкивая и одновременно волнуя.

Шелк, настоящий шелк, думал Такер. Такие мягкие, такие густые… Зарываться руками в эти волосы было мукой — сладкой мукой, которую хотелось растянуть на целую вечность. Лицо казалось фарфоровым в обрамлении черных блестящих прядей. Изящество и хрупкость статуэтки, которую страшно повредить, но к которой хочется прикасаться снова и снова.

Пожар в крови подстегивал, требовал забыть обо всем и прислушаться к зову плоти, и немалых усилий стоило подавить нарастающее желание. Прекрасная, нежная, хрупкая девушка доверчиво лежала в его объятиях, и невозможно было просто обрушить на нее все свое неистовство. В синих глазах были смятение, растерянность и — Такер вдруг понял это — ответное желание.

— Если мы позволим этому случиться, то потом станет легче — намного легче, Маллой! Мы станем наконец свободны друг от друга.

— Неужели это возможно?

В своем удивлении девушка забылась и бездумно устроилась поудобнее в кольце рук, положив голову на сгиб одной из них. Она чувствовала исходящий от Такера жар, ощущала всем телом, как играют мышцы на его груди и животе. Неужели это возможно? Один раз позволить себе все: позволить объятия, и поцелуи, и… и все остальное!

Но что потом? Стоит ли обретенная свобода утраченной чести? На миг ей захотелось оттолкнуть Такера, но вместо этого она впилась ищущим взглядом ему в лицо:

— Ты думаешь, это поможет?

Такер глубоко вздохнул, чтобы голос не срывался. Это было не просто — вести разговор, когда Эмма лежала в его объятиях, полураздетая, когда округлости ее грудей часто вздымались над тонким корсажем, когда можно было видеть бледно-розовые полукружья, едва прикрытые кружевами.

— Это нужно каждому из нас! — произнес он хрипловато и более резко, чем намеревался. — Мы позволим себе только один раз, чтобы покончить с этой пыткой. Это будет сегодня, сейчас — и это будет избавление. Мы покончим с безумием, которое мешает нам жить. Мы будем свободны.

Такер повторил последнюю фразу дважды, убеждая не только Эмму, но и себя самого. Он говорил о том, что надо покончить с безумием, но чувствовал себя так, словно мало-помалу впадал в безумие. Рассудок его туманился, желание мешало мысли. Однако оставалось одно очень важное обстоятельство, которое нужно было обсудить перед тем, что произойдет.

— Я должен честно предупредить тебя, Маллой, что речь идет вовсе не о брачной ночи, которая случится чуть раньше, чем венчание. Я не собираюсь обременять себя женой и детьми, а если бы и собирался, то никогда не выбрал бы дочь Уина Маллоя.

knizhnik.org

Сладкая мука любви читать онлайн - Джил Грегори (Страница 17)

Он чувствовал, что произносит гнусности, но упрямо приказал себе продолжать, потому что хотел быть честным до конца.

— Не обижайся, но это значило бы предать все, с чем я вырос, предать отца…

— Можешь быть спокоен, — перебила Эмма. — Я скорее пошла бы за черта, чем за сына Джеда Гарретсона.

— Вот и хорошо. — Такер облегченно вздохнул. — Значит, все, во что верит каждый из нас, не пострадает. Я рад, что ты не восприняла это как оскорбление. Я вообще не из тех, кто женится. Не спрашивай, почему тогда я потерял голову из-за тебя. Просто иногда женщина может пронять до самого нутра…

Он умолк и подумал, что так оно, конечно, и есть — с каждым случается. С кем не бывает? Правда, с ним до сих пор такого не происходило. Никогда еще женщина не становилась наваждением, никогда еще он не желал ее так отчаянно, так яростно. Но он точно знал, как избавиться от этого наваждения: нужно только уложить ее в кровать, и все встанет на свои места. Жизнь будет продолжаться, словно ничего и не было, останутся только приятные, волнующие воспоминания, ничуть не бередящие душу.

— Так почему бы не начать прямо сейчас? — продолжил он вслух.

— Да, верно, прямо сейчас! — выдохнула Эмма, впиваясь пальцами ему в руку. — Я не могу больше жить с мыслями о тебе, не могу больше представлять, как…

Значит, это происходило и с ней? Такер едва справился с собой. В паху у него болезненно и сладко ныло, и желание было мукой куда более невыносимой, чем боль, которую причинили Слейд и его люди.

Еще пара минут, приказал он себе. Потерпи еще пару минут!

— Мы сделаем это — и все кончится, — заверил он и добавил тише: — Я думаю.

— Ты думаешь? Но не знаешь наверняка? — Эмма вздрогнула.

— Скажем так: я почти уверен. Ты ведь не хочешь и дальше мучиться? Что до меня, я готов на все, лишь бы освободиться, потому что так никогда еще не было…

Он до боли прикусил губу. Черт его дернул высказаться! Глаза Эммы вспыхнули, и он понял, что своими неосторожными словами дал ей надежду… На что? Поймать его в ловушку?

— Но это будет только раз, запомни! — напомнил он властно. — Только раз, и никогда больше. Мы станем чужими друг другу, Маллой.

— Чужими, как и должно быть, — подтвердила девушка, энергично кивнув.

Она больше не в состоянии была рассуждать, поглощенная желанием испытать все то, что обещал Такер. Он был так близко, и она желала его — желала до боли.

— Гарретсон!

— Что, Маллой?

— Мы ведь уже обговорили все, что можно, не так ли? Теперь ты можешь меня поцеловать. Целуй скорее, потому что я не могу больше ждать! Я как будто умираю от какой-то болезни, которую только ты можешь вылечить, слышишь!

Ее искренность трогала и волновала. То был знак невинной и страстной натуры, и Такер чувствовал, что это сулит ощущения, прежде неизведанные. Ему хотелось смеяться от счастья и стонать от мучительной жажды обладания.

Эмма сумела выразить в словах то, что не удалось ему. То, что снедало его, было сродни тяжкой болезни. Не меньше, чем она, он стремился к выздоровлению. В этот момент он искренне верил, что может излечиться. Они займутся любовью — все равно что выпьют лекарство.

— Я буду целовать тебя столько, сколько захочешь, солнышко мое, — сказал он тихо, разрешая себе нежность — ненадолго, на один-единственный раз. — Иди ко мне.

Безумие, болезнь, мука — что бы то ни было, оно бесчинствовало в его крови. Такер вспомнил поцелуй пятилетней давности, короткий и почти невинный, и другой, случившийся не так уж давно и куда более страстный и неистовый. А потом воспоминания отступили, потому что он уже снова целовал Эмму, узнавая вкус ее губ, впивая ее невинность, ее сладость.

Если он и собирался прикоснуться к ней с обдуманной медлительностью, то забыл об этом, как только их губы прижались друг к другу. Двойной стон раздался в хижине, едва освещенной сквозь крохотное оконце занимающимся рассветом. Что-то темное, властное, первобытное завладело Эммой. Это чувство было сродни голоду, который отчаянно хотелось утолить.

— Все пройдет… — прошептал Такер, не слыша себя, на миг отстранившись.

Глаза Эммы затуманились от страсти, он чувствовал дрожь ее тела. А потом она прильнула к нему с неожиданным неистовством, с таким исступленным пылом, что ему захотелось умереть от счастья. Но не раньше, чем он возьмет эту девушку, не раньше, чем узнает ее.

— Скажи мне еще раз, — прошептала она. — Скажи, что это поможет…

Голос ее был низким, тягучим, бесконечно волнующим.

— Конечно.

— И никогда больше я не буду жаждать твоих поцелуев?

— Само собой.

Отвечая, он вдыхал ее запах. Все было в ней иным, выше сравнений, все было… неповторимым? Ее губы были нежны, как лепестки полевого цветка, и дыхание пахло цветами.

Это все мания, безумие, повторял про себя Такер. Самообман. Все точно так же, как с другими, просто других не приходилось желать так долго и мучительно. Он хватался за доводы рассудка, как утопающий за соломинку.

— И я тоже перестану жаждать… тебя…

— Это будет славно, — снова послышался прерывистый шепот. — Мы станем врагами по-настоящему, как должно быть…

— И будем помнить, на чьей стороне каждый из нас. Насколько легче нам станет жить, только подумай.

— Легче… нам станет легче…

Такер снова отстранился в потребности насытиться видом Эммы так же, как и вкусом ее. Невозможно было вообразить ничего соблазнительнее, чем это полное томления лицо с полузакрытыми глазами.

— Да, легче. Если ты снова заметишь, как ваши люди избивают меня, то отвернешься и равнодушно проедешь мимо.

— И это будет правильно… — согласилась девушка, при этом зарываясь пальцами в его волосы. — Я буду в ладу сама с собой…

— Конечно.

Она потянулась к нему губами. Поцелуй был неопытным, но долгим и пылким.

— Поклянись, что так будет…

— Клянусь.

Смутная мысль, что все эти страстные поцелуи и пылкие объятия должны быть болезненны для Такера, что он еще не вполне оправился от побоев, явилась и растаяла. Он не мог бы отдаваться ласкам с таким самозабвением, если бы страдал от боли. Его прикосновения были жадными и одновременно нежными, осторожными. Но когда Такер опустил Эмму на постель и прилег рядом, она расслышала слабый стон, который он не сумел удержать.

— Тебе больно!..

Разбитых, припухших губ коснулась улыбка.

— Будет куда больнее, если ты передумаешь и оттолкнешь меня, солнышко мое.

А потом прикосновения и ласки стали более смелыми, и Эмма забыла свои тревоги. Она отдавалась наслаждению, даже не пытаясь подавить приглушенных стонов.

Она желала этого мужчину — желала всем существом. И она хотела наконец знать…

Она так и не заметила, когда одежда полетела на пол. Зато она уловила момент, когда солнце, появившись из-за горизонта, послало на землю свой первый луч, потому что тот, проникнув в хижину через оконце, позолотил плечи Такера, склонившегося к ее обнаженной груди. Она ощущала поцелуи и осторожные укусы, и это сводило ее с ума. Как чудесно было ощущать сверху его тяжесть! Старенькие нары прогибались и скрипели, когда тела исступленно прижимались друг к другу. От Такера пахло кожей, лошадьми и особенным запахом мужского возбуждения, и ничего более волнующего ей не приходилось вдыхать за всю жизнь.

В отличие от горожанок, которые порой до самой свадьбы ничего не знают о физической стороне любви, Эмма, выросшая на ранчо, была неопытной, но не наивной. Она полагала, что знает все о спаривании и что ничего не сможет ее удивить.

Как же она ошибалась! Самые смелые картины ее воображения не шли ни в какое сравнение с тем, как это было — заниматься любовью с Такером Гарретсоном.

Она тонула в сладостном, неописуемом водовороте ощущений, в котором существовали только она и Такер — только они двое, сплетенные в сумасшедшем объятии. В одинаковой потребности познать друг друга они прикасались, целовали, сжимали в объятиях, и было это так прекрасно, что хотелось рыдать от счастья.

Потом все стало происходить очень быстро. Эмме казалось, что ее несет куда-то все выше и выше — ее и Такера. Внезапно ее пронзила острая боль. Слезы выступили на глазах, и она закусила губу, чтобы не вскрикнуть.

Такер замер.

— Эмма, тебе больно? — спросил он, тревожно заглядывая ей в глаза.

Она молча кивнула. Эмма! Он назвал ее Эммой!

С какой нежностью он произнес ее имя! Ощущение резкой, дергающей боли внезапно отступило — все отступило перед отчаянной потребностью достигнуть пика наслаждения.

— Нет, мне хорошо…

Такер встретил взгляд и прочел в нем безоглядное доверие. Нежность пронзила его, словно предательски брошенный нож. Эмма была так прекрасна в его объятиях, так совершенна, и так сладостно было то, что происходило! Аромат ее тела кружил голову, припухшие губы звали к поцелуям, и казалось невозможным, что этой прелестью можно когда-нибудь насытиться.

— Вместе, солнышко мое, — прошептал он, не зная точно, только ли мгновение полного наслаждения имеет в виду или нечто большее, — только вместе…

Тела с силой столкнулись, и Такер ощутил, что теряет ощущение реальности. Осталось только самозабвенное движение, танец физической любви, и что-то нарастало, нарастало — и вдруг завершилось вспышкой, на миг ослепившей обоих. Безумное, судорожное, всеобъемлющее пришло наслаждение, которого Эмма не могла даже предвидеть и которого Такер не знал до сих пор.

Они не сознавали, что солнце заливает светом их влажные, измученные наслаждением тела, и только сжимали друг друга в объятии, которое для каждого стало откровением.

Глава 15

Эмма проснулась с восхитительным ощущением легкости и покоя. Она как будто стала невесомой, но при этом и сытой, словно только что вернулась с банкета, на котором подали по меньшей мере пять перемен блюд. Однако стоило открыть глаза, как радость растаяла, и действительность вернулась со всей своей беспощадностью. Солнечный свет лился сквозь крохотное оконце и освещал каждый убогий, пыльный дюйм замкнутого пространства хижины. И еще он освещал нары с двумя распростертыми нагими телами — ее и Такера.

Сердце девушки екнуло — к ней внезапно вернулось воспоминание об этой ночи. Она помнила каждый поцелуй, каждое прикосновение, каждое слово. Сначала ее окатило горячей волной стыда, потом ледяной волной отчаяния. С бесконечной осторожностью Эмма повернула голову и посмотрела на спящего рядом мужчину.

Она сама только что спала так же мирно и безмятежно. Это потому, поняла вдруг она, что и во сне он держал ее в своих объятиях. Мужская нога все еще была закинута на ее ноги, загорелая, покрытая золотистыми волосками рука все еще лежала на ее талии.

Медленно-медленно, стараясь не разбудить Такера, Эмма высвободилась и села, подтянув колени к груди, скользя взглядом по его лицу, по подбородку с тенью утренней щетины, по светлым волосам, разметавшимся по одеялу. Она едва могла дышать от противоречивых чувств. Он был красив, — еще лучше, чем прежде. Силен, неистов в своей страсти и в то же время нежен, ласков.

Вдруг она затрепетала, как пушинка под порывом ветра. Его длинные ресницы дрогнули, глаза вот-вот откроются! Но она не может встретить их взгляд! Не после того, что случилось!

Собственная нагота, которая на пороге рассвета казалась такой естественной, наполнила девушку стыдом. Она не могла отвести взгляда от Такера, спящего ничком во всем своем великолепии, и в то же время сознавала, что совершила ужасную, непоправимую ошибку!

Потому что ничего не изменилось. Излечения не наступило. Она не была свободна от этого человека.

После того, что было между ними, она все еще желала его. Нет, теперь она желала его неизмеримо больше!

Отчаяние захлестнуло Эмму. Что же дальше, думала она. Сейчас он проснется и посмотрит на нее холодным, равнодушным взглядом. Он не захочет не только целовать ее или заниматься с ней любовью, но даже видеть ее хоть изредка. В точности как и обещал.

Но она-то, она-то хочет видеть его! Не только видеть, но и повторить то, что было. Снова ощутить тяжесть его тела, и сладость проникновения, и упоение экстаза.

В этот момент девушка поняла, что выздоровление для нее невозможно, что она обречена желать Такера всю оставшуюся жизнь.

Лишь нечеловеческим усилием воли ей удалось подавить рвущиеся наружу рыдания. Спустившись с нар, она потянулась за одеждой, белой грудой кружев лежащей на полу рядом с мужскими брюками.

Ей почти удалось ускользнуть прежде, чем Такер проснулся. Почти. Она уже была полностью одета, и чувство собственного достоинства вернулось вместе с одеждой. По возможности расчесав волосы пальцами и оставив их свободно рассыпаться по плечам, Эмма на цыпочках двинулась к двери.

— Ты куда, солнышко? — спросил Такер, садясь на нарах.

Голос его был низким и хрипловатым со сна и очень напоминал тот, который она слышала в минуту их близости. Эмма затрепетала.

Опомнись, приказала она себе, борясь с предательской слабостью. Мужчины и женщины делают это сплошь и рядом, и никто не просыпается утром, умирая от желания, от готовности отбросить все — честь, совесть, семейную гордость — ради того, чтобы все повторилось. Ты уже взрослая и должна мыслить здраво. Если он прочтет твои мысли, то станет презирать тебя за безволие.

Девушка заставила себя повернуться и посмотреть на Такера.

«Она ненавидит меня за то, что случилось», — подумал тот.

Эмма была бледна, изящные черты лица обострились, глаза смотрели отчужденно. Этот взгляд напомнил Такеру четырнадцатилетнюю девочку, лежащую на земле с растянутой лодыжкой. Именно так, отчужденно и недоверчиво, смотрела на него та девочка. Словно ожидала от него всего самого наихудшего. Доверие, открытость, искренность — все то, что она дарила ему в час рассвета, — исчезли без следа. Если вообще существовали. Если он не вообразил себе все это.

— Отец наверняка уже разыскивает меня. Собственный голос показался Эмме чужим и каким-то деревянным. Но она даже была рада этому, зная, что маскирует боль, от которой разрывается на части ее душа. И все же Эмма знала: скажи Такер хоть слово, даже попросту молча раскрой ей объятия — и она бросится к нему безоглядно.

Ничего подобного, конечно, не случилось. Такер кивнул. Лицо его было бесстрастно.

— Если немного подождешь, я провожу.

— Зачем? Мы на землях Маллоев. Здесь я в безопасности.

— И верно, я забыл, — признал он, усаживаясь спиной к стене.

— На твоем месте я бы поскорее оделась и взяла ноги в руки. Отец и его люди могут явиться сюда в любой момент. Как ты? Сможешь дойти до дома? — Она внезапно заколебалась. — Если нет, я вернусь с лошадью…

— Что бы это значило, Маллой? Что я все еще под твоей опекой?

Такер постарался произнести это легким, поддразнивающим тоном, надеясь тем самым вызвать у нее улыбку. На миг ему почудилось, что уголки рта девушки дрогнули. Она смотрела на него в нерешительности, и по мере того, как взгляд Эммы скользил по его избитому телу, выражение его смягчалось. Вот она посмотрела на нары, на которых они совсем недавно лежали в объятиях друг друга. Губы ее приоткрылись, и Такер решил, что пробился сквозь ее холодность. Взгляды их встретились. Он мог бы поклясться, что она вспоминает. Вспоминает эту ночь, и страсть, и нежность, которые они разделили.

Но девушка лишь глубоко вздохнула, и взгляд снова стал отчужденным, словно она попросту вычеркнула эту ночь из своей жизни.

— Нет, Гарретсон, это было вчера. А сегодня мне нет до тебя дела.

Он должен был бы чувствовать облегчение. Совершенно очевидно, что нелепая страсть, которую они ощутили друг к другу — вопреки всякой логике, вопреки всему, что их разделяло, — отгорела для Эммы Маллой.

Все это было прекрасно, просто прекрасно… Вот только ему-то не удалось покончить с этой историей. Может быть, на этот день, но отнюдь не навсегда.

Такер сел и свесил ноги с нар. Он с трудом удержался, чтобы не застонать. Как обычно, настоящая боль пришла не сразу, а много позднее побоев. Теперь болела каждая косточка, каждая мышца, каждая связка. Где-то ныло, а где-то дергало или слабо, но неприятно пульсировало, и можно было с легкостью определить, куда пришелся каждый удар. Впрочем, боль могла подождать. Эмма собиралась уйти, и не ясно было, увидятся они еще когда-нибудь или нет.

— Может, увидимся как-нибудь? — вырвалось у Такера, и в ту же минуту он почувствовал себя круглым идиотом.

— Это еще зачем? — осведомилась Эмма тоном, способным заморозить и эскимоса.

В глазах ее что-то мелькнуло на одно мгновение — и исчезло. Теперь они выглядели, как два кусочка бирюзы в глазах прекрасной языческой статуи.

— Все было лишь для того, чтобы перебеситься, не так ли? С этим покончено. Так мы договорились.

Эмме хотелось, чтобы Такер бросился к ней, схватил ее в объятия так грубо, как только пожелает, и сказал, что не отпустит ее, что все только начинается. Тогда ужасная пустота в душе исчезнет, сомнения развеются и вернется все то, во что она поверила на несколько часов.

Но он лишь молча смотрел с обычным своим непроницаемым видом.

— Что ж, прощай, — пробормотала девушка и повернулась к двери прежде, чем на глаза навернутся слезы.

— Любой договор можно пересмотреть, — послышалось за спиной.

Она оглянулась. Такер стоял теперь возле нар с задумчивым и несколько настороженным видом. На нем были только брюки, ничего больше. Она в отчаянии смотрела, как солнечные лучи пронизывали его спутанные волосы, золотили поросль на груди… И небо за окошком не могло соперничать с синевой его глаз. Вот только небо было приветливым, а глаза Такера — упрямыми и холодными. Они не всегда бывали такими, теперь она знала это. Совсем иначе он смотрел на нее на их импровизированном ложе страсти, когда они сплетались в объятии, которое было естественным, как дыхание. Ей казалось тогда, что можно утонуть в его глазах, в его любви…

Девушка резко оборвала неуместные мысли. Это была слабость, не более того, заставлявшая хвататься за соломинку. Что надеялась она прочесть во взгляде Такера? Сомнения в том, что страсть, которую они разделили, поставила точку на их влечении друг к другу? Надежду, что само это влечение не было ошибкой.

Но если он думал так, то почему молчал? Почему не пытался удержать ее? Он всегда был активной стороной, значит, и теперь поступил бы по-своему вопреки ее протестам. Но ничего не происходило, и Эмма поняла, что больше не выдержит.

— Не вижу причины пересматривать наш договор! — резко проговорила она. — Впрочем, если ты думаешь иначе, говори. Я слушаю.

— Думаю иначе? С чего ты взяла? Что до меня, все кончено.

«Она, должно быть, не чает оказаться как можно дальше от хижины и от меня!» — подумал Такер.

А почему бы и нет? В ярком утреннем свете все видится иначе, чем во мраке ночи. То, что казалось правильным или хотя бы допустимым, выглядит безумием. Распря между Гарретсонами и Маллоями продолжалась слишком долго, чтобы одна ночь любви могла перечеркнуть ее. Между детьми враждующих отцов возможны только неприязнь и недоверие, ничего больше. Когда-то они были слишком юными и неопытными, чтобы это понимать, и потому позволили прорасти семечку страсти, которое вдруг расцвело пышным цветом. Но цветение не длится долго. В огне кровной вражды не выживет никакой цветок.

Все отгорело, остался только пепел.

Но если так, почему он все еще испытывал властную потребность сжать эту девушку в объятиях и целовать до тех пор, пока статуя снова не оживет? Но что тогда? Катастрофа, бедствие.

knizhnik.org

Сладкая мука любви читать онлайн - Джил Грегори (Страница 7)

— Если бы да кабы! — перебил отец резко. — Что толку рассуждать о том, чего все равно уже не будет?

— Наймешь кого-нибудь?

— Нет, — буркнул Джед и атаковал вилкой кусок мяса, словно врага. — Сам справлюсь. Я и сейчас могу работать за троих.

— Неделю. А потом помрешь.

Вилка со стуком полетела в тарелку. За этим последовал удар кулаком по столу, от которого подпрыгнули кружки.

— Хватит делать из меня старикашку, парень! Я выполнял большую часть работы на этом ранчо, когда вы с братом еще под стол пешком ходили!

— Я давно уже не хожу пешком под стол, если ты заметил, — возразил Такер невозмутимо, в душе поражаясь своему терпению. — И потом я тоже имею право голоса в делах ранчо, включая и твое здоровье.

— Мое здоровье оставь мне, парень.

— Дьявольщина! Ты хоть раз в жизни можешь уступить? Судьбу тебе не одолеть, пойми ты это!

— Уступить? К дьяволу! Я не знаю, как это делается!

Остывая, Джед достал две сигары из нагрудного кармана и бросил одну из них через стол сыну. Такер ловко ее поймал, и они прикурили в мрачном молчании. Вопреки только что разразившемуся спору странное чувство близости и взаимопонимания возникло между Гарретсонами.

Пока дымились сигары, ничего больше не было сказано, и только ночные шорохи и звуки, доносящиеся в открытое окно, нарушали тишину. Затушив окурок, Джед заговорил так, словно сказанное само собой разумелось.

— Пожалуй, стоит кого-нибудь нанять. Лишних рук на ранчо не бывает.

— Вот и славно.

— Не воображай, что переспорил меня.

Такер счел за лучшее промолчать. Он чувствовал, что разговор еще не закончен.

— По-моему, ты что-то задумал, — сказал он чуть погодя. — Скажешь, что именно, или я должен догадаться?

— Я думал о том, что эта девчонка вернулась.

— Ты говоришь о Маллой?

— Угу. Слышал, она красотка. Не знаю, я ее раньше вообще не замечал.

— Ну и как это связано с наймом еще одного подручного? — поинтересовался Такер.

— Очень даже близко связано, если хорошо подумать. — Старый Гарретсон многозначительно улыбнулся. — Когда ее папашу вздернут за убийство Бо, у девчонки на руках останется громадное ранчо. Работы там невпроворот. Она захочет от него избавиться — если не сразу, то после того, как наломается всласть. — Улыбка его стала шире от предвкушения. — Могу побиться об заклад, что мы заполучим «Эхо».

Перед мысленным взором Такера явились упрямо вздернутый подбородок и сверкающие решимостью синие глаза.

— А я бы не поставил на это, — сухо заметил он.

— Есть способы убедить самого несговорчивого человека. Что ж, подумал Такер, все это не лишено смысла. План вполне может удаться. Когда отца Эммы повесят, она наверняка от позора сбежит назад в Филадельфию. Девчонка не посмеет и носа показать в округе, если будет носить клеймо дочери убийцы. А зачем ей тогда ранчо? Только чтобы управляющий воровал в отсутствие хозяина?

Выходит, недалек день, когда Уиспер-Вэлли освободится от Маллоев раз и навсегда. Гарретсоны вернут свое с лихвой, а через десяток лет о вражде будут вспоминать как о чем-то давно минувшем.

— Ты прав, отец. Это вполне возможно, — согласился Такер медленно.

Он вытянул ноги и уселся поудобнее, насколько это позволял стул с прямой жесткой спинкой. Ему пришло в голову, что день изгнания Маллоев, день расплаты, может прийти совсем скоро, если кто-нибудь, прельстившись наградой, донесет на убийцу.

— Хорошо, что мы назначили вознаграждение. Алчность может подтолкнуть свидетелей. Кто знает, не окажется ли Уинтроп Маллой за решеткой уже через пару дней?..

— Вот и я на это надеюсь. Значит, нам надо поскорее нанять еще кого-нибудь, а может, и не одного. У меня предчувствие, что к осени дел будет по горло. Только на то, чтобы купить и переклеймить скот, потребуется уйма времени и сил, а потом его еще надо перегнать. Да нам нужно нанять не меньше дюжины!

В довольной улыбке Джеда проскользнуло злорадство.

Такер, напротив, не чувствовал никакой радости, ему не терпелось поскорее покончить с разговором. Он хотел, чтобы справедливость восторжествовала. Хотел, чтобы вражда закончилась раньше, чем прольется новая кровь. Смерть Уинтропа Маллоя решала обе эти проблемы.

— Сейчас я еду в город, — сказал он, вставая. — Там я дам знать, что мы ищем работников.

— Правильно, мой мальчик, правильно!

Немного погодя, направляясь к выходу, сквозь распахнутую дверь кабинета Такер увидел отца, уже склонившегося над расходной книгой. Дом казался не более шумным и оживленным, чем притихшая, безветренная ночь за его стенами. Такер направился к бараку наемных работников. В отличие от кое-как сколоченных сараев, в которых ютились ковбои на своих ранчо, в «Кленах» они жили в добротном бревенчатом строении, толщиной стен не уступающем хозяйскому дому. Здесь же находились плита, на которой старый Куки готовил свои незатейливые блюда, и камин на случай холодов. На стенах там и сям висели над нарами картинки, вырезанные из журналов. На вырезках сияли ослепительными улыбками красотки в купальных костюмах, роскошных бальных платьях, огромных, украшенных перьями шляпах.

К появлению Такера в бараке уже царило мирное вечернее настроение, предшествующее скорому сну утомленных нелегкой работой мужчин. Небраски и Линк Таннер лениво перекидывались в карты, Лес углубился в дешевый роман, Билл Рейберн что-то вырезал ножом из куска дерева. Это было его любимое занятие перед сном — на полочке над его койкой уже собралась целая коллекция кроликов, белок и енотов. На сей раз к ним должна была, судя по уже готовому крылу, присоединиться какая-то птица. На самой дальней койке кто-то похрапывал, кто-то писал письмо.

Люди занимались чем придется, в зависимости от интересов и привычек, и когда молодой хозяин ступил через порог, его приветствовали с уважительной фамильярностью, столь распространенной на Западе.

Прежде чем заговорить, Такер оглядел ковбоев, задержав на каждом пытливый взгляд. Все это были люди проверенные, давно ему знакомые, они работали на Гарретсонов годами. Невозможно было представить ни одного из них стреляющим в женщину, пусть даже для того только, чтобы ее попугать. Уважающий себя ковбой считал зазорным даже выругаться в присутствии женщины.

— Сегодня кто-то стрелял в Эмму Маллой, — наконец негромко произнес Такер.

До этого на него были устремлены взгляды, полные сдержанного любопытства, но теперь на лицах выразилось напряженное внимание. Наступило молчание настолько полное, что спящий проснулся и приподнялся на локте. Билл Рейберн, который учился с Эммой и Такером в одном классе, застыл с ножом в руке.

— Что с ней? — быстро спросил он.

— С ней все в порядке. Стрелявший промахнулся. Немая сцена на этом закончилась, ковбои зашевелились с явным облегчением. Однако ни один из них не вернулся к своему занятию. Все ждали продолжения.

— Может, кто-то что-то видел или слышал? Чужие в округе не появлялись?

Поднялся негромкий шум, напоминающий гудение пчел в улье, — ковбои переговаривались, обменивались замечаниями. Потом гул голосов сменился отрицательным покачиванием голов. Такер видел на лицах только неодобрение: стрелять в женщину! Стыд и срам!

— Это правда, ее отец застрелил Бо, но это не причина, чтобы опозорить себя, стреляя в его дочь.

— Ее здесь даже не было, когда Бо был убит, — заметил Такер.

— Верно, — согласился Лес, ероша густые и длинные черные волосы, унаследованные от индейских предков. — И потом, Эмма Маллой прехорошенькая. У кого поднимется рука выстрелить в нее?

— Я знал ее, когда она была росточком с котенка, — проворчал старик Небраски.

— Если бы мне и захотелось сделать что-нибудь с Эммой Маллой, то уж точно не пристрелить, — сказал Билл Рейберн и подмигнул Такеру.

Было ясно, что ковбои хорошо поняли цель его позднего визита, и им были вовсе не по душе подозрения, пусть даже и не высказанные.

— Что ж, я рад, что мы понимаем друг друга, — со значением произнес Такер, — но все же еще раз повторю, что враждуем мы с Уинтропом Маллоем, и только с ним. Когда его станут вешать за убийство, мы все придем посмотреть на казнь и скажем: туда ему и дорога. Но дочь его не имеет к этому никакого отношения. Ее не было в долине в день убийства Бо, и пусть каждый помнит об этом.

Ответом ему был одобрительный гул. Кивнув на прощание, Такер покинул барак и на этот раз направился на конюшню. Он надеялся, что теперь, после разговора с ковбоями, сумеет выбросить из головы события дня, но не тут-то было. По дороге к городу он продолжал размышлять и вспоминать.

Постепенно недавнее облегчение сменилось раздражением. Какого черта он так печется о безопасности Эммы Маллой? Какое ему вообще до нее дело? Пусть этот болван, ее жених, приезжает и кудахчет над ней, как курица!

Жених.

Такеру вспомнилась «парфянская стрела», выпущенная Эммой, когда они расставались. Само собой, у нее есть жених. У таких, как она, поклонников хватает, и один из них очень скоро становится женихом, самый напористый и самый богатый. Думает небось, что выиграл большой приз, и знать не знает, что сидит на крючке, как глупая рыбина, попавшаяся на приманку. Ну и ладно, кто бы он ни был, ничуть его не жалко!

Однако болван-жених скоро заявится в долину собственной персоной. Эмма наверняка будет таскать его повсюду, выставляя напоказ, а под конец заявится с ним на танцы в честь Дня независимости. То есть через две недели.

Вот и славно! Будет кому присмотреть за тем, чтобы ей не снесли ее бестолковую голову, подумал Такер нарочито грубо и выругался в полной тишине на залитой лунным светом дороге. Внезапно ему ужасно захотелось выпить — не воды, а виски в заведении «Иезавель»; он сухо сглотнул. А к виски всегда прилагалась девочка, все равно какая, они там все неплохи. Блондинки, одна к одной. На Западе любят блондинок. Брюнеток с синими глазами в заведении отродясь не бывало.

Девочки, к которым он ехал, иначе двигались, иначе смеялись, но они умели заставить его забыть долгие и одинокие ночи в доме, где боль и ненависть укоренились крепче, чем радость и веселье.

«Интересно, — вдруг подумал Такер, — удастся ли забыть и то, что самая красивая женщина в мире — мой кровный враг?» Внезапно он усомнился в этом. Что ж, кроме девочек было еще виски, и уж оно никогда не подводило.

Глава 6

Прошло несколько дней. Эмма в двуколке отправилась в город, чтобы зайти в банк и в центральный магазин, а также на почту, где, без сомнения, ожидало ее письмо от Дерека.

Однако ее ожидало и еще кое-что, а вернее, кое-кто. Оказывается, не только ей пришло в голову посетить городок в этот день. Такер Гарретсон поил лошадь перед заведением «Иезавель». Ну и вырядился же он, фыркнула Эмма, окинув взглядом черные брюки, туго обтянувшие мускулистые ноги, распахнутую на груди рубашку и синий шейный платок. То, что все это ему очень шло, было вопиюще несправедливо. К тому же он по-приятельски болтал с Мэри Лу Кент, отцу которой принадлежал магазин, куда Эмма направлялась. Просто бросалось в глаза, как откровенно Мэри Лу кокетничала с Такером, призывно поглядывая из-под возмутительно длинных ресниц и встряхивая рыжими кудрями. Пока Эмма мрачно наблюдала, девушка смело взяла своего собеседника под руку, что совсем уже не лезло ни в какие ворота!

Интересно, что за общие темы у них могут быть, ядовито спросила себя Эмма. О чем они могут так оживленно беседовать? О росте цен на корма? О новой партии ленточек для бархоток?

Сама того не замечая, она скривила рот в презрительной гримасе, внезапно вспомнив, что еще со школьных дней терпеть не могла Мэри Лу Кент.

Вот уж подлинно созданы друг для друга. Один слова доброго не стоит, и другая ему под стать! Нечего ей делать в магазине этих Кентов! В банк, потом на почту — и домой.

Девушка резко отвернулась и налетела на Мэйбл Барнз. Эмма мячиком отскочила от ее громадного бюста, уронив сумочку на тротуар.

— Боже милостивый! Дитя мое, тебе следует быть внимательнее!

— Ради Бога, простите, миссис Барнз! Я не нарочно! Вспыхнув от неловкости, Эмма поспешно подняла сумочку и поправила сбившуюся соломенную шляпку.

— Ничего страшного, дитя мое, ничего страшного, — благодушно отмахнулась Мэйбл, с улыбкой ее разглядывая.

Барнзы были владельцами «Гранд-отеля», единственной гостиницы в городе, — вообще говоря, это была единственная гостиница во всей долине, чем мистер и миссис Барнз несказанно гордились. Вместе со Сью Эллен Мэйбл принимала живое участие в устройстве местных торжеств, а значит, и праздничного вечера в День независимости. Эмма уже знала, что предстоит фейерверк.

— Напротив, я даже рада была наткнуться на тебя, Эмма. То есть, я хочу сказать, я рада, что ты наткнулась на меня, — пошутила Мэйбл и промокнула носовым платком могучую шею, поскольку июньское солнце так и палило. — Сью Эллен упоминала о твоем возвращении и много о тебе рассказывала. Как мило с твоей стороны вернуться к самому празднику! Разумеется, ты на нем будешь, не так ли, дорогая?

— Я бы ни за что на свете не пропустила такое событие, миссис Барнз, — заверила Эмма, стараясь улыбаться как можно шире и искреннее. — Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь? Что-то принести? Вы только скажите, что требуется.

— Ну да, я как раз отвечаю за прохладительные напитки и десерт. Если ты добавишь к тому, что уже задумано… мм… лимонный пирог, например, будет славно. Или ванильный торт. Или… мм… — На миг выпуклые карие глаза Мэйбл затуманились, потом вдруг раскрылись еще шире. — Знаю! Коринна печет превосходное имбирное печенье. В прошлом году оно имело такой успех, что мой Джеймс три дня ни о чем другом не мог говорить. Но, возможно, лучше будет… — Она снова помедлила, крутя в руках влажный носовой платок. — Боже мой, такая ответственность! Как трудно отвечать за столь серьезные вещи! Чего стоит принять решение!

— Я вас очень хорошо понимаю, — сочувственно заметила Эмма, украдкой оглядываясь в поисках спасения. — Но я могу принести и лимонный пирог, и печенье?

— Дитя мое, что за превосходная идея! — Мэйбл просияла и стиснула ее руку. — Ах, я вижу Мэри Лу! Она приготовит пирог с ревенем. Бьюсь об заклад, Такер его обожает.

С минуту она следила за парой, полностью погруженной в беседу, и лицо ее приобрело задумчивый вид.

— Мэри Лу давно уже неровно дышит к Такеру, — сообщила она заговорщицки. — Беда в том, что не она одна. Долорес Томпсон уговорила его прийти на воскресный обед (правда, пока не ясно, в какое именно воскресенье), а Элизабет Миллер…

— Меня нимало не интересует, кто неравнодушен к Такеру Гарретсону! — решительно прервала Эмма, но это прозвучало так резко, что она тут же рассыпалась в извинениях.

— Ничего, дитя мое, я понимаю. Эта ваша давняя вражда… Удивительно, как я могла позабыть об этом. Это ты должна простить меня, Эмма. Поверь, я знаю от Сью Эллен, что дела ваши ухудшились. Наверняка тебе неприятно, когда кто-то произносит имя Гарретсонов.

— Да нет, дело совсем не в этом…. просто мне нужно в банк и… словом, мне пора.

— Конечно, конечно, мы ведь уже все обсудили. — Мэйбл похлопала ее по руке. — Увидимся на танцах. И не забудь печенье и пирог.

Эмма заспешила прочь, но миссис Барнз еще не все сказала.

— Это будет праздник так праздник, дитя мое! — продолжала она, все повышая голос по мере того, как Эмма удалялась. — Воздушные шары, фейерверк! Скрипачи, танцы. Недостатка в кавалерах не будет, можешь быть уверена! Я слыхала, что молодые люди со всей округи наносят визиты в «Эхо»! Не оставляют тебя в покое! Помяни мое слово, быть тебе королевой бала!

Движения Эммы становились все более скованными, плечи свело от напряжения, лицо и шея покраснели. Голос Мэйбл Барнз гремел на всю Мэйн-стрит, как иерихонская труба, и надо было быть совсем глухим, чтобы не расслышать каждое слово. Без сомнения, слышал ее и Такер. И очень, верно, удивился, что молодые люди наносят визиты в «Эхо», хотя дочь хозяина обручена. Должно быть, он также задался вопросом, как может женщина без пяти минут замужняя стать королевой бала.

Такер Гарретсон мог быть кем угодно и каким угодно — высокомерным, грубым, невыносимым, — но глупым он точно не был. Если разнообразные молодые люди наносят визиты в «Эхо» (а так оно и было, Мэйбл Барнз нисколько не преувеличила), это означает, что Эмма Маллой вовсе не обручена и никакого жениха у нее нет.

«Господи, угораздило же меня выдумать эту нелепицу!»

Однако Дерек ведь существует, уныло думала Эмма. И он действительно собирается жениться на ней. Она просто не ответила официальным согласием — пока.

Не ответила и не то чтобы по-настоящему собиралась. Тогда зачем же она солгала Такеру, что все решено и обговорено?

Чтобы разозлить его, чтобы оставить за собой последнее слово в тот день. Просто на случай, если ему взбрело в голову, что она мечтает о его поцелуях. Хотелось показать, что у нее в жизни есть кое-что поинтереснее, что его внимание меньше всего ее интересует.

И ведь так оно и есть, зерно? Ей на него совершенно наплевать.

Именно поэтому Эмма была в высшей степени раздосадована, когда выяснилось, что Такер покончил со своей оживленной беседой и направил стопы в сторону банка. Более того, он оказался у дверей раньше нее.

Вместо того чтобы войти, он медленно повернулся и наблюдал за приближением Эммы, насмешливо сузив глаза. Когда она подошла к двери, он попросту загородил ей дорогу.

— Это еще что за шутки? — возмутилась девушка.

— Поговорим.

— Не о чем нам с тобой разговаривать!

— Отчего же. Интересно было бы послушать, чего ради ты тогда состряпала такую нелепую ложь? — ехидно заметил Такер, делая вид, что не замечает, как Эмма непроизвольно притопывает ногой в сильнейшем раздражении.

— Не понимаю, о чем ты! Будь добр, дай мне пройти.

— Ну нет, ты очень хорошо понимаешь, о чем я, — возразил он, небрежно скрестив руки на груди. — Никакого жениха у тебя нет, Маллой. Наоборот, ты свободна — свободнее некуда, раз целыми днями развлекаешь «молодых людей со всей округи». Ну и, конечно, готовишься стать королевой бала.

— Обсуди это с Мэйбл Барнз. Это ее слова, не мои.

— Тогда почему ты не раскрыла ей глаза? Если ты обручена, то подобные слухи не украшают твое доброе имя. Или ты намеренно утаила истину, чтобы вволю подурачить бедных, ни в чем не повинных местных простаков? Сделай одолжение, пощади их, пусть топчутся на тех ранчо, где девушки и в самом деле свободны. — Он усмехнулся. — И еще один вопрос. Почему это ты облекла своим доверием именно меня?

Эмма лихорадочно подыскивала хоть сколько-нибудь правдоподобное объяснение, чувствуя, что щеки по-прежнему пылают. Как назло, ничего не приходило в голову. И конечно, ее растерянность не укрылась от глаз Такера Гарретсона, потому что усмешка превратилась в улыбку — ехидную, ленивую, знающую улыбку. Эмма готова была убить его на месте!

— Не знаю, почему я должна давать тебе какие бы то ни было объяснения, — наконец начала она холодным, подчеркнуто вежливым тоном, каким тетушка Лоретта распекала нерадивых слуг, — но раз уж разговор об этом зашел, то… словом, мы с моим жен… с Дереком пока официально Не обручены. Пока. Хотя это тебя совершенно не касается.

— Интересно, — заметил Такер, не обратив никакого внимания на ее неуклюжую попытку добавить колкость. — Тогда что же между вами было, если вы официально не обручены?

— А то, что Дерек сделал мне предложение! Я не ответила согласием — пока. — «Господи, чего ради я вдаюсь в эти объяснения! И перед кем!»

knizhnik.org

Сладкая мука любви читать онлайн - Джил Грегори (Страница 26)

Говоря, Эмма незаметно опустила руку в карман, нащупала пистолет и мысленно облегченно вздохнула. Теперь не представляло труда доставить Тэру к шерифу. Но вначале ей хотелось понять.

— Можешь ты объяснить мне? Что ты имела в виду, когда сказала, что получишь все, чего заслуживаешь?

— Ты знаешь, а если нет, то догадываешься, — охотно ответила Тэра, оставаясь, однако, по-прежнему между Эммой и дверью.

Она даже не переступала с ноги на ногу, словно успела пустить там корни.

— Я понятия не имею, — возразила Эмма.

— Не верю. Ты должна была знать все эти годы. Девушка отрицательно покачала головой.

— Ну как же! Земля, ранчо, скот — все это должно быть наше с отцом!

С полминуты Эмма могла лишь молча смотреть на нее, потом пожала плечами:

— Ты не в своем уме!

— Да неужто? Уин наверняка рассказал тебе. Если бы он не смошенничал, то не он, а мой отец выиграл бы партию и оттяпал у Джеда Гарретсона порядочный кусок земли. У него на руках были все козыри, все до одного! «Империя» могла стать настоящей империей. Вместо этого твой папаша стал обладателем пяти тысяч голов скота и самых лучших пастбищ Гарретсонов. — Мало-помалу безмятежное выражение таяло на лице Тэры. Белая кожа, обычно покрытая лишь нежнейшим румянцем, раскраснелась. — Он так ловко выудил своего туза, что никто не заметил! В тот вечер не только Джед Гарретсон потерял землю, но и Росс Маккуэйд!

— Да нет же! — запротестовала Эмма, когда к ней вернулся дар речи. — Это не так! Отец никогда не мошенничал, ни в чем! Я не верю, что мистер Маккуэйд рассказывал тебе все эти нелепости.

— Вот именно рассказывал, подружка. Он своими глазами видел, как туз незаметно перекочевал из рукава в руку Уина Маллоя, но промолчал, потому что дружил с твоим никчемным отцом и не желал, чтобы Джед пристрелил его, как бешеную собаку!

— Это невозможно!

— В этом мире все возможно, даже то, что ты владеешь всем, что по праву принадлежит мне. Ваше ранчо было бы сейчас не больше «Империи», если бы не шулерский фокус твоего папаши. Ты ходила бы за курами в старом платьице, а меня отправили бы в Филадельфию, в колледж. Ты носила бы пойло свиньям, а я одевалась бы у французской модистки и ездила в оперу с сыновьями банкиров. Я могла бы изучать живопись в Европе, объездила бы весь мир и, может быть, однажды стала знаменитой.

Глаза Тэры теперь сияли на пылающем лице, словно она видела перед собой все то, о чем говорила. Голос стал мечтательным, ямочки на щеках играли.

— Я талантлива, не так ли? Ты и сама признавала это не раз. Значит, мир должен узнать обо мне. И он узнает… О, теперь он узнает! После того как твоего отца вздернут, а твое мертвое тело, обезображенное случайным падением с лошади, найдут и опознают — догадайся, кто выкупит «Эхо»? Маккуэйды, разумеется. У меня столько денег, что на аукционе никому не потянуть против. И я могу получить еще больше, в любой момент, об этом есть кому позаботиться. Отец, конечно, немного удивится, но я объясню, что долгие годы втайне от него копила средства… на всякий случай. Приходными книгами занимаюсь я, так что он поверит.

Короткий счастливый смех вырвался у Тэры, в то время как Эмма смертельно побелела.

— Короче, я и мой деловой партнер купим ваше ранчо. Он будет счастлив остаться на нем управляющим, а я уеду на юг изучать живопись. — Глаза ее гневно сверкнули. — Никогда не прощу тебе, что ты предложила поносить свое платье! Меня в жизни никто так не оскорблял. Ничего, скоро у меня шкафы будут ломиться от нарядов.

— Я одного не понимаю… — Эмма всмотрелась в лицо подруги детства, не в силах принять внезапную перемену. — Не понимаю, зачем было убивать Бо? Это ведь тоже твоих рук дело? Чем он мешал тебе?

— Ничем, — с внезапной угрюмостью ответила та. — У меня и в мыслях не было убивать Бо. Наоборот, я бы с удовольствием вышла за него. Сказать по правде, я очень неплохо к нему относилась. И потом, у него было кое-что такое, чего не было ни у кого другого. Кроме Такера, разумеется.

— «Клены», — с горечью уточнила Эмма.

Ноги у нее подкашивались. Хотелось присесть на стул, но она боялась неосторожным движением спугнуть Тэру. Пока та в настроении исповедоваться, нужно ловить момент.

— Конечно, «Клены», подружка, что же еще? Довольно давно мы с партнером начали потихоньку заваривать кашу. Признайся, ведь мы ловко довели дело до настоящей войны! Один раз он и его ребята как следует накостыляли по шее вашему надсмотрщику в надежде, что все свалят на Гарретсонов. Так оно и вышло. Пару раз крали ваш скот и тому подобное. Все шло как по маслу, потому что люди попросту идиоты. Видят только то, что хотят видеть. Дело двигалось к тому, что твой папаша махнет на все рукой от страха за тебя и к твоему возвращению продаст ранчо Гарретсонам. Выйдя за Бо, я стала бы самой богатой женщиной в округе. Это был план так план, лучше не придумаешь.

— И что же? — поощрила Эмма, когда Тэра умолкла и впала в задумчивость, улыбаясь странной улыбкой.

— Все повернулось иначе.

— Каким образом?

— Мы с… с тем человеком перестали быть просто деловыми партнерами. Любовь часто смешивает все карты, вот и с нами это случилось. Бо, конечно, был парень хороший, но не из тех, кто будит страсть. Иное дело — мой партнер! И красавец, и умница, и сорвиголова. Он ничуть не возражал против нашего с Бо брака. Какая разница? Ничто не мешало нам встречаться, когда захочется. Ты и представить себе не можешь, какое это было волнующее, захватывающее время! Мы занимались любовью, строили планы, а потом дурачили всех и каждого. — Счастливый вздох вырвался у нее из груди. — Школьная учительница и авантюристка в одном лице. Добропорядочная скромница и распутница… — С минуту Тэра молча смотрела на рисунок с изображением Бо с чем-то вроде сожаления во взгляде. — И надо же было ему застать нас вместе!

Эмма непроизвольно стиснула пистолет. Нет, еще рано пускать его в ход. Она по-прежнему не все знает. Почему Тэра так охотно выбалтывает свои секреты? Ответ напрашивался сам собой: Тэра уверена, что никто другой никогда их не узнает.

— Однажды вечером мы с приятелем занимались любовью в одном уединенном местечке в холмах. Вдруг откуда ни возьмись появился Бо. Он ни о чем не подозревал и даже не думал выслеживать нас. Просто не повезло. Его как громом поразило. Я даже пожалела его — таким он выглядел несчастным. Но потом Бо повел себя совсем не так, как то пристало джентльмену. Ударил моего приятеля, чуть челюсть ему не свернул, а меня назвал так, что и повторить неловко. Сказал, что не желает впредь иметь со мной ничего общего, что не женится на мне даже ради спасения своей жизни.

У Эммы перехватило дыхание, словно рассказ Тэры отравил самый воздух в комнате. Хотелось оказаться от нее как можно дальше — от ее безумия, от ее жалкой душонки, для которой не было ничего слаще, чем валяться в грязи и пакостить людям. Но она заставила себя слушать, чтобы выяснить все до конца, — для шерифа Гилла и для Такера.

— Значит, ты убила Бо потому, что он отказался на тебе жениться? В смысле потому, что он испортил твой великолепный план?

— Видишь ли, мне не улыбалось, что все узнают про моего приятеля и про мою двойную жизнь. Конечно, была вероятность, что Бо промолчит, но раз уж он однажды повел себя не по-джентльменски, это могло случиться снова, так ведь? Я должна была оставаться для всех кроткой школьной учительницей, безгрешной дочерью Росса Маккуэйда. К тому же Бо действительно испортил мой великолепный план. — Тэра философски пожала плечами. — Такова жизнь, подружка. Из всего надо уметь извлечь выгоду. Даже после той глупой ссоры Бо все еще оказался мне полезен. Я задумала, как подставить твоего папашу, а мой приятель нажал на курок. Из нас двоих я подаю идеи, а он осуществляет. Удобно, верно? Взаимовыгодное сотрудничество. Еще того проще было выкрасть платок и лист из приходной книги. Вы ведь всегда были рады меня видеть, правда?

Эмма покачала головой. Тэра так и не поняла, что ее по-настоящему любили. Или поняла, но для нее это ничего не значило? Неужели она такое чудовище? Бездушный монстр, которому чуждо все человеческое?

— А как насчет меня, Тэра? Каков был план? Что ты все-таки убедишь меня уехать? Если так, это был безнадежный план.

— Должна признаться, я много думала на этот счет. Порой ты целый день не выходила у меня из головы, подружка. Как же я тебя ненавидела! Ты жила в моем доме, ела мой хлеб, носила мои наряды!.. Ты присвоила все, что по праву принадлежало мне, и с этим нужно было как-то покончить. Сначала мы пытались тебя припугнуть. Как-то раз ты выехала на прогулку, и мой приятель выстрелил поверх твоей головы. Разумеется, тогда никто еще не собирался тебя убивать. Просто нужно было, чтобы ты убралась с ранчо и не мешала нам довести дело до конца.

Пока длился рассказ, Тэра успела снова обрести безмятежность и улыбалась привычной кроткой улыбкой, которая леденила Эмме кровь.

— Наверняка в тот день ты предположила, что это кто-то из Гарретсонов или их людей стрелял в тебя. Что ж, тем лучше. В любом случае после казни отца ты вряд ли осталась бы в долине, где в тебя стреляют.

— Осталась бы, не волнуйся. Я не из робкого десятка. И я думаю, что до папиной казни дело не дойдет, потому что очень скоро ты расскажешь шерифу все, что рассказала мне. — Эмма выхватила пистолет и прицелилась в грудь подруге детства. — Сейчас мы обе поедем в город, и справедливость, о которой ты так много говорила, действительно восторжествует.

— Хм, надо же, — сказала Тэра, не переставая улыбаться.

— Поворачивайся, иначе я прострелю тебе руку! — пригрозила Эмма.

Тэра пожала плечами, повернулась и вышла из комнаты. Эмма последовала за ней. Ей очень не нравилось то, что улыбка так и не покинула губ Тэры, поэтому она не переставала озираться по сторонам.

Когда обе оказались на крыльце, она заметила, что погода совсем испортилась. Дождь начался недавно, но быстро усиливался. Тучи висели так низко над землей, что скрывали вершины даже самых невысоких холмов.

— Иди туда. — Эмма указала пистолетным дулом в сторону загона, где находилась лошадь Тэры. — Выводи ее и седлай, а я…

Закончить фразу не удалось. Что-то холодное резко ткнулось ей в спину, и мужской голос скомандовал: «Брось эту смешную игрушку!»

От неожиданности Эмма только сильнее вцепилась в небольшую, инкрустированную перламутром рукоятку пистолета. Ей стало страшно, очень страшно, потому что голос был смутно знаком и связан с чем-то очень неприятным. Пока она напрягала память, послышалось щелканье взводимого курка. Тэра, успев повернуться, смотрела поверх плеча Эммы со смешанным выражением оживления и злорадства на лице.

— Я жду! — сухо напомнил голос.

Девушка неохотно бросила пистолет. Когда она повернулась, налетел порыв ветра, бросив холодную дождевую воду прямо в лицо.

Позади стоял Джимми Джо Пратт. Только тогда Эмма сообразила то, что должна была понять уже давным-давно, а именно где и при каких обстоятельствах видела эти светлые глаза в обрамлении черных ресниц. Тогда, во время ограбления банка, они встревоженно суетились, но на ранчо смотрели дружелюбно и спокойно, потому она и обманулась.

— Поздоровайся с моим приятелем и деловым партнером.

В своем потрясении Эмма слышала голос Тэры словно издалека, но подруга детства была рядом. Вот она подняла пистолет, вот спрятала его в карман. Эмма перевела взгляд с нее на Джимми Джо.

— Вы просто созданы друг для друга, — сказала она, не скрывая отвращения и стараясь держаться с достоинством.

Но страх снедал ее — чем дальше, тем сильнее. Не за себя — она боялась за ребенка, которого носила. Ради ребенка она просто обязана спасти свою жизнь.

— Отвези ее на Лосиную гору, да не теряй времени! — скомандовала Тэра. — Ее нужно прикончить. Обставь это как несчастный случай.

— Проще простого! Но видишь ли, Тэра, у меня возникли проблемы. С утра я ездил в город… по делам ранчо «Эхо», — Джимми Джо издевательски усмехнулся безмолвной Эмме, — и случайно услышал, что один из наших арестован в Хелене. Это может быть только Картер — то и дело влипает по глупости, болван! Хуже всего, что при нем была часть денег из местного банка, так что, не сомневайся, ему постараются развязать язык. Парень он не слишком крутой, быстро выложит, что знает. Чтобы нам не распроститься с большей частью денег, надо их перепрятать, а мне придется убраться из Монтаны на время и лечь на дно.

— Надолго? — вырвалось у Тэры, но потом она с досадой пожала плечами. — Ладно, с этим разберемся, а пока забирай ее. Попозже я выберусь на Лосиную гору. Сейчас не могу: отец должен вернуться с минуты на минуту.

— Тогда придется поторопиться, — невозмутимо ухмыльнулся Джимми Джо и подтолкнул Эмму к ее лошади.

— Тэра, ты же не настолько глупа! — крикнула Эмма. — Нельзя водить всех за нос до бесконечности! Опомнись, пока не поздно!

— Заткнись! — отрезала Тэра. — Я вот именно не настолько глупа. Одним убийством больше, одним меньше, уже не имеет значения, так что не уговаривай меня добровольно сунуть голову в петлю, чтобы ты могла и дальше наслаждаться украденной у меня жизнью. Змея! — Звонкая пощечина заставила Эмму пошатнуться. — А ты шевелись, Джимми Джо, иначе один вид этой дряни взбесит меня достаточно, чтобы пристукнуть ее прямо здесь — и дьявол с ним, с несчастным случаем!

— Тэра!

Все трое обернулись на возглас. Росс Маккуэйд только что появился из-за амбара. Рукава его брезентовой рабочей куртки были засучены, какая-то ветошь зажата в кулаке.

— Тэра, доченька, что все это значит? — беспомощно спросил Росс, с ужасом созерцая открывшуюся перед ним сцену.

Глава 27

— Эй, парень! Пора мне узнать, что, черт возьми, происходит между тобой и девчонкой Маллой!

Такер забежал домой только для того, чтобы выпить кофе. Как обычно по утрам, он не чувствовал голода и собирался хорошенько поработать, чтобы нагулять аппетит к обеду. На дворе моросило, но он решил не обращать на это внимания и как раз направлялся к двери, когда прозвучал окрик отца.

Джед стоял в столовой с объемистой дымящейся кружкой в руках. Поскольку Такер явно не собирался отвечать и только посмотрел на него с каменным выражением лица, он так стукнул кружкой по столу, что кофе выплеснулся на свежескобленую столешницу.

— Нечего пялить на меня глаза, парень! — рявкнул он. — Отвечай, когда тебя спрашивают! Девчонка притащилась сегодня утром к нам на ранчо. До сих пор опомниться не могу — Маллой под моей крышей! Давай выкладывай, что это вы двое затеяли?

— Эмма приезжала? — недоверчиво спросил Такер. — Зачем? Она не просила ничего передать?

— Просила. Что хочет с тобой поговорить. Поговорить — скажите на милость! Чего доброго я подумаю, что у нее на тебя виды. Вот что, пока мне в голову не полезла всякая дребедень, скажи, в чем дело. Скажи, парень, прошу тебя!

— Это что-то новенькое, — не удержался Такер. — Просить — это не в твоем обычае, отец.

— Верно, — угрюмо согласился Джед. — Но если это удержит тебя от глупостей, парень, я могу и на коленях поползать. Не очень-то мне понравилось, что девчонка так рвалась тебя видеть. Ее прямо-таки разбирало, вот что я скажу. Когда тебя не оказалось дома, она… хм… она страшно расстроилась.

— Я ездил в «Эхо». Хотел ее повидать. Значит, мы разминулись.

С кладбища Такер поехал прямиком на ранчо Маллоев в надежде серьезно поговорить с Эммой. Ум хорошо, решил он, а два лучше. Возможно, вдвоем им удалось бы что-нибудь придумать, вычислить убийцу Бо — в смысле найти любую другую кандидатуру, кроме отца Эммы. Даже перед самим собой Такер не мог утверждать, что Уин точно невиновен, но уже не мог и полностью отмести такую возможность. Ради Эммы он готов был дать ему шанс.

Выходит, они разминулись потому, что и Эмма искала его. Это был настоящий сюрприз, и притом приятный. Ей нельзя отказать в присутствии духа, подумал Такер, мысленно рисуя себе встречу и разговор Эммы и Джеда. Казалось странным, что после вчерашней яростной вспышки, когда сам вид его был ей, казалось, невыносим, она вдруг сменила гнев на милость. Почему? Что заставило ее сделать это? Что толкнуло на такой из ряда вон выходящий поступок, как поездка в «Клены»?

— Послушай, отец, это очень важно, так что постарайся припомнить ваш разговор. Может, подскажешь, зачем Эмма могла искать меня? Как она тебе показалась, в полном порядке?

— Да, вроде да. Она девчонка с гонором, но не наглая. Поначалу мы даже поговорили немного… — Джед спохватился и сдвинул брови. — Только не подумай, что я сразу и рассопливился. Сказал ей пару ласковых, конечно, как она того и заслуживает. Но не будь она дочкой этого гнусного, лживого, никудышного мерзавца, я бы ничуть не возражал, чтобы она… хм… иногда заезжала. Но раз она родилась Маллой, то помяни мое слово — что-то у нее на уме.

Такер чуть рот не разинул от изумления. Вот это да! — подумал он. Нужно быть настоящей колдуньей, чтобы за один визит добиться такого результата. Его отец был на волосок от того, чтобы хорошо отозваться об Эмме!

— Вообще-то, — продолжал Джед, хмурясь, — она была немного не в себе. Вот ты спросил, и мне пришло в голову, что… хм…

Такер стиснул зубы, чтобы не обрушить на него новый ливень вопросов. Он хорошо помнил, что накануне утром, в церкви, Эмма была очень бледна и как будто едва держалась на ногах.

— Что с ней может быть? — произнес он, размышляя вслух. — Последствия стычки в банке? Что у нее может болеть?

— Ну, я не знаю, — буркнул Джед, не замечая, что принимает живое участие в тревоге за «девчонку Маллой». — Что бы у нее ни болело, а вид был такой, что краше в гроб кладут. Зеленая, и все тут. Да и шатало ее…

С минуту отец и сын молча смотрели друг на друга, оба мрачные как туча и поразительно похожие в этот момент.

— Не больно я разбираюсь в женских немочах, — задумчиво продолжал Джед, — а только твоя мать вот так же зеленела каждую минуту, когда первые месяцы носила тебя.

Он сделал глоток кофе и вдруг подавился им. Вместо того чтобы хлопнуть его по спине, Такер, не мигая, смотрел на него во все глаза. Он чувствовал себя, как после хорошего удара под дых.

— Что ты сказал? — наконец едва выговорил он.

— Что слышал, — просипел Джед, вытирая слезы тыльной стороной ладони. — Что это ты натворил, парень? Только не говори мне, что вы с ней…

Ошеломленное лицо сына подтвердило его подозрения.

— Дьявольщина! — взревел Джед, хватаясь за голову. — Ты спятил, парень! Девчонка, конечно, хороша, но ведь она…

— Маллой. Я помню, отец. Как я мог забыть, если ты мне этим уже плешь проел? Она не сказала, куда направляется?

— И не нужно было. Росс мне сказал.

— Черт возьми, что именно?

— Что они вместе сегодня едут в Бьютт, к адвокату. Так что девчонка могла направиться или к себе домой, или в «Империю». Ты мне лучше объясни…

Его перебил громкий стук двери. Выглянув в окно, Джед увидел, что Такер бежит к конюшне. Осталось только молча развести руками.

knizhnik.org

Сладкая мука любви читать онлайн - Джил Грегори (Страница 29)

Глава 31

На другой день утром Такер верхом направился на ранчо Маллоев. Он был чисто выбрит и тщательно причесан, а в руке сжимал такой громадный букет полевых цветов, из которого спокойно вышло бы целых два. Причина для визита была настолько важной и серьезной, что он счел за лучшее надеть новую рубашку и застегнуть ее на все пуговицы, так что неразношенный ворот давил на шею, как удавка.

Спешившись у веранды, он — в который уже раз! — сунул палец за ворот в попытке хоть немного его растянуть, проклял сквозь зубы всю новую одежду в мире, хотел было расстегнуть верхнюю пуговицу, но подумал и оставил все, как есть.

Дверь открылась раньше, чем он успел постучать. Подбоченясь, на него неодобрительно смотрела Коринна:

— Ну и что тебе здесь надо?

— Хочу повидать… — начал Такер, но голос вдруг сорвался.

Черт возьми, это еще что за ерунда! Словно школьник у дверей своей первой пассии!

— Мэм, — он сделал вторую попытку, стараясь держаться любезно, но с достоинством, — я пришел повидать Эмму, а также мистера Маллоя.

Коринна только сильнее нахмурилась, продолжая его разглядывать.

— И вас, разумеется, — добавил Такер.

— Вот как, меня? — Глазки экономки настороженно сузились. — Это еще зачем?

— Ну как же! Чтобы подарить вам цветы, зачем же еще? — Такер протянул букет Коринне. — Спасибо за то, что вы так суетились вокруг Эммы вчера.

— Я всегда вокруг нее суечусь, так что нечего делать из мухи слона! — проворчала экономка, но глаза ее засветились от удовольствия. — Ладно уж, проходи. Я им передам.

Такер ступил через порог со странным чувством. Прежде ему не случалось бывать в доме Маллоев. Внутри все было именно так, как он представлял себе, — уют и комфорт. На столике в холле красовался букет роз, и Такера бросило в пот при мысли, что он только что отдал Коринне цветы, предназначенные для Эммы.

Вот дьявольщина! Он бросился вон из дому, лихорадочно огляделся и заметил за колодцем полянку, поросшую ромашками и колокольчиками. Облегченно вздохнув, он принялся составлять новый букет, а вернее, охапку цветов.

— Что это ты делаешь, Гарретсон? — раздалось за спиной. — Не успел приехать, как уже что-то потерял?

Такер повернулся. Та, которой он собирался сделать предложение, стояла рядом, склонив голову и сложив руки на белом переднике. Она была в желтеньком домашнем платьице, отделанном кружевом, густые черные волосы скромно перехвачены сзади лентой в тон ему. Никогда еще Такеру не доводилось видеть такого воплощения скромности и добронравия, и только бесенята в синих глазах напоминали о своенравном и живом характере этой скромницы. Контраст был так силен, что он едва не выронил цветы и, кажется, даже забыл, как дышать.

— Это верно, я что-то потерял на этом ранчо, — произнес он. — Может, покой?

— А для кого этот букет? Неужто для меня?

— Для кого же еще, Маллой?

— Для Коринны, например. — Эмма прыснула. — Тебе, наверное, понравилось дарить ей цветы. Пару минут назад я видела, как она поднималась наверх, прижимая твой букет к груди. Я и не подозревала, что ты такой донжуан! Еще одно сердце разбито!

— А что скажешь о твоем?

— Мое разбито давно.

В ответ он робко обнял ее.

— Я тут подумал… короче, вчера, за всей этой суетой и разговорами я кое-что забыл.

— Забыл поцеловать меня на прощание?

— Просто постеснялся сделать это при всех, — усмехнулся Такер. — Я не об этом. Я забыл сделать тебе предложение.

Эмма ожидала этого, но все равно задохнулась от счастья. Несколько минут назад, застав Такера ползающим по лужайке, она думала, что это самый счастливый миг в ее жизни — Гарретсон собирает цветы, подумать только! Но оказалось, что от счастья может попросту захватить дух.

— Так вот зачем ты сюда явился? Тогда делай свое предложение и не отвлекайся. Итак…

— Итак, что здесь происходит? — раздалось совсем рядом, и оба от неожиданности шарахнулись друг от друга.

У Маллоя был такой вид, словно, войдя в курятник, он застал там лисицу с цыпленком в зубах.

— Ты совсем обнаглел, Гарретсон! Куда ни пойду, везде натыкаюсь на тебя с моей дочерью в объятиях! И все это видят! Такие манеры оставляют желать много лучшего! Коринна сказала, что ты явился ко мне, так говори скорее зачем, пока я окончательно не рассердился!

Такер ответил не сразу. Для начала он надвинул пониже шляпу, сунул руки за пояс джинсов, выставив большие пальцы (поза, которую Эмма всегда находила вызывающей), и из-под полей медленно оглядел Уина с головы до ног. «Боже мой, — подумала Эмма, — они опять начинают!»

— Вообще-то я хотел повидать вашу дочь… в основном.

— Чему я очень рада, — вставила девушка, поспешно беря Такера под руку. — Должно быть, ты умираешь от жажды после поездки под палящим солнцем. Почему бы нам всем не пройти в гостиную и не выпить вместе лимонаду — так сказать, за круглым столом. Наверняка Маллой и Гарретсоны способны беседовать, как то пристало людям цивилизованным. Во всяком случае, очень на это надеюсь, — со значением сказала она и взглядом предостерегла обе враждующие стороны.

Направляясь в гостиную с лимонадом на подносе, она чувствовала, как бешено колотится сердце и снова поднимается легкая дурнота, к которой девушка понемногу начинала привыкать.

Такер даже не взглянул на предложенный ему стакан лимонада. Он молча отобрал у Эммы поднос, поставил на стол и помог ей сесть с такими предосторожностями, словно она сделана из хрусталя. Уин мрачно наблюдал за этой сценой.

— Итак… — начал Уин, но входная дверь грохнула, и все трое, вздрогнув, повернулись.

В гостиную широким шагом вошел Джед Гарретсон. Уин вскочил, покраснев от гнева.

— Да что же это такое! — вскричал он. — Гарретсоны расхаживают по моему дому, как по своему! Может, мне лучше уйти, чтобы вы оба могли расположиться здесь с большим комфортом?

— Папа, папа, успокойся!

Эмма бросилась между обоими представителями старшего поколения. Из кухни на шум прибежала Коринна со сковородой наготове, и, таким образом, все заинтересованные лица оказались в сборе.

— Папа, если мистер Гарретсон явился с дружеским визитом, лучше поприветствуй его.

— Этого только не хватало!

— Поприветствуй его.

В голосе Эммы, обычно негромком и мелодичном, прозвучала сталь. Уин собрался было петушиться и дальше, но угадал мольбу под командным тоном дочери и сдался.

— Добро пожаловать в «Эхо», Гарретсон, — пробурчал он. — Но дьявол меня забери, он мог бы постучаться, прежде чем войти.

Напряженный момент миновал, и все вернулись в гостиную. Коринна садиться не стала, и чувствовалось, что она не намерена расставаться со сковородой до тех пор, пока обстановка не разрядится. Такер был рад появлению Джеда ничуть не больше, чем Уин. Зная тяжелый характер и вспыльчивость отца, он предвидел разного рода осложнения. Легче было съесть кусок жареного мяса с помощью ложки, чем сделать в его присутствии предложение.

— Зачем ты приехал? — спросил он, отводя Джеда в сторонку.

— Я приехал, чтобы… — начал тот вполголоса, но все тут же с живым интересом повернулись в его сторону, и он поспешил повысить голос почти до крика. — Я приехал, чтобы сказать Маллою пару слов!

Эмма к тому времени уселась на диван, Уин рядом с ней. Когда голос незваного гостя прокатился по гостиной, он обнял дочь за плечо, словно ей грозила опасность.

— Ну, я слушаю, — хмуро сказал он.

— Начнем с того, что моего старшего парнишку ты не убивал. Все это знают, но мне хотелось… хм… словом, сказать это лично. Вообще-то я еще вчера собирался, но твоя дочь так натерпелась… Надеюсь, мисс, вам уже лучше?

— Благодарю вас, мистер Гарретсон, вполне, — ответила Эмма с такой теплой улыбкой, что шляпа выпала у Джеда из рук.

— Вот и славно, — проворчал он, наклоняясь ее поднять и заодно скрыть смущение. Откашлявшись, он снова обратился к Уину: — Так вот, значит… короче говоря… хм… мы с Такером извиняемся за то, что… словом, просим прощения. В общем, это наше извинение… в смысле, мы, того…

— Я тоже прошу прощения за то, что подозревал вас, мистер Маллой, — громко вмешался Такер, чтобы выручить отца.

Наступило молчание. Не так-то просто было Уину преодолеть глубоко укоренившуюся привычку злиться при одном только виде Гарретсонов, но продолжать метать молнии было бы нелепо.

— Извинения приняты, — буркнул он с легчайшей тенью улыбки на губах, которая, однако, доставила Эмме большое облегчение.

— Не так уж трудно быть друг с другом полюбезнее, — не удержалась она.

— Это еще не все, — сказал Джед, комкая шляпу. — Мы тут вчера поразмыслили с моим парнем и сделали кое-какие выводы. Раз уж теперь известно, кто крал ваш скот, неплохо бы осмотреть стадо Маккуэйда. Наверняка там найдется немало переклейменных коров. Интересно мне, знал Росс или нет, что происходит?

— Нет, мистер Гарретсон, он ничего не знал, — тихо произнесла Эмма. — Я видела, как он был потрясен, когда Тэра призналась ему. Вы ведь знаете, что он погиб, пытаясь меня спасти?

— Это был настоящий друг, и мне будет его недоставать. Но что, черт возьми, стряслось с его дочкой? — проворчал Уин.

— Кстати, Тэра сказала, кто стрелял в тебя тогда? — неожиданно обратился Такер к Эмме, заставив Уина вздрогнуть.

— В тебя стреляли? Когда? Почему я ничего об этом не знаю?

Девушка объяснила, о чем идет речь, и заодно то, что стрелял в нее Пратт, по замыслу Тэры, которая хотела запугать ее и заставить вернуться в Филадельфию, с тем чтобы завладеть ранчо.

— Кто бы мог подумать, что у этой девчонки внутри такая гниль! — воскликнул Джед.

Это заставило Уина бросить на него долгий, внимательный взгляд. К всеобщему удивлению, он вдруг поднялся и подошел к своему давнему врагу.

— Вот что, Гарретсон, если у тебя хватило мужества извиниться, то чем я хуже? Прости, что взвалил на тебя вину за все эти неприятности со скотом и прочее. Я-то думал, твои люди мутили воду. Когда Слейда избили, я… Кстати, а что все-таки случилось со Слейдом? Уэсли мимоходом сказал, что его труп нашли на Лосиной горе. Как случилось, что ты застрелил его… э-э… Такер?

— Жалею только об одном, — усмехнулся тот, — что для начала не превратил его в котлету. Он шел по следам Тэры и Пратта от самой «Империи» и видел все, что там случилось. Он прекрасно знал, какой опасности подвергалась Эмма, но не собирался ее спасать до тех пор, пока похитители не обмолвятся, где спрятаны деньги, — те самые, из банка.

— Что? — воскликнули Уин и Джед в один голос, не замечая этого.

Коринна в своем углу раскрыла рот и во все глаза уставилась на Такера.

— Это что же значит? — мрачно осведомилась она. — Что негодяя больше занимали деньги, чем человеческая жизнь?

— А я вам говорила, — не преминула напомнить Эмма. — Теперь ты видишь, папа, что думал о Слейде куда лучше, чем он заслуживал. Просто он был хороший актер, как и Тэра.

— Он чуть не взбесился, когда понял, что все его планы рухнули, — продолжал Такер, не скрывая презрения. — Так что мне пришлось с ним разобраться по-своему.

Он уселся на место Уина и так же, как недавно тот, обнял Эмму за плечо. Она заглянула ему в глаза, и, казалось, оба забыли, что не одни.

— Спасибо, Такер, — сказала наконец Эмма, не без труда отводя взгляд. — Сколько раз ты приходил мне на помощь? Скоро я потеряю счет. Я у тебя в долгу.

— И можешь выплатить его разом, если пожелаешь, солнышко мое.

— Я, конечно, не буду оплакивать смерть Слейда, но все-таки жаль, что город так и не вернет украденных денег, — заметила Коринна.

— Постойте-ка! — воскликнула Эмма. — Я кое-что вспомнила!

Она вскочила и без дальнейших слов бросилась вон из гостиной. Через несколько минут она вернулась со скомканным листом бумаги.

— Тэра вырвала его из нашей приходной книги, чтобы скопировать почерк отца. На другой стороне какая-то карта. Такер, как по-твоему, может это быть место, где спрятаны деньги? Тогда нужно срочно передать ее шерифу.

Такер расправил листок и какое-то время его разглядывал. Когда он снова поднял глаза на Эмму, во взгляде его светилось одобрение.

— Очень может быть, что это именно то место. Я его знаю, оно недалеко от вашей вчерашней стоянки. Судя по рисунку, деньги спрятаны в дупле сухого дерева.

— Можно мне взглянуть?

Не дожидаясь ответа, Уин нетерпеливо выхватил карту у Такера и впился в нее взглядом. Довольная улыбка появилась у него на губах.

— Ты настоящий Пинкертон, — сказал Такер Эмме, и та засмеялась, вспомнив сомнения шерифа Гилла в ее сыскных способностях. — Не хочешь предложить великому сыщику свою помощь?

— Предложу, если не будет других, более интересных предложений.

От проницательных маленьких глазок Коринны не ускользал ни один взгляд, ни одно слово из тех, которыми обменивались молодые люди. Волнующие картины будущего чередой проходили перед мысленным взором экономки. Она и думать забыла о своей недавней неприязни к Такеру, видя свою любимицу буквально сияющей от счастья.

— Сдается мне, пора нам, старикам, оставить молодежь наедине, — сказала она благодушно.

— Чуть позже, — возразила Эмма.

Она повернулась к Уину и Джеду, стоявшим в непривычной близости друг от друга. Они явно не замечали этого, но тут вдруг смутились, как мальчишки.

— Сначала надо раз и навсегда разобраться с нашей знаменитой распрей, — заявила девушка, выпячивая подбородок. — Папа, вы с мистером Гарретсоном должны обменяться дружеским рукопожатием.

— Доченька, ради Бога, оставь это! Разве не довольно того, что этот человек находится под моей крышей, что я сказал ему «добро пожаловать»? Неужели я должен еще и…

— А почему бы и нет, папа? Сколько ненависти, боли, утрат принесла эта распря всем нам! Мало того, совершенно посторонние люди чуть не воспользовались ею против нас же! Разве этого недостаточно? Давайте положим конец вражде сегодня, сейчас, чтобы уже завтра все могло быть иначе. Прошлое пусть остается в прошлом, а мы подумаем о будущем.

Уин Маллой не нашел возражений. Когда измученная Эмма наконец оказалась в постели, в кругу семьи, она рассказала отцу и Коринне о том, что ждет ребенка. Будущее для всех означало пополнение семейства. Внук, подумал Уин, или внучка — все равно. В любом случае не только он, но и его давний враг станет дедушкой.

Эмма права — права во всем. Распря принесла достаточно неприятностей двум поколениям, и они просто обязаны избавить от нее поколения будущие.

Уин посмотрел на Джеда и неожиданно вспомнил то, что долгие годы было замуровано в самом дальнем уголке памяти: до той злополучной партии в покер они с Джедом были приятелями, хотя и конкурентами в делах.

— Что ж, я не против помириться, но только если Гарретсон признает, что игра была честная.

— Твоя очередь, отец, — усмехнулся Такер. Гарретсон-старший для начала оглядел собравшихся в гостиной. Он и раньше замечал, как близки отец и дочь Маллои, как заботятся друг о друге, как нуждаются друг в друге. Теперь это заново поразило его и заставило новыми глазами увидеть своего теперь уже единственного сына. Во взгляде Такера была та же надежда, та же просьба, что и в глазах Эммы. То, о чем он просил, было для него очень важно.

Черт возьми, он любил этого парня, любил Бо, любил Дороти — и ничего постыдного в этом не было. Любовь была не слабостью, а силой, без нее жизнь превращалась в безжизненный остов.

Все то, что Джед годами запрещал себе, внезапно с силой обрушилось на него. Он пошатнулся. Такер тотчас подхватил его под одну руку, Эмма под другую.

— Где у вас лекарство? — спросила она с искренней заботой, так тронувшей его однажды.

Джед молча покачал головой. Недомогание было тут ни при чем, и все же именно сердце виновато в этой внезапной слабости. Сердце с его умением чувствовать раскаяние, печаль, любовь.

С минуту он молча всматривался по очереди в лица своего сына и дочери своего врага, собираясь с духом. Ради Такера и ради милой, доброй, прекрасной девушки, которую тот любил.

— Вот что, — начал он, по обыкновению хмурясь, — на самом деле я всегда знал — да, черт возьми, знал, — что ты победил честно! Но не всегда нам под силу признать свою ошибку. Если бы в тот вечер я не перебрал лишнего и не поставил сдуру землю на кон… словом, я один виноват в том, что остался с половиной ранчо вместо целого. Так что, Маллой? Станется с нас забыть прошлое? Шестнадцать лет мы с тобой думали только о себе. Пора, черт возьми, подумать о том, что лучше для наших детей!

— Хорошо сказано, Гарретсон, — одобрил Уин хрипловатым от волнения голосом.

Две огрубевшие от работы руки одновременно протянулись навстречу друг другу, ненадолго встретились в крепком пожатии и снова отдернулись. Недавние враги, слегка потрясенные случившимся, одновременно сделали шаг назад.

— Только ради детей? — вмешалась Коринна. — А как насчет внуков?

Остальные дружно повернулись и уставились на нее. Экономка густо покраснела.

— А что я такого сказала? — спросила она с вызовом. — Я вовсе ничего и не имела в виду, если хотите знать! Ох, Эмма, прости, что я проболталась!

— Вчера вечером я сказала папе и Коринне, Такер, — объяснила Эмма, виновато заглядывая ему в глаза, так как секрет выплыл наружу раньше, чем они успели обговорить все между собой. — Все потому, что они без устали потчевали меня за ужином, а я отказывалась, и они не могли понять почему, раз у меня весь день крошки во рту не было.

— Ничего страшного, — успокоил Такер, обнимая ее. — Я тоже вчера сказал отцу, так что, выходит, это ни для кого не секрет.

— Да уж, мисс, так вышло, — примирительно произнес Джед, давая сыну звучный дружеский шлепок по спине. — Остается решить, когда свадьба. И где. По мне так лучше «Кленов» места не придумаешь. Гостиная у нас будет побольше, чем здесь, — объявил он не без удовольствия, придирчиво обводя взглядом помещение. — Она, правда, немного запущена, ну да женскому полу не составит труда ее обновить, было бы желание. Такер, ты что скажешь? Твоя мать была бы рада…

— Нет уж, — перебил Уин, в свою очередь, воодушевляясь. — Если у нас мала гостиная, то уж холл вместит много народу, да и столовая не уступит. Коринна, где то платье, в котором венчалась мать Эммы? Я так и вижу, как моя доченька спускается по лестнице во всех этих кружевах. По-моему, выдавать замуж должны в собственном доме.

— Скажите на милость! — фыркнул Джед. — Скоро ее дом будет в «Кленах»! Ты же не думаешь, Маллой, что Такер переберется сюда? Вот это был бы срам так срам! И потом, мой внук должен родиться на ранчо, которое потом перейдет к нему по наследству.

— То же самое я могу сказать про «Эхо»! — повысил голос Уин. — И потом, почему это внук, Гарретсон? С тем же успехом может родиться девочка!

— Девочка? Да ты спятил, Маллой! — вскипел Джед. — Сразу видно, что глуп, как пробка! Не отличишь сено от соломы! Разуй глаза, ведь твоя дочь начала зеленеть с самого первого дня, в точности как моя жена, которая родила мне двух парней! Ясно как день, что родится мальчик!

— Тоже мне повитуха! — рявкнул Уин. — Я нутром чую, что родится девочка, а ты просто старый болван, Гарретсон! Это будет девочка, и прехорошенькая, как ее мать, так что…

— Хватит уже! — во весь голос завопила Коринна и для большей убедительности грохнула сковородой об стену.

Оба спорщика опомнились и умолкли. Некоторое время в гостиной царила неловкая тишина.

— Значит, свадьба, да? — ехидно осведомилась экономка. — А я думала, что сначала делают предложение и принимают его.

knizhnik.org

Сладкая мука любви читать онлайн - Джил Грегори (Страница 24)

Взгляд Эммы сам собой вернулся к развернутой записке на столе. Она легко представила себе Тэру, в тишине и одиночестве разбирающую вещи в ящиках стола Бо. Вполне можно вообразить ее себе, с болью в сердце раскрывающей книгу. Ничего невероятного в этом нет — кроме одного. Отец не писал записки.

Это была фальшивка, выполненная с поразительным тщанием. Не упущен ни один завиток почерка, ни один разрыв между буквами. Наклон слов, нажим — все налицо.

— Тэра страшно переживала по поводу того, что должна передать записку в руки закона. Она даже плакала… но все же сделала это — ради Бо.

— Дьявольщина! Сколько раз повторять, что я не писал ничего подобного!

— Не писал записку, не ронял платок?

— Да, не ронял! Ни у Дерева висельника, ни у какого другого, потому что в то утро я сидел дома!

— Я бы рад поверить тебе, Уин. Как твой друг я готов принять на веру самое невероятное объяснение, но как шериф… От такого свидетельства не отмахнешься. Я вынужден принять его.

— Ну так принимайте! — крикнула Эмма, останавливаясь за стулом отца и обнимая его за плечи. — А я не стану! Я узнаю, кто подставил папу!

— Что ж, если ты хочешь разыгрывать из себя Пинкертона, девочка моя, не стану тебя отговаривать. Всей душой я хочу поверить Уину на слово и отпустить его восвояси. Но закон требует доказательств невиновности, если вина очевидна.

Уин только молча посмотрел на него и отвернулся.

— А теперь я вынужден просить тебя вернуться в камеру. Позже Клем принесет ужин.

Эмме не хотелось расставаться с отцом вот так, оставляя его под замком. Направляясь к камере с зарешеченным окошком, он выглядел намного старше, чем обычно. Уин казался неестественно громадным для этой крохотной комнатушки. Совсем иначе он выглядел на бескрайних пространствах Монтаны. Там, среди пастбищ, рощ и скал, было его место — на вольном воздухе, под синими небесами, где свободно и гордо кружили орлы.

«Это ненадолго, папа, обещаю!»

Не в силах выносить тягостную сцену, Эмма торопливо покинула контору шерифа. Для начала надо поехать с Россом Маккуэйдом к адвокату в Бьютт, но воскресным вечером об этом нечего и думать. Все же стоит заехать в «Империю» и договориться о времени выезда. Кроме того, необходимо переговорить с Тэрой, думала девушка.

Когда Эмма добралась до дома Маккуэйдов, та что-то готовила на кухне у открытого окна. Заметив приближающуюся коляску, она тотчас оставила свое занятие и вышла на крыльцо, на ходу вытирая руки о передник. Прическа, утром такая аккуратная, успела растрепаться, на щеке были следы муки, глаза смотрели печально и виновато.

— Шериф все рассказал тебе, так ведь, Эмма? Мне страшно жаль, поверь. Я долго мучилась, прежде чем решила передать ему записку…

Как ни тяжело было оправдать поступок подруги, Эмма не могла не признать, что Тэра просто пыталась поступить как лучше.

— Я не виню тебя за это, — сказала она со вздохом. — Теперь мне понятны твои слова насчет истины, которая должна восторжествовать. Но признайся, ведь в глубине души ты и теперь чувствуешь, что не все так просто? Что истина по-прежнему скрыта от нас? Отец не писал этой записки. Он попросту не мог, понимаешь. Будь ты на моем месте, разве ты не думала бы так же?

— Конечно, думала бы… на твоем месте. Когда речь идет о наших близких, мы не хотим верить, что они способны на преступление. Однако записка… и платок…

— Откуда ты знаешь про платок? От шерифа?

— От кого же еще? Эмма, солнце все еще жаркое. Проходи в дом, поужинай с нами. Отец и другие скоро вернутся. Я нажарила цыплят и ставлю пирог, так что…

— Спасибо, но я не голодна.

— Просто ты сердишься и не хочешь сидеть со мной за одним столом. Теперь ты возненавидишь меня! — Тэра опустилась на верхнюю ступеньку крыльца и закрыла лицо руками. — Боже мой, зачем я отдала записку! Твой отец дорог мне не меньше, чем ты!

— Не казнись так, Тэра. Ты хотела как лучше. Страшная усталость вдруг навалилась на Эмму. Едва передвигая ноги, она поднялась на крыльцо и уселась рядом с подругой, обняв ее за плечи. Тэра подняла залитое слезами лицо, всем видом моля о прощении.

— Я не виню тебя, но не могу поужинать с вами. По крайней мере сегодня. Передай отцу, чтобы заезжал завтра за мной. Мы собирались в Бьютт, к адвокату.

Тэра вытерла слезы передником и кивнула.

— А теперь я вернусь домой и попробую понять.

— Понять? Что?

— Кто мог так подло подставить отца. Чему ты удивляешься? Не стану же я сидеть сложа руки и ждать, пока все само собой выяснится? Ты бы стала?

— Нет, конечно. Я так понимаю тебя, Эмма! — воскликнула Тэра и порывисто ее обняла. — Если бы я только могла… но теперь уже поздно об этом говорить.

Девушка добралась домой без происшествий. Это был один из немногих случаев, когда она путешествовала в одиночку, без охраны одного из ковбоев, как было приказано отцом.

Впрочем, от самой большой опасности ее некому было защитить. Она сама, добровольно пошла этой опасности навстречу — и пострадала, а теперь даже нельзя убежать под крылышко тети Лоретты. Вообще сейчас не до Такера Гарретсона, его поцелуев и объятий. Нужно во что бы то ни стало выяснить, кто приложил столько усилий, чтобы подставить Уина. От этого зависела его судьба, да и судьба самой Эммы.

Без жизнерадостного, шумного отца дом казался вымершим. Только теперь девушка поняла, насколько присущи дому, неотъемлемы от него были знакомые шаги, низкий рокочущий смех. Вдвоем с Коринной они в молчании поужинали, убрали со стола и какое-то время сидели друг против друга в безмолвной тревоге.

Когда настало время разойтись по своим комнатам, экономка пожелала доброй ночи с фальшивым оживлением, которое нимало не обмануло Эмму. Сама она была не в силах притворяться и лишь слабо улыбнулась в ответ.

Назавтра день предстоял хлопотный, поэтому Эмма сочла за лучшее улечься пораньше, но сон пришел не сразу. Прохладный ночной воздух струился в распахнутое окно, но не мог убаюкать девушку.

Все было не так, как хотелось. Вместо того чтобы держать ее в объятиях, Такер был далеко — в «Кленах», со своим ужасным отцом. Убийца Бо разгуливал на свободе, и вместо него в тюрьме сидел невиновный человек, чье место было здесь, в «Эхо». Что до самой Эммы, в ней росла новая жизнь — ребенок, которому, быть может, не суждено узнать ни отца, ни деда.

«Нет, этому не бывать! — с тоской и отчаянием сказала себе Эмма. — Как бы все ни повернулось потом, они оба узнают о ребенке, клянусь!»

Она выросла без матери, и хотя узы между ней и отцом были сильны, ей хотелось большего для своего малыша. «У ребенка должны быть оба родителя — отец и мать». Кроме того, прежде чем строить планы на будущее, нужно дать Такеру возможность решить. «Это ведь и его ребенок, — думала девушка, — и он имеет право знать».

По мере раздумий желание поделиться новостью с Такером росло, и наконец Эмма пришла к выводу, что успеет съездить в «Клены» до появления Росса Маккуэйда. Обида на Такера за то, что он верит в виновность Уина, была по-прежнему сильна в ней, но это не означало, что нужно за это полностью вычеркнуть его из своей жизни.

Глава 24

Утреннее небо было сплошь затянуто облаками и казалось низким, угрожающим. Эмма едва успела выехать, как ее перехватили Ред Петерсон и Джимми Джо Пратт.

— Как насчет того, чтобы я сопровождал вас? — обычным своим легким, но и подчеркнуто вежливым тоном спросил Джимми Джо и потрепал Энджел по холке.

— Не нужно, я ненадолго.

Сдержанный тон хозяйской дочери заставил молодого ковбоя согласно кивнуть, но Ред, годами работавший на ранчо и хорошо знавший Эмму, не собирался уступать так легко.

— У нас приказ, мисс Эмма.

— Я помню. Но иногда хочется побыть одной.

— Понимаю, отчего ж не понять. Ну а если я пообещаю, что слова не скажу и буду держаться на расстоянии?

— Похоже, дела на ранчо совсем перевелись! — резко заметила девушка. — Иначе с чего бы вам искать их на стороне? Кто я, по-вашему? Неразумное дитя? Не хватало еще бояться каждой тени на своей же земле!

Она пустила лошадь в галоп, окутав ковбоев облаком пыли. Однако по мере того как расстояние увеличивалось, совесть все сильнее мучила ее. В конце концов, ребята были не виноваты. Они и в самом деле выполняли хозяйский приказ, поэтому было несправедливо вымещать на них свое дурное настроение.

На душе у Эммы было так тяжело, словно там лежал камень. Она ехала в «Клены» за тем, чтобы сказать Такеру о том, что он станет отцом — нравится это ему или нет. Хорошо хоть в это утро тошнота пока не давала о себе знать — должно быть, потому, что Эмма категорически отказалась от завтрака, пообещав Коринне поесть перед отъездом в Бьютт.

Увы, к тому времени как она достигла границы земель Гарретсонов и Маллоев, дурнота накатилась стремительно, как морская волна на берег. Трудно сказать, что было тому причиной, беременность или нервное напряжение. Желудок, казалось, раскачивался, как корабельная палуба в шторм, но Эмма стиснула зубы и сосредоточила все свое внимание на извилистой дороге, ведущей к дому Гарретсонов.

Оставалось только пересечь речку, служившую разделом между земельными владениями, когда из-за деревьев выехал Курт Слейд и окликнул девушку. Она неохотно натянула поводья.

— Куда это вы направляетесь, мисс Эмма? — осведомился надсмотрщик, с подозрением вглядываясь в нее. — Сдается мне, прямым ходом на земли Гарретсонов. Неужто вам не терпится распроститься с жизнью?

— Вам-то какое дело до этого, мистер Слейд? — в свою очередь, спросила Эмма.

— Очень даже большое. Раз я на вашем ранчо надсмотрщик, то теперь, когда хозяина нет, я…

— Останетесь надсмотрщиком, и никем более! Ваше право голоса не больше, чем у любого другого ковбоя, потому что приказы здесь отдаю я. Я заменяю отца, мистер Слейд, и советую вам зарубить это на носу.

Надсмотрщик покрылся багровым румянцем, но удержался и не огрызнулся, напомнив себе, что уже однажды наделал ошибок. Именно так, с самого начала он только и делал, что ошибался, а все потому, что недооценил ее строптивый нрав. Но в любом случае это всего лишь вопрос времени, думал Слейд. Однажды девчонка станет его женой, и уж тогда никто не помешает ему держать ее в ежовых рукавицах. Уж он сумеет выучить ее правилам поведения в семье, заставит выказывать ему должное уважение.

Однако в данный момент с ней надо обращаться нежнее, чем с котенком.

Ничего. Ждать осталось недолго. Час его торжества понемногу приближается. Судьба неожиданно удружила ему, запрятав хозяина за решетку. Ранчо, таким образом, попало в еще большую зависимость от него. Со временем девчонка должна будет понять это. Наверняка сам Маллой благословит их союз. Отправляясь на казнь, должен же он понимать, как важен в ее жизни сильный мужчина, способный защитить и ее, и ранчо от любой опасности, а главное, от происков Гарретсонов. Идиот Карлтон сам собой выпал из игры, не пришлось даже слишком о нем беспокоиться. Правда, оставался еще один кандидат, который очень не нравился Слейду, — Такер Гарретсон.

И самое неприятное, что девчонка явно отдавала ему предпочтение, совершенно закрыв глаза на давнюю вражду. Однако, думал надсмотрщик, одно дело — сердечные дела, и совсем другое — законный брак. Как-то не верилось, что любящая дочь открыто пойдет против отца. Но даже если бы это случилось, всегда можно присмотреть за тем, чтобы соперник выбыл из игры. Навсегда.

Так оно и случилось бы, если бы в тот грозовой день черти не понесли Эмму домой в самый неудачный момент. Братья Гарретсоны уже лежали бы рядком на кладбище.

Однако Слейд был не из тех, кто тешится мыслями о том, «что было бы, если бы…». Он сделал выводы из совершенных ошибок. На танцах его подвело вино, в день грозы — недостаток осторожности. Но он покончил с тем и с другим и намеревался произвести на будущую жену наилучшее впечатление.

— Конечно, мэм, конечно! — воскликнул он, улыбаясь как можно искреннее. — Вы, как всегда, правы. Не мне учить вас, как поступать.

Лицо Эммы хранило каменное выражение.

Терпение, только терпение, приказал себе Слейд, чувствуя, как растет в нем раздражение. Его так и тянуло нагрубить ей. «Смотри на нее, как на норовистую кобылку, которую нужно объездить. Сначала пряник, а потом уже кнут».

— Раз уж у вас есть дело к этим людям, может, мне поехать с вами… как говорится, прикрывать тыл? Ведь у вас дело к Гарретсонам, верно? Может, хотите подстрелить с десяток коров в их стаде? Не волнуйтесь, я буду молчать как рыба. За то, что отец ваш под замком, перестреляйте хоть все стадо — это ваше право.

Он задумал все это как шутку, надеясь увидеть улыбку на лице этой живой статуи, но добился только ледяного взгляда.

— Вот что, Слейд, поезжайте-ка подобру-поздорову, пока я не воспользовалась отсутствием отца и в самом деле не рассчитала вас. Думаю, на этот раз он спорить не станет.

— Дьявольщина! — вырвалось у надсмотрщика, но он тотчас справился с собой и скорчил виноватую мину. — Прошу прощения за грубость, мэм. Все дело в том, что вы не на того нападаете. Я из кожи вон лезу, чтобы ваше ранчо процветало, а вы мне слова доброго не хотите сказать.

— А вы не лезьте из кожи чересчур усердно и притом когда вас об этом не просят. Лучше проверьте, не забрел ли скот снова за Орлиные скалы, а уж я сама о себе позабочусь.

Чего Слейд совсем уж не терпел, так это выслушивать приказы от тех, кто носит юбку. В детстве мать хваталась за скалку всякий раз, стоило ему промедлить с работой по хозяйству. Буркнув: «Будет сделано, мэм», — он повернул коня, хотя и в мыслях не держал выполнить указание. Еще не хватало! Он собирался скрытно последовать за Эммой и выяснить, что она забыла на ранчо Гарретсонов.

Пока лошадка Эммы перебиралась через неглубокую быструю речку, Слейд неспешной рысцой удалился по дороге на случай, если девушка обернется, но потом вернулся оврагом и последовал за ней.

«Поживем — увидим, кто на этом ранчо отдает приказы».

За всю свою жизнь Эмма ни разу еще не проезжала широкой грунтовой дорогой, к которой там и тут примыкали кленовые рощицы. Именно им ранчо Гарретсонов было обязано своим названием. Строго говоря, однажды она, если можно так сказать, ступила на эту дорогу, но прошла по ней не до самого дома, а только до загона, в котором объезжали молодых лошадей. В то утро в школе она краем уха слышала рассказ Такера о лошадях, накануне купленных его отцом в Бьютте. Среди них был черный жеребец, еще не объезженный, и Такер как бы между прочим упомянул, что собирается сам его объездить.

Разумеется, никто не хотел упустить возможность поглазеть на это занимательное зрелище. Дети со всей округи и все до одного ковбои с ранчо Гарретсонов выстроились вдоль изгороди загона. Свист, одобрительные возгласы, шуточки и подначки так и сыпались со всех сторон. Раз за разом черный как смоль жеребец вставал на дыбы, лягался, прядал из стороны в сторону и сбрасывал седока. Но раз за разом Такер поднимался с земли, небрежно отряхивался, нахлобучивал свалившуюся шляпу и снова вскакивал в седло.

Это продолжалось довольно долго, но в конце концов животное подчинилось. Зрители наградили Такера долгими рукоплесканиями. Что-то заставило Эмму взглянуть в сторону дома, до которого от загона было немалое расстояние. Там на крыльце стоял Джед Гарретсон и наблюдал, заслонившись от солнца черным стетсоном.

Она отвернулась, пристыженная тем, что и сама наблюдала с интересом. Как раз за день до этого состоялась та самая знаменитая диктовка. Она до сих пор злилась, что Такер обставил ее, и надеялась насладиться его поражением в этот раз, как тогда он наслаждался ее неудачей.

Однако и сейчас Такер оказался на высоте. Против воли девочка оценила если не его мастерство, то упорство. Когда же она отвернулась, собираясь незаметно ускользнуть, то оказалась лицом к лицу с Бо Гарретсоном.

— Я… я просто забежала на минутку… все эти крики…

— Не трудись, я знаю, зачем ты здесь, — перебил Бо. — Вчера Такер рассказывал о диктовке. Не так чтобы очень подробно… — он приподнял бровь и усмехнулся, когда девочка вспыхнула от досады, — и уж конечно, не для того, чтобы прихвастнуть. Просто он не выносит молчания за столом и всегда пересказывает, что случилось в школе. Кроме него, никто почти и рта не открывает. Это потому, что мы с отцом не из говорливых.

— Зато сейчас ты что-то разговорился, — ехидно заметила Эмма. — При чем здесь эта дурацкая диктовка?

— При том, что тебя задело за живое, вот ты и явилась сюда сегодня, чтобы посмотреть, как мой брат будет плеваться пылью. Ты ведь думала, что он не потянет и отступится, так? И не надейся. Такер никогда не отступает, за что бы ни взялся.

Эмма помедлила на том самом месте, где разговаривала с Бо, удивляясь тому, что много лет не вспоминала об этом разговоре. На том тогда их единственная беседа и кончилась. Он просто отвернулся и ушел, но так и не сказал Такеру, что она приходила посмотреть, как он объезжает жеребца. Точно не сказал, потому что иначе тот задразнил бы ее.

Внезапно на Эмму повеяло холодом, словно, невидимый и неслышимый, рядом возник дух Бо, безмолвно настаивая, чтобы она тоже не отступалась, чтобы вычислила его убийцу. Получалось, что у нее нет другого выхода, потому что только так она могла обелить отца.

«Не беспокойся, Бо, не только твой брат никогда не отступает», — подумала Эмма и направила лошадь к дому. Мысль о Такере заставила ее слегка улыбнуться, и с этой улыбкой она оказалась перед Джедом, появившимся из-за угла амбара.

— Тебе что тут надо? — неласково осведомился он вместо приветствия.

— Доброе утро, мистер Гарретсон.

Он был в полном ковбойском облачении и явно готовился отбыть куда-то по обычным делам ранчо. Эмма не могла не вспомнить то утро, когда он пережил сердечный приступ, и задалась вопросом, разумно ли с таким здоровьем выполнять тяжелую работу. Пришлось напомнить себе, что здоровье Джеда Гарретсона ее не касается.

— Мне нужен ваш сын.

— За каким дьяволом?

— Это касается только нас с ним.

Джед уставился на Эмму. У него даже рот приоткрылся от удивления. Потом взгляд стал рассеянным, словно он прикидывал, что сказать на это.

— Хм… ну что ж, проходи. Я его позову.

Внутри было сумрачно и как-то зябко. Скудно обставленные комнаты казались слишком просторными, неуютными. Эмма испытала сильнейшее желание раздвинуть обветшалые занавески, распахнуть все окна до последнего и изгнать из дома тоскливый запах запустения. Впустить в него солнце, смех, радость.

Лишь с трудом можно было представить себе, что женщина когда-то проходила по этим комнатам. От ее присутствия ничего не осталось… почти ничего. В гостиной, куда Джед провел Эмму, стояла фарфоровая фигурка арфистки, изящная и хрупкая. Рядом — фотография в потускневшей рамке. У Эммы сжалось сердце при мысли, что это мать Такера.

Молодая женщина, хрупкая и светловолосая, сидела на простом стуле из тех, что обычно бывают в студии фотографа. Ее маленькие руки в перчатках были сложены на коленях, носки туфелек аккуратно сдвинуты. Большие глаза смотрели спокойно и безмятежно, губы чуть трогала улыбка.

Мать Такера очень напоминала стеклянную фигурку, и, может быть, именно потому они стояли рядом. Но все остальное в доме было тяжеловатым, грубым — безошибочно мужским. Если когда-то эти окна украшали кружевные занавески, а на диване лежали вышитые подушки, от них и следа не осталось.

knizhnik.org

---

• 
  Печенье кокосанка в домашних условиях без муки
• 
  Овсяное печенье с грецкими орехами без муки
• 
  Шоколадный манник на сметане без муки рецепт
• 
  Что можно приготовить на завтрак без муки
• 
  Цены на муку в днр на сегодня
• 
  Тесто для штрулей на 500 гр муки
• 
  Сладкая мука любви грегори джил читать онлайн
• 
  Самое тонкое изделие из муки 4 буквы
• 
  Самая лучшая кофемолка для мелкого помола мука
• 
  Приготовление теста из пшеничной муки опарным способом
• 
  Оладушки из печени куриной рецепт без муки