«Сладкая мука любви» Джил Грегори читать онлайн - страница 30. Сладкая мука любви грегори джил читать онлайн


Сладкая мука любви читать онлайн, Грегори Джил

Annotation

Такой ли оставила родную Монтану юная красавица Эмма Маллой? Вернувшись после шестилетнего отсутствия, она обнаружила, что старинная вражда между ее семьей и кланом Гарретсонов переросла в беспощадную войну, а вечный противник в ее детских играх Такер Гарретсон стал непревзойденным стрелком, отважным бойцом – и настоящим мужчиной. Он был ее врагом, хотел убить ее отца, разрушить ее мир, но чувство более сильное, чем ненависть, вспыхнуло между ними – и они не могли ему противиться…

Джил Грегори

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

notes

1

Джил Грегори

Сладкая мука любви

Посвящается Рэчел

С любовью, восхищением и сердечными пожеланиями связи с окончанием колледжа

Глава 1

Монтана, 1882 год

– С возвращением, дорогая!

Голос отца звучал хрипловато, взволнованно, и Эмма Маллой не нашла ответных слов. Она смогла лишь молча переступить порог двухэтажного здания, под крышей которого выросла.

Дом! После всех этих лет она снова дома! За спиной сгущались мягкие лавандовые сумерки Монтаны, подкрадываясь из-за неровной линии горных вершин, и дом манил к себе, распахивал знакомые объятия. Здесь прошло ее детство, и только здесь она чувствовала себя в полном смысле дома. Весело потрескивал огонь в камине, запах горящего дерева мешался с запахом свежевыпеченного хлеба, неяркий свет настольной лампы вносил свою нотку в общее ощущение уюта, но куда важнее был теплый прием тех, кто значил для Эммы больше, чем весь остальной мир, вместе взятый.

Пять лет – пять долгих лет! – проведенных далеко к востоку от Монтаны, в колледже… Но они позади, и она снова там, куда всегда мечтала вернуться, – на ранчо «Эхо». Ничто не могло омрачить ее радости. Кроме одного.

И вот об этом-то она и не станет думать, по крайней мере сейчас. Не станет – и все тут! Слишком много чести для Такера Гарретсона, если само его существование испортит ей возвращение домой!

Эмма медленно, не спеша осматривалась по сторонам, заново привыкая к знакомой обстановке, лицо ее сияло:

– Все в точности как раньше!

Уинтроп Маллой поставил на пол саквояж дочери и улыбнулся ей. По дороге домой отец был против обыкновения немногословен. В ответ на расспросы он отвечал, что все в порядке, но девушка, сама не зная почему, почувствовала вдруг беспокойство, и лишь теперь, когда улыбка осветила его грубоватое, такое родное лицо, тревога ушла.

– Я рад, что ты наконец здесь, Эмма. По-настоящему рад. Девушка без слов бросилась отцу на шею, и глаза его увлажнились.

– Ай-яй-яй, ты нисколько не изменилась! – Уинтроп Маллой ласково усмехнулся, поглаживая дочь по голове. – Все так же плачешь от радости.

– Верно. – Эмма смахнула слезинки. – И уж если на то пошло, папа, большей радости у меня не бывало все эти пять лет. Как же я скучала по тебе… по Коринне, да и по всему! Стоило только вспомнить ранчо, и нашу долину… – она глубоко вздохнула, – и весь штат Монтана. Филадельфия великолепна, но она не заменила мне дом.

– И не заменит?

– Нет.

Поддавшись новому порыву, девушка изо всех сил обняла этого громадного, кряжистого человека, который вырастил ее и воспитал. Выполняя обещание, данное умирающей жене, он отослал дочь на восток, в колледж, чтобы дать ей представление об иной жизни, иных людях, чтобы она могла сделать выбор. Выбор оказался нетрудным. Каждый день и едва ли не каждый час Эмма мечтала о возвращении, отчаянно скучая по отцу. Ей недоставало жеста, которым по утрам он ласково ерошил ей волосы, недоставало его низкого спокойного голоса, отдающего распоряжения на старте нового дня, и безмятежных вечеров, которые они проводили вдвоем в его кабинете. Она сворачивалась клубочком в громадном кресле, с романом в руках, а отец садился за расходные книги. На столе рядом с ним всегда дымилась чашка кофе с хорошей порцией виски, а над головой витало ароматное синеватое облако сигарного дыма. Эмме казалось тогда, что она вдыхает не столько смешанный запах хорошего табака и напитков, сколько аромат иной, мужской жизни.

Только первое лето из пяти она провела дома. Отец, правда, навещал ее несколько раз, но это было совсем не то. Встретиться снова в родном доме – вот о чем она мечтала все эти годы.

Глядя на дочь, видя ее искреннюю радость, Уин Маллой испытывал глубокое облегчение. Похоже, думал он, общество богатых барышень с востока не больно-то ее изменило. Конечно, дочка подросла, похорошела, но все это лишь внешние отличия. Эта красивая молодая женщина с густыми и гладкими черными волосами осталась все той же непоседливой, милой крошкой Эм, когда-то носившейся по ранчо с растрепанными косами и раскрасневшимися щеками. Разумеется, теперь ни пряди не выбивалось из модной прически, и дорожное платье было сшито с большим вкусом, но вряд ли Эмма Маллой забыла, как попасть из ружья точно в цель и как обогнать в бешеной скачке верхом любого по эту сторону Скалистых гор. Но самое главное, она по-прежнему всей душой любила Монтану и зеленую Уиспер-Вэлли, где простиралось ранчо «Эхо».

– Коринна! – вскричал Уин во весь голос. – Коринна, глянь-ка, кто приехал! Где тебя черти носят, женщина?

Не успела Эмма пройти в просторную гостиную с высоким потолком, как со стороны кухни раздался быстрый топоток, и в следующую минуту ее уже обхватили, обволокли мягкие, полные руки.

– Ну-ка, ну-ка! – раздалось над ухом. – Вы только гляньте на нее! Совсем большая, а хорошенькая… Ну прямо картинка! А где же мартышка с изодранными коленками, которая так и норовила стащить кусок пирога, стоило мне отвернуться?

– Наверное, осталась в детстве.

Невозможно было сдержать улыбку при виде маленькой, пухленькой пожилой женщины с крохотными зелеными глазками-бусинками. Прижимаясь к морщинистой щеке экономки, Эмма изо всех сил старалась не разрыдаться от счастья. Эта женщина, теперь уже совсем седая, с семи лет заменяла ей мать.

– Да уж я погляжу, и впрямь от нее следа не осталось, – продолжала Коринна, разглядывая ее с простодушным удивлением. – Ну-ка, повернись… Господи Боже, вот это платье так платье! Небось шито в самой Филадельфии?

– Не угадала. Оно сшито в Париже.

Эмма послушно поворачивалась, в то время как экономка, по-птичьи склонив голову, не сводила с нее завороженного взгляда. Черные кружева – отделка простого, но элегантного наряда девушки – заставили ее приоткрыть рот, а розовые, в тон платью, расшитые стеклярусом туфельки попросту лишили на минуту дара речи. Не менее внимательно Коринна изучала прекрасную фигуру своей любимицы, свободный разворот ее плеч и гордую посадку головы. Внезапно лицо ее озарилось широчайшей улыбкой.

– А ведь из тебя вышла настоящая леди, ну просто до кончиков ногтей! И кто бы мог подумать, что сорванец с ранчо так переменится… Теперь-то от тебя глаз не отвести!..

Она просто светилась от радости и гордости за Эмму. Та не выдержала и рассмеялась:

– Ну, не знаю. По крайней мере наряд и правда как у настоящей леди. Но если ты думаешь, что теперь твой шоколадный торт в безопасности, то сильно ошибаешься. На твоем месте я бы не стала оставлять его без присмотра.

– Вот и хорошо, что ты не на моем месте, рыбка моя, иначе ты бы сейчас с ног валилась от усталости. Я весь день жарила-парила к твоему приезду. Ладно, я тут болтаю, а праздничный ужин небось подгорает себе вовсю.

– А как пахнет! Неужели знаменитые жареные цыплята?

– А еще тушеное мясо. И жареная картошка с луком, от которой ты всегда была без ума.

– Мне помнится, там и шоколадный торт был, – вставил Уин, за что получил взгляд, полный притворного негодования.

Экономка, она же кухарка, поспешила на кухню, а хозяин дома подхватил саквояж и направился к лестнице, ведущей на второй этаж, к спальням. Эмма последовала за ним.

– Все так чудесно, папа!

– Все так же, как было, милая. – Уин повернул направо, к комнате Эммы. – Каждая вещь осталась на своем месте, увидишь. Но если пожелаешь что-нибудь изменить, все в твоих руках. Наверняка тебе захочется добавить каких-нибудь женских безделушек, повесить кружевные занавески… словом, что-нибудь эдакое, новомодное. Я не против перемен и во всем доме, если у тебя будет желание этим заняться. Его не помешает малость освежить.

– По правде сказать, папа, у меня есть парочка идей, вот только я не знала, как ты посмотришь на эти новшества. Я привезла кое-какие вещицы от тетушки Лоретты…

Она вдруг замолчала, позабыв, что хотела сказать. Ее детская! Ее любимая детская! И в самом деле, все здесь осталось в точности таким, как она помнила. Большая, просто и удобно обставленная комната с широкой кроватью, покрытой лоскутным одеялом, которым она укрывалась с детства. А на подушке – ее тряпичная кукла! Незатейливые ситцевые занавески успели выгореть на солнце, половичок казался тонким и немного линялым в сравнении с коврами прошедших пяти лет, но никакие сравнения в мире не могли бы принизить в глазах Эммы полированный столик и чудесную настольную лампу на нем, резной гардероб и белый, в голубой цветочек фарфоровый кувшин в таком же тазике для умывания. Взгляд Эммы задержался на фотографии матери, стоявшей на обычном месте, рядом с лампой.

– Как хоро ...

knigogid.ru

Сладкая мука любви читать онлайн - Джил Грегори (Страница 19)

Уин жестом отпустил надсмотрщика, и тот вышел, не забыв поклоном попрощаться с Эммой.

— А ты пойди к себе и хорошенько отдохни. Ночь выдалась нелегкая для каждого из нас, выспись хорошенько за нас обоих. И впредь я не желаю слышать глупостей.

Глупостей? Эмма молча приняла поцелуй в лоб и уставилась в спину уходящему отцу. Он все равно что сказал ей: «Прекрати этот детский лепет и отправляйся к своим плюшевым мишкам и куклам, а остальное предоставь нам, взрослым». Даже в детстве он не обращался с ней так пренебрежительно.

Девушка вдруг почувствовала себя бесконечно усталой, одинокой, никем не понятой. Пока она поднималась по лестнице в свою комнату, усталость обволакивала ее все больше, словно медленно действующий яд.

Не раздеваясь, Эмма бросилась на кровать. За окном раздавалась песня жаворонка, но в доме царила тишина.

Непрошеные воспоминания вторглись в ее мысли. Она снова увидела лицо Такера — в синяках и кровоподтеках, самое дорогое мужское лицо в мире.

Против воли девушка снова переживала минуты любви, нежности, страсти. Как много узнала она о близости между мужчиной и женщиной, о Такере и о себе самой! Но более всего о Такере. Эмма не ожидала ничего подобного от человека, внешне настолько циничного и грубого. Оказывается, он был способен на нежность и любовь.

Нежность? Любовь?

Эмма села на кровати и сказала вслух:

— Папа прав, я потеряла рассудок…

Все перевернулось с ног на голову, словно она вдруг оказалась в совершенно ином, чуждом мире, где не было ничего знакомого, где не существовало безопасности. И оказалась по разные стороны баррикады со своим отцом. Эмма была в ярости оттого, что он поверил Слейду — чужому человеку, а не ей, словно ее мнение вообще не стоило принимать в расчет. Она помогла Джеду Гарретсону, а еще раньше поверила Такеру, хотя он ничем не мог доказать свою правоту. Одним словом, Эмма встала на сторону Гарретсонов дважды: вчера вечером и сегодня утром.

«Что со мной происходит?» — думала девушка в отчаянии.

Самым лучшим было бы увидеться с Такером и еще раз поговорить с ним… а еще лучше — побыть в его объятиях хоть пять минут. Или просто посмотреть на него, хоть издали. Но к чему бы это привело? Ни объятия, ни разговор ничего не поправят. Она останется Маллой, а он — Гарретсоном, и общего будущего для них не существует.

Или все-таки существует? Так или иначе, Такер перестал быть кровным врагом и превратился… в кого? Что изменилось? Кто из них изменился? Но ведь что-то изменилось!

С того момента, как она отдалась Такеру, ничто уже не было прежним, словно их близость сотрясла мир до основания. Эмма не могла отделаться от ощущения, что прежние понятия и убеждения потеряли ценность, что ее место теперь не на родном ранчо, в этой милой знакомой комнате.

Ее место отныне рядом с Такером.

И все было бы хорошо, если бы он нуждался в этом… нуждался в ней. Но Такер жаждал лишь свободы от нее. И получил эту свободу. Теперь то, что когда-то возникло между ними, прекратило существовать для него.

Но не для нее. В ней оно жило и продолжалось. Что это было? Только ли физическое влечение, как утверждал Такер и как совсем недавно думала она? Или нечто более сложное и глубокое?

Такер оставался с ней, где бы она ни была — в ее мыслях, в ее сердце. А как насчет него? Вспоминал ли он о ней хоть изредка?

Зажмурившись, девушка попыталась воспроизвести в памяти каждое слово их прощального разговора в хижине. Как-то не верилось, что Такер собирался помнить. Он казался таким отчужденным и равнодушным.

По крайней мере он мог бы снизойти до прощального поцелуя, уныло подумала Эмма, склоняя голову на подтянутые к подбородку колени. Сомнения крепли, отчаяние углублялось.

Для них не было будущего и не могло быть. Маллой и Гарретсоны, Гарретсоны и Маллой. Они могли только ненавидеть друг друга.

Но даже эта старая истина не имела уже былого веса. После долгого размышления Эмма приняла решение. Что бы ни случилось дальше, она должна увидеться с Такером и объясниться. Один раз, чтобы знать наверняка.

Девушка не имела представления, что скажет, но знала, что не успокоится, пока не услышит от него самого, что все кончено.

Глава 17

— Виски! Еще виски!

Проталкиваясь сквозь толпу, по обыкновению заполнявшую салун заведения «Иезавель», Такер невольно усмехнулся: такого рода возглас звучал здесь чаще, чем любой другой. Однако он был весьма удивлен, когда увидел того, кто пьяным голосом потребовал еще виски.

Дерек Карлтон полулежал на грязной стойке бара, нимало не заботясь о том, что его дорогой костюм покрывается пятнами от разлитой выпивки. Перед ним валялась опустошенная бутылка.

— Еще виски! — взревел он снова.

Такер сделал вид, что не замечает Дерека, и обратился к Керли, крепкому коренастому бармену с вислыми усами, в белоснежной рубашке и штанах на красных подтяжках:

— Налей-ка стаканчик виски, Керли.

— Изволь. Хотя сдается мне, рановато ты сегодня начинаешь.

— Такой уж выдался денек, — хмуро ответил Такер. Бармен бросил взгляд на едва поджившие ссадины на лице Гарретсона и счел за лучшее промолчать. Он давным-давно взял за правило не лезть с разговором к посетителям с таким выражением лица. И потом все равно все неприятности сводились или к деньгам, или к женщинам, или к тому и другому, так что не стоило и расспрашивать.

Дерек снова взревел, требуя виски. Керли доброжелательно посоветовал ему не гнать лошадей, но бутылку открыл и поставил перед ним.

— Извольте, сэр. По мне, хоть свалитесь с табурета головой вниз, только потом не жалуйтесь.

Такер краем уха слушал разговор, погруженный в невеселые мысли. Если бы Керли мог прочесть их, то лишь пожал бы плечами: ну вот, я так и знал. Именно из-за женщины Такер притащился в город еще до полудня, чтобы как следует напиться.

И это было странно, очень странно. Что, собственно говоря, случилось? Случилась Эмма Маллой, ответил себе Такер.

Он осушил первый стаканчик виски и ощутил, что его самую малость отпустило. Он расслабился, насколько позволял высокий табурет, собираясь как можно скорее допиться до бесчувствия. Постепенно его охватило приятное тепло, боль и ломота отступили, он вдруг почувствовал себя уютно в суете салуна, ощутил густой запах табачного дыма. Картежники обменивались замечаниями, шуточками и подначками за столами в стороне от стойки. Тут же крутились девицы из заведения, пытаясь привлечь его внимание.

Но пока он желал только покоя, благословенного мрака забвения, желал беспамятства. Без виски это было невозможно, потому что, стоило зажмуриться, женское лицо, всегда одно и то же, являлось перед ним. Порой он слышал голос, шепчущий его имя, или ощущал аромат лета, и солнца, и полевых цветов.

Тогда он угрюмо думал: «Будь ты проклята!»

В это утро все было не так, как обычно. Как раз в ту минуту, когда Такер ступил на порог дома, появился отец. Он был в весьма странном расположении духа, потому что — подумать только! — наткнулся на Эмму и имел с ней что-то вроде беседы. Отец обрушил на Такера лавину вопросов. Тот, однако, пропустил их мимо ушей, стараясь выяснить, как выглядела Эмма и что именно сказала.

— Сначала расскажи, о чем вы говорили! Ты наверняка накричал на нее и вконец расстроил…

— Что? Расстроил ее? — У Джеда вырвался короткий смешок. — Девчонка меня вовсе не занимает, с чего мне кричать на нее? Будь там никчемный папаша, тогда бы крик стоял, это уж точно.

Джед сердито протопал в дом, но за порогом приостановился и с минуту пристально разглядывал сына:

— Слушай, у тебя, часом, не отбили мозги? Являешься домой в таком виде, как будто тебя затоптало стадо быков, но заботишься только о том, как бы я не нагрубил этой Маллой.

Такер рассеянно прихлопнул муху, по неосторожности севшую ему на руку, и вытер шляпой пот со лба. Отец и сам выглядел ужасно. Под глазами у Джеда залегли глубокие тени, морщины, и без того глубокие, казались пахаными бороздами, в глазах притаилась тревога. Скорее всего он всю ночь глаз не сомкнул. Конечно, он ни за что не признался бы в этом, но Такер слишком хорошо его знал и не нуждался в словах.

— Эмма Маллой вчера вечером вызволила меня из переделки, — объяснил он. — Если бы не она, люди Маллоя точно прикончили бы меня.

Загорелое лицо отца посерело. Он яростно выругался:

— Вонючие безмозглые ублюдки! Когда они сдохнут, такой падалью побрезгует и гиена!

— Не буду спорить, — усмехнулся Такер.

Он рад был бы поскорее оказаться в своей комнате, но сразу сбежать не удалось. Низкий скрежещущий голос отца остановил его, стоило только сделать шаг.

— Это не может продолжаться бесконечно, парень. Я хочу, чтобы Уина Маллоя заперли, и заперли крепко, а чуть попозже вздернули и закопали. Шесть футов сырой земли быстро охладят его пыл, вот только закон не спешит с ним разобраться. Похоже, придется мне заняться этим делом самому. Слышал?

— Тебя только глухой не услышит, — буркнул Такер. — Для начала успокойся, а то свалишься с сердечным приступом. Со мной все в полном порядке. Троих ублюдков маловато, чтобы отправить меня на тот свет. Я обещал тебе, что справедливость восторжествует, и сдержу слово.

— Вопрос в том, когда. Мне надоело ждать, парень.

— Мне тоже. Но помяни мое слово, отец, если ты будешь брать все так близко к сердцу, то окажешься под землей раньше, чем Уин Маллой.

К его удивлению, Джед не огрызнулся, только молча кивнул и направился в столовую. Налив себе кофе, он направился к своему креслу.

— Ну, доволен теперь? — проворчал он, усаживаясь. — Видишь, я отдыхаю. Ничего не беру близко к сердцу. Вот только взгляну на стада — и снова в кресло.

— Отлично!

Такер снова попытался уйти к себе и снова был остановлен окликом отца:

— Эй, парень, хочешь кофейку?

Это был даже не оклик, а глухое ворчание, и смотрел отец не на него, а в чашку, но само по себе это было из ряда вон выходящее событие. Такер не помнил, чтобы Джед когда-нибудь предлагал ему что-либо, помимо нотаций.

— Конечно, но попозже. Для начала переоденусь, вырублю кусты у ручья, которые оставил напоследок, и поправлю ворота в загоне. Пайк добрался до дома?

— А куда он денется? Я его расседлал и задал овса.

— Вот и хорошо.

Теперь, вспоминая этот разговор за выпивкой в салуне, Такер неожиданно почувствовал себя виноватым. Стоит быть с ним поласковее, решил он, вспоминая тревогу в глазах отца. Пусть себе ворчит и огрызается. Черт возьми, он годами не был таким… почти заботливым!

Переодевшись и умывшись, Такер сразу занялся рутинной работой, которая никогда не переводилась на ранчо. Однако что бы он ни делал, мысли возвращались к случившемуся между ним и Эммой Маллой. К своему удивлению, Такер не чувствовал потребности перебирать в памяти интимные моменты, как то бывало после близости с другими женщинами. Он просто думал об этой девушке. Казалось, образ ее парил совсем рядом, недоступный и в то же время близкий.

Близкая и недоступная. Видение, которое невозможно прижать к груди, невозможно поцеловать, а как раз этого ему больше всего и хотелось.

К чему обманывать себя? Он совершил ужасную ошибку. Вместо того чтобы перебеситься, он только туже затянул петлю если не на шее, то на своей памяти. До сих пор ему не случалось так упорно возвращаться мыслями к одной и той же женщине и уж тем более желать ее непрестанно, ежечасно.

Он не только не освободился, — он необдуманно допустил, чтобы Эмма завладела им окончательно.

Именно поэтому Такер решил отправиться в город задолго до вечера. Он разыскал отца на одном из пастбищ, объявил, что не вернется до утра, и уехал.

— Для начала напьюсь до полного отупения, — сказал он себе. — Напьюсь так, чтобы в памяти не держалось даже мое собственное имя, не то что все остальное. Потом выберу себе девочку посочнее — Лиззи Сью или Ванду, все равно, — и всласть позабавлюсь. Позабавиться без затей, вот что мне нужно.

Это поможет, думал он угрюмо, не может не помочь. Утром он проснется свежим, как огурчик, и с пустой головой. С любовной лихорадкой будет покончено.

Любовной? Что за идиотское слово! Этого только не хватало!

Такер опрокинул еще стаканчик.

— Женщины… — пробубнил голос поблизости. Такер был еще не настолько пьян, чтобы не узнать, чей это голос. Казалось, Дерек Карлтон прочел его мысли. Это показалось забавным, и Такер наконец обратил внимание на отставного жениха, который сидел, подпершись обеими руками и тупо глядя на полки с бутылками.

— Женщины… — тупо повторил Дерек и вдруг взревел: — К дьяволу их!

— Я бы выпил за это, — сказал Такер и сделал знак Керли.

— Нет, ты мне скажи, какого дьявола им нужно? — спросил Дерек, обрадовавшись собеседнику. — Они просто… они и сами не знают, чего хотят. Уж лучше бы слушали, что им говорят, тогда бы и путаница кончилась.

— Интересная мысль.

Такер попытался припомнить, встречал ли он хоть раз женщину, которая позволила бы собой командовать, — и не сумел. Но сама идея показалась ему весьма и весьма привлекательной. Будь женщины послушными, земля бы стала райским садом, подумал он и ухмыльнулся.

Он сразу представил себе Эмму Маллой, с ее каскадом блестящих черных волос и ясным взглядом бирюзовых глаз, с ее острым язычком и упрямством. Вот он отдает приказ, а она с готовностью бежит его выполнять.

Эта картина заставила его расхохотаться.

— Что смешного? — тотчас оскорбился Дерек. — Может быть… я?!

Не без усилия он повернулся на табурете и уставился на Такера, как он полагал, с вызовом и угрозой, на деле же с самым идиотским видом.

Такер перегнулся пополам от смеха. Кое-как отдышавшись, он отсалютовал Дереку стаканом.

— Смотри, штаны не потеряй, Карлтон, — с беззлобной насмешкой бросил он. — Я смеялся над несчастным мужским полом. Сколько веков мы бьемся, чтобы взять верх над этими ведьмами, а не продвинулись ни на шаг.

— Повтори, друг мой! — воскликнул Дерек с восхищением. — Я и сам не сказал бы лучше!

При этом он чуть было не свалился с табурета. Такер вовремя успел подхватить его.

— Благодарю, друг мой. Вот было бы некстати разбить себе нос! Хватит и того, что в Монтане мне разбили сердце.

Такер хмыкнул в знак сочувствия и вернулся к своей выпивке. У него не было ни малейшего желания обсуждать сердечные дела Дерека Карлтона, потому что они напрямую касались Эммы Маллой. Прищурившись, он обвел взглядом салун в надежде увидеть Лиззи Сью или Ванду, но, как назло, ни той, ни другой поблизости не оказалось.

— Выпьешь со мной? — осведомился Дерек заплетающимся языком и похлопал Такера по плечу. — Я угощаю.

Почему бы и нет, подумал тот. Почему бы, черт возьми, и нет? Он кивнул.

— Я надрался, — сообщил его собутыльник доверительно, словно открывая невесть какой секрет. — Надрался еще вчера… вроде бы. Короче, в тот треклятый день, когда Эмма сделала мне ручкой. Оставил чемодан в осе… в осе… в гостинице и прямо сюда. Да, сэр, прямо сюда. С тех пор так и пью… стараюсь забыть и все такое — ну, ты знаешь…

«Да уж, я знаю, можешь быть уверен! — мысленно усмехнулся Такер. — Мы с тобой в одной лодке, приятель».

Пару минут Дерек лишь беспрерывно икал, потом глаза его заволоклись приятными воспоминаниями.

— В ней есть стиль, друг мой… да, настоящий стиль. Уж если войдет в гостиную, разговор сразу замолкает и все такое. Самое подходящее качество для жены бзис… бзизнесмена. — Тяжело вздохнув, он подавил новый приступ икоты и продолжал: — А как хороша! Конечно, брюнетки не каждому по душе, но в Филада… короче, на востоке их ценят — как оказалось. Видел бы ты ее на балу у Вандербильтов, друг мой! Это было что-то!..

— Да уж наверное, — буркнул Такер, мрачнея. Образ Эммы, невыразимо изящной в бальном платье от парижской модистки, кружащейся в вальсе в объятиях Дерека Карлтона, ничуть не улучшил его настроение.

— Нет, ты послушай! — разволновался Дерек. — Платье на ней было под цвет глаз… ей-богу, в точности под цвет! Все хотели с ней танцевать, но я с нее глаз не спускал, как крош… коршун. Шампанское, устрицы, вальс за вальсом! Я был в ударе, так и сыпал остротами. А она смеялась. Ах… люблю, когда она смеется!..

У Такера руки зачесались как следует встряхнуть его и тем самым положить конец вечеру романтических воспоминаний. Вместо этого он выпил еще стаканчик, и это помогло расслабиться.

Правда, не совсем. Куда, черт возьми, запропастились Лиззи Сью и Ванда?

— Вот тогда-то я и понял, что хочу на ней жениться. Все прочи… просчитал, распланировал и сказал отцу. Представь себе, друг мой, он обрадовался! «Хороший выбор, сын. Она будет тебе прес… превосходной женой. Сокровище во всех отношениях». Так и сказал, ей-богу! Я был страшно рад. Он ведь кремневый старик, мой отец. Не одобрил невесту брата, а тот, дурак, возьми и все равно женись! Он его — раз! Лишил наследства… — Дерек помолчал, хмурясь. — А Эмма была ему по душе. А кому бы не была, назови!

Он вдруг яростно застучал кулаком по стойке, на что ко всему привычный Керли не обратил никакого внимания.

— Проклятая девчонка отказала мне! Все испортила, все!

— Ничего страшного, найдете другую, — дружески бросил бармен, подходя налить Такеру. — Их хоть пруд пруди.

— Э нет! Таких больше нет! У нее есть все, все-все, в том числе ранчо. Ранчо «Эхо»… — мечтательно протянул Дерек и снова раскричался: — У нас с отцом были виды на это чертово ранчо, большие виды!

— Правда? — заинтересовался Такер.

Дерек кивнул, покачиваясь на табурете с всклокоченными волосами и налитыми кровью глазами.

— Какие планы, если не секрет?

— С этого ранчо мы хотели начать строить скотовоч… воч… короче, целый синдикат. Прибыльное дельце. В прошлом году отец купил пару фабрик по переработке мяса. Дело только за самим мясом. — Дерек дико захохотал, но внезапно оборвал смех. — Идея была такая: мы с Эммой женимся, и «Эхо» становится ядром синдиката. Какая идея!

Мистер Маллой от нее не пришел в восторг, но сказал, что подумает. А чего тут думать! Это же золотая жила! Он бы стал королем Монтаны! Ах, мой друг, какая была идея… как четко все было распс… распланировано. Сам Маллой хозяйничал бы на ранчо, а мы с Эммой жили бы в Филада… словом, в любви и согласии. Я бы разом убил двух зайцев: подарил отцу его синдикат, а сам получил девушку своей мечты!

Дерек уронил голову на руки и некоторое время так сидел. Однако когда он выпрямился, на лице его было брезгливое выражение.

— А она все испортила, и я ее за это ненавижу. Не-на-ви-жу! Обожаю — но все равно ненавижу. Вот сижу здесь, в этой дыре, то надираюсь, то валяюсь со шлюхой, а теперь еще и дижиланс… дилижанс прозевал… скорее всего. Да и наплевать! Спешить теперь некуда, разве что к отцу — «обрадовать» его. Сказать, что все его планы пошли прахом. Это чертово «Эхо» — самое крупное ранчо в долине… — глаза его вдруг прояснились, голова перестала подергиваться, как у тяжелобольного, — кроме «Кленов»! Скота у вас меньше, зато земли будет побольше!

— А если и так, то что? — не без презрения спросил Такер, думая: слава Богу, что Эмма отказала этому болвану.

Может, врезать ему пару раз? Раз уж руки все равно чесались, то лучшей кандидатуры, чем Карлтон, было не найти.

Однако в эту минуту в салун спустилась Ванда, и Такер немедленно забыл про Дерека. Пышнотелая блондинка, затянутая в алый шелк. Это было именно то, что нужно. Такер помахал рукой, и Ванда направилась к нему.

Наконец-то женщина! И полная противоположность… не важно, кому.

knizhnik.org

Сладкая мука любви читать онлайн - Джил Грегори (Страница 30)

— Хм… ты уже… того? — спросил Джед сына.

— Я пытался, но вы двое так орали, что я сам себя не слышал.

— Мы уже молчим, молчим! Не тяни время, парень, говори, что надо. И не вздумай стесняться, считай, что нас тут нет. Ну, чего ждешь?

— Не торопи его! — не выдержал Уин. — Не хватало еще, чтобы моей дочери делали предложение на бегу! Эмма имеет право…

— Право голоса в этом вопросе, — перебила та. — Папа, дай же нам наконец разобраться самим! Я согласна, Такер.

— А я еще ни о чем не попросил! — прорычал он, испепелив взглядом обоих отцов, чьи сварливые характеры испортили романтический момент.

Он-то намеревался сделать предложение по всем правилам — наедине, преклонив колено, с цветами в руках. Потом он хотел официально обратиться к Уину Маллою с просьбой вверить ему судьбу дочери. В конце концов, такая возможность выпадает только раз в жизни!

— Солнышко, не хочешь подождать, пока я скажу нужные слова? — спросил он и, смягчившись, улыбнулся.

— Ну, если ты так настаиваешь…

— Что, при всех?

— Почему бы и нет, если они дадут страшную клятву молчать как рыбы.

— Эмма совершенно права, и я со своей стороны обещаю… — начал Уин.

— Если ты сейчас же не покончишь с этим, парень, я просто не знаю, что сделаю… — вторил ему Джед.

— Да что же, мне придется стрелять в воздух, требуя тишины? — Такер вдруг заметил, что яростно сжимает в руке поникший букет вместо револьвера. Он положил его на стол, потом схватил снова и рывком протянул Эмме. — Это тебе!

— Как мило, Такер! Какой приятный сюрприз! — воскликнула девушка, и веселые бесенята в ее глазах вызвали в нем желание стиснуть ее в объятиях.

Но это могло и подождать. Не то чтобы очень долго, но могло.

— Я рад, что тебе понравилось. — И Такер опустился на колено, в то время как три пары глаз критически следили за каждым его движением.

В душе проклиная и отца, и Маллоя, и экономку, он вытер со лба обильную испарину и рванул ворот рубашки, «с мясом» оторвав пуговицу.

— А теперь, — решительно сказал он, — я хочу задать тебе один вопрос, Эмма.

Та выжидающе приподняла бровь, перебирая ромашки и колокольчики, лежащие у нее на коленях. Глаза ее все так же смеялись, и внезапно Такер забыл обо всем, и в первую очередь о своем глубоком предубеждении против семейной жизни. Возможно, оно было не таким уж и нелепым, когда речь шла о любой другой женщине. Но Эмма — совсем другое дело, с ней клетка вполне могла обернуться райским садом.

— Солнышко мое ненаглядное, — сказал он так тихо, как мог, — для нее одной. — Я люблю тебя, всегда любил, с того самого поцелуя пять лет назад. Все эти годы мне казалось, что чего-то недостает, и так оно, наверное, и было, потому что теперь все иначе. Ты мне нужна как воздух, понимаешь? Если откажешь, то, вот ей-богу, я просто пойду куда глаза глядят, лягу и умру. Так что соглашайся, солнышко, сделай меня самым счастливым человеком на всем белом свете. — Он помедлил, увидел слезы в смеющихся глазах Эммы и быстро добавил: — Выйдешь за меня?

— Выйду, Такер…

Эмма ахнула от неожиданности, когда в порыве радости он одним движением пересадил ее с дивана на свое колено и поцеловал. Потом, опомнившись, осторожно усадил на прежнее место и присел рядом.

— Повтори то, что сейчас сказала. Надеюсь, что заслужил это. Сроду не был таким красноречивым.

Эмма улыбнулась шутке, но ответила всерьез:

— Я выйду за тебя, Такер Гарретсон!

Зрители, до этого безмолвные, разразились восклицаниями. Уин и Джед снова принялись что-то обсуждать, мало-помалу переходя на спор. Но Эмма лишь смутно слышала все это, не в силах отвести взгляда от синих глаз, светлых волос и загорелого, удивительно красивого лица своего любимого.

— Я не просто выйду за тебя, Такер, — прошептала она. — Я буду любить тебя всем сердцем и сделаю все, чтобы ты и наш ребенок… нет, наши дети… чтобы все были счастливы!

— Я тоже, клянусь!

И поверьте, так оно и случилось.

knizhnik.org

Сладкая мука любви читать онлайн - Джил Грегори (Страница 9)

Глава 7

— Что за упрямая ослица! — пробормотал Такер, бережно опуская Эмму на поникшую от жары траву.

Он подхватил ее в то самое мгновение, когда она вываливалась из двуколки. Проклиная все на свете, особенно женское упрямство, Такер присел рядом с недвижной, мертвенно-бледной девушкой, прикидывая, что делать дальше. Она казалась хрупкой, как надломленная лилия, покрытая каплями росы, — кожа ее была вся в болезненной испарине. На нежной белизне кровоподтек выделялся особенно сильно и напоминал огромного темного жука, усевшегося на лицо.

И почему он не бросился на главаря банды на долю секунды раньше, чем она? Ведь собирался же, потому что ни на минуту не сомневался, что эта дуреха кинется в атаку. А все потому, что здравого смысла ни на грош, зато упрямства на троих!

Поколебавшись, Такер развязал ленты шляпки, сбившейся набок, и начал обмахивать бледное лицо в. надежде, что ток воздуха поможет Эмме прийти в себя.

И действительно, она застонала и шевельнулась, но потом снова впала в оцепенение. И неудивительно — в платье с таким узким и высоким воротом, застегнутым на множество мелких пуговок! Да в нем невозможно дышать! Бормоча витиеватые проклятия, Такер расстегнул несколько перламутровых пуговок, которые едва удавалось ухватить, настолько они были крохотные.

— Эмма, Эмма! Очнись!

Ресницы ее затрепетали. У него невольно вырвался облегченный вздох.

— Ну же, приходи в себя!

Веки медленно приподнялись, и какое-то время бирюзовые глаза смотрели Такеру в лицо невидящим взглядом. Потом они вдруг округлились, и девушка попыталась резко сесть.

— Эй-эй, что это на тебя нашло! Я не укушу! — Он мягко схватил ее за плечи и снова опустил на траву. — Сидеть тебе еще рано.

Сидеть? Эмма и не думала садиться. Просто ее чуть было не стошнило. Все вокруг зыбилось и кружилось самым неприятным образом. Склонившееся над ней лицо искажалось и уплывало, и это непрестанное движение снова заставило девушку схватиться за грудь. Голова болела страшно.

— Уходи… — прошептала она, зажмурившись, чтобы остановить кружение.

— И оставить тебя стервятникам? Может, и стоило бы.

Но вместо этого рука скользнула ей под голову и приподняла. Стало самую малость лучше. Вообще его присутствие странным образом ободряло. Эмма даже попыталась вспомнить, что происходит. Ах да! Ограбление!.. Возвращение домой в двуколке… Безумная жара, головокружение, боль в висках… И темнота.

— Я что же, вывалилась на ходу?

— Ты это вполне заслужила, — заметил Такер нелюбезным тоном, — но увы, Маллой, я как раз проезжал мимо и, хотя джентльмена во мне ни на грош, подхватил тебя. И как ты там, в Филадельфии, без меня жила? Кто, интересно, над тобой кудахтал?

Его колкость подействовала лучше нюхательной соли. Эмма открыла глаза и обнаружила, что кружение остановилось.

— Я прекрасно справлялась без твоей помощи, Гарретсон. И намерена справляться впредь. Что ты сделал с двуколкой?

— Изрубил на дрова, разумеется. Развел костер и поджарил лошадь на вертеле, а потом съел целиком. Ты что, шуток не понимаешь? — хмыкнул он, когда девушка попыталась сесть и оглядеться. — Вон твоя двуколка, никуда не делась. И лошадь цела.

Такер отчасти был встревожен ее упорными, но слабыми попытками подняться, отчасти забавлялся ими.

— Дай же мне встать, Гарретсон! Я уже в полном порядке и…

— Ты и в городе это твердила.

— Ничего страшного не случилось…

— И не случится, потому что пара хороших шлепков по заду лечит даже такую болезнь, как упрямство.

Эмма уставилась на него широко раскрытыми глазами. Кто знает, на что способен тип, у которого так стиснуты зубы и сверкают глаза?

— Ты не посмеешь!

— Кто знает.

Негодование и страх так недвусмысленно отразились на лице девушки, что Такер рассмеялся:

— Да успокойся ты! Я вовсе не собираюсь перекинуть тебя через колено… по крайней мере в данную минуту. Но полежать и набраться сил тебе придется, а потом мы поедем домой.

— Мы? Мы?! Я с тобой никуда не поеду!

— Это ты так думаешь, а я… Черт побери, да лежи ты спокойно, в конце-то концов! — На этот раз Такер придержал Эмму уже далеко не так любезно. — В городе я позволил тебе настоять на своем — и чего ты этим добилась? Нет уж, солнышко, теперь будет по-моему.

— Черта с два! Такер расхохотался.

— Что, черт возьми, смешного?

— Как что? Такая благовоспитанная леди, а бранится, как сапожник.

— Только когда есть на кого браниться! По-хорошему с тобой не договориться…

Эмма проглотила остаток фразы, потому что Такер подхватил ее под плечи и колени. Вид у него был самый решительный.

— Что это ты собрался делать? — не без опаски спросила она.

— Этот спор мне надоел. Я сделаю то, что собирался, а именно отвезу тебя домой.

Не обращая внимания на протесты и неуклюжие попытки вырваться, он подхватил Эмму на руки и поднял с легкостью, словно ребенка. Может быть, следовало бы продолжить сопротивление, но каждый шаг Такера, когда он нес ее к двуколке, отдавался ударами молота в висках.

— Что с тобой? — встревожился он, когда она бессильно поникла.

Девушка могла только вяло отмахнуться.

— Эй, уж не собираешься ли ты снова грохнуться в обморок?

— Нет, конечно… просто голова болит…

Это заставило Такера помедлить в нерешительности. Что предпринять? Если ей нужен доктор, нет смысла везти ее на ранчо. Пока он колебался, раздался двойной стук подков. С нехорошим предчувствием он повернулся, крепче прижимая к себе Эмму.

Но это были не бандиты, алчущие мести. Уин Маллой и его надсмотрщик сукин сын Курт Слейд вихрем неслись по дороге.

Ничего не оставалось, кроме как встретить этих разъяренных быков с достоинством. Уложить Эмму в двуколку времени уже не оставалось, потому что выражение лица ее папаши говорило яснее всяких слов. Казалось, его сейчас хватит удар.

— Гарретсон, ты труп! — заревел он, как пароходный гудок.

— Папа… — слабым голосом воскликнула Эмма, — погоди, папа…

— Отпусти ее сейчас же! — ревел Маллой.

Нежданные «гости» круто осадили лошадей, подняв копытами тучу пыли. Не успела Эмма сказать хоть слово, как ее отец уже стоял рядом с ней.

— Девочка моя, что случилось? Что этот гнусный ублюдок сделал с тобой? — Увидев кровоподтек на ее скуле, он налился кровью и затрясся от ярости. — Я убью тебя, Гарретсон!

Такер старался одним глазом следить за ним, а другим за Слейдом, который тоже спешился. Надсмотрщик был коренаст, но двигался с удивительной быстротой и ловкостью. Узкие глаза, черные, как терновые ягоды, блеснули злобной радостью, когда он выхватывал револьвер. С другой стороны, как воплощение праведного гнева, надвигался Уинтроп Маллой.

— Да папа же! — крикнула Эмма, собравшись с силами. — Такер ничего плохого мне не сделал!

Ее отец остановился на полушаге и вперил взгляд в высокого, сильного молодого человека, который так дерзко держал на руках его дочь. Брови его озадаченно сошлись на переносице.

— Тогда кто же это был?

— Я все тебе объясню, только отвези меня домой!

— Слыхал? — сурово спросил Маллой и смерил взглядом Такера, который был ни на дюйм его не ниже, зато моложе и сильнее физически. — Отпусти Эмму, а то хуже будет.

Такер пожал плечами и передал девушку с рук на руки отцу.

— Папа, я и сама могу… — начала было Эмма, но слабость и боль вдруг навалились с новой силой, и голос ее прервался.

— Тише, дорогая, тише, — только и сказал отец. — Я с тобой, и теперь все в порядке. Мы едем домой.

Пока он нес ее к двуколке и бережно устраивал на сиденье, Такер не мог отвести глаз от этой сцены. Уинтроп Маллой — минуту назад воплощенная ярость — вдруг превратился в заботливого, нежного отца. Он обращался с Эммой осторожнее, чем с хрустальной вазой, и его суровое, грубоватое лицо дышало любовью, которую он не стыдился выказывать. Что касается Эммы, та явно чувствовала себя хуже некуда, и тем не менее пыталась ободряюще улыбаться отцу.

Странные чувства ожили в душе Такера при виде такой картины, хотя он ни за что не признался бы, что завидует семье Маллоев и против воли сравнивает их взаимную любовь с мрачной, безрадостной атмосферой в собственной семье.

И в то же время он недоумевал: что это на него нашло? Какое дело ему до взаимоотношений в этой семейке? Он и без того за один только день потратил на Эмму столько времени, что хватит на всю жизнь.

Такер отвернулся… и получил жестокий удар в челюсть. От неожиданности он опрокинулся навзничь, к большой радости Курта Слейда.

— Это научит тебя держать руки подальше от дочери моего хозяина, Гарретсон. Не смей больше никогда прикасаться к ней, ясно? А чтобы ты лучше запомнил это, вот тебе еще…

Возбужденно блестя глазами, надсмотрщик занес ногу, собираясь пнуть Такера в висок. В этот момент Уин Маллой уже возвращался к лошади, поэтому и он, и Эмма из двуколки могли видеть, что происходит. Эмма зажмурилась и в ужасе вскрикнула, уверенная, что для Такера все кончено.

Но подлый пинок не достиг цели. Такер мгновенно перекатился на бок, в сторону от тяжелого сапога Слейда. В следующую секунду он ухватил надсмотрщика за ногу и дернул изо всех сил. Тяжелое тело с грохотом рухнуло на землю.

Они покатились по траве, награждая друг друга пинками и ударами кулаков.

Слейд, здоровый как бык, был куда тяжелее Такера. Каждый раз, когда он заносил тяжелый, как молот, кулак, у Эммы заходилось сердце. Но молодой Гарретсон был удивительно ловок и с легкостью избегал большей части ударов. И он, без сомнения, был не менее свиреп, чем надсмотрщик с ранчо Маллоев.

Внезапный хук правой в челюсть ошеломил Слейда лишь ненадолго, но Такер тут же нанес ему такой удар левой в живот, что дыхание надсмотрщика пресеклось, и он согнулся в три погибели. Такер немедленно оседлал его, и Эмма — уже второй раз за этот день — увидела, как ритмично вздымаются и опускаются его кулаки.

— Довольно! — крикнул Уин Маллой, пытаясь остановить потасовку, превратившуюся в избиение.

Но Такер словно оглох. Бешеный темперамент Гарретсонов снова одержал над ним верх, и все остальное потеряло значение.

— Хватит! Хватит! — взмолилась девушка, насколько хватало голоса, чувствуя, как снова подступает дурнота.

И неизвестно, что подействовало на Гарретсона — ее слабые мольбы или то, что надсмотрщик уже некоторое время не сопротивлялся, но только избиение вдруг прекратилось. Такер выпрямился, отер лоб и поднялся, пошатываясь.

Зловещая тишина повисла в солнечном июньском воздухе.

— Если ты убил его!.. — начал Маллой, делая шаг вперед и сжимая кулаки.

— Ничего с таким не сделается, — тяжело дыша, ответил Такер. — Он живехонек, чего не скажешь о моем брате.

Он смотрел исподлобья, словно готов был немедленно взяться за следующего противника, сделай Маллой еще хоть шаг. Эмма затаила дыхание. Но ее отец, как ни ярился, предпочел не провоцировать Такера.

— Вот что я скажу тебе, Гарретсон, на сегодня ты натворил достаточно дел. Чтоб тебя черти взяли! Мне нужно как можно скорее отвезти дочь домой, но не могу же я оставить Слейда на твою милость. Ты его прикончишь!

— Довольно с меня вашего Слейда! И вас вместе с ним. И тебя, солнышко, — сказал Такер мрачно.

Подбородок у него саднило. Какого дьявола он позволил этому подонку Слейду дать ему по физиономии? С десяти лет никому не удавалось пальцем до него дотронуться, не то что ударить. Виной всему девчонка, зло подумал Такер. Если бы он поменьше думал о ней и повнимательнее смотрел по сторонам, ничего бы не случилось.

А теперь он получил по заслугам.

Он вскочил в седло, не обращая внимания на Маллоя, помогавшего стонущему Слейду подняться. Но он не мог не бросить взгляд в сторону двуколки. Эмма провожала его взглядом. Лицо ее было по-прежнему бледным. И испуганным.

Вот и хорошо. Ей не помешает немного страха, если нет здравого смысла.

Он крепко сжал поводья, собираясь пустить Пайка в галоп. И вдруг придержал коня.

— Потрудись вызвать Дока Карсона, Маллой. Доктор понадобится твоей дочери, а не Слейду.

Не дожидаясь ответа, он стиснул зубы и стегнул Пайка. Какого дьявола он все время о ней заботится?

Эмма тоже недоумевала. Курт Слейд как будто легко отделался, если не считать разбитого в кровь носа, заплывших глаз и нескольких приличных ссадин, но это не уменьшило смешанного чувства благоговения, испуга и изумления. Она не могла оторвать взгляда от быстро удаляющегося Такера.

Он пугал ее своей свирепостью, безудержной яростью. Дважды за один день она видела его в неистовстве. Как легко он одолел Слейда! Но Такер умел быть заботливым, умел быть добрым. Он снова пришел к ней на помощь, и даже после ужасной схватки не забыл напомнить ее отцу насчет доктора. Непонятные, смутные эмоции наполняли Эмму, и причиной тому был он, Такер Гарретсон.

Совершенно опустошенная, девушка почувствовала, что теряет способность связно мыслить, и откинулась на спинку сиденья в полуобмороке. К счастью, отец уже был рядом и подбирал вожжи.

— Похоже, Слейд не слишком пострадал. Он согласился съездить за Доком Карсоном. Теперь мы можем отправляться домой, дорогая. Закрой глаза и подремли немного, так время пройдет быстрее. И ничего не говори мне пока… но позже я бы хотел знать, что именно случилось, все подробности.

«Интересно, что скажет отец, когда все узнает?» — мелькнула у нее смутная мысль.

Глава 8

Вечером того же дня Эмму навестила Тэра. Она нашла подругу в постели в едва освещенной спальне. Док Карсон уже побывал на ранчо, осмотрел Эмму и предписал постельный режим и как можно меньше волнений. Он строго запретил ей спускаться к столу, поэтому Коринна принесла поднос с ужином прямо в спальню. И экономка, и хозяин ходили по дому на цыпочках, чтобы, не дай Бог, не потревожить больную.

— Я уже неплохо себя чувствую, — уверяла девушка подругу, хотя на деле пульсирующая боль в висках продолжалась.

Всегда такая живая и энергичная, сейчас она втайне наслаждалась возможностью полного покоя. Спальня казалась ей оплотом безопасности, где так хорошо сидеть, откинувшись на подушки, и пить мелкими глотками чай с лимоном.

— Откуда ты узнала, что я прикована к постели… по крайней мере на сегодня?

— От Такера.

Эмма чуть не поперхнулась чаем, но все же сдержалась и не выдала своего изумления.

— Неужели? — спросила она, очень стараясь говорить совершенно равнодушно.

— Так уж получилось, что сегодня вечером я была в «Кленах» — навещала Гарретсонов. Испекла яблочный пирог… не знаю, правда, понравится ли он им. Когда нет женщины в доме, мужчин и побаловать некому.

Эмма молчала.

— Я хорошо отношусь к ним обоим, понимаешь? — виновато продолжала Тэра, глядя на нее кроткими, как у лани, карими глазами и как бы умоляя понять. — Это вовсе не значит, что я предпочитаю Гарретсонов Маллоям. Все дело в Бо. Благодаря ему я лучше узнала этих людей. Теперь я… я сочувствую им. Вдвоем в таком огромном доме…

— Ты хорошо сделала, что испекла для них пирог, — сказала Эмма, отставляя пустую чашку. Затем откинулась на подушки и спросила небрежно: — И что же Такер тебе рассказал?

— Совсем немногое. Ты ведь знаешь, что он бывает многословным, только если разозлится, — ответила Тэра с легкой улыбкой. — Он сказал, что сроду не встречал такой упрямой ослицы, что тебе досталось во время ограбления банка поделом, что твой поступок, хотя и выглядел храбрым, на деле был идиотским и что самая подходящая награда за такое — хорошая оплеуха, которую ты и получила.

— Что?! — вспылила Эмма. — Это он заслужил оплеуху и жаль, что не получил! В жизни не встречала такого олуха!

— Как поразительно сходны ваши мнения друг о друге! — заметила Тэра.

— В таком случае мы квиты!

— Когда я приехала, доктор еще был у вас. Он как раз описывал мистеру Маллою случившееся, так что теперь я тоже в курсе. Эмма, на мой взгляд, ты вела себя на редкость храбро…

— Каждый на моем месте поступил бы так же, если бы увидел револьвер, нацеленный в малыша Билли! — пылко заверила Эмма.

Она утратила осторожность и разгорячилась, о чем тут же пожалела, — резкая боль пронзила голову от виска до виска, словно невидимый вертел. Осев в подушки, она зажмурилась, пережидая приступ, потом продолжала много тише:

— Знаешь, мне не хочется больше обсуждать это, Тэра. И даже думать на эту тему. Не припомню другого дня в своей жизни, настолько полного событий и волнений. А начался он так обыденно… Я отправилась в город сделать покупки и узнать насчет писем…

Письмо от Дерека! Оно так и лежит на туалетном столике!

— Тэра, ты видишь на столике письмо?

Ее подруга молча поднялась, огляделась, отошла и вернулась с запечатанным конвертом.

— Это?

— Оно самое. Не могла бы ты прочесть его мне? Док Карсон уверяет, что через пару дней все вернется в норму, но пока вместо строчек я вижу лишь размытые линии.

— Конечно, я прочту, — заверила Тэра, возвращаясь на свое место и доставая из конверта листок дорогой обрезной бумаги. — От кого оно?

— От Дерека Карлтона.

Тэра приподняла одну из темных бровей, как бы безмолвно вопрошая, кто бы это мог быть. Эмма только улыбнулась.

— Поклонник? — не выдержала подруга.

— Даже более того. — Эмма улыбнулась шире. — Он сделал мне предложение. Возможно, я отвечу согласием, особенно если Дерек повторяет его в этом письме и обещает быть здесь к Дню независимости.

Внезапно ее затопили теплые, трогательные воспоминания о том, как нежен был с ней Дерек, как добр и щедр, какими комплиментами ее осыпал, как беспокоился о том, чтобы ей было удобно. На щеках, все еще бледных, появился слабый румянец. Против воли девушка сравнила двух мужчин, и сравнение было не в пользу Такера, всегда такого грубого…

Тэра, внимательно за ней следившая, тихо засмеялась:

— Это чудесно! Но ты уверена, что письмо стоит читать вслух? Оно ведь очень личное.

— Какие могут быть тайны от лучшей подруги! — запротестовала Эмма. — И потом я сгораю от любопытства. Я должна знать сейчас же, немедленно, что в этом письме, а раз я не могу прочесть его сама, не папу же мне просить! Так что эта почетная миссия возлагается на тебя.

— Ну хорошо, тогда начнем. «Дражайшая Эмма! — Девушка помедлила и взглянула на подругу, все еще не вполне уверенная, что стоит продолжать. — Мне страшно тебя недостает. С тех пор как ты покинула Филадельфию, и солнце светит не так ярко, и луна выглядит просто тусклым светильником по сравнению с той, на которую мы еще недавно смотрели вместе». — Тут она не удержалась от одобрительного комментария: — Он, должно быть, романтик, этот мистер Карлтон!

— Просто он ко мне неравнодушен.

Эмма легко представила Дерека в элегантном кабинете внушительного особняка Карлтонов. Вот он склоняется над письмом, вот вскидывает голову и задумчиво смотрит в окно в поисках самых убедительных, самых проникновенных слов. Дерек Карлтон как никто знал, что именно способно тронуть сердце женщины! Во всяком случае, он сумел подыскать слова, которые тронули ее сердце.

— Ну же, продолжай! — поощрила Эмма.

— «Никакая сила в мире не сможет воспрепятствовать моему приезду в Монтану на ваш маленький местный праздник. Ничто не помешает мне снова увидеть тебя. Уже третьего июня я буду у вас. Увидимся ли мы немедленно? Я не хочу ждать и минутой дольше, чем необходимо, чтобы снова усладить свой взор прелестью твоих черт.

А когда первый голод моей души, моего сердца будет наконец утолен, я задам тебе вопрос, ответ на который важнее всего. И я знаю, каким он будет, твой ответ. Ты не найдешь в себе сил отвергнуть того, кто живет и дышит лишь тобой. Не так ли, моя несравненная Эмма? Вечно твой Дерек».

knizhnik.org

Сладкая мука любви читать онлайн - Джил Грегори (Страница 4)

Эмма поперхнулась вином.

— Боже мой! — воскликнула она, отдышавшись. — Нельзя ли поубавить обороты? Папа, я к тебе обращаюсь! Сейчас твоя очередь разразиться речью, и я не удивлюсь, если окажется, что и подвенечный наряд готов, и со священником ты уже договорился…

— Дорогая, я только хотел…

— Всем известно, чего именно, — перебила Сью Эллен и погрозила пальцем всем трем мужчинам сразу. — Проказники, дайте же девочке вздохнуть свободно. Чего доброго, вы прямо из-за стола потащите ее к алтарю, а ведь она и недели не пробыла дома. — Подложив себе еще немного бобов, миссис Гилл сменила тему, к большому облегчению Эммы. — Дорогая, Уин рассказывал, что ты изучала музыку у лучшего учителя Филадельфии. Может быть, после ужина ты что-нибудь для нас сыграешь?

— Я бы с удовольствием, особенно если ты согласишься спеть, Тэра. Помнится, у тебя был божественный голос… и рисовала ты отменно. — Внезапно припомнив все это, Эмма ласково улыбнулась подруге. — Мне далеко до тебя. Когда ты делала копии со знаменитых картин, их едва можно было отличить. Я не могла, во всяком случае. Я лезла из кожи вон, чтобы научиться рисовать, как ты, но так и не научилась. Мои кролики почему-то всегда были больше похожи на поросят.

— Если бы ты чаще рисовала… — начала Тэра.

— Сколько ни рисуй, толку не будет, если нет таланта, — со смехом перебила Эмма. — Так ты споешь?

— Да, но сегодня твой вечер, — возразила ее подруга. — Мы собрались, чтобы отпраздновать твое возвращение и заодно оценить твои достижения.

— Что, сразу все? Однако! Неужели мне придется ходить по гостиной с книгой на голове? Папа, где у нас самая тяжелая — та, что в кожаном переплете? Именно таким образом нас учили правильной осанке. Так что же, устроить вам представление? Клянусь, вы будете потрясены.

Все засмеялись.

— Папа, по-моему, у тебя были какие-то планы на сегодня, — вдруг сказала Тэра отцу. — Ты что-то хотел сообщить мистеру Маллою?

Рука Росса Маккуэйда замерла на полдороге ко рту. Он нахмурился и опустил стакан обратно на стол.

— Да, но… не за ужином же, радость моя! Как-то не ко времени, на мой взгляд.

— О чем речь? — оживилась Эмма. Ей хотелось, чтобы было весело, чтобы все говорили что-то хорошее.

Но это, видимо, был не тот случай, потому что Росс, и без того смущенный, еще больше заерзал на сиденье. Он явно расстроился оттого, что дочь так рано заговорила на эту тему.

— Потом, — буркнул он. — После ужина.

— Ужин почти закончен, — заметил Уин, внимательно за ним наблюдавший. — Насколько я вижу, все уже отодвинули тарелки. Если у тебя есть что сказать, Росс, говори.

— Папа, я не хотела… это вырвалось как-то само собой… может быть, от смущения, — заговорила Тэра, кусая губы. — Ради Бога, извини!

— Не переживай так, радость моя, — вздохнул Маккуэйд, приглаживая редкие волосы. — Вырвалось так вырвалось, назад не вернешь. — Оглядев собравшихся за столом, он расправил плечи и прокашлялся. — Я вот тут подумал… Одним словом, не назначить ли вознаграждение за любые сведения насчет убийства Бо?

Наступила мертвая тишина. Обычно полные дружеского тепла, глаза Уина Маллоя с холодным недовольством впились в лицо друга:

— Я так и подумал, что речь опять пойдет о Гарретсонах.

— Мистер Маккуэйд, — начала Эмма, не замечая, как ее руки комкают кружевную скатерть, — а почему вы решили, что нам следует это сделать?

— Потому что все эти слухи и разговоры ни к чему хорошему не ведут. Особенно это не на пользу твоему отцу, девочка. Город так и бурлит.

— А мы при чем? — спросила Коринна с подозрением.

— Чем скорее удастся докопаться до сути дела, тем лучше для всех нас. Между Гарретсонами и Маллоями идет настоящая война, и всем это не по душе. Нам хочется жить в мире.

— А почему бы Джеду Гарретсону не назначить вознаграждение? — процедил Уин, сверкнув глазами.

— Он уже это сделал, — вставил шериф Гилл. — Посулил тысячу долларов любому, кто докажет твою виновность, Уин.

— Боже правый!

Эмма оттолкнула стул и вскочила. Сдержанный гнев отца усилил ее собственное возмущение.

— Да как он додумался до такого? Шериф, это какое-то безумие! Ведь это не что иное, как публичное обвинение в убийстве! И вы это так оставите?

— А что я могу сделать? Разве что найти настоящего убийцу.

— Вы кого-нибудь подозреваете?

— Никого, — мрачно ответил Уэсли Гилл. — Именно поэтому я согласен с Россом. Его идея неплоха. Если Бо занимался незаконными махинациями, то единственный способ заставить его сообщников разговориться — это посулить им денег. На такую приманку многие клевали.

— А почему вы решили, что Бо преступил закон?

— Я ничего такого не утверждаю, просто не исключаю такой возможности. Черт знает что такое! Прости, Сью Эллен, но тут и ягненок взбесится. Бо казался таким приличным парнем, у него и врагов-то не было… кроме, конечно, твоего отца, Эмма.

— Он и был хорошим парнем, — медленно сказала Тэра, с вызовом глядя на обоих Маллоев. — И честным.

— По крайней мере мы все так думали, — примирительно заметил шериф. — Он и Такер работали не покладая рук, особенно в последнее время, когда у Джеда стало сдавать сердце. Кому понадобилось убивать Бо, ума не приложу. И потом, как он оказался на землях Маллой?

— Хотел бы и я это знать, — сурово вставил Уин. — И я, — эхом откликнулась Эмма. Последовала нелегкая тишина, которую Коринна нарушила наконец стуком убираемых тарелок.

— Вот что я скажу: на сегодня мы достаточно обсуждали Гарретсонов и это убийство, — заявила она. — Хватит! Собирались-то мы отпраздновать возвращение Эммы, показать ей, как рады снова видеть ее здесь. Неужто и поговорить больше не о чем?

— Вполне согласна, — быстро проговорила Тэра и поднялась. — Можно я помогу вам убрать со стола?

— Нет, уж лучше я. — Сью Эллен отобрала у экономки пустое блюдо из-под жареной свинины. — А вы, девушки, найдите себе занятие поинтереснее. Можете прогуляться или просто поболтать, а к десерту возвращайтесь. За пять лет одних сплетен накопилось столько, что и за час не пересказать!

Мужчины удалились в кабинет с сигарами и виски, а Эмма и Тэра вышли на крыльцо.

Стояла удивительно ясная ночь. Поднимись ветер, она могла бы показаться холодной, но ни один листок не шевелился вокруг. Звезды казались крупнее обычного; от старой сосны доносился аромат смолы и хвои. Какое-то время девушки оживленно болтали об общих знакомых: кто на ком женился, кто покинул городок, у кого семейная жизнь не задалась, кто произвел на свет близнецов и прочие подробности жизни маленького изолированного мирка, в котором каждый знал о другом практически все. Эмма слушала с интересом, но где-то в глубине сознания по-прежнему жило воспоминание о том, какое выражение приняло лицо отца при известии о поступке Джеда Гарретсона.

Сердце ее болезненно ныло от сочувствия. Как давно дела приняли такой неприятный оборот? Почему она не вернулась раньше? Как слепа она была! Отец нуждался в ней — нуждался в близком человеке, который мог бы принять его сторону против надвигающейся беды, а она? Она торчала, как кукла, в ложе оперы или вальсировала на балу с каким-нибудь светским болваном, у которого на языке были только звучные имена: Элторпы, Вандербильты и, конечно, Карлтоны. Семья Дерека была одной из самых богатых и влиятельных в Филадельфии.

Воспоминания о вихре развлечений, еще недавно такие приятные, теперь наполняли Эмму стыдом. Почему она не вернулась раньше? Даже если отец ни словом не упоминал о своих проблемах, она должна была почувствовать, догадаться!

Что делать, как ему помочь? Неужели нельзя рассеять нависшие подозрения, положить конец слухам, опутавшим его как паутина.

Постепенно Эмма перестала слышать Тэру и, когда та на мгновение замолчала, внезапно спросила:

— Что ты знаешь о смерти Бо Гарретсона?

— Что, прости? — изумилась сбитая с мысли подруга. — Ты о чем?

— Я хочу узнать как можно больше об этом происшествии. Где именно Бо был убит? И когда, в какое время суток? — Эмма вдруг вспомнила, как поникла Тэра при упоминании о своем погибшем поклоннике, и быстро добавила: — То есть если тебе не хочется об этом говорить, то не нужно. Но мне важно знать все подробности.

— Его нашли на самом южном из ваших пастбищ, — сказала подруга тихо; глаза ее стали большими и печальными, — примерно в полумиле от речки. Нашел его один из работников с вашего ранчо… Насколько я помню, зовут его Ред Петерсон. В тот день он осматривал стадо в поисках больных животных.

Эмма заметила, как девушка подавила дрожь, и сердце ее сжалось от жалости.

— И он был убит выстрелом в спину? — спросила она так мягко, как могла.

— Да, — откликнулась Тэра, по-прежнему не поднимая глаз. — Именно в спину.

— Ну вот видишь! — воскликнула Эмма. — Это же очевидно, что папа не виноват, в этом и состоит доказательство! Ни за что на свете Уинтроп Маллой не выстрелил бы в спину человеку, будь то сам дьявол во плоти! Так поступают только люди низкие, трусы!

— Эмма, дорогая, я понимаю, как тебе хочется доказать невиновность отца. Я бы на твоем месте вела себя точно так же. Мы все, его друзья, верим, что он никак не причастен к убийству. Да и в городе… во всей долине его уважают.

— Вряд ли стараниями Джеда Гарретсона, — с горечью заметила Эмма.

— То есть потому, что тот твердит, будто бы потерял землю в результате жульничества?

— Это ложь! Отец в жизни никого не обманул!

— Я знаю, дорогая, знаю, — тихо сказала Тэра и ласково сжала руку подруги. — Кому и знать, как не мне. Ведь папа был свидетелем игры. Сколько раз он повторял мне, что Джеду нужно смириться с потерей, раз уж так вышло. Но не такой это человек, вряд ли он когда-нибудь примет случившееся.

— Я не могу понять одного, — произнесла Эмма почти шепотом, скорее для себя. — Ведь врагами они стали шестнадцать лет назад. Почему же именно теперь вражда так обострилась? Должна быть конкретная причина того, что происходит последние несколько месяцев между Гарретсонами и Маллоями.

— Если бы знать…

Эмма искоса взглянула на подругу и прочла в ее лице глубокое сочувствие, искреннюю заинтересованность. Внезапное чувство благодарности захлестнуло ее. Пяти лет как будто не бывало, их дружба только окрепла в разлуке! Кроткая и непритязательная Тэра стоила десятка разодетых светских красавиц, все мысли которых сводились к драгоценностям и нарядам, а целью жизни было заполучить в мужья богатого наследника.

— Спасибо за все, — сказала она, пытаясь улыбнуться, — и прости, что начала этот разговор.

Тэра полуотвернулась, плечи ее поникли. Но уже через минуту она выпрямилась и прямо взглянула в глаза подруге.

— Давай сменим тему на более приятную, хорошо? «Господи, где же мой такт, где все мое воспитание? — с досадой подумала Эмма. — Все мысли только о себе, а ведь Тэра только что потеряла близкого человека! Тетя Лоретта возмутилась бы при виде такого отсутствия хороших манер».

Девушка лихорадочно искала иную, и впрямь приятную тему для разговора, но тут Коринна вышла на веранду и позвала подруг отведать десерт. Ее сопровождал аромат кофе и только что испеченного яблочного пирога.

— Я только что поняла, — сказала Тэра, когда они присоединились к остальным в столовой, — что успела рассказать тебе столько всего, а сама так и не узнала о Филадельфии. Я хочу знать абсолютно все о людях, которых ты встречала, и обо всех твоих развлечениях.

— Ничего страшного, мы можем поговорить об этом когда угодно.

Эмма просительно улыбнулась, хотя в душе знала, что ей все равно не избежать рассказов об ослепительной и пустой светской жизни.

Так оно и вышло. Бесконечно долго (или ей так казалось) она говорила о чудесах большого города, и все это время ее не оставляла мысль, что, в сущности, она мало узнала о настоящей Филадельфии, как мало знает о море пассажир судна, скользящего по водной глади. К тому же блестящая светская жизнь имела оборотную сторону, которая и заставила Эмму рваться назад, в Монтану.

Тетушку Лоретту она искренне любила, ей нравились ее знакомые. Но не все, отнюдь не все, особенно среди светской молодежи. Большинство из них жили в замкнутом изысканном мирке, где правили богатство и положение, где характер, ум, широта кругозора оказывались всего лишь приложением к ним и немногого стоили сами по себе. Эмма выросла на Западе, где жизнь была естественнее, проще, где человека ценили за личные качества и достижения, и ее невероятно раздражала необходимость общаться с каким-нибудь напыщенным ничтожеством. В Монтане трудолюбивого, открытого и честного, но небогатого ранчеро уважали не меньше, чем крупного скотопромышленника вроде ее отца, и вот этого Дерек Карлтон попросту не мог постигнуть, потому что с детства привык оценивать людей по их происхождению, богатству, количеству слуг, роскоши особняка и частоте выездов в свет.

Все это казалось ему весьма важным, но для Эммы не имело ни малейшего значения. Она так и не приняла для себя кодекс и систему ценностей светского общества и очень сомневалась, что из них с Дереком выйдет хорошая пара. Правда, как утверждал Дерек, он нисколько не возражал, что ее отец не получил все свои земли в наследство, а построил маленькую империю собственным упорным трудом. Он не раз говорил, что любовь закрывает глаза на такие вещи.

«Но что бы он сказал, если бы увидел меня моющей посуду или метущей полы в столовой после ухода гостей? Наверное, ничего. Он просто грохнулся бы в обморок, — думала Эмма позже, помогая Коринне убираться. — И вот поэтому мы вряд ли поженимся, пусть даже Дерек и нравится мне, пусть даже он утверждает, что сумеет сделать меня счастливой».

Они были слишком разными, слишком. Настолько, что от этого нельзя было просто отмахнуться. Но дело даже не в этом. Чего-то не хватало. Не хватало страсти. Что-то подсказывало Эмме, что любовь и страсть идут рука об руку, что все было бы иначе, если бы она по-настоящему любила Дерека.

Стоя посреди сияющей чистотой кухни, девушка невольно вздохнула.

Дерек. Он, без сомнения, привлекателен. Волевой подбородок, волнистые каштановые волосы, лукавые черные глаза. Он нравится женщинам, в том числе многим из ее подруг по колледжу. Голос у него негромкий, низкий, убедительный, его смех заразителен. К тому же он не какой-нибудь слабак, он плечистый и крепкий. Его манеры безупречны, образование блестяще, комплименты всегда свежи и оригинальны. Что еще? Губы мягкие, теплые, дающие… но поцелуи будят в ней разве что слабый отклик. Совсем другое дело…

Эмма окаменела на полушаге к двери и усилием воли оттеснила явившуюся мысль. Но та вернулась.

Совсем другое дело было, когда пять лет назад ее поцеловал Такер Гарретсон. А ведь она была тогда еще девчонкой!

Тяжело вздохнув, девушка вышла из кухни и поднялась к себе в комнату. «Ну и чего ради ты это затеяла? — спросила она себя. — Чего ради думать о своем недруге… о недруге своего отца?» Правда, он красив, как дьявол, и буквально излучает силу и мощь. Господи, да от одного взгляда на него дыхание занимается! Ужасный человек. Держится так, словно владеет половиной мира, а груб, как последний бродяга. Между ними стоят годы и годы взаимной ненависти, так что ни о каких дальнейших поцелуях нечего и думать. То есть, конечно, она и не думает — какая нелепость!

И вообще, лучше забыть о том, что было пять лет назад. Потому что он-то точно забыл.

Эта мысль должна была наполнить душу Эммы покоем, принести безмятежность, но вышло наоборот. Причесываясь, переодеваясь и укладываясь в постель, она упрямо воображала себе Дерека и его поцелуи, которых было множество. Но чем дальше, тем больше образ его ускользал, пока на его месте не образовалось попросту темное пятно. Пустота. Ничто.

«Чтоб ты пропал, Такер Гарретсон, — подумала она с бессильным гневом. — Чтоб ты провалился в преисподнюю, откуда явился!»

Глава 4

На другое утро Эмма проснулась в совсем ином настроении. Ее манили к себе просторные равнины с волнами трав, которые неустанно гнал ветер. Энджел была явно не против как следует размять ноги, или скорее крылья, судя по тому, что в галопе она едва касалась копытами земли.

Однако потехе час, а делу время, сказала себе Эмма, надевая простую клетчатую рубашку и парусиновую юбку. Волосы она собрала на макушке в незатейливый «конский хвост».

«Вот бы Дереку посмотреть на меня сейчас!» — подумала девушка, глядя на свое отражение, и не удержалась от смеха. Он потерял бы дар речи… если бы вообще узнал ее. Ведь в таком виде она ничем не напоминала ухоженную, тщательно и со вкусом причесанную леди в воздушных шелках, которую не так давно он сопровождал на бал к Вандербильтам.

Последующие несколько часов были отданы бурной деятельности. Солнце едва поднялось над горизонтом, а Эмма уже хлопотала бок о бок с Коринной в общей столовой, где ковбои сидели за завтраком. Это было принято не на каждом ранчо, но Уин Маллой считал, что утро тех, кто на него работает, должно начинаться с плотной трапезы: яичница с ветчиной, жареные колбаски, тосты с мармеладом, консервированные персики и, разумеется, крепкий кофе. За завтраком последовали неизбежная уборка и мытье посуды, да и двухэтажный дом нуждался в постоянном внимании и уходе. Эмма нисколько не возражала против такого рода хлопот, а когда все было сделано, отправилась на птичник. Благодаря ее помощи Коринна намного раньше взялась за стирку и штопку.

В полдень девушка наскоро перекусила бутербродами, замесила тесто и переделала еще множество мелких домашних дел. Лишь во второй половине дня она решила, что на сегодня довольно трудов праведных, и отправилась седлать Энджел.

…Грунтовая дорога вилась между холмов, то ныряя в ложбину, то взбегая на склон, и воздух свистел в ушах, когда девушка быстрее ветра неслась верхом. Горы дремали в послеполуденном зное, сиренево-синие ближе к горизонту, буровато-зеленые поблизости. Рощицы и купы кустов стремительно проносились мимо. Запах лета и солнца пропитывал все вокруг, и невозможно было им надышаться. Разбросанные повсюду скалы скрывали за собой то лужайку алых маков, то несколько длинных стеблей крупных синих колокольчиков, то стайку диких астр, и все это вместе расцвечивало ковер травы яркими красками.

«Быстрее, быстрее!» — одними губами шептала Эмма, пока все вокруг не слилось в сплошной зеленый вихрь, несущийся мимо. Только горы — такие близкие на вид, а на деле такие далекие — все так же невозмутимо высились кругом.

Впереди блеснуло серебро бурливой речки, а чуть дальше виднелся водопад. Издалека он был похож на обрывок голубоватой ленты, и даже шума его не было слышно. Не было слышно ничего, кроме топота копыт и свиста ветра в ушах. А вверху раскинулось необъятное небо, распростерлось над головой, такое синее и сияющее, что все остальное, даже горы, казалось крохотным. Небо было шире и глубже, чем сто морей, вместе взятых.

Синее-синее небо.

Небо, трава, деревья, горы…

Свобода!

Эмма вдруг поняла, почему ей так хорошо, и засмеялась от сознания чистой радости бытия.

А потом раздался выстрел. Пуля просвистела совсем близко, ударила в скалу и отколола кусочек песчаника.

Девушка круто осадила лошадь, отчего норовистое животное поднялось на дыбы. Поспешно огляделась, но в первый момент ничего не увидела. Бросив второй, более внимательный взгляд вокруг, она заметила всадника, галопом удаляющегося за рощицу кедровника. К сожалению, он был слишком далеко, чтобы рассмотреть его внешность.

knizhnik.org

Сладкая мука любви читать онлайн - Джил Грегори (Страница 18)

Вне стен этой хижины для них нет будущего.

— Прощай, солнышко, — тихо сказал Такер.

Он заставил себя произнести это ровным, бесстрастным тоном. Если бы только нашлись слова, которые могли бы запасть ей в душу!

— Ты не женщина, а вулкан.

Он сказал это и понял, что совершил ошибку. Эмму передернуло, и глаза, начавшие оттаивать, снова заледенели. Такер отдал бы все на свете за то, чтобы эти слова не были сказаны, но понимал, что вернуть их назад невозможно. Он все равно что заклеймил Эмму, дал ей понять, что нашел в ней отличную партнершу для постели, но не более того.

Дьявольщина, но ведь он никогда прежде не был в постели с кровным врагом! Он не мог научиться галантности за те несколько минут, пока Эмма шла к двери! На деле он имел в виду, что она прекрасна, желанна, незабываема…

— Убирайся с нашей земли, Гарретсон! — процедила Эмма сквозь зубы. — Перемирие окончено, и с этой минуты ты находишься на вражеской территории.

Она изо всех сил хлопнула дверью и бросилась прочь не оглядываясь. Солнце щедро заливало землю теплом и светом, дали тонули в мягкой дымке, но девушке казалось, что она пробивается сквозь снежный буран.

Она не видела, куда идет, зная лишь, что к дому. Слезы текли и текли, и она даже не пыталась бороться с ними.

— Если я никогда его больше не увижу, это все равно будет слишком скоро! — бормотала она, спотыкаясь о кочки и кусая губы, чтобы не зарыдать в голос.

«Если я никогда его больше не увижу, я умру! Господи, пусть он появится, пусть скажет, что чувствует хоть что-то, хоть тень того, что я чувствую к нему!»

— О нет, ты не умрешь, Эмма Маллой! — упрямо сказала она себе, спускаясь с каменистого склона. Она шла все быстрее, потом пустилась бегом через ближайшее к ранчо пастбище. — Ты сильная, ты выживешь. Ты сможешь превосходно обойтись без Такера Гарретсона! Он тебе нисколечко не нужен.

Но, не удержавшись, она бросила взгляд через плечо. Там были горы, небо и луг, поросший сочной травой, — но Такера там не было.

Он и не думал догонять ее. С какой стати? Он ведь получил все, что хотел.

Слезы хлынули градом.

Глава 16

Впереди уже виднелись ворота с резной надписью «Эхо» на арке, когда позади послышался стук копыт. Меньше всего Эмме хотелось в эту минуту видеть кого бы то ни было, кроме разве что Коринны. Она надеялась упросить экономку передать отцу, что она дома и в полном порядке, и тем самым избежать неминуемых расспросов. Девушка жаждала укрыться в своей комнате, как в тихой гавани. Однако всадник пустил лошадь в галоп, торопясь догнать ее.

Ничего не оставалось, как встретить его лицом к лицу. Девушка сделала глубокий вдох, собираясь с силами, и повернулась.

Нахлестывая лошадь, к ней приближался Джед Гарретсон.

Натянув удила, он с минуту удивленно разглядывал Эмму, не делая попытки спешиться. В лазурном небе плыли кружевные облачка, и было в этом особенное естественное изящество. Но ничего изящного, ничего хоть отдаленно приятного для взгляда не было ни в дубленом лице Джеда Гарретсона, ни в его взгляде, полном подозрения и неприязни, ни в корявых пальцах, сжимающих поводья.

— Эй, барышня, что с вами стряслось? — наконец загремел он, сдвигая седеющие брови.

Эмма почти подпрыгнула от неожиданности. Она настолько не ожидала встретить еще одного Гарретсона на своей земле, почти у дверей дома, что совсем забыла о своем залитом слезами лице. С досадой она отерла щеки тыльной стороной ладони.

— Ну же, девочка! Что стряслось?

«Спросите своего сына!» — могла бы ответить Эмма, но лишь расправила плечи и выпрямилась.

— Что вам здесь нужно… мистер… Гарретсон? Если отец увидит, он…

— Что? Пристрелит меня, как пристрелил Бо? По крайней мере ему придется стрелять мне в грудь, а не в спину!

Пара глубоких вдохов помогла Эмме не вспылить.

— Лучше уезжайте, пока не случилось беды, — сказала она как можно спокойнее. — Больше мне нечего вам сказать.

Она отвернулась и сделала шаг к воротам. Джед хлестнул лошадь и поставил ее поперек, перекрыв дорогу.

— Нет уж, барышня, тебе не улизнуть! Сначала ответь, что стало с моим сыном? Я говорю о младшем, о Такере.

Девушка заколебалась. Ей хотелось бы пройти мимо, словно не замечая тревогу, искажавшую черты Джеда, страх, который он не в силах был скрыть. Пока она решала, что сказать, а что утаить, он поспешно заговорил:

— Такер вчера не вернулся к ужину… да и вообще не вернулся до сих пор. Правда, бывает, что он проводит ночь в городе, но на этот раз я нутром чую, что дело куда хуже, потому что… — голос его дрогнул, — потому что лошадь прибежала на конюшню одна, без седока. Я знаю, знаю, что с моим парнем стряслось что-то очень паршивое!

Он дышал все чаще; загорелое лицо приобрело бурый оттенок, левая щека подергивалась.

— Клянусь Богом, барышня, если твой папаша убил и младшего…

— Ни к чему угрожать мне, мистер Гарретсон, — перебила Эмма со смешанным чувством возмущения и сочувствия. — Вы напрасно беспокоитесь за сына. С ним ничего не случилось… почти. Но отец не имеет к этому никакого отношения.

— Почти? Я его убью, убью! — хрипло прокаркал Джед. — Клянусь, ему не жить! Давно уже надо было…

Внезапно он как будто подавился словами, сдавленно охнул и осел в седле. Пальцы его разжались, поводья выскользнули. Глаза, только что сверкавшие гневом, расширились и остекленели. Хватаясь рукой за грудь, Гарретсон-старший начал сползать с седла. Эмма бросилась на помощь.

— Что с вами, что?.. — беспомощно повторяла она, со страхом глядя на пузырьки пены на губах старика, в то время как лицо его из багрового делалось пепельным. — Мистер Гарретсон, вы меня слышите? Чем я могу помочь?

Расширенные болью зрачки уставились на нее.

— Сумка… лекарство…

Эмма бросилась к испуганно пританцовывающей лошади и рванула завязки седельной сумки. Там действительно нашлась полупустая склянка с янтарной жидкостью, которую она подала Джеду. Тот молча протянул за ней скрюченные пальцы. Девушка затаила дыхание, когда он, давясь, сделал глоток. На один пугающий миг Джед закрыл глаза и откинулся на спину, мертвенно-бледный и умирающий, но потом лицо постепенно стало розоветь.

— Полежите немного. Не вставайте сразу!

Джед упрямо попытался приподняться на локте. Дыхание его вырывалось с присвистом.

— Найти… Такера…

— Я сказала, но вы не слушали! Такер в полном порядке. Я видела его своими глазами совсем недавно. Вы правы в том, что он попал в переделку, но теперь все позади, и он скорее всего на пути домой.

— В какую такую… переделку? — тотчас спросил Джед, впиваясь в нее взглядом.

Эмма содрогнулась, вспомнив поверженного Такера и то, как щедро Слейд и другие осыпали его пинками и ударами. Это были люди Маллоев. Она сглотнула, ощущая на языке привкус желчи.

— Он сам вам все объяснит. Нет, стойте, куда вы! Мистер Гарретсон, вы не можете ехать верхом в таком состоянии!

— Мой парень… он вернется, а меня… меня нет! Джед начал с усилием подниматься. Девушка бросилась было на помощь, но яростный взгляд пригвоздил ее к месту. Он встал, покачиваясь, измученный, но несгибаемый в своем упрямстве, как старый дуб, который вынес множество бурь и ураганов, потерял немало веток, но все еще внушает уважение своей мощью. В эту минуту Эмма впервые увидела в нем не врага, а просто немолодого уже человека, полного страха за единственного сына, и задалась вопросом, понимает ли Такер, как много он значит для отца.

— Я все же думаю, что вам нужно передохнуть, прежде чем пускаться в обратный путь.

— Это еще зачем? Чтобы дать Уину Маллою возможность наткнуться на меня на своей земле? Он сначала выстрелит, а потом уж спросит, что мне здесь надо! В точности как это было с Бо.

— Отец не убивал Бо.

— Ну конечно! Ты в это веришь, девочка, только потому, что вы одной крови. Отчего ж не понять? Стоять за своих — дело хорошее. Не будь ты Маллой, я бы за это снял перед тобой шляпу. Ну и конечно, не будь твой отец мошенником и убийцей.

Джед Гарретсон проковылял к своей лошади, запихнул лекарство в сумку и кое-как взгромоздился в седло. Какое-то время он сидел, покачиваясь из стороны в сторону и неприязненно глядя на красивую молодую женщину, которая стала свидетельницей его слабости. Он снова подумал: «Что-то у нее уж больно жалостливый вид. С чего бы это?»

Когда он догнал ее у ворот, она ревела в три ручья. Сказала, что совсем недавно видела Такера. Не парень ли тому причиной? Небось сказал ей пару ласковых насчет того, с каким исчадием ада она живет под одной крышей.

Внезапно Джед пожалел девчонку Маллой, которая сама по себе была не так уж плоха. Когда он… когда он малость переволновался, она помогла, принесла эту чертову микстуру. И про Такера рассказала, а могла бы держать язык за зубами и только хихикать втихомолку, пока он помирал со стр… пока он думал, как да что.

И угораздило бедняжку родиться Маллой, хотя Бог дал ей и красоту, и это, как его… изящество. Если подумать, она немножко, самую малость, похожа на Дороти. Та была южанка, из достойного семейства и настоящая леди. Будь эта девчонка кто угодно, только не Маллой, он бы сердечно ее поблагодарил за помощь и в самом деле снял бы перед ней шляпу.

Но если расшаркаться перед Маллой, потом сгоришь со стыда.

Джед ограничился кивком и неразборчивым бурчанием, пришпорил лошадь и поехал прочь.

Эмма следила за ним до тех пор, пока он не скрылся за гребнем холма, потом прошла в ворота и направилась к дому.

* * *

Уин Маллой был весьма удивлен и ничуть не обрадован тем, что Эмма уволила хорошего надсмотрщика только за то, что тот строго выполнял его приказ. И он не собирался ее в этом поддерживать.

За все прошедшие годы он считанное число раз повышал голос на дочь, но сейчас, бегая взад-вперед по кабинету, в буквальном смысле кричал на нее, не позволяя ни слова сказать в свою защиту. Завтрак давно остыл в столовой, Коринна, поджав губы, подслушивала у двери, делая вид, что протирает пыль, а Эмма взглядом следила за отцом и выслушивала долгий разнос с каменным лицом, которое Уин видел впервые.

— Я не желаю, чтобы ты вмешивалась, ясно? Я сам, лично, управлюсь с нашими людьми! Я не позволю тебе оспаривать мои приказы, не позволю подрывать мой авторитет! Хозяин на ранчо может быть один — и только один, иначе толку не будет! Получив два противоречивых приказа, откуда люди узнают, какой исполнять?

— Если бы ты выслушал меня, папа…

— Нет, это ты будешь меня слушать!

В его голосе было столько ярости, что девушка отшатнулась. Это заставило Уина несколько умерить свой пыл. Ероша себе волосы, он заговорил более ровным тоном, хотя это и далось ему с трудом.

— Я вижу, в чем причина, дорогая. Эти пять лет на востоке не прошли даром. Ты размякла, стала чересчур добросердечной, чего не случилось бы, проживи ты всю жизнь в Монтане. Ты бы хорошо понимала, что стоит один раз оставить безнаказанным воровство — и ты пропал, с тем же успехом можешь пойти и застрелиться. Здесь Запад, девочка моя, здесь выживают только сильные духом, люди с железной волей.

— Сила духа и жестокость — вещи разные.

— Слейд выполнял мой приказ! — заорал Уин. — Я не уволю человека за то, что он строго следовал приказу!

Ему стоило больших усилий снова подавить вспышку. Некоторое время он молча ходил взад-вперед, не находя слов. Он не хотел кричать на Эмму, вовсе нет. Просто он страшно устал и изнервничался за прошедшую ночь. У него даже не было сил переодеться, и он не съел ни крошки со вчерашнего дня. Ни за что на свете ему не хотелось бы пережить еще раз поиски в самый разгар грозы. Группа ковбоев во главе с ним прочесала ближайшие к ранчо окрестности, но безрезультатно. В конце концов, измученный, промокший до нитки и полный отчаяния, Уин вернулся на ранчо и с тех пор ничего не делал, только ждал и надеялся.

Слейд и другие двое получили от него яростный разнос за разгильдяйство. Им следовало удостовериться, кричал Уин, что молодая хозяйка добралась домой. Но в душе он знал, что это не их вина. Эмма умела настоять на своем. Известно было лишь то, что она увезла никчемного Такера Гарретсона в фургоне, а куда, одному Богу известно.

Когда ждать стало вовсе невыносимо, Уин пошел на такую из ряда вон выходящую меру, как поездка в «Клены». Как он и ожидал, ничего из этого не получилось. До расспросов дело не дошло. При виде него Джед Гарретсон высунул в окно ружье и выстрелил поверх его головы с криком: «Что, убил обоих сыновей и теперь явился по мою душу?» В бешенстве Уин повернул лошадь прочь и даже не сказал старому дураку, что в последний раз Такера видели рядом с Эммой.

— Проклятие, я должен был вспомнить про эту чертову хижину! — пробормотал он теперь, бросив взгляд на замкнутое лицо дочери. — Уж и не помню, когда ею пользовались, потому и вылетело из головы напрочь. Вспомни я про нее, тебе не пришлось бы провести ночь наедине с этим… — У него просто язык не повернулся назвать имя, и невыносима была сама мысль о том, что пришлось вынести Эмме, час за часом глядя на ненавистную физиономию. — Если этот тип обидел тебя хоть словом… Эмма?

Девушка не сразу нашлась, что ответить. Обидел ли ее Такер? Да он только и делал, что обижал ее, с самого первого дня знакомства. Но она вовсе не собиралась признаваться отцу в том, что произошло между ней и Такером этим утром. Это касалось ее, и только ее! Никто, и уж тем более отец, никогда не должен был об этом узнать.

— Как он мог, папа? Он едва дышал!

Отчасти это было верно — ведь поначалу так оно и было. Правда, потом… Но думать на эту тему сейчас не стоило. Эмма решительно вернулась к действительности.

— Папа, мы обсуждаем не Такера Гарретсона, а Курта Слейда, — сказала она, подошла к отцу и заглянула ему в глаза. — Это очень важно, пойми! Этот человек совсем не тот, за кого ты его принимаешь. Если бы ты знал о нем больше, то не потерпел бы его на ранчо.

— Дьявольщина! — вскричал Уин, теряя выдержку, и хватил кулаком по столу. — Я не просто терплю его на ранчо, а страшно рад, что он на меня работает!

— Потому что ты веришь каждому его слову, а он только и делает, что нагло лжет. Такер Гарретсон шагу не сделал по нашей земле вчера! Слейд и те двое подстерегли его на его собственной земле, связали и волоком притащили на нашу сторону. Если бы не я, они забили бы его насмерть!

Уин уставился на дочь так, словно она внезапно потеряла рассудок.

— Кто тебе наболтал такую чушь? Гарретсон, конечно! — Он развел руками, не в силах понять. — По-твоему, слово этого типа чего-нибудь стоит против слова нашего человека?

— В данном случае слово «нашего человека» не стоит выеденного яйца! — возразила Эмма, повышая голос. — Твой ненаглядный Слейд — самый дрянной, лживый, беспринципный!..

В этот момент надсмотрщик приоткрыл дверь и сунул голову в кабинет. Уин нетерпеливо поманил его внутрь, и тот вошел, с самым уважительным видом комкая шляпу в руках.

— Звали, хозяин? Эйс сказал, у вас ко мне срочное дело. Ах, мисс Эмма! Счастлив видеть, что с вами все в порядке! — Открытая улыбка осветила его лицо, и он бросился к девушке как бы в порыве радости. — Вы не поверите, как мы все здесь переживали за вас!

Пораженная таким лицемерием, она лишь молча окинула его ледяным взглядом.

— Вот что, Слейд, я хочу до конца разобраться в том, что случилось вчера. Похоже, у вас с моей дочерью разные мнения на этот счет. — Уин уселся за стол и вперил в надсмотрщика испытующий взгляд. — Эмма считает, что Гарретсон не заслужил доставшихся ему побоев, потому что не сделал ничего плохого. Он заверил ее, что наши люди во главе с вами устроили на него засаду на землях Гарретсонов, а потом притащили на нашу территорию. Так ли это?

— Хозяин! — воскликнул Слейд с видом человека, потрясенного до глубины души. — Это напраслина! Не стоит свиного дерьма… Пардон, мэм, не хотел грубить в вашем присутствии. С чего бы это нам тратить время на такие штучки, хозяин? Наше дело было объезжать границы, и этот молодчик был пойман на земле Маллоев.

— Ложь! — воскликнула Эмма, делая шаг вперед.

Надсмотрщик отвернулся от стола, и бешеная ярость исказила его лицо. Но тотчас оно снова обрело униженное и покорное выражение.

Да это даже не лицедей, а целый бродячий театр, невольно подумалось ей.

— Мэм, не хотелось бы оспаривать ваши слова, но негодяй Гарретсон ввел вас в заблуждение. Вашу доверчивость можно понять. Когда хорошо воспитанная леди сталкивается с изнанкой жизни… Поверьте, мне очень жаль, что вам пришлось увидеть все это. Но приказ есть приказ. Только крутые меры могут остановить…

— Значит, вы и не думали волочить Такера на веревке за лошадью? И не устраивали на него засады на его же земле?

— Конечно, нет, — не моргнув, солгал Слейд.

— Может, вы и не приставали ко мне самым наглым образом в День независимости? Не тащили в темный угол и не навязывали мне ваше в высшей степени неприятное внимание? В таком случае не попросить ли нам подтверждения у мистера Карлтона?

— Что? — неприятно удивился Уин. — О чем ты говоришь, Эмма? Что он позволил себе?

— Надеюсь, на этот раз ты поверишь, папа, потому что узнаешь все из первых рук. Слейд обошелся со мной без всякого уважения. Ты нашел бы его поведение неприемлемым. Он заслуживает порки, вот что я скажу!

— Хозяин, я ничего такого не сделал, только сорвал у мисс Эммы поцелуй! — Надсмотрщик зарделся, как красна девица, и бросил на мрачного Уина виноватый взгляд. — Сами посудите, все это веселье, танцы, пунш… С кем не бывает? Конечно, я позволил себе лишнего, но ваша дочь такая хорошенькая, что и у святого голова кругом пойдет! — На миг он покаянно повесил голову, потом снова встретил взгляд хозяина, честно выкатив глаза. — Я страшно раскаиваюсь, мистер Маллой. Навязывать внимание хозяйской дочери — это проступок, достойный наказания. Но поверьте, даже за спасение души я бы не оскорбил мисс Эмму. Для этого я слишком глубоко уважаю ее.

Наступило молчание. Эмма от возмущения не находила слов, Уин обдумывал услышанное.

— Я готов заплатить за свой проступок, хозяин, — продолжал Слейд, еще больше выкатывая глаза. — Хотите, я сейчас же соберу вещички, и… все, что угодно, лишь бы не портить жизнь вашей дочери своим видом.

— Хватит паясничать! — перебила Эмма, обретая наконец голос. — Как только у тебя язык не отвалится от постоянной лжи!

— Довольно, Эмма! — Уин остановил ее усталым жестом и потер глаза, мечтая поскорее покончить с разговором. — Не может быть и речи о вашем уходе, Слейд. Я сказал, довольно, дорогая! Теперь мне ясно, откуда твоя неприязнь к нему. Ты оскорблена, но, в конце концов, здесь не Филадельфия, где позволяется разве что целовать край платья. — Он улыбнулся, показывая, что шутит. — У ковбоев кровь горяча, а спиртное порой еще сильнее будоражит ее. Ничего страшного не случилось, но я уважаю твои чувства и хочу услышать обещание, что ничего подобного не повторится. Слейд?

— Клянусь могилой матери, хозяин!

— Что касается истории с молодым Гарретсоном… — Уин вздохнул и угрюмо посмотрел на девушку, застывшую с гневным лицом. — Не думал я, что доживу до того дня, когда моя дочь примет сторону этих людей. Однако и тут я готов понять тебя. Сердечко у тебя доброе, доченька, и тут уж ничего не поделать. Ты бы, наверное, и хищного зверя пожалела, не то что этого Такера. Женщина есть женщина!

— Папа, послушай!

— Я выслушал тебя внимательно, Эмма, но мы не можем пережевывать эту жвачку целый день. Если я немедленно не поем и не займусь делом, то Гарретсоны смогут на досуге обшарить все наши пастбища и угнать скот до последнего теленка. У Слейда тоже есть дела поважнее, чем стоять тут и шлепать губами в свое оправдание.

knizhnik.org

Сладкая мука любви читать онлайн - Джил Грегори (Страница 21)

Но потом она вспомнила. Почти в этой позе она совсем недавно видела Тэру Маккуэйд. Возможно, Такер не заметил скрытых мотивов в приглашении на ужин, но это не означало, что их не было. Возможно…

Такер словно прочел ее мысли и заговорил более жестко: — Прекрати это, Эмма! Говорю тебе, между мной и Тэрой ничего нет и быть не может. Ей одиноко и грустно, и мне хотелось немного утешить ее. Когда мы вышли после ужина на крыльцо и вспомнили Бо, Тэра заплакала. У меня не слишком хорошо подвешен язык, поэтому я просто обнял ее и слушал, какие у них с братом были планы на будущее. Я столько узнал за этот вечер, сколько Бо не рассказал бы за целый год. Мы, Гарретсоны, народ неразговорчивый, вот и он больше держал свои мысли при себе. Ну а Тэре нужно было выговориться, и я пришелся кстати. Когда ты появилась, я как раз собирался сказать, что понимаю ее горе и разделяю его. Потому что это святая правда, и…

Такер вдруг умолк, словно понял, что сказал слишком много. Это и впрямь была на редкость длинная речь для него, но Эмма поверила каждому слову.

«Это потому, что ты хочешь верить, — сказала она себе, борясь с желанием обвить руками шею Такера в знак понимания и утешения. — Ты готова верить всему, что бы он ни сказал».

— Ну вот, теперь ты знаешь, — медленно произнес он. — Что скажешь? Что будет с нами дальше?

Глава 20

— С нами? — еле слышно переспросила Эмма. Рассказ Такера заставил ее забыть и гнев, и обиду, но теперь ей стало страшно, по-настоящему страшно. Разлука длилась всего несколько недель, но ей казалось, что они не виделись целую вечность. Она не отваживалась даже мечтать о свидании с ним, бросаясь в работу, как в омут забвения, — и вдруг новая встреча. Такер сидел рядом, до него можно было дотронуться, говорить с ним, слушать его.

— Я не знала, что для нас возможно такое понятие, как «мы».

— После того, что было той ночью, — тебе решать, солнышко.

— Как я могла даже мысленно произнести слово «мы», если нашей целью было — забыть и освободиться? Поцелуй нам не помог — мы поняли это в День независимости. Но той ночью ты говорил… ты обещал…

— Похоже, я ошибся.

— А этот тон, полный сожаления, — он обязателен? — воскликнула Эмма, внезапно махнув рукой на здравый смысл и осторожность, и с силой ткнула Такера кулаком в грудь.

Он так крепко прижал ее к себе, что у нее захватило дух.

— А что мне, по-твоему, испытывать, как не сожаление? — процедил Такер сквозь зубы, стискивая ее в объятиях в неожиданном гневном исступлении. — Может быть, прыгать от радости, что потерял голову из-за женщины? И не просто из-за женщины, а из-за дочери своего врага? Это все равно что попасть в клетку, а клетка — это не для меня, Маллой!

— Тогда отпусти меня, Гарретсон, и убирайся к дьяволу!

Но она вовсе не хотела, чтобы он ее отпустил, она хотела оставаться в объятиях Такера долго-долго, всю ночь. Она как будто была создана для его объятий.

— По-моему, тебе пора! — повторила девушка с чувством, близким к отчаянию.

— И по-моему тоже, — согласился Такер. — Лучше всего было бы отпустить тебя и убраться отсюда подальше, пусть даже к дьяволу. Пока еще не поздно.

Несколько мгновений они смотрели друг другу в лицо. Такер видел в ее глазах испуг, нерешительность и протест, но сквозь все это пробивался неосознанный призыв. Эмма не знала, что губы ее приоткрыты в ожидании поцелуя, что она тянется к нему всем телом. В его руках, привыкших к тяжелой работе, она казалась невыразимо хрупкой, и тем сильнее была в нем потребность быть с ней осторожным, нежным вопреки вожделению, которое подталкивало просто опрокинуть Эмму в сено и взять грубо, жадно, неистово.

Он склонился к ней. В первый миг поцелуй был действительно нежным и осторожным, но страсть возобладала над нежностью. Губы прильнули к губам, как к воде после долгой жажды, впились в них, поглотили их. Эмма ответила на поцелуй с тем же пылом, и голос рассудка умолк окончательно.

Они упали в свежее, благоухающее, мягкое сено.

— Это безумие… — прошептала девушка, когда Такер отстранился, чтобы расстегнуть ее блузку, но она была счастлива, что он желает ее ничуть не меньше, чем она его.

Да, это было безумие — сладостное, всепоглощающее, великолепное безумие, ради которого стоит жить. Острое наслаждение сродни утолению невыносимого голода, но больше, значительнее, глубже, странным образом объединявшее тело и душу. Два тела, и две души.

Ночь безмолвно заглядывала в окошко, бросая слабый лунный свет на тела, сплетенные в неистовом объятии, слушая бессвязный шепот, стоны и вздохи, пока наконец два голоса не вскрикнули разом под кровлей сеновала.

Довольно долго Такер и Эмма не разжимали объятий в счастливом забытьи — пока тоскливый одинокий вой койота не раздался где-то вдали. Этот звук, похожий на плач души, затерянной во мраке, нарушил очарование. Эмма открыла глаза. Она вдруг ощутила, как царапает щеку сухой стебель, как холодит разгоряченную кожу ночной воздух. Счастье ускользало, как уже было однажды.

Девушка высвободилась из объятий, дрожа от внезапного озноба.

— Не уходи, — услышала она ленивый, все еще хрипловатый от страсти голос, но не ответила и не шевельнулась. — Эмма!

Такер тоже сел и привлек ее к себе, согревая. Руки его были сильны и бережны, в его объятиях — так хорошо, так спокойно! Хотелось замереть, укрыться от всего мира, от действительности. Но момент безрассудства остался в прошлом, Эмма знала, что для них с Такером не существует безопасного убежища, тихой гавани. Все это самообман, не более того: ведь жизнь продолжалась, а с ней продолжалась и распря, теперь уже перешедшая в настоящую войну. Семена ненависти дали богатый урожай.

Им обоим предстояло вернуться в этот мир, где счастье и безмятежность для них невозможны.

— Что случилось, Эмма? Что с тобой?

Боже, она могла бы всю ночь слушать голос Такера. Он гладил ее по волосам, по плечам, но она только сильнее дрожала. Это был холод не тела, а души, испуганной и смятенной. Но девушка была благодарна Такеру за нежность, как до этого была благодарна за страсть. Он умел быть ласковым — по-настоящему, от всего сердца ласковым, несмотря на внешнюю грубость.

— Ты знаешь, что со мной, — наконец ответила она неохотно, словно высказать все в словах означало выпустить демонов зла на волю. — Никаких «нас» не существует, Такер. То, что мы сделали, неправильно.

— Для меня это было правильно.

— И для меня, но это ничего не меняет. Нас не поймут и никогда не поддержат те, кто нам дорог.

— То есть наши отцы? — Лицо Такера вдруг исказилось бешенством. — Какое нам дело до них! Если не поймут, им же хуже! Мне наплевать на эту идиотскую распрю! Неужели мало того, что отец растратил жизнь на ненависть, научил ненавидеть нас? Бо уже мертв из-за этой вражды! Его жизнь кончилась, так толком и не начавшись, — ни семьи, ни жены, ни детей! И все эта вражда, пропади она пропадом! Хочешь знать, что я думаю? — Он схватил девушку за голые плечи, его пальцы до боли впились в ее тело. — В этой жизни ни в чем нельзя быть уверенным заранее. Ни в чем! Никто не знает, увидит ли он новый восход, доживет ли до заката. Это зависит не от нас, Эмма! Все, на что мы способны, — это желать и добиваться желаемого. Жизнь человеческая так коротка, что тратить ее на распри нелепо! Это все равно что промотать состояние за карточным столом! Чего стоит, в конечном счете, кусок земли? Только не жизни, Эмма!

— Земля стоит многого! Ради нее надо жить, а может, и жизнь отдать! — возразила девушка. — Для меня «Эхо» значит…

— Больше, чем любовь?

Она не знала, что ответить на это.

— Вот видишь! «Клены» значат для меня немало. Можно сказать, земля эта полита моим потом и кровью. Каждый дюйм ее, каждая травинка на ней, каждое животное в стаде выхожены с любовью и заботой. Нет другого места, где я хотел бы прожить жизнь, и в мечтах я вижу наше ранчо процветающим. Но это не значит, что я пожертвую всем ради него, всем абсолютно. Распря сломала жизнь моего отца, отняла жизнь у брата, и я не желаю спалить на этом костре и свою жизнь.

— По-твоему, у нас есть надежда?

— Если бы я не верил в это, то не стал бы гоняться за тобой сегодня ночью, — усмехнулся Такер, выбирая соломинки из волос девушки.

Наступило молчание. Ненадолго вера и впрямь ожила в сердце Эммы, но потом она живо представила себе, как приходит к отцу и говорит: «Знаешь, папа, я люблю Такера Гарретсона».

Ей стало страшно от одной этой мысли. Но, глядя в ясные глаза Такера, она почувствовала, как в сердце снова возрождается надежда.

— Ты же не умеешь жить в клетке? — напомнила Эмма, нежно водя ладонью по его груди.

— Клетка клетке — рознь, — ответил он, ласково усмехнувшись. — Очень может быть, что попадаются и удобные. И потом, я буду в этой клетке не один.

Прислонившись к груди Такера, сидя в кольце его рук, Эмма молча смотрела на светлый квадрат окошка. Возможно, думала она, сила его характера поможет и ей найти мужество для борьбы.

— И все же не верится, — вслух произнесла она. — Только представь себе нас под крышей «Эхо», за одним столом с моим отцом… любезно беседующих втроем! Нет, вчетвером, потому что твой отец, конечно, будет приезжать в гости…

Такер ответил не сразу, лихорадочно решая, стоит ли ей это говорить. Он не хотел омрачать свидание, но стремился быть честным до конца. Кроме того, необходимо было подготовить Эмму к ужасному испытанию, которое ее ожидало. Она не знала слишком многого, он же благодаря Тэре уже слышал о некоторых грядущих событиях. Ему было ясно, что Уин Маллой обречен, что его арест не за горами, что в самом скором времени ему предъявят обвинение в убийстве. Исход расследования предрешен, так же как и участь отца Эммы. Его ожидала петля.

Ни к чему беспокоиться о пребывании Джеда и Уина под одной крышей.

— Послушай, Эмма, — начал он осторожно, — я должен предупредить тебя кое о чем заранее. Мне нелегко говорить об этом, но ты должна знать… должна приготовиться…

— К чему?

Девушка отстранилась, насторожившись.

— Ты не хочешь верить в то, что твой отец убил Бо…

— Потому что он его не убивал, — перебила она внятно и раздельно.

— Солнышко, у шерифа скопилось достаточно доказательств его вины.

Ледяной ужас сковал тело Эммы. Но тут же она рванулась, словно обожженная:

— Неправда!

— Я бы отдал правую руку за то, чтобы это не было правдой, но, Эмма, так оно и есть. Теперь всего лишь вопрос дней, когда шериф Гилл найдет в себе силы публично обвинить твоего отца. Они друзья, и я могу понять, как это нелегко, но закон есть закон.

Такер умолк, чувствуя внезапную боль под ложечкой, словно не Эмма, а он сам только что получил сильнейший удар. Лицо девушки даже не побледнело, а как-то помертвело. Ему показалось, что она вот-вот потеряет сознание, и снова прижал ее к себе, пытаясь утешить. Но что он мог сказать?

— Я не мог не предупредить тебя, солнышко. Если бы ты услышала об этом при всех, было бы куда хуже. Так ты сможешь приготовиться…

— К чему? Я не желаю готовиться к аресту отца! Это все ваша вина, Гарретсонов! Вы оба ненавидите отца! С вас станется подставить его намеренно, лишь бы обвинить в том, чего он не делал!

— Я могу понять твои чувства, но рано или поздно придется смириться, Эмма.

Девушка лишь молча оттолкнула его и принялась торопливо одеваться, яростно дергая за неподатливые пуговицы.

— Эмма!

— Я тебе не Эмма, Гарретсон!

Она процедила это сквозь зубы, понимая, что иначе слова вырвутся рыданием и слезы хлынут потоком. Все содрогалось в ней, все рушилось вокруг. Это было все равно что ступить на прекрасный цветущий луг — и вдруг оказаться на дне глубокого, ледяного ущелья.

— Думаешь, тебе так просто удастся заставить меня пойти против отца? — закричала девушка, собрав все свое мужество. — Только потому, что у меня подкашиваются ноги от одного взгляда на тебя! Неужели ты так наивен, что ожидал этого? Я никогда не предам отца, никогда в нем не усомнюсь! Он не способен на убийство! Он не убивал твоего брата!

Кое-как одевшись, Эмма бросилась к лестнице, но Такер остановил ее, поймав за руку:

— Прости, что причинил тебе боль.

— Пусти меня! Я не хочу тебя больше видеть! Никогда!

Все кончено, понимаешь? Все кончено! — Голос ее дрогнул, но она справилась с собой. — Ты так ничего и не понял, Гарретсон. Любовь — это доверие. Если ты не веришь моему отцу, в которого я верю всей душой, значит, я не много для тебя значу!

— Это просто красивые слова, Маллой. Детский лепет. Маллой. Гарретсон. Они вернулись к тому, с чего начали. Так и должно было случиться. Иного им не дано.

— Видишь теперь? У нас не было и нет будущего. Ты можешь больше не бояться попасть в клетку.

Она убежала, и Такер не бросился ее догонять, даже не окликнул. Слезы брызнули уже в тот миг, когда нога коснулась земляного пола конюшни, и текли всю дорогу до дома, до спальни, до постели. Текли всю ночь, и не было им конца.

Глава 21

— Кто бы это мог быть?

Уин Маллой со стуком опустил вилку и вскочил из-за стола с таким видом, словно ожидал атаки целой армии вооруженных подручных Джеда Гарретсона. Однако к дому приближался одинокий всадник, а вернее, всадница. Тэра Маккуэйд.

— Надо же, кто к нам приехал! — с заметным облегчением воскликнул Уин. — Тэра! Давненько я ее не видел. Какой приятный сюрприз, доченька!

Эмма ответила бледной улыбкой.

— Надеюсь, она не откажется от пирога? — заметила Коринна, принимаясь убирать со стола.

— Я спрошу ее, — тотчас сказала Эмма и бросилась к двери, но приостановилась, заметив быстрый обмен встревоженными взглядами между отцом и экономкой. — Что это с вами?

— Ты совсем ничего не ела, моя милая! — Коринна укоризненно покачала головой, держа почти полную тарелку. — Неужели бифштекс вышел жестким?

— Он чудесный, как всегда, просто я не голодна. Девушка снова повернулась к дверям, но на этот раз ее остановил отец:

— Что с тобой, доченька? В последнее время ты так переменилась. Если это из-за того разговора насчет Курта Слейда…

— Эй! — раздалось с веранды. — Есть кто-нибудь дома?

— Иду! — откликнулась Эмма, хватаясь за возможность избежать объяснений. — Папа, это здесь совсем ни при чем. Все хорошо, все просто чудесно!

— Надо же, а не похоже, — буркнула экономка. Уин Маллой кивком согласился с ней. Он смотрел на Эмму, сдвинув брови, с тем особенным выражением лица, которое она помнила с детских лет, когда расшибала коленки и не давала намазать их жгучей мазью.

— Доченька… — начал он.

Эмма улыбнулась фальшивой, чересчур оживленной улыбкой, которая не коснулась глаз.

— Все в порядке, папа. Прости, меня ждет Тэра.

Оказавшись за дверью, она перевела дух. Все эти расспросы, встревоженные, озабоченные взгляды сводили ее с ума! Однако предстояло еще принять Тэру. В последнее время любой разговор казался тяжким испытанием. Словно темная туча опустилась на жизнь Эммы, на ее дни и ночи.

— Похоже, я помешала, — с виноватой улыбкой сказала Тэра. — Вы ужинали? Ради Бога, не затрудняйся из-за меня! Я подожду.

— Ну что ты, мы как раз закончили. Коринна спрашивает, не хочешь ли ты кусочек пирога.

— Нет, спасибо. Я только что поужинала, и если съем еще хоть крошку, то завтра не сумею натянуть на себя платье, в котором буду на венчании Шорти и Абигайль. Хотелось повидать тебя… узнать, что наденешь ты. И потом, мне нужен совет. Никак не могу решить, что лучше: розовое муслиновое или желтое креповое с белым кружевным воротничком? — Девушка умолкла и бросила на Эмму вопросительный взгляд. — Ведь ты будешь на венчании, правда?

— Конечно, буду, а почему ты спрашиваешь?

— Потому что… Не важно, просто я рада, что ты придешь. В последнее время мы так редко видимся. Знаешь, я все думаю о тебе…

Наступила пауза, и Эмма не сделала попытки ее прервать. Молча она провела гостью в холл, но помедлила у дверей гостиной.

— Хочешь посмотреть мое платье? Тэра кивнула, не поднимая взгляда.

«Я веду себя странно и негостеприимно, — думала Эмма, рассеянно прислушиваясь к двойному звуку шагов. — Тэра подумает, что я ревную, что наша дружба теперь врозь. Но ведь это не так. Между ней и Такером ничего не произошло… и даже если бы произошло, что мне за дело до этого? Он в любом случае для меня потерян, потому что невозможно любить человека, для которого твой отец — убийца, а все твои доводы — детский лепет».

Страх за отца отравлял Эмме жизнь. Ни днем, ни ночью она не знала покоя, постоянно ожидая его ареста. Несколько раз она робко пыталась предупредить его, но Уин не желал понимать, о чем идет речь, и просто отмахивался от ее намеков об аресте. Ему это казалось невозможным. Девушка уже подумывала о том, чтобы обратиться непосредственно к шерифу и из первых рук узнать, в самом ли деле существует доказательство виновности ее отца, но боялась, что ее вмешательство подтолкнет события к развязке.

Ей не с кем было поделиться своими тревогами, и она жила, как на вулкане, все больше замыкаясь в себе. В то же время Эмма ясно понимала, что так не может продолжаться. Если она и дальше будет вести себя так же странно, то все, кто ее знает, зададутся вопросом, что происходит с Эммой Маллой. А это было как раз то, чего ей хотелось меньше всего.

Тэра не прерывала молчания до тех пор, пока они не оказались в комнате Эммы. Однако она не удержалась от восклицания при виде чудесного светло-зеленого платья, разложенного на кровати.

— Боже мой, какая красота! Из Филадельфии, конечно? — Тэра не сводила с него завороженного взгляда.

— Да. Я надевала его только однажды — в оперу с Дереком…

Снова наступило молчание. Эмма отчаянно старалась найти тему для легкой беседы, но ничего не Приходило в голову. Насколько было бы проще, если бы она любила Дерека, а не Такера!

— Страшно жаль, что все так вышло с мистером Карлтоном, — сказала Тэра, присаживаясь на край кровати и сочувственно глядя на Эмму. — Я имею в виду, что ты отказала ему. Знаешь, у меня такое чувство, что ты была бы куда счастливее сейчас, если бы вышла за него и вернулась в Филадельфию.

— Если бы только это было возможно… — уныло откликнулась Эмма, думая о своем.

Ей не следовало поддаваться искушению и заниматься любовью с Такером. И если бы только однажды! Она повторила ошибку, за которую проклинала себя!

Неожиданно приняв решение, она выпрямилась на стуле. Тэра заслужила признание с ее стороны хотя бы тем, что приехала сегодня, что старалась быть хорошей подругой, несмотря на недоразумения последнего времени. Но слова пришли не сразу. Слишком долго она молчала, и заговорить теперь было нелегко.

— Для меня брак возможен только по любви, а я не люблю Дерека. И потом, я просто не могу покинуть ранчо, отца, долину. Особенно сейчас, когда все так осложнилось.

— Я понимаю. Но все равно не могу не удивляться. Филадельфия… совсем другой, блестящий мир, возможности, о которых здесь и не мечтают. Наша долина прекрасна, но жизнь здесь уж слишком проста и незатейлива. Взять хоть это платье. Разве здесь такое сошьют? Здесь и модисток-то настоящих нет!

Взгляд Тэры снова вернулся к разложенному на кровати платью, с жадностью вбирая изящные детали кроя. Эмма впервые видела подругу так откровенно завороженной. До сих пор ей не приходило в голову, что все то, что для нее было само собой разумеющимся, чего она имела в избытке во время своего пребывания на востоке, для Тэры оставалось несбыточной мечтой. Не было ничего постыдного в том, чтобы желать красивых нарядов и иной жизни, издалека такой притягательной, сказочно прекрасной. Не имея возможности окунуться в эту жизнь и понять, как обманчиво ее очарование, Тэра поневоле мечтала о ней.

knizhnik.org


 
 
Пример видео 3
Пример видео 2
Пример видео 6
Пример видео 1
Пример видео 5
Пример видео 4
Как нас найти

Администрация муниципального образования «Городское поселение – г.Осташков»

Адрес: 172735 Тверская обл., г.Осташков, пер.Советский, д.З
+7 (48235) 56-817
Электронная почта: [email protected]
Закрыть
Сообщение об ошибке
Отправьте нам сообщение. Мы исправим ошибку в кратчайшие сроки.
Расположение ошибки: .

Текст ошибки:
Комментарий или отзыв о сайте:
Отправить captcha
Введите код: *