Хлеб своими руками в городе. Хлеб в городе
Хлеб своими руками в городе – Блог Логачева Алексея
Хлеб для людей в городе. В этой статье я поделюсь своим опытом выпечки полезного хлеба на закваске для семьи на несколько человек в обычной городской квартире. Причем такой хлеб при наличии хлебопечки можно печь хоть каждый день – всяко полезнее, чем покупной хлеб.
Несмотря на то, что “хлеб всему голова”, есть его постоянно – это перебор. Да, хлеб дает ощущение сытости. Да, хлеб полезен в принципе, так как содержит в себе много микро и макро элементов, необходимых организму. И да, в холодную погоду и зимой хлеб вообще идет на ура. В то же время хлеб сильно нагружает пищеварение, которое и так в городе еле держится, если есть абы что, абы как и абы где. Хлеб – это крахмалы, а крахмалы – это клей для сосудов. Мне кажется, что есть хлеб пару 2-3 дня в неделю будет более чем достаточно.
Хлеб – какой он бывает? Думаю, что сейчас осталось не так много людей, которые не знают о том, из чего состоит магазинный дрожжевой хлеб и что в него добавляют кроме самого хлеба. Но вот вам небольшой экскурс в историю. На Руси народ жил в основном в деревнях и хлеб делали только на закваске. Ни о каких дрожжах речи не шло вообще.
Что такое закваска? Забегая наперед скажу, что закваску можно сделать самому без особых хлопок. Закваска – это пророщенное перемолотое зерно (мука) и вода. Обычное зерно (овес, просо, ячмень, гречка, пшено, полба, рожь, пшеница и другие) можно представить как “потенциальную жизнь” (ядро зерна) со всем необходимым для роста в режиме консервации вокруг нее (оболочка зерна). Как только зерно промыли и залили воду, оболочка начинает раскрываться и отдавать витамины, минералы, макро и микроэлементы самому ядру, в котором начинает просыпаться жизнь. Пару-тройку дней и вы увидите ростки, которые начинают выходить из зерна. В ростках с 1-2 см содержится максимальное количество полезных для организма веществ. И в этот момент зерна с ростками можно вынуть из воды, высушить и на мукомолке смолоть. Вот и получилась отличная мука для закваски! Положили ее в стеклянную банку, залили водой и в течение недели (подливая воды 1-2 раза в день и подсыпая муки) закваска растет в объемах. Раньше закваска точно так же настаивалась, поилась, кормилась и так называемые стартеры (куски зрелой концентрированной закваски) хранили в погребах, где было прохладно. Сейчас хранить стартеры еще проще, так как есть морозилка. И вот то ли народ утратил знания, то ли боится нового, то ли разленился – в общем, хлеб покупают в магазинах. И никто особо не задумывается, а как же делают этот магазинный хлеб сейчас.
Как делают промышленный хлеб? А делают современный промышленный хлеб, к которому мы так привыкли, так – берут зерно, обрезают все, что сверху (убирают самое полезное, иными словами). Затем это молят и получается мука. К муке, кстати, добавляют кучу всяких химических веществ, чтобы она хранилась “вечно”. Это первый этап – все, зерно убили напрочь и жизнь в нем никогда уже не появится. А дальше к муке добавляют воду, термофильные дрожжи и ароматизаторы и хлеб получается быстрый, ароматный и такой пышный (за пышность там так же отвечают определенные добавки). И у такого хлеба есть две особенности – по полезности для организма он полный ноль, а по взращиванию внутри тела патогенной микрофлоры, вызывающей сердечные заболевания, ожирение, аллергию, рак, диабет и прочий букет заболеваний – это просто бомба! Зато такой хлеб дешевый. Ну и он напрочь забивает весь кишечник слизью. Потому у тех, кто ест часто магазинный хлеб и хлебобулочные изделия запоры гарантированы. Для справки – понимаю, что не к столу сказано, но если вы ходите “по большому” реже 1-2 раз в день – это считается запором. В запорах нет ничего особенного кроме того, что они отравляют организм. А яды идут по всему организму и в том числе, в головной мозг. Сколько у нас людей страдают головными болями? А главная и единственная причина головных болей – это яды в тонких сосудах головного мозга, которые “скребут” по внутренним стенкам сосудов.
Разница между хлебом на закваске и промышленным хлебом? Я не претендую на уникальность, но скажу, что разница между хлебом на закваске своими руками и хлебом из магазина просто невероятная. И если вы не пробовали хлеб на закваске (который, впрочем, так же бывает разным), то хлеба вы не ели. Посмотрите на магазинный хлеб через пару дней после того, как его начали есть – он покрывается плесенью. Плесень – это низшие формы грибов, которые легко попадают в наш организм и которых чрезвычайно трудно оттуда вывести. Пока силен иммунитет, вопросов нет. Но как только иммунитет сдает, молочница, грибки ногтей, высыпания на коже и другие внешние проявления сразу дают о себе знать. О том, что творится внутри организма в этот момент, я лучше пока рассказывать не буду. Просто примите тот факт, что не так давно ученые на 100% установили связь между низшими плесневыми и дрожжевыми грибами и раком.
logachev.su
В деревне пекут хлеб вкуснее, чем в городе. Почему город невкусный хлеб делает?
Я думаю что это дела вкуса Кому-то нравится мягкий белый хлеб А кто-то безума от немного черствого Вкусы не будем трогать ДА -А действительно в деревнях бывает хлеб вкуснее ВО первых хлеб в деревне пекут добовляя, вместо воды, сыворотку Хотя и вгородах, начинают это делать Бывает добовляют в хлеб и рассол вместо воды Хлеб долго не черствеет Бывает опарный и безопарный хлеб Безопарный хлеб хорошо у кого Большой сахар в крови Вразных деревнях рецептура хлеба разная Иногда еедержут в тайне и передают из поколения в поколение НО не зависимо от рецептуры он почти везде вкустый Потому что Количество хлеба небольшое И поэтому теста замешиваются вручнуюб с душой и слюбовью А в городе почти все делают машины А как мы знаем у машин не бывает душиПРИ ручном замесе от рук тепло любовь и положительная энергетика передается будущему хлебуМука должна хорошо просеяна Это нужно чтобы мука насытилась кислородом А в городе все делают машины Акак мы знаем у машины нет души В деревне хлеб получается румяным с хрустящей корочкой ЕГО никто не будет упаковывать в пленку Потомучто -Хлеб не залеживается на прилавках магазинаЗнайте горячий хлеб не полезен для жлудка В деревне все кажется вкуснее потомучта там все стараются делать с любовью.... Вячеслав
Мука неправильная, вернее плохого качества!
У нас в городе вкусный. И разнообразный.
Мне кажется вкусный, наверное потому что деревенский ни разу не пробывала.
в деревне совести у людей больше - они все по рецепту делают, а в городе мухлюют. Эх - даж на хлебе (((
в деревне пекарь в него душу вкладывает, а в городе на ширпотреб работают.
может экономят на всем подряд, примеси какие-нибудь добавляют, чтобы больше теста получалось...
В городе хлеб идет на производство. в деревне для себя!
экономят на всем....
На хлебозаводах для экономии и ради получения прибыли на пустом месте нарушают технологию изготовления, а так же разворовываются продукты.
Потому что в деревне пекут, хлеб как для себя, а в городе экономят на всем, меньше муки больше води и тд.
в деревне свой хлеб в русской печи да и положат всё что нужно, а в городе сэкономят и домой продуктами заберут
Вода и разное количество производимого хлеба. Любое блюдо взять, даже в домашних условиях, и приготовить в разных количествах. Там где меньше - будет вкуснее. :)
Потому что стараются сделать побыстрее и побольше, а тут спешка вредит! Я вообще сама хлеб пеку, вот уже год не покупаем, мой хлебушек не черствеет по 4 дня, а вкусный какой!!! Да и дешевле получается!
Все очень просто. Городской хлеб пекут быстро, потому что важно количество и время. Тесто должно подниматься очень медленно и дрожжей должно быть мало. А для теста городского хлеба употребляют много дрожжей, чтобы тесто быстрее поднималось.
если соблюдена технология и все продукты вдложены, то и в городе хлеб вкусный
А мне серый хлеб нравится. в Москве такого почему то нет.
touch.otvet.mail.ru
Отправка в город хлеба. Несколько лет в деревне
Отправка в город хлеба
Организация местной хлебной торговли. – Поездка в город за деньгами. – Разговор с Чеботаевым. – Планы относительно сбыта хлеба. – Русский американец. – Организация отправки хлеба помимо города прямо в Рыбинск. – Зима, весна, неурожайный год. – Рыбинск.
Время шло, погода, наконец, установилась, но большая половина урожая погибла. Благодаря сушилкам, я представлял счастливое исключение. Весь почти мой хлеб, высушенный, лежал в амбарах, и я с нетерпением ждал времени, когда погода позволит отправить его в город для продажи, так как в деньгах сильно нуждался. Правда, сушка стоила мне лишних денег, но я с лихвой надеялся наверстать их продажей хлеба в такое время, когда, почти наверное, ни у кого его не было. Как только просохла дорога, я послал для пробы 500 п. Партия была продана по 72 коп. Мне обошлась молотьба и сушка по 18 коп. с пуда, извоз 15 коп., земля, пашня, удобрение, жнитво, подвоз снопов, администрация – 13 коп. Итого 41 коп. Пользы получалось 31 коп. на пуд, т. е. до 75 %. Долго не думая, я послал сразу партию в 10 тыс. пудов.
Увы! с моим хлебом повторилась обычная история.
Продажа хлеба производится у нас в городе, куда его привозят на лошадях (по железной дороге, не смотря на то, что она находилась от меня на расстоянии всего 50 вер., а город в 130 верстах, возить не выгодно: мешки, нагрузка, выгрузка, доставка в городе на базар, – всё это значительно превышало стоимость провоза на лошадях).
Вся хлебная торговля сосредоточена в руках 5 – 6 купцов, которые и покупают его по очереди на базаре, делая так называемую «одну руку». Смотря по надобности, купцы повышают или понижают цены. Мало хлеба на базаре – цена повышена, слух быстро разносится по деревням, и хлеб в изобилии появляется на рынке. Тогда купцы сбавляют цену, зная, что назад хлеб не повезут.
Мой хлеб был единственный на базаре. Проведав, что хлеб одного владельца, купцы, промучив приказчика три дня, заставили его продать весь хлеб по 28 коп.
– Да как же вы смели? – закричал я.
– Помилуйте! Что ж мне было делать? В первый день мне предложили 45 коп., на второй 85 коп., а на третий 28 коп., с угрозой на четвёртый дать только 20 коп. Подводчики ждать не хотят, чуть не за горло хватают, чтобы дал расчёт. Ехать назад? Туда да назад – лишних 30 коп. выбросишь – опять толков нет. Знаю, к тому же, что вы без денег. Ссыпать в городе и ждать время – извозчиков нечем рассчитать. Подумал, подумал и продал.
Выходило так: хлеб, подвезённый в снопах к молотилке, выгоднее было подарить мужикам, так как только молотьба, сушка и извоз окупались. Всё остальное: земля, семена, пашня, жнитво, подвоз, – пропавшие деньги. В конце концов, вместо 7.200 руб., я получил 2.800 рублей. В переводе на русский язык это значило, что надо было ехать немедля в город занимать денег, так как полученных для расчёта не хватало.
По дороге я ночевал у Чеботаева. Когда я ему рассказал, в чём дело, он проговорил:
– Вот тут и хозяйничайте.
– Ведь, это чёрт знает, что такое! – волновался я, ходя по богатому кабинету Чеботаева, в то время, как хозяин, закинувшись, полулежал на широком, чёрным сафьяном обитом, диване. – Если разбойник на большой дороге меня грабит, у меня есть утешение, что я как-нибудь могу с ним бороться, могу убить его; наконец, если он убьёт меня, его могут поймать, – одним словом, тот хоть чем-нибудь рискует, а эти негодяи ничем. Сидят себе на скамеечке, гладят своё жирное брюхо и хохочут нагло: «как ловко, дескать, барина распотрошили»… Тьфу, гадость какая! И это хлебная торговля – в стране, исключительно земледельческой, – в стране, которая только и держится своею хлебною торговлей! Точно нарочно весь край отдан в руки 5 – 6 негодяев, которые что хотят, то и делают. Ты работаешь, хлопочешь, добиваешься невозможного – для чего? – для того, чтобы набить карманы 5 – 6 дармоедам, а самому лечь костьми. У тебя хлеб, ты представитель труда, знания, – эти дармоеды, эти акулы, кроме аппетита, ничем не обладают. Им полный кредит – общественный банк, государственный, тебе – ничего.
– Да, всё это так, – соглашался Чеботаев, – а, всё ж таки, батюшка, вы сами виноваты.
– Чем виноват?
– Тем виноваты, что не в урочное время свой хлеб повезли. Такого факта не могло быть, если бы ваш хлеб продавался в то время, когда все продают. Ну, много, много гривенник потеряли бы, до не 40 коп. Послали же вы не вовремя в надежде заработать лишнее, так сказать, не заслуженное, шли на риск, – не будьте же в претензии, что, вместо заработка, получили убыток.
– По-моему, так, как вы, нельзя смотреть на вещи. Гадость, какую со мной проделали несколько негодяев, вы возводите в какую-то теорию и обвиняете меня же. После этого, если меня ограбят на большой дороге, виноват буду, по-вашему, я, потому что ехал по дороге, зная, что на дороге разбойники.
– Надо принимать соответственные меры, а раз вы их не принимаете или не желаете принимать, – некого, кроме себя, винить.
– Какие же меры против них принимать?
– Везите ваш хлеб, когда все везут; поручайте продажу вашего хлеба опытным посредникам.
– А если мне некогда ждать того времени, если мне деньги нужны?
– Ведите ваши дела так, чтобы деньги вам были не нужны, а без этого вам нечего и хозяйничать. У нас нет кредита, поэтому или надо продавать хлеб за бесценок, или кредитоваться у частных лиц, чего от души вам не советую, так как стоит только начать, и вы не оглянетесь, как они оплетут вас всего. Чтобы избежать всего этого, вы, ведя хозяйство, должны вести свои дела в таких рамках, чтобы ваш годовой бюджет заходил год за год, т. е., чтобы к тому времени, когда вам нужны деньги и когда вы начнёте продавать первый урожай, второй чтобы уже лежал в ваших амбарах.
– Может быть, это и благоразумно, но многие ли могут выполнить вашу программу?
– Прежде других, вы, так как, приступая к хозяйству, вы имели оборотный капитал, в 4 раза превосходивший ваш годовой бюджет. Да, наконец, что ж из того, что немногие могут выполнить? Оттого так немного народу и может удержаться в деревне. Все эти обвинения нас, дворян, в том, что мы прокутили наши состояния, в общем совершенно неверны: все деньги нами оставлены большею частью самым добросовестным образом в имении же, но причина дворянского разорения именно и заключается в этом разбрасывании, в забегании вперёд.
– В чём же я разбрасывался? Разве не полезно всё, устроенное мною? Вы же сами одобряли.
– Одобрял и одобряю. Полезно, но не необходимо. Устройте всё это из доходов – другое дело. Из доходов хоть дворцы стройте, но капитала не трогайте.
– Но возьмите немцев: если б они не затратили по 10 тыс. руб. на свой надел, они никогда не достигли бы того блестящего положения.
– То немцы, а то мы. Немец скажет: «больше нельзя» – и знает, что не пойдёт. Немец, если надо, круглый год чёрный хлеб ест, а вы не будете. Немец из полученного барыша одной копейки не подарит своему работнику, а вы из будущего, не существующего ещё, умудритесь отдать весь свой заработок.
– Ну, уж и весь, – мой пуд против вашего обошёлся на 6 коп. всего дороже, но если принять, что сушка мне стоила 8 коп., переплата за извоз 4 коп., так выйдет, что я на 6 коп. дешевле, не смотря на всякие прибавки, имею свой хлеб, чем вы. Без тех затрат, которые я сделал, я не мог бы достигнуть этого: это – во-первых. Во-вторых, следующее: если бы, вместо этих акул купцов, у нас были элеваторы, если бы, вместо того, чтобы везти свой хлеб 130 вёрст на лошадях и волей-неволей доверять его дураку-приказчику, я, при существовании элеваторов, свёз бы его на станцию железной дороги, т. е. провёз всего 50 вёрст, то и не был бы в таком положении, в каком очутился теперь.
– Кто же об этом говорит? Разве с самого начала я не говорил вам, что будь всё это так, как должно быть…
– Значит, вопрос сводится вовсе не к тому, чтобы сидеть да смотреть, да приспособляться к существующим безобразиям, а к тому, чтобы бороться против этих безобразий.
– Как же вы будете бороться?
– А так, что с этой минуты ни одного фунта хлеба я не продам больше этим акулам, нашим городским купцам.
– Что ж, вы его съедите?
– Нет, не съем; а повезу его сам в Рыбинск, куда и они везут.
– Это уж совсем оригинально. У вас не хватает средств приготовить этот хлеб, а вы его ещё хотите везти в Рыбинск! Это я и называю разбрасыванием.
– Да в чём же тут разбрасывание? Вы сами же говорите, что с хлебом надо выжидать, – вот пока вы выжидаете, я перевезу свой хлеб в Рыбинск. Купцы нанимают же барки, и я найму.
– Но в барку пойдёт сто тысяч пудов, а у вас 20, а остальные?
– Я составлю компанию.
– Ну! – махнул рукой Чеботаев, – Да где ж вы найдёте людей для этого?
– Вас первого.
– Я не пойду.
– Буду искать других.
– Нет, батюшка! Это уж не хозяйство, а верное разорение. При других условиях из всего этого, может, и вышел бы толк, но при наших, в этих обломках ещё не пережитого прошлого, так сказать, на развалинах Карфагена, бросаться очертя голову, преодолевать вековые препятствия, имея семью, это, батюшка, извините, безрассудство.
Так мы с Чеботаевым ни до чего и не договорились. Каждый стоял на своём. Под конец мы оба разгорячились и подняли такой крик, что на выручку к нам пришла Александра Павловна, жена Чеботаева.
– Вы такой крик подняли, что прислуга думает, что вы на смерть ссоритесь. Идём лучше. чай пить. Удивительный вы народ, право. Друг без друга скучаете, а сойдётесь – точно враги смертные. Вы бы хоть пример брали с Надежды Валерьевны и меня.
– Вы, женщины, неспособны воодушевляться общественными вопросами, – ответил Чеботаев, толкая меня в бок.
– Скажите, пожалуйста, – спокойно усмехнулась Александра Павловна, усаживаясь за чайный стол. – Была я на вашем земском собрании, видела ваше воодушевление.
– Она, – Чеботаев кивнул на жену, – подала как раз, когда мы ломали вопрос о страховке скота; в конце концов, только я, К. да Ку-в и подали голоса за страхование.
Наступило молчание.
– Я, батюшка, в земстве избрал себе благую часть – школу.
– Я слышал про вашу деятельность, – отвечал я. – Но опять, извините, не согласен с вами. В рамках программы вы делаете действительно всё, что можете, но сама-то программа, по-моему, не стоит выеденного яйца.
– Почему? – вспыхнул Чеботаев.
– Да помилуйте! Вы тратите массу денег для того, чтобы выучить ребёнка читать и писать. Это беспочвенное, отвлечённое знание, во-первых, приносит ему весьма мало пользы, и скорее вред, так как этим знанием пользуются большею частью для того, чтобы стать выше толпы, бросить свой крестьянский труд, и только в редких случаях употребляют его на что-нибудь другое – в роде чтения Священного Писания… Во-вторых, эти знания по своим результатам далеко не соответствуют тем затратам, какие на них делаются. За эти деньги, по-моему, можно дать настоящее, прямо к цели направленное образование. А главная цель – улучшение благосостояния крестьян, и учи их, начиная с маленького возраста, как улучшать это благосостояние. Заводите учителей, которые бы знали обработку земли; были бы хоть немного агрономами, поставьте всё это на практическую почву, – вот это будет школа.
– Прежде всего, школа не должна преследовать корыстных целей, Цели её исключительно воспитательные.
– Да благосостояние и воспитание в тесной связи между собой, – перебил я горячо Чеботаева. – Ну, что же вы будете воспитывать человека, которому есть нечего? Научите прежде его, как честно хлеб он должен добывать себе, а вместе с этим вы и сами не заметите, как придёт то воспитание, которое вы хотите ему дать.
И снова загорелся между нами спор, который длился до самого ужина.
– Нет, господа! я сегодня вам больше не дам спорить, – объявила нам за ужином Александра Павловна – Вы оба завтра заболеете.
* * *
Мысль обойтись в продаже хлеба без возмутительного посредничества местных акул не давала мне покоя всю дорогу. Я, между прочим, вспомнил рассказы местных жителей о том, что Пётр Великий устроил в 15-ти верстах от моего имения серный завод, а когда дело не пошло, то сплавил его к устьям Волги, воспользовавшись для этого протекавшею мимо завода рекой Сок, впадающею в Волгу. Мысль воспользоваться рекой, протекавшей всего в 15 верстах от меня, просто жгла меня. Если она была при Петре сплавной, то и теперь она должна быть такой же. Единственно, что могло служить препятствием – это настроенные мельницы, но, сделав изыскание и доказав сплавную способность реки, можно было настоять на уничтожении мельниц в тех пределах, где река могла быть сплавной.
В Красном Яру, большом селе, находящемся в 60 верстах от моего имения, расположенном на р. Соке, пока перепрягали лошадей, я пошёл посмотреть на эту реку. Каково же было моё удивление, когда на берегу я увидел громадную баржу. От рыбаков, сушивших на берегу сети, я узнал, что этою весной в первый раз один купец, Юшков, сплавил из Красного Яра в Рыбинск баржу с хлебом. Стоявшая на берегу барка была арендована им же. Моя мысль на половину была предвосхищена.
Юшков в нескольких верстах от Красного Яра арендовал большую мельницу. Вопрос был настолько важный, что я своротил с большой дороги и заехал к нему на мельницу, чтобы разузнать всё, касавшееся интересовавшего меня вопроса.
Мельница Юшкова, с массою построек, была расположена на открытом месте. Все постройки были каменные и крытые железом. Усадьба была обнесена высокою каменною стеной. Через широкие ворота мы въехали в большой чистый двор. В углублении его, с правой стороны, стоял красивый каменный флигель, отделённый от остального двора решётчатым забором, крашеным зелёною краской. За забором виднелись домашние постройки, – конюшни, сараи и проч, Большие зелёные железные ворота этих строений были заперты громадными тяжёлыми замками. В окнах флигеля виднелись скромные занавески и цветы. С левой стороны двора помещалась мельница, а прямо напротив – ряд амбаров. Чистота и порядок бросались на каждом шагу в глаза. Хозяин был в мельнице. Имея сам мельницу, питая к ней даже некоторую слабость, я сейчас же увидел, что Юшков прекрасно понимает мельничное дело. В этом не трудно убедиться. Если мельница работает без шуму, если пол не дрожит под вами, если в механизме ничего не стучит, если мука из-под камня идёт холодная, мягкая, пухлая, ровною струёй, если камень вертится ровно и плавно, как по маслу, а не прихрамывает на один бок – значит, всё дело в порядке.
Чтобы добиться такого порядка, нужно, чтобы хозяин сам сумел почти что выстроить всю мельницу, – всё здесь зависит от таких мелочей, которые не специалисту покажутся сущим пустяком, но в которых вся сила. Юшкова я застал возившимся за ковшом, который, по его мнению, неравномерно двигался, вследствие чего хлеб неравномерно попадал под камень. Это был человек лет сорока, высокий, широкоплечий, худощавый, слегка сгорбленный, с умными, выразительными глазами, и с русою подстриженною бородкой.
– Чем могу служить?
Я назвал себя и объяснил цель своего приезда.
– Ехал я сюда и думал, что вот не худо бы воспользоваться Соком для сплава хлеба, и вдруг узнаю, что уже моя мысль вами приведена в исполнение. Я не мог себе отказать в удовольствии познакомиться с вами.
– Очень приятно. Рад служить, чем могу. Я тоже о вас слышал. Слышал и о ваших новинках и о том, что наши горчичники вам подстроили.
И когда я не сразу понял, он добродушно подмигнул и сказал, улыбаясь:
– Насчёт продажи-то вашего хлеба…
Он делал сильное ударение на о.
– А-а! слыхали?
– Как же, слышал. Одно слово – горчичники. Мне-то они сколько крови испортили! А теперь уж я им портить стану, – дай срок. Что ж, однако, мы тут стоим? В горницу милости просим, закусить чем Бог послал, чайку напьёмся.
Он повёл меня через двор к флигелю.
– Что это у вас за столбики? – спросил я.
– Это мой телеграф, – рассмеялся Юшков. – Всякий народ живёт, строго надо быть. Вот, как ночь придёт, я свой механизм от столбика к столбику и проведу. Чуть кто тронул, а у меня уж звон в комнате.
– Осторожный же вы.
– По нынешним временам нельзя.
В это время на двор въехала телега с хлебом.
– Ты что? – крикнул Юшков мужику.
– Хлеб надо? – спросил тот.
– Рожь?
– Знамо, рожь.
Юшков подошёл к возу.
– Покажи.
Крестьянин нехотя стал разворачивать полог.
Юшков быстро запустил руку в воз и вынул из глубины горсть ржи.
– Сыровата, – сказал он, осматривая зерно и пробуя его в зубах.
– По нынешним временам суше не будет, – уверенно ответил мужик.
– Ну, ладно, – подожди здесь, пойду свешу.
Юшков и я пошли. Когда мы входили в комнату, крестьянин решил следовать за нами и не спеша, уверенною походкой направился к калитке.
Я заметил, что Юшков замедлил шаги, стал рассеянно отвечать на мои вопросы и внимательно, но незаметно начал следить за мужиком. Я скоро понял, в чём дело. Чуть только крестьянин отворил калитку, как громадная цепная собака с страшным лаем, выскочив из конурки, которую я не заметил при входе, набросилась на мужика.
– Ай-ай-ай! – закричал благим матом крестьянин, мгновенно отскакивая за калитку.
– А я тебе что ж сказал: чтоб ты подождал? – с невинною миною спросил Юшков. – Так, ведь, шутя и без носу останешься.
– А хай ей, проклятой, чтоб она подохла! – выругался в утешение себе крестьянин, направляясь к возу.
– Другой раз не пойдёшь самовольно, – говорил Юшков, всходя на крыльцо, – и другим закажешь.
Комнаты в квартире Юшкова были низенькие, но чистые; воздух спёртый; пахло лампадным маслом.
– Милости просим, – указал он на приёмную. Эта комната аркой делилась на две: в одной стояла в чехлах гостиная мебель, в другой помещалась столовая. Гостиная мебель была на европейский манер.
– Прошу садиться, – говорил Юшков, – а я пока распоряжусь едой.
Когда Юшков возвратился, он прежде всего вынул из буфета прибор для определения веса хлеба и внимательно взвесил принесённый с собой образец ржи. Потом, взяв карандаш и бумажку, он сделал какой-то расчёт, позвал человека и сказал:
– Иди к тому мужику и скажи, что в городе ему за хлеб дадут 52 коп. Извоз до города 8 к., остаётся 44 коп. Если хочет за 46 ссыпать, пусть ссыпет, нет – пусть уезжает. Больше ничего не прибавлю; 2 коп. против города прибавлю за чистоту.
Человек ушёл, а Юшков наблюдал в окно. Вот посланный подошёл к крестьянину, что-то сказал ему, крестьянин сердито махнул рукой, подошёл к лошади и за повод повёл её за ворота.
– Скатертью дорога, – сказал Юшков, отходя от окна. – Вы думаете, он уедет? Ничуть не бывало! Выедет за ворота и будет ждать, не пошлют ли за ним. Хитрый народ! Он лучше меня знает городскую цену и знает, что я ему правду оказал. Постоит и отдаст. Всё ж таки я доволен. Лет шесть тому назад, как я поселился здесь, они возили мне такой хлеб, что хоть свиньям его бросай, а потихоньку я приучил их очищать хлеб. Вот посмотрите, – такого хлеба в город не повезут.
Хлеб, действительно, был чистый. На мой вопрос, как он додумался до сплава по Соку, Юшков сказал:
– Нужда додумалась. Доняли меня городские горчичники. Дай-кось, думаю, съезжу в Рыбинск. Повёз небольшую партию, узнал дорогу, – ну, и начал возить. А тут и насчёт Соку надумался. Поговорил с тем, другим, с пароходчиками разговорился, – тары да бары – сел в лодку, да и поехал до самого устья. Только одна мельница и мешала. Снял я её в аренду за 1.000 руб. в год, разобрал плотину с подпиской собрать её, как отдержу срок, и провёл пароход. После этого нанял две барки и стал скупать хлеб. В банке кредит мне открыли, – вот одну барку нынче и сплавил; хотел другую, да не хватило хлеба, – народ ещё мало знает кругом. Нынче надеюсь две барки.
– И выгодно?
– Когда не выгодно: против городских-то горчичников на 6 коп. дешевле. Цена за провоз до Рыбинска та же, что из города, что отсюда – 6¾ коп. с пуда со страховкой, со всем уже.
– Это, значит, от меня, – сказал я, – выйдет вот что: к вам 7 коп., да до Рыбинска 6¾, итого 13¾ коп., теперь же я только до города плачу 15 коп., а на 1.200 вёрст дальше буду платить на копейку с ¼ дешевле – ловко!
– Ну, а если бы я предложил себя к вам в компанию по доставке хлеба в Рыбинск? – спросил я Юшкова, когда мы сидели за чайным столом.
– Что же? С моим удовольствием. Вам как угодно – на комиссию мне хлеб дать или самим отправлять? Если на комиссию, я возьму с вас 3 коп. с пуда. Если хотите участвовать во всех расходах и быть самим отправителем, я возьму с вас Ґ коп.
В мои планы входило быть участником, что я и объяснил Юшкову.
– Я желал бы, – сказал я, – сделать опыт. Если бы он удался, то, может быть, удалось бы вместе с вами организовать большое дело. Мы бы брали хлеб на комиссию и покупали бы его. Если бы дело пошло, мы могли бы устроить что-нибудь в роде американских элеваторов, выдавая под хлеб ссуды, а после продажи додавали бы остальное, удержав себе комиссионный процент.
Я рассказал ему в общих чертах устройство элеваторов в Америке.
Он внимательно слушал и высказал большое сочувствие моей идее.
– Я вот и не знал, как в Америке ведётся это дело, а и у меня устроено так же, как у них. Например, хоть очистка хлеба. Вы думаете, я как купил хлеб, так и везу его? Нет. У меня каждый хлеб доводится до натуры. А что ж эти горчичники? Хороший хлеб – вали, плохой – туда же, сухой, сырой всё в одно место. Этакую кашу свалит – он у него и подопреет, и слежится. Ему что? Лишь бы гривенник на пуд сорвать, а там хоть трава не расти. Этакое животное – и в голову себе не берёт, что он подрыв всему нашему делу за границей делает. Я считаю, что с нашим хлебом заминка за границей только от нашей халатности идёт.
– Совершенно верно, – сказал я. – Вы знаете, например, факт, что в Щецине существует масса элеваторов, которые делают то, что вы делаете, т. е. русский хлеб сортуют, отбросы продают по той цене, по какой хлеб у нас покупают, а очищенный хлеб вдвое дороже.
– Ну, вот, – подхватил Юшков. – А провоз этого отброса через всю Россию – тут опять накостим на четверть на худой конец 50 к., а то, что этим цена на хлеб совсем другая выходит – это чего стоит?
– Я следил, например, за газетами, – продолжал я. – В прошлом году, когда у нас пшеница продавалась по 70 коп., в Лондоне в то же время цена на неё была 2 рубля. Вот и считайте, что мы платили за нашу халатность. А вот в Америке этого не может быть. Я сдал свой хлеб в элеватор, получил квитанцию, номер моего хлеба инспекция обозначила – и весь мой хлеб в кармане. Когда захотел, где захотел – продал. Тяжёлый, громоздкий продукт превращается в товар не тяжелее той бумажки, на которой написано его количество – те же деньги.
Долго ещё мы разговаривали с Юшковым и порешили на том, что он мне уступает в барже место на 30 т. пудов, которые я в течение зимы должен буду свезти к нему в кулях и сложить в бунты. Хлеб должен быть очищенный и по возможности доведён до натурального веса. Он показал мне тот способ, каким он очищал свой хлеб, с тем, чтобы и я у себя на мельнице завёл такие же приспособления.
– На этой очистке не только убытка нет, но чистая польза будет. С пуда слетит у вас фунта 2 отбросу, т. е. на прокорм вашего скота у вас получится 1.500 п. прекрасного корма, да за пуд получите вы копейки 4 дороже, а два фунта стоят 2 коп.; таким образом, 2 копейки останется, – на 30 тыс. пудов это 600 рублей.
Моего хлеба у меня оставалось тысяч 10 пудов, остальные 20 тыс. я решил скупить у окрестных крестьян.
Вследствие этого, в виду предстоящего дела, денег мне нужно было около 20 тыс. рублей, которые я и решил взять в общественном банке под залог имения. Директор банка был из купцов, в длиннополом сюртуке, с солидным брюшком. Он сказал мне, что залог – это длинная процедура и раньше весны денег мне не выдадут, что гораздо проще взять у него денег, – дороже на 2 %, но зато спокойно, без всяких вычетов, а в банке, как всё посчитать, так не 8 %, а все 12 выйдут.
– А кредит в банке по векселям вы мне не откроете?
– Этого никак нельзя. По нашему делу ежели наш брат-купец начнёт хозяйством заниматься – и тому сейчас кредит сбавляем. По нынешним временам веры вам, помещикам, нет, – самое пустое дело нынче хозяйство. Вот если с торгов, либо по случаю купить землю, да под распашку пустить её в сдачу, – ну, тут убытка нет, а чтобы хозяйством – по нашим временам нельзя. Какое хозяйство может быть, когда на базаре хлеб дешевле купить, чем его снять? Где же нам тягаться с мужиком? У него труд свой, неоплаченный, – что дали, то и ладно, – а мы-то за всё заплати… Нынче только мужику и сеять.
– Мужик с десятины получит 60 пудов, – ответил я, – а разными улучшениями я добьюсь с той же десятины 200 пудов. Вот почва, на какой возможна конкуренция с крестьянами.
– Нет, 200 пудов никогда вы не получите. По нашим местам вся сила в дожде, – не будет его, так же черно будет на вашем поле, как и у мужика.
Спорить было бесполезно и я уехал, обещая обдумать предложение относительно займа денег у него. Сделал я было попытку обратиться к другим капиталистам, но условия директора банка оказались самыми выгодными. Купец Семёнов объявил, что под имение меньше сорока тысяч не согласен дать. Процент – 9 годовых, закладная на десять лет, все проценты за десять лет приписать к закладной, неустойка 10 тыс. руб. В случае неуплаты в какой-нибудь из сроков срочного платежа, волен он, Семёнов, взыскать с меня всю сумму сполна, т. е., выдавая мне на руки сорок тысяч рублей, Семёнов желал в закладной написать сумму 86 тысяч рублей, которую всю и взыскал бы с меня в том году, когда я не смог бы или опоздал внести срочный платёж – 3.600 руб. Семёнов, в то время, когда я обращался к нему, имел уже слишком 200 тысяч десятин, – все таким способом приобретённых исключительно от дворян.
Попробовал я поискать денег под вексель. Копия Семёнова, бывший военный, ростовщик Клопов, попросил 24 % годовых и сверх суммы вексель на 5 тысяч рублей в обеспечение, как он выразился, долга. Все остальные предложения, куда я ни обращался, были в том же роде, с тою разницей, что чем меньшую сумму я искал, тем несообразнее были требования. Что всего обиднее было, так это то, что все эти господа были твёрдо убеждены в том, что я денег не в силах буду возвратить, и что за выданные деньги они получат моё имение. Они подробно расспрашивали о состоянии имения, а Клопов даже просил особую обеспечивающую подписку, что я не буду рубить лес, не сдам без его согласия землю, не возьму денег вперёд и пр. Одна вдова толковала о том, что, давая деньги, рискуешь, вместо этого надёжного товара, приобрести ничего нестоящее имение, с которым потом и возись, как знаешь.
– Что ж, у вас усадьба есть, и сад, и пруд, и рыба водится?
Описание всего, видимо, её соблазняло.
– Ох, уж и не знаю как, – раздумчиво говорила она. – Возись потом. Ну, уж Бог с вами, 10 тысяч могу вам дать на 6 месяцев.
– На каких условиях?
– Да что ж, батюшка? Дело моё одинокое, две дочки невесты, вывозить надо, положите две тысячи рублей.
– Это 40 % годовых? – пришёл я в ужас.
– Вот как с вами, господами-то, иметь дело? Мужик-торговец придёт: возьмёт сотенку, месяца через три принесёте четвертную за процент, да ещё в ножки поклонится. Вам же решаешься целый капитал вручить, а вы, прости Господи, ещё фордыбачитесь. Даром, что ли, отдавать вам деньги?
После всех поисков, я окончательно остановился на директоре банка, у которого через три дня и получил деньги с удержанием годовых процентов.
Мысль, что я влез в долг, неприятно тревожила меня, но энергично отгонялась сознанием, что долг этот делается производительно, что если удастся провести задуманное в жизнь, то это даст возможность радикально изменить условия хозяйства в моей местности.
* * *
Вся зима прошла в хлопотах о заготовке хлеба. Скупая у окрестных крестьян хлеб, я каждому толковал, с какой целью это делаю, и говорил, что хлеб, который я покупаю у них, я беру только на комиссию и что, когда продам хлеб, – излишек дохода против расхода, за вычетом комиссионных, возвращу им. Мужики недоверчиво покачивали головами и ничего не говорили.
Заготовка навоза, как у меня, так и у мужиков, шла деятельно. Петра Белякова и Керова уговорил я валить навоз в кучи, а не разбрасывать отдельными возами. За то же, что весной у них будет лишняя работа при развозке навоза, я подарил им по два кряжа на доски для устраиваемых ими амбаров.
В эту же зиму помирился я и с пятью богатыми мужиками моей деревни – Чичковым, Кискиным и др., которые, как я уже говорил, уходили на новые земли искать счастья.
Попытка уйти оказалась неудачной. Они причислились к одной мордовской деревне с наделом пятнадцать десятин на душу. Всего у них было вволю: и земли, и леса, и воды. За право приписаться к обществу с них спили с каждого по пяти вёдер водки и разрешили пользоваться душевым наделом с ежегодною платою по 9 рублей. Сначала переселенцы были счастливы и чувствовали себя чуть не на седьмом небе. Мои князевцы, с их слов, называли их счастливцами и говорили, что им теперь и помирать не надо.
– Прямо в рай попали: ты гляди – девять рублей за 15 десятин, а у нас сколько денег-то отдать за такую уйму земли надо?
Выходило, что отдать надо 43 рубля.
– Видишь чего? Где ж тут вытерпеть!
Появление через год богатых с просьбой пустить их обратно удивило одинаково и мужиков, и меня.
– Как же это так? – спрашивал я возвратившихся. – Ведь, вы сами же так расписывали своё благополучие?
– Да что ж, сударь, правду надо говорить, – отвечал Чичков. – Оно, конечно, 60 коп. за десятину цена пустячная против наших цен, – вовсе даром. Да что же, когда и этих денег их земля-то не стоит? Первое, что здесь всё в цену идёт: воз соломы, и тот рубль стоит, а там и даром она никому не нужна. Телёнок в наших местах 3 руб., а там и за полтинник его не продашь. До города 250 вёрст, повезёшь хлеб – с пуда-то 15 коп. больше не придёт, а здесь на худой конец 30 коп. получишь. Опять же народ несообразный, правды нет, за водку всё сделаешь. Поле дали дальнее, 12 вёрст от жилья. Половина сгнила, другую без малого всю разокрали, – как посчитали-то за год, так и увидели, что без малого половину денег-то порастрясли. Копили годами, а прожили годом. Ну, вот и надумались опять к твоей милости.
– На общих основаниях, – с удовольствием, – ответил я.
– Позвольте, сударь, не идти на контракт. Уж вы лучше дальнюю земельку перепустите за нас.
– Нет, не дам.
– Ведь, странним же сдаёте, чем же мы хуже? За нами деньги не залежатся, хоть за весь год вперёд отдадим.
– Не в деньгах сила. Без контракта вы пошли мутить народ, сегодня здесь, завтра перебираться. Насмотрелся я. А вот, как сядете на контракт, у вас одна думка и будет.
– Да нам что мутить-то? Каждый как знает, так и живёт. Народ-то уж по-твоему наладился – и Бог с ними. Пожалей и нас: мы тоже твои, ведь, на этой земле выросли, отцы наши тут лежат, маемся мы по свету, как Каины, и угла не найдём. Пожалей, будь отцом.
Сознательно или бессознательно они попали в самое больное моё место, – мысль, что я лишил их некоторым образом родины, часто не давала мне покою.
– Не могу я ничего сделать. Придумайте что-нибудь другое, а земли я вам сдавать не буду, – соблазн другим.
Несколько раз приходили богатые и ничем наши разговоры не кончились.
– Ну, дозвольте нам так, – предложил раз Чичков, – станем мы жить на деревне, скотину дозвольте нам пасти на вашем выпуске, а землю станем мы брать на стороне у соседних помещиков.
Задумался я.
– Что ж, на это я согласен. Насчёт выпуска со стариками поговорите, – это до меня не касается. Деревня позволит – и я согласен.
С деревней у них дело скоро сладилось: пять вёдер водки и по 1 рублю со скотины за лето.
– Ведь, они лучше вашего вышли, – говорил я князевцам, узнав про сделку.
– Знамо лучше.
– Да как же так? Опять они вам сели на шею. Теперь за них вы будете работать.
– Чего будешь делать? Стали просить – подали по стаканчику, в голове зашумело, раздразнились, потянулись за водкой и пропили выпуск.
– Вы точно малые дети; как же вам не стыдно?
– Дети-то оно дети, да и без них-то нельзя. Вот, к примеру, жнитво: ты нам не сдаёшь, а они уж сдачу открыли.
– Как! Сдают?
– Сдают.
– Почём?
– По три рубля.
– Да, ведь, летом жнитво 10 рублей.
– Да лето-то далеко, чего станешь есть?
– Ну, так вот что: и я сдавать стану жнитво, сейчас пять рублей, а летом остальные, а рубль против цены, какая будет меньше.
Почти все мужики забрались у меня жнитвом.
– Ну, что, перестали у богатых брать?
– Которые перестали, а которые берут.
– Да какой же расчёт? Почему же не у меня берут?
– Потому что у тебя взяли уже. Это по другому разу.
– Как же вы успеете?
– Успеем, Бог даст.
– А если не успеете?
Мужики смеются.
– Сперва ты поневолишь, потом за своё, Бог даст, живы будем, примемся, а там, что поспеем, и на них поработаем, а что не успеем – до будущего года. Вот с тобой деваться некуда, а с ними беда не велика: хочу выжну, а не хочу – что он со мной поделает?
– Работ не станут давать.
– К другому пойдём. Много их охотников на даровщину.
Я спохватился, но уже было поздно, что сделал ошибку, разрешив богатым снова поселиться в Князеве. Крестьяне в этом отношении мало думали о будущем: они, что могли, брали у меня в долг, а когда я отказывал, шли к богатеям. В результате, они были в долгу, как в шелку.
– Работаем, как лошадь, а толков никаких; так, в прорву какую-то идёт. Хуже крепостного времени выходит.
– Да, ведь, за каждую работу вы сполна же получаете. Сами же вперёд берёте; сами говорите, что есть нечего.
– Конечно, сами. Другой раз и ничего, а другой раз так, зря, возьмёшь деньги, изведёшь их без пути, а потом и поворачивайся, как знаешь. Хоть, к примеру, извоз. Целую зиму скотину, себя маешь, а что у тебя заработали? – и за землю не наверстали.
– Зато же у вас строения новые.
– Новые-то новые, да их есть не станешь, как нужда придёт. Опять с урожаем подшиблись: считали – ни Бог весть сколько, засыпемся хлебом, а он-то на 50 пудов обошёлся.
– Кто ж тут виноват, что хлеб погнил?
– То-то оно и есть, что мы-то своим грешным умом и так, и сяк, а забываем, что над нами-то Бог.
– Да причём тут Бог?
– А вот и причём. Мы-то Его знать не хотим, а Он-то нас знает. Ни один волос без Его воли не упадёт с нашей головы. Так-то, сударь, – укоризненно заканчивал какой-нибудь Елесин.
– Наладила сорока Якова. Да что ты плетёшь, куда надо и не надо, имя Божие? – говорил я, горячась. – Заповеди забыл: «не приемли имени Господа твоего всуе»; ты, ведь, по всякому пустяку, по всякой глупости треплешь имя Его. Тебе охота на печи валяться, жить хуже всякой свиньи, оправдать себя охота, ты и приплетаешь Его святое имя к своим грешным делам. Вместо того, чтобы работать, поскорее выбиться из своей нужды, ты тольк
librolife.ru
Новокузнечане продолжают задавать вопросы о качестве хлеба в городе
После интервью с главным технологом компании «Сибирский хлеб» Натальей Богатыревой новокузнечане продолжали задавать «наболевшие» вопросы о качестве хлеба в нашем городе.
Активность горожан в онлайн-чате, который организовал ВашГород.ру, показала, что хлеб — значимый продукт для многих, и каждый хочет выбрать не просто вкусный, а ещё и правильный хлеб. Мы объединили вопросы читателей, и сегодня главный технолог «Сибирского хлеба» ответит на самые важные из них.
В чём принципиальное отличие «Сибирского хлеба» от хлеба из хлебопечки и хлеба, выпекаемого в супермаркете?
Хлеб из хлебопечи — это нормальная альтернатива хлебу из супермаркета. Однако очень важно, что в условиях хлебозавода есть возможность получать более стабильное качество продукта, чем дома. Значимых факторов много, и один из них — ведение закваски. Это очень деликатный процесс. Специализированные хлебопекарные закваски — это чистые культуры, которые требуют особых условий хранения и использования, что практически невозможно организовать дома. Мы их получаем из научно-исследовательского института хлебопекарной промышленности. Именно благодаря использованию этих заквасок хлеб получает сбалансированный вкус и аромат, а также высокие органолептические качества — это пористость мякиша, толщина корки, цвет и так далее.
Особенности условий технических помещений супермаркетов, как правило, не дают возможности проведения традиционного производственного процесса с использованием заквасок и опар. Поэтому хлеб в супермаркетах обычно двух вариантов. Первый — так называемое «допекание», когда в супермаркет поступают хлебные полуфабрикаты в замороженном виде, и на месте они проходят процедуру тепловой обработки, занимающую 8−12 минут, после чего на прилавок попадает горячий хлеб. Второй вариант — использование ускоренного процесса тестоведения, сущность которого заключается в интенсификации микробиологических, коллоидных и биохимических процессов, происходящих при созревании теста. В этом случае тесто готовится на основе хлебопекарных смесей и различного вида улучшителей, а также с увеличеннойв 2−3 раза дозировкой дрожжей, что позволяет сократить процесс «созревания» теста в несколько раз. Так что горячий хлеб можно получить уже через 1,5−2 часа.
И тот, и другой способ не противоречат существующим нормам. А главное для потребителей — ведь на полку попадает тот самый «горячий хлеб»! Однако продуктом, готовым к употреблению, хлеб считается только после остывания. Для изделий из пшеничной муки время остывания составляет 1,5−2 часа, для ржано-пшеничных и заварных — до 5 часов. В течение всего этого времени в хлебе продолжаются биохимические процессы, он продолжает созревать. То есть помимо чисто физических противопоказаний употребления горячего хлеба, есть ещё и биохимические.
А правда, что бездрожжевого хлеба не бывает? В смысле — вообще без дрожжей? В закваске же всё равно есть дрожжи? А они на самом деле опасны для организма?
Бездрожжевой хлеб на рынке появился как ответ на массово распространяемую информацию о вреде терфмофильных дрожжей. Однако большая часть этой информации — фальсификация либо заблуждение из-за элементарного незнания вопроса. Поэтому для начала необходимо сказать, что дрожжи — это полезная вещь. Они на две трети состоят из белка, 10% их массы приходится на аминокислоты. В них зашкаливает количество витаминов группы B. Много незаменимых жирных кислот, макро- и микроэлементов. Полностью оправдано их использование в качестве БАДа с целью нормализации обмена веществ, восстановления после тяжелых физических и умственных нагрузок, повышения иммунитета и стрессоустойчивости.
Термин «бездрожжевой хлеб» придуман не нами, но он уже был, что называется, «на слуху» к моменту выпуска такого хлеба на нашем производстве. Так что мы этот термин тоже стали применять. А обозначает он то, что в процессе приготовления хлеба не используются дрожжи, произведённые промышленным способом. Бездрожжевой хлеб выпекается на основе специальной закваски, которая готовится путём естественного сбраживания компонентов.
Следует отметить, что рецепт бездрожжевого хлеба был разработан в «Сибирском хлебе» не как ответ на истерию СМИ, а как возможность получить интересный продукт. Безусловно, технологический процесс усложняется, приготовление этого хлеба более длительное и кропотливое. Однако результат — ещё один яркий продукт, который быстро завоевал симпатии новокузнечан. Этот хлеб содержит много полезных веществ, потому что сахара и прочие компоненты, полученные в результате естественного брожения, не расходуются на питание дрожжей, а сохраняются и придают готовому изделию глубокий, насыщенный вкус и аромат и обогащают его необходимыми нам ферментами и полезными микроорганизмами.
Какой хлеб самый полезный?
Гиппократу приписывают замечательную фразу: «Пусть пища будет твоим лекарством!». Мы разделяем эту позицию и активно реализуем её в нашем производстве. Все виды «Сибирского хлеба» и полезные, и вкусные! А для того, чтобы сделать правильный выбор в пользу того или иного вида, нужно учитывать некоторые особенности своего организма и специфику хлеба.
Например, для людей контролирующих сахар, актуальными будут наши хлеба из «Московской» серии: Московский роловый, Подмосковный и другие. В производстве этих хлебов совсем не используется сахар — даже для приготовления заварки.
Хлеб Бездрожжевой практически не имеет противопоказаний. Ароматный, вкусный, он стабилизирует кишечную флору, богат витаминами и может быть оптимальным для ежедневного питания людей всех возрастов.
Хотелось бы ещё раз отметить хлеб «Живое зерно» — это уникальная собственная разработка талантливых технологов «Сибирского хлеба». Его питательные свойства, а так же комплекс витаминов, микроэлементов и аминокислот, которые удаётся сохранить в процессе приготовления этого хлеба, позволяют заменить им ряд биологически активных добавок.
Уже во время первого этапа — предварительной подготовки зерна — активируются процессы ферментации, интенсивно образуется β-амилаза. Она активна в семенах на стадии, предшествующей прорастанию, а мы инициируем эту стадию, замачивая зерно. Хлеб «Живое зерно» показан для стабилизации обмена веществ, способствует эффективной работе пищеварительной системы. В том числе, его можно использовать как средство для контроля веса. А содержащиеся в этом хлебе аминокислоты и ферменты эффективно поддерживают нервную и иммунную системы.
Если у вас остались ещё вопросы, можете адресовать их технологу через окно «обратной связи» на нашем сайте или в группе ВКонтакте
Выбирайте правильный хлеб и будьте здоровы!
Ваш
vashgorod.ru
Хлеб в помощь
Наталья Радулова о том, почему люди не верят в доброту и злятся
Владелец продуктового магазинчика в городе Струнино бесплатно раздает хлеб бедным. За это "нахлебники" уже пытались жаловаться на него в прокуратуру, обзывали черномазым и обещали посадить — мало дает!
"Кто выдает нам этот хлеб? Путин, кто ж еще! — суровый мужчина протягивает продавщице бумажку с печатью "Продуктовый магазин "Ерик"" и надписью "Талон на выдачу одного батона и половинки черного. Март" и получает требуемое.— Президент дал распоряжение, чтоб малоимущим, пенсионерам и инвалидам оказывали помощь. Вот и оказывают. Но эти торговцы хитрые, себя тоже не обидят! Понаехали в Россию и кормятся за наш счет!" Мужчина подозревает, что ему положен целый кирпичик "Дарницкого", а не половинка, а в магазине воруют его законную долю.
Продавщица Галина Ли машет рукой: не обращайте, мол, внимания. Здесь привыкли к недовольным. Уже почти восемь лет в этом магазине помогают нуждающимся, выдают по 10 "хлебных талонов" в месяц на каждого, но до сих пор не все граждане понимают, кто и зачем это делает. Версии разнятся: кто-то, как этот утренний посетитель, уверен, что распоряжение насчет хлеба отдал лично Путин, кто-то считает, что это мэр города постарался, кто-то пишет благодарственные письма губернатору Светлане Орловой: "Спасибо, кормилица наша!". Не все знают, что почти 2 тысячи батонов и около тысячи "черного" в месяц раздает один человек — Мамуд Шавершян, владелец этого небольшого магазина в спальном районе.
Около 200 человек в Струнино уже восемь лет не тратят на хлеб ни копейки
Хлеб насущный
"Я хотел назвать магазин в честь внука — Эрик,— смеется Мамуд Максимович.— Но что-то там с бумагами напутали, и стали мы — Ерик. Ну да ладно. Это не главное". Главное, как уверен Мамуд, это помощь тем, кто живет хуже тебя. Над рабочим столом предпринимателя висит портрет деда, ветерана Великой Отечественной войны. Его завету "Каждый день помогай людям, получится 365 добрых дел в год" Мамуд и следует. "Вы не представляете, каким человеком был мой дед! Всю войну прошел, за несколько месяцев до Победы без ноги остался. Но не отчаялся, на печи не сидел, стал председателем колхоза. И никому в помощи не отказывал. Говорил мне: недоедай, недопивай, а людям помогай и сам добро помни. Вот почему я нерусский, а отчество у меня Максимович? А потому что дед всех сыновей называл в честь своих фронтовых друзей. Максим — это был начальник штаба, они вместе на Курской дуге воевали".
Мамуд приехал в Россию из Армении около 25 лет назад. Сначала трудился инженером, потом занялся бизнесом. Когда открыл магазин, то заметил, как старушки у кассы пересчитывают копейки: "Дочка, а четвертинки вы не режете?" и придумал печатать талоны на бесплатный хлеб. Подсчитал, что на два дня среднестатистической бабушке хватит батона и "половинки": "А на третий день она снова придет к нам за свеженьким", и написал объявление: "Все пенсионеры микрорайона Дубки города Струнино в последний день месяца могут получить по 10 талонов на бесплатный хлеб". Сначала талоны выдавались только пенсионерам. Потом инвалиды стали обращаться, многодетные. Теперь из соседних деревень даже приезжают — многие едут на рынок торговать, а потом заходят за бесплатным батоном. Но Мамуд чужие доходы не проверяет — помогает в меру сил кому может. "Я всегда говорю своим продавщицам: "Девочки, вы, конечно, расспросите, как человек живет, чтобы ловкачи нас и наших бабулек не обманывали, но печатайте талонов, сколько людей придет. Вот сейчас лето начнется, московские дачники пойдут к нам, значит, придется чуть больше хлеба привозить".
И в соседний детсад бизнесмен доставляет сушки и печенье, выдает хлеб для церкви, в Армении уже много лет практически полностью содержит школу, в которой учился. Друзья считают, что таким образом он чтит память деда, конкуренты шепчутся, что так он замаливает какие-то свои грехи, кто-то даже подозревает, что Шавершяна власти города заставляют это делать. Но как бы там ни было, а почти 200 жителей Струнино о хлебе насущном могут не беспокоиться. "Власти даже не знают о моей инициативе,— говорит бизнесмен.— Ни одной грамоты, ни одной благодарности я не получал, да мне и не надо. Я просто хочу, чтобы люди рядом со мной жили более или менее сытно".
Я Максимовичу сначала жаловалась, говорила, что люди не ценят его доброту, а он только успокаивал: "Девочки, этим людям никто никогда не помогал, поэтому они не верят в добро и злятся
«Чурки нерусские!»
На один талон в магазине можно получить "белый" и половинку "черного"Что Мамуд получает регулярно — так это жалобы. Каждый день в магазин привозят несколько десятков бесплатных батонов. "Бывает, бабушки наши вообще не приходят и хлеб остается,— объясняет продавщица Галина Ли.— А бывает, с утра идут и идут, за пару часов все разбирают". Тогда те, кому не удалось отоварить талоны, могут скандал устроить, и никакие доводы "Приходите завтра" на них не действуют. А уж если машина сломается, то у магазина целый митинг собирается: "Где хлеб? Что это такое? Мы будем жаловаться!" На владельца магазина уже несколько раз собирались писать в прокуратуру, в администрацию президента и даже на всякий случай в санэпидемстанцию. Особенно активно возмущаются дедушки — один чуть витрину костылем не разбил. Бабушки больше кричат, но когда вечером 28 февраля одной из них не хватило хлеба, она этот свой последний зимний талон бросила в лицо продавщице: "Подавись!" А накануне 8 Марта другая пенсионерка пришла выяснять: "Что нам подарят?" В магазине часто раздают сушки и пряники, к праздникам — почти всегда, вот женщина и начала разборки: "Как это — вы не знаете? А кто должен знать? Может, вообще ничего не привезете? Тогда я вашу книгу жалоб всю испишу! Скажу, что у вас тут крысы бегают!"
"Максимович это не всегда слышит,— вздыхает администратор магазина Ануш Гузальян.— А меня первое время чуть ли не каждый день до слез доводили, ведь если что не так — зовут администратора, ругаются, матом посылают. Мне так больно было, я Максимовичу сначала жаловалась, говорила, что люди не ценят его доброту, а он только успокаивал: "Девочки, этим людям никто никогда не помогал, поэтому они не верят в добро и злятся. Но мы не ради их "спасибо" это делаем, пусть кричат, пусть". Именно Ануш раз в месяц печатает и раздает талоны. И хотя и она, и сам владелец магазина постоянно объявляют, что талонов всем хватит, народ этому не верит, очередь занимают с ночи, бабушки подменяют друг друга, стоят как часовые. "Но когда я начинаю раздачу — прибегают здоровые такие детины, многодетные, крепкие пенсионеры-пьяницы или вообще проходимцы какие-то и сметают наших бабулек,— вздыхает Ануш.— Приходится наводить порядок. Хотя и бабушки хитрят. Получит такая свои 10 талонов, снимет шапку — и снова в очередь. Иногда стоят целыми семьями: сын, мать и бабуля, чтобы получить сразу 30 талонов. Но я ведь живу здесь, я всех в лицо знаю, меня не обманешь". Ануш не раз угрожали, одному молодому парню она посоветовала: "Иди работай"? и он пообещал: "Город маленький, я тебя встречу..." Много в очереди и тех, кто чувствует себя униженным: "Вот, стоим за этим поганым хлебом, к черномазым с протянутой рукой идем!" Недавно в очередной раз в спину Ануш крикнули: "Вы — чурки нерусские!", она не выдержала, развернулась: "Эти чурки вас кормят!" Ануш считает, что только процентов десять из всех, кто получает талоны, выражают свою благодарность. "Скажут тебе спасибо и это сразу душу греет, все обиды уходят,— улыбается Ануш.— Мне вот недавно четыре бабушки даже картину подарили. Красивая такая картина, там Бог нарисован".
«Отец, что ты делаешь!»
Дома с женой, невесткой и двумя из десяти внуков
"Только Бог может ценить доброту, не люди",— уверен сам владелец магазина. Даже Роза, собственная жена, сказала ему однажды: "Мамуд, зачем ты вообще тратишь деньги и нервы, тебя ведь только проклинают за этот хлеб", а потом увидела, как какой-то старик в магазине подошел и попытался поцеловать ее мужу руку, а тот испуганно дернулся: "Отец, что ты делаешь!" Тогда Роза заплакала и позже тихо попросила: "Мамуд, прошу, ради меня, найди возможность, внеси в списки на талоны еще 50 человек".
Сергей Васильев, ветеран труда, прекрасно знает, чей бесплатный хлеб помогает ему хоть немного сэкономить. "Вот он, благотворитель! — указывает на выглядывающего из подсобки Мамуда Максимовича и пенсионерка Валентина Журавлева.— Если бы не он, то рублей по 300 мы бы на хлеб точно тратили. Хотя вот честно, нам девочки вроде и говорили, что талоны выдают по личному распоряжению Мамуда Максимовича и он сам не раз к нам выходил, но мы все равно не верили: как это, неужто из своего кармана дает? Многие до сих пор считают, что это горсовет все придумал".
"Горсовет только дерет! — вступает в разговор 78-летняя Нина Бушмелева.— За свет прибавляют, за газ прибавляют. Я на одном месте поваром проработала 37 лет, а пенсия у меня сейчас — 9 тысяч. За квартиру отдаю четыре, за лекарства не меньше тысячи, вот и остается на еду 100 рублей в день. Так мы все тут и живем — на мясо даже не смотрим. Я беру 300 граммов сырку, 300 — маслица, вот это мой завтрак на месяц. Хлебушек тут получу, маслом примажу, 10 граммов сыра положу — кушаю. На обед борщ пустой варю, на ужин — кашку с маслицем подсолнечным". Нина Федоровна тоже только недавно сообразила, что хлеб ей выдает не Путин: "Долго я думала, что это он, наш. Ну не может же какой-то армянин... А потом убедилась — может. И сушечки иной раз он нам дает, и прянички, в месяц раза два-три. Такое подспорье, жить можно".
Пенсионерка Мария Тарасова соглашается: ничего жизнь, хорошая: "Обстановка в мире сейчас вон какая тяжелая. Они не хотят в мире жить, бомбят там. А у нас все хорошо, у нас спокойно, ни войны, ни голода". И все же у этих женщин есть заветное желание — вот подняли бы пенсию до 15 тысяч! "Я колбаску тогда каждый день бы ела",— мечтательно улыбается Нина Федоровна. Подруга добавляет: "Или окорочка! Грамм по триста. Как в праздник".
Наталья Радулова, Владимирская область
источник
socialego.mediasole.ru
 |  |  |  |  |  |  |  |  |  |  |  |  |  |  |
 Пример видео 3 |  Пример видео 2 |  Пример видео 6 |  Пример видео 1 |  Пример видео 5 |  Пример видео 4 |
Администрация муниципального образования «Городское поселение – г.Осташков»