Вильгельм Гауф (Хауф)
Маленький Мук
В Никее, моем родном и любимом городе, жил человек, которого звали Маленький Мук. Хотя я тогда был еще очень мал, помню я его превосходно, тем более что из-за него отец выпорол меня однажды до полусмерти. Маленький Мук был уже стариком, когда я его знал. Но рост его составлял всего каких-нибудь три, от силы четыре фута, и фигура у него была странная. На его туловище, хотя оно было маленькое и хрупкое, сидела голова куда более крупная и толстая, чем у прочих людей. Он жил совершенно один в большом доме и даже сам готовил себе пищу. В городе не знали бы, жив ли он или умер, - ведь выходил он только раз в месяц, - если бы не густой дым, поднимавшийся в полдни из его дома. Впрочем, по вечерам часто видели, как он прогуливается по своей крыше, но с улицы казалось, что по крыше передвигается одна только его большая голова. Я и мои товарищи были злыми мальчишками, готовыми подразнить и высмеять всякого. Поэтому каждый выход Маленького Мука был для нас праздником. В определенный день мы собирались перед его домом и ждали, когда он появится. Когда отворялась дверь и сперва показывалась большая голова с еще большим тюрбаном, а уж затем остальная фигурка, облаченная в потертый халатик, просторные шаровары и широкий кушак, на котором висел длинный кинжал, такой длинный, что неясно было, торчит ли Мук на кинжале или кинжал на Муке, - когда он так выходил, воздух оглашался нашим радостным криком, мы бросали вверх шапки и плясали вокруг него как бешеные. А Маленький Мук степенно кивал нам головой в знак приветствия и шел по улице медленным шагом. При этом он шаркал ногами, ибо у него были большие, просторные туфли, каких я еще никогда не видел. Мы, мальчишки, всегда бежали за ним и кричали: "Клопик Мук, клопик Мук!" Была у нас и веселая песенка, которую мы, случалось, распевали в его честь; она звучала так:
Клопик Мук, клопик Мук!
Дом высок твой, мал ты сам,
В месяц раз выходишь к нам,
Крохотулька боевой
С великанской головой.
Обернись, любезный друг,
И поймай нас, клопик Мук!
Так мы уже не раз развлекались, и, к стыду своему, должен признаться, что я безобразничал больше других. Я часто дергал его за халатик, а однажды наступил сзади на его большие туфли, так что он даже упал. Сначала мне показалось это очень смешным. Но мне стало не до смеха, когда я увидел, что Маленький Мук направился к дому моего отца. Он и правда вошел в дом и пробыл там некоторое время. Я притаился за дверью и увидел, как Мук вышел из дому в сопровождении моего отца, который почтительно поддерживал его за руку и простился с ним у двери со множеством поклонов. На душе у меня было неспокойно. Поэтому я долго оставался в своем укрытии. Наконец голод, которого я боялся больше побоев, заставил меня выйти оттуда, и, смиренно опустив голову, я явился к отцу.
- Ты, я слышал, обидел доброго Мука? - сказал он очень строго. - Я расскажу тебе историю этого Мука, и ты наверняка больше не будешь глумиться над ним. Но сперва и потом ты получишь обычную порцию.
Обычную же порцию составляли двадцать пять ударов, которые он всегда, увы, слишком точно отсчитывал. Поэтому он взял свой длинный чубук, отвинтил янтарный мундштук и обработал меня больнее, чем когда-либо прежде.
Когда счет дошел до двадцати пяти, он велел мне напрячь внимание и рассказал о Маленьком Муке.
Отец Маленького Мука, чье настоящее имя Мукра, был здесь, в Никее, человеком уважаемым, но бедным. Он жил почти так же затворнически, как теперь его сын. Сына он недолюбливал, стыдясь его карличьей внешности, а потому и предоставил ему расти в невежестве. В шестнадцать лет Маленький Мук был еще веселым ребенком, и отец, человек строгий, всегда бранил его за то, что он, которому давно уже следовало бы повзрослеть, все еще так глуп и ребячлив.
Но однажды старик упал, расшибся и умер, оставив Маленького Мука в бедности и невежестве. Жестокие родственники, которым умерший был должен больше, чем смог заплатить, выгнали бедного мальчика из дома и посоветовали ему поискать счастья в мире. Маленький Мук ответил, что он готов отправиться в путь, но попросил лишь платье своего отца, и оно было ему отдано. Отец его был рослый, сильный человек, поэтому его одежды не пришлись впору. Но Мук быстро нашел выход: он обрезал то, что было чересчур длинно, и все надел на себя. Но он, видимо, забыл, что одежды надо и сузить, и отсюда-то и странность его наряда, бросающаяся в глаза и сегодня. Большой тюрбан, широкий кушак, просторные шаровары, синий халатик - все это отцовские вещи, которые он с тех пор и носит. Заткнув за кушак дамасский кинжал отца и взяв палку, он вышел из ворот.
Весело шагал он весь день. Ведь он же отправился искать счастья. Если он видел на земле блестевшее на солнце стеклышко, он непременно подбирал его, веря, что оно превратится в прекрасный алмаз. Если он видел вдали сверкавший, как пламя, купол мечети или блестевшее, как зеркало, озеро, он спешил к ним с великой радостью, думая, что очутился в волшебной стране. Но увы! Вблизи эти миражи исчезали, и слишком скоро его усталость и его урчащий от голода желудок напоминали ему, что он все еще находится в стране смертных. Так шел он два дня, голодая и бедствуя, и уже отчаялся найти свое счастье. Полевые плоды были его единственной пищей, жесткая земля - его постелью. На третье утро он увидел с холма большой город. Ярко сиял полумесяц над его стенами, пестрые флаги играли на его крышах, словно бы подзывая к себе Маленького Мука. Он в изумлении остановился и стал рассматривать город и окрестности.
- Да, там Мук найдет свое счастье, - сказал он себе и, несмотря на усталость, подпрыгнул, - там или нигде.
Он собрал все свои силы и зашагал к городу. Но хотя казалось, что город совсем близко, достиг он его только к полудню. Его маленькие ножки почти вовсе отказывались служить ему, и он часто присаживался в тени пальмы, чтобы отдохнуть. Наконец он добрался до ворот города. Он поправил халатик, повязал покрасивей тюрбан, опоясался еще шире и заткнул за кушак длинный кинжал еще более косо. Затем он стряхнул пыль с башмаков, взял свою палочку и храбро вошел в ворота. Он прошагал уже несколько улиц. Но ни одна дверь не отворялась, никто не кричал, как он это представлял себе: "Маленький Мук, входи, ешь и пей и дай отдохнуть своим ножкам!"
online-knigi.com
Хауф В
Маленький Мук
Вильгельм Гауф (Хауф)
Маленький Мук
В Никее, моем родном и любимом городе, жил человек, которого звали Маленький Мук. Хотя я тогда был еще очень мал, помню я его превосходно, тем более что из-за него отец выпорол меня однажды до полусмерти. Маленький Мук был уже стариком, когда я его знал. Но рост его составлял всего каких-нибудь три, от силы четыре фута, и фигура у него была странная. На его туловище, хотя оно было маленькое и хрупкое, сидела голова куда более крупная и толстая, чем у прочих людей. Он жил совершенно один в большом доме и даже сам готовил себе пищу. В городе не знали бы, жив ли он или умер, - ведь выходил он только раз в месяц, - если бы не густой дым, поднимавшийся в полдни из его дома. Впрочем, по вечерам часто видели, как он прогуливается по своей крыше, но с улицы казалось, что по крыше передвигается одна только его большая голова. Я и мои товарищи были злыми мальчишками, готовыми подразнить и высмеять всякого. Поэтому каждый выход Маленького Мука был для нас праздником. В определенный день мы собирались перед его домом и ждали, когда он появится. Когда отворялась дверь и сперва показывалась большая голова с еще большим тюрбаном, а уж затем остальная фигурка, облаченная в потертый халатик, просторные шаровары и широкий кушак, на котором висел длинный кинжал, такой длинный, что неясно было, торчит ли Мук на кинжале или кинжал на Муке, - когда он так выходил, воздух оглашался нашим радостным криком, мы бросали вверх шапки и плясали вокруг него как бешеные. А Маленький Мук степенно кивал нам головой в знак приветствия и шел по улице медленным шагом. При этом он шаркал ногами, ибо у него были большие, просторные туфли, каких я еще никогда не видел. Мы, мальчишки, всегда бежали за ним и кричали: "Клопик Мук, клопик Мук!" Была у нас и веселая песенка, которую мы, случалось, распевали в его честь; она звучала так:
Клопик Мук, клопик Мук!
Дом высок твой, мал ты сам,
В месяц раз выходишь к нам,
Крохотулька боевой
С великанской головой.
Обернись, любезный друг,
И поймай нас, клопик Мук!
Так мы уже не раз развлекались, и, к стыду своему, должен признаться, что я безобразничал больше других. Я часто дергал его за халатик, а однажды наступил сзади на его большие туфли, так что он даже упал. Сначала мне показалось это очень смешным. Но мне стало не до смеха, когда я увидел, что Маленький Мук направился к дому моего отца. Он и правда вошел в дом и пробыл там некоторое время. Я притаился за дверью и увидел, как Мук вышел из дому в сопровождении моего отца, который почтительно поддерживал его за руку и простился с ним у двери со множеством поклонов. На душе у меня было неспокойно. Поэтому я долго оставался в своем укрытии. Наконец голод, которого я боялся больше побоев, заставил меня выйти оттуда, и, смиренно опустив голову, я явился к отцу.
- Ты, я слышал, обидел доброго Мука? - сказал он очень строго. - Я расскажу тебе историю этого Мука, и ты наверняка больше не будешь глумиться над ним. Но сперва и потом ты получишь обычную порцию.
Обычную же порцию составляли двадцать пять ударов, которые он всегда, увы, слишком точно отсчитывал. Поэтому он взял свой длинный чубук, отвинтил янтарный мундштук и обработал меня больнее, чем когда-либо прежде.
Когда счет дошел до двадцати пяти, он велел мне напрячь внимание и рассказал о Маленьком Муке.
Отец Маленького Мука, чье настоящее имя Мукра, был здесь, в Никее, человеком уважаемым, но бедным. Он жил почти так же затворнически, как теперь его сын. Сына он недолюбливал, стыдясь его карличьей внешности, а потому и предоставил ему расти в невежестве. В шестнадцать лет Маленький Мук был еще веселым ребенком, и отец, человек строгий, всегда бранил его за то, что он, которому давно уже следовало бы повзрослеть, все еще так глуп и ребячлив.
Но однажды старик упал, расшибся и умер, оставив Маленького Мука в бедности и невежестве. Жестокие родственники, которым умерший был должен больше, чем смог заплатить, выгнали бедного мальчика из дома и посоветовали ему поискать счастья в мире. Маленький Мук ответил, что он готов отправиться в путь, но попросил лишь платье своего отца, и оно было ему отдано. Отец его был рослый, сильный человек, поэтому его одежды не пришлись впору. Но Мук быстро нашел выход: он обрезал то, что было чересчур длинно, и все надел на себя. Но он, видимо, забыл, что одежды надо и сузить, и отсюда-то и странность его наряда, бросающаяся в глаза и сегодня. Большой тюрбан, широкий кушак, просторные шаровары, синий халатик - все это отцовские вещи, которые он с тех пор и носит. Заткнув за кушак дамасский кинжал отца и взяв палку, он вышел из ворот.
Весело шагал он весь день. Ведь он же отправился искать счастья. Если он видел на земле блестевшее на солнце стеклышко, он непременно подбирал его, веря, что оно превратится в прекрасный алмаз. Если он видел вдали сверкавший, как пламя, купол мечети или блестевшее, как зеркало, озеро, он спешил к ним с великой радостью, думая, что очутился в волшебной стране. Но увы! Вблизи эти миражи исчезали, и слишком скоро его усталость и его урчащий от голода желудок напоминали ему, что он все еще находится в стране смертных. Так шел он два дня, голодая и бедствуя, и уже отчаялся найти свое счастье. Полевые плоды были его единственной пищей, жесткая земля - его постелью. На третье утро он увидел с холма большой город. Ярко сиял полумесяц над его стенами, пестрые флаги играли на его крышах, словно бы подзывая к себе Маленького Мука. Он в изумлении остановился и стал рассматривать город и окрестности.
- Да, там Мук найдет свое счастье, - сказал он себе и, несмотря на усталость, подпрыгнул, - там или нигде.
www.rulit.me
Хауф В
Маленький Мук
Вильгельм Гауф (Хауф)
Маленький Мук
В Никее, моем родном и любимом городе, жил человек, которого звали Маленький Мук. Хотя я тогда был еще очень мал, помню я его превосходно, тем более что из-за него отец выпорол меня однажды до полусмерти. Маленький Мук был уже стариком, когда я его знал. Но рост его составлял всего каких-нибудь три, от силы четыре фута, и фигура у него была странная. На его туловище, хотя оно было маленькое и хрупкое, сидела голова куда более крупная и толстая, чем у прочих людей. Он жил совершенно один в большом доме и даже сам готовил себе пищу. В городе не знали бы, жив ли он или умер, - ведь выходил он только раз в месяц, - если бы не густой дым, поднимавшийся в полдни из его дома. Впрочем, по вечерам часто видели, как он прогуливается по своей крыше, но с улицы казалось, что по крыше передвигается одна только его большая голова. Я и мои товарищи были злыми мальчишками, готовыми подразнить и высмеять всякого. Поэтому каждый выход Маленького Мука был для нас праздником. В определенный день мы собирались перед его домом и ждали, когда он появится. Когда отворялась дверь и сперва показывалась большая голова с еще большим тюрбаном, а уж затем остальная фигурка, облаченная в потертый халатик, просторные шаровары и широкий кушак, на котором висел длинный кинжал, такой длинный, что неясно было, торчит ли Мук на кинжале или кинжал на Муке, - когда он так выходил, воздух оглашался нашим радостным криком, мы бросали вверх шапки и плясали вокруг него как бешеные. А Маленький Мук степенно кивал нам головой в знак приветствия и шел по улице медленным шагом. При этом он шаркал ногами, ибо у него были большие, просторные туфли, каких я еще никогда не видел. Мы, мальчишки, всегда бежали за ним и кричали: "Клопик Мук, клопик Мук!" Была у нас и веселая песенка, которую мы, случалось, распевали в его честь; она звучала так:
Клопик Мук, клопик Мук!
Дом высок твой, мал ты сам,
В месяц раз выходишь к нам,
Крохотулька боевой
С великанской головой.
Обернись, любезный друг,
И поймай нас, клопик Мук!
Так мы уже не раз развлекались, и, к стыду своему, должен признаться, что я безобразничал больше других. Я часто дергал его за халатик, а однажды наступил сзади на его большие туфли, так что он даже упал. Сначала мне показалось это очень смешным. Но мне стало не до смеха, когда я увидел, что Маленький Мук направился к дому моего отца. Он и правда вошел в дом и пробыл там некоторое время. Я притаился за дверью и увидел, как Мук вышел из дому в сопровождении моего отца, который почтительно поддерживал его за руку и простился с ним у двери со множеством поклонов. На душе у меня было неспокойно. Поэтому я долго оставался в своем укрытии. Наконец голод, которого я боялся больше побоев, заставил меня выйти оттуда, и, смиренно опустив голову, я явился к отцу.
- Ты, я слышал, обидел доброго Мука? - сказал он очень строго. - Я расскажу тебе историю этого Мука, и ты наверняка больше не будешь глумиться над ним. Но сперва и потом ты получишь обычную порцию.
Обычную же порцию составляли двадцать пять ударов, которые он всегда, увы, слишком точно отсчитывал. Поэтому он взял свой длинный чубук, отвинтил янтарный мундштук и обработал меня больнее, чем когда-либо прежде.
Когда счет дошел до двадцати пяти, он велел мне напрячь внимание и рассказал о Маленьком Муке.
Отец Маленького Мука, чье настоящее имя Мукра, был здесь, в Никее, человеком уважаемым, но бедным. Он жил почти так же затворнически, как теперь его сын. Сына он недолюбливал, стыдясь его карличьей внешности, а потому и предоставил ему расти в невежестве. В шестнадцать лет Маленький Мук был еще веселым ребенком, и отец, человек строгий, всегда бранил его за то, что он, которому давно уже следовало бы повзрослеть, все еще так глуп и ребячлив.
Но однажды старик упал, расшибся и умер, оставив Маленького Мука в бедности и невежестве. Жестокие родственники, которым умерший был должен больше, чем смог заплатить, выгнали бедного мальчика из дома и посоветовали ему поискать счастья в мире. Маленький Мук ответил, что он готов отправиться в путь, но попросил лишь платье своего отца, и оно было ему отдано. Отец его был рослый, сильный человек, поэтому его одежды не пришлись впору. Но Мук быстро нашел выход: он обрезал то, что было чересчур длинно, и все надел на себя. Но он, видимо, забыл, что одежды надо и сузить, и отсюда-то и странность его наряда, бросающаяся в глаза и сегодня. Большой тюрбан, широкий кушак, просторные шаровары, синий халатик - все это отцовские вещи, которые он с тех пор и носит. Заткнув за кушак дамасский кинжал отца и взяв палку, он вышел из ворот.
Весело шагал он весь день. Ведь он же отправился искать счастья. Если он видел на земле блестевшее на солнце стеклышко, он непременно подбирал его, веря, что оно превратится в прекрасный алмаз. Если он видел вдали сверкавший, как пламя, купол мечети или блестевшее, как зеркало, озеро, он спешил к ним с великой радостью, думая, что очутился в волшебной стране. Но увы! Вблизи эти миражи исчезали, и слишком скоро его усталость и его урчащий от голода желудок напоминали ему, что он все еще находится в стране смертных. Так шел он два дня, голодая и бедствуя, и уже отчаялся найти свое счастье. Полевые плоды были его единственной пищей, жесткая земля - его постелью. На третье утро он увидел с холма большой город. Ярко сиял полумесяц над его стенами, пестрые флаги играли на его крышах, словно бы подзывая к себе Маленького Мука. Он в изумлении остановился и стал рассматривать город и окрестности.
- Да, там Мук найдет свое счастье, - сказал он себе и, несмотря на усталость, подпрыгнул, - там или нигде.
Он собрал все свои силы и зашагал к городу. Но хотя казалось, что город совсем близко, достиг он его только к полудню. Его маленькие ножки почти вовсе отказывались служить ему, и он часто присаживался в тени пальмы, чтобы отдохнуть. Наконец он добрался до ворот города. Он поправил халатик, повязал покрасивей тюрбан, опоясался еще шире и заткнул за кушак длинный кинжал еще более косо. Затем он стряхнул пыль с башмаков, взял свою палочку и храбро вошел в ворота. Он прошагал уже несколько улиц. Но ни одна дверь не отворялась, никто не кричал, как он это представлял себе: "Маленький Мук, входи, ешь и пей и дай отдохнуть своим ножкам!"
Он с тоской глядел не на первый уже большой и красивый дом, как вдруг одно его окно распахнулось и какая-то старуха, оттуда выглянувшая, нараспев закричала:
Скорее за дело!
Каша поспела.
Пока не остыла,
На стол я накрыла.
Соседи, за дело!
Каша поспела.
Дверь дома открылась, и Мук увидел, что туда направилось много собак и кошек. Он постоял несколько мгновений, не зная, принять ли ему это приглашение. Наконец он собрался с духом и вошел в дом. Перед ним прошло несколько котят, и он решил последовать за ними, полагая, что они знают дорогу на кухню лучше, чем он.
Поднявшись по лестнице, Мук встретил ту старуху, что выглядывала в окно. Она угрюмо посмотрела на него и спросила, что ему нужно.
- Ты ведь приглашала всех на свою кашу, - отвечал Маленький Мук, - и, будучи очень голоден, я тоже пришел.
Старуха громко засмеялась и сказала:
- Откуда ты явился, чудак? Весь город знает, что я стряпаю только для своих любимых кошек, но иногда, как видишь, я приглашаю соседей составить им компанию.
Маленький Мук рассказал ей, как туго пришлось ему после смерти отца, и попросил разрешить ему поесть сегодня с ее кошками. Старуха, которой, как видно, понравился чистосердечный рассказ маленького человечка, позволила ему быть ее гостем и щедро накормила и напоила его. Когда он насытился и подкрепил свои силы, она внимательно рассмотрела его и сказала:
- Маленький Мук, оставайся служить у меня! Работа будет нетрудная, а житье хорошее.
Маленький Мук, которому кошачья каша пришлась по вкусу, согласился и стал, таким образом, работником госпожи Ахавзи. Служба у него была легкая, но странная. У госпожи Ахавзи было два кота и четыре кошки. Каждое утро Маленький Мук должен был расчесывать им шерсть и умащать ее дорогими мазями. Когда хозяйка уходила из дому, он должен был присматривать за кошками. Когда они ели, он должен был подавать им миски, а ночью укладывать их на шелковые подстилки и укрывать их бархатными одеялами. Было в доме и несколько собачек, которых он тоже обслуживал. Но с ними не церемонились так, как с кошками, с которыми госпожа Ахавзи обращалась как с собственными детьми. В остальном Мук вел такую же одинокую жизнь, как в доме отца. Кроме хозяйки, он весь день видел только собак и кошек. Некоторое время Маленькому Муку жилось недурно. Он был всегда сыт и не перетруждался, и старуха была им, казалось, вполне довольна. Но постепенно кошки стали озорничать. Когда старуха уходила из дому, они как бешеные носились по комнатам, опрокидывали все вверх дном и разбивали порой прекрасную посуду, которая оказывалась у них на пути. Но, услыхав, что хозяйка поднимается по лестнице, они забирались на свои подстилки и размахивали хвостами, приветствуя ее как ни в чем не бывало. Госпожа Ахавзи приходила в гнев, видя такой разгром в своих комнатах, и сваливала все на Мука. Сколько ни уверял он ее, что ни в чем не повинен, она верила своим кошкам, у которых был такой невинный вид, больше, чем своему работнику.
1
dedushka.net
Вильгельм Гауф (Хауф)
Маленький Мук
В Никее, моем родном и любимом городе, жил человек, которого звали Маленький Мук. Хотя я тогда был еще очень мал, помню я его превосходно, тем более что из-за него отец выпорол меня однажды до полусмерти. Маленький Мук был уже стариком, когда я его знал. Но рост его составлял всего каких-нибудь три, от силы четыре фута, и фигура у него была странная. На его туловище, хотя оно было маленькое и хрупкое, сидела голова куда более крупная и толстая, чем у прочих людей. Он жил совершенно один в большом доме и даже сам готовил себе пищу. В городе не знали бы, жив ли он или умер, - ведь выходил он только раз в месяц, - если бы не густой дым, поднимавшийся в полдни из его дома. Впрочем, по вечерам часто видели, как он прогуливается по своей крыше, но с улицы казалось, что по крыше передвигается одна только его большая голова. Я и мои товарищи были злыми мальчишками, готовыми подразнить и высмеять всякого. Поэтому каждый выход Маленького Мука был для нас праздником. В определенный день мы собирались перед его домом и ждали, когда он появится. Когда отворялась дверь и сперва показывалась большая голова с еще большим тюрбаном, а уж затем остальная фигурка, облаченная в потертый халатик, просторные шаровары и широкий кушак, на котором висел длинный кинжал, такой длинный, что неясно было, торчит ли Мук на кинжале или кинжал на Муке, - когда он так выходил, воздух оглашался нашим радостным криком, мы бросали вверх шапки и плясали вокруг него как бешеные. А Маленький Мук степенно кивал нам головой в знак приветствия и шел по улице медленным шагом. При этом он шаркал ногами, ибо у него были большие, просторные туфли, каких я еще никогда не видел. Мы, мальчишки, всегда бежали за ним и кричали: "Клопик Мук, клопик Мук!" Была у нас и веселая песенка, которую мы, случалось, распевали в его честь; она звучала так:
Клопик Мук, клопик Мук!
Дом высок твой, мал ты сам,
В месяц раз выходишь к нам,
Крохотулька боевой
С великанской головой.
Обернись, любезный друг,
И поймай нас, клопик Мук!
Так мы уже не раз развлекались, и, к стыду своему, должен признаться, что я безобразничал больше других. Я часто дергал его за халатик, а однажды наступил сзади на его большие туфли, так что он даже упал. Сначала мне показалось это очень смешным. Но мне стало не до смеха, когда я увидел, что Маленький Мук направился к дому моего отца. Он и правда вошел в дом и пробыл там некоторое время. Я притаился за дверью и увидел, как Мук вышел из дому в сопровождении моего отца, который почтительно поддерживал его за руку и простился с ним у двери со множеством поклонов. На душе у меня было неспокойно. Поэтому я долго оставался в своем укрытии. Наконец голод, которого я боялся больше побоев, заставил меня выйти оттуда, и, смиренно опустив голову, я явился к отцу.
- Ты, я слышал, обидел доброго Мука? - сказал он очень строго. - Я расскажу тебе историю этого Мука, и ты наверняка больше не будешь глумиться над ним. Но сперва и потом ты получишь обычную порцию.
Обычную же порцию составляли двадцать пять ударов, которые он всегда, увы, слишком точно отсчитывал. Поэтому он взял свой длинный чубук, отвинтил янтарный мундштук и обработал меня больнее, чем когда-либо прежде.
Когда счет дошел до двадцати пяти, он велел мне напрячь внимание и рассказал о Маленьком Муке.
Отец Маленького Мука, чье настоящее имя Мукра, был здесь, в Никее, человеком уважаемым, но бедным. Он жил почти так же затворнически, как теперь его сын. Сына он недолюбливал, стыдясь его карличьей внешности, а потому и предоставил ему расти в невежестве. В шестнадцать лет Маленький Мук был еще веселым ребенком, и отец, человек строгий, всегда бранил его за то, что он, которому давно уже следовало бы повзрослеть, все еще так глуп и ребячлив.
Но однажды старик упал, расшибся и умер, оставив Маленького Мука в бедности и невежестве. Жестокие родственники, которым умерший был должен больше, чем смог заплатить, выгнали бедного мальчика из дома и посоветовали ему поискать счастья в мире. Маленький Мук ответил, что он готов отправиться в путь, но попросил лишь платье своего отца, и оно было ему отдано. Отец его был рослый, сильный человек, поэтому его одежды не пришлись впору. Но Мук быстро нашел выход: он обрезал то, что было чересчур длинно, и все надел на себя. Но он, видимо, забыл, что одежды надо и сузить, и отсюда-то и странность его наряда, бросающаяся в глаза и сегодня. Большой тюрбан, широкий кушак, просторные шаровары, синий халатик - все это отцовские вещи, которые он с тех пор и носит. Заткнув за кушак дамасский кинжал отца и взяв палку, он вышел из ворот.
Весело шагал он весь день. Ведь он же отправился искать счастья. Если он видел на земле блестевшее на солнце стеклышко, он непременно подбирал его, веря, что оно превратится в прекрасный алмаз. Если он видел вдали сверкавший, как пламя, купол мечети или блестевшее, как зеркало, озеро, он спешил к ним с великой радостью, думая, что очутился в волшебной стране. Но увы! Вблизи эти миражи исчезали, и слишком скоро его усталость и его урчащий от голода желудок напоминали ему, что он все еще находится в стране смертных. Так шел он два дня, голодая и бедствуя, и уже отчаялся найти свое счастье. Полевые плоды были его единственной пищей, жесткая земля - его постелью. На третье утро он увидел с холма большой город. Ярко сиял полумесяц над его стенами, пестрые флаги играли на его крышах, словно бы подзывая к себе Маленького Мука. Он в изумлении остановился и стал рассматривать город и окрестности.
- Да, там Мук найдет свое счастье, - сказал он себе и, несмотря на усталость, подпрыгнул, - там или нигде.
Он собрал все свои силы и зашагал к городу. Но хотя казалось, что город совсем близко, достиг он его только к полудню. Его маленькие ножки почти вовсе отказывались служить ему, и он часто присаживался в тени пальмы, чтобы отдохнуть. Наконец он добрался до ворот города. Он поправил халатик, повязал покрасивей тюрбан, опоясался еще шире и заткнул за кушак длинный кинжал еще более косо. Затем он стряхнул пыль с башмаков, взял свою палочку и храбро вошел в ворота. Он прошагал уже несколько улиц. Но ни одна дверь не отворялась, никто не кричал, как он это представлял себе: "Маленький Мук, входи, ешь и пей и дай отдохнуть своим ножкам!"
Он с тоской глядел не на первый уже большой и красивый дом, как вдруг одно его окно распахнулось и какая-то старуха, оттуда выглянувшая, нараспев закричала:
Скорее за дело!
Каша поспела.
Пока не остыла,
На стол я накрыла.
Соседи, за дело!
Каша поспела.
Дверь дома открылась, и Мук увидел, что туда направилось много собак и кошек. Он постоял несколько мгновений, не зная, принять ли ему это приглашение. Наконец он собрался с духом и вошел в дом. Перед ним прошло несколько котят, и он решил последовать за ними, полагая, что они знают дорогу на кухню лучше, чем он.
1Загрузка...
bookocean.net
Вильгельм Гауф
Рассказ о Маленьком Муке
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
* * *
В Никее, моем милом родном городе, жил один человек, которого звали Маленьким Муком. Хотя тогда я был еще очень молод, но могу представить его себе еще вполне хорошо, особенно потому, что однажды из-за него отец высек меня до полусмерти. Маленький Мук, когда я его знал, был уже стариком, но ростом всего в три или четыре фута, причем имел странную фигуру, потому что его тело, такое маленькое и изящное, должно было носить голову гораздо больше и толще, чем у других людей. Он жил совершенно один в большом доме и даже сам варил себе нищу, причем в городе не знали бы, жив он или умер – ведь он выходил только раз в месяц, – если бы в обеденный час из его дома не поднимался густой дым; но по вечерам часто видели, как он взад и вперед ходит по крыше, хотя с улицы казалось, что по крыше бегает одна только его большая голова.
Я и мои товарищи были злыми мальчиками, которые охотно дразнили и насмехались над всеми; поэтому всякий раз, когда Маленький Мук выходил из дома, для нас был праздник. В определенный день мы собирались перед его домом и ждали, пока он выйдет. Когда отворялась дверь и сперва выглядывала большая голова с еще большим тюрбаном, когда затем следовало остальное тельце, одетое в потертый плащик, широкие шаровары и широкий пояс, на котором висел длинный кинжал, такой длинный, что не знаешь, Мук ли надет на кинжал или кинжал на Мука, когда он так выходил, то воздух оглашался нашим радостным криком.
Мы бросали вверх свои шапки и как сумасшедшие плясали вокруг него. А Маленький Мук важным киванием головы кланялся нам и медленным шагом шел вниз по улице, причем шлепал ногами, потому что на нем были большие, широкие туфли, каких я еще никогда не видал. Мы, мальчики, бежали за ним и все кричали: «Маленький Мук, Маленький Мук!» У нас даже была веселая песенка, которую мы иногда пели в честь него; в ней говорилось:
Карлик Мук, карлик Мук,В большом доме ты живешь,В месяц раз на улицу идешь!Оглянись-ка на себя —Ведь головка с гору у тебя!Посмотри-ка ты вокругИ поймай нас, карлик Мук!
Мы уже часто забавлялись так, и к своему стыду я должен сознаться, что поступал хуже всех: часто дергал Мука за плащик и раз даже наступил ему сзади на большие туфли, так что он упал. Это показалось мне очень смешным, но мой смех прошел, когда я увидел, что Маленький Мук подходит к дому моего отца. Он вошел прямо в дом и некоторое время оставался там. Я спрятался у двери и видел, как Маленький Мук опять вышел в сопровождении моего отца, который почтительно держал его за руку и у двери с поклонами простился с ним. Я почувствовал себя не совсем хорошо и поэтому долго оставался в своей засаде, но наконец меня выгнал голод, которого я боялся сильнее побоев, и я смиренно и с опущенной головой предстал пред отцом.
– Ты, как я слышу, издевался над нашим добрым Муком? – сказал он очень строгим тоном. – Я расскажу тебе историю этого Мука, и ты, наверно, не будешь больше насмехаться над ним, но прежде и после этого ты получишь обычное.
А обычным были двадцать пять ударов, которые он обыкновенно отсчитывал слишком точно. Поэтому он взял свою длинную трубку, отвинтил янтарный мундштук и отделал меня сильнее чем когда-либо раньше.
Когда двадцать пять ударов были получены сполна, он велел мне внимательно слушать и стал рассказывать о Маленьком Муке.
Отец Маленького Мука, которого зовут, собственно, Мукра, был здесь, в Никее, уважаемым, но бедным человеком. Он жил почти так же уединенно, как теперь живет его сын; последнего он, конечно, не мог терпеть, стыдясь его фигуры карлика, и поэтому предоставил ему расти в невежестве. Маленький Мук даже шестнадцати лет был еще веселым ребенком, и отец, человек серьезный, всегда порицал его за то, что он еще так глуп и наивен, когда ему уже давно следовало бы выйти из детских лет.
Однажды старик неудачно упал, расшибся и умер, оставив Маленького Мука бедным и неученым. Жестокие родственники, которым умерший был должен больше, чем мог заплатить, выгнали бедного малютку из дома и посоветовали ему идти по свету и искать свое счастье. Маленький Мук отвечал, что он уже готов в путь, но просил себе только отцовскую одежду, которую ему и отдали. Его отец был высоким, сильным человеком, и поэтому его платье не годилось сыну. Однако Мук скоро нашелся: он обрезал то, что было слишком длинно, и потом надел. Но он, по-видимому, забыл, что должен обрезать и в ширину, и вот почему на нем та странная одежда, которую можно видеть еще и теперь: большой тюрбан, широкий пояс, широкие шаровары, синий плащик – все это наследство его отца, которое он носит с тех пор. Он заткнул за пояс длинный дамасский кинжал своего отца, взял палочку и вышел за ворота.
www.rulit.me
Однажды по пустыне тянулся большой караван. На необъятной равнине, где ничего не видно, кроме неба и песка, уже вдали слышались колокольчики верблюдов и серебряные бубенчики лошадей; густое облако пыли, предшествовавшее каравану, возвещало его приближение, а когда порыв ветра разносил облако, взор ослепляли сверкающее оружие и яркие одежды.
Так представлялся караван человеку, который подъезжал к нему сбоку. Он ехал на прекрасной арабской лошади, покрытой тигровой шкурой. На ярко-красной сбруе висели серебряные колокольчики, а на голове лошади развевался прекрасный султан из перьев цапли. Всадник имел статный вид, и его наряд соответствовал великолепию его коня: белый тюрбан, богато вышитый золотом, покрывал голову; камзол и широкие шаровары ярко-красного цвета, сбоку кривой меч с богатой рукояткой. Тюрбан у него был низко надвинут на лицо; черные глаза, сверкавшие из-под густых бровей, длинная борода, спускавшаяся под орлиным носом, – все это придавало ему дикий, отважный вид. Когда всадник был приблизительно в пятидесяти шагах от передового отряда каравана, он пришпорил лошадь и в несколько мгновений достиг головы шествия. Видеть одинокого всадника проезжающим по пустыне было таким необыкновенным случаем, что стража каравана, опасаясь нападения, направила на него свои копья.
– Чего вы хотите? – воскликнул всадник, увидев, что его так воинственно встречают. – Вы думаете, что на ваш караван нападет один человек?
Пристыженная стража опять подняла свои копья, а ее предводитель подъехал к незнакомцу и спросил, что ему нужно.
– Кто хозяин каравана? – спросил всадник.
– Он принадлежит не одному хозяину, – вежливо отвечал спрошенный, – а нескольким купцам, которые едут из Мекки на родину и которых мы провожаем через пустыню, потому что часто разный сброд тревожит проезжих.
– Так отведите же меня к купцам, – потребовал незнакомец.
– Этого теперь нельзя, – отвечал предводитель, – потому что мы должны без остановки ехать дальше, а купцы находятся по крайней мере на четверть часа позади; но если вы поедете со мной дальше, пока мы не сделаем привал для отдыха в полдень, то я исполню ваше желание.
Незнакомец ничего не сказал на это. Он вынул длинную трубку, привязанную к седлу, и сильно затягиваясь начал курить, проезжая дальше рядом с предводителем передового отряда. Последний не знал, как ему быть с незнакомцем; прямо спросить его имя он не решался, а как искусно ни старался он завязать разговор, незнакомец на слова: «Вы курите хороший табак» или «У вашей лошади славный шаг» отвечал все только коротким «Да, да!». Наконец они прибыли к месту, где хотели отдохнуть в полдень. Предводитель поставил своих людей на стражу, а сам с незнакомцем остановился, чтобы пропустить караван. Прошли тридцать тяжело нагруженных верблюдов, которых вели вооруженные проводники. За ними на прекрасных лошадях подъехали пять купцов, которым принадлежал караван. Это были большею частью люди преклонного возраста, серьезного и почтенного вида; только один казался гораздо моложе остальных, а также веселее и живее. Большое число верблюдов и вьючных лошадей замыкало шествие.
Раскинули палатки и вокруг поставили верблюдов и лошадей. В середине была большая палатка из голубой шелковой материи. Туда предводитель стражи повел незнакомца. Когда они вошли за занавес палатки, то увидели пятерых купцов, сидевших на вытканных золотом подушках. Черные рабы подавали им кушанья и напитки.
– Кого вы там привели к нам? – крикнул предводителю молодой купец.
Еще прежде чем предводитель смог ответить, незнакомец сказал:
– Меня зовут Селим Барух и я из Багдада. На пути в Мекку я был взят в плен разбойничьей шайкой и три дня тому назад тайно освободился из плена. Великий Пророк дал мне услышать в широкой дали колокольчики вашего каравана, и вот я приехал к вам. Позвольте мне ехать в вашем обществе, – вы не окажете своей защиты недостойному, а если вы приедете в Багдад, то я щедро награжу вашу доброту, потому что я племянник великого визиря.
Тогда заговорил самый старший из купцов.
– Селим Барух, – сказал он, – милости просим под нашу сень! Мы рады помочь тебе, но прежде всего садись, ешь и пей с нами!
Селим Барух сел к купцам и стал есть и пить с ними. После обеда рабы убрали посуду и принесли длинные трубки и турецкий шербет. Купцы долго сидели молча, выпуская синеватые струйки дыма и смотря, как они извивались, переплетались и наконец разносились в воздухе.
Наконец молодой купец прервал молчание.
– Так мы сидим уже три дня, – сказал он, – на лошади и за столом, ничем не занимая времени. Я испытываю сильную скуку, так как привык после обеда смотреть танцоров или слушать пение и музыку. Вы ничего не знаете, друзья мои, что заняло бы у нас время?
Четверо старших купцов продолжали курить и, казалось, серьезно думали, а незнакомец сказал:
– Если мне будет позволено, я сделаю вам одно предложение. Я думаю, что на каждом привале один из нас мог бы что-нибудь рассказать другим. Это уж могло бы занять у нас время.
– Селим Барух, ты сказал правду, – проговорил Ахмет, самый старший из купцов. – Давайте примем это предложение!
– Я рад, что предложение вам нравится, – сказал Селим, – а чтобы вы видели, что я не желаю ничего несправедливого, начну сам.
Обрадованные купцы сдвинулись ближе и посадили незнакомца в середину. Рабы опять наполнили чаши, снова набили трубки своих господ и принесли горячих углей для раскуривания. А Селим освежил свой голос хорошим глотком шербета, разгладил вокруг рта длинную бороду и сказал:
– Так слушайте же рассказ о калифе аисте.
Однажды в прекрасное послеобеденное время багдадский калиф Хасид уютно сидел на своем диване. Он немного поспал, потому что был жаркий день, и теперь, после своего короткого сна, имел очень веселый вид. Он курил из длинной трубки розового дерева, отпивал иногда немного кофе, который наливал ему раб, и всякий раз, когда кофе казался ему вкусным, весело поглаживал себе бороду. Словом, по калифу видно было, что ему очень приятно. В этот час очень хорошо можно было говорить с ним, потому что он был всегда очень милостив и снисходителен; поэтому и его великий визирь Мансор ежедневно посещал его в это время. В это послеобеденное время он тоже пришел, но против обыкновения имел очень задумчивый вид. Калиф немного вынул изо рта трубку и сказал:
– Почему у тебя такое задумчивое лицо, великий визирь?
Великий визирь крестообразно сложил руки на грудь, поклонился своему государю и ответил:
– Государь, задумчивое ли у меня лицо – я не знаю, но там внизу, у дворца, стоит торговец, у которого такие прекрасные вещи, что мне досадно не иметь много лишних денег.
Калиф, который уже давно охотно порадовал бы своего великого визиря, послал вниз черного раба, чтобы привести торговца наверх. Скоро раб вернулся с торговцем. Это был маленький, толстый человек, смуглый лицом и в оборванной одежде. Он принес ящик, в котором у него были всякие товары: жемчуг и кольца, богато оправленные пистолеты, кубки и гребни. Калиф и его визирь все пересмотрели, и калиф купил наконец для себя и Мансора прекрасные пистолеты, а для жены визиря – гребень. Когда торговец хотел уже опять закрыть свой ящик, калиф увидел маленький выдвижной ящичек и спросил, есть ли и там еще товары.
Торговец вынул ящик и показал в нем коробку с черноватым порошком и бумагу с очень странной надписью, которую не могли прочесть ни калиф, ни Мансор.
– Эти две вещи я получил однажды от купца, который нашел их в Мекке на улице, – сказал торговец. – Я не знаю, что они содержат; они к вашим услугам за ничтожную цену, я ведь ничего не могу сделать с ними.
Калиф, который любил иметь в своей библиотеке старинные рукописи, хотя и не мог читать их, купил рукопись и коробку и отпустил торговца. Он стал думать, как бы ему узнать, что содержит рукопись, и спросил визиря, не знает ли он кого-нибудь, кто мог бы разобрать ее.
– Всемилостивейший государь и повелитель, – отвечал визирь, – у большой мечети живет один человек, которого зовут Селимом Мудрецом; он знает все языки. Позови его, может быть, он знает эти таинственные знаки.
Скоро ученый Селим был приведен.
– Селим, – сказал ему калиф, – говорят, ты очень учен. Взгляни-ка немного на эту рукопись, можешь ли ты прочесть ее? Если ты сможешь прочесть ее, то получишь от меня новое праздничное платье, если не сможешь – получишь двенадцать ударов по щеке и двадцать пять по подошвам, потому что тогда тебя напрасно называют Селимом Мудрецом.
Селим поклонился и сказал:
– Да будет воля твоя, государь!
Он долго и внимательно рассматривал рукопись, но вдруг воскликнул:
– Это написано по-латыни, государь, или пусть меня повесят!
– Скажи, что в ней написано, – приказал калиф, – если это по-латыни.
Селим начал переводить:
«Человек, ты, который найдешь это, восхвали Аллаха за его милость. Кто понюхает порошка в этой коробке и при этом скажет мутабор тот может превратиться во всякое животное и будет понимать также язык животных. Если он захочет опять возвратиться в свой человеческий образ, то пусть он трижды поклонится на восток и скажет это же слово! Но остерегайся смеяться, когда будешь превращен! Иначе волшебное слово совершенно исчезнет из твоей памяти и ты останешься животным!»
Когда Селим Мудрец прочел все это, калиф был чрезвычайно доволен. Он велел ученому поклясться никому ничего не говорить об этой тайне, подарил ему прекрасное платье и отпустил его. А своему великому визирю он сказал:
– Это я называю хорошей покупкой, Мансор! Как я буду рад, когда буду животным! Завтра утром ты придешь ко мне! Потом мы вместе пойдем в поле, понюхаем немного из моей коробки, а затем будем подслушивать, что говорится в воздухе и в воде, в лесу и в поле.
Едва на другое утро калиф Хасид позавтракал и оделся, как уже явился великий визирь сопровождать его, как он приказал, на прогулку. Калиф сунул коробку с волшебным порошком за пояс и, приказав своей свите остаться сзади, отправился в путь с одним великим визирем. Сперва они пошли по обширным садам калифа, но напрасно высматривали что-нибудь живое, чтобы испробовать свой фокус. Наконец визирь предложил пойти дальше, к пруду, где он уже часто видал много животных, а именно аистов, которые своей важностью и своим курлыканьем всегда возбуждали его внимание.
Калиф одобрил предложение своего визиря и пошел с ним к пруду. Придя туда они увидели аиста, который важно расхаживал, отыскивая лягушек и иногда что-то курлыча про себя. В то же время далеко вверху, в воздухе, они увидели другого аиста, летевшего к этому месту.
– Ручаюсь своей седой бородой, всемилостивейший государь, – сказал великий визирь, – если эти двое длинноногих не поведут между собою прекрасного разговора. А что если нам сделаться аистами?
– Отлично! – отвечал калиф.
– Но прежде еще раз сообразим, как сделаться опять человеком.
– Верно! Трижды поклонившись на восток и сказав мутабор я буду опять калифом, а ты – визирем. Но только, ради неба, не смеяться, а то мы пропали!
Сказав так, калиф увидел, что другой аист парит над их головами и медленно опускается на землю. Он быстро вынул из-за пояса коробку, взял хорошую щепоть, предложил ее великому визирю, который тоже понюхал, и оба воскликнули: «Мутабор!»
Тогда их ноги сморщились и стали тонкими и красными: красивые желтые туфли калифа и его спутника сделались безобразными ногами аистов, руки – крыльями, шея вышла из плеч и стала длиной в локоть, борода исчезла, а все тело покрыли мягкие перья.
– У вас красивыи клюв, великии визирь, – сказал после долгого изумления калиф. – Клянусь бородой Пророка, ничего такого я не видал в своей жизни!
– Покорнейше благодарю, – ответил великий визирь кланяясь, – но, если я могу осмелиться, я утверждаю, что аистом ваше высочество почти еще красивее, чем калифом. Однако пойдемте, если вам угодно, подслушивать там наших товарищей и испытать, действительно ли мы знаем язык аистов.
Между тем другой аист прилетел на землю. Он почистил себе клювом ноги, расправил перья и подошел к первому аисту. А оба новых аиста поспешили подойти поближе к ним и, к своему изумлению, услыхали следующий разговор:
– Здравствуйте, Длинноножка! Так рано и уже на лугу?
– Очень вам благодарна, моя милая Трещотка! Я добыла себе только маленький завтрак. Может быть, вам угодно четвертинку ящерицы или бедрышко лягушки?
– Благодарю покорно – у меня сегодня совсем нет аппетита. Я прилетела на луг даже совсем за другим. Я должна сегодня танцевать перед гостями своего отца и хочу немного поупражняться наедине.
В то же время молодой аист с удивительными движениями зашагал по полю. Калиф и Мансор с удивлением смотрели на него. A когда он в живописнои позе стал на одной ноге и при этом грациозно замахал крыльями, тогда оба они уже не могли сдержаться: из их клювов вырвался неудержимый смех, от которого они опомнились только спустя долгое время.
Сперва успокоился калиф.
– Это была прекрасная шутка! – воскликнул он, – Такой не купишь за деньги! Жаль, что своим смехом мы спугнули глупых животных, а то они, наверно, еще и спели бы.
Но теперь великому визирю пришло в голову, что смех во время превращения был запрещен. Поэтому он поделился своим опасением с калифом.
– Клянусь Меккой и Мединой! Это была бы плохая шутка, если бы я должен был остаться аистом! Вспомни же глупое слово! Я не произнесу его.
– Мы должны трижды поклониться на восток и при этом сказать: му-му-му…
Они стали к востоку и беспрестанно кланялись, так что их клювы почти касались земли. Но горе! Они забыли волшебное слово, и сколько ни кланялся калиф, как страстно его визирь ни восклицал при этом му-му-му, всякое воспоминание о нем исчезло, и бедный Хасид и его визирь остались аистами.
Печально бродили заколдованные по полям. Они совершенно не знали, что им делать в своем горе. Выйти из своей кожи аистов они не могли, вернуться в город, чтобы дать возможность узнать себя, тоже не могли; ведь кто же поверил бы аисту, что он калиф? А если бы даже и поверили этому, то захотят ли жители Багдада иметь калифом аиста?
Так они блуждали несколько дней и скудно питались полевыми плодами, которыми, однако, вследствие своих длинных клювов они не могли хорошо кормиться. Впрочем, к ящерицам и лягушкам у них не было аппетита, потому что они опасались испортить себе такими лакомствами желудок. Их единственным удовольствием в этом печальном положении было то, что они могли летать, и вот они часто летали на крыши Багдада смотреть что происходит в нем.
В первые дни они замечали на улицах большое беспокойство и печаль. А приблизительно на четвертый день после своего превращения они сидели на дворце калифа и увидели внизу на улице пышное шествие. Звучали барабаны и трубы; на разукрашенной лошади сидел человек в вышитой золотом пурпурной мантии, окруженный блестящими слугами.
За ним бежала половина Багдада, и все кричали: «Да здравствует Мицра, властитель Багдада!» Тогда оба аиста на крыше дворца посмотрели друг на друга, и калиф Хасид сказал:
– Ты догадываешься теперь, почему я заколдован, великий визирь? Этот Мицра – сын моего смертельного врага, могущественного волшебника Кашнура, который в минуту гнева поклялся мне в мести. Но я еще не теряю надежды. Пойдем со мной, верный товарищ моего горя! Мы отправимся к гробу Пророка; может быть, в святом месте это колдовство будет уничтожено.
Они поднялись с крыши дворца и полетели в сторону Медины.
Но лететь им не очень-то удавалось, потому что у обоих аистов было еще мало упражнения.
– Государь, – застонал через несколько часов великий визирь, – простите, я уж недолго выдержу это! Вы летите слишком быстро! Да и уж вечер! Мы хорошо бы сделали, если бы поискали на ночь пристанища.
Калиф выслушал просьбу своего слуги, а так как внизу в долине он увидел развалины, которые, казалось, давали приют, то они полетели туда. Место, где они спустились на эту ночь, прежде, по-видимому, было замком. Среди развалин возвышались прекрасные колонны; несколько комнат, которые еще достаточно сохранились, свидетельствовали о прежнем великолепии этого дома. Хасид и его спутник пошли по коридорам искать себе сухое местечко.
Вдруг аист Мансор остановился.
– Государь и повелитель, – тихо прошептал он, – глупо было бы великому визирю, а еще больше аисту, бояться привидений! Мне очень страшно, потому что здесь рядом что-то только что совершенно внятно вздыхало и стонало.
Калиф тоже остановился и совершенно ясно услыхал тихий плач, который принадлежал, казалось, скорее человеку, нежели животному. Исполненный ожидания, он хотел подойти к тому месту, откуда шли жалобные звуки, но визирь схватил его клювом за крыло и с мольбой попросил его не бросаться в новые, неизвестные опасности. Но напрасно! Калиф, у которого и под крылом аиста билось храброе сердце, вырвался, потеряв несколько перьев, и поспешил в темный проход. Скоро он подошел к двери, которая, казалось, была только притворена и из-за которой он услыхал явственные вздохи и стоны. Он открыл дверь, толкнув ее клювом, но в изумлении остановился на пороге. В развалившейся комнате, которая скудно освещалась только небольшим решетчатым окном, он увидел сидевшую на полу большую ночную сову. Крупные слезы катились у нее из больших, круглых глаз и хриплым голосом она издавала вопли своим кривым клювом. Но когда она увидела калифа и его визиря, который между тем тоже подкрался, она подняла громкий радостный крик. Она красиво утерла крылом с бурыми пятнами слезы с глаз и, к великому изумлению обоих, воскликнула на хорошем арабском языке:
– Милости просим, аисты! Вы для меня добрый знак моего спасения, потому что через аистов мне явится большое счастье. Так однажды мне было предсказано!
Когда калиф опомнился от своего изумления, он поклонился своей длинной шеей, красиво поставил свои тонкие ноги и сказал:
– Сова! По твоим словам я могу думать, что вижу в тебе товарища по несчастью. Но увы! Твоя надежда, что через нас явится твое спасение, напрасна! Ты сама узнаешь нашу беспомощность, когда услышишь нашу историю.
Сова попросила его рассказать, а калиф начал и рассказал то, что мы уже знаем.
Когда калиф изложил сове свою историю, она поблагодарила его и сказала:
– Узнай также мою историю и выслушай, что я не меньше тебя несчастна. Мой отец – король Индии; меня, его единственную, несчастную дочь, зовут Лузой. Тот волшебник Кашнур, который заколдовал вас, сделал несчастной и меня. Однажды он явился к моему отцу и стал просить меня в жены для своего сына Мицры. А мой отец, человек вспыльчивый, велел спустить его с лестницы. Негодяй сумел под другим видом опять подкрасться близко ко мне, и когда я однажды в своем саду захотела выпить прохладительного, он, переодетый рабом, принес мне питье, которое превратило меня в этот мерзкий вид. Он принес меня, бессильную от ужаса, сюда и страшным голосом крикнул мне в уши:
«Ты должна оставаться безобразной, презираемой даже животными до своей смерти или пока кто-нибудь добровольно не пожелает тебя, даже в этом ужасном виде, в супруги. Так я мщу тебе и твоему гордому отцу!»
С тех пор прошло много месяцев. Одиноко и печально я живу отшельницей в этих стенах, ненавидимая миром и отвратительная даже для животных; прекрасная природа недоступна мне: ведь днем я слепа, и только когда месяц разливает на эти стены свой бледный свет, с моих глаз спадает окутывающий их покров.
Сова кончила и крылом опять утерла глаза, потому что рассказ о своих страданиях вызвал у нее слезы.
При рассказе принцессы калиф погрузился в глубокие размышления.
– Если не все меня обманывает, – сказал он, – то между нашими несчастьями существует таинственная связь; но где мне найти ключ к этой загадке?
Сова отвечала ему:
– О государь, и я предчувствую это, потому что однажды, в ранней юности, мне было предсказано мудрой женщиной, что аист принесет мне большое счастье, и я, может быть, знаю, как мы могли бы спастись.
Калиф был очень изумлен и спросил, каким же путем можно спастись по ее мнению.
– Волшебник, который обоих нас сделал несчастными, – сказала она, – раз в месяц приходит в эти развалины. Недалеко от этой комнаты есть зала. Там он и многие его товарищи собираются и пируют. Уже не раз я подслушивала их там. Тогда они рассказывают друг другу свои постыдные дела; быть может, в то время он произносит волшебное слово, которое вы забыли.
– Дражайшая принцесса! – воскликнул калиф. – Скажи, когда он приходит и где эта зала!
Сова минуту помолчала, а потом сказала;
– Не обижайтесь, но только под одним условием я могу исполнить ваше желание.
– Говори! Говори! – закричал Хасид. – Приказывай, для меня все хорошо!
– Я очень хотела бы тоже быть свободной. Но это может произойти лишь тогда, когда один из вас предложит мне свою руку.
Аисты, по-видимому, были несколько смущены этим предложением, и калиф сделал своему слуге знак немного отойти с ним.
– Великий визирь, – сказал за дверью калиф, – это глупая сделка, но вы могли бы, как мне кажется, принять ее.
– Как? – отвечал визирь, – Чтобы моя жена, когда я приду домой, выцарапала мне глаза? К тому же я старик, а вы еще молоды, не женаты. Вы скорее можете отдать руку молодой, прекрасной принцессе.
– То-то и есть, – вздохнул калиф, печально опуская крылья, – кто же говорит тебе, что она молода и прекрасна? Это значит купить за глаза!
Они еще долго уговаривали друг друга, но наконец, когда калиф увидел, что его визирь предпочитает остаться аистом, нежели жениться на сове, он решился сам исполнить условие. Сова очень обрадовалась. Она призналась им, что в лучшее время они не могли бы прийти, потому что волшебники соберутся, вероятно, в эту ночь.
Она вместе с аистами покинула комнату, чтобы вести их в ту Залу. Они долго шли в темном коридоре; наконец из-за полуразвалившейся стены им блеснул в глаза яркий свет.
Когда они подошли туда, сова посоветовала им держать себя совсем тихо. Через отверстие, у которого они стояли, они могли осмотреть большую залу. Она была украшена колоннами и великолепно убрана. Множество цветных ламп заменяли дневной свет. Посредине залы стоял круглый стол, уставленный множеством изысканных кушаний. Вокруг стола тянулся диван, на котором сидели восемь человек. В одном из этих людей аисты узнали того торговца, который продал им волшебный порошок. Его сосед пригласил его рассказать им свои новейшие дела. Он рассказал между прочим и историю калифа и его визиря.
– Какое же слово ты им задал? – спросил его другой волшебник.
– Очень трудное, латинское слово – мутабор.
Когда аисты у своего отверстия в стене услыхали это, они от радости почти вышли из себя. На своих длинных ногах они так быстро побежали к воротам развалин, что сова едва могла поспевать. Там растроганный калиф сказал сове:
– Спасительница моей жизни и жизни моего друга, возьми меня в супруги в знак вечной благодарности за то, что ты сделала для нас!
А затем он обернулся к востоку. Аисты трижды склонили свои длинные шеи навстречу солнцу, которое только что поднималось за горами. «Мутабор!» – воскликнули они и вмиг превратились в людей. В великои радости от вновь дарованной жизни государь и слуга смеясь и плача обнимали друг друга. Но кто опишет их изумление, когда они оглянулись? Перед ними стояла прекрасная, великолепно наряженная дама. Она с улыбкой подала калифу руку.
– Разве вы уже не узнаете свою ночную сову? – сказала она.
Это была она. Калиф был так восхищен ее красотой и прелестью, что воскликнул:
– Мое величайшее счастье, что я в свое время сделался аистом!
Теперь все трое вместе направились в Багдад.
В своей одежде калиф нашел не только коробку с волшебным порошком, но и свой кошелек с деньгами. Поэтому в ближайшей деревне он купил все, что было необходимо для их путешествия, и вот они скоро приехали к воротам Багдада. А там прибытие калифа возбудило большое изумление. Его выдавали за умершего, и поэтому народ был очень рад опять иметь своего возлюбленного государя.
Но тем сильнее возгорелась ненависть жителей к обманщику Мицре. Они пошли во дворец и поймали старого волшебника и его сына. Старика калиф отправил в ту самую комнату развалин, где принцесса жила совой, и велел повесить его там. А сыну, который ничего не понимал в искусствах отца, калиф предоставил выбрать, что он хочет: умереть или понюхать порошка. Когда он выбрал последнее, великий визирь подал ему коробку. Порядочная щепоть и волшебное слово калифа превратили его в аиста. Калиф велел запереть его в железную клетку и поставить ее в своем саду.
Долго и весело жил калиф Хасид со своей женой принцессой. Его самыми приятными часами были всегда те, когда после обеда его посещал великий визирь. Тогда они часто говорили о своих приключениях, когда были аистами, и если калиф был очень весел, то снисходил до того, что изображал великого визиря, какой вид он имел аистом. Он важно ходил не сгибая ног взад и вперед по комнате, курлыкал, махал руками, как крыльями, и показывал, как визирь тщетно кланялся на восток и при этом восклицал му-му. Для жены калифа и ее детей это представление всегда было большой радостью; но когда калиф слишком долго курлыкал, кланялся и кричал му-му, то визирь улыбаясь грозил ему, что сообщит жене калифа, что обсуждалось за дверью принцессы ночной совы.
Когда Селим Барух окончил свой рассказ, купцы, казалось, были очень довольны им.
– Правда, послеобеденное время прошло у нас так, что мы и не заметили! – сказал один из них, открывая ковер палатки. – Дует прохладный, вечерний ветер; мы могли бы проехать еще хорошее расстояние.
Его товарищи согласились на это. Палатки были разобраны, и караван отправился в путь в том же порядке, в каком пришел.
Они проехали почти всю ночь; ведь днем было душно, а ночь была прохладная и звездная. Наконец они подъехали к удобному привалу, раскинули палатки и легли отдыхать. О незнакомце купцы заботились так, как будто он был их самым дорогим гостем. Один дал ему подушки, другой – одеяла, третий дал рабов; словом, ему прислуживали так хорошо, как будто он был дома. Когда они опять встали, наступили уже более жаркие часы дня, и они единодушно решили дождаться здесь вечера. Пообедав вместе, они опять сдвинулись ближе, и молодой купец обратился к самому старшему и сказал:
– Вчера Селим Барух доставил нам приятный послеобеденный отдых. Что, если вам, Ахмет, тоже рассказать нам что-нибудь из своей долгой жизни, которая, вероятно, может указать на много приключений, или хорошенькую сказку.
На это Ахмет некоторое время молчал, как бы колеблясь про себя – сказать ли ему то или другое или нет. Наконец он заговорил:
– Любезные друзья! Вы оказались в этом нашем путешествии верными товарищами, а Селим тоже заслуживает моего доверия. Поэтому я поделюсь с вами кое-чем из своей жизни, что обыкновенно я неохотно и не всякому рассказываю: я расскажу вам историю о корабле привидений.
aldebaran.ru
Вільгельм Гауф
Малий Мук Казки
З Альманаху казок 1826 року
Малий Мук
Жив собі колись у Нікеї чоловік, якого прозивали Малим Муком. Я його добре пам'ятаю, бо якось, коли я ще під стіл пішки ходив, батько добряче нам'яв мені потилицю через нього. На той час Малий Мук уже був у літах, але на зріст – жабі по коліна. Вигляд він мав доволі кумедний: на маленькому, худому тільці стирчала величезна голова, значно більша, ніж у решти людей. Жив той Маленький Мук у великій старій кам'яниці. Він навіть сам собі куховарив, і не було про нього ні слуху, ні духу, – виходив-бо бідолаха з дому тільки раз на чотири тижні! – хіба що густий дим по обіді раз по раз шугав з його димаря, і люди знадвору бачили, як у вечірній час Мук гуляє собі дахом. Тільки велика голова сновигала туди-сюди на тлі неба. Вдачу я і мої товариші мали лиху і любили пограти на нервах перехожим, тому день, коли Малий Мук виходив надвір, був для нас справжнім святом. Ми збиралися перед його будинком і чекали, доки він вийде. Обережно прочинялися двері, і спершу звідти вистромлялася велика голова у просто-таки велетенському тюрбані, а відтак з'являлося дрібне тіло у старому халаті і просторих шароварах, перехоплених широким поясом. На ньому теліпався довгий кинджал, такий довжелезний, що годі було сказати, чи то кинджал причеплений до Мука, чи то Мук править за доважок до кинджала. Коли він виходив-таки на вулицю, ми нетямилися від радощів, підкидали у небо свої шапки і танцювали навколо нього мов навіжені. Мук поважно кивав нам головою й розгонистою ходою чимчикував вулицею. А ми, хлопчаки, бігли за ним і кричали: «Малий Мук! Малий Мук!» Навіть пісеньку склали про нього:
Карлик Мук, карлик Мук,Мешкаєш у кам'яниці,Хай у ній і не сидиться…Маєш вдачу ти несмілу,Не голівку носиш – брилу.Нум-же, хлопче, не дрімай,Нас швиденько упіймай!Так ми частенько глузували з бідолахи, і, на мій сором, тепер мені здається, що я ображав його найбільше; я-бо раз по раз смикав його за халат, а якось навіть наступив ззаду на його великі капці, так що він розтягнувся на землі. Я мало не зайшовся сміхом, одначе стримався, зауважуючи, як Малий Мук, насилу-силу звівшись на ноги, човгає до будинку мого батька.
Він довго не виходив звідти. Я сховався за дверима і з нетерпінням очікував, що буде далі. Нарешті двері відчинились, і карлик вийшов. Батько провів його до порога, шанобливо підтримуючи під руку, і низько вклонився йому на прощання. Я почувався ні в сих ні в тих і довго не наважувався повернутися додому. Нарешті голод узяв гору над моїм страхом, і я боязко прослизнув у двері, не сміючи підняти голову.
– Ти, я чув, кривдиш Малого Мука, – суворо зауважив батько. – Що ж, розкажу я тобі про його пригоди, і тоді ти більше не сміятимешся над бідним карликом. Але спершу ти отримаєш те, що тобі належиться.
А належалася мені за таку поведенцію добряча прочуханка. Нагодувавши мене як слід потиличниками, батько мовив:
– Тепер слухай уважно.
Батько Мука (насправді хлопця звали не Мук, а Мукра) жив у Нікеї й був людиною шанованою, хоча й небагатою. Так само як Мук, він завжди сидів у будинку й рідко потикався на люди. Він соромився свого сина-карлика, і нічого його не вчив. У свої шістнадцять років Мук тільки те й робив, що собак ганяв, і батько, чоловік суворий, усе шпетив хлопця, закидаючи стоптані капці і вітер у голові.
Якось батько Мука впав на вулиці й дуже забився. Після цього він занедужав і незабаром помер. Бідолашний невіглас Мук залишився один, як билина в полі. Батькові родичі, яким той заборгував, вигнали хлопця з дому. «Іди, – кажуть, – може, і знайдеш десь своє щастя». Мук надто не відмагався, хіба що випросив собі старі штани й куртку – все, що залишилося після батька. Батько в нього був високий і гладкий, але карлик недовго думаючи підрізав куртку і штани й одягнув їх. Щоправда, вони були занадто широкі, але на це не було ради. Обмотав хлопчина голову замість чалми рушником, причепив до пояса дамаський кинджал, узяв у руку палицю і пішов світ за очі.
Цілий день Мук чимчикував бадьоро; як-не-як він подався шукати свого щастя; втім, варто було хлопцеві зауважити, що під сонцем виблискує якийсь черепок, як він спинявся, гадаючи, що той ось-ось перетвориться на діамант; помітивши, як світиться купол мечеті чи виблискує озеро в далині, відразу налягав на ноги, бо йому здавалося, що він має потрапити у якийсь казковий край. Овва! Тільки-но він підходив ближче, як ті химери миттю розвіювалися, враз брала втома й озивався бурчанням живіт, нагадуючи, що він досі у країні смертних. Так він брів два дні, голодний і холодний, утративши надію на те, що десь воно є, те щастя; їв самі плоди з поля, спав на твердій землі. На ранок третього дня ген-ген він розгледів велике місто.
Півмісяці блищали на дзвіницях і мінилися під сонцем дахи, здавалося, манячи малого Мука звіддаля. Приголомшений, він стояв мовчки, втупивши очі у незнайоме місто і місцевість. «Авжеж, тут я і знайду своє щастя, – мовив він собі і, зібравши останні сили, рушив уперед, – тут або ніде». Але попри те, що вогні світилися зовсім близько, міста Мук добувся лише по обіді; все тому, що він ледве тягнув ноги, і йому доводилося раз по раз зупинятися, щоб сховатися під пальмою. Врешті-решт хлопець підійшов до міської брами. Поклав він свій халат просто під ноги, зав'язав на голові гарний тюрбан, затягнув пояс і застромив за нього свій кинджал; тоді здмухнув куряву з черевиків, взяв свою палицю і мужньо ступив за браму.
Він перейшовся кількома вулицями, але ніхто не відчиняв йому двері, ніде ніхто не сказав йому: «Малий Муку, заходь-но, їж і пий, хай твої ноги відпочинуть!».
За хвилю він спинився перед великим ошатним будинком. Раптом відчинилося вікно, звідти визирнула старенька і заливистим голосом мовила:
Хто мене чує?!Каша парує…Стіл накриваю,Гостей чекаю;На столі – наїдки.До їжі, дітки!Двері будинку відчинилися, і туди плавом попливли собаки й кішки. Якусь мить Мук мізкував: чи не зайти, бува, і собі всередину; тоді не встояв і згнітивши серце зайшов. Саме перед ним сюди ввійшли двійко кошенят, і він вирішив іти слідом, адже вони, певно, знають, де кухня.
Піднявшись сходами, Мук натрапив на ту бабусю, яка визирала з вікна. Вона ковзнула по ньому непривітним поглядом і запитала, чого хлопцю треба.
– Ти ж кликала всіх на вечерю, – відказав Малий Мук, – а мені й ріски в роті з ранку не було, отож і я вирішив завітати на гостину.
Стара засміялась і мовила:
– Звідки ти, дивний хлопчисько? Ціле місто знає, що куховарю я тільки для своїх любих котиків, а щоб вони не нудьгували, кличу до них хвостатих сусідів.
Малий Мук розповів старій, що змушений був піти, куди ноги несуть.
– Нагодуй і мене разом зі своїми котами, – попросив бідолаха.
Жінка, серце якій торкнула хлопцева розповідь, дала йому притулок, а також досхочу нагодувала й напоїла. Коли Мук упорався з вечерею, стара мовила йому:
– Муку, лишайся у мене, служитимеш мені, важкої роботи я не загадуватиму, і купатимешся в мене, як сир у маслі.
Котячий обід Мукові сподобався, тож він погодився. Роботу пані Ахавзі (так звали бабцю) і справді давала нескладну. У старенької було два коти й чотири кішки. Щоранку Мук розчісував їм шерсть і натирав її вишуканими мазями. За обідом він подавав їм їжу, а ввечері вкладав їх спати на м'якій перині й укривав оксамитовою ковдрою. Крім кішок у будинку жило ще кілька песиків. За ними карликові теж доводилося наглядати, проте із собаками клопоту було менше, ніж із кішками. Кішок пані Ахавзі любила, ніби рідних дітей. Малий Мук і далі жив самотою, як у батьківській кам'яниці: крім кішок і песиків він днями нікого не бачив.
Спершу карликові й справді жилося непогано. Роботи майже не було, а годували його від пуза, та й стара була дуже задоволена слугою. Та потім кішки не на жарт розійшлися. Тільки-но господиня за двері – вони зараз же давай гасати по кімнатах як скажені. Таку бучу зчиняють: геть усе порозкидають ще й посуд дорогий переб'ють. І щойно стара зачовгає на сходах – кішки миттю пострибають на перину, згорнуться калачиком, хвоста підібгають і любісінько лежать собі. А баба бачить, що в кімнаті безлад, і ну шпетити Малого Мука. Хлопець і так і сяк виправдовується, проте господиня більше вірить своїм кішкам, аніж слузі. А кішки вдають із себе святих та божих.
Бідолашний Мук дуже переживав, що й тут не знайшов щастя, і нарешті вирішив піти від старої. Та яке життя без грошей?! Пані Ахавзі ніби й обіцяла йому платити, та хлопець досі не отримав від неї ламаної копійки. Чекав він, чекав, а тоді вирішив сам знайти гроші. Була в тому будинку маленька комірчина, на дверях якої висів замок. Мукові кортіло довідатися, що ж стара в ній ховає. І раптом йому спало на думку, що в цій кімнаті, напевно, гроші. І захотілося йому понад усе ввійти туди, хоча замок міг відбити будь-яку охоту.
Якось уранці, коли Ахавзі пішла з будинку, до Мука підбіг один із песиків і давай смикати його за вилогу халата (стара недолюблювала цього песика, хоча той і пнувся з усіх сил, намагаючись заслужити її ласку, а от Мук, навпаки, часто гладив і пестив цуцика). Песик тихо скавчав і тягнув коротуна за собою. Привів він його у спальню баби й зупинився перед маленькими дверима, що їх Мук досі не помічав. Двері були прочинені. Песик штовхнув двері й увійшов у якусь комірчину; Мук пішов за ним й закляк на місці від подиву: він опинився в тій-таки кімнаті, куди йому так давно кортіло потрапити. Хлопець повів очима по комірчині, силкуючись угледіти бодай якусь монету, проте довкола були самі сукні і дивовижний старовинний посуд. Мукові особливо сподобався один глечик – кришталевий, із золотим малюнком. Узяв він його в руки й заходився крутити на всі боки, аж раптом кришка глечика – Мук і не помітив, що глечик був із кришкою, – впала на підлогу й розбилася на друзки.
Бідолашний Мук не на жарт злякався. Годі думати – треба було тікати: коли стара повернеться і побачить, що він розбив кришку, вона точно намне йому боки. Мук востаннє окинув оком кімнату і раптом побачив у кутку якісь пантофлі. Були вони дуже великі і непоказні, проте його власні черевики геть розлізлися. Муку навіть сподобалося, що пантофлі такі великі, – коли він їх одягне, всі побачать, що він уже не дитина. Вскочив він у обновку, прихопив тоненького ціпка з лев'ячою головою, який стояв у кутку, взяв кинджал і ходу з дому. Щойно місто зникло за спиною, як Мук наліг на ноги. Куди й поділася втома! Так він ще зроду-віку не бігав!.. Здавалося, його штовхала якась невидима сила. Врешті-решт він помітив, що не інакше як пантофлі несуть його і не дають зупинитися. Тоді він крикнув сам собі, як, бува, кричать коням: «Тпру!». Цієї ж миті пантофлі стали як укопані, а сам Мук гепнувся на землю, мертвий від утоми, і миттю заснув. І наснився йому дивовижний сон. Побачив він уві сні, ніби підходить до нього маленький песик, який привів його в таємну кімнату, і мовив: «Милий Муку, ти ще не знаєш, як можуть прислужитися тобі чарівні пантофлі. Варто тобі тричі повернутися на каблуку, і вони перенесуть тебе куди завгодно. А ціпок допоможе тобі шукати скарби. Коли під землею сховане золото, він стукне об землю тричі, а коли срібло, – двічі». Прокинувся хлопець і вирішив перевірити, чи правда те, що сказав уві сні песик. Узув він пантофлі і крутнувся на каблуках. Та куди йому було братися до таких викрутасів! Отож за мить бідолаха вже розпластався на землі. Так він падав і падав, доки після хтозна-якої спроби не встояв-таки на ногах. «А ну ж, дорогенькі пантофлі, несіть мене у найближче місто!» – гордо наказав Малий Мук. За хвилю він уже летів по небу і вітер віяв йому в обличчя. В одну мить хлопець стояв посеред просторого базарного майдану, обставленого ятками. Сила-силенна людей заклопотано сновигали туди-сюди. Малий Мук і собі пішов поміж люди, та ба – то на ногу йому хтось наступить, то когось він кинджалом шпигне. Тоді звернув бідолаха на якусь безлюдну вуличку та й зажурився. Справді, в кишені ні копійки, знайомих – ані душі. Є в нього, правда, чарівний ціпок, який може шукати золото й срібло, проте хто скаже, де лежать ті скарби? Звісно, можна пошитись у прохачі, але це не для нього. «Може, хоч мої пантофлі мене прогодують, – думає, – подамся-но краще у гінці». Певно, що найкраще за службу платив король, отож Мук попрямував просто до королівського палацу.
– Що тобі тут треба? – суворо спитав вартовий на дверях.
– Шукаю, чим би його королю послужити, – відказав Мук.
– Онде наглядач, спитай у нього, – порадив воячисько.
Пішов Мук до наглядача і попросився на роботу до короля. Проте той лише зміряв його очима і кинув: «Ти що, блекоти об'ївся, хлопче?! Хіба бувають скороходи з такими куцими ніжками!? Іди геть, нема мені коли теревені правити». Проте Мук і далі наполягав на тому, що має стати скороходом і робитиме все краще за будь-кого. Наглядач тільки посміявся з коротуна, проте повів його ввечері на королівську кухню і наказав добряче нагодувати малого гостя. Сам він пішов до короля і розказав про Малого Мука та його химери. Король мав жартівливу вдачу. Вирішивши, що наглядач надумав посміятися з коротуна, наказав улаштувати змагання на лузі біля палацу, щоб усі придворні теж могли побачити. Король розказав своїм принцам і принцесам, що за вистава буде ввечері, ті поділилися новиною зі своїми слугами, тож подивитися на перегони з карликом зібралося море глядачів.
Коли королівське сімейство повсідалося на своїх місцях, Малий Мук вийшов насеред лугу і вдарив чолом. З усіх боків почулися регіт і вигуки – такий смішний був цей карлик у своїх широченних шароварах, із кинджалом за поясом і в довжелезних туфлях. Але Малого Мука цей сміх не збентежив. Він з гордим виглядом оперся на ціпок і спокійно чекав супротивника. Як Мук і попросив, наглядач гукнув, що шукає найкращого бігуна. Охочий знайшовся швидко, він став поряд із Муком. За мить двоє суперників уже чекали знаку. Принцеса Амарца махнула своєю вуаллю, і бігуни полетіли лугом, мов ті стріли.
Спочатку скороход випереджав карлика, та за якусь мить Мук наздогнав його, а тоді лишив за спиною. Він устиг першим і ще довго чекав свого суперника, королівського скорохода. Король і королева заплескали в долоні, і всі придворні в один голос закричали: «Слава Мукові, переможцю перегонів!»
Повели Малого Мука до короля. Він упав до ніг правителя і мовив: «Могутній королю, я показав тобі лише невеличку частину своєї майстерності; дозволь мені стати гінцем!»
«Е, ні, – відказав король, – призначаю тебе моїм особистим скороходом. Відтепер і назавжди твоє місце – біля мене, любий Муку, щороку тобі видаватимуть сто золотих, і обідатимеш ти з моїми найкращими слугами».
Зрадів Мук, що нарешті знайшов омріяне щастя, і в мріях про свою долю вже піднісся у високості. Як-не-як він запопав королівської ласки, і тепер виконуватиме найнагальніші і найсекретніші доручення. Він і справді показував у своїй роботі неймовірну швидкість і точність.
Але іншим королівським слугам було не до душі те, що вони втратили ласку пана через якогось карлика, який умів хіба що швидко бігати. Тож вони нишком змовилися, щоб виперти його з палацу. Слуги раз по раз скаржилися на нього королю, але той не хотів їх слухати. Він, здавалося, дедалі більше довіряв Мукові, аж урешті призначив головним скороходом.
Мук знав про підступи, проте й не думав мститися. Він мав дитяче серце і лише намагався догодити і сподобатися своїм недругам. Нарешті згадав про свій ціпок, про який був геть забув. «Якщо вже я знайду скарби, – думав він, – то всі прихиляться до мене». Він частенько чув, що батько теперішнього короля закопав десь багато скарбів, коли вороги наскочили на його країну; подейкували, що він помер і не відкрив синові цю таємницю. Отож Мук тепер завжди носив свого ціпка з собою, сподіваючись, що одного разу знайде місце, де старий король закопав свої грошенята. Якось увечері забився він у найдальший куток саду; раптом ціпок у його руці затремтів і тричі стукнув об землю. Він точно знав, що це значить. Витягнув Мук свій кинджал, зробив зарубку на найближчому дереві й тихенько посунув у палац. Він дістав рискаля і вирішив чекати ночі, щоб узятися за роботу.
Проте й довелося зі скарбами попоратися! Руки в нього були великі, а лопата важка, тож за годину він вирив яму завглибшки хіба якихось півметра. Врешті-решт рискаль[1] дзенькнув об щось тверде. Він став копати ще швидше і спершу дістав велику залізну кришку. Малий Мук поліз у яму і побачив углибині великий горщик, набитий золотом. Та де йому було витягнути таке одоробло нагору? Він заходився набивати грошима штани і пояс, намагаючись узяти якнайбільше, сипнув грошви і в халат, а тоді зв'язав його у вузол і закинув на спину. Та якби не чарівні пантофлі, він би кроку не ступив, так пригинала його до землі золота ноша. Непомітно прокрався він у свою кімнату і висипав золото під канапу.
«Тепер нарешті мене любитимуть і поважатимуть», – думав Малий Мук. Він вирішив, що можна дарувати золото геть усім. Якби хлопця добре виховували, тоді б він точно знав, що друзів за золото не купиш! Шкода лишень, що бідолаха забруднив свої пантофлі, коли тягав золото з горщика! Інших придворних узяли завидки. Головний кухар Ахулі жовчно шепотів:
– Мук карбує фальшиві гроші! Ахмед, начальник рабів, мовив:
– Не інакше, як хлопець випрохав їх у короля.
Королівський скарбник Архаз, ворог Малого Мука, який час від часу запускав лапу в королівську скарбницю, мовив:
– Він їх украв.
Щоб довідатися напевно, звідки в Мука взялися гроші, його вороги придумали такий план. Щоб про все дізнатися, заздрісники домовилися послати до короля головного чашника Корхуза. Прийшов той у королівські покої, як у воду опущений. Король і питає слугу:
– Що сталося, Корхузе?
– Сумую, – каже слуга, – втратив ласку свого короля.
– Що ти плетеш, друже Корхуз? – здивувався король. – Відколи це ти маєш запобігати моєї ласки?
Головний чашник і відказує:
– Як мені не журитися, коли ти, король, даруєш головному скороходові золото, а нам, вірним слугам, дістаються масляні вишкварки!»
Здивувався король, почувши таке, наказав перерахувати, скільки ж отримує його скороход, а коли покликали інших слуг, ті в один голос заприсяглися, що Малий Мук тринькає королівське золото. Скарбника все це неабияк потішило, бо всі нестачі можна було списати на бідолашного коротуна. Тоді король наказав крадькома стежити за Муком, аби піймати злодія на гарячому.
Одного вечора хлопчина зібрався у сад, бо, сіючи грошима, не зогледівся, як усе роздав.
Узяв він рискаль і тихо пішов своїм звичним шляхом. Однак цього разу за ним подалися вартові, а з ними – Корхуз і Архаз. Тієї самої хвилини, коли Малий Мук наклав повний халат золота й хотів іти назад, вони кинулися на нього, зв'язали йому руки й повели до короля.
Але той був незадоволений, що його розбудили, тож накрив мокрим рядном[2] свого скорохода і взяв його на допит. Довелося карликові витягати горщик і сипати золотом з халата під ноги королеві.
– Ми впіймали Мука, коли він закопував золото в землю, – кинув скарбник.
– Усе було навпаки, я не закопував, а діставав горщик, – заходивсь виправдовуватися Малий Мук.
Цієї миті всі довкола засміялися, а король спаленів од гніву, вражений нечуваною зухвалістю карлика:
– Нещасний! Ти що ж, гадаєш, що твій король дурний, як турецький кінь і його можна обібрати?
І король наказав скарбникові перелічити, чи цих грошей справді бракує у його казні.
– Я певен, що у вашій скарбниці бракує більше, ніж є грошей у цій купі, – відказав скарбник. – Але можу присягнутися, що це золото саме з королівської казни!..
Король наказав закувати Малого Мука у залізні ланцюги і кинути бідолаху в башту.
– А ти, скарбнику, сходи-но і поклади все золото у мою скарбницю! – докинув правитель.
Задоволений таким перебігом подій, скарбник потягнув золото додому і там заходився лічити монети. Зрештою він помітив цидулку на дні горщика. Дістав він папірець і прочитав таке: «Ворог заполонив мій край, тому мені доводиться ховати частину свого скарбу; хто його знайде, на того паде королівське прокляття, якщо не віддасть моєму синові! Король Саді».
Тим часом Малий Мук сидів собі у в'язниці і його брав смуток: він знав, що за крадіжку з королівської скарбниці його ось-ось стратять. А проте, бідолашному хлопцеві не хотілося розповідати королеві про чарівний ціпок. Король, напевно, відразу його забере, а разом з ним і пантофлі. А пантофлі, хоч і досі були на ногах карлика, проте нічим не могли прислужитися, бо ж нещасний хлопчина був прикутий кайданами до стіни, отож ніяк не міг повернутися на каблуці. Коли наступного дня ухвалили присуд, хлопець подумав було, що краще жити без чарівного дару, ніж помирати у розквіті сил. Він попросив короля, щоб той його вислухав, і виклав йому таємницю. Спершу король не повірив жодному слову скорохода; проте Малий Мук пообіцяв усе йому показати, коли той накаже його не вбивати. Король дав йому слово і потай від хлопця звелів закопати у своєму саду кілька золотих монет, а потім наказав Мукові знайти їх. Звісно, відшукати їх для Мука було за завиграшки. Тільки-но він дійшов до того місця, де було закопане золото, ціпок тричі вдарив об землю. Король зрозумів, що скарбник збрехав йому, і наказав його відправити на шибеницю замість Мука. А карлика він покликав до себе й мовив:
– Мені здається, що в тебе є ще якісь таємниці від мене; тож сидітимеш у в'язниці довіку, якщо не зізнаєшся, як навчився швидко бігати!
Перебувши ніч під замком, коротун не надто горів бажанням вертатися в темну, холодну вежу. Він розповів королеві про свої чарівні пантофлі, проте змовчав про найголовніше – як їх зупинити. Король вирішив сам випробувати ці туфлі. Взув він їх, вийшов у сад і як скажений помчав доріжкою. За хвилю він захотів спинитися – та ба. Марно він хапався за кущі й дерева – пантофлі тягли й тягли його вперед. А карлик стояв і сміявся собі під ніс. Його тішило те, що вдалося бодай чимось помститися цьому жорстокому королеві. Нарешті король вибився з сил і впав на землю.
Отямившись, він страшенно розгнівався на Малого Мука, який так покепкував із нього.
– Я пообіцяв тобі свободу і життя! – закричав він, – але якщо через дванадцять годин ти не поїдеш геть з мого краю, я накажу кинути тебе за ґрати! – з цими словами він наказав відібрати в бідака пантофлі й ціпок.
Пішов бідний коротун геть, похнюпившись і проклинаючи своє безталання. Адже він міг жити на королівському дворі, як у батька за пазухою. На щастя, країна цього короля була невелика, тож уже годин за вісім карлик дійшов до кордонів. Він вибивався з сил, бо завдяки чарівним пантофлям геть розучився ходити. Щойно ступивши в іншу країну, Мук вирішив поселитися в лісі; тут ніхто його не знав, та й, хтозна, чи припаде він до душі тутешнім людям. Він звернув зі шляху і заглибився в ліс. Там відшукав затишний куточок біля озера, під густими деревами, і ліг на траву. Прозорий струмок у тіні смоковниць, м'який моріжок ніби припрошували його; він вирішив, що радше помре від голоду, ніж жебратиме, і став чекати на смерть. З тими невеселими думками він і заснув. Коли прокинувся, від голоду і сліду не лишилося, тож Малий Мук подумав, що померти від голоду таки було б не надто приємно, і вирішив пошукати чогось їстівного.
Виявилося, що дерево, під яким він спав, рясно обчіпляне гарними стиглими фігами; заліз він на нього, зірвав кілька, і подався до струмка, щоб угамувати спрагу. Ой, лишенько! Він побачив у воді, що в нього на голові стирчить пара величезних вух, а замість носа звисає якась довга сосиска. Переляканий, він помацав вуха: вони були завдовжки з віслючі!
– Овва! – вигукнув бідолашний Мук. – У мене в руках було моє щастя, а я, як віслюк, проспав його.
Він довго тинявся під деревами, весь час обмацуючи свої вуха, і нарешті знову зголоднів. Довелося знову вертатися до смоковниць. Адже більше не було чого їсти.
Цього разу, наївшись, Малий Мук за звичкою підніс руки до голови, щоб упевнитися, чи, бува, не стирчать з-під чалми велетенські вуха, і раптом скрикнув: віслючі вуха кудись поділись, а замість них знову були його власні вуха. Він прожогом побіг до ставка і глянув у воду. До нього повернулися не тільки його вуха – ніс теж став таким само, як і раніше. Він миттю збагнув причину цих чудесних перетворень: варто було спробувати фіг з однієї смоковниці, як у нього з'явилися довгий ніс і вуха, натомість інша повернула йому природні риси. Малий Мук миттю зміркував, як йому поталанило. Він нарвав з обох дерев стільки фіг, скільки міг донести, і подався назад у країну жорстокого короля. У першому ж місті хлопець перевдягнувся
і пішов туди, де жив король. Довго чи коротко йшов, а добувся столиці. У ту пору була весна, і до фруктів ще було далеко. Сів Малий Мук перед брамою палацу поряд із всілякими крамарями і став дожидати, доки вийде королівський кухар купувати своєму панові харчі до столу. Хлопець сидів якусь хвилю, аж уздрів, як із палацу виходить головний кухар. Він кидав оком на той чи той товар, урешті дійшов до Мука. Побачив кухар винні ягоди і дуже зрадів.
– Яка смакота! – мовив він. – Ото король здивується! А що, коли я куплю в тебе цілий кошик?
Малий Мук не надто торгувався, і невдовзі вдарили по руках. Віддав кухар кошик слузі, а сам пішов далі; тим часом Малий Мук накивав п'ятами, боячись, що за ним кинуться наздогін, а тоді піймають і відшмагають.
Король був у гуморі. Він хвалив кухаря за гарний смак і за ту запопадливість, яку виказував його вірний слуга. Кухар лише сміявся, пам'ятаючи, яку смакоту він приготував наостанок, а тоді мовив:
– Ще не вечір! Найкраще попереду, ваша Величносте!
Усі, хто був за столом – придворні, принци і принцеси, – намагалися здогадатися, які ласощі приготував їм сьогодні головний кухар. І коли нарешті на стіл подали кришталеве блюдо, повне стиглих ягід, усі аж відкрили рота і страх як здивувалися.
– Які стиглі, які апетитні! – облизнувся король. – Кухарю, ти справжній чарівник, і заслужив нашу найбільшу ласку!
З цими словами король узявся ділити плоди. Принци і принцеси отримали по дві, придворним дісталося по одній, а інші король приберіг для себе – він був дуже жадібний і любив солоденьке. Король поклав фіги на тарілку і з апетитом заходився їх їсти.
– О, Господи, – раптом закричала принцеса Амарца, – тату, що це з твоїми вухами?
Усі здивовано глянули на короля – у нього з'явилися величезні вуха і довжелезний ніс. Подив помалу змішувався з жахом; придворні затремтіли од страху, коли в них повиростало таке саме.
Можна лише уявити, який жах охопив двір! Всі миттю заходилися шукати по місту лікарів; ті приходили і приносили з собою всілякі пігулки й мікстури, проте ніхто не міг зарадити бідолахам з вухами і носами. Одному з принців навіть відрізали вуха, але ті росли й далі.
Малий Мук про все чув, але й на очі не навертався. Та за кілька днів хлопець вирішив, що час діяти. На гроші, отримані за винні ягоди, він купив собі ошатне вбрання. Щоб його не впізнали, Мук зробив собі довгу білу бороду з козиної шерсті. Коротун насипав ягід з другого дерева, прийшов під палац і сказав, що він – заморський лікар, який може вилікувати короля. Спершу йому ніхто не повірив. Тоді Мук запропонував одному принцові перевірити на собі його рецепт. Той з'їв декілька плодів, і довгий ніс та віслючі вуха у нього зникли. За хвилю вже всі захотіли лікуватися в лікаря-чудотворця. Проте король був першим. Він мовчки взяв карлика за руку, привів його у свої покої і, відчинивши двері до скарбниці, мовив:
– Ось мої скарби! Бери все, що тобі до вподоби, та пообіцяй, що вилікуєш мене від цієї стидкої болячки!
Малий Мук, щойно зайшовши, устиг помітити, що в кутку стоять на підлозі його чарівні пантофлі, а поряд – ціпок. Він почав походжати туди-сюди, ніби роздивляючись королівські багатства, і непомітно підійшов до пантофлів. Миттю взув їх, схопив тростину і зірвав несправжню бороду. Тут-таки король упізнав знайоме обличчя свого головного скорохода.
– Підступний королю! – закричав Малий Мук. – Пам'ятаєш, як ти заплатив мені за мою вірну службу? А на згадку тобі залишаю довжелезні вуха, будеш пам'ятати бідолаху Мука!
Він швидко тричі обернувся на каблуці і, перш ніж король устиг сказати слово, тільки його й бачили…
Відтоді Малий Мук самотою живе в нашому місті, бо гордує людьми. Ти бачиш, як багато він пережив. Нині він держить розум у голові, хоча варто на нього глянути, як мимоволі посміхнешся, а посмішку він сприймає як глузування.
Ось яку історію розповів мені батько. Я передав усе це іншим хлопчакам, і жоден із нас ніколи більше не сміявся над карликом. Навпаки, ми його дуже поважали і так низько кланялися йому на вулиці, наче він був правитель міста або головний суддя.
iknigi.net
Пример видео 3 | Пример видео 2 | Пример видео 6 | Пример видео 1 | Пример видео 5 | Пример видео 4 |
Администрация муниципального образования «Городское поселение – г.Осташков»