Лёгкий хлеб: Сказка. Сказка хлеб

русская народная сказка, читать текст онлайн

Русская народная сказка «Легкий хлеб» читать текст онлайн:

Косил на лугу косарь. Устал и сел под кустом отдохнуть. Достал мешочек, развязал и начал хлеб жевать.

Выходит из лесу голодный волк. Видит — под кустом косарь сидит и ест что-то. Волк подошел к нему и спрашивает:

— Ты что ешь, человече?— Хлеб, — отвечает косарь.— А он вкусный?— Да еще какой вкусный!— Дай мне отведать.— Что ж, отведай.

Отломил косарь кусок хлеба и дал волку.

Понравился волку хлеб. Он и говорит:

— Хотел бы я каждый день хлеб есть, но где мне его доставать? Подскажи, человече!— Ладно, — говорит косарь, — научу тебя, где и как хлеб доставать.

И начал он волка поучать:

— Прежде всего надо землю вспахать…— Тогда и хлеб будет?— Нет, брат, постой. Потом надо землю взборонить…— И можно есть хлеб? — замахал волк хвостом.— Что ты, погоди. Прежде надо рожь посеять…— Тогда и хлеб будет? — облизнулся волк.— Нет еще. Дождись, пока рожь взойдет, холодную зиму перезимует, весной вырастет, потом зацветет, потом начнет колоситься, потом зреть…— Ох, — вздохнул волк, — долго ж, однако, надо ждать! Но уж тогда я наемся хлеба вволю!..— Где там наешься! — перебил его косарь. — Рано еще. Сперва надо спелую рожь сжать, потом в снопы связать, снопы в копны поставить. Ветер их провеет, солнышко просушит, тогда вези на ток…— И буду хлеб есть?— Э, какой нетерпеливый! Надо сначала снопы обмолотить, зерно в мешки ссыпать, мешки на мельницу отвезти и муки намолоть…— И все?— Нет, не все. Надо муку в деже замесить и ждать, пока тесто взойдет. Тогда в горячую печь садить.— И спечется хлеб?— Да, спечется хлеб. Вот тогда ты и наешься его, — закончил косарь поученье.

Задумался волк, почесал лапой затылок и говорит:

— Нет! Эта работа больно долгая да тяжелая. Лучше посоветуй мне, человече, как полегче еду добывать.— Ну что ж, — говорит косарь, — раз не хочешь тяжелый хлеб есть, поешь легкий. Ступай на выгон, там конь пасется.

Пришел волк на выгон. Увидел коня.

— Конь, конь! Я тебя съем.— Что ж, — говорит конь, — ешь. Только сперва сними с моих ног подковы, чтоб не ломать тебе зубы об них.— И то правда, — согласился волк. Нагнулся он подковы снимать, а конь как ударит его копытом в зубы… Перекувыркнулся волк — и бежать.

Прибежал к реке. Видит — на берегу гуси пасутся. “А не съесть ли мне их?” — думает. Потом говорит :

— Гуси, гуси! Я вас съем.— Что ж, — отвечают гуси, — ешь. Но сперва окажи нам перед смертью одну услугу.— Какую?— Спой нам, а мы послушаем.— Это можно. Петь я мастер.

Сел волк на кочку, задрал голову и давай выть. А гуси крыльями хлоп, хлоп — поднялись и полетели.

Слез волк с кочки, поглядел вслед гусям и пошел ни с чем.

Идет и ругает себя последними словами: “Ну и дурень же я! Зачем согласился петь? Ну, теперь кого ни встречу — съем!”

Только он так подумал, глядь — идет по дороге старый дед. Волк подбежал к нему:

— Дед, дед, я тебя съем!— И зачем так спешить? — говорит дел. — Давай сперва табачку понюхаем.— А он вкусный?— Попробуй — узнаешь.— Давай.

Достал дед из кармана кисет с табаком, сам понюхал и волку дал. Как нюхнул волк во весь дух, так весь кисет табаку и вдохнул. А потом как начал чихать на весь лес… Ничего от слез не видит, всё чихает. Так чихал с час, пока весь табак не вычихал. Осмотрелся, а деда уж и след простыл.

Пошел волк дальше. Идет он, идет, видит — на поле стадо овец пасется, а пастух спит. Высмотрел волк в стаде самого лучшего барана, схватил его и говорит:

— Баран, баран, я тебя съем!— Что ж, — говорит баран, — такова моя доля. Но чтобы долго тебе не мучиться да не ломать зубы об мои старые кости, стань лучше вон в той ложбинке и раскрой рот, а я взбегу на горку, разгонюсь и сам влечу к тебе в рот.— Спасибо за совет, — говорит волк. — Так мы и сделаем.

Стал он в ложбинке, открыл рот и ждет. А баран взбежал на горку, разогнался и трах рогами волка по голове. Так искры из глаз у серого и посыпались, весь свет перед ним закружился!

Опамятовался волк, покрутил головой и рассуждает сам с собой:

— Съел я его или нет?

А тем временем косарь закончил работу и идет домой. Услыхал он волчьи слова и говорит:

— Съесть-то не съел, да зато легкого хлеба отведал.

skazki-dlja-detej.com

Материал для проведения занятия по ознакомлению с окружающим "Сказки о хлебе"

© Дегтярёва Юлия Владимировна

Содержание:

А. Лопатина «Хлебная фея»

3 стр.

А. Лопатина "Волшебный каравай"

6 стр.

А. Лопатина "Сладкий хлеб"

8 стр.

Американская  народная сказка "Рыжая курочка" (перевод с англ.)

11 стр.

А. Толстой «Три калача и одна баранка»

12 стр.

А.Ремизов «Хлебный голос». Литературная сказка

12 стр.

Белорусская народная сказка «Лёгкий хлеб»

13 стр.

Ирис Ревю «Ароматный хлеб»

17 стр.

17 стр.

18 стр.

19 стр.

20 стр.

Русская народная сказка «Колобок»

22 стр.

Русская народная сказка «Петушок и бобовое зёрнышко»

24 стр.

«Хлеб всему голова»

26 стр.

Б. Вовк «Мякиш»

37 стр.

Ц. Топелиус «Три ржаных колоса»,

38 стр.

Украинская народная сказка «Колосок»

44 стр.

Михаил Пришвин «Лисичкин хлеб»

46 стр.

Сказка «Хлеб и золото»

48 стр.

«Девочка, которая наступила на хлеб»

49 стр.

Татьяна Домаренок «Как лесные зверушки хлеб испекли»

58 стр.

Туркменская сказка «»Хлеб из джугары»

59стр.

«Сказка о лёгком хлебе» (по мотивам вьетнамской сказки)

60 стр.

Ашот Сагратян «Сказа о мальчике, который Нагаш, и о хлебе, который Лаваш»

63 стр.

К. Паустовский « Тёплый хлеб»

68стр.

Царица Хлебных злаков послала свою дочку

– маленькую Хлебную фею, на землю. Она сказала ей:

«Хлебные феи с древних времен помогали людям выращивать злаки. Но сначала ты должна узнать о злаках все свете. Даю тебе волшебный колосок. Лети с ним на землю и узнай, как люди выращивают и используют злаки».

Хлебная фея выполнила наказ матушки, но она очень расстроилась. Все люди на свете: и взрослые, и дети каждый день кушают хлеб и кашу, но они очень мало знают о целебной пользе злаков.

И тогда Хлебная фея решила написать сказочные истории о целебной силе злаков и о том, как правильно их использовать.

А. Лопатина «Хлебная фея»

Когда девочка проснулась, вокруг никого не было, и она испугалась: «Куда ушел мой дедушка?»

Вдруг девочка услышала чей-то жалобный писк. Пошла она посмотреть, кто это пищит, и увидела среди колосков золотоволосую куколку с крылышками.

– Бедные мои крылышки помялись, золотые волосы растрепались, а мое золотое платьице испачкалось, – плакала куколка.

– Не плачь, куколка, твои крылышки я разглажу, платьице постираю в ручье, а золотые волосы расчешу. У меня в сумочке как раз есть расческа.

– Я не куколка, а Хлебная фея – младшая дочка Царицы хлебных злаков. Я легла отдохнуть перед дорогой на пшеничном поле. Я думала, что это самое безопасное место для Хлебной феи, но на меня наехало что-то тяжелое, и я потеряла сознание.

– Милая фея, главное, ты осталась жива. Я отнесу тебя к ручью, – сказала девочка и протянула фее ладошку.

Вскоре платьице феи было выстирано, а крылышки феи девочка аккуратно протерла носовым платочком.

– Спасибо, девочка, но самому большому моему горю,

ты не поможешь, – сказала Хлебная фея и снова заплакала маленькими золотыми слезками.

– Расскажи, что случилось, и мы что-нибудь придумаем, – попросила девочка.

– Когда я родилась, моя матушка сказала: «Хлебные феи с древних времен помогали людям выращивать злаки. Но сначала ты должна узнать о злаках все на свете. Даю тебе волшебный колосок. Лети с ним на землю и узнай, как люди выращивают и используют злаки». Теперь я не могу выполнить наказ матушки, потому что мой волшебный колосок потерялся на пшеничном поле.

– Мой дедушка говорит: «Это горе – не горе, а всего лишь полбеды». Мы найдем твой волшебный колосок, – успокоила фею девочка.

– Как мы его найдем, он похож на колосок пшеницы?! – всхлипнула фея.

– Неужели он ничем не отличается от обычного колоска?

– Когда я говорю заклинание, мой волшебный колосок сияет и исполняет желание, – объяснила фея.

– Что же ты молчишь?! – воскликнула девочка. – Видишь, уже темнеет, скорее, говори заклинание и попроси, чтобы твой колосок помог нам вернуться в город.

Хлебная фея тихонько перелетела к краю поля и сказала:

Ярко светит солнышко,

В поле зреют зернышки,

В каждом зёрнышке пшеницы

Сила солнышка хранится.

Золотой колосок – отведи нас в город.

– Вижу, вижу, один колосок засиял, – закричала девочка.

Она подбежала к сверкающему колоску и подняла его. Фея подлетела к колоску вместе с девочкой и тоже схватилась за него. Они закружились и очутились в большом хлебном магазине. Вокруг них возвышались полки с разными сортами хлеба. Фея дотронулась до пышного батона волшебным колоском, и он заговорил:

– Приятно познакомиться с тобой, Хлебная фея. Меня выпекли из пшеничной муки, и я этим горжусь. Пшеничный хлеб имеет отличный вкус.

– Мне тоже приятно. Значит пшеница – твоя мама? – переспросила фея.

– Да, она мама всех продуктов, которые делают из белой пшеничной муки. Это булочки, печенье, пироги, торты, пирожные, макароны и манная крупа. А еще из пшеницы получают крахмал, – ответил разговорчивый батон.

– Сначала расскажи, как люди начали выращивать пшеницу, – попросила фея.

– Это было так давно, что я не помню. Я городской житель, родился в городе на хлебопекарном заводе и живу тоже в городе, в этом замечательном хлебном магазине.

Словоохотливый батон замолчал, а Хлебная фея куда-то спряталась, потому что к девочке подошел продавец.

– Наш магазин закрывается, девочка. Тебе пора домой, – сказал продавец.

– Я хотела купить батон, но у меня нет с собой денег, – вздохнула девочка.

– Хорошо, возьми батон бесплатно и беги домой, – предложил продавец. – Надеюсь, ты знаешь, где твой дом?

– Да, знаю, здесь рядом. Спасибо большое за батон, – ответила девочка.

Продавец взял ее за руку и повел к выходу.

– Но я не могу уходить, в магазине осталась

Хлебная фея, – возразила девочка.

– Мне некогда слушать твои сказки, малышка, беги домой, – сказал продавец и выпроводил девочку на улицу.

Она расстроилась, что Хлебная фея осталась в магазине, но в этот момент фея вылетела из сумочки.

– Уф, чуть не задохнулась. Я спряталась в сумочку, когда увидела продавца. Держись скорее за мой колосок, я лечу в древние времена. Надо узнать, как люди научились выращивать пшеницу, – сказала фея и произнесла волшебное заклинание. Девочка схватилась за волшебный колосок, и все снова закружилось перед ее глазами.

Вопросы и задания к сказке:

• Нарисуйте Хлебную фею.

• Посчитайте, сколько хлеба в день съедают члены вашей семьи.

• Почему некоторые люди пекут свой хлеб?

• Придумайте рецепт своего хлеба.

А. Лопатина "Волшебный каравай"

На земле Хлебная фея познакомилась с девочкой и подарила ей одно зернышко из волшебного колоска.

Когда фея улетела, девочка спросила:

– Дедушка, а что нам делать с зернышком из волшебного колоска?

– Я обещал фее, что оно людям пользу принесет. Весной поедем в деревню и посадим его на поле. Пусть растет вместе с другими зернышками пшеницы, – предложил дедушка.

Так они и сделали. Выросла на поле золотистая пшеница. И вскоре жители деревни заметили, что один колосок в центре поля светился по ночам.

Услышали дедушка с внучкой рассказ о золотом колоске и поняли, что вырос он из волшебного зернышка феи. Пришли они к полю, чтобы полюбоваться на золотой колосок. Возле поля толпа крестьян спорила:

– Надо золотой колосок в музей отдать, – говорили одни.

– Нет, надо его за большие деньги продать, – предлагали другие.

– Не надо его продавать, – посоветовал дедушка. – Этот волшебный колосок принесет счастье тому, кто хлеб из него испечет.

– Счастье каждому нужно. Как же нам его поделить? – спросили крестьяне.

– Испеките каравай да поделите его поровну, – предложил дедушка.

Так и сделали крестьяне. Смешали волшебное зерно с зернами пшеницы, смололи из них муку и испекли большой каравай. Ели его целую неделю всей деревней, а когда съели, вдруг, откуда ни возьмись, появился новый каравай.

 Обрадовались жители деревни.

– Не хотим работать, волшебный каравай нас накормит, – сказали крестьянине.

– А мы не хотим учиться. Чего нам зря за партами сидеть, если можно гулять да играть. Волшебный каравай нас накормит, – решили дети.

Перестали жители деревни работать. Целыми днями они на солнышке грелись. На следующий год крестьяне решили пшеницу совсем не сеять.

Но как только они так решили, волшебный каравай стал уменьшаться прямо на глазах и вскоре совсем исчез.

Пришли снова дедушка с внучкой в деревню и удивились. Горюют крестьяне, плачут, причитают:

– Что нам делать? Волшебный каравай исчез. Кто нас кормить будет?

– Разве он исчез? – усмехнулся дедушка. – Он свою волшебную силу вам отдал. Теперь ваши руки тоже волшебные, и вы можете сами пшеницу вырастить и новые волшебные караваи испечь.

– Сомневаюсь, что мои руки волшебные, – сказал один крестьянин.

– А ты поработай и увидишь. У того, кто работать любит, руки всегда волшебными становятся, – засмеялся старик.

Подумали крестьяне и начали работать. Вспахали они поле и посеяли пшеницу. Нелегко им пришлось сначала. Болели у них руки и ноги, отвыкшие от работы. Но когда заколосилось на поле золотая пшеница, ни одного бездельника в деревне не осталось.

– У того, кто работать любит, руки всегда волшебными становятся, – говорят с тех пор крестьяне.

Вопросы и задания к сказке:

• Нарисуйте пшеничное поле, а посреди него – волшебный колосок.

• Какие блюда из муки готовят в вашей семье в праздничные дни?

• Перечислите блюда, которые невозможно приготовить без муки.

• Как вы думаете, почему у того, кто работать любит, руки волшебными становятся?

Горька работа да сладок хлеб

Хлеб сладкий стоит сил и пота, он выдается за работу.

Хлеб слаще сахара, когда в нем много твоего труда.

Горька работа? Ну и что ж? Зато твой хлебушек хорош.

Такой бесплатно не дается, трудом он честным достается.

А. Лопатина "Сладкий хлеб"

Дочка пришла на кухню и заявила:

• Мама, я хочу шоколадку.

• Сначала поешь на завтрак каши и хлебушка, - предложила мама.

• Не хочу, они плохие, - заныла девочка.

• Что ты, доченька, кашу и хлебушек подарили

нам зернышки. Земля их для тебя вырастила, свою силу богатырскую в них

спрятала, - стала объяснять мама.

• Фу, хлеб! Шоколадка сладкая, а в хлебе никакой сладости, - заявила девочка.

• Сначала завтрак, потом шоколадка, - твердо сказала мама. Вскоре девочка проголодалась и взяла булочку. К сожалению, она оказалась такой черствой, что невозможно было откусить ни кусочка. Тогда девочка решила съесть кусочек черного ароматного хлеба и чуть не сломала зуб.

• Хлеб свежий, я сегодня его купила, - удивилась мама.

• Почему же он каменный?- захныкала девочка.

• Все понятно, - вздохнула мама, - хлеб на тебя обиделся.

• А что мне делать? - прошептала испуганно девочка.

• Попроси у хлебушка прощение, - предложила мама.

Девочка попросила прощение, но хлеб не стал мягким. Девочка заплакала и выбежала на улицу.

• Слезами горю не поможешь. Что случилось? - услышала девочка добродушный голос и увидела перед собой своего дедушку.

• Ой, дедушка, хорошо, что ты к нам пришел. У меня беда. Я утром ругала хлеб, и теперь он стал, как каменный, - объяснила девочка.

• Это горе - не горе, а всего полбеды, - усмехнулся дедушка. - Собирайся, пойдем в поле. Поздороваемся с зернышками и спасибо скажем за новый урожай, - предложил дедушка.

• Разве зернышки нас услышат? - удивилась девочка.

• Если бы они тебя не слышали, они бы не обиделись, - заметил старик.

Собрались дедушка с внучкой и оправились в путь. Долго они шли и, наконец, подошли к полю с золотой пшеницей.

• Спасибо за урожай, полюшко, - поклонился старик.

• Спасибо, зернышки, что кормите нас хлебом. Простите меня, пожалуйста, - попросила девочка.

• Ой, дедушка, смотри, какая-то машина проехала по краю поля, и

колоски смяла, - воскликнула девочка, показывая

на широкую полосу полегших колосьев.

До обеда дед и внучка поднимали колосья, а потом полили их водой из ближайшего ручья. Наконец, дело было сделано.

Он достал из рюкзака соль и буханку черного хлеба. Девочка с замиранием сердца поднесла посоленный ломоть ко рту и... откусила кусок мягкого ароматного хлеба.

• Спасибо, хлебушек, - захрустела девочка корочкой.

• Спасибо, хлебушек, - повторяла она после каждого куска. Когда от хлеба остались лишь крошки, девочка сказала:

• Дедушка, я никогда раньше не ела такого сладкого хлеба.

• Вот и хорошо, - улыбнулся старик. - Сейчас напьемся водицы из родника, отдохнем немного и домой пойдем. Дедушка сел на траву под ближайшим деревом, а внучка уютно устроилась у него на коленях и попросила:

• Дедушка, расскажи мне сказку о зернышке.

• Одно маленькое зернышко ..., - начал рассказывать дедушка, но глаза у девочки закрылись, и она крепко уснула.

Задания к сказке:

• Какие сорта хлеба вы знаете, и какие из них вам больше всего нравятся?

• Какой хлеб вы любите больше всего, и почему?

• Какой из всех хлебных злаков кажется вам самым полезным для здоровья?

• Расскажите о случае, когда кусок хлеба показался вам очень вкусным.

• Как меняется отношение к хлебу у людей в голодные годы?

Американская  народная сказка "Рыжая курочка" (перевод с англ.)

Жила была на одной ферме рыжая курочка. Друзьями курочки были  чёрная собачка, большой рыжий кот, и  жёлтый гусёнок.Однажды, рыжая курочка нашла несколько зёрен пшеницы."Я могу испечь хлеб"- подумала рыжая курочка. Рыжая курочка спросила: "Кто поможет мне посадить пшеницу?""Не я"- сказала  чёрная собачка."Не я"- сказал большой рыжий кот."Не я"- сказал  жёлтый гусёнок."Тогда я сделаю это"- сказала маленькая рыжая курочка.

И она посадила пшеницу сама. Маленькая рыжая курочка  спросила: "Кто поможет мне скосить пшеницу?""Не я"- сказала маленькая чёрная собачка."Не я"- сказал большой рыжий кот."Не я"- сказал  жёлтый гусёнок."Тогда я сделаю это"- сказала рыжая курочка.

И она скосила пшеницу сама.Уставшая рыжая курочка спросила: "Кто поможет мне отнести пшеницу на мельницу и перемолоть её в муку?""Не я"- сказала  чёрная собачка."Не я"- сказал большой рыжий кот."Не я"- сказал жёлтый гусёнок."Тогда я сделаю это"- сказала уставшая рыжая курочка.

Она сама отнесла пшеницу на мельницу и перемолола её в муку.

Очень, очень уставшая  рыжая курочка спросила: «Кто поможет мне испечь хлеб?""Не я"- сказала маленькая чёрная собачка.

"Не я"- сказал большой рыжий кот."Не я "- сказал  жёлтый гусёнок."Тогда я  сделаю это"- сказала очень, очень уставшая рыжая курочка. И она испекла хлеб сама. Рыжая курочка спросила: "Кто поможет мне съесть  хлеб?""Я помогу!"- сказала  чёрная собачка."Я помогу!"- сказал большой рыжий кот."Я помогу!"- сказал жёлтый гусёнок."Нет! Я сама это сделаю!"- крикнула рыжая курочка.И она съела хлеб одна.

А. Толстой «Три калача и одна баранка»

Одному мужику захотелось есть. Он купил калач и съел; ему все еще хотелось есть. Он купил другой калач и съел; ему все еще хотелось есть. Он купил третий калач и съел, и ему все еще хотелось есть. Потом он купил баранок и, когда съел одну, стал сыт. Тогда мужик ударил себя по голове и сказал:

«Экой я дурак! что ж я напрасно съел столько калачей? Мне бы надо сначала съесть одну баранку».

А.Ремизов «Хлебный голос». Литературная сказка

Жил-был царь. И как не стало царицы, царь и призадумался: и то худо, что царицы нет, да на то воля Божья, и опять же хозяйство на руках - и не малое, надо кому распорядиться, надо и гостей принять честно, да чтобы всё было, как у людей есть, а ему на старости лет дай Бог с царством управиться.

А было у царя три сына, все трое женаты, при отце жили. Вот царь н призвал к себе снох — и старшую, и середнюю, и младшую - и решил испытать, кому из них большухой быть.

— Какой,— говорит,- голос дальше слышен?

Старшая думала, думала,— какой голос?

- Да вот,—говорит, — батюшка, намедни бычок за Москвой-рекой рычал, так у Андроньева на обедне слышно было.

— Эка дурёха! — отставил царь старшую сноху и к середней.— Какой голос дальше слышно?

— Петух у нас, батюшка, седни пел поутру, а в Соколинках у мамушки слыхали, Софоровна сказывала.

Царь только бороду погладил: ну, чего с такой спросить? — и к младшей:

— Какой голос дальше слышно?

— Не смею, батюшка, сказать, сами знаете.

— Как так, говори, не бойсь.

— Хлебный голос дальше слышно.

— Какой такой хлебный?

— А такой, батюшка, если кто хорошо кормит, а голодного не забывает, накормит, согреет, утешит, про того далеко слышно.

— Ну,— говорит царь, — умница ты, Поля, по-русски сказала, так и будь ты большухой.

И пошло с этих пор на Руси — хлебный голос всех дальше слышен.

Белорусская народная сказка «Лёгкий хлеб»

Косил на лугу косарь. Устал и сел под кустом отдохнуть. Достал мешочек, развязал и начал хлеб жевать. Вдруг выходит из лесу голодный волк и видит – под кустом косарь сидит и ест что-то. Волк подошел к нему и спрашивает:

- Ты что ешь, человече?

- Хлеб, – отвечает косарь.

- А он вкусный?

- Да еще какой вкусный!

- Что ж, отведай.

Отломил косарь кусок хлеба и дал волку. Понравился волку хлеб. Он и говорит:

- Хотел бы я каждый день хлеб есть, но где мне его доставать?

Подскажи, человече!

- Ладно, – говорит косарь, – научу тебя, где и как хлеб доставать.

И начал он волка поучать:

- Прежде всего надо землю вспахать…

- Тогда и хлеб будет?

- Нет, брат, постой. Потом надо землю взборонить…

- И можно есть хлеб? – замахал волк хвостом.

- Что ты, погоди. Прежде надо рожь посеять…

- Тогда и хлеб будет? – облизнулся волк.

- Нет еще. Дождись, пока рожь взойдет, холодную зиму перезимует, весной вырастет, потом зацветет, потом начнет колоситься, потом зреть…

- Ох, – вздохнул волк, – долго ж, однако, надо ждать! Но уж тогда я наемся хлеба вволю!..

- Где там наешься! – перебил его косарь. – Рано еще. Сперва надо спелую рожь сжать, потом в снопы связать, снопы в копны поставить.

Ветер их провеет, солнышко просушит, тогда вези на ток…

- И буду хлеб есть?

- Экий ты нетерпеливый! Надо сначала снопы обмолотить, зерно в мешки ссыпать, мешки на мельницу отвезти и муки намолоть…

- И все?

- Нет, не все. Надо муку в деже замесить и ждать,

пока тесто взойдет. Тогда в горячую печь садить.

- И спечется хлеб?

- Да, спечется хлеб. Вот тогда ты и наешься его, – закончил косарь поученье.

Задумался волк, почесал лапой затылок и говорит:

- Нет! Эта работа больно долгая да тяжелая. Лучше посоветуй мне, человече, как полегче еду добывать.

- Ну что ж, – говорит косарь, – раз не хочешь тяжелый хлеб есть, поешь легкий. Ступай на выгон, там конь пасется.

Пришел волк на выгон. Увидел коня.

- Конь, конь! Я тебя съем.

- Что ж, – говорит конь, – ешь. Только сперва сними с моих ног подковы, чтоб не ломать тебе зубы об них.

- И то правда, – согласился волк. Нагнулся он подковы снимать, а конь как ударит его копытом в зубы… Перекувыркнулся волк – и бежать.

Прибежал к реке. Видит – на берегу гуси пасутся. “А не съесть ли мне их?” – думает. Потом говорит:

- Гуси, гуси! Я вас съем.

- Что ж, – отвечают гуси, – ешь. Но сперва окажи нам перед смертью одну услугу.

- Какую?

- Спой нам, а мы послушаем.

- Это можно. Петь я мастер.

Сел волк на кочку, задрал голову и давай выть. А гуси крыльями хлоп, хлоп – поднялись и полетели. Слез волк с кочки, поглядел вслед гусям и пошел ни с чем. Идет и ругает себя последними словами: “Ну и дурень же я! Зачем согласился петь? Ну, теперь кого ни встречу — съем!” Только он так

подумал, глядь – идет по дороге старый дед. Волк подбежал к нему:

- Дед, дед, я тебя съем!

- И зачем так спешить? – говорит дел. – Давай сперва табачку понюхаем.

- А он вкусный?

- Попробуй – узнаешь.

- Давай.

Достал дед из кармана кисет с табаком, сам понюхал и волку дал. Как нюхнул волк во весь дух, так весь кисет табаку и вдохнул. А потом как начал чихать на весь лес… Ничего от слез не видит, всё чихает. Так чихал с час, пока весь табак не вычихал. Осмотрелся, а деда уж и след простыл. Нечего делать, пошел волк дальше. Идет он, идет, видит – на поле стадо овец пасется, а пастух спит. Высмотрел волк в стаде самого лучшего барана, схватил его и говорит:

- Баран, баран, я тебя съем!

- Что ж, – говорит баран, – такова моя доля. Но чтобы долго тебе не мучиться да не ломать зубы об мои старые кости, стань лучше вон в той ложбинке и раскрой рот, а я взбегу на горку, разгонюсь и сам влечу к тебе в рот.

- Спасибо за совет, – говорит волк. – Так мы и сделаем.

Стал он в ложбинке, открыл рот и ждет. А баран взбежал на горку, разогнался и как ударит рогами волка по голове. Так искры из глаз у серого и посыпались, весь свет перед ним закружился! Опамятовался волк, покрутил головой и рассуждает сам с собой:

- Съел я его или нет?

А тем временем косарь закончил работу и идет домой. Услыхал он волчьи слова и говорит: “Съесть-то не съел, да зато легкого хлеба отведал!”

Ирис Ревю «Ароматный хлеб»

Жила-была в нашей слободе семья трудовая. Вот как-то все домочадцы поразъехались, остались в доме лишь бабка да внучок малой, Тимоша. Смышлёный мальчишка был.

Бабка вскоре уснула, а Тимоша за стол сел, поближе к хлебу ароматному.

В доме была тишина, лишь стук часов слышен. Тимоша тихонько говорит:— Хлебушко, а ты откуда появился? Я на огороде был, тебя там не видел. Там Картошка растёт, Морковь крепчает, Лук зеленеет, но тебя, и твоих братьев-сестёр: Булочек, Батонов, Караваев я там не встречал. А я внимательно смотрел. И в саду ты не появлялся. Там Яблоки, Сливы, Груши. Откуда ты к нам пожаловал, Хлебушко?

— Я появился на свет там, где просторы бескрайние, солнце трудолюбивое, небо голубое, да дожди щедрые. А вырос я из маленького зёрнышка.

И Хлебушко стал рассказывать, как он был сначала росточком маленьким, потом колосом золотым. Хлеборобы его и ещё тысячи таких колосьев с налитыми зёрнами собрали, обмолотили, да на мельницу свезли. Из зёрен муку сделали, а уж из муки и хлеб испекли.

— Каким же долгим путём ты шёл, Хлебушко, прежде чем попасть на этот стол! — сказал Тимоша. – Я впредь ещё бережнее с хлебом обращаться буду. Хлеб достаётся большим трудом! Я только теперь это понял.

Некий православный воевода, отважный в сражениях и разумный в собраниях, служил еретическому царю и был в числе его ближайших советников. Однажды в присутствии многих обратился царь к воеводе и сказал ему: «О верности твоей свидетельствуют воинские подвиги и

заботливость в делах государственных, но, по совету священников моих, хочу я, чтобы принял ты и веру мою в знак преданности своей». И ответил воевода: «Сделаю я по слову твоему, государь, если священники твои принесут хлеб, одновременно и превосходный и негодный». И, видя недоумение царя, продолжал он. «Подобно хлебу царскому была душа моя размолота жерновами веры православной, просеяна через сито испытаний, прошла через воду крещения и опалена была святым огнем, и стал я достоин служить государю. Но если хлеб царский будет иссушен и вновь перемолот, и смочен водой, и поставлен в печь, и станет лучше прежнего, тогда пусть сделают тоже и со мной». И слышавшие слова воеводы согласились с ним.

Литовская народная сказка «Как волк вздумал хлеб печь»  

Однажды встретил волк в лесу человека и просит:— Дай мне хлеба!Человек дал. Волк съел и облизнулся — вкусный был хлеб. Говорит волк человеку:— Что мне делать, чтобы и у меня всегда был свой хлеб? Научи меня!— Ладно, — согласился человек и начал учить волка.

— Сперва надо вспахать землю…— А когда вспашешь, можно уж есть?— Ещё нет. Надо рожь посеять.— А когда посеешь, можно уж есть?— Ещё нет. Надо подождать, пока она вырастет.— А когда вырастет, можно уж есть?— Ещё нет. Надо её убрать.— А когда уберёшь, можно уж есть?— Ещё нет. Надо её смолотить.— А когда смолотишь, можно уж есть?

— Ещё нет. Надо испечь хлеб.— А когда испечёшь, можно есть?— Можно.Подумал волк, подумал и говорит:— Лучше уж не буду я печь хлеб, коли так долго ждать. Как до сих пор обходился без хлеба, так, видно, и обойдусь.

Русская народная сказка «Как курочка хлеб испекла»

Жили - были курочка, мышка и тетерев.

Однажды курочка нашла на дороге пшеничное зёрнышко. Видно, кто-то вёз пшеницу на мельницу, и одно зёрнышко упало на дорогу.

- Я зёрнышко нашла! Пшеничное зёрнышко! - закричала курочка. Принесла она зёрнышко домой и говорит мышке и тетереву:

- Вот пшеничное зёрнышко. Надо его смолоть. Кто понесёт зерно на мельницу?

- Не я! - сказала мышка.

- И не я! - сказал тетерев.

Что поделаешь? Взяла курочка зёрнышко и понесла его на мельницу молоть. А мышка и тетерев побежали вслед за курочкой.

Смолола курочка зерно на мельнице и спрашивает:

- Кто муку домой понесёт? Ты, мышка? Или ты, тетерев?

- Не я! - сказала мышка.

- И не я! - сказал тетерев.

Взяла курочка муку и понесла домой. А тетерев с мышкой побежали за ней следом.

Принесла курочка муку домой и говорит:

- Кто тесто замесит?

- Не я! - сказала мышка.

- И не я! - сказал тетерев.

Замесила курочка тесто. И печку истопила. И сама тесто в печку поставила.

Хлеб вышел пышный да румяный. Положила курочка хлеб на стол и спросила:

-А кто хлеб есть будет?

Мышка с тетеревом скорее прыг на лавку.

- Я! - сказала мышка.

- И я! - сказал тетерев.

Шёл мимо петушок и зашёл к курочке в гости.

-О, какой хлеб румяный да пышный! - сказал петушок. - Кто его испёк?

- Я, - сказала курочка.

- А кто зёрнышко на мельнице смолол?

- Я, - сказала курочка.

- А кто зёрнышко на дороге нашел?

-Я, - сказала курочка.

- А кто мышку с тетеревом за стол пригласил? - спросил петушок и посмотрел на мышку и тетерева.

Стыдно им стало. Убежала мышка в свою норку, а тетерев в лес улетел.

Русская народная сказка «Каша из топора»

Старый солдат шёл на побывку. Притомился в пути, есть хочется. Дошёл до деревни, постучал в крайнюю избу:

- Пустите отдохнуть дорожного человека! Дверь отворила старуха.

- Заходи, служивый.

- А нет ли у тебя, хозяюшка, перекусить чего? У старухи всего вдоволь, а солдата поскупилась накормить, прикинулась сиротой.

- Ох, добрый человек, и сама сегодня ещё ничего не ела: нечего.

- Ну, нет так нет,- солдат говорит.

Тут он приметил под лавкой топор.

- Коли нет ничего иного, можно сварить кашу и из топора.

Хозяйка руками всплеснула:

- Как так из топора кашу сварить?

- А вот как, дай-ка котёл.

Старуха принесла котёл, солдат вымыл топор, опустил в котёл, налил воды и поставил на огонь.

Старуха на солдата глядит, глаз не сводит.

Достал солдат ложку, помешивает варево. Попробовал.

- Ну, как? - спрашивает старуха.

- Скоро будет готова,- солдат отвечает,- жаль вот только, что посолить нечем.

- Соль-то у меня есть, посоли.

Солдат посолил, снова попробовал.

- Хороша! Ежели бы сюда да горсточку крупы! Старуха засуетилась, принесла откуда-то мешочек крупы.

- Бери, заправь как надобно. Заправил варево крупой. Варил, варил, помешивал, попробовал. Глядит старуха на солдата во все глаза, оторваться не может.

- Ох, и каша хороша! - облизнулся солдат.- Как бы сюда да чуток масла - было б и вовсе объеденье.

Нашлось у старухи и масло.

Сдобрили кашу.

- Ну, старуха, теперь подавай хлеба да принимайся за ложку: станем кашу есть!

- Вот уж не думала, что из топора эдакую

добрую кашу можно сварить, - дивится старуха.

Поели вдвоем кашу. Старуха спрашивает:

- Служивый! Когда ж топор будем есть?

- Да, вишь, он не уварился,- отвечал солдат,- где-нибудь на дороге доварю да позавтракаю!

Тотчас припрятал топор в ранец, распростился с хозяйкою и пошёл в иную деревню.

Вот так-то солдат и каши поел и топор унёс!

Русская народная сказка «Колобок»

Жил-был старик со старухою. Просит старик: «Испеки, старуха, колобок». — «Из чего печь-то? Муки нету». — «Э-эх, старуха! По коробу поскреби, по сусекам помети; авось муки и наберется».

Взяла старуха крылышко, по коробу поскребла, по сусеку помела, и набралось муки пригоршни с две. Замесила на сметане, изжарила в масле и положила на окошечко постудить.

Колобок полежал-полежал, да вдруг и покатился — с окна на лавку, с лавки на пол, по полу да к дверям, перепрыгнул через порог в сени, из сеней на крыльцо, с крыльца на двор, со двора за ворота, дальше и дальше.

Катится колобок по дороге, а навстречу ему заяц: «Колобок, колобок! Я тебя съем». — «Не ешь меня, косой зайчик! Я тебе песенку спою», — сказал колобок и запел:

Я по коробу скребен,По сусеку метен,На сметане мешон,Да в масле пряжон.На окошке стужон;

Я от дедушки ушел,Я от бабушки ушел,От тебя, зайца, не хитро уйти!

И покатился себе дальше; только заяц его и видел!..

Катится колобок, а навстречу ему волк: «Колобок, колобок! Я тебя съем!» — «Не ешь меня, серый волк! Я тебе песенку спою!»

Я по коробу скребен,По сусеку метен,На сметане мешон,Да в масле пряжон,На окошке стужон;Я от дедушки ушел,Я от бабушки ушел,Я от зайца ушел,От тебя, волка, не хитро уйти!

И покатился себе дальше; только волк его и видел!..

Катится колобок, а навстречу ему медведь: «Колобок, колобок! Я тебя съем». — «Где тебе, косолапому, съесть меня!»

Я по коробу скребен,По сусеку метен,На сметане мешон,Да в масле пряжон,На окошке стужон;Я от дедушки ушел,Я от бабушки ушел,Я от зайца ушел,Я от волка ушел,От тебя, медведь, не хитро уйти!

И опять укатился; только медведь его и видел!..

Катится, катится колобок,

а навстречу ему лиса: «Здравствуй, колобок! Какой ты хорошенький».

А колобок запел:

Я по коробу скребен,По сусеку метен,На сметане мешон,Да в масле пряжон,На окошке стужон;Я от дедушки ушел,Я от бабушки ушел,Я от зайца ушел,Я от волка ушел,От медведя ушел,От тебя, лиса, и подавно уйду!

«Какая славная песенка! — сказала лиса. — Но ведь я, колобок, стара стала, плохо слышу; сядь-ка на мою мордочку да пропой еще разок погромче». Колобок вскочил лисе на мордочку и запел ту же песню. «Спасибо, колобок! Славная песенка, еще бы послушала! Сядь-ка на мой язычок да пропой в последний разок», — сказала лиса и высунула свой язык; колобок сдуру прыг ей на язык, а лиса — ам его! и скушала.

Русская народная сказка «Петушок и бобовое зёрнышко»

Жили-были петушок и курочка. Петушок все торопился, да торопился, а курочка знай себе да приговаривает:

- Петя, не торопись. Петя, не торопись.

Клевал как-то петушок бобовые зернышки, да второпях и подавился. Подавился, не дышит, не слышит, лежит не шевелиться. Перепугалась курочка, бросилась к хозяйке, кричит:

- Ох, хозяюшка, дай скорей маслица петушку горлышко смазать: подавился петушок бобовым зернышком.

Хозяйка говорит:

- Беги скорей к коровушке, проси у нее молока, а я уж собью маслица.

Бросилась курочка к корове:

- Коровушка, голубушка, дай скорее молока, из молока хозяюшка собьет маслица, маслицем смажу петушку горлышко: подавился петушок бобовым зернышком.

- Ступай скорее к хозяину, пусть он принесет мне свежей травы.

Бежит курочка к хозяину:

-Хозяин! Хозяин! Дай скорее коровушке свежей травы, коровушка даст молочка, из молочка хозяюшка собьет маслица, маслицем я смажу петушку горлышко: подавился петушок бобовым зернышком.

- Беги скорей к кузнецу за косой, - говорит хозяин.

Со всех ног бросилась курочка к кузнецу:

- Кузнец, кузнец, дай скорее хозяину хорошую косу. Хозяин даст коровушке травы, коровушка даст молока, хозяюшка даст мне маслица, я смажу петушку горлышко: подавился петушок бобовым зернышком.

Кузнец дал хозяину новую косу, хозяин дал коровушке свежей травы, коровушка дала молока, хозяюшка сбила масла, дала маслица курочке. Смазала курочка петушку горлышко. Бобовое зернышко и проскочило. Петушок вскочил живехонький и во все горло запел:

- Ку-ка-реку!

«Хлеб всему голова»

Жили-были на дальнем хуторе дед Иван и его внук Федор. Случилось так, что на всем белом свете родных у них не было, поэтому был дед Иван для мальчика и мать и отец.

Дед Иван был годами велик, но сила в его руках еще была. Мог он дом срубить, печь сложить, колодец поставить, на гончарном круге посуду изготовить, и еще много чего. Недаром люди его руки золотыми называли. Не только руки у деда Ивана были золотые, но и сердце. Всех он любил, всем помогал, никого не осуждал. «Не суди, и не судим будешь», — внуку наказывал.

Еще дед Иван сам хлеб растил. Сначала сеял с молитвой, потом с молитвой урожай собирал, потом снопы вязал, молотил, зерна в муку молол и хлеб выпекал. С большим уважением дед Иван к хлебу относился. И за все Бога благодарил.

Хозяйство на хуторе было небольшое – лошадь да коза, хрюшка с хряком, куры да гуси.

Гуси — птицы важные, гуляют, где хотят, никто им не страшен, кроме лисиц и волков. Но Федя на их важность внимания не обращал. Нравилось ему гусей дразнить. Выскочит, бывало, перед ними из высокой травы и залает по-собачьи. Птицы от страха гогочут, разбегаются, а потом яйца не несут. Дед только диву дается, что с гусями случилось? Невдомек ему, что это любимый внучок балуется.

Долго терпели птицы Федины выходки, но однажды, когда тот начал по ним камешками из рогатки стрелять, не выдержали. Шеи вытянули, крылья раскрыли, зашипели и пошли на него стеной. Мальчик сразу наутек бросился, но вожак его догнал и за ногу ущипнул. С тех пор Федор гусей не дразнил.

Когда дед с хутора отлучался, за мальчиком присматривали кошка Мурка и пес Шарик. Были они друзья – не разлей вода, ни минуты друг без друга прожить не могли. Идет Мурка на мышей охотиться, и Шарик с ней. Отправится пес в лес белок гонять, и кошка за ним. Все они понимали, все замечали, только что по-человечески не говорили.

Однажды слепил Федя из хлебного мякиша фигурки лисы и медведя.

- Ах, молодец, как у тебя хорошо получается, — обрадовался дед, увидев их, — глядишь, со временем и из глины начнешь лепить, а потом я тебя и за гончарный круг посажу, посуду делать научить.

- Не, деда, — отвечал Федя, — я твой тяжелый круг крутить не хочу, мне больше из хлеба лепить нравится.

- Ну, лепи, лепи, — согласился дед Иван, — только потом хлебушек съесть не забудь. Не всяк пашню пашет, а всяк хлеб ест.

- Съем, съем, — кивал Федя головой, а сам фигурки за окошко выкидывал. Мол, птицы подберут.

Однажды попались хлебные зверята на глаза Мурке. Она сразу смекнула, что это Феденька хлебом балуется. Знала кошка, как тяжело хлеб деду достается. Побежала она к Шарику рассказать, что мальчик хлеб на землю бросает, деда обманывает.

- Избаловал Иваныч мальчика, — вздохнул пес, выслушав подругу, — родители дитя балуют, а жизнь его не жалует. Нахлебается еще наш Федюня горькой водицы.

Когда мальчик подрос, дед Иван его грамоте научил. Съездил в город, продал на базаре овощей-фруктов и на вырученные деньги азбуку купил и сказок разных.

Больше всего Федору понравилась сказка про волшебную щуку, которая могла исполнять все желания. «Вот бы мне такую рыбу поймать, — принялся он мечтать, — была бы у меня и печь, которая сама ездит, и скатерть-самобранка, и сапоги-скороходы». Чтобы рыбу поймать — надо

рыбачить научиться. Попросил мальчик деда смастерить ему удочку по размеру и начал пропадать на речке день-деньской, но кроме карасиков и плотвы ничего ему не попадалось.

- Ну что, поймал свою волшебную щуку? – ласково смеялся дед, встречая внука с рыбалки.

- Нет, — вздыхал Федор, — не поймал.

- Ну, ничего, не переживай. Я из твоей мелочи вкуснющую уху сварю. Мы ее с хлебушком и навернем.

- А я твои пироги больше хлеба люблю есть, — отвечал Федюша.

- Ишь, пироги он любит! А знаешь, что народ-то говорит?

- Что?

- Без хлеба куска везде тоска. Хлеб всему голова. Думай — не думай, а лучше хлеба-соли не придумаешь. Вот подрастешь, буду тебя с собой на поле брать, сначала научу зерно сеять, а потом и остальную хлебную премудрость освоишь.

- Не, деда, я на поле с тобой ходить не хочу. Жарко там, и колоски колются. У меня после них все лицо чешется. Я лучше козу пасти буду. Ты мне только дудочку вырежи.

- Вырежу, вырежу — улыбался Иван Иванович, целуя внука в курносый нос. Очень он Федюшу любил и жалел – сирота все-таки.

Вскоре мальчик рыбачить перестал. Решил, что волшебная щука в другой реке плавает. Взамен рыбалки пристрастился он на дудочке играть. Целыми днями мог в нее разные песенки выдувать.

Солнце встало – солнце село, быстро время на хуторе летело. Круглый год трудился дед Иван от зари до зари. А Федор летом козу пас, зимой дома сидел, на дудочке играл, или на санках с горки катался. Как дед ни пытался внука к труду приучить, ничего у него не вышло. «Ладно, — думал дед Иван, — силушка у меня еще есть. Если Бог управит, то я еще Федю потяну, а там, глядишь, надоест парню баклуши бить, сам к работе потянется». Но

не случилось ему дожить до этого. В праздничный пасхальный день остановилось любящее сердце деда Ивана. Было тогда Федору семнадцать лет.

Похоронил он деда, поплакал, повздыхал, и стал дальше жить, как привык. Чай с баранками пил, картошку ел с соленьями. Дед Иван их столько запасал, что до нового урожая хватало. Про козу и птицу Федор вспоминал, когда ему яйца были нужны и молоко. Пришлось Мурке за птицей и хрюшками ухаживать, а Шарику лошадь и козу пасти. Так до осени Федор и прожил, ни о чем не заботясь.

Но однажды сунул он руку в мешок с баранками, а там пусто. Полез в подпол за картошкой – и та закончилась. Хлебных сухарей тоже не осталось. Что делать?

Сел парень на крыльцо, пригорюнился, думает, и что я у деда не учился, пока тот жив был? Подошли к нему Шарик и Мурка, встали рядом.

- Правильно думаешь, не лениться надо было, а работе учиться, — вдруг человеческим голосом заговорил Шарик. — Счастье и труд рядом идут.

- Вот-вот, для кого труд — радость, для того жизнь – счастье, — откликнулась Мурка.

- Вы что, умеете по-людски разговаривать? – оторопел Федор. – Что же вы раньше молчали?

- А о чем говорить? Не до разговоров нам было, мы делами занимались, — отозвался Шарик. – Работали до поту и ели в охоту.

- Да, поесть бы я сейчас не отказался, — вздохнул Федор. – Только запасы дедовы закончились. Как теперь жить, ума не приложу.

- Надо было грядки копать, семена сеять, огород сажать. Слышал, как дед Иван говорил: «Человек трудится — земля не ленится; человек ленится — земля не трудится», — сказал Шарик.

- Да слышал я все, — махнул рукой Федор, — неохота мне было с грядками возиться, еще мозоли бы лопатой натер. Я лучше в город поеду, хряка с хрюшкой продам, еды куплю.

Сказано — сделано. Продал Федор свиней, наелся в харчевне до отвала, ночь в телеге переночевал, утром по базару прошелся, всего, что глаза захотели купил и на хутор отправился. Вернулся домой довольный, на ходу пирог с капустой жует, квасом запивает.

Шарик с Муркой встретили его у крыльца, чуть не плачут.

- Что это вы такие поникшие, — спрашивает Федор, слезая с телеги, — что случилось?

- Пришли ночью лисы и всех кур и гусей утащили. Прости, хозяин, не доглядели, — сказал пес.

- Эка беда, — махнул рукой Федор, — от этих птиц были одни хлопоты. Я столько вкусной еды привез, что надолго хватит, и без яиц проживу.

Начал он дальше жить-поживать, на дудке играть, песни петь. А Шарик с Муркой за козой и лошадью смотрели.

Ел Федор так, что за ушами трещало, ни в чем себе не отказывал. Поэтому его запасы к началу весны закончилась. Как-то пошел парень на ледник, балыка и ветчины отрезать, а там лишь хвостики от них на веревочках болтаются. Бросился он к мешку с баранками, а там снова пусто. И горох, и греча, и варенье с печеньями – все закончилось. Что делать?

Сел Федор на крыльцо, голову руками обхватил. «Думай, голова», — свою голову уговаривает.

- Что, хозяин, пригорюнился? Снова есть нечего? – подошли к нему пес и кошка.

- Нечего, — вздохнул Федор.

- Так теперь самое время и картошку, и хлеб, и гречу сажать. Помнишь, как дед Иван говорил: «Гречневая каша – матушка наша, а хлеб ржаной – нам отец родной».

- Да помню я все, — махнул рукой Федор. – Неохота мне в поле идти, ногами грязь после дождя месить. Я лучше в город поеду, козу продам, а на вырученные деньги еды куплю.

Сказано – сделано. Продал Федор козу, купил сапоги со скрипом, кафтан нарядный, поел в трактире, вышел на улицу, а там ливень хлещет. Как быть? Тут один добрый человек его надоумил в гостиницу пойти ночевать. Мол, там и чисто, и тепло, и дождь не промочит. Федор согласился, а когда утром на улицу вышел, не нашел ни лошадь, ни телегу. «Цыган увел, — объяснил ему хозяин гостиницы, — недаром он вчера здесь вертелся». Понял Федор, какой добрый человек ему насоветовал в городе переночевать, да поздно было. Хорошо хоть оставшиеся деньги в кармане лежали.

«Хлеба побольше куплю и картошки, — решил парень, пересчитав монеты. — С хлебом я в беду не попаду, вроде, так дед Иван говорил».

Зашел Федор в пекарню, а там такой аромат от сдобы, что сил нет терпеть. Не выдержал он и на все деньги вместо хлеба булок да пирогов накупил. Закружилась его голова от сладких запахов, да не только от них, а еще и от красоты девичьей. Увидел Федор дочку пекаря, красавицу Аленушку и влюбился в нее безоглядно. Минуты ему хватило, чтобы понять, что хочет он ее в жены взять и всю жизнь с ней прожить.

Федор был парень видный. Аленушке он тоже приглянулся. Улыбнулась ему девица, кренделем свежим угостила. Федор, недолго думая, бросился к ее отцу руки дочери просить.

Выслушал пекарь Федора и говорит:

- А где же твои сваты? Порядочный жених сватов засылает, да с подарками.

- Нет у меня никого, один я на всем белом свете.

- А сам-то ты откуда, прыткий такой? – прищурился пекарь.

- С дальнего хутора.

- Так ты деда Ивана внук! – обрадовался Аленушкин отец, — Знал я его, слава о его доброте и золотых руках по всей округе шла. Ну, если ты в деда пошел, то отдам я за тебя Аленку. За мужем добрым, работящим будет она, как за каменной стеной. У тебя, небось, хозяйство большое?

- Нет у меня ничего, только кошка да собака, — опустил голову Федор.

- Как же так? – поразился пекарь. – Ведь у деда Ивана все было. Куда делось-то?

Пришлось парню рассказать, как он дедово наследство растерял. Выслушал его пекарь, и говорит:

- Знаешь что… Ты сначала работать научись, хозяйством обзаведись, а потом уже о свадьбе думай. Не отдам я свою любимую дочь за лентяя и бездельника.

Федор от огорчения чуть не заплакал. Вышел из пекарни, оглянулся, а в окошке Аленушка одной рукой слезки вытирает, другой — ему машет. Прощается навек.

Завалялись у Федора в кармане две монетки, только на маленький мешочек картофеля и хватило. Закинул он поклажу за плечо и домой отправился. Пока до дому дошел не заметил, как все булки и пироги стрескал. Только три баранки на дне мешка и остались.

А когда догрыз он последнюю баранку, то сел на крыльце, лицо в ладони уронил и заплакал:

- Как жить мне теперь? Что делать?

Подошли к нему Мурка и Шарик, сели рядом.

- Не плачь, хозяин, — говорит пес, — еще не поздно яровые посеять, огород вскопать, картошку посадить. У тебя же картошка в мешке лежит, забыл?

- Точно, забыл! – подскочил Федор.

Бросился он в сарай, куда мешочек с картошкой забросил, пересчитал картофелины, если каждую на четыре части разрезать, может, на посадку и хватит.

- А как я хлеб растить буду, если ничего не знаю и не умею, — вздохнул он.

- А мы тебе подскажем, — вскочила Мурка от радости. – Мы часто с дедом на поле ходили, все видели, все помним, и где семена для посева лежат, знаем.

- А что я есть буду, пока урожай не получу? – всхлипнул Федор. Ох, и жалел он себя, несчастного.

– Ты, когда картошку сажать будешь, землю лучше копай, комочки разбивай, может и найдешь там чего, — подсказал Шарик.

«Неужели дед Иван клад закопал?», — екнуло у парня в сердце.

В поисках дедовых сокровищ Федор так землю рыхлил, что она в пух превратилась. Но кроме кровавых мозолей ничем не разжился.

- Золото познается в огне, а человек в труде, — помнишь, дед Иван говорил, — шепнул Шарик Мурке, видя, как Федор лопатой машет. – Будет из нашего хозяина толк!

На следующий день замотал Федор мозоли чистыми тряпицами и отправился поле под рожь готовить. Шарик и Мурка с ним пошли.

- Помолиться надо перед работой, — напомнил пахарю Шарик.

- Да ладно, — махнул тот рукой, — я и без молитвы управлюсь.

- Без молитвы будет тебе поле для битвы, — вздохнула Мурка.

Походил Федор вокруг плуга, повздыхал, оглянулся на друзей. Те ему говорят: «Ты в плуг впрягайся, а мы им управлять будем». Так и сделали. К полудню пахарь от усталости шагу не мог ступить. Упал в свежую борозду, не шевелится. И вдруг услышал Федор, что земля дышит! «Не может быть!» Приник ухом к чернозему – «точно, дышит!». Стало ему понятно, почему дед Иван землю живой называл, матушкой величал.

Отдышался парень, напился воды, и снова за работу. Вернулся на хутор затемно. Так устал, что о еде и не вспомнил. Камнем на кровать упал и уснул.

Вышел на следующее утро Федор на двор, постучал руками по пустому животу, как по барабану ударил. Вдруг смотрит – во двор телега заезжает. Из нее мужичок выскочил и к Федору бросился.

- Ты Федор, деда Ивана внук? – спрашивает?

- Я, — пробасил парень. – Только умер дед Иван на прошлую Пасху.

- Царствие ему небесное, — перекрестился мужичок. Золотое у него было сердце. Он однажды меня с семьей от голодной смерти спас, теперь я приехал долг отдать. Держи-ка!

И начал мужичок с телеги припасы сгружать. А там и гречка, и пшено, и мука, и рыба соленая и еще много чего. Выгрузил все и уехал.

Вспомнил Федор деда добрым словом, и призадумался.

Всю неделю вставал он ни свет ни заря, тряпицы на руках менял и в поле шел. Вскоре ладони у него зажили, мозоли огрубели. Но, как ни старался наш пахарь, только одну половину дедова поля осилил. Вторая так и осталась невспаханная.

Подошло время зерно сеять. «Это работа легкая. Я с ней мигом справлюсь», — подумал Федор. Принес на поле дедовы запасы ржи, раскидал зерно, только собрался домой идти, как видит – летит к полю, гомоня на все небо, черная туча воронья. «Они же все зерно склюют! Что делать?!», — схватился за голову сеятель.

- За ружьем беги, да стреляй в воздух, — подсказал ему Шарик.

Пока Федор на хутор бегал, пока ружье зарядил, пока обратно вернулся – птицы половину зерна склевали. Пальнул он пару раз в небо, прогнал ворон.

С посевом парень управился, огородом и садом занялся. Там тоже потрудиться пришлось – то посадка, то прополка, то поливка, то тля нападет, то колорадский жук налетит. В общем, забыл Федор и про дудку

свою и про реку. Отдышался лишь к осени, когда первый в своей жизни хлебный каравай из печи достал. Поставил его не стол – не налюбуется. «Хоть и кривенький и подгоревший, зато мой, — радовался Федор, лучше хлеб с водой, чем пирог с бедой. Хоть я четверть урожая собрал от того, что дед Иван имел, да она вся моя.

На следующий год он все поле осилил. Взошла рожь колосок к колоску – загляденье! «Знатный урожай соберу, — потирал руки Федор, — часть зерна продам, лошадь куплю, пару коров, бычка, а может, и на гусей с курами денег останется. Тогда и к Аленушке свататься можно». Да только не сбылись его надежды, засуха началась, какой давно не было.

- Что же делать? Сгорит ведь урожай, — чуть не плакал парень.

- А ты Илье пророку помолись, чтобы он дождь послал. Дед Иван так всегда делал, — подсказала ему Мурка.

- Да не буду я молиться! – отмахнулся Федор. – Я лучше сам буду поле поливать.

Сказано — сделано. Начал он с утра до ночи воду на поле таскать, рожь поливать. Неделю поливал, а потом и дожди начались. Видно, пожалел его Господь.

На этот раз собрал Федор половину урожая от дедова, так что смог купить козу, да пару кур с петухом. «Ничего, — думал он, — на следующий год я все осилю».

Чтобы зимними вечерами не скучать, начал Федор из глины фигурки лепить, а потом и за гончарный круг сел. Мурка с Шариком, глядя на хозяина, не нарадуются. Горшки да кувшины у него, не хуже, чем у деда выходят, а то и лучше.

Весной продал Федор на базаре целый воз посуды и лошадь купил. Да не просто лошадь, а вороного коня в белых яблоках. Оседлал его и к дому пекаря поскакал. Хотел на Аленушку посмотреть, себя показать. Увидела его девица, выбежала на крыльцо и говорит:

- Если ты через год хозяйство не поднимешь, отец меня замуж за купеческого сына отдаст. Он в этом году хотел, да я уговорила еще подождать!

Приехал Федор на хутор. Сел на крыльцо, задумался. Подошли к нему Шарик с Муркой. Сели рядышком. Спрашивают:

- О чем хозяин грустишь?

- Думаю, что как я не стараюсь на ноги встать, почему-то у меня не получается. То птицы налетят, то засуха, то жуки на огород нападут, то тля на деревья. Почему дед Иван полные закрома собирал, а я и половину с трудом заполняю?

Переглянулись друзья, мол, говорить или нет? Все-таки решились.

- Потому что дед твой все дела с молитвы начинал. А когда заканчивал их, то всегда Бога благодарил. Поэтому его поле и птицы облетали, и мыши кругом обходили.

- А еще он всегда бедным помогал, в первую очередь о других думал, в последнюю о себе.

- Это я знаю, — вздохнул Федор, — золотое у него сердце было. За всех дед переживал, а особенно за меня, за сироту. А я ведь совсем ему не помогал, только об удовольствиях и думал. Ни спасибо, ни пожалуйста ему не говорил, — горько вздохнул Федор. – Эх, теперь бы я все по-другому делал, да поздно слезы лить. И с чего я решил, что умнее деда? Буду жить, как дед Иван жил!

На этот раз начал Федор посевную с молитвы, молитвой и закончил. Слава Богу, собрал он урожай небывалый – зерна столько, что в закрома не вместить, а овощей — в подпол. Продал он излишки и восстановил прежнее хозяйство, дом подновил, приоделся и сватов с дарами к Аленушке заслал.

На этот раз пекарь ему не отказал, но сначала на хутор к жениху съездил, убедился, что дочь в трудовые руки отдает. А на Покров молодые свадьбу сыграли. Для Шарика и Мурки напекла Аленушка их любимых

пирогов с рыбой. А Федор для гостей хлебный каравай испек — ровный, румяный, с хрустящей корочкой. Поставил его посреди стола и сказал:

- Хлеб всему голова!

И все с ним согласились!

Б. Вовк «Мякиш»

Дала мама Вове хлеба с маслом. Масло Вова слизал, корочку сгрыз, а из мякиша человечка слепил Смешного такого, с ручками, ножками и длинным носом. Поиграл, а потом в окошко выбросил. Человечек упал и стукнулся об камень. — Ой,— вскрикнул он, так недолго и покалечиться. Вова рот от удивления раскрыл, а человек ему кулачком погрозил:

- Погоди у меня.

Вова не успел удивиться, потому что мама его в гастроном послала, за хлебом. В гастрономе Вова спросил у продавца « Вы можете мне дать хлеб за шестнадцать копеек.

- Не давайте,— послышался тоненький голосок,

- Не продавайте,— упрашивал продавца Мякиш.

Продавец узнал, как Вова обидел Мякиша, и не дал хлеба.

- Ступай к пекарю. Спроси, может, он напёк для тебя.

- Пекарь, в белом колпаке, в белом фартуке, встретил Вову не очень ласково:

- Так это ты кидаешься хлебом? Иди на завод, спроси, намололи ли тебе муки на хлеб. «Видно, и здесь Мякиш раньше меня побывал»,— расстроился Вова. Когда Вова пришёл на мукомольный завод , то людей на заводском дворе не увидел. Пришёл в цех, и там, показалось ему сперва, не было никого. Лишь машины стучали. Сами мололи зерно, сами ссыпали муку.

рабочие, несколько человек, которые управляли машинами.

• А, это ты,— сказали рабочие.— Тебе мы не намололи муки. Ступай на поле, к колхозникам. Если дадут зерна, тогда поговорим.

Мякиш и на завод раньше Вовы успел.

... По полю величественно плыл комбайн, ссыпал зерно в кузов машины. А Мякиш бегал по полю и показывал всем свою ушибленную ножку. Вова чуть не заплакал: если Мякиш здесь, бригадир не даст зерна. Но бригадир не стал упрекать Вову. Вот и хорошо, что ты пришёл,— сказал он,— нам как раз помощник нужен.— Ловко подсадил Вову на комбайн. Сам рядом встал и, как на рычаг нажимать и солому откидывать, показывает.

И некогда Вове передохнуть — солома рекой плывёт. А ещё солнце печёт, рубашка к спине прилипла. Час прошёл, другой, Вова счёт времени потерял.

- Обед, - скомандовал бригадир.

Вова медленно слез с комбайна, сел на землю. Руки будто бы свинцом

налиты. И есть ужасно хочется. Спасибо, бригадир достал булку, Вове добрый кусок отломил. Держа в руке хлеб, Вова глазами отыскивал Мякиша. Но его нигде не было видно. Исчез, будто под хлебную корочку спрятался.

Ц. Топелиус «Три ржаных колоса»,

Все началось под Новый год. Жил в деревне богатый крестьянин. Деревня раскинулась на берегу озера, и на самом видном месте стоял дом богача — с пристройками, амбарами, сараями за глухими воротами.

А на другом берегу, возле самого леса, ютилась маленькая бедная избушка — всем ветрам открытая. Да только и ветру нечем было там разжиться.

На дворе была стужа.

Деревья так и трещали от мороза, а над озером кружились тучи снега.

— Послушай, хозяин, — сказала жена богатея, — давай положим на крышу хоть три ржаных колоса для воробьев. Ведь праздник нынче, Новый год.

— Не так я богат, чтобы выбрасывать столько зерна каким-то воробьям, — сказал старик.

— Да ведь обычай такой, — снова начала жена. — Говорят, к счастью это.

— А я тебе говорю, что не так я богат, чтобы бросать зерно воробьям, — сказал, как отрезал старик.

Но жена не унималась.

— Уж, наверное, тот бедняк, что на другой стороне озера живет, — сказала она, — не забыл про воробьев в новогодний вечер. А ведь ты сеешь хлеба в десять раз больше, чем он.

— Не болтай вздор, — прикрикнул на нее старик. — Я и без того немало ртов кормлю. Что еще выдумала — воробьям зерно выбрасывать!

— Так-то оно так, — вздохнула старуха, — да ведь обычай.

— Ну вот что, — оборвал ее старик, — знай свое дело, пеки хлеб да присматривай, чтобы окорок не подгорел. А воробьи — не наша забота.

И вот в богатом крестьянском доме стали готовиться к встрече Нового года: и пекли, и жарили, и тушили, и варили. От горшков и мисок стол прямо ломился. Только голодным воробьям, которые прыгали на крыше, не досталось ни крошки. Напрасно кружили они над избой — ни одного зернышка, ни одной хлебной корочки не нашли.

А в бедной избушке на другой стороне озера словно и забыли про Новый год. На столе и в печи было пусто, зато воробьям было приготовлено на крыше богатое угощение

— целых три колоса спелой ржи.

— Если бы мы вымолотили эти колосья, а не отдали их воробьям, и у нас был бы сегодня праздник. Каких бы лепешек я напекла к Новому году! — сказала со вздохом жена бедного крестьянина.

— Какие там лепешки! — засмеялся крестьянин. — Ну, много бы зерна намолотила бы ты из этих колосьев? Как раз для воробьиного пира.

— И то правда, — согласилась жена — а все-таки...

— Не ворчи, мать, — перебил ее крестьянин, — я ведь скопил немного денег к Новому году. Собирай-ка скорее детей, пусть идут в деревню да купят нам свежего хлеба и кувшин молока. Будет и у нас праздник — и не хуже, чем у воробьев.

— Боюсь я посылать их в такую пору, — сказала мать.

— Тут ведь и волки бродят.

— Ничего, — сказал отец, — я дам Юхану крепкую палку, этой палкой он всякого волка отпугнет.

И вот маленький Юхан со своей сестренкой Ниллой взяли санки, мешок для хлеба, кувшин для молока, прихватили здоровенную палку на всякий случай и отправились в деревню на другой берег озера.

Когда они возвращались домой, сумерки уже сгустились. Вьюга намела на озере большие сугробы. Юхан и Нилла с трудом тащили санки, то и дело проваливаясь в глубокий снег. А снег все валил и валил, сугробы росли и росли, тьма сгущалась все больше и больше, а до дому было еще далеко.

Вдруг во тьме перед ними что-то зашевелилось. Человек не человек, и на собаку не похоже. А это был волк — огромный, худой. Пасть открыл, стоит поперек дороги и воет.

— Сейчас я его прогоню, — сказал Юхан и замахнулся палкой.

Но волк даже с места не сдвинулся. Видно, он ничуть не испугался палки Юхана, да и на детей как будто нападать не собирался. Он только завыл еще жалобнее, словно просил о чем-то. И, как ни странно, дети отлично понимали его.

— У-у-у, какая стужа, какая лютая стужа, — жаловался волк. — Моим волчатам есть совсем нечего! Они пропадут с голоду!

— Жаль твоих волчат, — сказала Нилла. — Но у нас самих нет ничего, кроме хлеба. Вот возьми два свежих каравая для своих волчат, а два останутся нам.

— Спасибо вам, век не забуду вашу доброту, — сказал волк, схватил зубами два каравая и убежал.

Дети завязали потуже мешок с оставшимся хлебом и, спотыкаясь, побрели дальше.

Они прошли совсем немного, как вдруг услышали, что кто-то тяжело ступает за ними по глубокому снегу. Кто бы это мог быть? Юхан и Нилла оглянулись — это был огромный медведь. Медведь что-то рычал по-своему, и Юхан с Ниллой долго не могли понять его. Но скоро они стали разбирать, что он говорит.

— Мор-р-роз, какой мор-р-роз, — рычал медведь. — Все ручьи замерзли, все реки замерзли...

— А ты чего бродишь? — удивился Юхан. — Спал бы в своей берлоге, как другие медведи, и смотрел бы сны.

— Мои медвежата плачут, просят попить. А все реки замерзли, все ручьи замерзли. Как же мне напоить моих медвежат?

— Не горюй, мы отольем тебе немного молока. Давай твое ведерко!

Медведь поставил берестяное ведерко, которое держал в лапах, и дети отлили ему полкувшина молока.

— Добрые дети, хорошие дети, — забормотал медведь и пошел своей

дорогой, переваливаясь с лапы на лапу.

А Юхан и Нилла пошли своей дорогой. Поклажа на их санках стала полегче, и теперь они быстрее перебирались через сугробы. Да и свет в окне их избушки уже виднелся сквозь тьму и метель...

Дети скоро добрались до дому, они стряхнули с себя снег, втащили в сени санки и вошли в избу.

— Наконец-то! — радостно вздохнула мать. — Чего только я не передумала! А вдруг, думаю, волк им встретится...

— Он нам и встретился, — сказал Юхан. — Только он нам ничего плохого не сделал. А мы ему дали немного хлеба.

— Мы и медведя встретили, — сказала Нилла. — Он тоже совсем не страшный. Мы ему молока для его медвежат дали. — А домой мы привезли два каравая хлеба и полкувшина молока. Так что теперь и у нас будет настоящий пир!

Время уже подходило к полуночи, и все семейство уселось за стол. Отец нарезал ломтями хлеб, а мать налила в кружки молоко. Но сколько отец ни отрезал от каравая, каравай все равно оставался целым. И молоко в кувшине тоже не убывало.

— Что за чудеса?! — удивлялись отец с матерью.

— Вот сколько мы всего накупили! — говорили Юхан и Нилла и подставляли матери свои кружки и плошки.

Ровно в полночь, когда часы пробили двенадцать ударов, все услышали, что кто-то царапается в маленькое окошко.

И что же вы думаете? У окошка стояли волк и медведь, положив передние лапы на оконную раму. Оба весело ухмылялись и приветливо кивали головой, словно поздравляли обитателей избушки с Новым годом.

На следующий день, когда дети подбежали к столу, два свежих каравая и полкувшина молока стояли будто нетронутые. И так было каждый день. А когда пришла весна, веселое чириканье воробьев словно приманило солнечные лучи на маленькое поле бедного крестьянина, и урожай у него был такой,

какого никто никогда не знал. И за какое бы дело ни взялись крестьянин с женой, все у них в руках ладилось и спорилось.

Зато у богатого крестьянина хозяйство пошло вкривь и вкось. Солнце как будто обходило стороной его поля, и в закромах у него стало пусто.

— Все потому, что не бережем добро, — сокрушался хозяин. — Тому дай, этому одолжи. Про нас ведь слава — богатые! А где благодарность? Нет, не так мы богаты, жена, не так богаты, чтобы о других думать. Г они со двора всех попрошаек!

И они гнали всех, кто приближался к их воротам. Но только удачи им все равно ни в чем не было.

— Может, мы едим слишком много, — сказал старик. И велел собирать к столу только раз в день. Сидят все голодом, а достатка в доме не прибавляется.

— Верно, мы едим слишком жирно, — сказал старик.

— Слушай, жена, пойди к тем, на другом берегу озера, да поучись как стряпать. Говорят, в хлеб можно еловые шишки добавлять, а суп из брусничной зелени варить.

— Что ж пойду, — согласилась старуха и отправилась в путь.

— Вернулась она к вечеру.

— Ну что, набралась-таки ума-разума? — спросил ее старик.

— Набралась, — сказала старуха. — Только ничего они в хлеб не добавляют.

— А ты что, пробовала их хлеб? Уж, верно, они свой хлеб подальше от гостей держат.

— Да нет, — отвечает старуха, — кто ни зайдет к ним, они за стол сажают да еще с собой дадут. Бездомную собаку и ту накормят. И всегда от доброго сердца. Вот оттого им во всем удача.

— Чудно, — сказал старик, — что-то не слыхал я, чтобы люди богатели оттого, что другим помогают. Ну да ладно, возьми целый каравай и отдай

его нищим на большой дороге. Да скажи им, чтобы убирались подальше на все четыре стороны.

— Нет, — сказала со вздохом старуха, — это не поможет. Надо от доброго сердца давать.

— Вот еще, — заворчал старик. — Мало того, что свое отдаешь, так еще от доброго сердца!.. Ну ладно, дай от доброго сердца. Но только уговор такой: пусть отработают потом. Не так мы богаты, чтобы раздавать наше добро даром.

Но старуха стояла на своем:

— Нет, уж если давать, так без всякого уговора.

— Что же это такое! — старик от досады прямо чуть не задохнулся. — Свое, нажитое — даром отдавать!

— Так ведь если за что-нибудь, это уж будет не от чистого сердца, — твердила старуха.

— Чудные дела!

Старик с сомнением покачал головой. Потом вздохнул тяжело и сказал:

— Слушай, жена, на гумне остался небольшой сноп немолоченной ржи. Вынь-ка три колоса да прибереги к Новому году для воробьев. Начнем с них.

Украинская народная сказка «Колосок»

Жили-были два мышонка, Круть и Верть, да петушок Голосистое Горлышко. Мышата только и Жзнали, что пели да плясали, крутились да вертелись. А петушок чуть свет поднимался, сперва всех песней будил, а потом принимался за работу.

Вот однажды подметал петушок двор и видит на земле пшеничный колосок.

- Круть, Верть, - позвал петушок, - глядите, что я нашёл!

Прибежали мышата и говорят:

- Нужно его обмолотить.

- А кто будет молотить? - спросил петушок.

- Только не я!-закричал один.

- Только не я!-закричал другой.

- Ладно,-сказал петушок, - я обмолочу.

И принялся за работу. А мышата стали играть в лапту.

Кончил петушок молотить и крикнул:

- Эй, Круть, эй, Верть, глядите, сколько я зерна намолотил!

Прибежали мышата и запищали в один голос:

- Теперь нужно зерно на мельницу нести, муки намолоть!

- А кто понесёт? - спросил петушок.

- Только не я!-закричал Круть.

- Только не я!- закричал Верть.

- Ладно,-сказал петушок, - я снесу зерно на мельницу.

Взвалил себе на плечи мешок и пошёл. А мышата тем временем затеяли чехарду. Друг через друга прыгают, веселятся.

Вернулся петушок с мельницы, опять зовёт мышат:

- Сюда, Круть, сюда. Верть! Я муку принёс.

Прибежали мышата, смотрят, не нахвалятся:

- Ай да петушок! Ай да молодец! Теперь нужно тесто замесить да пироги печь.

- Кто будет месить? - спросил петушок. А мышата опять своё.

- Только не я!-запищал Круть.

- Только не я!-запищал Верть.

Подумал, подумал петушок и говорит:

- Видно, мне придётся.

Замесил он тесто, натаскал дров, затопил печь. А как печь истопилась, посадил в неё пироги. Мышата тоже времени не теряют: песни поют,

пляшут. Испеклись пироги, петушок их вынул, выложил на стол, а мышата тут как тут. И звать их не пришлось.

- Ох и проголодался я! - пищит Круть.

- Ох и есть хочется! - пищит Верть.

И за стол сели.

А петушок им говорит:

- Подождите, подождите! Вы мне сперва скажите, кто нашёл колосок.

- Ты нашёл! - громко закричали мышата.

- А кто колосок обмолотил? - снова спросил петушок.

- Ты обмолотил! - потише сказали оба.

- А кто зерно на мельницу носил?

- Тоже ты, - совсем тихо ответили Круть и Верть.

- А тесто кто месил? Дрова носил? Печь топил? Пироги кто пёк?

- Всё ты. Всё ты, - чуть слышно пропищали мышата.

- А вы что делали?

Что сказать в ответ? И сказать нечего. Стали Круть и Верть вылезать из-за стола, а петушок их не удерживает. Не за что таких лодырей и лентяев пирогами угощать.

Михаил Пришвин «Лисичкин хлеб»

Однажды я проходил в лесу целый день и под вечер вернулся домой с богатой добычей. Снял с плеч тяжелую сумку и стал свое добро выкладывать на стол.

- Это что за птица? - спросила Зиночка.

- Терентий, - ответил я.

И рассказал ей про тетерева: как он живет в лесу, как бормочет весной, как березовые почки клюет, ягодки осенью в болотах собирает, зимой греется от ветра под снегом. Рассказал ей тоже про рябчика, показал ей, что серенький, с хохолком, и посвистел в дудочку по-рябчиному и ей дал

посвистеть. Еще я высыпал на стол много белых грибов, и красных, и черных. Еще у меня была в кармане кровавая ягодка костяника, и голубая черника, и красная брусника. Еще я принес с собой ароматный комочек сосновой смолы, дал понюхать девочке и сказал, что этой смолкой деревья лечатся.

- Кто же их там лечит? - спросила Зиночка.

- Сами лечатся, - ответил я. - Придет, бывает, охотник, захочется ему отдохнуть, он и воткнет топор в дерево и на топор сумку повесит, а сам ляжет под деревом. Поспит, отдохнет. Вынет из дерева топор, сумку наденет, уйдет. А из ранки от топора из дерева побежит эта ароматная смолка и ранку эту затянет.

Тоже нарочно для Зиночки принес я разных чудесных трав по листику, по корешку, по цветочку: кукушкины слезки, валерьянка, петров крест, заячья капуста. И как раз под заячьей капустой лежал у меня кусок черного хлеба: со мной это постоянно бывает, что, когда не возьму хлеба в лес - голодно, а возьму - забуду съесть и назад принесу. А Зиночка, когда увидала у меня под заячьей капустой черный хлеб, так и обомлела:

- Откуда же это в лесу взялся хлеб?

- Что же тут удивительного? Ведь есть же там капуста!

- Заячья...

- А хлеб - лисичкин. Отведай. Осторожно попробовала и начала есть:

- Хороший лисичкин хлеб!

И съела весь мой черный хлеб дочиста. Так и пошло у нас: Зиночка, копуля такая, часто и белый-то хлеб не берег, а как я из леса лисичкин хлеб принесу, съест всегда его весь и похвалит:

- Лисичкин хлеб куда лучше нашего!

Сказка «Хлеб и золото»

Аббас был бедный феллах (феллах — это крестьянин). Целыми днями трудился он, чтобы добыть пропитание себе и своей семье, а в свободные часы все думал о том, как бы найти клад, который избавил бы его от нужды.

Однажды в очень жаркий день Аббас, как обычно, работал в поле. Почувствовав сильную усталость, он сел под дерево и принялся мечтать: “Если бы Аллах дал мне волшебную силу, чтобы я мог превращать все, чего ни коснусь рукой, в золото, — вот тогда бы я избавился от тяжкого труда и жил бы в полном довольстве”.

И вдруг он услышал голос:

- О Аббас! Сейчас ты получишь то, чего тебе так хочется! Положи свою руку на какой-нибудь предмет — и он тотчас превратится в чистое золото.

Аббас не поверил своим ушам. Но все же потянулся к земле и взял маленький камешек. Едва он коснулся его — камешек тут же превратился в чистое золото. Потом Аббас дотронулся до другого камня — и тот тоже стал золотым.

Аббас очень обрадовался и подумал: “Сейчас я отправлюсь в город и превращу пыль и камни в золото… Потом куплю много земли, построю на берегу реки дворец, окружу его огромным садом… Я куплю прекрасных коней и облачусь в роскошные одежды…”

Тут он хотел подняться, но, почувствовав сильную усталость, голод и жажду, понял, что не сможет идти.

“Съем-ка я то, что принес с собою утром из дому”,- решил он и протянул руку к завтраку, который лежал в маленьком мешочке возле дерева. Аббас взял лепешку, но, положив ее в рот, почувствовал металл. И хлеб превратился в золото!

В мешочке оставалась еще луковица. Аббас поспешно схватил ее. Каково

же было его смятение, когда и луковица стала золотым слитком, который он не мог съесть!

Аббас страшно перепугался. Как он будет теперь пить и есть? Как будет жить в этом мире золотых слитков? Ведь так он очень скоро умрет от голода и жажды, даже не попользовавшись золотом, которое без труда дается ему теперь в руки.

Так думал Аббас, представляя, как умрет в муках от голода и жажды, раз все, чего бы он ни коснулся, превращается в золото.

Но тут он открыл глаза и увидел себя примостившимся в тени дерева и понял, что он просто грезил. Глубокий вздох облегчения вырвался из его груди; словно гора свалилась у него с плеч.

- Слава Аллаху, что все это было лишь сном! — проговорил он.

«Девочка, которая наступила на хлеб»

Вы, конечно, слышали о девочке, которая наступила на хлеб, чтобы не запачкать башмачков, слышали и о том, как плохо ей потом пришлось. Об этом и написано, и напечатано.

Она была бедная, но гордая и спесивая девочка. В ней, как говорится, были дурные задатки. Крошкой она любила ловить мух и обрывать у них крылышки; ей нравилось, что мухи из летающих насекомых превращались в ползающих. Ловила она также майских и навозных жуков, насаживала их на булавки и подставляла им под ножки зеленый листик или клочок бумаги. Бедное насекомое ухватывалось ножками за бумагу, вертелось и изгибалось, стараясь освободиться от булавки, а Инге смеялась:

— Майский жук читает! Ишь, как переворачивает листок! С летами она становилась скорее хуже, чем лучше; к несчастью своему, она была прехорошенькая, и ей хоть и доставались щелчки, да все не такие, какие следовало.

— Крепкий нужен щелчок для этой головы! — говаривала ее родная

мать. — Ребенком ты часто топтала мой передник, боюсь, что выросши ты растопчешь мне сердце!

Так оно и вышло.

Инге поступила в услужение к знатным господам, в помещичий дом. Господа обращались с нею, как со своей родной дочерью, и в новых нарядах Инге, казалось, еще похорошела, зато и спесь ее все росла да росла.

Целый год прожила она у хозяев, и вот они сказали ей:

— Ты бы навестила своих стариков, Инге!

Инге отправилась, но только для того, чтобы показаться родным в полном своем параде. Она уже дошла до околицы родной деревни, да вдруг увидала, что около пруда стоят и болтают девушки и парни, а неподалеку на камне отдыхает ее мать с охапкой хвороста, собранного в лесу. Инге — марш назад: ей стало стыдно, что у нее, такой нарядной барышни, такая оборванная мать, которая вдобавок сама таскает из лесу хворост. Инге даже не пожалела, что не повидалась с родителями, ей только досадно было.

Прошло еще полгода.

— Надо тебе навестить своих стариков, Инге! — опять сказала ей госпожа. — Вот тебе белый хлеб, снеси его им. То-то они обрадуются тебе!

Инге нарядилась в самое лучшее платье, надела новые башмаки, приподняла платьице и осторожно пошла по дороге, стараясь не запачкать башмачков, — ну, за это и упрекать ее нечего. Но вот тропинка свернула на болотистую почву; приходилось пройти по грязной луже. Не долго думая, Инге бросила в лужу свой хлеб, чтобы наступить на него и перейти лужу, не замочив ног. Но едва она ступила на хлеб одною ногой, а другую приподняла, собираясь шагнуть на сухое место, хлеб начал погружаться с нею все глубже и глубже в землю — только черные пузыри пошли по луже!

Вот какая история!

Куда же попала Инге? К болотнице в пивоварню. Болотница приходится теткой лешим и лесным девам; эти-то всем известны: про них и в книгах написано, и песни сложены, и на картинах их изображали не раз, о болотнице же известно очень мало; только когда летом над лугами подымается туман, люди говорят, что «болотница пиво варит!» Так вот, к ней-то в пивоварню и провалилась Инге, а тут долго не выдержишь! Клоака — светлый, роскошный покой в сравнении с пивоварней болотницы! От каждого чана разит так, что человека тошнит, а таких чанов тут видимо-невидимо, и стоят они плотно-плотно один возле другого; если же между некоторыми и отыщется где щелочка, то тут сейчас наткнешься на съежившихся в комок мокрых жаб и жирных лягушек. Да, вот куда попала Инге! Очутившись среди этого холодного, липкого, отвратительного живого месива, Инге задрожала и почувствовала, что ее тело начинает коченеть. Хлеб крепко прильнул к ее ногам и тянул ее за собою, как янтарный шарик соломинку.

Болотница была дома; пивоварню посетили в этот день гости: черт и его прабабушка, ядовитая старушка. Она никогда не бывает праздною, даже в гости берет с собою какое-нибудь рукоделье: или шьет из кожи башмаки, надев которые человек делается непоседой, или вышивает сплетни, или, наконец, вяжет необдуманные слова, срывающиеся у людей с языка, — все во вред и на пагубу людям! Да, чертова прабабушка — мастерица шить, вышивать и вязать!

Она увидала Инге, поправила очки, посмотрела на нее еще и сказала:

«Да она с задатками! Я попрошу вас уступить ее мне в память сегодняшнего посещения! Из нее выйдет отличный истукан для передней моего правнука!»

Болотница уступила ей Инге, и девочка попала в ад — люди с задатками могут попасть туда и не прямым путем, а окольным!

Передняя занимала бесконечное пространство; поглядеть вперед — голова закружится, оглянуться назад — тоже. Вся передняя была запружена изнемогающими грешниками, ожидавшими, что вот-вот двери милосердия отворятся. Долгонько приходилось им ждать! Большущие, жирные, переваливающиеся с боку на бок пауки оплели их ноги тысячелетней паутиной; она сжимала их, точно клещами, сковывала крепче медных цепей. Кроме того, души грешников терзались вечной мучительной тревогой. Скупой, например, терзался тем, что оставил ключ в замке своего денежного ящика, другие… да и конца не будет, если примемся перечислять терзания и муки всех грешников!

Инге пришлось испытать весь ужас положения истукана; ноги ее были словно привинчены к хлебу.

«Вот и будь опрятной! Мне не хотелось запачкать башмаков, и вот каково мне теперь! — говорила она самой себе. — Ишь, таращатся на меня!» Действительно, все грешники глядели на нее; дурные страсти так и светились в их глазах, говоривших без слов; ужас брал при одном взгляде на них!

«Ну, на меня-то приятно и посмотреть! — думала Инге. — Я и сама хорошенькая и одета нарядно!» И она повела на себя глазами — шея у нее не ворочалась. Ах, как она выпачкалась в пивоварне болотницы! Об этом она и не подумала! Платье ее все сплошь было покрыто слизью, уж вцепился ей в волосы и хлопал ее по шее, а из каждой складки платья выглядывали жабы, лаявшие, точно жирные охрипшие моськи. Страсть, как было неприятно! «Ну, да и другие-то здесь выглядят не лучше моего!» — утешала себя Инге.

Хуже же всего было чувство страшного голода. Неужели ей нельзя нагнуться и отломить кусочек хлеба, на котором она стоит? Нет, спина не сгибалась, руки и ноги не двигались, она вся будто окаменела и могла только водить глазами во все стороны, кругом, даже выворачивать их из

орбит и глядеть назад. Фу, как это выходило гадко! И вдобавок ко всему этому явились мухи и начали ползать по ее глазам взад и вперед; она моргала глазами, но мухи не улетали — крылья у них были общипаны, и они могли только ползать. Вот была мука! А тут еще этот голод! Под конец Инге стало казаться, что внутренности ее пожрали самих себя, и внутри у нее стало пусто, ужасно пусто!

— Ну, если это будет продолжаться долго, я не выдержу! — сказала Инге, но выдержать ей пришлось: перемены не наступало.

Вдруг на голову ей капнула горячая слеза, скатилась по лицу на грудь и потом на хлеб; за нею другая, третья, целый град слез. Кто же мог плакать об Инге?

А разве у нее не оставалось на земле матери? Горькие слезы матери, проливаемые ею из-за своего ребенка, всегда доходят до него, но не освобождают его, а только жгут, увеличивая его муки. Ужасный, нестерпимый голод был, однако, хуже всего! Топтать хлеб ногами и не быть в состоянии отломить от него хоть кусочек! Ей казалось, что все внутри ее пожрало само себя, и она стала тонкой, пустой тростинкой, втягивавшей в себя каждый звук. Она явственно слышала все, что говорили о ней там, наверху, а говорили-то одно дурное. Даже мать ее, хоть и горько, искренно оплакивала ее, все-таки повторяла: «Спесь до добра не доводит! Спесь и сгубила тебя, Инге! Как ты огорчила меня!»

И мать Инге/и все там, наверху, уже знали о ее грехе, знали, что она наступила на хлеб и провалилась сквозь землю. Один пастух видел все это с холма и рассказал другим.

— Как ты огорчила свою мать, Инге! — повторяла мать. — Да я другого и не ждала!

«Лучше бы мне и не родиться на свет! — думала Инге. — Какой толк из того, что мать теперь хнычет обо мне!»

Слышала она и слова своих господ, почтенных людей, обращавшихся с нею,

как с дочерью: «Она большая грешница! Она не чтила даров Господних, попирала их ногами! Не скоро откроются для нее двери милосердия!»

«Воспитывали бы меня получше, построже! — думала Инге. — Выгоняли бы из меня пороки, если они во мне сидели!»

Слышала она и песню, которую сложили о ней люди, песню о спесивой девочке, наступившей на хлеб, чтобы не запачкать башмаков. Все распевали ее.

«Как подумаю, чего мне ни пришлось выслушать и выстрадать за мою провинность! — думала Инге. — Пусть бы и другие поплатились за свои! А скольким бы пришлось! У, как я терзаюсь!»

И душа Инге становилась еще грубее, жестче ее оболочки.

— В таком обществе, как здесь, лучше не станешь! Да я и не хочу! Ишь, таращатся на меня! — говорила она и вконец ожесточилась и озлобилась на всех людей. — Обрадовались, нашли теперь, о чем галдеть! У, как я терзаюсь!

Слышала она также, как историю ее рассказывали детям, и малютки называли ее безбожницей.

— Она такая гадкая! Пусть теперь помучается хорошенько! — говорили дети.

Только одно дурное слышала о себе Инге из детских уст. Но вот раз, терзаясь от голода и злобы, слышит она опять свое имя и свою историю. Ее рассказывали одной невинной, маленькой девочке, и малютка вдруг залилась слезами о спесивой, суетной Инге.

— И неужели она никогда не вернется сюда, наверх? — спросила малютка.

— Никогда! — ответили ей.

— А если она попросит прощения, обещает никогда больше так не делать?

— Да она вовсе не хочет просить прощения!

— Ах, как бы мне хотелось, чтобы она попросила прощения! — сказала девочка и долго не могла утешиться. — Я бы отдала свой кукольный домик, только бы ей позволили вернуться на землю! Бедная, бедная Инге!

Слова эти дошли до сердца Инге, и ей стало как будто полегче: в первый раз нашлась живая душа, которая сказала: «бедная Инге!» — и не прибавила ни слова о ее грехе. Маленькая, невинная девочка плакала и просила за нее!.. Какое-то странное чувство охватило душу Инге; она бы, кажется, заплакала сама, да не могла, и это было новым мучением.

На земле годы летели стрелою, под землею же все оставалось по-прежнему. Инге слышала свое имя все реже и реже — на земле вспоминали о ней все меньше и меньше. Но однажды долетел до нее вздох:

«Инге! Инге! Как ты огорчила меня! Я всегда это предвидела!» Это умирала мать Инге.

Слышала она иногда свое имя и из уст старых хозяев.

Хозяйка, впрочем, выражалась всегда смиренно: «Может быть, мы еще свидимся с тобою, Инге! Никто не знает, куда попадет!»

Но Инге-то знала, что ее почтенной госпоже не попасть туда, куда попала она.

Медленно, мучительно медленно ползло время.

И вот Инге опять услышала свое имя и увидела, как над нею блеснули две яркие звездочки: это закрылась на земле пара кротких очей. Прошло уже много лет с тех пор, как маленькая девочка неутешно плакала о «бедной Инге»: малютка успела вырасти, состариться и была отозвана Господом Богом к Себе. В последнюю минуту, когда в душе вспыхивают ярким светом воспоминания целой жизни, вспомнились умирающей и ее горькие слезы об Инге, да так живо, что она невольно воскликнула:

«Господи, может быть, и я, как Инге, сама того не ведая, попирала ногами Твои всеблагие дары, может быть, и моя душа была заражена спесью, и только Твое милосердие не дало мне пасть ниже, но поддержало меня! Не

оставь же меня в последний мой час!»

И телесные очи умирающей закрылись, а духовные отверзлись, и так как Инге была ее последней мыслью, то она и узрела своим духовным взором то, что было скрыто от земного — увидала, как низко пала Инге. При этом зрелище благочестивая душа залилась слезами и явилась к престолу Царя Небесного, плача и молясь о грешной душе так же искренно, как плакала ребенком. Эти рыдания и мольбы отдались эхом в пустой оболочке, заключавшей в себе терзающуюся душу, и душа Инге была как бы подавлена этой нежданной любовью к ней на небе. Божий ангел плакал о ней! Чем она заслужила это? Измученная душа оглянулась на всю свою жизнь, на все содеянное ей и залилась слезами, каких никогда не знавала Инге. Жалость к самой себе наполнила ее: ей казалось, что двери милосердия останутся для нее запертыми на веки вечные! И вот, едва она с сокрушением сознала это, в подземную пропасть проник луч света, сильнее солнечного, который растопляет снежного истукана, слепленного на дворе мальчуганами, и быстрее, чем тает на теплых губках ребенка снежинка, растаяла окаменелая оболочка Инге. Маленькая птичка молнией взвилась из глубины на волю. Но, очутившись среди белого света, она съежилась от страха и стыда — она всех боялась, стыдилась и поспешно спряталась в темную трещину в какой-то полуразрушившейся стене. Тут она и сидела, съежившись, дрожа всем телом, не издавая ни звука, — у нее и не было голоса. Долго сидела он так, прежде чем осмелилась оглядеться и полюбоваться великолепием Божьего мира. Да, великолепен был Божий мир! Воздух был свеж и мягок, ярко сиял месяц, деревья и кусты благоухали; в уголке, где укрылась птичка, было так уютно, а платьице на ней было такое чистенькое, нарядное. Какая любовь, какая красота были разлиты в Божьем мире! И все мысли, что шевелились в груди птички, готовы были вылиться в песне, но птичка не могла петь, как ей ни хотелось этого; не могла она ни прокуковать, как кукушка, ни защелкать, как соловей! Но

Господь слышит даже немую хвалу червяка и услышал и эту безгласную хвалу, что мысленно неслась к небу, как псалом, звучавший в груди Давида, прежде чем он нашел для него слова и мелодию.

Немая хвала птички росла день ото дня и только ждала случая вылиться в добром деле.

Настал сочельник. Крестьянин поставил у забора шест и привязал к верхушке его необмолоченный сноп овса — пусть и птички весело справят праздник Рождества Спасителя!

В рождественское утро встало солнышко и осветило сноп; живо налетели на угощение щебетуньи-птички. Из расщелины в стене тоже раздалось: «пи! пи!» Мысль вылилась в звуке, слабый писк был настоящим гимном радости: мысль готовилась воплотиться в добром деле, и птичка вылетела из своего убежища. На небе знали, что это была за птичка.

Зима стояла суровая, воды были скованы толстым льдом, для птиц и зверей лесных наступили трудные времена. Маленькая пташка летала над дорогой, отыскивая и находя в снежных бороздах, проведенных санями, зернышки, а возле стоянок для кормежки лошадей — крошки хлеба; но сама она съедала всегда только одно зернышко, одну крошку, а затем сзывала кормиться других голодных воробышков. Летала она и в города, осматривалась кругом и, завидев накрошенные из окна милосердной рукой кусочки хлеба, тоже съедала лишь один, а все остальное отдавала другим.

В течение зимы птичка собрала и раздала такое количество хлебных крошек, что все они вместе весили столько же, сколько хлеб, на который наступила Инге, чтобы не запачкать башмаков. И когда была найдена и отдана последняя крошка, серые крылья птички превратились в белые и широко распустились.

— Вон летит морская ласточка! — сказали дети, увидав белую птичку.

Птичка то ныряла в волны, то взвивалась навстречу солнечным лучам — и вдруг исчезла в этом сиянии. Никто не видел, куда она делась.

— Она улетела на солнышко! — сказали дети.

 

Татьяна Домаренок «Как лесные зверушки хлеб испекли»

Как-то раз летом Ворона стащила у кого-то в деревне целую краюшку хлеба. Принесла его в клюве, положила к себе в гнездо и хвастается всем:– Вот видите, какая я умница-разумница. Раздобыла хлебушек вкусный-превкусный. Сама съем, а вам не дам! Смотрели на нее зверушки лесные – белочки да ежики, зайчики да мышата и слюнки глотали. Как же им хотелось попробовать вкуснющего свеженького хлебца! Но что взять с такой жадины-говядины! Ведь не поделилась она с ними ни одной крошечкой. Сама все съела, каркнула и улетела куда-то.Пригорюнились зверушки лесные. Смотрят друг на дружку и думы думают. Тут Мышонок и говорит:

– А давайте сами хлеб испечем?

– Как же мы его испечем, – зазвенела Синичка. – У нас ни муки, ни печки нет.

– За печкой дело не постоит, – отозвался с пруда Бобер. Я и хату срублю, и печь сложу.

– Ну, если так, то это хорошо, – почесал затылок Ежик. – Но кто нам даст зерно, чтобы его смолоть в муку?

– Пшеницу мы вырастим сами на лугу. Весной посеем зернышки в землю, из них вырастут пшеничные колоски, – подсказала Белочка.

– Ну, а кто нам даст зернышки пшеницы, чтобы их посеять на лугу? – не унимался Ежик.

– Зернышки? Да мы их сами насобираем осенью на дорогах в поле, – затрещали, зазвенели птицы на разные голоса.

– А когда колоски созреют, мы их высушим, обмолотим и засыплем в мешки, – запищали мышки.

– А я затащу мешки в хату. Позову гномов, что живут за прудом. Они знают толк в пекарном ремесле, – сказал Заяц.

– Ура! – закричали все разом от того, что поняли – они и сами с усами –

и тут же принялись за работу.

Прошла  осень, зима, весна, и лето на отдых собирается. Ну, как же дела у лесных зверушек?

А они не оплошали. Всё, как сказали, так и сделали. Вырастили пшеничные колоски, обмолотили их и в хату занесли. Позвали гномов из соседнего леса. А те мастера-пекари умелые. Засыпали зернышки в жернова и смололи их в муку. Потом пересыпали муку в дежу (такая деревянная бочка) и с водой да дрожжами замесили тесто. Месили тесто долго, пока хорошо не вымешали, да так, чтобы оно от рук отлипало. Потом разделили его на лепешки. И на деревянной лопате в натопленную печь положили на горячие угли. Пока хлеб пекся в печи, все зверушки сидели за столиками на лавочках и ожидали. А пах-то* шел от хлеба такой вкусный, что прямо слюнки бегут! Но гномы не спешили вынимать хлеб из печи, пока тот не зарумянился и не вырос.

И вот уже не по краюшке, а по целой булочке вкусного пшеничного хлебца досталось каждой зверюшке! Все ели свой хлеб и приговаривали:

– Ай, да молодец, Ворона! Это она нас надоумила испечь хлеб. И пусть прилетает, мы не жадные, дадим и ей краюшку нашего хлеба!

  *пах - запах(бел.яз.)

Туркменская сказка «»Хлеб из джугары»

Жил - был бедный парень. Кроме старухи-матери, не было у него никого - ни братьев, ни сестер. Батрачил он у бая. Работал день и ночь, но бай денег ему не платил, кормил хуже собаки.

Пожалела мать сына:

- Бай тебя морит голодом, а ты за эту плату работаешь на него день и ночь. Оставайся уж лучше дома. Приноси мне каждый день по вязанке дров. Дрова я буду продавать беднякам. Денег у них мало, но прокормиться мы сможем.

- Будь по-твоему, - сказал парень.

Наутро встал он до солнышка, взял веревку, кетмень, попрощался с матерью до вечера.

- Сын мой, - сказала она ему, - возьми этот хлеб из джугары. Больше у нас ничего нет. Но не ешь его, пока он не превратится в мед.Завернул парень хлеб в платок, сунул за пазуху и пошел своей дорогой.До полудня работал, спины не разгибая. Устал. В животе - пусто; с вечера во рту ни крошки не было. Достал парень узелок, развернул, видит: как был хлеб из джугары, так и остался он хлебом, далеко ему до меду.Хоть и хотелось есть, да не хотелось матушкиного завета нарушить.Спрятал парень хлеб на грудь и принялся за дело. Махал кетменем, пока в

глазах не потемнело.

- Ну, теперь-то уж хлеб наверняка стал медом, - сказал он себе и опять развернул узелок.

Смотрит, как был хлеб из джугары, так хлебом и остался.Загрустил парень.

- Обманула меня матушка.

И стал он есть хлеб. Откусил кусочек, а во рту - слаще меду.

Устыдился парень.

- Прости меня, матушка, за грубое слово. Сладок твой хлеб! Как мед сладок.

«Сказка о лёгком хлебе» (по мотивам вьетнамской сказки)

Надоело Мину, крестьянскому сыну, спину на поле гнуть, каждому ростку кланяться — умные люди лёгкий хлеб ищут, а я чем хуже? Вон столяру-плотнику разве плохо живётся - а всей-то работы — топориком деревяшки тесать.

  Отец с матерью ему перечить не стали — что ж, иди, учись, может и станешь хорошим мастером.

  Да чему тут учиться, рассмеялся молодой крестьянин. Что я не видел,

как столяры-то работают? Мне бы брёвнышко раздобыть сухое, да топорик ладный по руке, да нож острый, увидите, как шустро дело пойдёт, монеты в кубышку так и покатятся. Усмехнулся отец, слова не сказал. Дал сыну брёвнышко сухое, топорик с длинной ручкой да нож старый.

  Сел парень под деревом, прилаживается, как половчее бревно разрубить.

  Шёл мимо сосед - Эй, сынок, что мастеришь?

  - Борону, отец, мастерю. Уж такая борона получится — всем на загляденье — забудешь в неё волов впрячь, сама по полю побежит, сама все сорняки из земли выполет.

  - Ну, - улыбнулся на это сосед, коли так, покупаю я твою борону, - кому не пригодится хорошая борона? Сколько за неё просишь?

  Что раньше времени о деньгах говорить. Только как борону мою увидишь, сам всё, что ни есть, отдашь не считая.

  А когда мне за ней приходить?

  Да завтра и приходи — я над работой рассиживаться не люблю — стукну разок, стукну другой, всё и готово.

  - Завтра так завтра. - Ушёл сосед по своим делам, а паренёк ну по бревну топориком колотить. Стукнул вкривь, стукнул вкось — руку занозил, стукнул посильней - рукояткой по лбу себе заехал, зато пару-другую дощечек всё же отколол. Стал из них борону мастерить — не борона получается - кривулька на рогульке - стыдно людям показать.

  Утром пришёл сосед — Ну как, готова моя борона?

  - Нет, - отвечает крестьянский сын, - маловато бревно оказалось. Лучше я из него короб для муки сделаю — не простой, особенный, - в такой хоть сто лет муку храни — не отсыреет, не испортится. А до чего прочный — хоть с крыши роняй, не разобьётся.

  Не стал сосед про борону вспоминать. Закивал радостно, —Чудесно, мне как раз такой короб в хозяйстве надобен. Когда он будет готов?

  Завтра с утра и будет.

   А сколько за него запросишь?

   Что раньше срока о деньгах говорить — как работу мою увидишь, сам никаких денег не пожалеешь.

  Ушёл сосед, а Мин стал по бревну топориком колотить, колотил-колотил, уронил топор на ногу, едва без ноги не остался, стукнул со всей мочи - щепка отскочила, чуть глаз не выколола. Что вместо мучного короба вышло, того лучше людям не показывать — засмеют.

  Пришёл утром сосед — Ну, сынок, показывай мой ларь.

  А Мин ему на это, — Бревно больно неровное попалось, из такого только простой короб сделать можно, для моей задумки надо будет потом другое подобрать посуше да поровней. А из этого я лучше подошвы для сандалий сделаю — сносу им не будет — хоть по камням броди, хоть по болоту. А уж до чего удобны, до чего легки — хоть весь день ходи, нога не устанет.

   Что ж, - не стал спорить сосед — у меня как раз сандалии сносились. Когда за работой приходить?

   Завтра с утра и приходи

   А сколько за работу запросишь?

  - Что о деньгах говорить? - Завтра мою работу увидишь, сам никаких денег не пожалеешь.

  Ушёл сосед, а Мин взял нож, стал дерево строгать. Строгал-строгал, да нажал чуть посильней, нож и застрял накрепко — ни туда, ни сюда. Стал паренёк его выдёргивать, едва палец не оттяпал. До утра провозился. Всё полено извёл, да толку никакого.

  А утром сосед уж тут как тут — ну как, готовы подошвы для моих сандалий?

  - Нет, - отвечает несчастный Мин, а сам чуть не плачет,— много сучков в этом бревне оказалось, не выходят из него ровные дощечки.

  - А что же ты сейчас мастеришь?

   Стружку для растопки.

   Вот и славно. Мне как раз такая стружка нужна. Когда готова будет?

  - Да хоть сейчас забирай.

   А сколько за неё хочешь?

   Даром бери, только унеси с глаз моих подальше. 

  Перестал с той поры Мин - крестьянский сын лёгкий хлеб искать. А пошёл он мастера искать, делу учиться. Сказал отцу — я не я буду, если борону не сделаю да короб для муки да подошвы для сандалий.

  Упорным оказался.

  Вот и хорошо — упорный человек любому делу научится.

Ашот Сагратян «Сказа о мальчике, который Нагаш, и о хлебе, который Лаваш»

Давным-давно и совсем недавно жили-были, были-жили мать и сын. Отца увела война, и осталась в их темной хижине нужда, какой свет не видывал. Тогда и пошла мать Нагаша хлеб выпекать по дворам. Трудилась от зари до темна, и платили ей люди за работу тем же – хлебом. А работа – тяжелее не бывает. Да и тонир – печь не простая! В земле она. Не глубокая, но широкая. И огонь на дне. И хлеб армянский, лаваш, особенный. Берут лепешку теста, раскатывают ее в тонкий-претонкий лист, натягивают на длинную овальную подушку и только потом лепят на горячие щеки тонира. Так, один за другим, один за другим, лепят лаваш по кругу. И так же, вниз головой, окунаясь в жар тонира, поддевают готовый лаваш и подбрасывают в воздух. А после эти теплые полотенца хлебов сушат на солнце. Потому и хранится лаваш долго – и неделю, и месяц, и полгода... Стоит кому-нибудь в деревне растопить тонир, как тянутся к нему всем миром, потому что в Армении, где лесов мало, где каждая хворостинка на счету, умеют беречь тепло.

Любил народ мать Нагаша за руки ее – ловкие, чистые.

И все равно жили мать с сыном в такой нищете, что ребенка не во что было завернуть. В него и заворачивала мать сына. И был ему лаваш и одеяльцем, и едой...

А когда Нагаш подрос и встал на ноги, прогрыз он себе ворот, просунул голову, и стал лаваш ему рубашкой. Так и жили они. Шли годы. Как-то раз, когда сели они обедать, спросил Нагаш:

– Мам, почему ты не завернешь в хлеб сыра или зелени?

И ответила ему мать:

– Я, сынок, горести свои в него заворачиваю. С лавашом они почти съедобны.

Только рано мужают мальчики на армянской земле. Вскоре и Нагаш стал тяготиться детскими играми. И стал он замечать, как малы лоскуты полей на склонах гор. Что ни поле – не больше лаваша. И сказал он однажды матери:

– Давай помогу тебе...

– Не мужское это дело, сынок...

– Тогда пойду за лучшей долей, счастье искать...

– Человеку не только хлеб нужен. Иди и ты попытай...

Собрала мать сына в дальнюю дорогу и положила в его хурджин переметный один единственный лаваш – свое молчаливое напутствие.

Шел Нагаш, шел – через реки бурные, через горы высокие. Пришел к роднику. А там овцы пасутся. Пастух на свирели играет.

– Здравствуй, человек, – говорит пастух, – куда путь держишь?

– За счастьем.

– А надо ли за ним ходить?.. Мое счастье вон оно – мои овцы.

Нагаш сел на траву, вынул лаваш, пастух достал сыр... Запили хлеб-сыр ключевой водой. Поднялся Нагаш и говорит пастуху:

– Твое счастье медленно бредет, а мое – кто знает — где...

И протянул руку к своему хурджину. А на траве, куда просыпались крохи от их крестьянской еды, лежал нетронутый, целый, свежий лаваш.

Пока они завтракали, остаток материнского хлеба отрос.

Не веря глазам, сунул Нагаш хлеб свой в хурджин. А пастух, когда снова обрел дар речи, ему и говорит:

– Куда ты, парень?! Счастье твое, оно же в руках у тебя!..

Но Нагаш не слышал. Он молод был и за счастьем торопился. А лежал его путь через страну разбойников.

Шел он, шел, и теперь ему не давала покоя мысль, что хлеб у него не простой, а волшебный. Долго крепился, боясь поверить в чудо такое, да не выдержал: сел под деревом, достал свой лаваш, оторвал половину и с удивлением стал наблюдать, как растет его хлеб, растет... до прежних размеров.

Да не знал Нагаш, что не он один тем хлебом любовался. Выходит из-за дерева разбойник, смотрит на Нагаша, смотрит, будто хочет припомнить его лицо, и говорит:

– Так это ты тогда украл мой хлеб?! А ну верни! – и как выхватит саблю...

Нагаш от страха чуть язык не проглотил.

– В жизни я ничего не крал.

– Так ты еще надо мной поиздеваться вздумал?! – взревел разбойник и бросился на парня. Нагаш руку в хурджин запустил, а лаваш сам к руке пристал. Как щит. Рубит разбойник лаваш, а тот не рубится. Затупил разбойник саблю свою, глаза на лоб вылезли, пот градом льет... Устал, сел в дорожную пыль и как взмолится:

– Прости, парень, не от хорошей жизни вышел я на большую дорогу... Да и хлеб твой совсем ума меня лишил. Я бы им всю семью разом накормил, и еще

осталось бы... Подари его мне... Или давай меняться – я тебе саблю отдам, а ты мне свой щит... И торопись, пока я не передумал!.. Пожалел Нагаш разбойника лукавого, оторвал ему от хлеба своего кусок – детям его, и побрел дальше. И пока шел, думал об этом несчастном человеке. Вспомнил мать, родную деревню и рассказ о том, что бедняк в горах, чтобы не умереть с голоду, пашет-распахивает плоскую кровлю соседа...

Проголодался от мрачных мыслей, полез в хурджин да и ахнул: от его волшебного лаваша осталась лишь половина. И тогда вспомнил он прощальные слова матери:

– Делись хлебом с людьми добрыми, и добра твоего не убудет...

Не стал Нагаш есть эту половинку, решил приберечь на потом. Проглотил голодную слюну и, кажется, немного поумнел.

И снова зашагал за солнцем. Дни сменялись днями, и одна дорога, продолжая другую, вела его и вела, пока не привела к большому камню на распутье. Видит Нагаш – сидит на камне слепой старец.

– Кто ты, добрый человек?.. Куда тебя ноги несут?

– Я Нагаш, дед. За счастьем иду.

– А ты знаешь, какое оно, счастье?!

– Нет, не знаю.

– То-то и оно, что не знаешь. И я немало дорог истоптал, пока молод был...

А как состарился и ослеп, понял, что счастье – это кусок хлеба на родной земле!.. Нет ли у тебя чего поесть, сынок?! Голоден был Нагаш, но сжалился над старцем, протянул ему оставшуюся половинку материнского хлеба. Вздохнул:

– Раньше он у меня волшебным был, не убывал...

Старец поцеловал лаваш, поднес к глазам, и вдруг – о чудо! – прозрел

старик. И стал торопливо есть, пока не добрал последнюю крошку. Да и говорит Нагашу:

– Хлеб твой, сынок, и впрямь волшебный... А потерял он свою силу потому, что не знал ты ему цены!.. Не своим трудом заработал. Послушай меня, старого, возвращайся-ка ты на родину да научись хлеб растить!.. Счастье, сынок, только на родной земле и бывает, на родной...

Побрел Нагаш обратно.

Добрые люди не дали ему умереть с голоду. А когда до родной деревни осталась одна ночь пути, уснул он возле дороги, положив под голову пустой хурджин... И приснилось ему, что спит он на спелом пшеничном колосе, а кругом конца-края не видно золотистому полю. Качается колос и баючит Нагаша. Будит его яркое солнышко, и вот он уже спускается с колоса, как с большого дерева, ходит по тому полю, как по лесу, а с колосьев каплет на землю по литому зернышку. И каждое – еле умещается в хурджине. Солнце разбудило Нагаша, и весь его сон растаял в утренних лучах. Он резво вскочил и пошел в сторону родной деревни, почти побежал. Вошел в дом, поцеловал мать, нашел кирку и заступ – все, что осталось от отца, отправился на склон дальней горы. Трудом отвоевал у камней свое поле – не больше лаваша, и куда падала капля его пота, поднимался там рослый колос. И каждое зерно в нем было с хурджин.

Раскатала мать скалкой зерно, сыном взращенное, раскатала, выпекла самый большой лаваш, какой только люди видывали. И говорит:

– Пойди, сынок, мир угости. Пусть каждый оторвет себе по куску, и да не убудет твоего хлеба!..

И хлеба не убывало.

Трудился Нагаш в поте лица, и нужда навсегда покинула их дом. Как-то раз пришел к их порогу путник. Встретили его, как и принято в горах, — хлебом-солью. Пригласили в дом, попросили к столу. И тут увидел ночной гость, что лаваш в этом доме не простой, потому что сами собой возникали на нем сыр, зелень и прочие яства. И потерял покой. Когда хозяева крепко уснули, выполз он из-под одеяла, оделся быстро и, прихватив с собой самый большой лаваш, выскользнул в ночь... А тут гроза началась. Громыхнул гром, сверкнула молния. Мать проснулась, видит — нет ночного гостя.

Всполошилась, растолкала Нагаша:

– Чем могли мы прогневить божьего человека?.. Не заблудился бы... Ты пошел бы, сынок, поглядел – что с ним...

И впрямь чудно: никто никогда не вел себя так. И пошел Нагаш по следам ночного гостя. Но чем дальше удалялся тот от их дома, тем глубже уходили в землю его следы. Пока не оборвались под большим овальным камнем. Нагаш с одной стороны зашел, с другой – не поддается. И тут осенило его: не камень это вовсе – лаваш окаменел.

Побрел назад.

На пороге дома стоит мать, их дожидается:

– Ты нашел того человека, сынок?!.. Где он?

– Человека, мать, я не нашел... Нашел его могилу. Помнишь, ты говорила мне:

– Не укради чужого хлеба...

Когда кавалеристы проходили через деревню Бережки, немецкий снаряд разорвался на околице и ранил в ногу вороного коня. Командир оставил раненого коня в деревне, а отряд ушёл дальше, пыля и позванивая удилами, - ушёл, закатился за рощи, за холмы, где ветер качал спелую рожь.

Коня взял к себе мельник Панкрат. Мельница давно не работала, но мучная пыль навеки въелась в Панкрата. Она лежала серой коркой на его ватнике и картузе. Из-под картуза посматривали на всех быстрые глаза мельника. Панкрат был скорый на работу, сердитый старик, и ребята считали его колдуном.

Панкрат вылечил коня. Конь остался при мельнице и терпеливо возил глину, навоз и жерди - помогал Панкрату чинить плотину.

Панкрату трудно было прокормить коня, и конь начал ходить по дворам побираться. Постоит, пофыркает, постучит мордой в калитку, и, глядишь, ему вынесут свекольной ботвы, или чёрствого хлеба, или, случалось даже, сладкую морковку. По деревне говорили, что конь ничей, а вернее - общественный, и каждый считал своей обязанностью его покормить. К тому же конь - раненый, пострадал от врага.

Жил в Бережках со своей бабкой мальчик Филька, по прозвищу "Ну Тебя". Филька был молчаливый, недоверчивый, и любимым его выражением было: "Да ну тебя!". Предлагал ли ему соседский мальчишка походить на ходулях или поискать позеленевшие патроны, Филька отвечал сердитым басом: "Да ну тебя! Ищи сам!". Когда бабка выговаривала ему за неласковость, Филька отворачивался и бормотал: "Да ну тебя! Надоела!".

Зима в этот год стояла тёплая. В воздухе висел дым. Снег выпадал и тотчас таял. Мокрые вороны садились на печные трубы, чтобы обсохнуть, толкались, каркали друг на друга. Около мельничного лотка вода не замерзала, а стояла чёрная, тихая, и в ней кружились льдинки.

Панкрат починил к тому времени мельницу и собирался молоть хлеб, - хозяйки жаловались, что мука кончается, осталось у каждой на два-три дня, а зерно лежит немолотое.

В один из таких тёплых серых дней раненый конь постучал мордой в калитку к Филькиной бабке. Бабки не было дома, а Филька сидел за столом и жевал кусок хлеба, круто посыпанный солью.

Филька нехотя встал, вышел за калитку. Конь переступил с ноги на ногу и потянулся к хлебу. "Да ну тебя! Дьявол!" - крикнул Филька и наотмашь ударил коня по губам. Конь отшатнулся, замотал головой, а Филька закинул хлеб далеко в рыхлый снег и закричал:

- На вас не напасёшься, на христорадников! Вон твой хлеб! Иди, копай его мордой из-под снега! Иди, копай!

И вот после этого злорадного окрика и случились в Бережках те удивительные дела, о каких и сейчас люди говорят, покачивая головами, потому что сами не знают, было ли это или ничего такого и не было.

Слеза скатилась у коня из глаз. Конь заржал жалобно, протяжно, взмахнул хвостом, и тотчас в голых деревьях, в изгородях и печных трубах завыл, засвистел пронзительный ветер, вздул снег, запорошил Фильке горло. Филька бросился обратно в дом, но никак не мог найти крыльца - так уже мело кругом и хлестало в глаза. Летела по ветру мёрзлая солома с крыш, ломались скворечни, хлопали оторванные ставни. И всё выше взвивались столбы снежной пыли с окрестных полей, неслись на деревню, шурша, крутясь, перегоняя друг друга.

Филька вскочил, наконец, в избу, припёр дверь, сказал: "Да ну тебя!" - и прислушался. Ревела, обезумев, метель, но сквозь её рев Филька слышал тонкий и короткий свист - так свистит конский хвост, когда рассерженный конь бьёт им себя по бокам.

Метель начала затихать к вечеру, и только тогда смогла добраться к себе в избу от соседки Филькина бабка. А к ночи небо зазеленело, как лёд, звёзды примёрзли к небесному своду, и колючий мороз прошёл по деревне. Никто его не видел, но каждый слышал скрип его валенок по твёрдому снегу, слышал, как мороз, озоруя, стискивал толстые брёвна в стенах, и они трещали и лопались.

Бабка, плача, сказала Фильке, что наверняка уже замёрзли колодцы и теперь их ждёт неминучая смерть. Воды нет, мука у всех вышла, а

мельница работать теперь не сможет, потому что река застыла до самого дна.

Филька тоже заплакал от страха, когда мыши начали выбегать из подпола и хорониться под печкой в соломе, где ещё оставалось немного тепла. "Да ну вас! Проклятые!" - кричал он на мышей, но мыши всё лезли из подпола. Филька забрался на печь, укрылся тулупчиком, весь трясся и слушал причитания бабки.

- Сто лет назад упал на нашу округу такой же лютый мороз, - говорила бабка. - Заморозил колодцы, побил птиц, высушил до корня леса и сады. Десять лет после того не цвели ни деревья, ни травы. Семена в земле пожухли и пропали. Голая стояла наша земля. Обегал её стороной всякий зверь - боялся пустыни.

- Отчего же стрясся тот мороз? - спросил Филька.

- От злобы людской, - ответила бабка. - Шёл через нашу деревню старый солдат, попросил в избе хлеба, а хозяин, злой мужик, заспанный, крикливый, возьми и дай одну только чёрствую корку. И то не дал в руки, а швырнул на пол и говорит: "Вот тебе! Жуй!". - "Мне хлеб с полу поднять невозможно, - говорит солдат. - У меня вместо ноги деревяшка" - "А ногу куда девал?" - спрашивает мужик. "Утерял я ногу на Балканских горах в турецкой баталии", - отвечает солдат. "Ничего. Раз дюже голодный - подымешь, - засмеялся мужик. - Тут тебе камердинеров нету". Солдат покряхтел, изловчился, поднял корку и видит - это не хлеб, а одна зелёная плесень. Один яд! Тогда солдат вышел на двор, свистнул - и враз сорвалась метель, пурга, буря закружила деревню, крыши посрывала, а потом ударил лютый мороз. И мужик тот помер.

- Отчего же он помер? - хрипло спросил Филька.

- От охлаждения сердца, - ответила бабка, помолчала и добавила: - Знать, и нынче завелся в Бережках дурной человек, обидчик, и сотворил злое дело. Оттого и мороз.

- Чего ж теперь делать, бабка? - спросил Филька из-под тулупа. – Неужто помирать?

- Зачем помирать? Надеяться надо.

- На что?

- На то, что поправит дурной человек своё злодейство.

- А как его исправить? - спросил, всхлипывая, Филька.

- А об этом Панкрат знает, мельник. Он старик хитрый, учёный. Его спросить надо. Да неужто в такую стужу до мельницы добежишь? Сразу кровь остановится.

- Да ну его, Панкрата! - сказал Филька и затих.

Ночью он слез с печи. Бабка спала, сидя на лавке. За окнами воздух был синий, густой, страшный.

В чистом небе над осокорями стояла луна, убранная, как невеста, розовыми венцами.

Филька запахнул тулупчик, выскочил на улицу и побежал к мельнице. Снег пел под ногами, будто артель весёлых пильщиков пилила под корень берёзовую рощу за рекой. Казалось, воздух замерз, и между землёй и луной осталась одна пустота жгучая и такая ясная, что если бы подняло пылинку на километр от земли, то и её было бы видно, и она светилась бы и мерцала, как маленькая звезда.

Чёрные ивы около мельничной плотины поседели от стужи. Ветки их поблёскивали, как стеклянные. Воздух колол Фильке грудь. Бежать он уже не мог, а тяжело шёл, загребая снег валенками.

Филька постучал в окошко Панкратовой избы. Тотчас в сарае за избой заржал и забил копытом раненый конь. Филька охнул, присел от страха на корточки, затаился. Панкрат отворил дверь, схватил Фильку за шиворот и втащил в избу.

- Садись к печке, - сказал он.- Рассказывай, пока не замёрз.

Филька, плача, рассказал Панкрату, как он обидел раненого коня и как из-за

этого упал на деревню мороз.

- Да-а, - вздохнул Панкрат, - плохо твоё дело! Выходит, что из-за тебя всем пропадать. Зачем коня обидел? За что? Бессмысленный ты гражданин!

Филька сопел, вытирал рукавом глаза.

- Ты брось реветь! - строго сказал Панкрат. - Реветь вы все мастера. Чуть что нашкодил - сейчас в рёв. Но только в этом я смысла не вижу. Мельница моя стоит, как запаянная морозом навеки, а муки нет, и воды нет, и что нам придумать - неизвестно.

- Чего же мне теперь делать, дедушка Панкрат? - спросил Филька.

- Изобрести спасение от стужи. Тогда перед людьми не будет твоей вины. И перед раненой лошадью - тоже. Будешь ты чистый человек, весёлый. Каждый тебя по плечу потреплет и простит. Понятно?

- Понятно, - ответил упавшим голосом Филька.

- Ну, вот и придумай. Даю тебе сроку час с четвертью.

В сенях у Панкрата жила сорока. Она не спала от холода, сидела на хомуте подслушивала. Потом она боком, озираясь, поскакала к щели под дверью. Выскочила наружу, прыгнула на перильца и полетела прямо на юг. Сорока была опытная, старая и нарочно летела у самой земли, потому что от деревень и лесов всё-таки тянуло теплом и сорока не боялась замёрзнуть. Никто её не видел, только лисица в осиновом яру высунула морду из норы, повела носом, заметила, как тёмной тенью пронеслась по небу сорока, шарахнулась обратно в нору и долго сидела, почёсываясь и соображая: куда ж это в такую страшную ночь подалась сорока?

А Филька в это время сидел на лавке, ёрзал, придумывал.

- Ну, - сказал наконец Панкрат, затаптывая махорочную цигарку, - время твоё вышло. Выкладывай! Льготного срока не будет.

- Я, дедушка Панкрат, - сказал Филька, - как рассветёт, соберу со всей деревни ребят. Возьмём мы ломы, пешни, топоры, будем рубить лёд у лотка около мельницы, покамест не дорубимся до воды и не потечёт она на колесо.

Как пойдёт вода, ты пускай мельницу! Повернёшь колесо двадцать раз, она разогреется и начнёт молоть. Будет, значит, и мука, и вода, и всеобщее спасение.

- Ишь ты, шустрый какой! - сказал мельник, - Подо льдом, конечно, вода есть. А ежели лёд толщиной в твой рост, что ты будешь делать?

- Да ну его! - сказал Филька. - Пробьём мы, ребята, и такой лёд!

- А ежели замёрзнете?

- Костры будем жечь.

- А ежели не согласятся ребята за твою дурь расплачиваться своим горбом? Ежели скажут: "Да ну его! Сам виноват - пусть сам лёд и скалывает".

- Согласятся! Я их умолю. Наши ребята - хорошие.

- Ну, валяй собирай ребят. А я со стариками потолкую. Может, и старики натянут рукавицы да возьмутся за ломы.

В морозные дни солнце восходит багровое, в тяжёлом дыму. И в это утро поднялось над Бережками такое солнце. На реке был слышен частый стук ломов. Трещали костры. Ребята и старики работали с самого рассвета, скалывали лёд у мельницы. И никто сгоряча не заметил, что после полудня небо затянулось низкими облаками, и задул по седым ивам ровный и тёплый ветер. А когда заметили, что переменилась погода, ветки ив уже оттаяли, и весело, гулко зашумела за рекой мокрая берёзовая роща. В воздухе запахло весной, навозом.

Ветер дул с юга. С каждым часом становилось всё теплее. С крыш падали и со звоном разбивались сосульки.

Вороны вылезли из-под застрех и снова обсыхали на трубах, толкались, каркали.

Не было только старой сороки. Она прилетела к вечеру, когда от теплоты лёд начал оседать, работа у мельницы пошла быстро и показалась первая полынья с тёмной водой.

Мальчишки стащили треухи и прокричали "ура". Панкрат говорил, что если бы не тёплый ветер, то, пожалуй, и не обколоть бы лёд ребятам и старикам. А сорока сидела на раките над плотиной, трещала, трясла хвостом, кланялась на все стороны и что-то рассказывала, но никто, кроме ворон, её не понял. А сорока рассказывала, что она долетела до тёплого моря, где спал в горах летний ветер, разбудила его, натрещала ему про лютый мороз и упросила его прогнать этот мороз, помочь людям.

Ветер будто бы не осмелился отказать ей, сороке, и задул, понёсся над полями, посвистывая и посмеиваясь над морозом. И если хорошенько прислушаться, то уже слышно, как по оврагам под снегом бурлит-журчит тёплая вода, моет корни брусники, ломает лёд на реке.

Всем известно, что сорока - самая болтливая птица на свете, и потому вороны ей не поверили - покаркали только между собой: что вот, мол, опять завралась старая.

Так до сих пор никто и не знает, правду ли говорила сорока, или всё это она выдумала от хвастовства. Одно только известно, что к вечеру лёд треснул, разошёлся, ребята и старики нажали - и в мельничный лоток хлынула с шумом вода.

Старое колесо скрипнуло - с него посыпались сосульки - и медленно повернулось. Заскрежетали жернова, потом колесо повернулось быстрее, и вдруг вся старая мельница затряслась, заходила ходуном и пошла стучать, скрипеть, молоть зерно.

Панкрат сыпал зерно, а из-под жернова лилась в мешки горячая мука. Женщины окунали в неё озябшие руки и смеялись.

По всем дворам кололи звонкие берёзовые дрова. Избы светились от жаркого печного огня. Женщины месили тугое сладкое тесто. И всё, что было живого в избах - ребята, кошки, даже мыши,- всё это вертелось около хозяек, а хозяйки шлёпали ребят по спине белой от муки рукой, чтобы не лезли в самую квашню и не мешались.

Ночью по деревне стоял такой запах тёплого хлеба с румяной коркой, с пригоревшими к донцу капустными листьями, что даже лисицы вылезли из нор, сидели на снегу, дрожали и тихонько скулили, соображая, как бы словчиться стащить у людей хоть кусочек этого чудесного хлеба.

На следующее утро Филька пришёл вместе с ребятами к мельнице. Ветер гнал по синему небу рыхлые тучи и не давал им ни на минуту перевести дух, и потому по земле неслись вперемежку то холодные тени, то горячие солнечные пятна.

Филька тащил буханку свежего хлеба, а совсем маленький мальчик Николка держал деревянную солонку с крупной жёлтой солью. Панкрат вышел на порог, спросил:

- Что за явление? Мне, что ли, хлеб-соль подносите? За какие такие заслуги?

- Да нет! - закричали ребята.- Тебе будет особо. А это раненому коню. От Фильки. Помирить мы их хотим.

- Ну что ж, - сказал Панкрат, - не только человеку извинение требуется. Сейчас я вам коня представлю в натуре.

Панкрат отворил ворота сарая, выпустил коня. Конь вышел, вытянул голову, заржал - учуял запах свежего хлеба. Филька разломил буханку, посолил хлеб из солонки и протянул коню. Но конь хлеба не взял, начал мелко перебирать ногами, попятился в сарай. Испугался Фильки. Тогда Филька перед всей деревней громко заплакал.

Ребята зашептались и притихли, а Панкрат потрепал коня по шее и сказал:

- Не пужайся, Мальчик! Филька не злой человек. Зачем же его обижать? Бери хлеб, мирись!

Конь помотал головой, подумал, потом осторожно вытянул шею и взял наконец хлеб из рук Фильки мягкими губами. Съел один кусок, обнюхал Фильку и взял второй кусок. Филька ухмылялся сквозь слезы, а конь жевал хлеб,

фыркал. А когда съел весь хлеб, положил голову Фильке на плечо, вздохнул и закрыл глаза от сытости и удовольствия.

Все улыбались, радовались. Только старая сорока сидела на раките и сердито трещала: должно быть, опять хвасталась, что это ей одной удалось помирить коня с Филькой. Но никто её не слушал и не понимал, и сорока от этого сердилась всё больше и трещала, как пулемёт.

infourok.ru

Сказка Легкий хлеб читать онлайн

Косил на лугу косарь. Устал и сел под кустом отдохнуть. Достал мешочек, развязал и начал хлеб жевать.Выходит из лесу голодный волк. Видит - под кустом косарь сидит и ест что-то. Волк подошел к нему и спрашивает:- Ты что ешь, человече?- Хлеб, - отвечает косарь.- А он вкусный?- Да еще какой вкусный!- Дай мне отведать.- Что ж, отведай.Отломил косарь кусок хлеба и дал волку.Понравился волку хлеб. Он и говорит:- Хотел бы я каждый день хлеб есть, но где мне его доставать? Подскажи, человече!- Ладно, - говорит косарь, - научу тебя, где и как хлеб доставать.И начал он волка поучать:- Прежде всего надо землю вспахать...- Тогда и хлеб будет?- Нет, брат, постой. Потом надо землю взборонить...- И можно есть хлеб? - замахал волк хвостом.- Что ты, погоди. Прежде надо рожь посеять...- Тогда и хлеб будет? - облизнулся волк.- Нет еще. Дождись, пока рожь взойдет, холодную зиму перезимует, весной вырастет, потом зацветет, потом начнет колоситься, потом зреть...- Ох, - вздохнул волк, - долго ж, однако, надо ждать! Но уж тогда я наемся хлеба вволю!..- Где там наешься! - перебил его косарь. - Рано еще. Сперва надо спелую рожь сжать, потом в снопы связать, снопы в копны поставить. Ветер их провеет, солнышко просушит, тогда вези на ток...- И буду хлеб есть?- Э, какой нетерпеливый! Надо сначала снопы обмолотить, зерно в мешки ссыпать, мешки на мельницу отвезти и муки намолоть...- И все?- Нет, не все. Надо муку в деже замесить и ждать, пока тесто взойдет. Тогда в горячую печь садить.- И спечется хлеб?- Да, спечется хлеб. Вот тогда ты и наешься его, - закончил косарь поученье.Задумался волк, почесал лапой затылок и говорит:- Нет! Эта работа больно долгая да тяжелая. Лучше посоветуй мне, человече, как полегче еду добывать.- Ну что ж, - говорит косарь, - раз не хочешь тяжелый хлеб есть, поешь легкий. Ступай на выгон, там конь пасется.Пришел волк на выгон. Увидел коня.- Конь, конь! Я тебя съем.- Что ж, - говорит конь, - ешь. Только сперва сними с моих ног подковы, чтоб не ломать тебе зубы об них.- И то правда, - согласился волк. Нагнулся он подковы снимать, а конь как ударит его копытом в зубы... Перекувыркнулся волк - и бежать.Прибежал к реке. Видит - на берегу гуси пасутся. “А не съесть ли мне их?” -думает. Потом говорит :- Гуси, гуси! Я вас съем.- Что ж, - отвечают гуси, - ешь. Но сперва окажи нам перед смертью одну услугу.- Какую?- Спой нам, а мы послушаем.- Это можно. Петь я мастер.Сел волк на кочку, задрал голову и давай выть. А гуси крыльями хлоп, хлоп - поднялись и полетели.Слез волк с кочки, поглядел вслед гусям и пошел ни с чем.Идет и ругает себя последними словами: “Ну и дурень же я! Зачем согласился петь? Ну, теперь кого ни встречу - съем!”Только он так подумал, глядь - идет по дороге старый дед. Волк подбежал к нему:- Дед, дед, я тебя съем!- И зачем так спешить? - говорит дел. - Давай сперва табачку понюхаем.- А он вкусный?- Попробуй - узнаешь.- Давай.Достал дед из кармана кисет с табаком, сам понюхал и волку дал. Как нюхнул волк во весь дух, так весь кисет табаку и вдохнул. А потом как начал чихать на весь лес... Ничего от слез не видит, всё чихает. Так чихал с час, пока весь табак не вычихал. Осмотрелся, а деда уж и след простыл.Пошел волк дальше. Идет он, идет, видит - на поле стадо овец пасется, а пастух спит. Высмотрел волк в стаде самого лучшего барана, схватил его и говорит:- Баран, баран, я тебя съем!- Что ж, - говорит баран, - такова моя доля. Но чтобы долго тебе не мучиться да не ломать зубы об мои старые кости, стань лучше вон в той ложбинке и раскрой рот, а я взбегу на горку, разгонюсь и сам влечу к тебе в рот.- Спасибо за совет, - говорит волк. - Так мы и сделаем.Стал он в ложбинке, открыл рот и ждет. А баран взбежал на горку, разогнался и трах рогами волка по голове. Так искры из глаз у серого и посыпались, весь свет перед ним закружился!Опамятовался волк, покрутил головой и рассуждает сам с собой:- Съел я его или нет?А тем временем косарь закончил работу и идет домой. Услыхал он волчьи слова и говорит:- Съесть-то не съел, да зато легкого хлеба отведал. Вот и сказке конец, а кто слушал - молодец!

skazochki.info

Сказка Легкий хлеб белорусская народная сказка текст с картинками

белорусская народная сказка

Сказка Легкий хлеб читать:

Косил на лугу косарь. Устал и сел под кустом отдохнуть. Достал мешочек, развязал и начал хлеб жевать.

Выходит из лесу голодный волк. Видит – под кустом косарь сидит и ест что-то. Волк подошел к нему и спрашивает:— Ты что ешь, человече?— Хлеб, — отвечает косарь.— А он вкусный?— Да еще какой вкусный!— Дай мне отведать.— Что ж, отведай.Отломил косарь кусок хлеба и дал волку.

Понравился волку хлеб. Он и говорит:— Хотел бы я каждый день хлеб есть, но где мне его доставать? Подскажи, человече!— Ладно, — говорит косарь, — научу тебя, где и как хлеб доставать.И начал он волка поучать:— Прежде всего надо землю вспахать…

— Тогда и хлеб будет?— Нет, брат, постой. Потом надо землю взборонить…— И можно есть хлеб? — замахал волк хвостом.— Что ты, погоди. Прежде надо рожь посеять…— Тогда и хлеб будет? — облизнулся волк.— Нет еще. Дождись, пока рожь взойдет, холодную зиму перезимует, весной вырастет, потом зацветет, потом начнет колоситься, потом зреть…

— Ох, — вздохнул волк, — долго ж, однако, надо ждать! Но уж тогда я наемся хлеба вволю!..— Где там наешься! — перебил его косарь. — Рано еще. Сперва надо спелую рожь сжать, потом в снопы связать, снопы в копны поставить. Ветер их провеет, солнышко просушит, тогда вези на ток…

— И буду хлеб есть?— Э, какой нетерпеливый! Надо сначала снопы обмолотить, зерно в мешки ссыпать, мешки на мельницу отвезти и муки намолоть…— И все?— Нет, не все. Надо муку в деже* замесить и ждать, пока тесто взойдет. Тогда в горячую печь садить.

— И спечется хлеб?— Да, спечется хлеб. Вот тогда ты и наешься его, — закончил косарь поученье.

Задумался волк, почесал лапой затылок и говорит:— Нет! Эта работа больно долгая да тяжелая. Лучше посоветуй мне, человече, как полегче еду добывать.

— Ну что ж, — говорит косарь, — раз не хочешь тяжелый хлеб есть, поешь легкий. Ступай на выгон, там конь пасется.Пришел волк на выгон. Увидел коня.— Конь, конь! Я тебя съем.

— Что ж, — говорит конь, — ешь. Только сперва сними с моих ног подковы, чтоб не ломать тебе зубы об них.

— И то правда, — согласился волк. Нагнулся он подковы снимать, а конь как ударит его копытом в зубы…

Перекувыркнулся волк — и бежать.

Прибежал к реке. Видит — на берегу гуси пасутся. “А не съесть ли мне их?” — думает. Потом говорит:— Гуси, гуси! Я вас съем.— Что ж, — отвечают гуси, — ешь. Но сперва окажи нам перед смертью одну услугу.— Какую?— Спой нам, а мы послушаем.— Это можно. Петь я мастер.Сел волк на кочку, задрал голову и давай выть. А гуси крыльями хлоп, хлоп — поднялись и полетели.

Слез волк с кочки, поглядел вслед гусям и пошел ни с чем.Идет и ругает себя последними словами: “Ну и дурень же я! Зачем согласился петь? Ну, теперь кого ни встречу — съем!”

Только он так подумал, глядь — идет по дороге старый дед. Волк подбежал к нему:— Дед, дед, я тебя съем!— И зачем так спешить? — говорит дед. — Давай сперва табачку понюхаем.— А он вкусный?— Попробуй — узнаешь.— Давай.Достал дед из кармана кисет с табаком, сам понюхал и волку дал.

Как нюхнул волк во весь дух, так весь кисет табаку и вдохнул. А потом как начал чихать на весь лес… Ничего от слез не видит, всё чихает. Так чихал с час, пока весь табак не вычихал. Осмотрелся, а деда уж и след простыл.Пошел волк дальше. Идет он, идет, видит — на поле стадо овец пасется, а пастух спит. Высмотрел волк в стаде самого лучшего барана, схватил его и говорит:— Баран, баран, я тебя съем!— Что ж, — говорит баран, — такова моя доля. Но чтобы долго тебе не мучиться да не ломать зубы об мои старые кости, стань лучше вон в той ложбинке и раскрой рот, а я взбегу на горку, разгонюсь и сам влечу к тебе в рот.

— Спасибо за совет, — говорит волк. — Так мы и сделаем.Стал он в ложбинке, открыл рот и ждет. А баран взбежал на горку, разогнался и трах рогами волка по голове. Так искры из глаз у серого и посыпались, весь свет перед ним закружился!Опамятовался волк, покрутил головой и рассуждает сам с собой:— Съел я его или нет?

А тем временем косарь закончил работу и идет домой. Услыхал он волчьи слова и говорит:— Съесть-то не съел, да зато легкого хлеба отведал.

kinderbox.ru

читать сказку для детей, текст онлайн на РуСтих

Косил на лугу косарь. Устал и сел под кустом отдохнуть. Достал мешочек, развязал и начал хлеб жевать.

Выходит из лесу голодный волк. Видит — под кустом косарь сидит и ест что-то. Волк подошел к нему и спрашивает:

— Ты что ешь, человече?

— Хлеб, — отвечает косарь.

— А он вкусный?

— Да еще какой вкусный!

— Дай мне отведать.

— Что ж, отведай.

Отломил косарь кусок хлеба и дал волку.

Понравился волку хлеб. Он и говорит:

— Хотел бы я каждый день хлеб есть, но где мне его доставать? Подскажи, человече!

— Ладно, — говорит косарь, — научу тебя, где и как хлеб доставать.

И начал он волка поучать:

— Прежде всего надо землю вспахать…

— Тогда и хлеб будет?

— Нет, брат, постой. Потом надо землю взборонить…

— И можно есть хлеб? — замахал волк хвостом.

— Что ты, погоди. Прежде надо рожь посеять…

— Тогда и хлеб будет? — облизнулся волк.

— Нет еще. Дождись, пока рожь взойдет, холодную зиму перезимует, весной вырастет, потом зацветет, потом начнет колоситься, потом зреть…

— Ох, — вздохнул волк, — долго ж, однако, надо ждать! Но уж тогда я наемся хлеба вволю!..

— Где там наешься! — перебил его косарь. — Рано еще. Сперва надо спелую рожь сжать, потом в снопы связать, снопы в копны поставить. Ветер их провеет, солнышко просушит, тогда вези на ток…

— И буду хлеб есть?

— Э, какой нетерпеливый! Надо сначала снопы обмолотить, зерно в мешки ссыпать, мешки на мельницу отвезти и муки намолоть…

— И все?

— Нет, не все. Надо муку в деже замесить и ждать, пока тесто взойдет. Тогда в горячую печь садить.

— И спечется хлеб?

— Да, спечется хлеб. Вот тогда ты и наешься его, — закончил косарь поученье.

Задумался волк, почесал лапой затылок и говорит:

— Нет! Эта работа больно долгая да тяжелая. Лучше посоветуй мне, человече, как полегче еду добывать.

— Ну что ж, — говорит косарь, — раз не хочешь тяжелый хлеб есть, поешь легкий. Ступай на выгон, там конь пасется.

Пришел волк на выгон. Увидел коня.

— Конь, конь! Я тебя съем.

— Что ж, — говорит конь, — ешь. Только сперва сними с моих ног подковы, чтоб не ломать тебе зубы об них.

— И то правда, — согласился волк. Нагнулся он подковы снимать, а конь как ударит его копытом в зубы… Перекувыркнулся волк — и бежать.

Прибежал к реке. Видит — на берегу гуси пасутся. “А не съесть ли мне их?” -думает. Потом говорит :

— Гуси, гуси! Я вас съем.

— Что ж, — отвечают гуси, — ешь. Но сперва окажи нам перед смертью одну услугу.

— Какую?

— Спой нам, а мы послушаем.

— Это можно. Петь я мастер.

Сел волк на кочку, задрал голову и давай выть. А гуси крыльями хлоп, хлоп — поднялись и полетели.

Слез волк с кочки, поглядел вслед гусям и пошел ни с чем.

Идет и ругает себя последними словами: “Ну и дурень же я! Зачем согласился петь? Ну, теперь кого ни встречу — съем!”

Только он так подумал, глядь — идет по дороге старый дед. Волк подбежал к нему:

— Дед, дед, я тебя съем!

— И зачем так спешить? — говорит дел. — Давай сперва табачку понюхаем.

— А он вкусный?

— Попробуй — узнаешь.

— Давай.

Достал дед из кармана кисет с табаком, сам понюхал и волку дал. Как нюхнул волк во весь дух, так весь кисет табаку и вдохнул. А потом как начал чихать на весь лес… Ничего от слез не видит, всё чихает. Так чихал с час, пока весь табак не вычихал. Осмотрелся, а деда уж и след простыл.

Пошел волк дальше. Идет он, идет, видит — на поле стадо овец пасется, а пастух спит. Высмотрел волк в стаде самого лучшего барана, схватил его и говорит:

— Баран, баран, я тебя съем!

— Что ж, — говорит баран, — такова моя доля. Но чтобы долго тебе не мучиться да не ломать зубы об мои старые кости, стань лучше вон в той ложбинке и раскрой рот, а я взбегу на горку, разгонюсь и сам влечу к тебе в рот.

— Спасибо за совет, — говорит волк. — Так мы и сделаем.

Стал он в ложбинке, открыл рот и ждет. А баран взбежал на горку, разогнался и трах рогами волка по голове. Так искры из глаз у серого и посыпались, весь свет перед ним закружился!

Опамятовался волк, покрутил головой и рассуждает сам с собой:

— Съел я его или нет?

А тем временем косарь закончил работу и идет домой. Услыхал он волчьи слова и говорит:

— Съесть-то не съел, да зато легкого хлеба отведал.

Читать сказку "Лёгкий хлеб" на сайте РуСтих онлайн: лучшие народные сказки для детей и взрослых. Поучительные сказки для мальчиков и девочек для чтения в детском саду, школе или на ночь.

skazki.rustih.ru

Сказка Легкий хлеб читать онлайн

Косил на лугу косарь. Устал и сел под кустом отдохнуть. Достал мешочек, развязал и начал хлеб жевать.

Выходит из лесу голодный волк. Видит — под кустом косарь сидит и ест что-то. Волк подошел к нему и спрашивает:— Ты что ешь, человече?— Хлеб, — отвечает косарь.— А он вкусный?— Да еще какой вкусный!— Дай мне отведать.— Что ж, отведай.Отломил косарь кусок хлеба и дал волку.Понравился волку хлеб. Он и говорит:— Хотел бы я каждый день хлеб есть, но где мне его доставать? Подскажи, человече!— Ладно, — говорит косарь, — научу тебя, где и как хлеб доставать.И начал он волка поучать:— Прежде всего надо землю вспахать…— Тогда и хлеб будет?— Нет, брат, постой. Потом надо землю взборонить…— И можно есть хлеб? — замахал волк хвостом.— Что ты, погоди. Прежде надо рожь посеять…— Тогда и хлеб будет? — облизнулся волк.— Нет еще. Дождись, пока рожь взойдет, холодную зиму перезимует, весной вырастет, потом зацветет, потом начнет колоситься, потом зреть…— Ох, — вздохнул волк, — долго ж, однако, надо ждать! Но уж тогда я наемся хлеба вволю!..— Где там наешься! — перебил его косарь. — Рано еще. Сперва надо спелую рожь сжать, потом в снопы связать, снопы в копны поставить. Ветер их провеет, солнышко просушит, тогда вези на ток…— И буду хлеб есть?— Э, какой нетерпеливый! Надо сначала снопы обмолотить, зерно в мешки ссыпать, мешки на мельницу отвезти и муки намолоть…— И все?— Нет, не все. Надо муку в деже замесить и ждать, пока тесто взойдет. Тогда в горячую печь садить.— И спечется хлеб?— Да, спечется хлеб. Вот тогда ты и наешься его, — закончил косарь поученье.Задумался волк, почесал лапой затылок и говорит:— Нет! Эта работа больно долгая да тяжелая. Лучше посоветуй мне, человече, как полегче еду добывать.— Ну что ж, — говорит косарь, — раз не хочешь тяжелый хлеб есть, поешь легкий. Ступай на выгон, там конь пасется.Пришел волк на выгон. Увидел коня.— Конь, конь! Я тебя съем.— Что ж, — говорит конь, — ешь. Только сперва сними с моих ног подковы, чтоб не ломать тебе зубы об них.— И то правда, — согласился волк. Нагнулся он подковы снимать, а конь как ударит его копытом в зубы… Перекувыркнулся волк — и бежать.Прибежал к реке. Видит — на берегу гуси пасутся. “А не съесть ли мне их?” -думает. Потом говорит :— Гуси, гуси! Я вас съем.— Что ж, — отвечают гуси, — ешь. Но сперва окажи нам перед смертью одну услугу.— Какую?— Спой нам, а мы послушаем.— Это можно. Петь я мастер.Сел волк на кочку, задрал голову и давай выть. А гуси крыльями хлоп, хлоп — поднялись и полетели.Слез волк с кочки, поглядел вслед гусям и пошел ни с чем.Идет и ругает себя последними словами: “Ну и дурень же я! Зачем согласился петь? Ну, теперь кого ни встречу — съем!”Только он так подумал, глядь — идет по дороге старый дед. Волк подбежал к нему:— Дед, дед, я тебя съем!— И зачем так спешить? — говорит дел. — Давай сперва табачку понюхаем.— А он вкусный?— Попробуй — узнаешь.— Давай.Достал дед из кармана кисет с табаком, сам понюхал и волку дал. Как нюхнул волк во весь дух, так весь кисет табаку и вдохнул. А потом как начал чихать на весь лес… Ничего от слез не видит, всё чихает. Так чихал с час, пока весь табак не вычихал. Осмотрелся, а деда уж и след простыл.Пошел волк дальше. Идет он, идет, видит — на поле стадо овец пасется, а пастух спит. Высмотрел волк в стаде самого лучшего барана, схватил его и говорит:— Баран, баран, я тебя съем!— Что ж, — говорит баран, — такова моя доля. Но чтобы долго тебе не мучиться да не ломать зубы об мои старые кости, стань лучше вон в той ложбинке и раскрой рот, а я взбегу на горку, разгонюсь и сам влечу к тебе в рот.— Спасибо за совет, — говорит волк. — Так мы и сделаем.Стал он в ложбинке, открыл рот и ждет. А баран взбежал на горку, разогнался и трах рогами волка по голове. Так искры из глаз у серого и посыпались, весь свет перед ним закружился!Опамятовался волк, покрутил головой и рассуждает сам с собой:— Съел я его или нет?А тем временем косарь закончил работу и идет домой. Услыхал он волчьи слова и говорит:— Съесть-то не съел, да зато легкого хлеба отведал. Вот и сказке конец, а кто слушал — молодец!

101skazka.com

Сказка Легкий хлеб текст

Читайте вместе с детьми онлайн сказку Легкий хлеб, текст которой вы можете найти на этой страничке нашего сайта! Легкий хлеб - одна из самых популярных сказок среди малышей всех возрастов!

Сказка Легкий хлеб текст

Косил на лугу косарь. Устал и сел под кустом отдохнуть. Достал мешочек, развязал и начал хлеб жевать.Выходит из лесу голодный волк. Видит - под кустом косарь сидит и ест что-то. Волк подошел к нему и спрашивает:- Ты что ешь, человече?- Хлеб, - отвечает косарь.- А он вкусный?- Да еще какой вкусный!- Дай мне отведать.- Что ж, отведай.Отломил косарь кусок хлеба и дал волку.Понравился волку хлеб. Он и говорит:- Хотел бы я каждый день хлеб есть, но где мне его доставать? Подскажи, человече!- Ладно, - говорит косарь, - научу тебя, где и как хлеб доставать.И начал он волка поучать:- Прежде всего надо землю вспахать...- Тогда и хлеб будет?- Нет, брат, постой. Потом надо землю взборонить...- И можно есть хлеб? - замахал волк хвостом.- Что ты, погоди. Прежде надо рожь посеять...- Тогда и хлеб будет? - облизнулся волк.- Нет еще. Дождись, пока рожь взойдет, холодную зиму перезимует, весной вырастет, потом зацветет, потом начнет колоситься, потом зреть...- Ох, - вздохнул волк, - долго ж, однако, надо ждать! Но уж тогда я наемся хлеба вволю!..- Где там наешься! - перебил его косарь. - Рано еще. Сперва надо спелую рожь сжать, потом в снопы связать, снопы в копны поставить. Ветер их провеет, солнышко просушит, тогда вези на ток...- И буду хлеб есть?- Э, какой нетерпеливый! Надо сначала снопы обмолотить, зерно в мешки ссыпать, мешки на мельницу отвезти и муки намолоть...- И все?- Нет, не все. Надо муку в деже замесить и ждать, пока тесто взойдет. Тогда в горячую печь садить.- И спечется хлеб?- Да, спечется хлеб. Вот тогда ты и наешься его, - закончил косарь поученье.Задумался волк, почесал лапой затылок и говорит:- Нет! Эта работа больно долгая да тяжелая. Лучше посоветуй мне, человече, как полегче еду добывать.- Ну что ж, - говорит косарь, - раз не хочешь тяжелый хлеб есть, поешь легкий. Ступай на выгон, там конь пасется.Пришел волк на выгон. Увидел коня.- Конь, конь! Я тебя съем.- Что ж, - говорит конь, - ешь. Только сперва сними с моих ног подковы, чтоб не ломать тебе зубы об них.- И то правда, - согласился волк. Нагнулся он подковы снимать, а конь как ударит его копытом в зубы... Перекувыркнулся волк - и бежать.Прибежал к реке. Видит - на берегу гуси пасутся. “А не съесть ли мне их?” -думает. Потом говорит :- Гуси, гуси! Я вас съем.- Что ж, - отвечают гуси, - ешь. Но сперва окажи нам перед смертью одну услугу.- Какую?- Спой нам, а мы послушаем.- Это можно. Петь я мастер.Сел волк на кочку, задрал голову и давай выть. А гуси крыльями хлоп, хлоп - поднялись и полетели.Слез волк с кочки, поглядел вслед гусям и пошел ни с чем.Идет и ругает себя последними словами: “Ну и дурень же я! Зачем согласился петь? Ну, теперь кого ни встречу - съем!”Только он так подумал, глядь - идет по дороге старый дед. Волк подбежал к нему:- Дед, дед, я тебя съем!- И зачем так спешить? - говорит дел. - Давай сперва табачку понюхаем.- А он вкусный?- Попробуй - узнаешь.- Давай.Достал дед из кармана кисет с табаком, сам понюхал и волку дал. Как нюхнул волк во весь дух, так весь кисет табаку и вдохнул. А потом как начал чихать на весь лес... Ничего от слез не видит, всё чихает. Так чихал с час, пока весь табак не вычихал. Осмотрелся, а деда уж и след простыл.Пошел волк дальше. Идет он, идет, видит - на поле стадо овец пасется, а пастух спит. Высмотрел волк в стаде самого лучшего барана, схватил его и говорит:- Баран, баран, я тебя съем!- Что ж, - говорит баран, - такова моя доля. Но чтобы долго тебе не мучиться да не ломать зубы об мои старые кости, стань лучше вон в той ложбинке и раскрой рот, а я взбегу на горку, разгонюсь и сам влечу к тебе в рот.- Спасибо за совет, - говорит волк. - Так мы и сделаем.Стал он в ложбинке, открыл рот и ждет. А баран взбежал на горку, разогнался и трах рогами волка по голове. Так искры из глаз у серого и посыпались, весь свет перед ним закружился!Опамятовался волк, покрутил головой и рассуждает сам с собой:- Съел я его или нет?А тем временем косарь закончил работу и идет домой. Услыхал он волчьи слова и говорит:- Съесть-то не съел, да зато легкого хлеба отведал. Вот и сказке конец, а кто слушал - молодец!

abvgdeika.space

---

Смотрите также

• 
  Хлеб 3
• 
  Хлеб где
• 
  Где хлеб
• 
  Пекли хлеб
• 
  Слова хлеб
• 
  Теплоемкость хлеба
• 
  Рейссумиес хлеб
• 
  Хлеб киржач
• 
  Пытка хлебом
• 
  Экспедиция хлеб
• 
  Хлеб экспедиция