Чтобы помнили: 250 и 125 грамм хлеба. 125 грамм хлеба
125 грамм хлеба в день – что это? – Это интересно!
125 грамм хлеба – что это? Наверняка, мало кто ответит на этот вопрос. Над такими вещами не думают в мирное время. А в ноябре-декабре 1941 года, это была дневная норма пойка для жителей Ленинграда и чуть ли не единственный способ выжить.
Воспоминания того времени.
«В начале осени на деревьях уже не было листьев. Все общипали, такой был ужасный голод», – воспоминания блокадницы Ольги Крук.
– Как сожмешь этот ломтик в руке, так от него ничего почти и не останется, – продолжает она. Блокадный хлеб изготавливался по особому рецепту: отруби, древесные опилки, жмых, сушеная трава, 20% муки и клей.
По признанию самих блокадников, эти два месяца были самыми страшными за весь период: каждый день погибало около трех тысяч человек. В Ленинграде детские дома были забиты до отказа – каждодневно туда отправляли новых ребят, которые остались без родителей.
– Как Вы считаете, люди выстояли благодаря чему? – спрашиваю я.
– Не могу даже объяснить, наверное, человеческая воля к жизни помогла. На самом деле, мысли всегда было лишь две: либо выдержать и выжить, либо поскорее уже умереть.
Была каждодневная трагедия человеческой жизни: постоянный холод – минусовая температура даже в домах, полное отсутствие пищи. А после начала войны, ко всему же, отключили электричество во всем Ленинграде.
– Я тогда была ребенком и все не могла понять: почему же стали все трамваи и троллейбусы? – рассказывает Ольга Крук.
Блокадники использовали голландские печи, которые в то время были почти у каждого, что бы хоть как-то согреваться ночью. Естественно, что дрова в городе закончились очень быстро и на отопление пошли подручные вещи: шкафы, комоды, столы и стулья, не трогали только кровати. Люди делали что-то наподобие факела с ватным фильтром, который светил очень тускло. Окна завешивались одеялами наглухо, над городом ведь постоянно кружили фашистские самолеты. В 1942 году, когда началась эвакуация, одних только детей увозили целые эшелоны поездов. В первую очередь эвакуировалось все неработоспособное население, что бы рабочим было больше провизии. Так и оказались ленинградцы раскиданы по всему Союзу.
– Где только нас нет. Я десятилетней девочкой оказалась в Горьковской области. Уезжала одна, это уже потом нашлись мои тетя и сестра на Урале. К ним я и переехала со временем, рассказывает Ольга Осиповна. – Была подруга у меня, так та оказалась на Уральском заводе в 14 лет. Ростом она совсем мала была, так ей даже табуретку подставляли, что бы она за станком работать могла.
В Новоуральске оказалось около 50 человек из тех, кто пережил блокаду. Большинство из них перебралось на Урал в период массового строительства города. На сегодняшний день в городе есть 33 блокадника. Они трудились на комбинатах, работали учителями, врачами, медсестрами. Длительное время о них никто ничего не знал, даже они сами не имели связи между собой. И лишь в 1996 году тут была организована секция блокадников. Объединенные люди выпустили книгу о блокаде в Ленинграде, где каждый из них делится своими воспоминаниями и переживаниями того периода. Сначала председателем была Витюгова Нина Ивановна, а с 1999 года ее возглавила Крук Ольга Осиповна.
– Если для организации встреч есть деньги – хорошо, нет – мы и своими силами соберемся. Правда в полном составе уже получается не так часто. Еще бы, ведь возраст уже… Большинству за восемьдесят, а одному и вовсе 91 год. Самые молодые из нас, рожденные в 41-м году, мы их молодежью называем, – смеется Ольга Осиповна.
Новоуральцев приглашают на разнообразные встречи с детьми, школы, институты. Недавно в музее, вот, состоялась такая встреча со школьниками 9-го класса.
– И о чем спрашивали Вас ребята? – интересуюсь я.
– Мы рассказывали о блокаде, вопросов они практически не задавали, но слушали очень внимательно! Мое ощущение, что им было немного жутко такое слышать. Сложно поверить, что было время, когда совсем не было еды и когда люди умирали просто на улицах. Ведь кто этого не пережил, тому сложно в такое поверить.
– Мы будем и дальше встречаться, пока ходят ноги, – уверенна Ольга Осиповна.
Практически все, кто пережил блокаду и живет в Новоуральске – коренные ленинградцы. Домой, вернуться не было возможности, так как необходим был вызов из Ленинграда, а кто его вышлет, если все связи разорваны. А потом семьи, дети, прижились, одним словом…
– Я ездила пару раз в Ленинград по путевкам. Была во многих городах, но он так и остался самым красивым для меня. В первый свой приезд я побежала сразу искать свой дом. Он так и стоял на проспекте Карла Маркса, правда, такой уже старинный стал, весь обтертый, пошарканный. Мне как-то не по себе стало, будто после бомбежки. Постучала я в свою прежнюю квартиру, но никто не открыл, а позже прохожий молодой человек разъяснил мне, что тут никто сейчас не живет – дом давно на ремонте.
Многое стало другим в городе детства блокадников. Но память о годах проведенных тут, осталась в их сердцах.
daypic.ru
250 и 125 грамм хлеба / Назад в СССР / Back in USSR
Придите сегодня домой, отрежьте даже эти 250 «рабочих» грамм чёрного хлеба и представьте, что только этот кусочек будет вашей едой каждый день.
Придите сегодня домой, отрежьте даже эти 250 «рабочих» грамм чёрного хлеба и представьте, что только этот кусочек будет вашей едой каждый день. И всё! Ни колбасы, ни сыра, ни макарон, даже картошки не будет. И при этом вам надо ходить каждый день на работу — на завод, ремонтировать танки по 10-12 часов, потом идти обратно домой, искать дрова для буржуйки, кормить чем-то детей, престарелых родителей, таскать воду в вёдрах и бидонах по нескольку километров по заснеженным улицам. А утром часов в 6 в мороз до 20 градусов опять несколько километров до завода. И при этом верить в Победу. Вы сможете? 20 ноября в 1941 году в Ленинграде произведено пятое снижение продовольственных норм по карточкам: 250 г хлеба на рабочую карточку, 125 г — на карточку служащего, детскую и иждивенческую. Снижены нормы и для войск: войска первой линии стали получать 500 г хлеба, тыловых частей — 300 г. С 20 ноября по 25 декабря 1941 года нормы отпуска продуктов по карточкам были минимальные за всю Блокаду. Такие нормы привели к резкому скачку смертности от голода – за декабрь 1941 года умерло около 50 тысяч человек. 20 ноября 1941 года жительница блокадного Ленинграда Елена Скрябина записывает в дневнике:
back-in-ussr.com
Сто двадцать пять блокадных грамм
В Санкт-Петербурге, а до этого в Ленинграде, всегда было особое отношение к хлебу. Всего лишь 125 грамм хлеба в сутки получали дети, служащие и иждивенцы в самые суровые дни Блокады, сковавшей город во время Великой Отечественной войны. Хлебопеки города восстановили рецепты военных лет и испекли хлеб, близкий к тому, что получали по карточкам ленинградцы в годы Блокады.
125 грамм хлеба по рецепту 1941 года (фото автора)
Ежегодно в памятные блокадные даты на Пискаревском мемориальном кладбище проходит акция «Блокадный хлеб Ленинграда». Ее проводит Международный благотворительный фонд «Защитников Невского плацдарма». К этим датам в городе выпекают несколько десятков буханок блокадного хлеба. В первый раз акция прошла в 2009 году: тогда использовали рецепт 1942 года. В нынешнем году ко Дню защитника Оте
чества испекли хлеб по рецепту сентября 1941 года.В начале Блокады хлеб пекли из смеси ржаной, овсяной, ячменной, соевой и солодовой муки. Через месяц к этой смеси стали добавлять льняной жмых и отруби. Затем в ход пошла целлюлоза, хлопковый жмых, обойная пыль, мучная сметка, вытряски из мешков кукурузной и ржаной муки, березовые почки и сосновая кора. В течение всей Блокады рецепт хлеба менялся в зависимости от того, какие ингредиенты были в наличии. Всего было использовано 10 рецептов. Весной 1943 года начали использовать муку с затопленных барж. Ее высушивали, а для избавления от затхлого запаха использовали природный ароматизатор – тмин. В пролежавшем какое-то время в воде мешке муки середина оставалась сухой, а по краям мука слипалась и при высушивании образовывала крепкую корку. Эту корку перемалывали и получавшуюся так называемую коревую муку добавляли в хлебную смесь.
Хлебные карточки на декабрь 1941 года.
В 1946 году на основании распоряжения Совета народного хозяйства СССР и приказа Главхлеба Народного Комиссариата пищевой промышленности СССР было создано Ленинградское отделение ВНИИХП, ныне СПбФ ГОСНИИХП (Государственный научно-исследовательский институт хлебопекарной промышленности, Санкт-Петербургский филиал). Организатором филиала и его первым директором был Павел Михайлович Плотников, человек, под руководством которого в Центральной лаборатории 1-го городского Треста хлебопечения и создавались рецепты блокадного хлеба. Сегодня филиал возглавляет доктор технических наук Лина Ивановна Кузнецова, благодаря которой и удалось восстановить рецепты.Блокадное кольцо замкнулось 8 сентября 1941 года. Через четыре дня, 12 сентября, сгорели Бадаевские склады, самое крупное хранилище продовольствия в городе. После пожара оказалось, что сырья для хлеба осталось на 35 дней. Хлебопеки тут же бросились искать заменители муки. «Вода, мука и молитва», – говорил о рецепте блокадного хлеба Плотников.125 грамм, самая минимальная дневная норма хлеба, продержалась с 20 ноября по 25 декабря 1941 года и привела к резкому скачку смертности от голода: за декабрь 1941 года умерло около 50 тысяч человек. После этого нормы были повышены до 350 граммов рабочим и до 200 граммов остальным жителям города.
Блокадный Ленинград.
«Перед ленинградскими хлебопеками стояла задача обеспечивать хлебом не только население, но и бойцов Ленинградского фронта, – рассказывает Лина Ивановна. – Требовалось найти заменитель ржаной и пшеничной муки, количество которой было ограничено. Такими заменителями стали овсяная, ячменная, кукурузная, соевая мука, хлопковый, кокосовый и подсолнечниковый жмых, отруби, рисовая мучка. Это все пищевые заменители, которые использовались, а были еще и непищевые, например гидроцеллюлоза, над созданием которой работали в НИИ Гидролизной промышленности. В ноябре 1941 года гидроцеллюлоза уже была создана и в начале 1942 года была введена в рецептуру хлеба. Никакой питательной ценности она не имела и использовалась только для увеличения объема. С той же целью тесто делали очень жидким, выход хлеба из 100 кг муки был не 145-150 кг, как это положено по нормативам, а 160-170. Чтобы тесто поднялось, увеличивали время расстойки и продолжительность выпечки, но все равно мякиш получался очень влажным и липким». А чтобы хоть как-то снабдить жителей города витаминами и полезными микроэлементами, добавляли муку из луба сосны, ветвей березы и семян дикорастущих трав.
Акция «Блокадный хлеб Ленинграда» на Пискаревском мемориальном кладбище (online47.ru)
Хлебопекам повезло, что в их распоряжении оказалась хорошая коллекция заквасок, созданная еще в 30-е годы XX века в Центральной лаборатории 1-го городского Треста хлебопечения. Она сохранилась до сих пор и ее используют на территории всего бывшего СССР и в некоторых странах дальнего зарубежья.
Дневник Тани Савичевой, один из самых страшных символов Блокады Ленинграда.
Еще один технологический прием, который позволял увеличить выход хлеба, – приготовление заварки. Ржаная мука и ржаной солод заваривались кипятком, и получался клейстер. Затем под действием собственных ферментов муки крахмал разрушался, и хлеб в итоге получал легкий сладковатый привкус и очень сильный аромат. Это позволяло увеличить и объем хлеба.
Юлия Смирнова
Наука и жизнь
pravlife.org
125 грамм жизни (дни блокады)
С 13 ноября 1941 года норма выдачи хлеба населению была снижена. Теперь рабочие и инженерно-технические работники получали по 300 граммов хлеба, все остальные — по 150. 20 ноября и этот скудный паёк пришлось урезать. Население стало получать самую низкую норму за всё время блокады — 250 граммов на рабочую карточку и 125 граммов — на все остальные. В Ленинграде начался голод.Эта цифра — «125 блокадных грамм с огнем и кровью пополам» — навсегда останется одним из символов блокады, хотя эти нормы просуществовали чуть более месяца. 125 граммов хлеба в сутки для иждивенцев были введены 20 ноября 1941-го, а заменены более высокими уже 25 декабря. Однако для жителей осажденного города это была катастрофа — у большинства их них, не привыкших делать какие-то серьезные запасы, ничего, кроме этого кусочка хлеба вперемешку с отрубями и жмыхом, не было. Но даже эти граммы удавалось получить не всегда.
В городе резко возросло количество краж, убийств с целью завладения продуктовыми карточками. Начались налеты на хлебные фургоны и булочные. В пищу шло все. Первыми были съедены домашние животные. Люди отдирали обои, на обратной стороне которых сохранились остатки клейстера. Чтобы заполнить пустые желудки, заглушить ни с чем не сравнимые страдания от голода, жители прибегали к различным способам изыскания пищи: ловили грачей, яростно охотились за уцелевшей кошкой или собакой, из домашних аптечек выбирали всё, что можно употребить в пищу: касторку, вазелин, глицерин; из столярного клея варили суп, студень.
Строки из писем, изъятых военной цензурой (из архивных документов управления ФСБ по С.-Петербургу и области [материалы Управления НКВД по Ленинградской области]).:"…Наш любимый Ленинград превратился в свалку грязи и покойников. Трамваи давно не ходят, света нет, топлива нет, вода замерзла, уборные не работают. Самое главное — мучает голод"."…Мы превратились в стаю голодных зверей. Идешь по улице, встречаешь людей, которые шатаются, как пьяные, падают и умирают. Мы уже привыкли к таким картинам и не обращаем внимания, потому что сегодня они умерли, а завтра я"."…Ленинград стал моргом, улицы стали проспектами мертвых. В каждом доме в подвале склад мертвецов. По улицам вереницы покойников".Деньги были, но ничего не стоили. Ничто не имело цены: ни драгоценности, ни картины, ни антиквариат. Только хлеб и водка — хлеб чуть дороже. В булочные, где выдавались по карточкам дневные нормы, стояли огромные очереди. Иногда между голодными людьми происходили драки — если хватало сил. Кто-то умудрялся вырвать у полумертвой старушки хлебный талон, кто-то мародерствовал по квартирам. Но большинство ленинградцев честно работали и умирали на улицах и рабочих местах, давая выжить другим.Пришли и другие бедствия. В конце ноября ударили морозы. Ртуть в термометре приблизилась к отметке минус 40 градусов. Замёрзли водопроводные и канализационные трубы, жители остались без воды — теперь ее можно было брать только из Невы.
Вскоре подошло к концу топливо. Перестали работать электростанции, в домах погас свет, внутренние стены квартир покрылись изморозью. Ленинградцы начали устанавливать в комнатах железные печки-времянки. В них сжигали столы, стулья, платяные и книжные шкафы, диваны, паркетные плитки пола, а затем и книги. Но, подобного топлива хватило ненадолго. К декабрю 1941 года город оказался в ледяном плену. Улицы и площади занесло снегом, закрывшим первые этажи домов.
В декабре 1941 года были зафиксированы первые случаи каннибализма. По данным УНКВД по Ленинградской области, за употребление человеческого мяса были арестованы в декабре 1941 года 43 человека, в январе 1942 года — 366, феврале — 612, марте — 399, апреле — 300, мае — 326, июне — 56. Затем цифры пошли на убыль, с июля по декабрь 1942 года были взяты с поличным всего 30 людоедов. Людоедов военные трибуналы приговаривали к расстрелу с конфискацией имущества. Приговоры были окончательными, обжалованию не подлежали и немедленно приводились в исполнение.
mywars.ru
250 и 125 грамм хлеба
Поделиться на Facebook ВКонтакте Twitter Одноклассники
Ужасы времени…Придите сегодня домой, отрежьте даже эти 250 «рабочих» грамм чёрного хлеба и представьте, что только этот кусочек будет вашей едой каждый день.
И всё! Ни колбасы, ни сыра, ни макарон, даже картошки не будет. И при этом вам надо ходить каждый день на работу — на завод, ремонтировать танки по 10-12 часов, потом идти обратно домой, искать дрова для буржуйки, кормить чем-то детей, престарелых родителей, таскать воду в вёдрах и бидонах по нескольку километров по заснеженным улицам. А утром часов в 6 в мороз до 20 градусов опять несколько километров до завода. И при этом верить в Победу. Вы сможете?
20 ноября в 1941 году в Ленинграде произведено пятое снижение продовольственных норм по карточкам: 250 г хлеба на рабочую карточку, 125 г — на карточку служащего, детскую и иждивенческую. Снижены нормы и для войск: войска первой линии стали получать 500 г хлеба, тыловых частей — 300 г. С 20 ноября по 25 декабря 1941 года нормы отпуска продуктов по карточкам были минимальные за всю Блокаду. Такие нормы привели к резкому скачку смертности от голода – за декабрь 1941 года умерло около 50 тысяч человек.
20 ноября 1941 года жительница блокадного Ленинграда Елена Скрябина записывает в дневнике:
«Муж договорился с начальником госпиталя на Петроградской стороне, чтобы Диму приняли курьером. Дима будет получать там завтрак, состоящий из мясного супа. Это очень важно. Может быть, работа спасет Диму. Будет отвлекать его. Главное же, это то, что он будет получать добавочную еду. Я больше не имею возможности дать ему что-либо после утреннего завтрака. Наше «меню» сошло на утренний кофе с порцией хлеба, выдаваемого на день, и в шесть часов вечера мы съедаем суп, который я приношу из столовой.
Врачи уверяют, что если брать два раза в неделю ванну и выпивать в день до трех стаканов жидкости, то можно прожить несколько месяцев. Я очень сомневаюсь в этом. Может быть, такой рецепт имеет смысл, если все время лежать, но мне, например, приходится без конца бегать, чтобы добыть то минимальное, что поддерживает жизнь. За одним хлебом стоишь в очереди часами. Часто нужно обегать несколько булочных, так как бывают перебои.
Водопроводные трубы лопаются, и за водой приходится ходить на Неву. Все это требует от нас, жителей Ленинграда, напряжения сил.
С одними дровами какая история! Ведь некому помочь, когда их, наконец, доставят и сбросят во дворе. Все эти заботы — пилить, рубить, переносить в сарай и в квартиру, — все это лежит на женщинах. У нас эту тяжелую работу выполняют двое: няня, которая еще держится на ногах, и маленький Юрик, ослабевший менее других. Вот они вдвоем пилят, колют и перетаскивают по одному тяжелые промерзшие поленья. Юрик, вместе с няней, даже убирает двор, так как дворник слег, по-видимому, безнадежно. Таким образом, пятилетний мальчик работает, как взрослый»/
OLYMPUS DIGITAL CAMERA
Источник
Жми «Нравится» и получай лучшие посты в Фейсбуке!
Поделиться на Facebook ВКонтакте Twitter Одноклассники
grandhistory.ru
250 и 125 грамм хлеба
Придите сегодня домой, отрежьте даже эти 250 «рабочих» грамм чёрного хлеба и представьте, что только этот кусочек будет вашей едой каждый день.
Придите сегодня домой, отрежьте даже эти 250 «рабочих» грамм чёрного хлеба и представьте, что только этот кусочек будет вашей едой каждый день. И всё! Ни колбасы, ни сыра, ни макарон, даже картошки не будет. И при этом вам надо ходить каждый день на работу — на завод, ремонтировать танки по 10-12 часов, потом идти обратно домой, искать дрова для буржуйки, кормить чем-то детей, престарелых родителей, таскать воду в вёдрах и бидонах по нескольку километров по заснеженным улицам. А утром часов в 6 в мороз до 20 градусов опять несколько километров до завода. И при этом верить в Победу. Вы сможете?20 ноября в 1941 году в Ленинграде произведено пятое снижение продовольственных норм по карточкам: 250 г хлеба на рабочую карточку, 125 г — на карточку служащего, детскую и иждивенческую. Снижены нормы и для войск: войска первой линии стали получать 500 г хлеба, тыловых частей — 300 г. С 20 ноября по 25 декабря 1941 года нормы отпуска продуктов по карточкам были минимальные за всю Блокаду. Такие нормы привели к резкому скачку смертности от голода – за декабрь 1941 года умерло около 50 тысяч человек.20 ноября 1941 года жительница блокадного Ленинграда Елена Скрябина записывает в дневнике:
«Муж договорился с начальником госпиталя на Петроградской стороне, чтобы Диму приняли курьером. Дима будет получать там завтрак, состоящий из мясного супа. Это очень важно. Может быть, работа спасет Диму. Будет отвлекать его. Главное же, это то, что он будет получать добавочную еду. Я больше не имею возможности дать ему что-либо после утреннего завтрака. Наше «меню» сошло на утренний кофе с порцией хлеба, выдаваемого на день, и в шесть часов вечера мы съедаем суп, который я приношу из столовой.Врачи уверяют, что если брать два раза в неделю ванну и выпивать в день до трех стаканов жидкости, то можно прожить несколько месяцев. Я очень сомневаюсь в этом. Может быть, такой рецепт имеет смысл, если все время лежать, но мне, например, приходится без конца бегать, чтобы добыть то минимальное, что поддерживает жизнь. За одним хлебом стоишь в очереди часами. Часто нужно обегать несколько булочных, так как бывают перебои.Водопроводные трубы лопаются, и за водой приходится ходить на Неву. Все это требует от нас, жителей Ленинграда, напряжения сил.С одними дровами какая история! Ведь некому помочь, когда их, наконец, доставят и сбросят во дворе. Все эти заботы — пилить, рубить, переносить в сарай и в квартиру, — все это лежит на женщинах. У нас эту тяжелую работу выполняют двое: няня, которая еще держится на ногах, и маленький Юрик, ослабевший менее других. Вот они вдвоем пилят, колют и перетаскивают по одному тяжелые промерзшие поленья. Юрик, вместе с няней, даже убирает двор, так как дворник слег, по-видимому, безнадежно. Таким образом, пятилетний мальчик работает, как взрослый»/
http://back-in-ussr.com/2016/07/250-i-125-gramm-hleba.html
Понравился наш сайт? Присоединяйтесь или подпишитесь (на почту будут приходить уведомления о новых темах) на наш канал в МирТесен!
myhistori.ru
Блокадные 125 граммов: philologist
"Возьмите любой блокадный дневник и увидите, с каким нетерпением ждали возвращения из булочных с хлебом. Рассчитывали, на сколько маленьких частей его надо поделить, чтобы дожить до следующего дня, как добавить к нему «черной хряпки», студня из клея и из ремней и сделать их сытнее, как обменять кусок хлеба на витамины для опухших, беззубых от цинги людей, как с выгодой отдать его за крохотную порцию масла или стакан молока для угасающего ребенка.
Блокадные 125 граммов хлеба. Ленинград. РСФСР. СССР. 1941 год.
М. Пелевин вспоминал о семье Клеваничевых. Никто в ней не получал больше 125 г, кроме старшей сестры Аллы, которая чем могла, поддерживала своих маленьких сестер. И те оживали, если видели, что она идет в булочную: «Когда Алла встает, то даже еле слышные ее шаги не оставляют никого в покое. Все просыпаются и молча провожают ее в путь. Вот дверь за ней закрывается и наступает напряженное ожидание». Вырвут у нее хлеб – и куда ей идти, кого просить, что говорить тем, кто доверил ей «карточки», как утешить истощенных плачущих детей? «Дай, дай, дай!» – эти слова голодной больной девочки, ожидавшей, когда принесут ей детсадовский паек, запомнились одной из блокадниц на всю жизнь. «И такие страшные глаза у нее были» – выжить девочке не удалось."
«Старик сидел у меня… и плакал, рассказывая про жену. Ей 66 лет, она больная и из последних сил бьющаяся, чтобы доставить ему какие-то удобства и заботу. А питаются они в последнее время жасминовыми листьями комнатных цветов. Даже паек свой они умудряются не получить, старые и беспомощные», – записывала И. Д. Зеленская в дневнике 25 ноября 1941 г. Рассказывали ей о своих горестях не случайно: она была заведующей столовой и, возможно, рассчитывали на лучшее отношение к себе, на лишнюю тарелку «бескарточного» супа или каши. О слезах, которыми пытались разжалобить администраторов, блокадники писали не раз – порой это оказывалось более убедительным, чем прочие аргументы.
Везде заметно стремление сделать просьбу о помощи менее официальной. Отчасти это обуславливалось положением просителя, который не всегда знал бюрократические ритуалы. Но надеялись и на то, что именно так, напрямую обращаясь к собеседнику, к его милосердию, и не укладывая свои жалобы в прокрустово ложе канцелярских формул, можно быстрее встретить поддержку. Архитектор А. С. Никольский, придя в Академию, уточнил, что «обратился не с просьбой, а за помощью», четким разделением значения слов дав понять, что он рассматривает это как личное одолжение. Тот же стиль личного обращения заметен и в просьбе инженера И. Л. Андреева, обращенной к заместителю директора завода им. А. Марти Г. И. Никифорову: «Голубчик мой, помоги. Второй день ничего не кушал. Жена в больнице. Приготовить нечего. Пришли хоть дуранды. Возьми меня отсюда на завод. Здесь я погибну». Еще короче оказалась записка начальника мастерской завода им. Молотова председателю культпропотдела: «Турков, умираю, спаси меня».
Потеряла «карточки» школьная преподавательница М. М. Толкачева. «Милая Валентина Федоровна», – так начинается ее письмо директору школы. Это даже не прямая просьба, она лишь надеется, что пожалеют ее, узнав, как ей живется. И слова находятся особые, интимные, щемящие: «Что делать, ведь впереди почти месяц, а мы и 125 граммов не будем иметь. Верная смерть…Сестра от истощения лежит, и я еле передвигаюсь… Простите, если в чем виновата… Искренне любящая Вас М. Толкачева». Никаких канцелярских штампов, никаких ссылок на законы, инструкции, привилегии. В архиве одной из фабрик сохранилось несколько таких, лишенных налета официозности, обращений. Каждый подкрепляет их чем-то, что, как ему кажется, быстрее разжалобит администрацию. Один из просителей, коммунист, сообщил попутно, что сдал свой партбилет в партийный комитет, «чтобы не попал в руки врагу» – вероятно, рассчитывая, что это будет по достоинству оценено. Другой коммунист просил поместить в стационар жену, передав справку врача о том, что она нуждается в усиленном питании.
«Плох», – писал об одном из своих сотрудников 18 января 1942 г. Н. В. Баранов. А тот «весь прошлый месяц свой крохотный паек отдавал жене и маленькой дочке». «Сама я голодаю настоящим образом, – писала в дневнике 2 декабря 1941 г. B.М. Ивлева. – Хлеба 125 гр…это такой кусочек, что на него не наглядеться. И этот кусочек приходится делить…»
Примечательно, что в некоторых семьях даже следили за тем, чтобы родные не отрывали от себя последнее. «Делили между собой поровну, она исподтишка подсовывает несколько сухариков брату», – вспоминала А. В. Смирнова. Вот и другое свидетельство: «Сестра говорила маме, чтобы она тоже ела гущу. Мама отвечала, что Ира [ее дочь. – С.Я.] самая слабенькая и ее надо спасать». Нельзя без волнения читать интервью другой блокадницы. Однажды она не выдержала и сразу съела весь свой хлеб, предусмотрительно разделенный матерью на несколько частей: «Плачу, потому что… я сейчас съела… Вот баба Дуня мне тихонечко дает кусочек. Плачет… Мама: „…Зачем ты ей даешь? Ты же помрешь!" Она: „Ольга, ничего не даю, молчи!" Сидим и все трое плачем».
B. Базанова, не раз обличавшая в своем дневнике махинации продавцов, подчеркивала, что и ее домработницу, получавшую в день 125 г хлеба, «все время обвешивают грамм на 40, а то и на 80» – она обычно выкупала хлеб для всей семьи. Продавцам удавалось и незаметно, пользуясь слабой освещенностью магазинов и полуобморочным состоянием многих блокадников, вырывать из «карточек» при передаче хлеба большее количество талонов, чем это полагалось. Поймать в таком случае за руку их было сложно.
В чем-то схожими были манипуляции с «карточками» в больницах и госпиталях. Они обнаруживают столь же простую схему обмана. Так, В.В. Враская, забрав дочь из больницы «в самом заморенном виде» 6 ноября 1941 г., увидела, что из ее «карточки» (она сдавала ее врачам, пока ребенок лечился) вырвали «праздничный» талон для детей за 7 ноября. В.В. Враская добилась справедливости, только дойдя до главного врача. Воровство в больничных учреждениях видимо было явлением распространенным. Недаром так сильно желали устроиться в них на любую должность и даже не скрывали тех выгод, которые это сулит в будущем. Во время проверки в феврале 1943 г. выяснилось, что в больницах им. Нахимсона и К. Либкнехта ежедневно «столуются» 6–8 медицинских работников. Схема махинаций была немудреной: своих «карточек» они не сдавали в столовую, а питались за счет больных. Стоит предположить, что этот обычай возник не в феврале 1943 г., а ранее. Акты проверки госпиталя № 109 показал, что речь идет не о крохах хлеба и остатках с тарелок. Больные недополучили в декабре 1942 г. 22,7 % жиров, 49 % картофельной смеси, 9 % овощей, 50 % чая.
Пытались «объедать» даже детей в ДПР (детских приемниках) и детдомах, хотя, возможно, такие случаи являлись единичными. Прямых свидетельств почти нет, а косвенные (они имеются, хотя их тоже немного) не всегда являются надежными. Контроль здесь, очевидно, был более строгим. Как вспоминал Л. Ратнер, достаточно было детям поднять крик, увидев, как «старуха-воспитательница» для себя «с быстротой фокусника стала ложкой сбрасывать что-то с каждой тарелки» – как ее уволили: быстро, без шума, без угроз отдать под трибунал и публикаций в газете о расстреле за воровство. В другом детдоме решили уволить воспитательницу, принятую на работу всего лишь три дня назад. До этого она, видимо, сильно голодала и не могла терпеть и поступать так, как иные опытные служащие детских домов: «…Разнося пищу детям, с подноса рукой взяла кашу и в углу ела». Примечательно, что во всех этих случаях «разоблачителями» выступали сами дети.
Из книги Сергея Ярова "Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941—1942 гг."
Вы также можете подписаться на мои страницы:- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
philologist.livejournal.com
 |  |  |  |  |  |  |  |  |  |  |  |  |  |  |
 Пример видео 3 |  Пример видео 2 |  Пример видео 6 |  Пример видео 1 |  Пример видео 5 |  Пример видео 4 |
Администрация муниципального образования «Городское поселение – г.Осташков»