Читать онлайн "Хлеб наемника" автора Шалашов Евгений Васильевич - RuLit - Страница 11. Хлеб наемника читать онлайн
Хлеб наемника читать онлайн
Хлеб наемника
Евгений Шалашов
Год издания: 2012
Страниц: 75
Стр. 1 из 75
Глава перваяМОЙ ДРУГ — ЛОШАДЬ
Для меня все поляны одинаковы. Как разобрать — где больше клещей, где меньше? Потому вечером приходится уповать на удачу, а утро начинать встряхивая одежду и проверяя — не торчит ли откуда-нибудь набухшее тельце кровососа. Знавал я драбанта, что мог угадать количество кровопийц с точностью до дюжины на ярд. Правда, кончил он плохо — не разглядел змею.
Расседлав Гневко, вытащил из сумки пригоршню черных сухарей, грустно вздохнул и протянул гнедому. Жеребец с жалостью посмотрел на меня и, помотав головой, ушел в одуванчики.
— Благодарствую! — с облегчением выдохнул я вслед.
«Счастливец!» — позавидовал гнедому и лег. Пожалуй, скоро самому придется переходить на подножный корм. Вроде из одуванчиков салаты делают? Тьфу…
Посматривая на сумеречное небо, я смаковал каждую крошку и размышлял — что бы такое продать, если не удастся пристроиться на службу. Конечно, имелись у меня кое-какие вещички, позволявшие провести годик-другой в сытости и покое, но — жалко! Пока есть надежда, буду терпеть.
Чутье, выработанное за двадцать лет службы (жизни?) в наемниках, по привычке отмечало все незнакомые и, стало быть, опасные звуки, передвижения и шевеления примерно… ну не за милю, но — за полмили, так уж точно! Вот и теперь — я уже минут двадцать как определил — что по соседству со мной остановилась телега. Судя по скрипу деревянных осей — крестьянская. Скрип, однако же, мягкий, не резкий. Стало быть, хозяин — мужик хозяйственный, не забывает смазывать колеса своего «тарантаса», и не жадный — на дегте не экономит! Жаль, не слышно ржания лошади — можно о хозяине узнать больше. О том самом, что брел сейчас ко мне и поминутно останавливался, будто решал — а не повернуть ли обратно? Значит, чего-то он от меня хотел, но не был уверен, что дело выгорит.
— Господин рыцарь… — робко спросил незнакомый голос. — Простите, если разбудил… Дело у меня к вам…
Разбудил! Да твое сопение за милю слыхать! Ну какое может быть дело у пейзанина к наемнику? Хотел было послать крестьянина… лесом, но передумал. Кто знает, может, его барон (или — кто у них там?) нуждается в молодцах вроде меня?
— И?.. — приподнялся я на локте.
— Я, это… Ваша милость… — засуетился крестьянин. — Дело у меня к вам, — повторил он, запинаясь. — Вернее, не к вам, а к вашей лошади. К коню, то есть… Важное дело-то!
Вот те раз! А на вид — вроде бы нормальный мужик. Одет, хоть и просто, но чисто. Опять-таки — в сапогах, а не в постолах. Выглядит как приличный зажиточный крестьянин. Хотя видывал я и герцогов спятивших, и графов, и даже одного короля! (Чтоб ему провалиться куда-нибудь, уроду…) На всякий случай я слегка подобрался…
Мужик, заметивший движение, резко отскочил в сторону и залепетал:
— Ваша милость, господин рыцарь! Вы только это — чего худого не подумайте… Лошадка у меня, кобылка, то есть… Я вот и хотел попросить, чтобы вы жеребчика своего одолжили. Вы не сомневайтесь, заплачу по совести!
Хм, уже интересней. Таких сделок мне еще не предлагали…
— А что, в округе жеребцов нет? — полюбопытствовал я.
— Да нет, жеребцов-то много, — почесал крестьянин потный лоб. — Только мне бы хотелось, чтобы кобыленок породистый был. А ваш-то коник, вижу, и породой вышел, и статью… Я вас еще давеча на постоялом дворе приметил, вот следом и поехал. Я ж диву дался — вроде воинский человек, а верхом на жеребце…
Еще бы! Не ты первый, не ты последний. Любой нормальный солдат предпочитает ездить на кобыле, ну а в самом крайнем случае — на мерине. От жеребцов с их вздорным характером и драчливым нравом постоянно ждешь какой-нибудь пакости. Мой гнедой по вздорности и злобности заткнет за хвост любого, зато в бою заменит двух рыцарей и добрый десяток кнехтов!
— Сколько? — спросил я, чтобы не тянуть кота за причиндалы.
— Талер, — быстро ответил селянин. Как-то подозрительно быстро.
— Пять! — затребовал я.
— Ну это ты, рыцарь, загнул! — обиженно проговорил мужик, переходя на «ты». — Таких и цен-то в округе нет! Да за такие деньги я четырех жеребцов найду. Или — ежели на торг поехать — так и самого коня купить можно… Два!
Врет небось… Но я-то откуда знаю, сколько стоят «услуги» моего жеребца? Ну даже если и врет, то поторговаться нужно.
— Хрен с тобой — четыре.
— У, — обиженно протянул мужик. — Много. Давай… — увидев мой кулак, поправился: — Давайте, господин рыцарь, за два.
— Ладно, три! — махнул я рукой. — Но это — последняя цена!
— Два с половиной! — попытался торговаться мужик.
— Свободен! — отрезал я, показывая, что слово мое тверже камня, переживая — не ушел бы благодетель.
Не ушел. Видимо, очень уж ему хотелось заполучить «кобыленка» от чистокровного жеребца. Немного потоптался и потом буркнул:
— Согласен. Три так три…
— Лады, — кивнул я, протягивая ему руку.
Пейзанин с почтением принял мою ладонь и попытался ее крепко сжать (пережать, что ли, захотел?), заскулил, отпрыгнул в сторону и принялся дуть на свою мозолистую лапу — такой ручищей раскаленное железо хватать можно…
Отдувшись и отмахавшись, мужик спросил:
— Кобылку-то сюда привести? Или — сами придете?
— Веди, — кивнул я.
Пусть думает, что мы гордые! Наемник-первогодок имеет в месяц всего четыре монеты, и ничего, живет. Я — не первогодок, но вчера на последний медяк купил два фунта черных сухарей: фунт — для себя и фунт — для коня… Чего-чего, а торговаться жизнь научила. Ну и как же теперь выполнить самую сложную часть? Нет-нет, это не то, что вы подумали…
Гнедой пасся не слишком далеко, но и не слишком близко от меня. Так, чтобы не мешать, но и прийти на помощь.
— Гневко! — позвал я. — Овса хочешь?
Гнедой навострил уши, зыркнул глазом и сморщил нос: «Ну и где же он? Что-то не наблюдаю…»
— Дело есть! Выполнишь — будет тебе овес, а мне… — Я задумался.
Конечно, первое — овес, потому что Гневко его уже с неделю не видел. А мне? Поесть бы как следует… Согласен на кусок хлеба, куда будет положен большой шмат ветчины. Еще лучше — тарелка холодной телятины или миска тушеной свинины с горохом. А потом? Хорошо бы — новый плащ, бельишко. Словом, трех талеров на все не хватит! За последний год, что выпал у меня безработным, а значит — безденежным, прорех в хозяйстве накопилось столько, что лучше и не вспоминать.
Пока я предавался невеселым думам, Гневко подошел вплотную и выдохнул в лицо горьковато-мятным запахом одуванчиков: «Выкладывай!»
— Кобылку просили ублажить, — доложил я. — Денег за это дадут!
— И-и-го-го! — улыбнулся он во всю пасть. Дескать — всегда готов! Но потом, спохватившись, подозрительно поинтересовался: — И-и-го?
ruread.net
Хлеб наемника читать онлайн
Глава перваяМОЙ ДРУГ — ЛОШАДЬ
Для меня все поляны одинаковы. Как разобрать — где больше клещей, где меньше? Потому вечером приходится уповать на удачу, а утро начинать встряхивая одежду и проверяя — не торчит ли откуда-нибудь набухшее тельце кровососа. Знавал я драбанта, что мог угадать количество кровопийц с точностью до дюжины на ярд. Правда, кончил он плохо — не разглядел змею.
Расседлав Гневко, вытащил из сумки пригоршню черных сухарей, грустно вздохнул и протянул гнедому. Жеребец с жалостью посмотрел на меня и, помотав головой, ушел в одуванчики.
— Благодарствую! — с облегчением выдохнул я вслед.
«Счастливец!» — позавидовал гнедому и лег. Пожалуй, скоро самому придется переходить на подножный корм. Вроде из одуванчиков салаты делают? Тьфу…
Посматривая на сумеречное небо, я смаковал каждую крошку и размышлял — что бы такое продать, если не удастся пристроиться на службу. Конечно, имелись у меня кое-какие вещички, позволявшие провести годик-другой в сытости и покое, но — жалко! Пока есть надежда, буду терпеть.
Чутье, выработанное за двадцать лет службы (жизни?) в наемниках, по привычке отмечало все незнакомые и, стало быть, опасные звуки, передвижения и шевеления примерно… ну не за милю, но — за полмили, так уж точно! Вот и теперь — я уже минут двадцать как определил — что по соседству со мной остановилась телега. Судя по скрипу деревянных осей — крестьянская. Скрип, однако же, мягкий, не резкий. Стало быть, хозяин — мужик хозяйственный, не забывает смазывать колеса своего «тарантаса», и не жадный — на дегте не экономит! Жаль, не слышно ржания лошади — можно о хозяине узнать больше. О том самом, что брел сейчас ко мне и поминутно останавливался, будто решал — а не повернуть ли обратно? Значит, чего-то он от меня хотел, но не был уверен, что дело выгорит.
— Господин рыцарь… — робко спросил незнакомый голос. — Простите, если разбудил… Дело у меня к вам…
Разбудил! Да твое сопение за милю слыхать! Ну какое может быть дело у пейзанина к наемнику? Хотел было послать крестьянина… лесом, но передумал. Кто знает, может, его барон (или — кто у них там?) нуждается в молодцах вроде меня?
— И?.. — приподнялся я на локте.
— Я, это… Ваша милость… — засуетился крестьянин. — Дело у меня к вам, — повторил он, запинаясь. — Вернее, не к вам, а к вашей лошади. К коню, то есть… Важное дело-то!
Вот те раз! А на вид — вроде бы нормальный мужик. Одет, хоть и просто, но чисто. Опять-таки — в сапогах, а не в постолах. Выглядит как приличный зажиточный крестьянин. Хотя видывал я и герцогов спятивших, и графов, и даже одного короля! (Чтоб ему провалиться куда-нибудь, уроду…) На всякий случай я слегка подобрался…
Мужик, заметивший движение, резко отскочил в сторону и залепетал:
— Ваша милость, господин рыцарь! Вы только это — чего худого не подумайте… Лошадка у меня, кобылка, то есть… Я вот и хотел попросить, чтобы вы жеребчика своего одолжили. Вы не сомневайтесь, заплачу по совести!
Хм, уже интересней. Таких сделок мне еще не предлагали…
— А что, в округе жеребцов нет? — полюбопытствовал я.
— Да нет, жеребцов-то много, — почесал крестьянин потный лоб. — Только мне бы хотелось, чтобы кобыленок породистый был. А ваш-то коник, вижу, и породой вышел, и статью… Я вас еще давеча на постоялом дворе приметил, вот следом и поехал. Я ж диву дался — вроде воинский человек, а верхом на жеребце…
Еще бы! Не ты первый, не ты последний. Любой нормальный солдат предпочитает ездить на кобыле, ну а в самом крайнем случае — на мерине. От жеребцов с их вздорным характером и драчливым нравом постоянно ждешь какой-нибудь пакости. Мой гнедой по вздорности и злобности заткнет за хвост любого, зато в бою заменит двух рыцарей и добрый десяток кнехтов!
— Сколько? — спросил я, чтобы не тянуть кота за причиндалы.
— Талер, — быстро ответил селянин. Как-то подозрительно быстро.
— Пять! — затребовал я.
— Ну это ты, рыцарь, загнул! — обиженно проговорил мужик, переходя на «ты». — Таких и цен-то в округе нет! Да за такие деньги я четырех жеребцов найду. Или — ежели на торг поехать — так и самого коня купить можно… Два!
Врет небось… Но я-то откуда знаю, сколько стоят «услуги» моего жеребца? Ну даже если и врет, то поторговаться нужно.
— Хрен с тобой — четыре.
— У, — обиженно протянул мужик. — Много. Давай… — увидев мой кулак, поправился: — Давайте, господин рыцарь, за два.
— Ладно, три! — махнул я рукой. — Но это — последняя цена!
— Два с половиной! — попытался торговаться мужик.
Не ушел. Видимо, очень уж ему хотелось заполучить «кобыленка» от чистокровного жеребца. Немного потоптался и потом буркнул:
— Согласен. Три так три…
— Лады, — кивнул я, протягивая ему руку.
Пейзанин с почтением принял мою ладонь и попытался ее крепко сжать (пережать, что ли, захотел?), заскулил, отпрыгнул в сторону и принялся дуть на свою мозолистую лапу — такой ручищей раскаленное железо хватать можно…
Отдувшись и отмахавшись, мужик спросил:
— Кобылку-то сюда привести? Или — сами придете?
— Веди, — кивнул я.
Пусть думает, что мы гордые! Наемник-первогодок имеет в месяц всего четыре монеты, и ничего, живет. Я — не первогодок, но вчера на последний медяк купил два фунта черных сухарей: фунт — для себя и фунт — для коня… Чего-чего, а торговаться жизнь научила. Ну и как же теперь выполнить самую сложную часть? Нет-нет, это не то, что вы подумали…
Гнедой пасся не слишком далеко, но и не слишком близко от меня. Так, чтобы не мешать, но и прийти на помощь.
— Гневко! — позвал я. — Овса хочешь?
Гнедой навострил уши, зыркнул глазом и сморщил нос: «Ну и где же он? Что-то не наблюдаю…»
— Дело есть! Выполнишь — будет тебе овес, а мне… — Я задумался.
Конечно, первое — овес, потому что Гневко его уже с неделю не видел. А мне? Поесть бы как следует… Согласен на кусок хлеба, куда будет положен большой шмат ветчины. Еще лучше — тарелка холодной телятины или миска тушеной свинины с горохом. А потом? Хорошо бы — новый плащ, бельишко. Словом, трех талеров на все не хватит! За последний год, что выпал у меня безработным, а значит — безденежным, прорех в хозяйстве накопилось столько, что лучше и не вспоминать.
Пока я предавался невеселым думам, Гневко подошел вплотную и выдохнул в лицо горьковато-мятным запахом одуванчиков: «Выкладывай!»
— Кобылку просили ублажить, — доложил я. — Денег за это дадут!
— И-и-го-го! — улыбнулся он во всю пасть. Дескать — всегда готов! Но потом, спохватившись, подозрительно поинтересовался: — И-и-го?
1Загрузка...
bookocean.net
Читать Хлеб наемника - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 1
Евгений Шалашов
ХЛЕБ НАЕМНИКА
Часть первая
КАВАЛЕР «БЕШЕНОГО КРЕСТА»…
Глава первая
МОЙ ДРУГ — ЛОШАДЬ
Для меня все поляны одинаковы. Как разобрать — где больше клещей, где меньше? Потому вечером приходится уповать на удачу, а утро начинать встряхивая одежду и проверяя — не торчит ли откуда-нибудь набухшее тельце кровососа. Знавал я драбанта, что мог угадать количество кровопийц с точностью до дюжины на ярд. Правда, кончил он плохо — не разглядел змею.
Расседлав Гневко, вытащил из сумки пригоршню черных сухарей, грустно вздохнул и протянул гнедому. Жеребец с жалостью посмотрел на меня и, помотав головой, ушел в одуванчики.
— Благодарствую! — с облегчением выдохнул я вслед.
«Счастливец!» — позавидовал гнедому и лег. Пожалуй, скоро самому придется переходить на подножный корм. Вроде из одуванчиков салаты делают? Тьфу…
Посматривая на сумеречное небо, я смаковал каждую крошку и размышлял — что бы такое продать, если не удастся пристроиться на службу. Конечно, имелись у меня кое-какие вещички, позволявшие провести годик-другой в сытости и покое, но — жалко! Пока есть надежда, буду терпеть.
Чутье, выработанное за двадцать лет службы (жизни?) в наемниках, по привычке отмечало все незнакомые и, стало быть, опасные звуки, передвижения и шевеления примерно… ну не за милю, но — за полмили, так уж точно! Вот и теперь — я уже минут двадцать как определил — что по соседству со мной остановилась телега. Судя по скрипу деревянных осей — крестьянская. Скрип, однако же, мягкий, не резкий. Стало быть, хозяин — мужик хозяйственный, не забывает смазывать колеса своего «тарантаса», и не жадный — на дегте не экономит! Жаль, не слышно ржания лошади — можно о хозяине узнать больше. О том самом, что брел сейчас ко мне и поминутно останавливался, будто решал — а не повернуть ли обратно? Значит, чего-то он от меня хотел, но не был уверен, что дело выгорит.
— Господин рыцарь… — робко спросил незнакомый голос. — Простите, если разбудил… Дело у меня к вам…
Разбудил! Да твое сопение за милю слыхать! Ну какое может быть дело у пейзанина к наемнику? Хотел было послать крестьянина… лесом, но передумал. Кто знает, может, его барон (или — кто у них там?) нуждается в молодцах вроде меня?
— И?.. — приподнялся я на локте.
— Я, это… Ваша милость… — засуетился крестьянин. — Дело у меня к вам, — повторил он, запинаясь. — Вернее, не к вам, а к вашей лошади. К коню, то есть… Важное дело-то!
Вот те раз! А на вид — вроде бы нормальный мужик. Одет, хоть и просто, но чисто. Опять-таки — в сапогах, а не в постолах. Выглядит как приличный зажиточный крестьянин. Хотя видывал я и герцогов спятивших, и графов, и даже одного короля! (Чтоб ему провалиться куда-нибудь, уроду…) На всякий случай я слегка подобрался…
Мужик, заметивший движение, резко отскочил в сторону и залепетал:
— Ваша милость, господин рыцарь! Вы только это — чего худого не подумайте… Лошадка у меня, кобылка, то есть… Я вот и хотел попросить, чтобы вы жеребчика своего одолжили. Вы не сомневайтесь, заплачу по совести!
Хм, уже интересней. Таких сделок мне еще не предлагали…
— А что, в округе жеребцов нет? — полюбопытствовал я.
— Да нет, жеребцов-то много, — почесал крестьянин потный лоб. — Только мне бы хотелось, чтобы кобыленок породистый был. А ваш-то коник, вижу, и породой вышел, и статью… Я вас еще давеча на постоялом дворе приметил, вот следом и поехал. Я ж диву дался — вроде воинский человек, а верхом на жеребце…
Еще бы! Не ты первый, не ты последний. Любой нормальный солдат предпочитает ездить на кобыле, ну а в самом крайнем случае — на мерине. От жеребцов с их вздорным характером и драчливым нравом постоянно ждешь какой-нибудь пакости. Мой гнедой по вздорности и злобности заткнет за хвост любого, зато в бою заменит двух рыцарей и добрый десяток кнехтов!
— Сколько? — спросил я, чтобы не тянуть кота за причиндалы.
— Талер, — быстро ответил селянин. Как-то подозрительно быстро.
— Пять! — затребовал я.
— Ну это ты, рыцарь, загнул! — обиженно проговорил мужик, переходя на «ты». — Таких и цен-то в округе нет! Да за такие деньги я четырех жеребцов найду. Или — ежели на торг поехать — так и самого коня купить можно… Два!
Врет небось… Но я-то откуда знаю, сколько стоят «услуги» моего жеребца? Ну даже если и врет, то поторговаться нужно.
— Хрен с тобой — четыре.
— У, — обиженно протянул мужик. — Много. Давай… — увидев мой кулак, поправился: — Давайте, господин рыцарь, за два.
— Ладно, три! — махнул я рукой. — Но это — последняя цена!
— Два с половиной! — попытался торговаться мужик.
— Свободен! — отрезал я, показывая, что слово мое тверже камня, переживая — не ушел бы благодетель.
Не ушел. Видимо, очень уж ему хотелось заполучить «кобыленка» от чистокровного жеребца. Немного потоптался и потом буркнул:
— Согласен. Три так три…
— Лады, — кивнул я, протягивая ему руку.
Пейзанин с почтением принял мою ладонь и попытался ее крепко сжать (пережать, что ли, захотел?), заскулил, отпрыгнул в сторону и принялся дуть на свою мозолистую лапу — такой ручищей раскаленное железо хватать можно…
Отдувшись и отмахавшись, мужик спросил:
— Кобылку-то сюда привести? Или — сами придете?
— Веди, — кивнул я.
Пусть думает, что мы гордые! Наемник-первогодок имеет в месяц всего четыре монеты, и ничего, живет. Я — не первогодок, но вчера на последний медяк купил два фунта черных сухарей: фунт — для себя и фунт — для коня… Чего-чего, а торговаться жизнь научила. Ну и как же теперь выполнить самую сложную часть? Нет-нет, это не то, что вы подумали…
Гнедой пасся не слишком далеко, но и не слишком близко от меня. Так, чтобы не мешать, но и прийти на помощь.
— Гневко! — позвал я. — Овса хочешь?
Гнедой навострил уши, зыркнул глазом и сморщил нос: «Ну и где же он? Что-то не наблюдаю…»
— Дело есть! Выполнишь — будет тебе овес, а мне… — Я задумался.
Конечно, первое — овес, потому что Гневко его уже с неделю не видел. А мне? Поесть бы как следует… Согласен на кусок хлеба, куда будет положен большой шмат ветчины. Еще лучше — тарелка холодной телятины или миска тушеной свинины с горохом. А потом? Хорошо бы — новый плащ, бельишко. Словом, трех талеров на все не хватит! За последний год, что выпал у меня безработным, а значит — безденежным, прорех в хозяйстве накопилось столько, что лучше и не вспоминать.
Пока я предавался невеселым думам, Гневко подошел вплотную и выдохнул в лицо горьковато-мятным запахом одуванчиков: «Выкладывай!»
— Кобылку просили ублажить, — доложил я. — Денег за это дадут!
— И-и-го-го! — улыбнулся он во всю пасть. Дескать — всегда готов! Но потом, спохватившись, подозрительно поинтересовался: — И-и-го?
— А я знаю? — пожал плечами. — Хозяин сказал, что жеребенка породистого хочет. Такого же красавца, как ты… — польстил я другу, но отнюдь не успокоил его.
До сих пор нам еще никто не предлагал деньги за то, что делали даром и — не постыжусь сказать — с удовольствием…
Тут раздалось ржание. Гневко прислушался, определяя по голосу возраст «подруги», а потом, презрительно бросив мне: «Го-го!» — отвернулся, выставив на обозрение круп…
— Ну и что такого? — примирительно сказал я. — Ну подумаешь. Да ей и всего-то лет восемь! Ну десять, ладно. Разок-то можешь…
Вместо ответа гнедой махнул хвостом, пытаясь попасть мне по физиономии. Таким образом выразив все, что он думает обо мне, о пейзанине и о той кляче, Гневко собрался вернуться к недоеденным ромашкам. Но тут уж я не выдержал:
— Друг называется! Почему я один должен о деньгах думать? А мне каково было, когда мы у той дуры жили?
Гневко остановился и слегка скосил глаз в мою сторону.
— Го? — удивленно спросил он.
— С чего это ты взял, что мне там нравилось? — обиделся я. — Как же… Так нравилось, что я без порток был готов сбежать. Из-за тебя страдал. Думал, ладно, так уж и быть — до весны эту толстую дуру поублажаю, зато мой скакун будет в теплой конюшне, да в сытости, да с кобылками молодыми. А ты… Я тебя часто о чем-то прошу?
online-knigi.com
Читать онлайн "Хлеб наемника [HL]" автора Шалашов Евгений Васильевич - RuLit
Евгений Шалашов
ХЛЕБ НАЕМНИКА
Часть первая
КАВАЛЕР «БЕШЕНОГО КРЕСТА»…
Глава первая
МОЙ ДРУГ — ЛОШАДЬ
Для меня все поляны одинаковы. Как разобрать — где больше клещей, где меньше? Потому вечером приходится уповать на удачу, а утро начинать встряхивая одежду и проверяя — не торчит ли откуда-нибудь набухшее тельце кровососа. Знавал я драбанта, что мог угадать количество кровопийц с точностью до дюжины на ярд. Правда, кончил он плохо — не разглядел змею.
Расседлав Гневко, вытащил из сумки пригоршню черных сухарей, грустно вздохнул и протянул гнедому. Жеребец с жалостью посмотрел на меня и, помотав головой, ушел в одуванчики.
— Благодарствую! — с облегчением выдохнул я вслед.
«Счастливец!» — позавидовал гнедому и лег. Пожалуй, скоро самому придется переходить на подножный корм. Вроде из одуванчиков салаты делают? Тьфу…
Посматривая на сумеречное небо, я смаковал каждую крошку и размышлял — что бы такое продать, если не удастся пристроиться на службу. Конечно, имелись у меня кое-какие вещички, позволявшие провести годик-другой в сытости и покое, но — жалко! Пока есть надежда, буду терпеть.
Чутье, выработанное за двадцать лет службы (жизни?) в наемниках, по привычке отмечало все незнакомые и, стало быть, опасные звуки, передвижения и шевеления примерно… ну не за милю, но — за полмили, так уж точно! Вот и теперь — я уже минут двадцать как определил — что по соседству со мной остановилась телега. Судя по скрипу деревянных осей — крестьянская. Скрип, однако же, мягкий, не резкий. Стало быть, хозяин — мужик хозяйственный, не забывает смазывать колеса своего «тарантаса», и не жадный — на дегте не экономит! Жаль, не слышно ржания лошади — можно о хозяине узнать больше. О том самом, что брел сейчас ко мне и поминутно останавливался, будто решал — а не повернуть ли обратно? Значит, чего-то он от меня хотел, но не был уверен, что дело выгорит.
— Господин рыцарь… — робко спросил незнакомый голос. — Простите, если разбудил… Дело у меня к вам…
Разбудил! Да твое сопение за милю слыхать! Ну какое может быть дело у пейзанина к наемнику? Хотел было послать крестьянина… лесом, но передумал. Кто знает, может, его барон (или — кто у них там?) нуждается в молодцах вроде меня?
— И?.. — приподнялся я на локте.
— Я, это… Ваша милость… — засуетился крестьянин. — Дело у меня к вам, — повторил он, запинаясь. — Вернее, не к вам, а к вашей лошади. К коню, то есть… Важное дело-то!
Вот те раз! А на вид — вроде бы нормальный мужик. Одет, хоть и просто, но чисто. Опять-таки — в сапогах, а не в постолах. Выглядит как приличный зажиточный крестьянин. Хотя видывал я и герцогов спятивших, и графов, и даже одного короля! (Чтоб ему провалиться куда-нибудь, уроду…) На всякий случай я слегка подобрался…
Мужик, заметивший движение, резко отскочил в сторону и залепетал:
— Ваша милость, господин рыцарь! Вы только это — чего худого не подумайте… Лошадка у меня, кобылка, то есть… Я вот и хотел попросить, чтобы вы жеребчика своего одолжили. Вы не сомневайтесь, заплачу по совести!
Хм, уже интересней. Таких сделок мне еще не предлагали…
— А что, в округе жеребцов нет? — полюбопытствовал я.
— Да нет, жеребцов-то много, — почесал крестьянин потный лоб. — Только мне бы хотелось, чтобы кобыленок породистый был. А ваш-то коник, вижу, и породой вышел, и статью… Я вас еще давеча на постоялом дворе приметил, вот следом и поехал. Я ж диву дался — вроде воинский человек, а верхом на жеребце…
Еще бы! Не ты первый, не ты последний. Любой нормальный солдат предпочитает ездить на кобыле, ну а в самом крайнем случае — на мерине. От жеребцов с их вздорным характером и драчливым нравом постоянно ждешь какой-нибудь пакости. Мой гнедой по вздорности и злобности заткнет за хвост любого, зато в бою заменит двух рыцарей и добрый десяток кнехтов!
— Сколько? — спросил я, чтобы не тянуть кота за причиндалы.
— Талер, — быстро ответил селянин. Как-то подозрительно быстро.
— Пять! — затребовал я.
— Ну это ты, рыцарь, загнул! — обиженно проговорил мужик, переходя на «ты». — Таких и цен-то в округе нет! Да за такие деньги я четырех жеребцов найду. Или — ежели на торг поехать — так и самого коня купить можно… Два!
Врет небось… Но я-то откуда знаю, сколько стоят «услуги» моего жеребца? Ну даже если и врет, то поторговаться нужно.
— Хрен с тобой — четыре.
— У, — обиженно протянул мужик. — Много. Давай… — увидев мой кулак, поправился: — Давайте, господин рыцарь, за два.
— Ладно, три! — махнул я рукой. — Но это — последняя цена!
www.rulit.me
Читать онлайн книгу «Хлеб наемника» бесплатно — Страница 16
Вот уж от кого я не ожидал поддержки — так от него. Скорее, он должен бы мечтать о том дне, когда представиться случай сожрать живьем обидчика, то есть меня.
— Объяснитесь! — каркнул первый бургомистр так, что даже мне стало не по себе.
Кузнец, уткнувшись в пол, пробормотал:
— Я считаю, что вы, Лабстерман, пытаетесь стать не просто первым управляющим города, а первым и единственным правителем. Именно вы созвали Совет, и именно вы предложили сдать город.
— Эрхард, что вы такое мелете?! — возмутился Лабстерман. — Городской Совет был созван, потому что так пожелали старшины. А предложение о сдаче города — это не приказ, а повод для обсуждения. Я хотел узнать ваше мнение!
— А почему вы не попросили помощи у императора? Где имперское войско, которое бы выступило на защиту наших свобод?
— Эрхард! Видит Бог, я сделал все, что мог! — торжественно сказал первый бургомистр. — Мы объехали добрую треть Швабсонии, чтобы отыскать помощь. А письмо к императору было отправлено еще за месяц до начала осады. Но я не могу знать, почему он не остановил Фалькенштайна…
— Гонцом к императору был ваш зять? — усмехнулся кузнец Эрхард, подняв-таки глаза на бургомистра.
— Я не могу отвечать за действия зятя, — глухо отозвался Лабстерман. — Мне он сообщил, что письмо было передано в канцелярию его величества, потому что отдать послание лично в руки невозможно — император не дает аудиенций гильдейским старшинам.
Кажется, слова старшины задели не только бургомистра, но и многих сидевших в зале. Пожалуй, о зяте кузнец сказал зря. Ведь именно бургомистр наказал предателя.
— Господин Эрхард, — сказал второй бургомистр официальным тоном, — ваши обвинения абсолютно беспочвенны. Мы понимаем, что вы не очень любите господина Артакса, которого герр Лабстерман пригласил возглавить оборону Ульбурга, и предпочли бы видеть имперских солдат, но мы уверены, что комендант больше других радеет за наш город.
Я восхитился талантом второго бургомистра переводить разговор на другую тему. Не зря он занимается судейскими делами!
Теперь уже сам Эрхард выглядел дураком и чуть ли не предателем! В зале для заседаний раздались смешки — бюргеры вспомнили, как кузнеца учили вежливости. Эрхард, наливаясь краской, злобно посмотрел на первого бургомистра, потом на меня и сел.
— Думаю, мы можем вернуться к разговору, когда Фалькенштайн снимет осаду. Я готов ответить на все вопросы гильдий, — заявил первый бургомистр. — Принесите деньги, — кивнул он казначею.
— Как я понимаю, Совет согласен продлить мои полномочия? — обвел я взглядом зал. — В таком случае — всем немедленно разойтись по своим местам. На время осады здесь будут находиться только бургомистры и казначей! Все остальные — на стены! Проведение советов, совещаний во время войны — запрещаю!
— Почему? — изумленно вытаращился на меня старшина стеклодувов.
— Потому что, заканчивается на «у», — отрезал я, не вдаваясь в разъяснения.
Другим членам Совета растолковывать такую очевидную вещь, как необходимость единоначалия, не было нужды. Фандорн, а с ним еще несколько бывалых людей уже на выходе кивнули мне одобрительно. Я услышал, как один из маститых гильдейцев, обняв за плечи старшину стеклодувов, объяснял:
— Представь: во время выдувки, вместо того чтобы обрезать формы, твои подмастерья начнут совещаться, правильно ли ты подобрал песок и соду. А если ученик начнет подсказывать, как оконное стекло делать?
— Да я его заставлю сухой песок варить и формы без рукавиц брать! — вскинулся стеклодув. — Он у меня до конца дней одни бутылки дуть будет… Мастера учить?!
— Так чего же ты сам мастера учишь?
Я вышел из ратуши с увесистым мешком. У коновязи меня ждали Гневко и Эдди.
— Так… — прикинул я, развязывая «кошелек». Отсчитав двадцать монет, вручил их адъютанту: — На пять талеров купишь еды для парней, а остальное отдашь матери Вилли. Скажешь — пансион.
Надо бы еще дать денег семьям тех парней, что погибли, и оставить запас для тех, кому еще суждено погибнуть…
Вот почему я не хочу быть начальником! Командовать людьми на войне, посылать их в бой — это одно. Но ломать голову о сиротках, вдовицах… Да пропади они пропадом, все сиротки и сиротинки, вместе со вдовами и безутешными матерями!
Эдди убежал выполнять приказ, а я, привязав мешок, не стал вскакивать в седло, а повел гнедого в поводу. Хотелось пройтись пешком. Казалось, что вымазался в чем-то грязном, липком — стряхнуть бы…
В намерении пройтись я не преуспел. Только отошел от ратуши, как взгляд уперся в высокие шейные колодки, в которых была заключена женщина.
Может, прошел бы мимо, если бы рядом не стоял стражник с алебардой и в кирасе. На всякий случай заранее возмутился — почему не на стенах? Открыл рот, но вспомнил, что в караулы ходят ополченцы из «нестроевых», и решил вначале проверить — дедок ли какой-нибудь — из моих.
Стражник стоял спиной, потому пришлось подойти ближе. Не будешь же орать — эй, солдат, покажи морду? Точно, дедок. Но алебарду держит очень браво, а кираса была начищена как «хозяйство» у кота.
— Молодец! — похвалил я «солдата».
— Чаво? — переспросил меня латник, отставляя алебарду и приставляя к уху ладонь: — Громче говори! Ниче не слышу…
— Не слышит он ничего! — затараторила сидевшая в колодке женщина. — Глухой, как пень трухлявый. Не в солдаты его, а на теплую лежанку, а то песок сыплется, будто в Ульбурге своего песка мало. А от камней, что герцог бросает, теперь его еще больше будет… Вы, господин Артакс, скажите — долго нам еще мучиться или нет? А то ведь надоело — каждый день в нас камни кидают и кидают, кидают и кидают, все уже закидали. Скоро в ратушу камни лететь будут. Вам такие деньги огромные платят, а вы ничего не делаете! Я вот скажу бургомистру, чтобы он у вас из жалованья по талеру за каждый камень высчитал.
Опасаясь, что, если останусь, меня заговорят до смерти, я сделал шаг вперед, как вдруг услышал:
— А герцог нас все равно захватит, как только о подземном ходе узнает…
— Ну-ка, ну-ка… — заинтересовался я, поворачиваясь к женщине: — Что за подземный ход?
— Вот видишь, хоть ты и комендант, а ничего не знаешь! Верно говорят, что ты деньги зазря получаешь! — обрадованно заголосила женщина. — Барри Вульф ход подземный отыскал, что из города в лагерь герцога ведет! Сама слышала, как он моему мужу рассказывал. Говорил, что только он один и знает о ходе, а больше — никто!
— Так уж и никто? Ты знаешь, муж знает… Вон сколько вас уже.
— Так Барри не сказал, где этот ход начинается да где кончается. Сказал, что нашел его, когда на охоту ходил. У нас он один охотник и есть, а больше нет дураков, чтобы целыми днями по лесу бродить. Разве что мой дурак с ним ходит, так с моего чего взять? Михель — он и есть Михель!
— Подожди-подожди… — прервал я водопад слов. — Расскажи лучше, как все было. Кто такой Барри Вульф?
— А чего говорить? Я же объяснила, что Барри охотой промышляет да чучела делает. Его мой муженек-дурачок вчера в гости привел. Вместе, видите ли, на стене стояли. Оба усталые, злые, мокрые. Дождь вчера весь день шел, немудрено промокнуть. Я им по рюмке шнапса налила, а Барри тетерева копченого принес. Чего бы иначе я на него шнапс стала переводить? Слово за слово, еще выпили, а потом — еще, под тетерева-то хорошо у них шло, а я-то и не пила, вы не думайте… Вульф и говорит, я, мол, месяц назад перед самой осадой на дыру наткнулся, что в город идет. Говорит, тропка в эту дыру ухоженная, не иначе контрабандисты шастают. Но, говорит, один не рискнул идти. Мужа моего Михелем зовут, как того дурака деревенского, что счастье свое искал-искал, да проворонил, давай, говорит, Михель, вместе туда сходим, когда осада закончится, может, найдем, что интересного. А еще говорит, если герцог про ход узнает, так сразу городу конец и придет! Потом заснули оба, а утром я и спрашиваю — где, мол, ход-то этот? А Барри этот, охотничек, заюлил — никакого хода нет, придумал я все. Ну а Михель мой, он, как тот Михель-дурак из сказки, — ничего не помню, пьяный был… Я уж сегодня одной соседке сказала, другой — они не верят. Пошла тогда к господину Лабстерману, а он и велел меня в колодки на два часа посадить, чтобы, мол, языком зря не молола… Нет, мол, никакого хода и быть не может. Стою тут, как дура, а этот — пень глухой, даже и словом перемолвиться не с кем…
— Так где, говоришь, охотник живет? — спросил я.
— Да там и живет, где и раньше жил, — на Ключевой улице, второй дом справа. У него еще на дверях лосиные рога прибиты. Говорят, остались, мол, от жены, которая ему рога наставляла, а потом с купцом проезжим убежала.
Дом с рогами я знал. Как же не знать такую достопримечательность!
Весь дом состоял из одной большой комнаты с очагом. На стенах висели охотничьи трофеи — головы оленей и кабанов, рога и какие-то неизвестные мне черепа. Пол завален мусором вперемежку со шкурами. Тут же пустые бутылки и какой-то невзрачный человек. Запах такой, что можно не гадать, отчего у охотника сбежала жена…
Барри Вульф, крепко сложенный мужчина с большими усами, но реденькой бородой, натягивал тяжелые охотничьи сапоги.
— Михель, а Михель, нам на стену пора! — взывал он к совести лежащего, но тщетно.
— День добрый, господин Вульф, — поприветствовал я охотника. — Не иначе вы тут пир закатили…
— Ну какой там пир… — хмуро отозвался Барри. — Выпили-то всего ничего — вчера у Михеля пару бутылок, потом — у меня пару, а этот… — презрительно кивнул он на спящего, — уже и с копыт долой. Пить не умеешь — не пей! Не знаю, как его и разбудить-то теперь. И супруга у него, как на грех, куда-то запропастилась. Она бы быстро его подняла. Ничего, всыплет, когда Михель домой явится.
— Фрау сейчас в колодках сидит… — сообщил я. — Про лаз подземный рассказала, а ей не поверили.
— Да какой там лаз?! Брешет, дура. Ей вчера померещилось, что я ее муженька звал тоннель проверить. А к колодкам ей не привыкать — она, почитай, раз в месяц там сидит…
— Брешет, значит? — улыбнулся я.
— Брешет! — убежденно сказал Барри. — Вот не так и давно случай был. На мессе с соседкой подралась, которая раньше ее святой воды зачерпнула, — за волосы схватила и стала по храму таскать. Патер ей велел «Деуса» десять раз прочесть, а она — ругаться! Ее за это, помнится, к трем часам приговорили. А был еще случай, когда она на соседку поклеп возвела — та, мол, козу завела, которая перед окнами гадит…
Я послушал бы еще, но времени было мало:
— Барри, кто еще про подземный ход знает?
Охотник засопел и принялся проверять одежду — не жмет ли.
— Барри, радость моя… Ты что, не знаешь, что я с тобой сделать могу? — ласково спросил я.
— Знаю… — пробурчал охотник. Потом, засмурнев еще больше, выдавил: — Я же на него давненько наткнулся. Вот только Михелю с его бабой и сказал, сдуру. Но Михель — он ничего не помнит, а жене никто не поверит.
— А тебе этот ход зачем?
— Хм, — слегка повеселел Барри. — А мне, господин комендант, тоже сгодилось бы через него кое-что таскать. Чем я хуже? Видел я, как таскают в город и кружево фландрийское, зеркала италийские, что запрещены к ввозу. Ну мало ли…
— А не боишься?
— Боюсь, — кивнул охотник. — Сожрут, ежели что… С какашками схавают, не поморщатся. Но если с их главным договориться, который на рынке стоит, то, глядишь, не надо будет чучела эти долбаные набивать да за птицами на старости лет бегать.
— Однако… — покрутил я головой. — Как же ты жив-то до сих пор.
— Потому и жив, что язык за зубами умею держать, — усмехнулся Вульф.
— Значит, говоришь, без тебя этого хода не найти?
— Не-а, — мотнул головой охотник.
Охотник Барри Вульф умер быстро — только слегка удивился, когда нож вошел в сердце.
«Умел бы ты язык за зубами держать, был бы жив», — заключил я, укладывая тело на пол, рядом с пьяным Михелем, и вытаскивая нож.
Рисковать не хотелось. Фрау Хельга — большая сплетница, но если кто-то захочет проверить ее слова? Вряд ли у герцога много своих людей в городе, но они должны быть! Выбить из охотника правду — пара пустяков. Дядька он крепкий (был…), но не родилось еще человека, которому нельзя было бы развязать язык.
Во дворе раздался предостерегающий кашель гнедого, а голос бургомистра прокаркал:
— Артакс, скажите своей лошади, чтобы она меня пропустила.
Лабстерман нервно постукивал по булыжнику тростью, но войти не мог, потому что гнедой своим крупом перегораживал вход в дом и время от времени демонстрировал задние копыта. Гневко нисколько не смущало, что он машет подковами перед физиономией главного лица города, — у него вообще напрочь отсутствовала субординация.
— Я могу увидеть охотника Вульфа? — поинтересовался бургомистр.
— Разумеется… — улыбнулся я. — Увидеть — да, можете.
— Что такое? — сразу же насторожился бургомистр. — Что вы с ним сделали?
— Говорят, излишнее знание вредно для здоровья, — туманно изрек я.
— Значит, подземный ход все-таки есть. Вы узнали от Вульфа, где он проходит, и убили беднягу… — констатировал первый бургомистр и с сомнением в голосе произнес: — А мне, разумеется, вы об этом не скажете.
— Почему не скажу? — удивился я и многозначительно сообщил: — Тоннель идет из города за городские стены…
— Артакс, не изображайте фигляра, — поморщился Лабстерман. — Вы обязаны мне рассказать про подземный ход! Я, как первый бургомистр, обязан это знать!
— Расскажу. Более того, я вам его покажу, — пообещал я. — Но — потом. После того как осада будет снята.
Лабстерман был раздосадован, но не настаивал. Знал, что бесполезно. Ну а я почему-то решил ему о тоннеле ничего не говорить. Все-таки — это не моя тайна. И вообще, если бургомистр чего-то не знает, то мне это не повредит…
Глава пятая
СТАРЫЙ ГОРНЯК ГАЗЕНК НЕ ИСПОРТИТ
Осаду снимают, когда к защитникам приходит помощь. Ну а коль скоро помощи ждать неоткуда, нужно обходиться своими силами. Сил у нас для этого тоже нет, однако есть одна идея… Конечно, дело хлопотное, трудное и шансов на удачу мало. Но, черт возьми, что мы теряем?
— Жак, где можно найти горняка?
Оглобля, вольготно раскинувшийся рядышком с самострелом, к которому он прикипел, как к родному, и бочкой пива, вопросу не удивился. А если и удивился, то виду не показал, а деловито поинтересовался:
— Кто нужен? Разведчик, проходчик?
— Кто-то, кто умеет делать шурфы. Слово такое есть, замысловатое… — попытался я вспомнить, но не мог: — Вертелось на языке — маркер… меркер…
— Маркшейдер, — покровительственно усмехнувшись, подсказал Жак, протягивая руку к бочонку с пивом. С начала осады он не пил ничего крепче.
— Точно — маркшрейдер, маркшейдер, — обрадовался я, пытаясь выговорить незнакомое слово.
— Есть у меня маркшейдер, — кивнул «король нищих», припав к горлышку. Сделав основательный глоток, а потом — еще один, продолжил: — Старенький, не видит ни хрена, но дело знает. Раньше в серебряном руднике работал. Ну, когда ослеп — выкинули. Мои парни его подобрали, когда он с голоду подыхал. Я ему и поводыря приспособил, чтобы денежки собирал, — слепых жалеют. Но зря. Не мог он милостыню просить, хоть бей его, хоть убей. Гордый! Побил пару раз да плюнул — ладно, думаю, пусть живет — миску похлебки да корку хлеба найдем.
— Ишь ты, жалостливый… — удивился я. Вроде, чего за Оглоблей никогда не водилось, так это филантропии. Вспомнился рассказ Эдди, как старшина забил костылем мальчишку…
— Не… — протянул Жак, вытирая губы. — Не то чтобы жалостливый. Я бережливый. Подумал, а вдруг да пригодится старичок? Был бы он ткач, шорник, оружейник — так и хрен с ним, пусть бы подыхал. А тут не простой горняк, а обер-маркшейдер, хоть и в отставке. Вдруг да мало ли…
— Рудничок серебряный разработать… — в тон ему протянул я.
— Может, и рудничок, — не стал спорить Жак. — Или хотя бы выработку — все может быть… Опять же, раз ты спрашиваешь, значит — нужен тебе такой человечек. Авось сгодится на благо Ульбурга. Не зря я его два года в богадельне кормил.
— У тебя и богадельня есть?
— А как же, — ухмыльнулся Жак. — Куда мне старичков девать, которые работать не могут? Кто с каторги бежал, руки-ноги отморозил, а кто половину легких в руднике оставил. Кто — после пыток ходить не может… Есть и такие, что на покой ушли не с голым пузом да шрамами, а с большими денежками. Подумал я как-то, на досуге, да при церкви Кающейся Магдалины богадельню устроил. Те, кто денежку на «черный» день отложил, — те с удобствами живут, при полном пансионе. Тут им и жаркое с трюфелями, и вино, а кто может — так и девку Комнаты у них отдельные, как в гостинице. Конечно, не чета твоей, но тоже неплохо. Хочешь — смейся, хочешь — нет, но один из старикашек упросил, чтобы ему в подвале каземат обустроили…
— Каземат? — не понял я. — А что это такое?
— Как что такое? Да камера тюремная — дверь железная, решетки на окнах, гнилая солома да дыра в полу.
— У него что, с головой не в порядке?
— А ты бы в порядке был, если бы в тюрьме родился да всю жизнь по тюрьмам и каторгам болтался? Пика — он из таких. Мне пришлось человечка нанимать, чтобы тот сторожа изображал — хавчик тюремный приносил, вести с воли передавал.
— Ничего себе… — покачал я головой.
— А мне-то чего? Лишь бы деньги платил, — ухмыльнулся Жак. — Старик этот — бандит матерый, и денег у него немерено. Он пару дней в «тюрьме» посидит, день-два жирует, а потом целый месяц в комнатке — тихий, как мышка. Только и делает, что ест да спит да книги читает. Потом — месяц проходит, надо ему опять в «тюрьме» посидеть. Раз хочет — пожалуйста! Пика, он, почитай, все мои расходы окупает… Ну а те, кто вроде Герхарда — ну горняка слепого так зовут, кто ничего не имеет, живут в общих комнатах, на топчанах спят, но с голоду да с холоду не мрут. Опять же, опыт молодежи передают… Расходов, считай, никаких нет, зато — польза!
— Был бы я королем, взял бы тебя в первые министры! — в который раз восхитился я.
Жак Оглобля самодовольно усмехнулся, потер брюхо, уже изрядно залитое пивом:
— Это мне из королей да в министры? Нет, я бы к тебе не пошел. Ну, когда тебе старика привести?
— Чем раньше — тем лучше. А еще, нет ли у тебя человечка, который ради семьи на все пойдет? Скажем, такого… — задумался я, пытаясь высказать на словах то, что мне нужно, — который бы ради жены там, детей на пытки и смерть пошел?
— Поищем, — пожал мой друг плечами, опять потянувшись к бочонку. — Если хорошенько поискать, то всегда можно найти то, что нужно.
— Так уж и всегда? — не поверил я.
— Ясен перец! Просто — нужно хорошо искать и денег не жалеть! Хотя на ловца и зверь бежит, даже искать не придется. Вон, смотри… — кивнул Жак на худосочного парня, одиноко стоявшего на галерее: — Вот этот сгодится. Знаю я его — Кястас, гранильщик камней. Работник, говорят, отменный. Работать пока может, но скоро умрет. Сбережений нет, зато есть жена и дочь.
— А что с ним? — поинтересовался я.
— Чахотка у него. Лекарь говорит — осталось недолго. Только — сам к нему иди и договаривайся. Не люблю чахоточных — от них, говорят, заразиться можно.
Общаться с больными я тоже не любил, но, в отличие от старшины нищих, относился к этому философски, потому пошел к Кястасу. Решив, что сюсюкать и деликатничать не стоит, а лучше сказать все сразу, спросил:
— Семью обеспечить хочешь? — Посмотрев в непонимающие глаза, уточнил: — Когда умрешь, жена и ребенок по миру пойдут. Так? Хочешь, чтобы они год-другой безбедно протянули?
— Что сделать надо? — сверкнул парень глазами и зашелся в кашле, прижимая к губам большой платок.
— Умереть, — спокойно сказал я.
— Так я ж и так не жилец… — показал мне Кястас платок со следами крови. — Лекарь сказал — месяц-два. Ну три от силы…
— Это понятно. Но от чахотки ты забесплатно помрешь, а если дело сделаешь, то денег получишь. Только умереть тебе… — сделал я паузу, посмотрев Кястасу в глаза.
— Говорите, чего уж там…
— Врать не буду. Если не повезет, умирать будешь долго. Может, пытать будут… Согласен?
— Сколько заплатите?
— А сколько нужно?
— Много. Столько, чтобы девчонкам моим на всю жизнь хватило, — грустно усмехнулся Кястас.
— Если много запросишь, буду искать другого, — предупредил я: — Сам понимаешь, желающие найдутся. А ты — хоть так умрешь, хоть — эдак. А своей смертью ты не только своих девчонок спасешь, но и весь город. Подумай… Ну может так случиться, что и жив останешься.
— Вы расскажите вначале, что делать нужно, — тогда и скажу, сколько это стоит, — решил поупорствовать парень.
— Нет, — покачал я головой. — Если узнаешь да откажешься… Тогда, понимаешь ли, твои девочки осиротеют тотчас.
Кястас немного подумал, пошевелил губами, что-то прикидывая, сообщил:
— Если жив останусь — сорок талеров. Худо-бедно, года на три им хватит… Ели не вернусь — тридцать пять…
— Не понял? — вытаращился я на него. — Вроде бы наоборот должно быть?
— Если вернусь, то все равно умирать. Значит, жене надо тратиться на похороны, на мессы. Гробы нынче подорожали. А коли убьют, так ничего не надо.
— Держи, — протянул я парню кошелек. — Тут пятьдесят. Еще двести, если все удастся. Вернешься, похороню за свой счет. А теперь — слушай…
Нужно было пробить добрых двадцать футов между Водяной башней, куда затекала река, и подземным ходом. Кучка стариков-разбойников во главе со слепым Герхардом, вытащенных Жаком из «богадельни», возилась несколько дней, пробивая какие-то каналы и колодцы. Я, объяснив старикам задачу (мои познания в горном деле вызвали смех!), попытался контролировать ход работ, но ничего не получилось. Шурф, который они вели, был до того узкий, что вдвоем туда было не пролезть. На мои требования взглянуть на шурф или, как там его — газенк? — каторжники отвечали неизменным: «Старый горняк газенк не испортит!» — и посылали меня подальше. Старики, прошедшие каторги и тюрьмы, не шибко боялись грозного коменданта.
Будь это кто другой, я бы оч-чень обиделся, но тут просто уходил, чтобы не мешать. Больше переживал, чтобы старички ничего не напутали и сумели угадать как раз к тому моменту, когда Кястас заведет войско герцога в подземелье.
Из-под земли раздался странный грохот, напоминавший раскат грома. Башня, постояв какой-то миг, стала проваливаться под землю. Она уходила строго вертикально, и казалось, что сооружение просто опустится вниз и вновь встанет на «ноги». Однако, когда галерея первого яруса сровнялась с поверхностью земли, обвалился один зубец, затем — второй, а потом верхняя площадка стала разламываться, увлекая за собой огромные куски старинной кладки. Через несколько минут на том месте, где стояла Речная башня, взметнулись брызги воды, смешанные с камнями и криками боли, а еще через минуту все улеглось и в пустоту, зияющую между стенами, устремилась вода, образовывая воронку…
Мудрые строители, возводившие укрепление, оставляли между стенами и башнями небольшой зазор. Будь они соединены, обвалилось бы все вместе…
— Как там наши старички? — озабоченно поинтересовался экс-капрал Будр, который не мог понять почему ему приказывают уводить людей из башни и снимать посты со стен, а потом горевал, что три старикана должны пойти на верную смерть…
— Город не зальет? — спросил Густав, последние дни ходивший с видом побитой собаки.
— Потом, — отмахнулся я, поднимая руку и командуя: — Арбалетчики!
Рыцарей, что успели выйти из тоннеля до того, как его залила вода, перебили не вступая в ближний бой. Пехота из подземелья выбраться не успела…
Река, плескавшаяся рядом со стенами, пробивавшаяся сквозь водяные ворота Речной башни, устремилась обратно, вымывая из подземного хода тела погибших ландскнехтов и рыцарей, а потом нашла новый путь — в овраг.
Если от войска герцога еще кто-то остался, то вода преградит ему путь ничуть не хуже, нежели стены. Но, по моим расчетам, Фалькенштайн загнал в тоннель всю кавалерию и большую часть пехоты. Ловушка, расставленная мной, сработала…
Это было непросто. Вначале — пробить шурф, чтобы вода залила подземный ход именно тогда, когда он будет заполнен противником, пребывавшим в полной уверенности, что его появление станет для нас сюрпризом.
Не будь мы готовы — оно бы таким и стало. Конница, ворвавшаяся в город, вихрем промчится по узеньким улочкам, сметая защитников. А потом — в дело вступит пехота, которая добьет на улицах уцелевших и методически, дом за домом, будет прочесывать город.
Ну а еще — нужно было показать герцогу подземный ход. Видимо, Кястасу это удалось. И зря он переживал, что вдове придется тратиться на похороны. Если он не умер под пытками, то, скорее всего, парень обрел свою могилу там же, где ее нашли солдаты герцога, и над ним уже плещется вода. Надо отправить кого-нибудь, чтобы отнес двести талеров семье Кястаса. Все равно — за счет города.
* * *
Город отмечал победу дня два. Трактирщики выкатывали бочки с пивом прямо на мостовые, из погребов вытаскивалось все, что было не съедено во время осады. Гуляли улицами и кварталами. Радости было столько, что даже исконные соперники — зеркальщики и стеклодувы — не затеяли драки, а мирно заснули около пустых бочек.
Мне пришлось посидеть на пиру в Городском Совете, пообниматься на улицах с горожанами, делая вид, что я пью вместе со всеми.
Но если честно, то я эти два дня провел в постели. Причем без Уты и вообще без женщин. Пока горожане и горожанки праздновали, я отсыпался. Спал беспробудно два дня и две ночи, делая перерывы на еду.
Удивительно, но горожане позабыли о Фрице Фиц-рое, из-за которого и разгорелся весь этот сыр-бор. А мне казалось, что парня торжественно выведут на Ратушную площадь и будут долго орать о городском праве, демонстрируя его живого носителя! Бюргеры позабыли, а я им не напоминал. Мой контракт подошел к концу, и теперь пора было уезжать.
В последний день своего пребывания в вольном городе Ульбурге я решил проехаться по улицам и попрощаться с теми, с кем сражался плечом к плечу.
Для начала посетил городскую ратушу, и лично господина Лабстермана, выслушал его сетования по поводу моего отъезда, отклонил заманчивое предложение, со смирением выслушал комплименты моей отваге и таланту. С меньшим энтузиазмом бургомистр выдал мне оставшиеся деньги. Но — выдал!
Потом побывал у Жака, попрощался с латниками, с мальчишками из «летучего отряда». Не буду расписывать подробностей прощания. Народ даже пустил слезу, а у меня (что уж там греха таить!) на сердце скребли кошки…
Проезжая мимо «богадельни» Жака, где жили отставные нищие, ушедшие на покой воры и увечные душегубы, умудрившиеся избежать встречи с виселицей, не удержался, чтобы не навестить старичков, спасших наш город. («Уже говорю — „наш“», — удивился я сам себе.)
То, что старики умудрились выжить, — я уже знал. А вот как они умудрились, так и не понял. Ну да у них свои хитрости.
Мало того что маркшейдер Герхард был слеп как крот, так он и походил на крота — маленький, сгорбленный и такой мохнатый, что шерсть торчала даже из ушей. Рядом с ним сидели еще два старикана, на фоне невзрачного маркшейдера выглядевшие богатырями. И как я уже понял — не только выглядели…
Стол завален обгрызенными костями, грязными мисками и корками хлеба, на полу валялось пять пустых бутылок, а на столе дожидались своей очереди три полные и две полупустые посудины. Отставной маркшейдер и его друзья имели право на хороший обед. Может, на самый лучший в жизни! Будь моя воля, то выделял бы им деньги из городской казны. Ежедневно! Если бы не старый слепой маркшейдер, сумевший найти нужную точку, и не два старика, пробивших шурф, — не видать бы нам победы над герцогом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
www.litlib.net
Читать онлайн "Хлеб наемника" автора Шалашов Евгений Васильевич - RuLit
— Понятно, — кивнул я. — Везде всё то же самое.
— Сколько пара подков стоит? — поинтересовался капитан и предложил: — Давай заплачу.
— Ладно… Не буду наживаться на собрате, — усмехнулся я, возвращая алебарду просиявшему парню. Окинув взглядом капитана, спросил: — Кавалерист?
— Было, — кивнул тот. — Сам-то из каких будешь?
— Тяжелая пехота.
— Наемник?
— Из птенцов Рудольфа, — ответил я.
Его величество король Рудольф — властитель Фризландии, Моравии и Полонии, имевший все права считать себя императором (но почему-то медливший заявить права на титул), был рачительным хозяином. В отличие от соседей, исходивших из правила, что «наемник — есть мясо, которое нужно пихать, пихать и пихать в глотку войны, пока та не захлебнется», добряк Руди полагал, что наемник — прежде всего деньги. А деньги, как известно, любят счет. Нет-нет, король не призывал экономить на «псах войны», тем более на новобранцах: пять лет службы (если доживал до этого времени) делали солдата состоятельным человеком. Но король говорил, что дешевле подготовить одного хорошего наемника, нежели трех плохих. И если в соседних королевствах на «отбраковку» новобранцев (смерть, увечья, дезертирство) военная канцелярия закладывала от тридцати до пятидесяти процентов, то Руди требовал, чтобы смертность во время учебы составляла не более пяти… Наш король был реалистом, понимающим, что во время обучения может быть все. Нам же это давало призрачную надежду выжить хотя бы в учебном лагере.
Офицеры и сержанты, готовившие «топливо» войны, были ограничены в методах обучения: запрещалось калечить или убивать новобранцев, но в остальном руки и ноги «учителей» были развязаны. Тем более что искомая цифра «пять процентов» позволяла избавляться от чересчур тупых или склонных к беспорядкам. Опять-таки король считал, что ежели ты солдат — то должен заниматься военным делом сутра и до вечера. Все хозяйственные и бытовые проблемы, начиная от готовки еды, уборки территории и вывоза содержимого сортиров, должны решать «слабосильные», которые и служили дольше, и получали меньше.
На следующий день после прибытия нас подняли ни свет ни заря и выгнали из казарм. Там, под командой сержантов, мы принялись бегать вокруг лагеря, наматывая круг за кругом. Кто-то падал, не выдерживая темпа, но большинство выдержало. По моим подсчетам это заняло около часа. Сержант, бежавший рядом с нами, даже не вспотел. Он назвал эту пытку «нагуливанием аппетита» перед завтраком, а потом пообещал, что завтра мы встанем еще раньше, а бегать будем еще дольше…
Дальше был завтрак. Простой и сытный: каша с мясом, кусок хлеба и — ни капли спиртного! Полчаса свободы на «утряску» еды и снова учеба. Учили правильно бегать, далеко прыгать, драться руками и ногами. Обед — каша гороховая с мясом, овощи и хлеба, сколько влезет. Час на отдых. И опять все сначала, до вечера. Ужин (рыба, крупа, что-нибудь сладкое) — и опять, до девяти часов. Час на личные дела (можно сходить на кухню, где всегда давали что-нибудь пожевать) и сон.
Нас учили владеть самым разным оружием — от меча и до крестьянского цепа. Но главное — мы должны были оставаться в живых, убивая как можно больше.
Через месяц каждый из нас был способен потягаться с лучшим латником из городской стражи, через два — с баронским мечником. К концу обучения биться с нами на равных могли лишь рыцари, которых учат воевать с четырех-пяти лет. Опять же, не каждый из рыцарей мог победить «птенца Рудольфа».
Дальше учить было бесполезно. Теперь — только опыт, опыт и еще раз опыт. Зато — если обычный наемник жил не больше одного-двух лет, «птенцы Рудольфа» умудрялись приносить пользу королю от трех до четырех. А те, кто умудрялся прожить весь срок и уходил на покой, имел в кошельке столько деньжат, что мог себе позволить прикупить земли и небольшой домик. Или внести пай в какую-нибудь гильдию.
— Путешествуешь или по делам? — продолжал капитан допрос.
— Работу ищу.
Капитан стражи присвистнул. Ну еще бы. Безработный «птенчик из гнезда Рудольфа» звучит так же нелепо, как «безземельный король». Немного подумав, латник спросил:
— К нам наняться не хочешь?
— Городским стражником за два талера в месяц? — скривился я.
— Плюс харчи и жилье, — уточнил капитан. — Но для тебя найду кое-что получше… Ты скажи — пошел бы или нет?
— Ну, как говорят, все зависит от толщины кошелька, — пожал я плечами. — Будешь договариваться, предупреди — много запрошу!
— Не обидят! — горячо заверил меня старшой. — Ну как?
— Почему бы нет… — хмыкнул я, соглашаясь. А мне, в сущности, все равно, куда ехать. Почему бы не попробовать?
— Пошли, — кивнул капитан в сторону обоза.
— Если надо — пусть твой бургомистр сам ко мне идет, — усмехнулся я.
Капитан, удивленный моим нахальством, спорить не стал, а только покачал головой и ушел.
Через несколько минут показался сам бургомистр, которого почтительно вел под локоть командир стражи. Не знаю, какое место занимал этот старичок в магистрате (бургомистров иногда бывало до семи штук на город!), но выглядел он величаво. Особенно впечатляла грудь, украшенная золотой цепью с медалью, где были выбиты две бочки в циркуле и пчела, аки ангел осеняющая сей натюрморт крыльями. Я немного смыслю в геральдике, но не настолько, чтобы знать герб каждого городишки. Думается, бургомистр нацепил регалии, чтобы произвести впечатление.
— Здравствуйте, господин наемник, — вежливо поздоровался старичок, а потом поинтересовался: — С вашей стороны не очень-то вежливо тащить к себе работодателя. Вы не уважаете горожан или набиваете себе цену?
Я вежливо наклонил голову, а потом попытался объяснить свою позицию:
— Есть горожане-купцы, горожане-ремесленники, прочие добропорядочные бюргеры вкупе с их бюргершами. А есть еще горожане-воры и горожане-убийцы. Вы предлагаете уважать их скопом?
— А вы, сударь, — софист, — заметил старичок, оглядываясь — куда бы можно сесть. Узрев рядом со мной корягу, обмахнул ее полой плаща и уселся. Умяв и, устроившись поудобнее, заметил: — Точно — софист! Сразу пытаетесь увести разговор в сторону. Что, отмечу, странно для простого наемника.
— А вы, господин бургомистр, — логик, — парировал я. — Что, замечу, тоже непривычно для простого бургомистра.
— М-да, — помотал головой бургомистр. — Чует мое сердце, что, если мы продолжим разговор, выясним, что учились в одном университете. Ну, возможно, я окончил его лет на двадцать раньше.
— А потом мы расчувствуемся, — в тон ему продолжил я. — И за спасение своего города вы надбавите талеров сто к моему жалованью!
— Сто талеров, — хмыкнул бургомистр. — Такие деньги городская казна тратит на всю стражу. В год! Кстати, — вдруг подозрительно уставился он на меня. — За что я должен платить вам жалованье? Или у вас есть какая-то информация касательно нашего города?
— За что вы будете платить жалованье — сами скажете. А касательно информации… Простите, но я даже не знаю названия вашего города.
Несколько мгновений бургомистр сидел и размышлял. Потом улыбнулся:
— Ишь, господин наемник. Обвели вы меня вокруг пальца. А я уж решил, что вы знаете больше, нежели говорите.
— Ну, это просто. Судя по намеку командира стражи — вам нужны наемники. А судя по той спешке, в которой вы пришли ко мне, — они вам не просто нужны, а нужны позарез! Иначе к наемнику не пожаловал бы городской комиций. [2]
— Просто — первый бургомистр, — перебил меня старик. — У нас не в ходу звания Старой империи.
— Ну мне все равно. Хоть комиций, хоть бургомистр, лишь бы деньги платил, — покладисто согласился я. — Но вы не пришли бы лично за первым попавшимся наемником. Значит, нужны не мечники с арбалетчиками, а кто-то из опытных людей. Мне осталось только узнать условия найма и назначить цену.
вернутьсяВ Средние века комициями иногда именовали бургомистров.
www.rulit.me
Хлеб наемника читать онлайн - Евгений Шалашов (Страница 21)
Камни причиняют нам не столько материальный, сколько моральный ущерб. Жители боятся выходить на улицы, наивно рассчитывая уцелеть за стенами домов. Мне самолично пришлось разъяснять горожанам, что по улицам ходить можно! Но при этом стоит прижиматься к стенам домов. И если ваша спальня в верхних этажах, то следует перенести ее вниз. Ничего страшного, если придется спать на кухне или в чулане, оставив уютное ложе. Зато — камень, пробивающий крышу и потолок, вряд ли сможет пробить еще и перекрытия между этажами. Двухфунтовым снарядом такого не сотворишь. Вот если бы у герцога были требюше, которые могут бросать «камушки» весом в стоун, то жить нам было бы хуже. И еще — будь у Фалькенштайна хотя бы одна баллиста, он мог бы забросать город горшками с горящим маслом. Сделать это с помощью онагра сложнее, но, в сущности, реально. Правда, в этом случае не останется и города.
Война становилась работой не только для меня, но и для бюргеров. Такой же привычной, как труд кузнеца или мельника. Опаснее, да. Но если подумать — кузнец может уронить на себя стальную поковку, кожевенник — наглотаться вредных красителей, мельник упасть с высоты, а купца могут ограбить…
На латников, стоявших на стенах (особенно из моего отряда!), было любо-дорого глядеть. Парни уже не морщились от свиста камней, а только провожали их взглядом, споря — куда на сей раз угодит снаряд? Первое время мы пытались отвечать на выстрелы онагров камнями собственных катапульт. Но дело оказалось настолько неблагодарным, что после множественных попыток эта затея была оставлена.
Наконец-то я стал различать старших сестер моей хозяйки. Эльза чуточку круглее, а у Гертруды небольшая родинка на подбородке. У фрау (виноват, у фрейлейн!), что вносит поднос в мою комнату, родинки нет, значит, обедом меня кормит Эльза.
Мм, обожаю гороховый суп-пюре! Сколько я его съел за свою жизнь, а он не приедается.
— А где хозяйка? — поинтересовался я, готовя к «бою» главное оружие — серебряную ложку.
Это тоже подарок, с которым меня связывает странная история. Возможно, когда-нибудь, если доживу до старости и сяду за мемуары (неслыханное дело — мемуары наемника!), расскажу.
Сестричка, разливая суп, укоризненно посмотрела на меня.
— Когда я ем — я глух и нем! — назидательно сказала фрейлейн, но все же ответила: — Ута с Гертрудой пошли на рынок за капустой. Квашеная у нас осталась еще с прошлого года — урожай был отменный, а свежая закончилась.
— Разве на рынке уже есть свежая капуста? — удивился я. — Вроде бы рановато.
— Рановато, — кивнула фрейлейн. — Но кое-кто из фермеров решил убрать урожай пораньше… А вот мы из-за этой войны не можем попасть на ферму, а Дитмар, бездельник, наверняка перестал полоть траву!
Ленивый батрак, трудившийся на ферме за поденную плату, был сущим кошмаром для сестричек. Они уже несколько дней изводили меня стенаниями о сорняках, которыми поросли грядки, о соседских козах, успевших обглодать все кочаны, и о злых мальчишках, ворующих яблоки, не задумываясь о священной собственности.
— Обычно осенью мы все вместе отправлялись собирать овощи. Даже Ута старалась выкроить денек-другой. Скажите, господин Артакс, сколько продлится осада?
— Надо спрашивать герцога Фалькенштайна, — пожал я плечами. — Думаю, не меньше недели. А может — две…
— Две недели… — горестно вздохнула Эльза. — К этому времени урожай сожрут козы… Дитмар, как всегда, будет пьян.
Я не стал говорить, что о репе, капусте и морковке уже позаботились ландскнехты герцога. Зачем волновать милую фрейлейн? Зато — в этом году у них не будет трудностей в сборе урожая.
Гороховый суп, сваренный на копченых ребрышках, был хорош. Только, показалось мне или нет, но пару дней назад он был гуще, а ребрышек больше? Нет, не показалось: порция тушеной капусты стала меньше, а вместо трех сосисок лежало две…
— Приходится экономить, — пояснила Эльза. — Продукты на рынке снова подорожали. Мешок муки продают не по десять фартингов, а по двенадцать, а свежего мяса и зелени совсем не купить. Скоро останутся только лук, фасоль и горох. Ута приказала урезать порции…
— А разве постояльцев это касается? — удивился я. — Было бы справедливо увеличить плату за стол, но порции оставлять прежними.
— Ну какой же вы — постоялец? — лукаво улыбнулась Эльза. — Мы с Гертрудой уже смотрим на вас как на нового зятя…
— Не рановато? — усмехнулся я.
— Самое время, — совершенно серьезно сказала моя будущая свояченица. — Вы живете с Утой как муж и жена. Бедная девочка устала ходить на исповедь и просить отпущение грехов. Жить в блуде — величайший грех, — осенила Эльза себя крестным знамением…
— Все мы — великие грешники, — философски изрек я, доедая капусту и принимаясь за квас.
Эльза посмотрела на меня с легкой лукавинкой и улыбнулась. Очень кокетливо… Я заметил, что у нее, как и у младшей сестренки, есть милые ямочки на щеках… Посмотришь и не скажешь, что милой фрейлейн уже… сколько-то там лет.
— Знаете, господин Артакс, — хмыкнула фрейлейн. — Ута боится, что мы с Гертрудой можем вас соблазнить. Тем более что Гертруде это однажды удалось.
— А вы — не соблазняйте, — усмехнулся я, хотя и считал, что соблазнителем был я сам. Впрочем, женщине лучше знать…
— Соблазняют того, кто хочет быть соблазненным, — туманно ответила фрейлейн. — Но Уте будет спокойней, если вы станете законными супругами. До тех пор она будет ревновать вас и ко мне, и к Гертруде.
— Да я вроде бы повода не давал…
— А Гертруда?
— Что Гертруда? Это случилось еще до того, как мы… — промямлил я, — то есть случай с Гертрудой у меня случился до того, как у нас все случилось с Утой…
Пытаясь объяснить, я окончательно запутался. Хорошо, не брякнул — случка случилась! А почему я вообще должен чего-то объяснять?! Невольно я начал злиться.
— Фрейлейн Эльза, к чему вы ведете разговор?
— Как к чему? — стыдливо потупилась Эльза. — Да к тому, что Гертруда мне хвасталась о своей победе.
— И что?
— А то, господин Артакс, что я уже битый час объясняю, что Ута и Гертруда ушли на рынок за капустой…
Я поцеловал ее в одну ямочку на щечке, во вторую и, не успев даже добраться до губ, понял, что уже лежу между ее ног.
Эльза была опытней, чем сестры. А ведь младшая успела побывать замужем… Словом, мы остались довольны друг другом.
— Ну вот, теперь Гертруда перестанет задирать нос! удовлетворенно сказала Эльза, поправляя платье.
— А вы собираетесь похвастать сестре? — поразился я.
— Зачем? Сама обо всем догадается! Она же не рассказывала мне о том, что у вас с ней что-то было. Но женщину в таких вещах не провести. Теперь мы с Гертрудой квиты.
— И часто вы квитаетесь? — поинтересовался я, не ожидая ответа.
— Ну… — задумалась фрейлейн. — По молодости, по глупости. Кроме девственности, нам терять было нечего, да и ее не жалко — бесприданницы. Теперь, правда, остепенились.
— А Ута не обидится?
— Я не собираюсь ей докладывать! Будь вы женаты — другое дело! Я не легла бы в постель с человеком, имеющим законную жену, — твердо сказала Эльза. — Тем более, если она моя сестра… Я даже в молодости не грешила с женатыми мужчинами.
О том, что она спала с законным мужем сестры, фрейлейн умолчала — должны же у женщины быть секреты.
— Не боитесь отдать сестренку за наемника?
— Любое ремесло почтенно, если оно ремесло, — хмыкнула Эльза, пожимая плечами. — Наемник продает то, что лучше всего умеет делать. Чем он хуже ювелира или ткача? В Ульбурге живет немало почтенных фрау, чьи мужья ходят на войну. И что же? Их жены и дети имеют крышу над головой и кусок хлеба. Ута говорила, что вы не хотите стать совладельцем гостиницы. Стало быть, будете продолжать зарабатывать на хлеб мечом. Зато у вас будут дом и жена, которая вас будет ждать. И, если угодно Господу — дети, что встретят отца у порога.
Мне вдруг стало так смешно. Вспомнил, что большинство наемников, в отличие от «псов войны», не бродят по дорогам, выискивая пропитание, а имеют собственный дом, воспитывают детей, по воскресным дням ходят на мессу и числятся добропорядочными горожанами. Почему-то раньше я об этом не задумывался.
— Что-то случилось? — насторожилась Эльза.
— Да нет… Представил, как наемник вернулся домой, а жена принимает у него доспехи, грязный плащ, целует в небритую щеку и спрашивает: «Надеюсь, дорогой, на этот раз ты не подцепил дурную болезнь?» Довольный супруг отвечает: «Что ты! Мы насиловали только девушек и честных женщин!» Ребенок кричит: «Папочка, что ты мне принес? Зачем мне окровавленные игрушки? Я же просил привезти мне мальчика для битья!» Потом семья начинает рассматривать добычу — окровавленные платья, сережки, выдранные с мясом из женских ушей, колечки на отрубленных пальцах…
— Фу, господин Артакс, какую гадость вы сказали! — передернулась Эльза, но, подумав, изрекла: — Кровь можно отстирать щелоком. А украшения нужно почистить до того, как вы принесете их домой.
— Ну и ну… — только и сказал я.
— А что такое? — хмыкнула Эльза. — Я лишь сказала то, о чем подумала. Или — надо было изобразить отвращение? Знаете, господин Артакс, — это то же самое, если, приходя в гости, вам захотелось сходить по нужде, а вы, вместо того чтобы сразу просить у хозяев горшок, начинаете мямлить, что неплохо бы выйти в чулан и привести себя в порядок. И хотя все понимают, чего вы хотите, но делают вид, что верят… Приличия соблюдены, но содержимое горшка от этого не изменилось. Так?
Пожалуй, «здравый» смысл Эльзы смутил даже меня! А меня смутить трудно.
— Я в восхищении! Вот только даже в лагере наемников никто не будет говорить о дерьме, если сидит за общим столом.
— Поэтому наемник не будет говорить жене о женщинах, которых он брал силой, о людях, которых он убил…
— Не будет, — поддакнул я. — Равно как он не будет говорить о своем жеребце.
— А при чем здесь жеребец? — удивилась фрейлейн.
— Ни при чем… — согласился я. — Лучше говорить о кошках.
— О чем? — переспросила Эльза. Кажется, удивилась.
— О кошках, — улыбнулся я. — О них всегда есть о чем поговорить. Жаль, в вашем доме нет кошки…
— Зато у нас есть кот, — расцвела женщина в улыбке. — Толстый, нахальный и рыжий! Приходит раз в месяц на два-три дня — отъестся, отоспится и — нет его… Последний раз заходил, когда вы были на стенах.
— Ну, делом занят! — похвалил я кота. — Значит, всех окрестных кошек успел «огулять».
— Если бы окрестных… — фальшиво вздохнула Эльза, гордясь своим питомцем. — Китц обрюхатил половину городских кошек. Только и слышишь — вот, мол, опять рыжие котята пошли… Соседи уже всерьез заговаривают о том, что надо бы заставить Уту выплачивать алименты. Но Ута потребовала, чтобы они вначале доказали, что все рыжие котята — дети Китца.
— Ай да фрау Ута! — развеселился я и поинтересовался: — Коты, наверное, вашего котика часто лупят?
— Как же! Пусть попробуют, — хмыкнула Эльза. — Он уже отлупил всех, кого мог. Недавно разодрал нос у любимой собачки третьего бургомистра. Вот шума-то было! Герр Кауфман хотел нас оштрафовать, но не нашел подходящей статьи.
— Ишь, разбойник! — восхитился я. — Пожалуй, надо быть готовым, что он придет выяснять отношения со мной.
— Придет! — радостно закивала Эльза. — Придет и скажет — что тут, мол, за чужак на моей территории?!
— Ага, с моими женщинами! — поддакнул я, чувствуя, что мне заранее нравится кот, которого называют таким смешным именем: — А почему — Китц? Назвали бы его как-нибудь…
— Имя не могли придумать, — хохотнула женщина. — Вначале так и звали — котенок, котеночек — китц. Потом Ута предлагала одно, Гертруда — другое, я — третье. Ну так мы и не договорились, а котенок остался Китцем.
Подумав, я решил, что Эльза — не совсем законченная стерва, и уже вновь потянулся к женщине, но снаружи донесся голос Гневко. Молодец, вовремя предупредил!
— Сестры вернулись, — сообщил я, и фрейлейн, сорвавшись с постели, забегала по комнате, собирая разбросанную одежду и проверяя, не забыла ли чего. Почти выскочила, но вспомнила о переднике и нижней юбке, валявшихся под кроватью, и вернулась.
Эльза успела убежать до того, как на пороге появилась Ута — грозная и разгневанная, как фурия. Не знаю, что вдруг ее смутило? Может быть, запах?
— Как это понимать? — гневно спросила моя хозяйка.
— Что именно? — фальшиво зевнул я, делая честные глаза.
— Почему я должна узнавать об этом на рынке, если в моей гостинице живет комендант города? Почему ты не сказал, что вы решили сдать город?
— Ч-что? — подскочил я на кровати. — Как сдать?
— Разве ты не знаешь? — настал черед удивляться ей. — С утра заседает Городской Совет. Решают, на каких условиях открыть ворота. Цены на рынке такие, что…
Что там дальше говорила Ута, я не слышал. Как новобранец, заслышавший команду, запрыгнул в штаны, схватил в охапку оружие и доспехи и выскочил на улицу.
— Эдди! — позвал я, уверенный, что парнишка ошивается где-то поблизости.
Адъютант выбежал из конюшни. На моей памяти это впервые, чтобы гнедой подпустил к себе постороннего. Ну и ну!
— Беги к Бруно и скажи, чтобы вел отряд к ратуше! — приказал я, облачаясь в панцирь и надевая шлем. Воевать с бургомистрами я не собирался, но все же…
— А караул? — поинтересовался мальчишка, приготовившись бежать.
— Пусть нищих поставит, — махнул я рукой, принимаясь седлать гнедого.
«Господин бургомистр решил меня кинуть, — думал я, пока мы скакали к магистрату. — Посмотрим…»
Около ратуши стояли два унылых стражника и переминался с ноги на ногу Густав.
— Кто разрешил?! — рявкнул я, спрыгивая с коня.
Латники слегка потупились, ковыряя древками алебард мостовую, будто пытались там что-нибудь раскопать, но брусчатка была сложена на совесть.
— Не слышу ответа, — понизил я голос и заговорил таким тоном, что самому стало противно.
— Господин Артакс, мне приказали… — начал Густав.
— Что приказали? — вызверился я. — Приказали бросить пост и идти сюда? Кто посмел отдать приказ через мою голову? И почему ты исполнил чужой приказ?!
— Господин первый бургомистр приказал встать на караул и никого не пускать! — с тупой решительностью сказал капитан стражи. — В том числе — вас, — добавил он, опуская глаза. — Простите, комендант, но мы подчиняемся ратуше…
— Пока я комендант, пока идет осада — вы подчиняетесь мне! — прорычал я. — Бегом на стены и молите Бога, чтобы там все было гладко. Бегом!
Можно было прочесть по лицам, что страх передо мной боролся со страхом перед первым бургомистром. Я их не осуждал. Просто каждый делал свое дело…
— Простите, господин комендант, — со вздохом обреченности сказал Густав, положив руку на эфес меча и кивая солдатам, — вы уедете, а у нас тут семьи, дети…
— Ну, как знаете, — хмыкнул я, делая шаг вперед. — Не обижайтесь!
Латники, пытавшиеся выставить алебарды, будто бабы скалки, рухнули, столкнувшись лбами, а Густав, получивший удар в живот, упал на мостовую и скрючился, как ребенок в утробе матери. (Ну на самом-то деле не так уж сильно я его и ударил, но нужно же парню соблюсти приличия?)
Пока я «беседовал» с городскими стражниками, подбежала моя молодежь, ведомая Бруно.
— Что случилось, господин комендант? — отсалютовал мне сержант.
— Еще не знаю, — честно ответил я. — Похоже, бургомистры собираются сдать город.
— Ничего… себе! — уставился на меня сержант, а латники «особого» отряда поддержали командира непечатными возгласами.
Еще бы! Эти парни сражались на стенах чаще других. И у них не было семей.
Конечно, не дело затевать войну между городскими стражниками и моей личной «гвардией», но выбора у меня не было.
— Сержант, слушай мою команду! — приказал я, напуская на себя торжественный вид. — Взять магистрат под охрану. Всех впускать — никого не выпускать. В случае моего сигнала бежать на помощь! Все ясно?
— Так точно! — бодро отрапортовал сержант, начиная расставлять стражников.
Перед дверями, где происходило заседание Совета, был еще один караульный. Пожилой стражник, попытавшийся меня остановить, влетел в зал заседаний и растянулся перед креслами бургомистров…
— Не помешаю? — вежливо поинтересовался я, заходя следом.
Зал почти не изменился с того дня, когда меня назначили комендантом. Ну разве что одно из окон было затянуто промасленным холстом, колебавшимся под легкими порывами ветра.
Ульбург, неофициальная столица стеклодувов Швабсонии, мог позволить вставлять в окна магистрата не днища от винных бутылок, а целые стекла. Такое стекло где-нибудь в Аррере или Ларге тянуло на целое состояние. Ну в тех местах догадались бы, что во время осады следует закрывать окна ставнями.
Членов Совета было меньше — кто-то погиб на стенах, кто-то был ранен. Ну про зятя бургомистра и старшину лудильщиков можно не вспоминать.
— Господин Артакс, — оторвался от созерцания собственных коленей старшина стеклодувов, — здесь могут присутствовать только члены Городского Совета…
— Догадываюсь, — бросил я. — Что еще?
— Вы должны уйти! — торжественно заявил стекольщик. — Наемникам не место на заседании Совета!
Я ласково улыбнулся старику и душевно, как родному, сказал:
— Милейший! Вы бы заткнулись.
Тщедушный старшина открыл было рот, чтобы заявить какой-нибудь протест, но при виде моего кулака сник.
Герр Лабстерман, посмотрев на стекольщика, перевел взгляд на меня:
— Собственно говоря, господин Заркаль прав. Но, раз уж вы пришли, сообщите, какое у вас дело?
— Дело, господин первый бургомистр, самое простое. Я хотел поинтересоваться, почему вы, без моего ведома, снимаете стражников со стен и ставите их на охрану ратуши? Тем более используете для своих целей моего лейтенанта.
— Вы не забыли, что капитан городской стражи подчиняется магистрату? — усмехнулся бургомистр. — Разве не так?
— Нет, господин бургомистр, совсем не так, — ответил я как можно суше и официозней. — Вы сами переподчинили мне Густава и городскую стражу. Потому — капитан городской стражи является моим лейтенантом. Если бы вы хотели вернуть все обратно, вы были бы обязаны сообщить об этом мне. И только в случае, если бы город отказался от моих услуг. Об этом, кстати, есть специальный параграф в Общем Уложении Вольных городов. А Уложение, как вы знаете, стоит выше, нежели городское право Ульбурга.
Бургомистр скривился. Возможно, об Общем Уложении, которое сто лет назад подписали все вольные города, он не подумал. Уложение касалось чисто военных дел. Таких, например, как права и обязанности солдат, от рядового стражника и до начальника обороны города. Последний, надо сказать, имеет почти неограниченную власть! А снимать со стен людей без его разрешения считалось изменой.
Будь во главе города не магистрат, а бургграф, все было бы проще. Правитель распоряжался бы жизнью и судьбой каждого горожанина без оглядки на законы. Зато — при нем количество чиновников было бы сведено к минимуму. Коль скоро город управляется выборными лицами, то он имеет и большое количество законов. Бюрократия опасна не только для простых людей, но и для самих бюрократов…
В отличие от бургомистра, Общее Уложение я знал неплохо:
knizhnik.org
 |  |  |  |  |  |  |  |  |  |  |  |  |  |  |
 Пример видео 3 |  Пример видео 2 |  Пример видео 6 |  Пример видео 1 |  Пример видео 5 |  Пример видео 4 |
Администрация муниципального образования «Городское поселение – г.Осташков»