Глава 1
Деревенские новости
. Читать вечный хлебНебольшой рыбацкий баркас медленно подплывал к острову Фэр, входящему в группу Фридландских северных островов Немецкого моря.[1] Стоял осенний вечер. Крепкий северный ветер обдавал рыбаков брызгами ледяной воды. Лов был неудачный, и лица рыбаков, посиневшие от холода, хмурились.
– Зима в этом году будет ранняя, – сказал старый рыбак, попыхивая короткой носогрейкой.
– Да, похоже на то, – отозвался молодой и, помолчав, прибавил: – У Карла опять сеть украли, новую!
Все оживились. Рыбаки начали обсуждать, кто бы мог заниматься у них кражами.
– Мое мнение такое, что это дело рук Ганса, – решительно заявил молодой рыбак.
– Ганса? Ну, уж ты придумаешь! – послышались удивленные голоса.
Ганс был полубольной, тощий, как скелет, высокий старик, одиноко живший в старом, заброшенном здании маяка.
– Ганс? Да он еле ноги таскает! Какие же у тебя доказательства?
– А такие, – заявил молодой рыбак, – что Ганс толстеет.
Это была правда. За последние недели лицо Ганса значительно округлилось, и эта загадочная полнота уже служила предметом деревенских разговоров.
– Говорят, Ганс нашел на берегу клад, выброшенный морем. От такого подарка немудрено пополнеть, – задумчиво сказал старый рыбак.
– Ганс занимается контрабандой.
– А я говорю вам, – не унимался молодой рыбак, – что Ганс крадет у нас сети и рыбу, продает их и жиреет. Вы заметили, поздно вечером он куда-то частенько отлучается. Какие такие у него дела? Все это очень подозрительно.
С молодым рыбаком спорили, но видно было, что его рассказ на многих произвел впечатление. И когда баркас подошел к берегу у старого маяка, один из рыбаков предложил:
– А что, если бы нам зайти к Гансу, посмотреть, как он живет? Обогреемся, а кстати и его пощупаем.
– Вот это дело! – оживился молодой рыбак и начал быстро выгружать рыбу и прибирать снасти.
В небольшом оконце маяка светился огонек. Старик Ганс еще не спал. Он радушно встретил гостей и предложил погреться у полуразвалившегося камина.
– Ну как лов? – спросил он, потирая жилистые руки с крючковатыми пальцами.
– Плохо, – ответил молодой рыбак. Он был зол на неудачный лов и непогоду, и ему хотелось сорвать на ком-нибудь злость. – А ты все полнеешь, Ганс, с чего бы?
Старик жалко улыбнулся и развел руками.
– Ты тоже полнеешь, Людвиг, – ответил он.
– Не обо мне речь. Когда человек своими сетями рыбу ловит да продает, в этом нет ничего удивительного, что полнеешь. А ты вот скажи нам секрет, как, не работая, пополнеть, тогда и мы, может, будем у теплого камина греться, вместо того чтобы в море ревматизмы наживать.
Ганс был явно смущен. Он ежился, потирал руки, пожимал плечами. Все заметили смущение старика, и это заставило поверить в его виновность даже тех, кто сомневался.
– Надо бы произвести у него обыск, – тихо сказал рыжий Фриц, наклоняясь к уху другого рыбака, – я это тонко устрою. – И, обратившись к Гансу, он сказал: – Как ты не боишься жить в этакой развалине? Дунет хороший норд-ост и тебя раздавит в лепешку.
– Стены толстые, как-нибудь доживу, – ответил Ганс.
– А если раздавит? – не унимался Фриц. – Тебе-то, старику, может быть, это и безразлично, а с нас спросят. Зачем не приняли мер безопасности. Еще под суд отдадут. Надо осмотреть твое жилище.
– Что ж его осматривать? – растерянно проговорил Ганс. Он уже не сомневался, что посетители в чем-то его подозревают и пришли неспроста. – Приходите завтра, когда будет светло, и осмотрите, если желаете.
– Зачем завтра? Мы и сегодня можем осмотреть.
– Да ведь темно, лестницы разрушены, ушибиться можете. Ну что за спешка, право. Полсотни лет жил, а тут вдруг одну ночь не переждать.
Людвиг уже понял военную хитрость Фрица и засуетился:
– А ты фонарь зажги.
– Фонарь! У меня и масла нет.
Но Фриц уже шарил по круглой комнате.
– Масла? Вот фонарь. А вот и масло. Ты что же, старик, лукавишь? – Фриц быстро налил масло, зажег фонарь.
– Идем.
Все поднялись и пошли за Фрицем. Ганс, тяжело вздыхая и шаркая ногами, шел следом за ними, поднимаясь в полутьме по сырым, стертым ступеням винтовой лестницы.
В комнате второго этажа лежал всякий хлам, покрытый пылью и мусором обвалившейся штукатурки. Сквозь разбитые стекла окон дул ветер. Свет спугнул несколько летучих мышей, и они шарахнулись по стенам, сдувая пыль и паутину. Фриц внимательно осматривал каждый угол, ворошил мусор тяжелыми рыбацкими сапогами, потом освещал стены и говорил:
– Ишь какие трещины!
Но ничего подозрительного он не нашел.
– Идем в третий этаж.
– Да ничего там нет, – проговорил Ганс. Но Фриц, не слушая его, уже карабкался в верхнюю комнату.
Здесь ветер пронизывал насквозь, проникая не только через открытые впадины окон, но и в огромные щели.
– Ты, кажется, ошибся, Людвиг, – тихо сказал Фриц.
– А вот посмотрим, – громко ответил Людвиг и, разозлившись, толкнул Фрица. – Неси сюда фонарь. Что это такое?
– На сеть не похоже, – сказал громко и Фриц, уже не считая нужным скрывать цель прихода. Фонарь осветил полку и стоящий на ней котелок, прикрытый дощечкой.
Фриц поднял дощечку и заглянул в котелок. Там лежала какая-то студенистая жидкость, напоминавшая лягушечью икру.
– Пойдем, Людвиг, это какая-то перекисшая дрянь. Я ж тебе говорил, что ты ошибся.
Людвиг уже сам злился на себя, что затеял всю эту историю и остался в дураках. Чтобы оттянуть момент своего посрамления, он вытащил из темного угла Ганса и грубо закричал на него:
– Ты что держишь в этом горшке?
К общему удивлению, вопрос Людвига привел Ганса в крайнее смущение. От волнения у старика дрожала нижняя челюсть. Бессвязно он прошептал несколько слов и замолк. Это возбудило интерес к содержимому горшка у остальных рыбаков.
– Что же ты молчишь? – не унимался Людвиг. – Да ты знаешь, куда попадешь за такие дела? – фантазировал он, вдохновленный смущением Ганса.
– Не спрашивайте, прошу вас, – проговорил Ганс упавшим голосом. – Здесь нет никакого преступления, но я дал слово…
Эти слова произвели на всех ошеломляющее впечатление. Неожиданно они оказались перед лицом какой-то загадки. Торжествующий Людвиг бережно ухватил горшок и, приказав Фрицу светить фонарем, спустился вниз.
– Это, кажется, будет поинтереснее краденых сетей, – сказал он возбужденно Фрицу, ставя горшок на стол у камина. – А теперь, – обратился он к Гансу, – ты должен рассказать нам все.
– Но я дал слово…
– Тогда ты пойдешь в тюрьму.
– За что же?
– За это самое. Ты был у нас уже давно на подозрении. Недаром ты стал полнеть.
– Неужели вы знаете?
Людвиг ничего не знал. Но в этот осенний вечер он неожиданно открыл в себе способности сыщика.
– Да, мы знаем все, – уверенно ответил он. – Если ты не будешь запираться, то мы, может быть, и не отправим тебя в тюрьму.
Старик был убит. Он низко опустил голову и, помолчав, сказал:
– Я не хотел нарушить слово и сделать неприятность тому, кто пожалел меня, старика, и был моим благодетелем. Но если вы уже знаете… Это «вечный хлеб», который я получил от профессора Бройера.
Если Людвиг и имел способности сыщика, то ему не хватало профессиональной опытности. Забыв свою роль, он в полнейшем изумлении спросил:
– Вечный хлеб? Что это такое?
Услышав этот вопрос, заданный с искренним удивлением, и возгласы других рыбаков, Ганс понял, что они ничего не знали о «вечном хлебе» и что, очевидно, другое подозрение привело их сюда и случайно открыло тайну, бережно им хранимую. Если бы он еще не назвал фамилии профессора! Но отступать было уже поздно. И сразу сгорбившийся Ганс тяжело опустился на скамью.
– Слушайте. Я скажу вам все…
knigogid.ru
Александр Беляев
ВЕЧНЫЙ ХЛЕБ
I. ДЕРЕВЕНСКИЕ НОВОСТИ
Небольшой рыбацкий баркас медленно подплывал к острову Фэр, входящему в группу Фридландских северных островов Немецкого моря. Стоял осенний вечер. Крепкий северный ветер обдавал рыбаков брызгами ледяной воды. Лов был неудачный, и лица рыбаков, посиневшие от холода, хмурились.
— Зима в этом году будет ранняя, — сказал старый рыбак, попыхивая короткой носогрейкой.
— Да, похоже на то, — отозвался молодой и, помолчав, прибавил:
— У Карла опять сеть украли, новую!
Все оживились. Рыбаки начали обсуждать, кто бы мог заниматься у них кражами.
— Мое мнение такое, что это дело рук Ганса, — решительно заявил молодой рыбак.
— Ганса? Ну, уж ты придумаешь! — послышались удивленные голоса. Ганс был полубольной, тощий, как скелет, высокий старик, одиноко живший в старом, заброшенном здании маяка.
— Ганс? Да он еле ноги таскает! Какие же у тебя доказательства?
— А такие, — заявил молодой рыбак, — что Ганс толстеет. Это была правда. За последние недели лицо Ганса значительно округлилось, и эта загадочная полнота уже служила предметом деревенских разговоров.
— Говорят, Ганс нашел на берегу клад, выброшенный морем. От такого подарка немудрено пополнеть, — задумчиво сказал старый рыбак.
— Ганс занимается контрабандой.
— А я говорю вам, — не унимался молодой рыбак, — что Ганс крадет у нас сети и рыбу, продает их и жиреет. Вы заметили, поздно вечером он куда-то частенько отлучается. Какие такие у него дела? Все это очень подозрительно.
С молодым рыбаком спорили, но видно было, что его рассказ на многих произвел впечатление. И когда баркас подошел к берегу у старого маяка, один из рыбаков предложил:
— А что, если бы нам зайти к Гансу, посмотреть, как он живет? Обогреемся, а кстати и его пощупаем.
— Вот это дело! — оживился молодой рыбак и начал быстро выгружать рыбу и прибирать снасти.
В небольшом оконце маяка светился огонек. Старик Ганс еще не спал. Он радушно встретил гостей и предложил погреться у полуразвалившегося камина.
— Ну как лов? — спросил он, потирая жилистые руки с крючковатыми пальцами.
— Плохо, — ответил молодой рыбак. Он был зол на неудачный лов и непогоду, и ему хотелось сорвать на ком-нибудь злость. — А ты все полнеешь, Ганс, с чего бы?
Старик жалко улыбнулся и развел руками.
— Ты тоже полнеешь, Людвиг, — ответил он.
— Не обо мне речь. Когда человек своими сетями рыбу ловит да продает, в этом нет ничего удивительного, что полнеешь. А ты вот скажи нам секрет, как, не работая, пополнеть, тогда и мы, может, будем у теплого камина греться, вместо того, чтобы в море ревматизмы наживать.
Ганс был явно смущен. Он ежился, потирал руки, пожимал плечами. Все заметили смущение старика, и это заставило поверить в его виновность даже тех, кто сомневался.
— Надо бы произвести у него обыск, — тихо сказал рыжий Фриц, наклоняясь к уху другого рыбака, — я это тонко устрою. — И, обратившись к Гансу, он сказал:
— Как ты не боишься жить в этакой развалине? Дунет хороший норд-ост, и тебя раздавит в лепешку.
— Стены толстые, как-нибудь доживу, — ответил Ганс.
— А если раздавит? — не унимался Фриц. — Тебе-то, старику, может быть, это и безразлично, а с нас спросят. Зачем не приняли мер безопасности. Еще под суд отдадут. Надо осмотреть твое жилище.
— Что ж его осматривать? — растерянно проговорил Ганс. Он уже не сомневался, что посетители в чем-то его подозревают и пришли неспроста. — Приходите завтра, когда будет светло, и осмотрите, если желаете.
— Зачем завтра? Мы и сегодня можем осмотреть.
— Да ведь темно, лестницы разрушены, ушибиться можете. Ну что за спешка, право. Полсотни лет жил, а тут вдруг одну ночь не переждать.
Людвиг уже понял военную хитрость Фрица и засуетился.
— А ты фонарь зажги.
— Фонарь! У меня и масла нет.
Но Фриц уже шарил по круглой комнате.
— Масла? Вот фонарь. А вот и масло. Ты что же, старик, лукавишь? Фриц быстро налил масло, зажег фонарь.
— Идем.
Все поднялись и пошли за Фрицем. Ганс, тяжело вздыхая и шаркая ногами, шел следом за ними, поднимаясь в полутьме по сырым, стертым ступеням винтовой лестницы.
В комнате второго этажа лежал всякий хлам, покрытый пылью и мусором обвалившейся штукатурки. Сквозь разбитые стекла окон дул ветер. Свет спугнул несколько летучих мышей, и они шарахнулись по стенам, сдувая пыль и паутину. Фриц внимательно осматривал каждый угол, ворошил мусор тяжелыми рыбацкими сапогами, потом освещал стены и говорил:
— Ишь какие трещины!
Но ничего подозрительного он не нашел.
— Идем в третий этаж.
— Да ничего там нет, — проговорил Ганс. Но Фриц, не слушая его, уже карабкался в верхнюю комнату.
Здесь ветер пронизывал насквозь, проникая не только через открытые впадины окон, но и в огромные щели.
— Ты, кажется, ошибся, Людвиг, — тихо сказал Фриц.
— А вот посмотрим, — громко ответил Людвиг и, разозлившись, толкнул Фрица. — Неси сюда фонарь. Что это такое?
— На сеть не похоже, — сказал громко и Фриц, уже не считая нужным скрывать цель прихода. Фонарь осветил полку и стоящий на ней котелок, прикрытый дощечкой.
Фриц поднял дощечку и заглянул в котелок. Там лежала какая-то студенистая жидкость, напоминавшая лягушечью икру.
— Пойдем, Людвиг, это какая-то перекисшая дрянь. Я ж тебе говорил, что ты ошибся.
Людвиг уже сам злился на себя, что затеял всю эту историю и остался в дураках. Чтобы оттянуть момент своего посрамления, он вытащил из темного угла Ганса и грубо закричал на него:
— Ты что держишь в этом горшке?
К общему удивлению, вопрос Людвига привел Ганса в крайнее смущение. От волнения у старика дрожала нижняя челюсть. Бессвязно он прошептал несколько слов и замолк. Это возбудило интерес к содержимому горшка у остальных рыбаков.
— Что же ты молчишь? — не унимался Людвиг. — Да ты знаешь, куда попадешь за такие дела? — фантазировал он, вдохновленный смущением Ганса.
— Не спрашивайте, прошу вас, — проговорил Ганс упавшим голосом. — Здесь нет никакого преступления, но я дал слово…
Эти слова произвели на всех ошеломляющее впечатление. Неожиданно они оказались перед лицом какой-то загадки. Торжествующий Людвиг бережно ухватил горшок и, приказав Фрицу светить фонарем, спустился вниз.
— Это, кажется, будет поинтереснее краденых сетей, — сказал он возбужденно Фрицу, ставя горшок на стол у камина.
— А теперь, — обратился он к Гансу, — ты должен рассказать нам все.
— Но я дал слово…
— Тогда ты пойдешь в тюрьму.
— За что же?
— За это самое. Ты был у нас уже давно на подозрении. Недаром ты стал полнеть.
— Неужели вы знаете?
Людвиг ничего не знал. Но в этот осенний вечер он неожиданно открыл в себе способности сыщика.
— Да, мы знаем все, — уверенно ответил он. — Если ты не будешь запираться, то мы, может быть, и не отправим тебя в тюрьму.
Старик был убит. Он низко опустил голову и, помолчав, сказал:
— Я не хотел нарушить слово и сделать неприятность тому, кто пожалел меня, старика, и был моим благодетелем. Но если вы уже знаете… Это «вечный хлеб», который я получил от профессора Бройера.
Если Людвиг и имел способности сыщика, то ему не хватало профессиональной опытности. Забыв свою роль, он в полнейшем изумлении спросил:
— Вечный хлеб? Что это такое?
Услышав этот вопрос, заданный с искренним удивлением, и возгласы других рыбаков, Ганс понял, что они ничего не знали о «вечном хлебе» и что, очевидно, другое подозрение привело их сюда и случайно открыло тайну, бережно им хранимую. Если бы он еще не назвал фамилии профессора! Но отступать было уже поздно. И сразу сгорбившийся Ганс тяжело опустился на скамью.
www.rulit.me
Год издания: 1928
Серии: Не указано
Страниц: 17
Стр. 1 из 17
Небольшой рыбацкий баркас медленно подплывал к острову Фэр, входящему в группу Фридландских северных островов Немецкого моря. Стоял осенний вечер. Крепкий северный ветер обдавал рыбаков брызгами ледяной воды. Лов был неудачный, и лица рыбаков, посиневшие от холода, хмурились.
— Зима в этом году будет ранняя, — сказал старый рыбак, попыхивая короткой носогрейкой.
— Да, похоже на то, — отозвался молодой и, помолчав, прибавил:
— У Карла опять сеть украли, новую!
Все оживились. Рыбаки начали обсуждать, кто бы мог заниматься у них кражами.
— Мое мнение такое, что это дело рук Ганса, — решительно заявил молодой рыбак.
— Ганса? Ну, уж ты придумаешь! — послышались удивленные голоса. Ганс был полубольной, тощий, как скелет, высокий старик, одиноко живший в старом, заброшенном здании маяка.
— Ганс? Да он еле ноги таскает! Какие же у тебя доказательства?
— А такие, — заявил молодой рыбак, — что Ганс толстеет. Это была правда. За последние недели лицо Ганса значительно округлилось, и эта загадочная полнота уже служила предметом деревенских разговоров.
— Говорят, Ганс нашел на берегу клад, выброшенный морем. От такого подарка немудрено пополнеть, — задумчиво сказал старый рыбак.
— Ганс занимается контрабандой.
— А я говорю вам, — не унимался молодой рыбак, — что Ганс крадет у нас сети и рыбу, продает их и жиреет. Вы заметили, поздно вечером он куда-то частенько отлучается. Какие такие у него дела? Все это очень подозрительно.
С молодым рыбаком спорили, но видно было, что его рассказ на многих произвел впечатление. И когда баркас подошел к берегу у старого маяка, один из рыбаков предложил:
— А что, если бы нам зайти к Гансу, посмотреть, как он живет? Обогреемся, а кстати и его пощупаем.
— Вот это дело! — оживился молодой рыбак и начал быстро выгружать рыбу и прибирать снасти.
В небольшом оконце маяка светился огонек. Старик Ганс еще не спал. Он радушно встретил гостей и предложил погреться у полуразвалившегося камина.
— Ну как лов? — спросил он, потирая жилистые руки с крючковатыми пальцами.
— Плохо, — ответил молодой рыбак. Он был зол на неудачный лов и непогоду, и ему хотелось сорвать на ком-нибудь злость. — А ты все полнеешь, Ганс, с чего бы?
Старик жалко улыбнулся и развел руками.
— Ты тоже полнеешь, Людвиг, — ответил он.
— Не обо мне речь. Когда человек своими сетями рыбу ловит да продает, в этом нет ничего удивительного, что полнеешь. А ты вот скажи нам секрет, как, не работая, пополнеть, тогда и мы, может, будем у теплого камина греться, вместо того, чтобы в море ревматизмы наживать.
Ганс был явно смущен. Он ежился, потирал руки, пожимал плечами. Все заметили смущение старика, и это заставило поверить в его виновность даже тех, кто сомневался.
— Надо бы произвести у него обыск, — тихо сказал рыжий Фриц, наклоняясь к уху другого рыбака, — я это тонко устрою. — И, обратившись к Гансу, он сказал:
— Как ты не боишься жить в этакой развалине? Дунет хороший норд-ост, и тебя раздавит в лепешку.
— Стены толстые, как-нибудь доживу, — ответил Ганс.
— А если раздавит? — не унимался Фриц. — Тебе-то, старику, может быть, это и безразлично, а с нас спросят. Зачем не приняли мер безопасности. Еще под суд отдадут. Надо осмотреть твое жилище.
— Что ж его осматривать? — растерянно проговорил Ганс. Он уже не сомневался, что посетители в чем-то его подозревают и пришли неспроста. — Приходите завтра, когда будет светло, и осмотрите, если желаете.
— Зачем завтра? Мы и сегодня можем осмотреть.
— Да ведь темно, лестницы разрушены, ушибиться можете. Ну что за спешка, право. Полсотни лет жил, а тут вдруг одну ночь не переждать.
Людвиг уже понял военную хитрость Фрица и засуетился.
— А ты фонарь зажги.
— Фонарь! У меня и масла нет.
Но Фриц уже шарил по круглой комнате.
— Масла? Вот фонарь. А вот и масло. Ты что же, старик, лукавишь? Фриц быстро налил масло, зажег фонарь.
— Идем.
Все поднялись и пошли за Фрицем. Ганс, тяжело вздыхая и шаркая ногами, шел следом за ними, поднимаясь в полутьме по сырым, стертым ступеням винтовой лестницы.
В комнате второго этажа лежал всякий хлам, покрытый пылью и мусором обвалившейся штукатурки. Сквозь разбитые стекла окон дул ветер. Свет спугнул несколько летучих мышей, и они шарахнулись по стенам, сдувая пыль и паутину. Фриц внимательно осматривал каждый угол, ворошил мусор тяжелыми рыбацкими сапогами, потом освещал стены и говорил:
— Ишь какие трещины!
Но ничего подозрительного он не нашел.
— Идем в третий этаж.
— Да ничего там нет, — проговорил Ганс. Но Фриц, не слушая его, уже карабкался в верхнюю комнату.
Здесь ветер пронизывал насквозь, проникая не только через открытые впадины окон, но и в огромные щели.
— Ты, кажется, ошибся, Людвиг, — тихо сказал Фриц.
— А вот посмотрим, — громко ответил Людвиг и, разозлившись, толкнул Фрица. — Неси сюда фонарь. Что это такое?
— На сеть не похоже, — сказал громко и Фриц, уже не считая нужным скрывать цель прихода. Фонарь осветил полку и стоящий на ней котелок, прикрытый дощечкой.
Фриц поднял дощечку и заглянул в котелок. Там лежала какая-то студенистая жидкость, напоминавшая лягушечью икру.
— Пойдем, Людвиг, это какая-то перекисшая дрянь. Я ж тебе говорил, что ты ошибся.
Людвиг уже сам злился на себя, что затеял всю эту историю и остался в дураках. Чтобы оттянуть момент своего посрамления, он вытащил из темного угла Ганса и грубо закричал на него:
— Ты что держишь в этом горшке?
К общему удивлению, вопрос Людвига привел Ганса в крайнее смущение. От волнения у старика дрожала нижняя челюсть. Бессвязно он прошептал несколько слов и замолк. Это возбудило интерес к содержимому горшка у остальных рыбаков.
— Что же ты молчишь? — не унимался Людвиг. — Да ты знаешь, куда попадешь за такие дела? — фантазировал он, вдохновленный смущением Ганса.
— Не спрашивайте, прошу вас, — проговорил Ганс упавшим голосом. — Здесь нет никакого преступления, но я дал слово…
Эти слова произвели на всех ошеломляющее впечатление. Неожиданно они оказались перед лицом какой-то загадки. Торжествующий Людвиг бережно ухватил горшок и, приказав Фрицу светить фонарем, спустился вниз.
— Это, кажется, будет поинтереснее краденых сетей, — сказал он возбужденно Фрицу, ставя горшок на стол у камина.
— А теперь, — обратился он к Гансу, — ты должен рассказать нам все.
— Но я дал слово…
— Тогда ты пойдешь в тюрьму.
— За что же?
— За это самое. Ты был у нас уже давно на подозрении. Недаром ты стал полнеть.
ruread.net
Небольшой рыбацкий баркас медленно подплывал к острову Фэр, входящему в группу Фридландских северных островов Немецкого моря. Стоял осенний вечер. Крепкий северный ветер обдавал рыбаков брызгами ледяной воды. Лов был неудачный, и лица рыбаков, посиневшие от холода, хмурились.
— Зима в этом году будет ранняя, — сказал старый рыбак, попыхивая короткой носогрейкой.
— Да, похоже на то, — отозвался молодой и, помолчав, прибавил:
— У Карла опять сеть украли, новую!
Все оживились. Рыбаки начали обсуждать, кто бы мог заниматься у них кражами.
— Мое мнение такое, что это дело рук Ганса, — решительно заявил молодой рыбак.
— Ганса? Ну, уж ты придумаешь! — послышались удивленные голоса. Ганс был полубольной, тощий, как скелет, высокий старик, одиноко живший в старом, заброшенном здании маяка.
— Ганс? Да он еле ноги таскает! Какие же у тебя доказательства?
— А такие, — заявил молодой рыбак, — что Ганс толстеет. Это была правда. За последние недели лицо Ганса значительно округлилось, и эта загадочная полнота уже служила предметом деревенских разговоров.
— Говорят, Ганс нашел на берегу клад, выброшенный морем. От такого подарка немудрено пополнеть, — задумчиво сказал старый рыбак.
— Ганс занимается контрабандой.
— А я говорю вам, — не унимался молодой рыбак, — что Ганс крадет у нас сети и рыбу, продает их и жиреет. Вы заметили, поздно вечером он куда-то частенько отлучается. Какие такие у него дела? Все это очень подозрительно.
С молодым рыбаком спорили, но видно было, что его рассказ на многих произвел впечатление. И когда баркас подошел к берегу у старого маяка, один из рыбаков предложил:
— А что, если бы нам зайти к Гансу, посмотреть, как он живет? Обогреемся, а кстати и его пощупаем.
— Вот это дело! — оживился молодой рыбак и начал быстро выгружать рыбу и прибирать снасти.
В небольшом оконце маяка светился огонек. Старик Ганс еще не спал. Он радушно встретил гостей и предложил погреться у полуразвалившегося камина.
— Ну как лов? — спросил он, потирая жилистые руки с крючковатыми пальцами.
— Плохо, — ответил молодой рыбак. Он был зол на неудачный лов и непогоду, и ему хотелось сорвать на ком-нибудь злость. — А ты все полнеешь, Ганс, с чего бы?
Старик жалко улыбнулся и развел руками.
— Ты тоже полнеешь, Людвиг, — ответил он.
— Не обо мне речь. Когда человек своими сетями рыбу ловит да продает, в этом нет ничего удивительного, что полнеешь. А ты вот скажи нам секрет, как, не работая, пополнеть, тогда и мы, может, будем у теплого камина греться, вместо того, чтобы в море ревматизмы наживать.
Ганс был явно смущен. Он ежился, потирал руки, пожимал плечами. Все заметили смущение старика, и это заставило поверить в его виновность даже тех, кто сомневался.
— Надо бы произвести у него обыск, — тихо сказал рыжий Фриц, наклоняясь к уху другого рыбака, — я это тонко устрою. — И, обратившись к Гансу, он сказал:
— Как ты не боишься жить в этакой развалине? Дунет хороший норд-ост, и тебя раздавит в лепешку.
— Стены толстые, как-нибудь доживу, — ответил Ганс.
— А если раздавит? — не унимался Фриц. — Тебе-то, старику, может быть, это и безразлично, а с нас спросят. Зачем не приняли мер безопасности. Еще под суд отдадут. Надо осмотреть твое жилище.
— Что ж его осматривать? — растерянно проговорил Ганс. Он уже не сомневался, что посетители в чем-то его подозревают и пришли неспроста. — Приходите завтра, когда будет светло, и осмотрите, если желаете.
— Зачем завтра? Мы и сегодня можем осмотреть.
— Да ведь темно, лестницы разрушены, ушибиться можете. Ну что за спешка, право. Полсотни лет жил, а тут вдруг одну ночь не переждать.
Людвиг уже понял военную хитрость Фрица и засуетился.
— А ты фонарь зажги.
— Фонарь! У меня и масла нет.
Но Фриц уже шарил по круглой комнате.
— Масла? Вот фонарь. А вот и масло. Ты что же, старик, лукавишь? Фриц быстро налил масло, зажег фонарь.
— Идем.
Все поднялись и пошли за Фрицем. Ганс, тяжело вздыхая и шаркая ногами, шел следом за ними, поднимаясь в полутьме по сырым, стертым ступеням винтовой лестницы.
В комнате второго этажа лежал всякий хлам, покрытый пылью и мусором обвалившейся штукатурки. Сквозь разбитые стекла окон дул ветер. Свет спугнул несколько летучих мышей, и они шарахнулись по стенам, сдувая пыль и паутину. Фриц внимательно осматривал каждый угол, ворошил мусор тяжелыми рыбацкими сапогами, потом освещал стены и говорил:
— Ишь какие трещины!
Но ничего подозрительного он не нашел.
— Идем в третий этаж.
— Да ничего там нет, — проговорил Ганс. Но Фриц, не слушая его, уже карабкался в верхнюю комнату.
Здесь ветер пронизывал насквозь, проникая не только через открытые впадины окон, но и в огромные щели.
— Ты, кажется, ошибся, Людвиг, — тихо сказал Фриц.
— А вот посмотрим, — громко ответил Людвиг и, разозлившись, толкнул Фрица. — Неси сюда фонарь. Что это такое?
— На сеть не похоже, — сказал громко и Фриц, уже не считая нужным скрывать цель прихода. Фонарь осветил полку и стоящий на ней котелок, прикрытый дощечкой.
Фриц поднял дощечку и заглянул в котелок. Там лежала какая-то студенистая жидкость, напоминавшая лягушечью икру.
— Пойдем, Людвиг, это какая-то перекисшая дрянь. Я ж тебе говорил, что ты ошибся.
Людвиг уже сам злился на себя, что затеял всю эту историю и остался в дураках. Чтобы оттянуть момент своего посрамления, он вытащил из темного угла Ганса и грубо закричал на него:
— Ты что держишь в этом горшке?
К общему удивлению, вопрос Людвига привел Ганса в крайнее смущение. От волнения у старика дрожала нижняя челюсть. Бессвязно он прошептал несколько слов и замолк. Это возбудило интерес к содержимому горшка у остальных рыбаков.
— Что же ты молчишь? — не унимался Людвиг. — Да ты знаешь, куда попадешь за такие дела? — фантазировал он, вдохновленный смущением Ганса.
— Не спрашивайте, прошу вас, — проговорил Ганс упавшим голосом. — Здесь нет никакого преступления, но я дал слово…
Эти слова произвели на всех ошеломляющее впечатление. Неожиданно они оказались перед лицом какой-то загадки. Торжествующий Людвиг бережно ухватил горшок и, приказав Фрицу светить фонарем, спустился вниз.
— Это, кажется, будет поинтереснее краденых сетей, — сказал он возбужденно Фрицу, ставя горшок на стол у камина.
— А теперь, — обратился он к Гансу, — ты должен рассказать нам все.
— Но я дал слово…
— Тогда ты пойдешь в тюрьму.
— За что же?
— За это самое. Ты был у нас уже давно на подозрении. Недаром ты стал полнеть.
1Загрузка...
bookocean.net
Небольшой рыбацкий баркас медленно подплывал к острову Фэр, входящему в группу Фридландских северных островов Немецкого моря.[1] Стоял осенний вечер. Крепкий северный ветер обдавал рыбаков брызгами ледяной воды. Лов был неудачный, и лица рыбаков, посиневшие от холода, хмурились.
– Зима в этом году будет ранняя, – сказал старый рыбак, попыхивая короткой носогрейкой.
– Да, похоже на то, – отозвался молодой и, помолчав, прибавил: – У Карла опять сеть украли, новую!
Все оживились. Рыбаки начали обсуждать, кто бы мог заниматься у них кражами.
– Мое мнение такое, что это дело рук Ганса, – решительно заявил молодой рыбак.
– Ганса? Ну, уж ты придумаешь! – послышались удивленные голоса.
Ганс был полубольной, тощий, как скелет, высокий старик, одиноко живший в старом, заброшенном здании маяка.
– Ганс? Да он еле ноги таскает! Какие же у тебя доказательства?
– А такие, – заявил молодой рыбак, – что Ганс толстеет.
Это была правда. За последние недели лицо Ганса значительно округлилось, и эта загадочная полнота уже служила предметом деревенских разговоров.
– Говорят, Ганс нашел на берегу клад, выброшенный морем. От такого подарка немудрено пополнеть, – задумчиво сказал старый рыбак.
– Ганс занимается контрабандой.
– А я говорю вам, – не унимался молодой рыбак, – что Ганс крадет у нас сети и рыбу, продает их и жиреет. Вы заметили, поздно вечером он куда-то частенько отлучается. Какие такие у него дела? Все это очень подозрительно.
С молодым рыбаком спорили, но видно было, что его рассказ на многих произвел впечатление. И когда баркас подошел к берегу у старого маяка, один из рыбаков предложил:
– А что, если бы нам зайти к Гансу, посмотреть, как он живет? Обогреемся, а кстати и его пощупаем.
– Вот это дело! – оживился молодой рыбак и начал быстро выгружать рыбу и прибирать снасти.
В небольшом оконце маяка светился огонек. Старик Ганс еще не спал. Он радушно встретил гостей и предложил погреться у полуразвалившегося камина.
– Ну как лов? – спросил он, потирая жилистые руки с крючковатыми пальцами.
– Плохо, – ответил молодой рыбак. Он был зол на неудачный лов и непогоду, и ему хотелось сорвать на ком-нибудь злость. – А ты все полнеешь, Ганс, с чего бы?
Старик жалко улыбнулся и развел руками.
– Ты тоже полнеешь, Людвиг, – ответил он.
– Не обо мне речь. Когда человек своими сетями рыбу ловит да продает, в этом нет ничего удивительного, что полнеешь. А ты вот скажи нам секрет, как, не работая, пополнеть, тогда и мы, может, будем у теплого камина греться, вместо того чтобы в море ревматизмы наживать.
Ганс был явно смущен. Он ежился, потирал руки, пожимал плечами. Все заметили смущение старика, и это заставило поверить в его виновность даже тех, кто сомневался.
– Надо бы произвести у него обыск, – тихо сказал рыжий Фриц, наклоняясь к уху другого рыбака, – я это тонко устрою. – И, обратившись к Гансу, он сказал: – Как ты не боишься жить в этакой развалине? Дунет хороший норд-ост и тебя раздавит в лепешку.
– Стены толстые, как-нибудь доживу, – ответил Ганс.
– А если раздавит? – не унимался Фриц. – Тебе-то, старику, может быть, это и безразлично, а с нас спросят. Зачем не приняли мер безопасности. Еще под суд отдадут. Надо осмотреть твое жилище.
– Что ж его осматривать? – растерянно проговорил Ганс. Он уже не сомневался, что посетители в чем-то его подозревают и пришли неспроста. – Приходите завтра, когда будет светло, и осмотрите, если желаете.
– Зачем завтра? Мы и сегодня можем осмотреть.
– Да ведь темно, лестницы разрушены, ушибиться можете. Ну что за спешка, право. Полсотни лет жил, а тут вдруг одну ночь не переждать.
Людвиг уже понял военную хитрость Фрица и засуетился:
– А ты фонарь зажги.
– Фонарь! У меня и масла нет.
Но Фриц уже шарил по круглой комнате.
– Масла? Вот фонарь. А вот и масло. Ты что же, старик, лукавишь? – Фриц быстро налил масло, зажег фонарь.
– Идем.
Все поднялись и пошли за Фрицем. Ганс, тяжело вздыхая и шаркая ногами, шел следом за ними, поднимаясь в полутьме по сырым, стертым ступеням винтовой лестницы.
В комнате второго этажа лежал всякий хлам, покрытый пылью и мусором обвалившейся штукатурки. Сквозь разбитые стекла окон дул ветер. Свет спугнул несколько летучих мышей, и они шарахнулись по стенам, сдувая пыль и паутину. Фриц внимательно осматривал каждый угол, ворошил мусор тяжелыми рыбацкими сапогами, потом освещал стены и говорил:
– Ишь какие трещины!
Но ничего подозрительного он не нашел.
– Идем в третий этаж.
– Да ничего там нет, – проговорил Ганс. Но Фриц, не слушая его, уже карабкался в верхнюю комнату.
Здесь ветер пронизывал насквозь, проникая не только через открытые впадины окон, но и в огромные щели.
– Ты, кажется, ошибся, Людвиг, – тихо сказал Фриц.
– А вот посмотрим, – громко ответил Людвиг и, разозлившись, толкнул Фрица. – Неси сюда фонарь. Что это такое?
– На сеть не похоже, – сказал громко и Фриц, уже не считая нужным скрывать цель прихода. Фонарь осветил полку и стоящий на ней котелок, прикрытый дощечкой.
Фриц поднял дощечку и заглянул в котелок. Там лежала какая-то студенистая жидкость, напоминавшая лягушечью икру.
– Пойдем, Людвиг, это какая-то перекисшая дрянь. Я ж тебе говорил, что ты ошибся.
Людвиг уже сам злился на себя, что затеял всю эту историю и остался в дураках. Чтобы оттянуть момент своего посрамления, он вытащил из темного угла Ганса и грубо закричал на него:
– Ты что держишь в этом горшке?
К общему удивлению, вопрос Людвига привел Ганса в крайнее смущение. От волнения у старика дрожала нижняя челюсть. Бессвязно он прошептал несколько слов и замолк. Это возбудило интерес к содержимому горшка у остальных рыбаков.
– Что же ты молчишь? – не унимался Людвиг. – Да ты знаешь, куда попадешь за такие дела? – фантазировал он, вдохновленный смущением Ганса.
– Не спрашивайте, прошу вас, – проговорил Ганс упавшим голосом. – Здесь нет никакого преступления, но я дал слово…
Эти слова произвели на всех ошеломляющее впечатление. Неожиданно они оказались перед лицом какой-то загадки. Торжествующий Людвиг бережно ухватил горшок и, приказав Фрицу светить фонарем, спустился вниз.
– Это, кажется, будет поинтереснее краденых сетей, – сказал он возбужденно Фрицу, ставя горшок на стол у камина. – А теперь, – обратился он к Гансу, – ты должен рассказать нам все.
– Но я дал слово…
– Тогда ты пойдешь в тюрьму.
– За что же?
– За это самое. Ты был у нас уже давно на подозрении. Недаром ты стал полнеть.
– Неужели вы знаете?
Людвиг ничего не знал. Но в этот осенний вечер он неожиданно открыл в себе способности сыщика.
– Да, мы знаем все, – уверенно ответил он. – Если ты не будешь запираться, то мы, может быть, и не отправим тебя в тюрьму.
Старик был убит. Он низко опустил голову и, помолчав, сказал:
– Я не хотел нарушить слово и сделать неприятность тому, кто пожалел меня, старика, и был моим благодетелем. Но если вы уже знаете… Это «вечный хлеб», который я получил от профессора Бройера.
Если Людвиг и имел способности сыщика, то ему не хватало профессиональной опытности. Забыв свою роль, он в полнейшем изумлении спросил:
– Вечный хлеб? Что это такое?
Услышав этот вопрос, заданный с искренним удивлением, и возгласы других рыбаков, Ганс понял, что они ничего не знали о «вечном хлебе» и что, очевидно, другое подозрение привело их сюда и случайно открыло тайну, бережно им хранимую. Если бы он еще не назвал фамилии профессора! Но отступать было уже поздно. И сразу сгорбившийся Ганс тяжело опустился на скамью.
– Слушайте. Я скажу вам все…
mybook.ru
— Неужели вы знаете?
Людвиг ничего не знал. Но в этот осенний вечер он неожиданно открыл в себе способности сыщика.
— Да, мы знаем все, — уверенно ответил он. — Если ты не будешь запираться, то мы, может быть, и не отправим тебя в тюрьму.
Старик был убит. Он низко опустил голову и, помолчав, сказал:
— Я не хотел нарушить слово и сделать неприятность тому, кто пожалел меня, старика, и был моим благодетелем. Но если вы уже знаете… Это «вечный хлеб», который я получил от профессора Бройера.
Если Людвиг и имел способности сыщика, то ему не хватало профессиональной опытности. Забыв свою роль, он в полнейшем изумлении спросил:
— Вечный хлеб? Что это такое?
Услышав этот вопрос, заданный с искренним удивлением, и возгласы других рыбаков, Ганс понял, что они ничего не знали о «вечном хлебе» и что, очевидно, другое подозрение привело их сюда и случайно открыло тайну, бережно им хранимую. Если бы он еще не назвал фамилии профессора! Но отступать было уже поздно. И сразу сгорбившийся Ганс тяжело опустился на скамью.
— Слушайте. Я скажу вам все…
— Я очень нуждался, больше того: я голодал, — так начал свое признание старик Ганс. — Однажды вечером, когда я от голодного истощения не в силах был выйти из дому, ко мне постучались. Я открыл дверь и увидал перед собой старого профессора Бройера, который, как вы знаете, живет недалеко от нашей деревушки в усадьбе.
— Знаем, говори дальше, — нетерпеливо прервал Ганса Фриц.
— Профессор Бройер сказал мне: «Я могу накормить тебя, Ганс, накормить на всю жизнь, если только ты дашь мне слово никому не говорить об этом». Я дал ему клятву, — старик тяжело вздохнул, — которую теперь нарушил… Тогда Бройер вынул из-под плаща банку и протянул ее мне. «В этой банке, — сказал он мне, — находится „вечный хлеб“, или „тесто“. Если ты съешь половину этого теста, то будешь сыт весь день. А через сутки тесто само нарастет, и банка будет опять полная. Не бойся, Ганс, — сказал профессор, — это не вредное тесто. Не смотри, что оно некрасиво выглядит. Тесто питательно и вкусно. Попробуй». Я не решался. Тогда профессор откушал сам и говорит: «Ну, вот видишь, я жив и здоров». Он оставил мне банку и просил наведываться к нему и сказывать, как я себя чувствую. Потом он ушел…
Рыбаки слушали рассказ Ганса с таким напряженным вниманием и удивлением, что многие из них даже раскрыли рты.
— И что же было дальше? — ерзая на стуле от нетерпения, спросил Фриц.
— Я долго не решался притронуться к тесту, — продолжал Ганс. — Оно так похоже на лягушечью икру. Противно было. Несколько раз я подходил к банке, но не мог побороть отвращения. От голода мне не спалось. Под утро, когда спазмы стали сводить мне желудок, я решил: все равно умирать… И, зачерпнув ложкой, я проглотил кусок теста. Оно оказалось довольно вкусным и напоминало растертое печеное яблоко. Не прошло минуты, как я почувствовал полную сытость. Силы быстро прибывали. Мысленно поблагодарив профессора за его чудесный подарок, я крепко уснул и проснулся бодрым и здоровым.
— А тесто? Ты посмотрел на тесто?
— Я съел меньше половины, а к утру банка была полна до краев. С тех пор я начал хорошо питаться и быстро пополнел.
Казалось, слушатели окаменели от изумления. Но когда старик окончил свой рассказ, все пришли в движение, заговорили, замахали руками, повскакали с мест.
— Это что же выходит? Вроде скатерти-самобранки?..
— Да, если бы нам дали такой клад, то больше ничего на свете и не надо. Ни тебе землю пахать, ни тебе в море болтаться — лежи на лавке да тесто закладывай в рот…
— А по нашим безродным местам, где и картошка-то плохо растет… Когда первое волнение несколько улеглось, всех охватило сомнение. Да возможно ли это? Не морочит ли их старый Ганс? Слишком необычайной, чудесной казалась эта сказка о «вечном хлебе».
— А ты не врешь, старик? — строго спросил Людвиг.
— Зачем мне врать? Я могу при вас покушать. — И Ганс, зачерпнув ложкой, с аппетитом проглотил большой кусок густого теста.
Все смотрели на него с таким видом, как будто он глотает живую змею.
— Не угодно ли кому попробовать?
Но никто не решался.
Однако недоверие было сломлено. Все вновь начали обсуждать это необычайное событие, завидуя счастливому Гансу.
Жены и дети, беспокоясь о долгом отсутствии мужей и отцов, разыскали их и скоро наполнили всю комнату К полуночи уже вся рыбацкая деревня знала о необычайной новости. И разговоры шли до утра. А рано утром, еще до восхода солнца, к старому маяку потянулось настоящее паломничество. Каждому хотелось посмотреть на чудесный «вечный хлеб» и насколько он вырос за ночь. Фриц и Людвиг сторожили у банки всю ночь и теперь явились свидетелями того, что действительно тесто «подошло», как опара, и заполнило всю банку.
Фриц первый решился испробовать тесто и удостоверил, что оно очень вкусно и сытно.
Никогда еще круглая комната маяка не видала столько народу. Теперь здесь шло беспрерывное заседание. Рыбаки не могли примириться с мыслью, что таким кладом обладает только Ганс. После долгих споров они решили послать депутацию к профессору Бройеру, расспросить его о хлебе и просить наделить этим хлебом всех. Депутатами были избраны Фриц, Людвиг и учитель Отто Вейсман, как самый грамотный и начитанный в деревне человек. Ганс просил взять и его, чтобы он мог оправдаться перед профессором.
Профессор Бройер был ученый с мировым именем. Его работы в области биохимии, поражавшие своей смелостью, возбуждали споры и в то же время живейший интерес среди ученых Европы и Америки. Несколько лет тому назад, будучи старым, но еще очень бодрым человеком, он неожиданно для всех оставил чтение лекций в берлинском университете и удалился «на покой», как говорил он, избрал своим местожительством отдаленную от центра местность и построил себе небольшой домик на острове Фэр. Ближайшим своим друзьям он говорил, что удаляется от «мирской суеты», чтобы заняться лабораторными опытами над разрешением одной задачи мировой важности. Однако в чем заключалась эта задача, он никому не говорил.
— В наших университетах, — не без горечи говорил он своим друзьям, — можно работать только по шаблону. Всякая революционная научная мысль возбуждает тревогу и опасения. За вами следят ассистенты, студенты, лаборанты, доценты, корреспонденты, ректор и даже представители церкви. Попробуйте при таких условиях революционизировать науку! Вас засмеют, утопят в интригах прежде, чем вы добьетесь какого-нибудь результата. Там я свободен. О моих ошибках не узнает никто, мой конечный успех будет говорить сам за себя.
И он «ушел от суеты», прекратив всякое общение, даже переписку с внешним миром.
Рыбаки деревушки, по соседству с которой он поселился, не знали о мировой известности профессора, да и вообще очень мало знали его, так как он почти никуда не показывался. Изредка, ранним утром или на закате, его можно было видеть бродящим среди пустынных дюн. Его считали непонятным, немного чудаковатым стариком, и только. И неожиданно в руках этого старика оказалось богатство, которое может осчастливить всех.
2Загрузка...
bookocean.net
Ганс вышел в другую комнату, прикрыл за собой дверь, долго копался там и наконец вышел. С тяжелым вздохом передал он профессору тесто.
Бройер посмотрел в небольшую металлическую банку.
— Это все?
— Неужели же я еще раз обману вас, господин…
— Хорошо. Если обманете, тем хуже будет для вас.
— А противоядие, господин профессор?
— Я принесу вам. Не беспокойтесь.
Когда Бройер вышел из комнаты, Ганс залился веселым старческим смехом и, обращаясь к своей экономке, сказал:
— А я ведь оставил себе маленький кусочек. Самый малюсенький. Сдается мне, что профессор тоже лукавит. Тут не отравление, ему тесто надо на что-нибудь другое.
У дома Ганса уже толпились рыболовы, ожидая услышать свежую новость от Ганса. Но эту новость им пришлось услышать от самого профессора. Он обратился к ним с той же речью, что и к Гансу. Уверял, что все они умрут через неделю, если не примут противоядия. А противоядие он обещал в обмен за тесто. Рыбаки слушали: одни с удивлением, другие с испугом. Но все они уверяли, что теста у них не осталось «ни порошиночки». Расторговались и проигрались.
Профессор кричал, пугал их, топал ногами, ничего не помогало. Теста нет, но противоядие он должен им дать. Только трое обещали принести тесто. Остальные были настроены уже враждебно.
— Обещал всех оделить, а теперь последнее отбираешь!
— Если отравил, так и лечи, — слышались угрожающие выкрики.
— Да поймите вы, несчастные, что я вас жалею, о вас беспокоюсь…
— Видим, как жалеешь…
— Вы сами не знаете, какие несчастья, какой ужас ожидает вас. Истощив весь запас убеждений, профессор в изнеможении опустился на ступеньки крыльца и закрыл лицо руками.
— Какой ужас, какой ужас! — тихо говорил он, покачивая головой. Некоторым рыбакам стало жаль его.
— Дадим уж ему по маленькому кусочку, пусть не убивается. Бройер услышал это. Подняв голову, он сказал:
— Все или ничего! Кусочками тут не поможешь.
— Вот это я уж и не понимаю, — сказал, выступив вперед, старый рыбак. — Почему это так выходит, что если все отдадим, то не отравимся?
— Если все не отдадите, то я не дам вам противоядия.
— Как так не дашь?
Настроение толпы вновь резко изменилось.
— Если не дашь, то раньше нас к бабушке пойдешь. Давай сейчас же! Толпа окружила Бройера, подхватила под руки и повела к дому, как арестованного. Профессор беспомощно висел на руках рыбаков и только говорил, как в бреду:
— Какой ужас!.. Какое несчастье!..
Придя домой, он шатающейся походкой прошел к себе в лабораторию и вынес оттуда большую склянку с прозрачной жидкостью.
— Вот, отпейте по глотку. Отнесите Гансу. Дайте отпить всем, кто ел тесто.
Рыбаки ушли, обсуждая странное поведение профессора.
— Рехнулся человек.
— Очень просто. Он и раньше был с придурью.
А профессор прошел к себе в кабинет и дрожащей рукой написал телеграмму на имя знакомого депутата.
...«Сообщите правительству необходимости немедленного изъятия и уничтожения всех запасов „вечного хлеба“ точка сообщите это иностранным державам точка противном случае тире массовое отравление точка Бройер».
Так как вопрос о монополии на «вечный хлеб» решен был государством, то для обсуждения телеграммы Бройера было созвано совещание кабинета министров. Чтобы не возбуждать паники, телеграмма держалась в полном секрете. Министр финансов возлагал большие надежды на «хлеб», чтобы поправить государственные финансы и укрепить курс марки, и потому горячо убеждал членов кабинета не придавать значения телеграмме.
— Это или кунштюк изобретателя, недовольного тем, что ему не досталась роль «благодетеля человечества», или, что скорее, бред сумасшедшего. Наши лучшие профессора производили тщательный анализ «хлеба» и не нашли в нем никаких вредных веществ.
Заседание было очень бурное. Все соглашались только в одном, что нельзя спешить с опубликованием приказа об уничтожении «хлеба», пока это дело не будет всесторонне освещено. Министру здравоохранения спешно поручили произвести еще раз, через специалистов, исследование «хлеба», а также людей, которые питались им. Решено было также отправить двух профессоров: одного — психиатра и другого — химика, личных его знакомых, чтобы они, под видом дружеского посещения, справились о здоровье Бройера и попытались разузнать, какая опасность может угрожать тем, кто ел тесто.
Через несколько дней врачи, которым поручено было исследовать «хлеб» и питавшихся им, сделали доклад; они говорили, что вторичное исследование «хлеба» дало те же результаты. Хлеб питателен, богат витаминами, настолько удобоварим, что прекрасно усваивается желудком больных и даже грудных детей, как дополнительное питание к молоку матери, и совершенно безвреден. Все питающиеся этим хлебом чувствуют себя прекрасно. Малокровные и худосочные поправились в короткий срок. В состоянии здоровья туберкулезных, перешедших на питание «тестом», произошло значительное улучшение.
Министр торговли, услышав этот доклад, вздохнул с облегчением.
— А я, признаться, из любопытства и по долгу службы скушал кусочек злополучного теста. И, прочитав эту телеграмму, все время ощущал, как будто из этой лягушечьей икры у меня в желудке развелись лягушки. Скоро прибыли и профессора, командированные на остров Фэр. Они сообщили, что нашли Бройера в очень подавленном состоянии.
— О психозе говорить нельзя, — докладывал психиатр, — но состояние нервной системы Бройера неутешительно. У него замечаются резкие изменения настроения, характерные для сильной степени неврастении. От полного угнетения он вдруг переходит к возбужденному состоянию. Нас встретил не совсем дружелюбно. Сообщить что-либо конкретное о своих опасениях отказался. Говорит: «Сами заварили кашу, сами и расхлебывайте. Я исполнил свой долг и предупредил об опасности. Теперь поступайте как хотите и принимайте ответственность на себя».
Этим докладом министры были несколько смущены. Если бы не государственная монополия! Но брать на правительство ответственность за какую-то грозящую опасность… Однако практические интересы восторжествовали. С телеграммой Бройера решено было не считаться.
Кригман, которому удалось узнать об этой телеграмме, сказал Роденштоку:
— Правительство отнимает у нас «хлеб». Ну что ж! Свой капитал мы успели вернуть, хоть и с небольшими процентами. Если теперь и выйдет что неприятное с этим «хлебом», нас не будут обвинять в отравлении.
Весна принесла Гансу огорчение: от него ушла экономка, вышедшая замуж за рыбака соседней деревни. Старику трудно было привыкать к жизни холостяка: самому прибирать комнаты, готовить обед, мыть белье. Он ходил по деревне и приглашал к себе в услужение вдов и сирот. Но никто не шел. Женщины, как и мужчины, давно отвыкли от труда. Несмотря на опустошения, произведенные кабачками и рулетками, никто еще не нуждался так, чтобы идти работать у других. Старик должен был примириться со своей участью. Чтобы не готовить себе обед, он опять начал питаться «тестом», которое до сих пор берег на вырост и продажу.
11Загрузка...
bookocean.net
Пример видео 3 | Пример видео 2 | Пример видео 6 | Пример видео 1 | Пример видео 5 | Пример видео 4 |
Администрация муниципального образования «Городское поселение – г.Осташков»