Елена Прудникова - Битва за хлеб. От продразверстки до коллективизации. Прудникова битва за хлеб
Елена Прудникова - Битва за хлеб. От продразверстки до коллективизации
Елена Анатольевна Прудникова
Битва за хлеб
От продразверстки до коллективизации
© Прудникова Е.А., 2016
© ООО «Издательство «Вече», 2016
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2016
Сайт издательства www.veche.ru
Битва за хлеб
От продразверстки до коллективизации
– Дядечка, тот мальчик топил меня или спасал?
– Спасал, дурочка…
– А… за волосы… зачем?
Валентина Осеева. ДинкаСквозь лохмотья и грязь, сквозь кровавые рубцы благословенная подлинность пробивалась наружу, как источник из-под наваленных на него камней.
Элеонора Раткевич. Палач МерхиныНастанет день, когда дети наши, мысленно созерцая позор и ужас наших дней, многое простят России за то, что все же не один Каин владычествовал во мраке этих дней, но и Авель был среди сынов ее.
…Итак, победоносное восстание закончилось. Утихли речи, погасли огни, разъехались по домам делегаты исторического II съезда Советов. Эйфория прошла, и кучка людей в Смольном осталась наедине с огромной, охваченной хаосом страной. Страной, в которой и в благополучные-то времена абсолютное большинство населения жило ниже черты бедности, а уж после трех лет войны и восьми месяцев безвластия, да еще при явно начинающейся новой войне…
Что думали и чувствовали простые люди Советской России, хорошо описал Георгий Соломон, который, возвращаясь весной 1919 года домой, так описывал свои первые о ней впечатления:
«Мне резко бросился в глаза внешний вид красноармейцев: босые, лохматые, одетые в какую-то рвань, не имевшую ничего общего с военной формой, изможденные, они производили впечатление каких-то бродяг… Окружив меня и моих спутников, стояли оборванцы с винтовками, босые, в фуражках и шапках, ничем, кроме своего оружия, не напоминавшие солдат. Они как-то виновато и смущенно переминались с ноги на ногу, не зная, как отнестись ко мне. Наконец один из них обратился ко мне с просьбой:
– Не найдется ли у вас, товарищ, папироски али табачку… смерть покурить охота.
Я дал им каждому по папироске. Покурили. Они стали меня расспрашивать, кто я, как и что… Поговорили на эту тему.
– А что, господин консул, – спросил один из них, – вам неизвестно, сказывают, скоро французы и англичане придут нас ослобонить… в народе много бают, так вот, вы не слыхали ли чего там, за границей?
– От кого освобождать? – спросил я.
– Да от кого же, как не от большевиков, – отвечал солдат.
– Ну, полно вам, ребята, языки чесать, нечего зря в колокола звонить, – оборвал его один из красноармейцев, оказавшийся старшим. – Так это они невесть что болтают, – заметил он, обращаясь ко мне, – пустомели…»
Как выяснилось, красноармейцы отражали общее настроение, которое постоянно подтверждалось по пути к Двинску.
«Грустная и тяжелая это была дорога. Мы ехали по разоренной стране. Всюду следы войны. Обгорелые остатки целых выжженных деревень. Кое-где встречались покинутые концентрационные лагеря, напоминавшие клетки для диких зверей. Мы ехали, вернее, тащились по лесам и пустыням, поросшим травой, вдоль запущенных полей, и мы почти не встречали скота, – все, или почти все, было реквизировано, перерезано… И всюду картины лишений, лишений без конца!
…Уныние и полная безнадежность царили повсюду, и люди даже не скрывали своего отчаяния и в случайных беседах открыто жаловались на то, что большевики довели их своими реквизициями и всей своей политикой до полного разорения, полной нищеты, – что они постепенно перерезали весь скот… Сопровождавшие нас красноармейцы лишь подтверждали слова крестьян и тоже грустно и безнадежно вздыхали. Никто не скрывал своей ненависти к новому режиму, и все ждали освобождения извне, от французов, англичан, немцев… Поражало то, что никто не боялся говорить вслух о своей ненависти к большевикам и о своих „контрреволюционных“ надеждах и вожделениях».
Таким было общее настроение населения Советской России в то время: «Кто бы пришел да ослобонил от большевиков». Настроение это обычно сохранялось до того момента, когда появлялись «освободители». А после их появления население уже через несколько месяцев, если не недель, начинало с тоской вспоминать красные ленты на шапках.
То, что «адмиралъ» Колчак воевал с красными в Сибири – общеизвестно. Менее известно, что он сделал практически невозможное: уже через полгода Сибирь была охвачена мощнейшим партизанским движением. Это ж надо уметь – сделать такое в регионе, где вдоволь земли, никогда не было помещиков и практически нет пролетариата, где большевики изначально не могли иметь народной поддержки.
Его высокоблагородие сумел. Как – о том вспоминает, например, генерал Гревс, командующий американским оккупационным корпусом в Сибири:
«В Восточной Сибири совершались ужасные убийства, но совершались они не большевиками, как это обычно думали. Я не ошибусь, если скажу, что в Восточной Сибири на каждого человека, убитого большевиками, приходилось по 100 человек убитых антибольшевистскими элементами…
…Усмирение Розанов[1] повел „японским способом“. Захваченное у большевиков селение подвергалось грабежу, мужское население ими выпарывалось поголовно или расстреливалось. Не щадили ни стариков, ни женщин. Наиболее подозрительные по большевизму селения просто сжигались. Естественно, что при приближении розановских отрядов по крайней мере мужское население разбегалось по тайге, невольно пополняя собой отряды повстанцев».
Но еще более впечатляет поведение колчаковского воинства при отступлении, когда ни о каком усмирении речь уже не шла. Одно из таких свидетельств сообщил врач из Красноярска Владимир Величко в своей возмущенной интернет-рецензии на фильм «Адмиралъ»:
«В 1978 году я, выпускник медицинского института, приехал работать в маленький городок, расположенный на Транссибирской магистрали. В Гражданскую войну железнодорожная станция этого городка называлась Клюквенная, а фронт – Клюквенским. Здесь проходили наиболее ожесточенные сражения белых и красных. Однажды пришлось мне познакомиться с пациентом – старым, девяностолетним дедом. Вот его слова о колчаковцах:
„Когда их погнали от Омска на восток, они на каждой станции вешали и расстреливали десятками, если не сотнями человек. Делали они это так. Между крышей высокой водонапорной башни и ее кирпичной стенкой они просовывали десятка два оглоблей и развешивали гирлянды. Хватали и вешали без разбора – женщин, детей, стариков. Моего деда, которому тогда было за восемьдесят, – повесили. Еще они делали так. Связывали жителей по двое, спина к спине, и кидали на рельсы. После этого пускали паровоз. Это колчаковцы называли – смазать рельсы! Иногда на рельсы они укладывали людей на протяжении двухсот – трехсот метров. Сколько было крови…Кроме этого, они в теплушках привозили избитых и раненых людей – видимо, из Красноярска, это 120 км от Клюквенной. Их выкидывали из вагонов и вязали спина к спине. Женщин и мужчин связывали лицом к лицу. Вязали очень плотно. Потом их раскладывали на рельсы, офицеры поднимались в кабину паровоза, и он шел по людям. Кого резало колесами, кого давило днищем паровоза. Некоторые умудрялись выкатиться на обочину, этих, когда паровоз проходил, не убивали, а смеялись, что Бог их спас“.
Дедушка этот сам не видел ни разу, как паровоз проходил по телам связанных людей, но два раза видел, ЧТО оставалось от раздавленных, и его заставляли убирать трупы и копать могилы для таких. Часть трупов топили в болоте на окраине станции».
Мы хорошо знаем другую войну, в которой отступавшие войска творили нечто подобное, – Великая Отечественная, «тактика выжженной земли» Адольфа Гитлера. С двумя пунктами расхождения. Во-первых, гитлеровцы применяли подобные методы к чужому народу, а во-вторых, уважающие себя немецкие военные, тем более офицеры, брезговали заниматься подобной работой. Есть сведения, что попытка использовать войска СС в качестве карателей в Ленинградской области едва не вызвала бунт.
Воинство «Авеля»… ну вы ведь прочли, так о чем еще говорить?
Самостийную Украину «освобождали» немцы – и уже к лету получили такую народную войну, что вынуждены были держать там миллион солдат. Ну а уж те места, которые «освобождала» Добровольческая армия, особенно казаки…
Василий Галин в своей книге собрал свидетельства очевидцев о том, как происходило освобождение. «Специальные отряды (деникинских войск) не жалели шомполов и виселиц для непокорных. Тех, кто не давал продовольствия, расстреливали на месте. Еще сильнее приток в отряды повстанцев увеличился после того, как каратели, не добившись от крестьян добровольной сдачи оружия, стали сжигать целые деревни»…
www.libfox.ru
Читать Сталин. Битва за хлеб - Прудникова Елена Анатольевна - Страница 1
Елена Прудникова
Сталин. Битва за хлеб
Автор благодарит московского исследователя Ивана Чигирина и сообщества интернет-форумов «На берегах Шантары», ВИФ2 и интернет-портала диакона Андрея Кураева.
— Дядечка, тот мальчик топил меня или спасал?
— Спасал, дурочка…
— А… за волосы… зачем?
Валентина Осеева. Динка
Сквозь лохмотья и грязь, сквозь кровавые рубцы благословенная подлинность пробивалась наружу, как источник из-под наваленных на него камней.
Элеонора Раткевич. Палач Мерхины
ВВЕДЕНИЕ
За последние двадцать лет на постсоветском пространстве устоялся и окреп специфический жанр фэнтези, который проф. Инъязов, находившийся не в духе, сурово обозвал словом «Ерня». Термин, понятное дело, происходит от назойливого вклеивания буквы Ъ (ер) в произведения жанра.
По сути своей, Ъ-фильмы, Ъ-книги и Ъ-публицистика являются фэнтези в чистом виде. Они объединяют в себе ретро-идеализм с махровым толкиенизмом и по сути работают на комплекс национальной инвалидности. Послание, которое они доносят до зрителя, заключается в следующем: на бонбоньерочную идиллию дореволюционной России налетает извне пьяное быдло, подзуживаемое хитрыми брюнетами в пенсне — и давай необоснованно рубить румяных гимназисток, французскую булку, бараночки, даму в шляпе, собачку, детей и бутошника Антипа. Солдаты Порядка (их легко опознать по трезвости, эполетам и постоянному «Честь имею!») объединяются, чтобы дать отпор навалившемуся хаосу — но, увы: их отчего-то слишком мало, и они терпят поражение. Что, несомненно, является крупнейшей геополитической катастрофой двадцатого века[1]…
Настанет день, когда дети наши, мысленно созерцая позор и ужас наших дней, многое простят России за то, что все же не один Каин владычествовал во мраке этих дней, но и Авель был среди сынов её.
Иван Бунин. Из речи на панихиде по Колчаку
…Итак, победоносное восстание закончилось. Утихли речи, погасли огни, разъехались по домам делегаты исторического II съезда Советов. Эйфория прошла, и кучка людей в Смольном осталась наедине с огромной, охваченной хаосом страной. Страной, в которой и в благополучные-то времена абсолютное большинство населения жило ниже черты бедности, а уж после трех лет войны и восьми месяцев безвластия, да ещё при явно начинающейся новой войне…
Что думали и чувствовали простые люди Советской России, хорошо показал бывший советский консул в Германии Георгий Соломон, который, возвращаясь весной 1919 года домой, так описывал свои первые о ней впечатления.
«Мне резко бросился в глаза внешний вид красноармейцев: босые, лохматые, одетые в какую-то рвань, не имевшую ничего общего с военной формой, изможденные, они производили впечатление каких-то бродяг… Окружив меня и моих спутников, стояли оборванцы с винтовками, босые, в фуражках и шапках, ничем, кроме своего оружия, не напоминавшие солдат. Они как-то виновато и смущенно переминались с ноги на ногу, не зная, как отнестись ко мне. Наконец один из них обратился ко мне с просьбой:
— Не найдётся ли у вас, товарищ, папироски али табачку… смерть покурить охота.
Я дал им каждому по папироске. Покурили. Они стали меня расспрашивать, кто я, как и что… Поговорили на эту тему.
— А что, господин консул, — спросил один из них, — вам неизвестно, сказывают, скоро французы и англичане придут нас ослобонить… в народе много бают, так вот, вы не слыхали ли чего там, за границей?
— От кого освобождать? — спросил я.
— Да от кого же, как не от большевиков, — отвечал солдат.
— Ну полно вам, ребята, языки чесать, нечего зря в колокола звонить, — оборвал его один из красноармейцев, оказавшийся старшим. — Так это они невесть что болтают, — заметил он, обращаясь ко мне, — пустомели…»
Как выяснилось, красноармейцы отражали общее настроение, которое постоянно подтверждалось по пути к Двинску.
«Грустная и тяжёлая это была дорога. Мы ехали по разоренной стране. Всюду следы войны. Обгорелые остатки целых выжженных деревень. Кое-где встречались покинутые концентрационные лагеря, напоминавшие клетки для диких зверей. Мы ехали, вернее, тащились по лесам и пустыням, поросшим травой, вдоль запущенных полей, и мы почти не встречали скота, — всё, или почти всё, было реквизировано, перерезано… И всюду картины лишений, лишений без конца!
…Уныние и полная безнадежность царили повсюду, и люди даже не скрывали своего отчаяния и в случайных беседах открыто жаловались на то, что большевики довели их своими реквизициями и всей своей политикой до полного разорения, полной нищеты, — что они постепенно перерезали весь скот… Сопровождавшие нас красноармейцы лишь подтверждали слова крестьян и тоже грустно и безнадежно вздыхали. Никто не скрывал своей ненависти к новому режиму, и все ждали освобоэкдения извне, от французов, англичан, немцев… Поражало то, что никто не боялся говорить вслух о своей ненависти к большевикам и о своих „контрреволюционных“ надеждах и вожделениях».
Таким было общее настроение населения Советской России в то время: «Кто бы пришёл да ослобонил от большевиков». Настроение это обычно сохранялось до того момента, когда появлялись «освободители». А после их появления население уже через несколько месяцев, если не недель, начинало с тоской вспоминать красные ленты на шапках.
То, что «адмиралъ» Колчак воевал с красными в Сибири — общеизвестно. Менее известно, что он сделал практически невозможное: уже через полгода Сибирь была охвачена мощнейшим партизанским движением. Это ж надо уметь — сотворить такое в регионе, где вдоволь земли, никогда не было помещиков и практически нет пролетариата, где большевики изначально не могли иметь народной поддержки.
Его высокоблагородие сумел. Как — о том вспоминает, например, генерал Гревс, командующий американским оккупационным корпусом в Сибири:
«В Восточной Сибири совершались ужасные убийства, но совершались они не большевиками, как это обычно думали. Я не ошибусь, если скажу, что в Восточной Сибири на каждого человека, убитого большевиками, приходилось по 100 человек, убитых антибольшевистскими элементами…
…Усмирение Розанов[2] повёл „японским способом“. Захваченное у большевиков селение подвергалось грабежу, мужское население ими выпарывалось поголовно или расстреливалось. Не щадили ни стариков, ни женщин. Наиболее подозрительные по большевизму селения просто сжигались. Естественно, что при приближении розановских отрядов по крайней мере мужское население разбегалось по тайге, невольно пополняя собой отряды повстанцев».
Но ещё более впечатляет поведение колчаковского воинства при отступлении, когда ни о каком усмирении речь уже не шла. Одно из таких свидетельств сообщил врач из Красноярска Владимир Величко в своей возмущенной интернет-рецензии на фильм «Адмиралъ»:
«В 1978 году я, выпускник медицинского института, приехал работать в маленький городок, расположенный на транссибирской магистрали. В Гражданскую войну железнодорожная станция этого городка называлась Клюквенная, а фронт — Клюквенским. Здесь проходили наиболее ожесточенные сражения белых и красных. Однажды пришлось мне познакомиться с пациентом — старым, девяностолетним дедом. Вот его слова о колчаковцах:
„Когда их погнали от Омска на восток, они на каждой станции вешали и расстреливали десятками, если не сотнями человек. Делали они это так. Между крышей высокой водонапорной башни и ее кирпичной стенкой они просовывали десятка два оглоблей и развешивали гирлянды. Хватали и вешали без разбора — женщин, детей, стариков. Моего деда, которому тогда было за восемьдесят, — повесили. Ещё они делали так. Связывали жителей по двое, спина к спине, и кидали на рельсы. После этого пускали паровоз. Это колчаковцы называли — смазать рельсы! Иногда на рельсы они укладывали людей на протяжении двухсот-трехсот метров. Сколько было крови… Кроме этого, они в теплушках привозили избитых и раненых людей — видимо, из Красноярска, это 120 км от Клюквенной. Их выкидывали из вагонов и вязали спина к спине. Женщин и мужчин связывали лицом к лицу. Вязали очень плотно. Потом их раскладывали на рельсы, офицеры поднимались в кабину паровоза, и он шел по людям. Кого резало колесами, кого давило днищем паровоза. Некоторые умудрялись выкатиться на обочину, этих, когда паровоз проходил, не убивали, а смеялись, что Бог их спас“.
Дедушка этот сам не видел ни разу, как паровоз проходил по телам связанных людей, но два раза видел, ЧТО оставалось от раздавленных, и его заставляли убирать трупы и копать могилы. Часть трупов топили в болоте на окраине станции».
online-knigi.com
Читать онлайн "Сталин. Битва за хлеб" автора Прудникова Елена Анатольевна - RuLit
Елена Прудникова
Сталин. Битва за хлеб
Автор благодарит московского исследователя Ивана Чигирина и сообщества интернет-форумов «На берегах Шантары», ВИФ2 и интернет-портала диакона Андрея Кураева.
— Дядечка, тот мальчик топил меня или спасал?
— Спасал, дурочка…
— А… за волосы… зачем?
Валентина Осеева. Динка
Сквозь лохмотья и грязь, сквозь кровавые рубцы благословенная подлинность пробивалась наружу, как источник из-под наваленных на него камней.
Элеонора Раткевич. Палач Мерхины
За последние двадцать лет на постсоветском пространстве устоялся и окреп специфический жанр фэнтези, который проф. Инъязов, находившийся не в духе, сурово обозвал словом «Ерня». Термин, понятное дело, происходит от назойливого вклеивания буквы Ъ (ер) в произведения жанра.
По сути своей, Ъ-фильмы, Ъ-книги и Ъ-публицистика являются фэнтези в чистом виде. Они объединяют в себе ретро-идеализм с махровым толкиенизмом и по сути работают на комплекс национальной инвалидности. Послание, которое они доносят до зрителя, заключается в следующем: на бонбоньерочную идиллию дореволюционной России налетает извне пьяное быдло, подзуживаемое хитрыми брюнетами в пенсне — и давай необоснованно рубить румяных гимназисток, французскую булку, бараночки, даму в шляпе, собачку, детей и бутошника Антипа. Солдаты Порядка (их легко опознать по трезвости, эполетам и постоянному «Честь имею!») объединяются, чтобы дать отпор навалившемуся хаосу — но, увы: их отчего-то слишком мало, и они терпят поражение. Что, несомненно, является крупнейшей геополитической катастрофой двадцатого века[1]…
Настанет день, когда дети наши, мысленно созерцая позор и ужас наших дней, многое простят России за то, что все же не один Каин владычествовал во мраке этих дней, но и Авель был среди сынов её.
Иван Бунин. Из речи на панихиде по Колчаку
…Итак, победоносное восстание закончилось. Утихли речи, погасли огни, разъехались по домам делегаты исторического II съезда Советов. Эйфория прошла, и кучка людей в Смольном осталась наедине с огромной, охваченной хаосом страной. Страной, в которой и в благополучные-то времена абсолютное большинство населения жило ниже черты бедности, а уж после трех лет войны и восьми месяцев безвластия, да ещё при явно начинающейся новой войне…
Что думали и чувствовали простые люди Советской России, хорошо показал бывший советский консул в Германии Георгий Соломон, который, возвращаясь весной 1919 года домой, так описывал свои первые о ней впечатления.
«Мне резко бросился в глаза внешний вид красноармейцев: босые, лохматые, одетые в какую-то рвань, не имевшую ничего общего с военной формой, изможденные, они производили впечатление каких-то бродяг… Окружив меня и моих спутников, стояли оборванцы с винтовками, босые, в фуражках и шапках, ничем, кроме своего оружия, не напоминавшие солдат. Они как-то виновато и смущенно переминались с ноги на ногу, не зная, как отнестись ко мне. Наконец один из них обратился ко мне с просьбой:
— Не найдётся ли у вас, товарищ, папироски али табачку… смерть покурить охота.
Я дал им каждому по папироске. Покурили. Они стали меня расспрашивать, кто я, как и что… Поговорили на эту тему.
— А что, господин консул, — спросил один из них, — вам неизвестно, сказывают, скоро французы и англичане придут нас ослобонить… в народе много бают, так вот, вы не слыхали ли чего там, за границей?
— От кого освобождать? — спросил я.
— Да от кого же, как не от большевиков, — отвечал солдат.
— Ну полно вам, ребята, языки чесать, нечего зря в колокола звонить, — оборвал его один из красноармейцев, оказавшийся старшим. — Так это они невесть что болтают, — заметил он, обращаясь ко мне, — пустомели…»
Как выяснилось, красноармейцы отражали общее настроение, которое постоянно подтверждалось по пути к Двинску.
«Грустная и тяжёлая это была дорога. Мы ехали по разоренной стране. Всюду следы войны. Обгорелые остатки целых выжженных деревень. Кое-где встречались покинутые концентрационные лагеря, напоминавшие клетки для диких зверей. Мы ехали, вернее, тащились по лесам и пустыням, поросшим травой, вдоль запущенных полей, и мы почти не встречали скота, — всё, или почти всё, было реквизировано, перерезано… И всюду картины лишений, лишений без конца!
…Уныние и полная безнадежность царили повсюду, и люди даже не скрывали своего отчаяния и в случайных беседах открыто жаловались на то, что большевики довели их своими реквизициями и всей своей политикой до полного разорения, полной нищеты, — что они постепенно перерезали весь скот… Сопровождавшие нас красноармейцы лишь подтверждали слова крестьян и тоже грустно и безнадежно вздыхали. Никто не скрывал своей ненависти к новому режиму, и все ждали освобоэкдения извне, от французов, англичан, немцев… Поражало то, что никто не боялся говорить вслух о своей ненависти к большевикам и о своих „контрреволюционных“ надеждах и вожделениях».
вернутьсяНашла на форуме в Интернете. Кто автор, так и не поняла.
www.rulit.me
Елена Прудникова - Битва за хлеб. От продразверстки до коллективизации
Россия входила в ХХ век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Четыре пятых населения Российской империи проживало в деревнях, и большая часть крестьян даже впроголодь не могла прокормить себя. Две попытки провести аграрную реформу – 1861 и 1906 гг. – с треском провалились. Первая по причине лени и косности помещиков. Вторая – из-за инстинкта самосохранения крестьян
Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство совершило невозможное, проведя невероятную по смелости аграрную реформу. И сразу же после ее окончания к власти в Германии пришел Гитлер. О да, конечно, это всего лишь совпадение, а не признание "мировым сообществом" того факта, что сама по себе Россия не развалится, и теперь ее придется уничтожать силой.
Книга издается в авторской редакции.
Содержание:
Елена Анатольевна ПрудниковаБитва за хлебОт продразверстки до коллективизации
© Прудникова Е.А., 2016
© ООО "Издательство "Вече", 2016
© ООО "Издательство "Вече", электронная версия, 2016
Сайт издательства www.veche.ru
Битва за хлебОт продразверстки до коллективизации
– Дядечка, тот мальчик топил меня или спасал?
– Спасал, дурочка…
– А… за волосы… зачем?
Валентина Осеева. Динка
Сквозь лохмотья и грязь, сквозь кровавые рубцы благословенная подлинность пробивалась наружу, как источник из-под наваленных на него камней.
Элеонора Раткевич. Палач Мерхины
Настанет день, когда дети наши, мысленно созерцая позор и ужас наших дней, многое простят России за то, что все же не один Каин владычествовал во мраке этих дней, но и Авель был среди сынов ее.
Иван Бунин. Из речи на панихиде по Колчаку
Введение
…Итак, победоносное восстание закончилось. Утихли речи, погасли огни, разъехались по домам делегаты исторического II съезда Советов. Эйфория прошла, и кучка людей в Смольном осталась наедине с огромной, охваченной хаосом страной. Страной, в которой и в благополучные-то времена абсолютное большинство населения жило ниже черты бедности, а уж после трех лет войны и восьми месяцев безвластия, да еще при явно начинающейся новой войне…
Что думали и чувствовали простые люди Советской России, хорошо описал Георгий Соломон, который, возвращаясь весной 1919 года домой, так описывал свои первые о ней впечатления:
"Мне резко бросился в глаза внешний вид красноармейцев: босые, лохматые, одетые в какую-то рвань, не имевшую ничего общего с военной формой, изможденные, они производили впечатление каких-то бродяг… Окружив меня и моих спутников, стояли оборванцы с винтовками, босые, в фуражках и шапках, ничем, кроме своего оружия, не напоминавшие солдат. Они как-то виновато и смущенно переминались с ноги на ногу, не зная, как отнестись ко мне. Наконец один из них обратился ко мне с просьбой:
– Не найдется ли у вас, товарищ, папироски али табачку… смерть покурить охота.
Я дал им каждому по папироске. Покурили. Они стали меня расспрашивать, кто я, как и что… Поговорили на эту тему.
– А что, господин консул, – спросил один из них, – вам неизвестно, сказывают, скоро французы и англичане придут нас ослобонить… в народе много бают, так вот, вы не слыхали ли чего там, за границей?
– От кого освобождать? – спросил я.
– Да от кого же, как не от большевиков, – отвечал солдат.
– Ну, полно вам, ребята, языки чесать, нечего зря в колокола звонить, – оборвал его один из красноармейцев, оказавшийся старшим. – Так это они невесть что болтают, – заметил он, обращаясь ко мне, – пустомели…"
Как выяснилось, красноармейцы отражали общее настроение, которое постоянно подтверждалось по пути к Двинску.
"Грустная и тяжелая это была дорога. Мы ехали по разоренной стране. Всюду следы войны. Обгорелые остатки целых выжженных деревень. Кое-где встречались покинутые концентрационные лагеря, напоминавшие клетки для диких зверей. Мы ехали, вернее, тащились по лесам и пустыням, поросшим травой, вдоль запущенных полей, и мы почти не встречали скота, – все, или почти все, было реквизировано, перерезано… И всюду картины лишений, лишений без конца!
…Уныние и полная безнадежность царили повсюду, и люди даже не скрывали своего отчаяния и в случайных беседах открыто жаловались на то, что большевики довели их своими реквизициями и всей своей политикой до полного разорения, полной нищеты, – что они постепенно перерезали весь скот… Сопровождавшие нас красноармейцы лишь подтверждали слова крестьян и тоже грустно и безнадежно вздыхали. Никто не скрывал своей ненависти к новому режиму, и все ждали освобождения извне, от французов, англичан, немцев… Поражало то, что никто не боялся говорить вслух о своей ненависти к большевикам и о своих "контрреволюционных" надеждах и вожделениях".
Таким было общее настроение населения Советской России в то время: "Кто бы пришел да ослобонил от большевиков". Настроение это обычно сохранялось до того момента, когда появлялись "освободители". А после их появления население уже через несколько месяцев, если не недель, начинало с тоской вспоминать красные ленты на шапках.
То, что "адмиралъ" Колчак воевал с красными в Сибири – общеизвестно. Менее известно, что он сделал практически невозможное: уже через полгода Сибирь была охвачена мощнейшим партизанским движением. Это ж надо уметь – сделать такое в регионе, где вдоволь земли, никогда не было помещиков и практически нет пролетариата, где большевики изначально не могли иметь народной поддержки.
Его высокоблагородие сумел. Как – о том вспоминает, например, генерал Гревс, командующий американским оккупационным корпусом в Сибири:
"В Восточной Сибири совершались ужасные убийства, но совершались они не большевиками, как это обычно думали. Я не ошибусь, если скажу, что в Восточной Сибири на каждого человека, убитого большевиками, приходилось по 100 человек убитых антибольшевистскими элементами…
…Усмирение Розанов[1] повел "японским способом". Захваченное у большевиков селение подвергалось грабежу, мужское население ими выпарывалось поголовно или расстреливалось. Не щадили ни стариков, ни женщин. Наиболее подозрительные по большевизму селения просто сжигались. Естественно, что при приближении розановских отрядов по крайней мере мужское население разбегалось по тайге, невольно пополняя собой отряды повстанцев".Но еще более впечатляет поведение колчаковского воинства при отступлении, когда ни о каком усмирении речь уже не шла. Одно из таких свидетельств сообщил врач из Красноярска Владимир Величко в своей возмущенной интернет-рецензии на фильм "Адмиралъ":
"В 1978 году я, выпускник медицинского института, приехал работать в маленький городок, расположенный на Транссибирской магистрали. В Гражданскую войну железнодорожная станция этого городка называлась Клюквенная, а фронт – Клюквенским. Здесь проходили наиболее ожесточенные сражения белых и красных. Однажды пришлось мне познакомиться с пациентом – старым, девяностолетним дедом. Вот его слова о колчаковцах:
"Когда их погнали от Омска на восток, они на каждой станции вешали и расстреливали десятками, если не сотнями человек. Делали они это так. Между крышей высокой водонапорной башни и ее кирпичной стенкой они просовывали десятка два оглоблей и развешивали гирлянды. Хватали и вешали без разбора – женщин, детей, стариков. Моего деда, которому тогда было за восемьдесят, – повесили. Еще они делали так. Связывали жителей по двое, спина к спине, и кидали на рельсы. После этого пускали паровоз. Это колчаковцы называли – смазать рельсы! Иногда на рельсы они укладывали людей на протяжении двухсот – трехсот метров. Сколько было крови…Кроме этого, они в теплушках привозили избитых и раненых людей – видимо, из Красноярска, это 120 км от Клюквенной. Их выкидывали из вагонов и вязали спина к спине. Женщин и мужчин связывали лицом к лицу. Вязали очень плотно. Потом их раскладывали на рельсы, офицеры поднимались в кабину паровоза, и он шел по людям. Кого резало колесами, кого давило днищем паровоза. Некоторые умудрялись выкатиться на обочину, этих, когда паровоз проходил, не убивали, а смеялись, что Бог их спас".
Дедушка этот сам не видел ни разу, как паровоз проходил по телам связанных людей, но два раза видел, ЧТО оставалось от раздавленных, и его заставляли убирать трупы и копать могилы для таких. Часть трупов топили в болоте на окраине станции".
profilib.net
Елена Прудникова - Битва за хлеб. От продразверстки до коллективизации
"С раннего утра красноармейцы с агентами приступили к исполнению своих обязанностей. Сего числа был контролер от Наркомпрода т. Абакумов, который со своей стороны заметил неправильные действия уполномоченного в том, что мы не оставляем крестьянам норму, какая им полагается, но он, конечно, забыл о том, что если мы будем считаться с нормой, то цифры, которые полагаются с Козловского уезда, взять мы не сможем. Разъясняю, что если будут являться такие контролеры, то продуктивной работы быть не может. Но мы не обращаем внимания на контролера и продолжаем работать, как работали ранее"[95].Ну и что с таким кадром можно сделать, если и родная контора ему не указ?
Из доклада уполномоченного Усманского уездного исполкома Я. Воронских. 27 апреля 1920 года:
"Получив полномочия для работы при продотряде Демчинской волости, я совместно с волисполкомом немедленно приступил к осмотру разверстки и незаконных действий продотряда в некоторых сельсоветах. 23 апреля продотряд ловил всех граждан, шедших в совет и просто проходивших мимо исполкома. Пойманных сажали в амбар и отправляли в Усмань без всяких причин к аресту. Много случаев избиения женщин плетками (закрыто и открыто), били и членов совета. Был даже и такой случай. Красноармейцы стали бить женщин прикладами, сельский учитель Алексеев и председатель пролеткульта Ярцев стали говорить, что так делать нельзя. А их арестовали и посадили в амбар. На вопрос председателя уисполкома Шишкина "Имеете ли вы право сечь плетками?" комендант Светлов ответил – "Декрета о запрещении бить плеткой нет". И эти слова были произнесены в большой массе присутствующих.
Много случаев, когда врывались в дома без представителей местной власти, делали обыски, забирали вещи, которые им нравятся. Копии с акта о конфискации вещи и расписки неразборчивы… Население политически и морально убито… Разверстка проводилась не по классовому принципу, ни с чем не считаясь, продотряд угнал стадо коров, среди которых много пропало у бедняков и семей красноармейцев, хотя многие семьи красноармейцев выполнили продразверстку, им коров не возвращают… Семенной картофель весь отбирают, были случаи – вырывали и резаный картофель. 21 апреля особоуполномоченным упродкома Зыбиным было отдано распоряжение, запрещающее пахать в поле, ехавших в поле – арестовывать, отбирать лошадей и сажать в амбар. Отмены данного распоряжения до сих пор не последовало… Я прошу уисполком принять меры и выгнать всю сволочь из продотряда, которая дискредитирует Советскую власть"[96].Такое творилось по всей стране – точнее, по всем губерниям, где был хлеб. Если бы продотряды… но "если" тут не работает, потому что продразверстка была неотделима от методов ее проведения по причине уже сто раз упомянутых факторов: нет хлеба, нет кадров, и идет война.
Из доклада председателя Тюменской Губчека П.И. Студитова. 5 апреля 1921 года:
"Продовольственная кампания, которая должна была пройти в 21 году по Сибири, в частности, по Тюменской губернии, не могла не оставить своих препятствий, принимая во внимание, что впервые ложится на плечи сибирского крестьянина это тягло, к которому он не привык, а также по своему социальному положению он стоит далеко от принципов советской власти…
(Дальше он говорит об отсутствии политической работы в деревне и о невнимании к сельским ячейкам РКП(б). – Е.П.)
…Как в начале, так и в конце продработы не было попыток взять политический контроль над действиями продорганов, что и развязывало руки в беззаконных действиях и бессистемной работе продорганов…
Участвуя лично сам в ликвидации январского ишимского восстания, выехал с 50 кавалеристами в Ишимский уезд. Нельзя было не подметить преступную работу продорганов, которая выражалась в сбивчивой и бестолковой тактике о норме, на почве чего нередко приходилось наблюдать самому крестьянину брань и скандал между продработниками, от которых исходило одно распоряжение о 10-пудовой норме на едока, второй дает распоряжение на 8 пудов. Смотришь, третий говорит совершенно другое: что никакой нормы быть не может, а надо выполнить то, что наложено по разверстке[97].Помимо этого, не единичные случаи со стороны продработников – выходка, которые называются преступлением, как то: грубое отношение, были случаи побоев, никакие заявления не принимались во внимание, бесшабашная конфискация, а также не было твердой уверенности в том, что останется хлеб у крестьянина или отбирается до зерна. Это говорят примеры: имея сведения из какой-либо волости о голодовке, что и принимались меры удовлетворения через губпродкомиссара, каковой при первом этом вопросе становится в тупик и не может дать ответа: действительность это или нет[98], уже не говоря о том, что могли предвидеть этого положения"[99].И в качестве резюме:
"Предлогом к восстанию использовали благоприятную почву, созданную продработой. Беспочвенная политика продорганов в вопросе государственной разверстки, которая не могла дать ни малейшей гарантии в благоприятном сборе семян. Кормовой и норма, которые должны были остаться для существования, также ни один продработник не может дать гарантии в том, что осталось для этой цели у крестьянина или нет. Политика продорганов далеко стояла от этого, едва ли можно будет ошибиться в понятии их выполнения разверстки, которая заключалась в том, во что бы то ни стало назначенную норму наркомпродом выполнить. И выполнение это было применено под силой штыка, не задумываясь о последствиях. Эта политика продорганов развязывала руки техническим выполнителям. Их действия нередко сопровождались преступлениями, и надо сказать, что контрреволюция подготовилась к этому, учтя политическую неразвитость сибирского крестьянства, шкурнические и собственнические убеждения его. Плюс ко всему этому слабость наших советских и партийных органов, в силу чего были преступления со стороны технических выполнителей продработы"[100].В принципе, то же самое происходило во всех хлебородных губерниях, где продкомитеты, пользуясь особыми правами, подмяли под себя все и всех. В деревне формировался внутренний фронт – между зажиточными крестьянами и продработниками. Уровень зажиточности определялся аппетитами продкомов. Если ради выполнения продразверстки начинали трясти бедняков, то и бедняки брали в руки вилы и поднимались против власти. Если нет – значит, нет…
Впрочем, в глазах продкомиссара, только что пришедшего в деревню с голодающего завода, и бедняк был не беден. Ибо все относительно…
Наплявать, наплявать, надоело воевать… или Рекрутов не давать
Как родная меня мать провожала,
Тут и вся моя родня набежала.
"Ах, куда ты, паренек, ах, куда ты,
Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты".
Демьян Бедный
Одновременно с хлебозаготовками летом 1918 года красная власть начала проводить другую, не менее ненавистную крестьянам операцию, которая касалась уже всего населения. Речь идет о мобилизации.
Собственно, чего-то подобного следовало ожидать. Можно было тешиться маниловскими проектами о добровольческой Красной Армии, пока не было настоящей войны. Но после того, как в мае 1918-го чехословаки подняли мятеж, на который откликнулись и белые, и эсеры, стало ясно, что дела пошли всерьез, и дела паршивые. Мигом сориентировавшись, 29 мая ВЦИК принял постановление о принудительном наборе трудящихся в Красную Армию. Или, говоря более понятными словами, о мобилизации. Позиция населения, которое едва успело покончить с одной войной и уже получило другую, в комментариях не нуждается, хотя и тут имело место расслоение.
Бедняки шли более охотно – им было за что бороться, да и государство оказывало помощь красноармейским семьям. Прочие крестьяне старались, как могли, уклониться от призыва, а при попытке нажать на них брались за колья, вилы и спрятанные винтари. Военные комиссариаты формировались на ходу, в них широко пользовались услугами офицеров царской армии, у которых имелись, мягко говоря, не совсем подходящие для советской власти привычки, да и к измене данный контингент был чрезвычайно склонен. А без них тоже никак – ни рабочий, ни студент мобилизации не проведет.
Так что, если не было мирского приговора, в Красную Армию уходили в основном бедняки-активисты, еще более ослабляя позиции советской власти в деревне, прочие же упорно игнорировали мобилизацию. А добиться приговора было не так-то просто.
profilib.net
Елена Прудникова - Битва за хлеб. От продразверстки до коллективизации
Митрополит Сергий (Страгородский). Православная Русская Церковь и советская власть (к созыву Поместного Собора Православной Церкви). http: //chri-soc.narod.ru/III.htm
Мозохин О. Право на репрессии. М., 2006.
Осипова Т. Российское крестьянство в революции и Гражданской войне. М., 2001.
Осокина Е. В тисках социалистической торговли // Россия нэповская. Исследования. М., 2002.
Пантелеев Л. Повести и рассказы. М., 1969.
Письма во власть. 1928–1939.М., 2002.
Пыхалов И. Кормила ли Россия пол-Европы? // Спецназ России. 2004. № 1.
Самошкин В.В. Антоновское восстание. М., 2005. Интернет-версия.
Сенников Б. Тамбовское восстание 1918–1921 гг. и раскрестьянивание России 1929–1933 гг. М.: Посев, 2004.
Совершенно секретно. Лубянка – Сталину о положении в стране. (1922–1934 гг.). М., 2002. http: //www.iriran.ru/lub-st.html
Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939. Документы и материалы. В 4-х тт. М., 2000.
Сталин И. Собрание сочинений. М., 1951.
Стенограммы заседаний политбюро ЦК РКП(б) – ВКП(б). 1923–1928. В 3 тт. М., 2007.
Телицын В. "Бессмысленный и беспощадный"? Феномен крестьянского бунтарства 1917–1921 годов. М., 2003. С.150–153.
Телицын В. Восстановление сельского хозяйства // Россия нэповская. Исследования. М., 2002.
Телицын В. "Лицом к деревне" и лицо деревни // Россия нэповская. Исследования. М., 2002.
Телицын В. Реанимация военного коммунизма в деревне // Росcия нэповская. Исследования. М., 2002.
Тепляков А. Красный бандитизм // Родина. 2000. № 4.
Шалагинов В. Крах атамана Анненкова / Неотвратимое возмездие: по материалам судебных процессов над изменниками Родины, фашистскими палачами и агентами империалистических разведок. http: //militera.lib.ru/h/sb_neotvratimoe_vozmezdie/index.html
Шекшеев А. Гайдар и красный бандитизм: последняя тайна. http: //gaidar.ompu.ur.ru/index.php? main=sci_sheksheev&id=100001
Шубин А. Мир на краю бездны. М., 2004.
Штырбул А. Красный бандитизм в Сибири // Из прошлого Сибири. Вып. 2. Ч. 2. Новосибирск, 1996.
Иллюстрации
Демонстрация в Петрограде. 1917 г.
Очередь за хлебом. Петроград. 1917 г.
Газета "Известия" с текстом "Декрета о земле"
А.Д. Цюрупа
Конфискация зерна. Из "Революционных акварелей". Художник И.А. Владимиров
Допрос кулака и священника. Из "Революционных акварелей". Художник И.А. Владимиров
"Долой кулака из колхоза". Советский плакат
"Против воя кулаков – дружным, коллективным фронтом на посев!". Советский плакат
"Ударная работа обеспечит город хлебом, колхозы машинами". Советский плакат
"Зорко охраняй социалистический урожай". Советский плакат
"Иди, товарищ, к нам в колхоз!". Советский плакат
"Батраки и комсомольцы, на трактор!". Советский плакат
Одни из первых советских тракторов
С.М. Киров и другие партийные и советские руководители на Ленинградском металлургическом заводе. 1927 г.
Агитационный стенд первой пятилетки на Советской площади в Москве. 1931 г.
Примечания
1
И.о. генерал-губернатора Енисейской губернии.
2
Нет, ну мне все ж таки очень интересно: с позиций какой религии право собственности является священным?
3
Почему жуткой – о том ниже.
4
В пользу этой версии говорит и то, что расстреляли всех. Москва могла распорядиться о казни царя и царицы, в крайнем случае – наследника. Но в расстреле девушек, а тем более слуг не было ни политического, ни какого-либо иного смысла, а по репутации правительства сия акция била наотмашь. Ленин такие вещи понимал, а вот что творилось в головах екатеринбургского начальства – тайна великая.
5
Например: а какие политические взгляды были у Павки Корчагина, героя культовой книги довоенного времени? В более позднее время такой вопрос не возникал, поскольку молчаливо предполагалось, что они совпадали с "генеральной линией партии". Но из текста книги совершенно не следует, что ее герой вообще представлял себе политику "генеральной линии" иначе, чем в самых простых лозунгах.
6
Напомню, что голодать Россия начала раньше. Согласно свидетельству генерала Деникина, летом 1917 года в армии хлебный паек составлял полтора фунта (600 граммов) хлеба. Для населения в крупных городах он составлял 0,6 фунта (300 граммов).
7
Как нас учили в школе, основное отличие феодализма от рабовладения – то, что при феодализме крестьянина нельзя продать отдельно от земли.
8
Способ хозяйствования на земле, включающий выращивание кормовых трав.
9
На самом деле по ходу размежевания помещики еще и прихватили себе от 20 до 40 % крестьянской земли.
10
Десятина – около 1,1 гектара.
11
Цит. по: Кара-Мурза C. Гражданская война. Интернет-версия.
12
Налицо явная связь с рассказом Владимира Величко, приведенным во введении. Отступающие белые убивали население точно так же, как крестьянин при подходе воинства Наполеона поджигал свою избу. "Если не мне – так не доставайся же ты никому!"
13
Литошенко Л. Социализация земли в России. Новосибирск, 2001. С. 117.
14
Мне приходилось читать вполне серьезную работу, где успех той же Столыпинской реформы определяется количеством выделившихся из общины крестьянских хозяйств – показатель, который не говорит вообще ни о чем!
15
Отруба – объединенные в одно поле земельные наделы, которые передавались в собственность крестьянам. Звучит так, как будто бы они располагались с краю общинной земли, а в реальности их часто нарезали посередине, поперек, да еще и захватывая лучшие земли. С одной стороны, существовал социальный заказ на поддержку собственника, с другой – был еще и такой фактор, как взятка землемеру…
16
При этом не надо забывать, что, в отличие даже от рабочих, положение крестьян не улучшалось со временем, а ухудшалось.
17
Литошенко Л. Социализация земли в России. С. 112–113.
18
Составлено по материалам обследования семейных бюджетов.
19
Этот том "Словаря" вышел в 1913 г.
profilib.net
Елена Прудникова - Битва за хлеб. От продразверстки до коллективизации
Тогда же Наркомпродом были установлены нормы потребления для хлебопроизводящих губерний – тот минимум, который не подлежал реквизиции. Нормы были вполне пристойными: в год 12 пудов зерна и пуд крупы на человека, 18 пудов на лошадь, 9 – на голову крупного рогатого скота, 3 – мелкого. До войны среднее годовое потребление крестьянина составляло от 13,7 до 15,8 пуда на душу – ну так ведь это среднее. У зажиточных крестьян оно было еще выше – до 18 пудов. Наркомпродовские цифры тоже не с потолка взялись – это так называемый "физиологический минимум" довоенного образца. В 1906 году данный уровень потребления был зарегистрирован в 235 уездах с населением 44,4 млн человек – хотя в тот год не было войны.
27 мая принят еще один декрет: "О реорганизации Народного комиссариата продовольствия и местных продовольственных органов", определявший структуру органов Наркомпрода и его полномочия. Все учреждения и организации должны были немедленно исполнять распоряжения работников продовольственных органов, последние имели право подвергать аресту и суду дезорганизаторов продовольственного дела, а также применять вооруженную силу. Кроме продовольствия, Наркомпрод ведал снабжением населения другими предметами первой необходимости. Чтобы предупредить ситуацию весны 1918 года и застраховать наркомат от влияния хлеботорговцев, в продорганы производящих губерний вводились представители потребляющих губерний (слово "потребляющие" на языке того времени было синонимом слова "голодающие"), причем на уездном уровне они могли составлять до половины общего числа работников.
Продорганы отвечали за судьбу хлеба начиная от ссыпного пункта – за его транспортировку, распределение и пр. Но ведь хлеб надо было на эти пункты еще привезти, изъяв его из деревни, – а как это сделать? И вот тут-то большевики придумали совершенно замечательный механизм, сочетание, которое позволяло взять хлеб самым бескровным из всех возможных способов.
Продотряд + комбед в теории…
"Власть" тосковала по "твердыне",
"Твердыня" плакала по "власти".
К довольству общему – отныне
В одно слилися обе части.
Демьян Бедный
Тем же декретом от 27 мая были приведены к одному знаменателю многочисленные разнокалиберные реквизиционные отряды, бродившие по губерниям. Как мы помним, Ленин предлагал "сосредоточить 9/10 работы Военного комиссариата на переделке армии для войны за хлеб и на ведении такой войны". Ильич, как с ним часто бывало, отмерил на порядок больше, чем отрезали[62]. Естественно, РККА переделывать под добывание хлеба не стали, да и никак было – вовсю разгоралась Гражданская война.Власти пошли по другому пути: создание самостоятельных вооруженных сил Наркомпрода. При местных органах наркомата были учреждены продотряды, и практически сразу, в соответствии с ленинской идеей милитаризации продовольственного дела, началось формирование единой Продармии. Продармейцы по своему статусу находились на положении красноармейцев. Как правило, формировались отряды из городских рабочих и крестьян голодающих губерний. Двойной плюс: и безработицу хоть на какой-то процент уменьшали, и уж кто-кто, а эти люди не станут испытывать добрых чувств к укрывателям хлеба, в своем деле они будут последовательны и беспощадны.
Все организованные на местах продотряды направляли сначала в Москву, в распоряжение Наркомпрода, или в Вязьму, где была запасная база Продармии. Там из них формировали продовольственные полки – сперва пехотные, а к середине июня управление Продармии приступило к организации кавалерийских частей и артбригады. Бойцы проходили строевое обучение, получали оружие, агитационную литературу. Естественно, и в Продармии всякое бывало – но все же она являлась, по тем временам, чрезвычайно дисциплинированной и организованной силой. К 15 июня она насчитывала 2867 человек, к 25 июня – 4854, к 5 июля – 6999 и к 15 июля – 9189 человек. 23 июля численность Продармии составила 10 140 человек, из которых около 8 тысяч уже выехали на места.
Обязанности у продотрядов были намного шире, чем у обычных реквизиционных команд. Кроме собственно получения продовольствия они занимались охраной продовольственных грузов, борьбой с мешочниками, подавлением вспыхивающих время от времени мятежей, агитационной работой – в общем, всем, что имело отношение к продовольственной политике. Кроме того, при необходимости они помогали органам власти, а то и заменяли их, при случае участвовали в боевых действиях.
В начале ноября 1918 года в Продармии насчитывалось почти 30 тысяч человек. Затем, поскольку война разгоралась не на шутку, две трети личного состава отправили на фронт. Тут же упали темпы хлебозаготовок, после чего процесс пошел в обратную сторону. На 1 мая 1919 года в рядах борцов за хлеб состояло 25 213, к концу 1919 года – 45 440, и на 1 сентября 1920 года – 77 550 человек. Лишь после перехода к нэпу эта структура была расформирована.
Существовали и продотряды, не входившие в Продармию. В августе вышли декреты, дававшие право на организацию таковых профсоюзам, фабзавкомам, уездным и городским Советам. Половину заготовленного хлеба получала организация, вторую половину – Наркомпрод. На помощь крестьянам в уборку посылались специальные уборочно-реквизиционные отряды. С августа на железнодорожных станциях и пристанях появились и заградительные отряды, конфисковывавшие продовольствие, которое провозили пассажиры сверх установленной нормы. Отличить все эти команды друг от друга достаточно сложно, но когда речь идет о конкретных злоупотреблениях, обычно в них оказываются замешанными как раз местные органы и их вооруженные формирования – чем ниже уровень, тем хуже с кадрами. Хотя, повторюсь, всякое бывало.
Собственно, ничего необычного в создании продотрядов нет. Как ни называй реквизиционную команду, без нее не обходится ни одна революция и ни одна серьезная война. Необычным стало то, что продотряды, хоть и являлись внешней вынуждающей силой, должны были опираться не на голое насилие – как, например, реквизиционные команды белых армий – и даже не на насилие плюс агитацию. По задумке, они должны были работать во взаимодействии с местными органами. Но какими? Советы уже один раз не справились, а весной и вообще большей частью перешли под влияние кулаков. Снова устраивать перевыборы? Долго, да и непонятно, чем закончится.
Советская власть пошла по другому пути. 20 мая с докладом о положении Советов в деревне выступил председатель ВЦИК Свердлов. Тогда-то впервые и прозвучал новый курс властей. Свердлов предлагал "разжечь гражданскую войну в деревне", взяв курс на организацию деревенской бедноты, которую можно было бы противопоставить кулакам. Не слишком красиво с точки зрения высокой морали – но, согласитесь, более гуманно, чем порки и расстрелы.
В соответствии с курсом на раскол села (давно уже, кстати, расколотого) 11 июня 1918 года был подписан еще один знаковый декрет того времени – "Об организации деревенской бедноты и снабжения ее хлебом, предметами первой необходимости и сельскохозяйственными орудиями". Этот декрет положил начало комитетам бедноты, или комбедам, как структуре, на которую могла бы опереться власть в борьбе за хлеб.
"§ 1
Повсеместно учреждаются волостные и сельские комитеты деревенской бедноты, организуемые местными Совдепами, при непременном участии продовольственных органов и под общим руководством Народного комиссариата продовольствия и Центрального Исполнительного Комитета. Всем Совдепам предлагается немедленно приступить к проведению в жизнь настоящего декрета. Губернские и уездные Совдепы должны принять самое активное участие в организации комитетов бедноты. На губернские и уездные Совдепы возлагается ответственность в равной мере с волостными и сельскими Совдепами за неукоснительное осуществление настоящего декрета.
§ 2
Избирать и быть избранными в волостные и сельские комитеты бедноты могут все без каких бы то ни было ограничений, как местные, так и пришлые, жители сел и деревень, за исключением заведомых кулаков и богатеев, хозяев, имеющих излишки хлеба или других продовольственных продуктов, имеющих торгово-промышленные заведения, пользующихся батрацким или наемным трудом и т. п.
Примечание. Пользующиеся наемным трудом для ведения хозяйства, не превышающего потребительской нормы, могут избирать и быть избираемы в комитеты бедноты.
§ 3
В круг деятельности волостных и сельских комитетов бедноты входит следующее:
1) Распределение хлеба, предметов первой необходимости и сельскохозяйственных орудий.
2) Оказание содействия местным продовольственным органам в изъятии хлебных излишков из рук кулаков и богатеев.
§ 4
Круг лиц, снабжение которых хлебом, предметами первой необходимости и сельскохозяйственными орудиями составляет обязанность волостных и сельских комитетов бедноты, определяется самими комитетами.
Примечание. Постановления, принимаемые в связи с этим волостными и сельскими комитетами бедноты с согласия уездных продовольственных органов, могут отменяться высшими продовольственными органами, если они противоречат основным целям организации деревенской бедноты.
§ 5
profilib.net