Все сказки на skazkapro.net. Вынул хлеба ломоток и поехал на восток

/ Полные произведения / Ершов П. / Конек-Горбунок

    Горбунок, его почуя,      Дрягнул было плясовую;      Но, как слезы увидал,      Сам чуть-чуть не зарыдал.      "Что, Иванушка, невесел?      Что головушку повесил? -      Говорит ему конек,      У его вертяся ног. -      Не утайся предо мною,      Все скажи, что за душою.      Я помочь тебе готов.      Аль, мой милый, нездоров?      Аль попался к лиходею?"      Пал Иван к коньку на шею,      Обнимал и целовал.      "Ох, беда, конек! - сказал. -      Царь велит достать Жар-птицу      В государскую светлицу.      Что мне делать, горбунок?"      Говорит ему конек:      "Велика беда, не спорю;      Но могу помочь я горю.      Оттого беда твоя,      Что не слушался меня:      Помнишь, ехав в град-столицу,      Ты нашел перо Жар-птицы;      Я сказал тебе тогда:      Не бери, Иван, - беда!      Много, много непокою      Принесет оно с собою.      Вот теперя ты узнал,      Правду ль я тебе сказал.      Но, сказать тебе по дружбе,      Это - службишка, не служба;      Служба все, брат, впереди.      Ты к царю теперь поди      И скажи ему открыто:      "Надо, царь, мне два корыта      Белоярова пшена      Да заморского вина.      Да вели поторопиться:      Завтра, только зазорится,      Мы отправимся, в поход".           Вот Иван к царю идет,      Говорит ему открыто:      "Надо, царь, мне два корыта      Белоярова пшена      Да заморского вина.      Да вели поторопиться:      Завтра, только зазорится,      Мы отправимся в поход".      Царь тотчас приказ дает,      Чтоб посыльные дворяна      Все сыскали для Ивана,      Молодцом его назвал      И "счастливый путь!" сказал.           На другой день, утром рано,      Разбудил конек Ивана:      "Гей! Хозяин! Полно спать!      Время дело исправлять!"      Вот Иванушка поднялся,      В путь-дорожку собирался,      Взял корыта, и пшено,      И заморское вино;      Потеплее приоделся,      На коньке своем уселся,      Вынул хлеба ломоток      И поехал на восток -      Доставать тое Жар-птицу.                Едут целую седмицу,      Напоследок, в день осьмой,      Приезжают в лес густой.      Тут сказал конек Ивану:      "Ты увидишь здесь поляну;      На поляне той гора      Вся из чистого сребра;      Вот сюда то до зарницы      Прилетают жары-птицы      Из ручья воды испить;      Тут и будем их ловить".      И, окончив речь к Ивану,      Выбегает на поляну.      Что за поле! Зелень тут      Словно камень-изумруд;      Ветерок над нею веет,      Так вот искорки и сеет;      А по зелени цветы      Несказанной красоты.      А на той ли на поляне,      Словно вал на океане,      Возвышается гора      Вся из чистого сребра.      Солнце летними лучами      Красит всю ее зарями,      В сгибах золотом бежит,      На верхах свечой горит.           Вот конек по косогору      Поднялся на эту гору,      Версту, другу пробежал,      Устоялся и сказал:           "Скоро ночь, Иван, начнется,      И тебе стеречь придется.      Ну, в корыто лей вино      И с вином мешай пшено.      А чтоб быть тебе закрыту,      Ты под то подлезь корыто,      Втихомолку примечай,      Да, смотри же, не зевай.      До восхода, слышь, зарницы      Прилетят сюда жар-птицы      И начнут пшено клевать      Да по-своему кричать.      Ты, которая поближе,      И схвати ее, смотри же!      А поймаешь птицу-жар,      И кричи на весь базар;      Я тотчас к тебе явлюся".-      "Ну, а еслижгуся?-      Говорит коньку Иван,      Расстилая свой кафтан. -      Рукавички взять придется:      Чай, плутовка больно жгется".      Тут конек из глаз исчез,      А Иван, кряхтя, подлез      Под дубовое корыто      И лежит там как убитый.           Вот полночною порой      Свет разлился над горой, -      Будто полдни наступают:      Жары-птицы налетают;      Стали бегать и кричать      И пшено с вином клевать.      Наш Иван, от них закрытый,      Смотрит птиц из-под корыта      И толкует сам с собой,      Разводя вот так рукой:      "Тьфу ты, дьявольская сила!      Эк их, дряней, привалило!           Чай, их тут десятков с пять.      Кабы всех переимать, -      То-то было бы поживы!      Неча молвить, страх красивы!      Ножки красные у всех;      А хвосты-то - сущий смех!      Чай, таких у куриц нету.      А уж сколько, парень, свету,      Словно батюшкина печь!"      И, скончав такую речь,      Сам с собою под лазейкой,      Наш Иван ужом да змейкой      Ко пшену с вином подполз, -      Хвать одну из птиц за хвост.      "Ой, Конечек-горбуночек!      Прибегай скорей, дружочек!      Я ведь птицу-то поймал", -      Так Иван-дурак кричал.      Горбунок тотчас явился.      "Ай, хозяин, отличился! -      Говорит ему конек. -      Ну, скорей ее в мешок!      Да завязывай тужее;      А мешок привесь на шею.      Надо нам в обратный путь". -      "Нет, дай птиц-то мне пугнуть!      Говорит Иван. - Смотри-ка,      Вишь, надселися от крика!"      И, схвативши свой мешок,      Хлещет вдоль и поперек.      Ярким пламенем сверкая,      Встрепенулася вся стая,      Кругом огненным свилась      И за тучи понеслась.      А Иван наш вслед за ними      Рукавицами своими      Так и машет и кричит,      Словно щелоком облит.      Птицы в тучах потерялись;      Наши путники собрались,      Уложили царский клад      И вернулися назад.      Вот приехали в столицу.      "Что, достал ли ты Жар-птицу?" -      Царь Ивану говорит,      Сам на спальника глядит.      А уж тот, нешто от скуки,      Искусал себе все руки.      "Разумеется, достал", -      Наш Иван царю сказал.      "Где ж она?" - "Постой немножко,      Прикажи сперва окошко      В почивальне затворить,      Знашь, чтоб темень сотворить".           Тут дворяна побежали      И окошко затворяли.      Вот Иван мешок на стол:      "Ну-ка, бабушка, пошел!"      Свет такой тут вдруг разлился,      Что весь двор рукой закрылся.      Царь кричит на весь базар:      "Ахти, батюшки, пожар!      Эй, решеточных сзывайте!      Заливайте! Заливайте!" -      "Это, слышь ты, не пожар,      Это свет от птицы-жар, -      Молвил ловчий, сам со смеху      Надрываяся. - Потеху      Я привез те, осударь!"      Говорит Ивану царь:      "Вот люблю дружка Ванюшу!      Взвеселил мою ты душу,      И на радости такой -      Будь же царский стремянной!"           Это видя, хитрый спальник,      Прежний конюших начальник,      Говорит себе под нос:      "Нет, постой, молокосос!      Не всегда тебе случится      Так канальски отличиться.      Я те снова подведу,      Мой дружочек, под беду!"           Через три потом недели      Вечерком одним сидели      В царской кухне повара      И служители двора;      Попивали мед из жбана      Да читали Еруслана.      "Эх! - один слуга сказал, -      Как севодни я достал      От соседа чудо-книжку!      В ней страниц не так чтоб слишком,      Да и сказок только пять,      А уж сказки - вам сказать,      Так не можно надивиться;      Надо ж этак умудриться!"           Тут все в голос: "Удружи!      Расскажи, брат, расскажи!" -      "Ну, какую ж вы хотите?      Пять ведь сказок; вот смотрите:      Перва сказка о бобре,      А вторая о царе;      Третья... дай бог память... точно!      О боярыне восточной;      Вот в четвертой: князь Бобыл;      В пятой... в пятой... эх, забыл!      В пятой сказке говорится...      Так в уме вот и вертится..." -      "Ну, да брось ее!" - "Постой!" -      "О красотке, что ль, какой?" -      "Точно! В пятой говорится      О прекрасной Царь-девице.      Ну, которую ж, друзья,      Расскажу севодни я?" -      "Царь-девицу! - все кричали. -      О царях мы уж слыхали,      Нам красоток-то скорей!      Их и слушать веселей".      И слуга, усевшись важно,      Стал рассказывать протяжно:           "У далеких немских стран      Есть, ребята, окиян.      По тому ли окияну      Ездят только басурманы;      С православной же земли      Не бывали николи      Ни дворяне, ни миряне      На поганом окияне.      От гостей же слух идет,      Что девица там живет;      Но девица не простая,      Дочь, вишь, месяцу родная,      Да и солнышко ей брат.      Та девица, говорят,      Ездит в красном полушубке,      В золотой, ребята, шлюпке      И серебряным веслом      Самолично правит в нем;      Разны песни попевает      И на гусельцах играет..."           Спальник тут с полатей скок -      И со всех обеих ног      Во дворец к царю пустился      И как раз к нему явился;      Стукнул крепко об пол лбом      И запел царю потом:      "Я с повинной головою,      Царь, явился пред тобою,      Не вели меня казнить,      Прикажи мне говорить!" -      "Говори, да правду только,      И не ври, смотри, нисколько!" -      Царь с кровати закричал.      Хитрый спальник отвечал:      "Мы севодни в кухне были,      За твое здоровье пили,      А один из дворских слуг      Нас забавил сказкой вслух;      В этой сказке говорится      О прекрасной Царь-девице.      Вот твой царский стремянной      Поклялся твоей брадой,      Что он знает эту птицу, -      Так он назвал Царь-девицу, -      И ее, изволишь знать,      Похваляется достать".      Спальник стукнул об пол снова.      "Гей, позвать мне стремяннова!" -      Царь посыльным закричал.      Спальник тут за печку стал.      А посыльные дворяна      Побежали по Ивана;      В крепком сне его нашли      И в рубашке привели.           Царь так начал речь: "Послушай,      На тебя донос, Ванюша.      Говорят, что вот сейчас      Похвалялся ты для нас      Отыскать другую птицу,      Сиречь молвить, Царь-девицу..." -      "Что ты, что ты, бог с тобой! -      Начал царский стремянной. -      Чай, с просонков я, толкую,      Штуку выкинул такую.      Да хитри себе как хошь,      А меня не проведешь".      Царь, затрясши бородою:      "Что? Рядиться мне с тобою? -      Закричал он. - Но смотри,      Если ты недели в три      Не достанешь Царь-девицу      В нашу царскую светлицу,      То, клянуся бородой!      Ты поплатишься со мной!      На правеж - в решетку - на кол!      Вон, холоп!" Иван заплакал      И пошел на сеновал,      Где конек его лежал.           "Что, Иванушка, невесел?      Что головушку повесил? -      Говорит ему конек. -      Аль, мой милый, занемог?      Аль попался к лиходею?"      Пал Иван к коньку на шею,      Обнимал и целовал.      "Ох, беда, конек! - сказал. -      Царь велит в свою светлицу      Мне достать, слышь, Царь-девицу.      Что мне делать, горбунок?"      Говорит ему конек:      "Велика беда, не спорю;      Но могу помочь я горю.      Оттого беда твоя,      Что не слушался меня.      Но, сказать тебе по дружбе,      Это - службишка, не служба;      Служба все, брат, впереди!      Ты к царю теперь поди      И скажи: "Ведь для поимки      Надо, царь, мне две ширинки,           Шитый золотом шатер      Да обеденный прибор -      Весь заморского варенья -      И сластей для прохлажденья",           Вот Иван к царю идет      И такую речь ведет:      "Для царевниной поимки      Надо, царь, мне две ширинки,      Шитый золотом шатер      Да обеденный прибор -      Весь заморского варенья -      И сластей для прохлажденья". -      "Вот давно бы так, чем нет", -      Царь с кровати дал ответ      И велел, чтобы дворяна      Все сыскали для Ивана,      Молодцом его назвал      И "счастливый путь!" сказал.           На другой день, утром рано,      Разбудил конек Ивана:      "Гей! Хозяин! Полно спать!      Время дело исправлять!"      Вот Иванушка поднялся,      В путь-дорожку собирался,      Взял ширинки и шатер      Да обеденный прибор -      Весь заморского варенья -      И сластей для прохлажденья;      Все в мешок дорожный склал      И веревкой завязал,      Потеплее приоделся,      На коньке своем уселся;      Вынул хлеба ломоток      И поехал на восток      По тое ли Царь-девицу.           Едут целую седмицу,      Напоследок, в день осьмой,      Приезжают в лес густой.      Тут сказал конек Ивану:      "Вот дорога к окияну,      И на нем-то круглый год      Та красавица живет;      Два раза она лишь сходит      С окияна и приводит      Долгий день на землю к нам.      Вот увидишь завтра сам".      И; окончив речь к Ивану,      Выбегает к окияну,      На котором белый вал      Одинешенек гулял.      Тут Иван с конька слезает,      А конек ему вещает:      "Ну, раскидывай шатер,      На ширинку ставь прибор           Из заморского варенья      И сластей для прохлажденья.      Сам ложися за шатром      Да смекай себе умом.      Видишь, шлюпка вон мелькает..      То царевна подплывает.      Пусть в шатер она войдет,      Пусть покушает, попьет;      Вот, как в гусли заиграет, -      Знай, уж время наступает.      Ты тотчас в шатер вбегай,      Ту царевну сохватай      И держи ее сильнее      Да зови меня скорее.      Я на первый твой приказ      Прибегу к тебе как раз;      И поедем... Да, смотри же,      Ты гляди за ней поближе;           Если ж ты ее проспишь,      Так беды не избежишь".      Тут конек из глаз сокрылся,      За шатер Иван забился      И давай диру вертеть,      Чтоб царевну подсмотреть.           Ясный полдень наступает;      Царь-девица подплывает,      Входит с гуслями в шатер      И садится за прибор.      "Хм! Так вот та Царь-девица!      Как же в сказках говорится, -      Рассуждает стремянной, -      Что куда красна собой      Царь-девица, так что диво!      Эта вовсе не красива:      И бледна-то, и тонка,      Чай, в обхват-то три вершка;      А ножонка-то, ножонка!      Тьфу ты! словно у цыпленка!      Пусть полюбится кому,      Я и даром не возьму".      Тут царевна заиграла      И столь сладко припевала,      Что Иван, не зная как,      Прикорнулся на кулак      И под голос тихий, стройный      Засыпает преспокойно.           Запад тихо догорал.      Вдруг конек над ним заржал      И, толкнув его копытом,      Крикнул голосом сердитым:      "Спи, любезный, до звезды!      Высыпай себе беды,      Не меня ведь вздернут на кол!"      Тут Иванушка заплакал      И, рыдаючи, просил,      Чтоб конек его простил:      "Отпусти вину Ивану,      Я вперед уж спать не стану". -      "Ну, уж бог тебя простит! -      Горбунок ему кричит. -      Все поправим, может статься,      Только, чур, не засыпаться;      Завтра, рано поутру,      К златошвейному шатру      Приплывет опять девица      Меду сладкого напиться.      Если ж снова ты заснешь,      Головы уж не снесешь".      Тут конек опять сокрылся;      А Иван сбирать пустился      Острых камней и гвоздей      От разбитых кораблей      Для того, чтоб уколоться,      Если вновь ему вздремнется.           На другой день, поутру,      К златошвейному шатру      Царь-девица подплывает,      Шлюпку на берег бросает,      Входит с гуслями в шатер      И садится за прибор...      Вот царевна заиграла      И столь сладко припевала,      Что Иванушке опять      Захотелося поспать.      "Нет, постой же ты, дрянная! -      Говорит Иван вставая. -      Ты в другоредь не уйдешь      И меня не проведешь".      Тут в шатер Иван вбегает,      Косу длинную хватает...      "Ой, беги, конек, беги!      Горбунок мой, помоги!"      Вмиг конек к нему явился.      "Ай, хозяин, отличился!      Ну, садись же поскорей      Да держи ее плотней!"           Вот столицы достигает.      Царь к царевне выбегает,      За белы руки берет,      Во дворец ее ведет      И садит за стол дубовый      И под занавес шелковый,                В глазки с нежностью глядит,      Сладки речи говорит:      "Бесподобная девица,      Согласися быть царица!      Я тебя едва узрел -      Сильной страстью воскипел.      Соколины твои очи      Не дадут мне спать средь ночи      И во время бела дня -      Ох! измучают меня.      Молви ласковое слово!      Все для свадьбы уж готово;      Завтра ж утром, светик мой,      Обвенчаемся с тобой      И начнем жить припевая".           А царевна молодая,      Ничего не говоря,      Отвернулась от царя.      Царь нисколько не сердился,      Но сильней еще влюбился;      На колен пред нею стал,      Ручки нежно пожимал      И балясы начал снова:      "Молви ласковое слово!      Чем тебя я огорчил?      Али тем, что полюбил?      "О, судьба моя плачевна!"      Говорит ему царевна:      "Если хочешь взять меня,      То доставь ты мне в три дня      Перстень мой из окияна". -      "Гей! Позвать ко мне Ивана!" -      Царь поспешно закричал      И чуть сам не побежал.           Вот Иван к царю явился,      Царь к нему оборотился      И сказал ему: "Иван!      Поезжай на окиян;      В окияне том хранится      Перстень, слышь ты, Царь-девицы.      Коль достанешь мне его,      Задарю тебя всего".-      "Я и с первой-то дороги      Волочу насилу ноги;      Ты опять на окиян!" -      Говорит царю Иван.      "Как же, плут, не торопиться:      Видишь, я хочу жениться! -      Царь со гневом закричал      И ногами застучал. -      У меня не отпирайся,      А скорее отправляйся!"      Тут Иван хотел идти.      "Эй, послушай! По пути, -      Говорит царица,-      Заезжай ты поклониться      В изумрудный терем мой      Да скажи моей родной:      Дочь ее узнать желает,      Для чего она скрывает      По три ночи, по три дня      Лик свой ясный от меня?      И зачем мой братец красный      Завернулся в мрак ненастный      И в туманной вышине      Не пошлет луча ко мне?      Не забудь же!" - "Помнить буду,      Если только не забуду;      Да ведь надо же узнать,      Кто те братец, кто те мать,      Чтоб в родне-то нам не сбиться".      Говорит ему царица:      "Месяц - мать мне, солнце - брат" -      "Да, смотри, в три дня назад!" -      Царь-жених к тому прибавил.      Тут Иван царя оставил      И пошел на сеновал,      Где конек его лежал.           "Что, Иванушка, невесел?      Что головушку повесил?" -      Говорит ему конек.      "Помоги мне, горбунок!      Видишь, вздумал царь жениться,      Знашь, на тоненькой царице,      Так и шлет на окиян, -      Говорит коньку Иван. -      Дал мне сроку три дня только;      Тут попробовать изволь-ка      Перстень дьявольский достать!      Да велела заезжать      Эта тонкая царица      Где-то в терем поклониться      Солнцу, Месяцу, притом      И спрошать кое об чем..."      Тут конек: "Сказать по дружбе,      Это - службишка, не служба;      Служба все, брат, впереди!      Ты теперя спать поди;      А назавтра, утром рано,      Мы поедем к окияну".           На другой день наш Иван,      Взяв три луковки в карман,      Потеплее приоделся,      На коньке своем уселся      И поехал в дальний путь...      Дайте, братцы, отдохнуть!           * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *                     а-ра-рали, та-ра-ра!      Вышли кони со двора;      Вот крестьяне их поймали      Да покрепче привязали.      Сидит ворон на дубу,      Он играет во трубу;      Как во трубушку играет,      Православных потешает:      "Эй, послушай, люд честной!      Жили-были муж с женой;      Муж-то примется за шутки,      А жена за прибаутки,      И пойдет у них тут пир,      Что на весь крещеный мир!"      Это присказка ведется,      Сказка послее начнется.      Как у наших у ворот      Муха песенку поет:      "Что дадите мне за вестку?      Бьет свекровь свою невестку:      Посадила на шесток,      Привязала за шнурок,      Ручки к ножкам притянула,      Ножку правую разула:      "Не ходи ты по зарям!      Не кажися молодцам!"      Это присказка велася,      Вот и сказка началася.           Ну-с, так едет наш Иван      За кольцом на окиян.      Горбунок летит, как ветер,      И в почин на первый вечер      Верст сто тысяч отмахал      И нигде не отдыхал.           Подъезжая к окияну,      Говорит конек Ивану:      "Ну, Иванушка, смотри,      Вот минутки через три      Мы приедем на поляну -      Прямо к морю-окияну;      Поперек его лежит      Чудо-юдо рыба-кит;      Десять лет уж он страдает,      А доселева не знает,      Чем прощенье получить;      Он учнет тебя просить,      Чтоб ты в солнцевом селенье      Попросил ему прощенье;      Ты исполнить обещай,      Да, смотри ж, не забывай!"           Вот въезжают на поляну      Прямо к морю-окияну;      Поперек его лежит      Чудо-юдо рыба-кит.      Все бока его изрыты,      Частоколы в ребра вбиты,      На хвосте сыр-бор шумит,      На спине село стоит;      Мужички на губе пашут,      Между глаз мальчишки пляшут,      А в дубраве, меж усов,      Ищут девушки грибов.           Вот конек бежит по киту,      По костям стучит копытом.      Чудо-юдо рыба-кит      Так проезжим говорит,      Рот широкий отворяя,      Тяжко, горько воздыхая:      "Путь-дорога, господа!      Вы откуда, и куда?" -      "Мы послы от Царь-девицы,      Едем оба из столицы, -      Говорит киту конек, -      К солнцу прямо на восток,      Во хоромы золотые". -      "Так нельзя ль, отцы родные,      Вам у солнышка спросить:      Долго ль мне в опале быть,      И за кои прегрешенья      Я терплю беды-мученья?" -      "Ладно, ладно, рыба-кит!" -      Наш Иван ему кричит.      "Будь отец мне милосердный!      Вишь, как мучуся я, бедный!      Десять лет уж тут лежу...      Я и сам те услужу!.." -      Кит Ивана умоляет,      Сам же горько воздыхает.      "Ладно-ладно, рыба-кит!" -      Наш Иван ему кричит.      Тут конек под ним забился,      Прыг на берег - и пустился,      Только видно, как песок      Вьется вихорем у ног.                Едут близко ли, далеко,      Едут низко ли, высоко      И увидели ль кого -      Я не знаю ничего.      Скоро сказка говорится,      Дело мешкотно творится.      Только, братцы, я узнал,      Что конек туда вбежал,      Где (я слышал стороною)      Небо сходится с землею,      Где крестьянки лен прядут,      Прялки на небо кладут.           Тут Иван с землей простился      И на небе очутился      И поехал, будто князь,      Шапка набок, подбодрясь.      "Эко диво! эко диво!      Наше царство хоть красиво, -      Говорит коньку Иван.      Средь лазоревых полян, -      А как с небом-то сравнится,      Так под стельку не годится.      Что земля-то!.. ведь она      И черна-то и грязна;      Здесь земля-то голубая,      А уж светлая какая!..      Посмотри-ка, горбунок,      Видишь, вон где, на восток,           Словно светится зарница...      Чай, небесная светлица...      Что-то больно высока!" -      Так спросил Иван конька.      "Это терем Царь-девицы,      Нашей будущей царицы, -      Горбунок ему кричит, -      По ночам здесь солнце спит,      А полуденной порою      Месяц входит для покою".           Подъезжают; у ворот      Из столбов хрустальный свод;      Все столбы те завитые      Хитро в змейки золотые;      На верхушках три звезды,      Вокруг терема сады;      На серебряных там ветках      В раззолоченных во клетках      Птицы райские живут,      Песни царские поют.      А ведь терем с теремами      Будто город с деревнями;      А на тереме из звезд -      Православный русский крест.           Вот конек во двор въезжает;      Наш Иван с него слезает,      В терем к Месяцу идет      И такую речь ведет:      "Здравствуй, Месяц Месяцович!      Я - Иванушка Петрович,      Из далеких я сторон      И привез тебе поклон". -      "Сядь, Иванушка Петрович, -      Молвил Месяц Месяцович, -      И поведай мне вину      В нашу светлую страну      Твоего с земли прихода;      Из какого ты народа,      Как попал ты в этот край, -      Все скажи мне, не утаи", -      "Я с земли пришел Землянской,      Из страны ведь христианской, -      Говорит, садясь, Иван, -      Переехал окиян      С порученьем от царицы -      В светлый терем поклониться      И сказать вот так, постой:      "Ты скажи моей родной:      Дочь ее узнать желает,      Для чего она скрывает      По три ночи, по три дня      Лик какой-то от меня;      И зачем мой братец красный      Завернулся в мрак ненастный      И в туманной вышине      Не пошлет луча ко мне?"      Так, кажися? - Мастерица      Говорить красно царица;      Не припомнишь все сполна,      Что сказала мне она". -      "А какая то царица?" -      "Это, знаешь, Царь-девица". -      "Царь-девица?.. Так она,      Что ль, тобой увезена?" -      Вскрикнул Месяц Месяцович.      А Иванушка Петрович      Говорит: "Известно, мной!      Вишь, я царский стремянной;      Ну, так царь меня отправил,      Чтобы я ее доставил      В три недели во дворец;      А не то меня, отец,      Посадить грозился на кол".      Месяц с радости заплакал,      Ну Ивана обнимать,      Целовать и миловать.      "Ах, Иванушка Петрович! -      Молвил Месяц Месяцович. -      Ты принес такую весть,      Что не знаю, чем и счесть!      А уж мы как горевали,      Что царевну потеряли!..      Оттого-то, видишь, я      По три ночи, по три дня      В темном облаке ходила,      Все грустила да грустила,      Трое суток не спала.      Крошки хлеба не брала,      Оттого-то сын мой красный      Завернулся в мрак ненастный,      Луч свой жаркий погасил,      Миру божью не светил:           Все грустил, вишь, по сестрице,      Той ли красной Царь-девице.      Что, здорова ли она?      Не грустна ли, не больна?" -      "Всем бы, кажется, красотка,      Да у ней, кажись, сухотка:      Ну, как спичка, слышь, тонка,      Чай, в обхват-то три вершка;      Вот как замуж-то поспеет,      Так небось и потолстеет:      Царь, слышь, женится на ней".      Месяц вскрикнул: "Ах, злодей!      Вздумал в семьдесят жениться      На молоденькой девице!      Да стою я крепко в том -      Просидит он женихом!      Вишь, что старый хрен затеял:      Хочет жать там, где не сеял!      Полно, лаком больно стал!"      Тут Иван опять сказал:      "Есть еще к тебе прошенье,      То о китовом прощенье...      Есть, вишь, море; чудо-кит      Поперек его лежит:      Все бока его изрыты,      Частоколы в ребра вбиты...      Он, бедняк, меня прошал,      Чтобы я тебя спрошал:      Скоро ль кончится мученье?      Чем сыскать ему прощенье?      И на что он тут лежит?"      Месяц ясный говорит:      "Он за то несет мученье,      Что без божия веленья      Проглотил среди морей      Три десятка кораблей.      Если даст он им свободу,      Снимет бог с него невзгоду,      Вмиг все раны заживит,      Долгим веком наградит".           Тут Иванушка поднялся,      С светлым месяцем прощался,      Крепко шею обнимал,      Трижды в щеки целовал.      "Ну, Иванушка Петрович! -      Молвил Месяц Месяцович. -      Благодарствую тебя      За сынка и за себя.      Отнеси благословенье      Нашей дочке в утешенье      И скажи моей родной:      "Мать твоя всегда с тобой;      Полно плакать и крушиться:      Скоро грусть твоя решится, -      И не старый, с бородой,      А красавец молодой      Поведет тебя к налою".      Ну, прощай же! Бог с тобою!"      Поклонившись, как умел,      На конька Иван тут сел,      Свистнул, будто витязь знатный,      И пустился в путь обратный.           На другой день наш Иван      Вновь пришел на окиян.      Вот конек бежит по киту,      По костям стучит копытом.      Чудо-юдо рыба-кит      Так, вздохнувши, говорит:      "Что, отцы, мое прошенье?      Получу ль когда прощенье?" -      "Погоди ты, рыба-кит!" -      Тут конек ему кричит.           Вот в село он прибегает,      Мужиков к себе сзывает,      Черной гривкою трясет      И такую речь ведет:      "Эй, послушайте, миряне,      Православны христиане!      Коль не хочет кто из вас      К водяному сесть в приказ,      Убирайся вмиг отсюда.      Здесь тотчас случится чудо:      Море сильно закипит,      Повернется рыба-кит..."      Тут крестьяне и миряне,      Православны христиане,      Закричали: "Быть бедам!"      И пустились по домам.      Все телеги собирали;      В них, не мешкая, поклали      Все, что было живота,      И оставили кита.      Утро с полднем повстречалось,      А в селе уж не осталось      Ни одной души живой,      Словно шел Мамай войной!                Тут конек на хвост вбегает,      К перьям близко прилегает      И что мочи есть кричит:      "Чудо-юдо рыба-кит!      Оттого твои мученья,      Что без божия веленья      Проглотил ты средь морей      Три десятка кораблей.      Если дашь ты им свободу,      Снимет бог с тебя невзгоду,      Вмиг все раны заживит,      Долгим веком наградит".      И, окончив речь такую,      Закусил узду стальную,      Понатужился - и вмиг      На далекий берег прыг.                Чудо-кит зашевелился,      Словно холм поворотился,      Начал море волновать      И из челюстей бросать      Корабли за кораблями      С парусами и гребцами.           Тут поднялся шум такой,      Что проснулся царь морской:      В пушки медные палили,      В трубы кованы трубили;      Белый парус поднялся,      Флаг на мачте развился;      Поп с причетом всем служебным      Пел на палубе молебны;      А гребцов веселый ряд      Грянул песню наподхват:      "Как по моречку, по морю,      По широкому раздолью,      Что по самый край земли,      Выбегают корабли..."           Волны моря заклубились,      Корабли из глаз сокрылись.      Чудо-юдо рыба-кит      Громким голосом кричит,      Рот широкий отворяя,      Плесом волны разбивая:      "Чем вам, други, услужить?      Чем за службу наградить?      Надо ль раковин цветистых?      Надо ль рыбок золотистых?      Надо ль крупных жемчугов?      Все достать для вас готов!" -      "Нет, кит-рыба, нам в награду      Ничего того не надо, -      Говорит ему Иван, -      Лучше перстень нам достань -      Перстень, знаешь, Царь-девицы,      Нашей будущей царицы". -      "Ладно, ладно! Для дружка      И сережку из ушка!      Отыщу я до зарницы      Перстень краснойь-девицы",-      Кит Ивану отвечал      И, как ключ, на дно упал.           Вот он плесом ударяет,      Громким голосом сзывает      Осетриный весь народ      И такую речь ведет:      "Вы достаньте до зарницы      Перстень красной Царь-девицы,      Скрытый в ящичке на дне.      Кто его доставит мне,      Награжу того я чином:      Будет думным дворянином.      Если ж умный мой приказ      Не исполните... я вас!"      Осетры тут поклонились      И в порядке удалились.           Через несколько часов      Двое белых осетров      К киту медленно подплыли      И смиренно говорили:      "Царь великий! не гневись!      Мы все море уж, кажись,      Исходили и изрыли,      Но и знаку не открыли.      Только ерш один из нас      Совершил бы твой приказ:      Он по всем морям гуляет,      Так уж, верно, перстень знает;      Но его, как бы назло,

/ Полные произведения / Ершов П. / Конек-Горбунок

Смотрите также по произведению "Конек-Горбунок":

Мы напишем отличное сочинение по Вашему заказу всего за 24 часа. Уникальное сочинение в единственном экземпляре.

100% гарантии от повторения!

Зачинается рассказОт Ивановых проказ,И от сивка, и от бурка,И от вещего каурка.Козы на море ушли;Горы лесом поросли;Конь с златой узды срывался,Прямо к солнцу поднимался;Лес стоячий под ногой,Сбоку облак громовой;Ходит облак и сверкает,Гром по небу рассыпает.Это присказка: пожди,Сказка будет впереди.Как на море-окиянеИ на острове БуянеНовый гроб в лесу стоит,В гробе девица лежит;Соловей над гробом свищет;Черный зверь в дубраве рыщет.Это присказка, а вот —Сказка чередом пойдет.

Ну, так видите ль, миряне,Православны христиане,Наш удалый молодецЗатесался во дворец;При конюшне царской служитИ нисколько не потужитОн о братьях, об отцеВ государевом дворце.Да и что ему до братьев?У Ивана красных платьев,Красных шапок, сапоговЧуть не десять коробов;Ест он сладко, спит он столько,Что раздолье, да и только!

Вот неделей через пятьНачал спальник примечать...Надо молвить, этот спальникДо Ивана был начальникНад конюшной надо всей,Из боярских слыл детей;Так не диво, что он злилсяНа Ивана и божилсяХоть пропасть, а пришлецаПотурить вон из дворца.Но, лукавство сокрывая,Он для всякого случаяПритворился, плут, глухим,Близоруким и немым;Сам же думает: "Постой-ка,Я те двину, неумойка!”Так, неделей через пять,Спальник начал примечать,Что Иван коней не холит,И не чистит, и не школит;Но при всем том два коняСловно лишь из-под гребня:Чисто-начисто обмыты,Гривы в косы перевиты,Челки собраны в пучок,Шерсть — ну, лоснится, как шелк;В стойлах — свежая пшеница,Словно тут же и родится,И в чанах больших сытаБудто только налита."Что за притча тут такая? —Спальник думает, вздыхая. —Уж не ходит ли, постой,К нам проказник домовой?Дай-ка я подкараулю,А нешто, так я и пулю,Не смигнув, умею слить, —Лишь бы дурня уходить.Донесу я в думе царской,Что конюший государской —Басурманин, ворожей,Чернокнижник и злодей;Что он с бесом хлеб-соль водит,В церковь божию не ходит,Католицкой держит крестИ постами мясо ест”.В тот же вечер этот спальник,Прежний конюших начальник,В стойлы спрятался тайкомИ обсыпался овсом.

Вот и полночь наступила.У него в груди заныло:Он ни жив ни мертв лежит,Сам молитвы всё творит,Ждет суседки... Чу! всам-деле,Двери глухо заскрыпели,Кони топнули, и вотВходит старый коновод.Дверь задвижкой запирает,Шапку бережно скидает,На окно ее кладетИ из шапки той беретВ три завернутый тряпицыЦарский клад — перо Жар-птицы.Свет такой тут заблистал,Что чуть спальник не вскричал,И от страху так забился,Что овес с него свалился.Но суседке невдомек!Он кладет перо в сусек,Чистить коней начинает,Умывает, убирает,Гривы длинные плетет,Разны песенки поет.А меж тем, свернувшись клубом,Поколачивая зубом,Смотрит спальник, чуть живой,Что тут деет домовой.Что за бес! Нешто нарочноПрирядился плут полночный:Нет рогов, ни бороды,Ражий парень, хоть куды!Волос гладкий, сбоку ленты,На рубашке прозументы,Сапоги как ал сафьян, —Ну, точнехонько Иван.Что за диво? Смотрит сноваНаш глазей на домового..."Э! так вот что! — наконецПроворчал себе хитрец. —Ладно, завтра ж царь узнает,Что твой глупый ум скрывает.Подожди лишь только дня,Будешь помнить ты меня!”А Иван, совсем не зная,Что беда ему такаяУгрожает, всё плететГривы в косы да поет;А убрав их, в оба чанаНацедил сыты медвянойИ насыпал дополнаБелоярова пшена.Тут зевнув, перо Жар-птицыЗавернул опять в тряпицы,Шапку под ухо — и легУ коней близ задних ног.

Только начало зориться,Спальник начал шевелиться,И, услыша, что ИванТак храпит, как Еруслан,Он тихонько вниз слезаетИ к Ивану подползает,Пальцы в шапку запустил,Хвать перо — и след простыл.

Царь лишь только пробудился,Спальник наш к нему явился,Стукнул крепко об пол лбомИ запел царю потом:"Я с повинной головою,Царь, явился пред тобою,Не вели меня казнить,Прикажи мне говорить”. —"Говори, не прибавляя, —Царь сказал ему, зевая, —Если ж ты да будешь врать,То кнута не миновать”.Спальник наш, собравшись с силой,Говорит царю: "Помилуй!Вот те истинный Христос,Справедлив мой, царь, донос:Наш Иван, то всякий знает,От тебя, отец, скрывает,Но не злато, не сребро —Жароптицево перо...” —"Жароптицево?.. Проклятый!И он смел, такой богатый...Погоди же ты, злодей!Не минуешь ты плетей!..” —"Да и то ль еще он знает! —Спальник тихо продолжает,Изогнувшися. — Добро!Пусть имел бы он перо;Да и самую Жар-птицуВо твою, отец, светлицу,Коль приказ изволишь дать,Похваляется достать”.И доносчик с этим словом,Скрючась обручем таловым,Ко кровати подошел,Подал клад — и снова в пол.

Царь смотрел и дивовался,Гладил бороду, смеялсяИ скусил пера конец.Тут, уклав его в ларец,Закричал (от нетерпенья),Подтвердив свое веленьеБыстрым взмахом кулака:"Гей! Позвать мне дурака!”

И посыльные дворянаПобежали по Ивана,Но, столкнувшись все в углу,Растянулись на полу.Царь тем много любовалсяИ до колотья смеялся.А дворяна, усмотря,Что смешно то для царя,Меж собой перемигнулисьИ вдругорядь растянулись.Царь тем так доволен был,Что их шапкой наградил.Тут посыльные дворянаВновь пустились звать ИванаИ на этот уже разОбошлися без проказ.

Вот к конюшне прибегают,Двери настежь отворяютИ ногами дуракаНу толкать во все бока.С полчаса над ним возились,Но его не добудились,Наконец уж рядовойРазбудил его метлой."Что за челядь тут такая? -

Говорит Иван, вставая. —Как хвачу я вас бичом,Так не станете потомБез пути будить Ивана!”Говорят ему дворяна:"Царь изволил приказатьНам тебя к нему позвать”. —"Царь?.. Ну ладно! Вот сряжусяИ тотчас к нему явлюся”, —Говорит послам Иван.Тут надел он свой кафтан,Опояской подвязался,Приумылся, причесался,Кнут свой сбоку прицепилСловно утица поплыл.

Вот Иван к царю явился,Поклонился, подбодрился,Крякнул дважды и спросил:"А пошто меня будил?”Царь, прищурясь глазом левым,Закричал ему со гневом,Приподнявшися: "Молчать!Ты мне должен отвечать:В силу коего указаСкрыл от нашего ты глазаНаше царское добро —Жароптицево перо?Что я — царь али боярин?Отвечай сейчас, татарин!”Тут Иван, махнув рукой,Говорит царю: "Постой!Я те шапки, ровно, не дал,Как же ты о том проведал?Что ты — ажно ты пророк?Ну, да что, сади в острог,Прикажи сейчас хоть в палки, —Нет пера, да и шабалки!..” —"Отвечай же! Запорю!..” —"Я те толком говорю:Нет пера! Да, слышь, откудаМне достать такое чудо?”Царь с кровати тут вскочилИ ларец с пером открыл."Что? Ты смел еще переться?Да уж нет, не отвертеться!Это что? А?” Тут Иван,Задрожав, как лист в буран,Шапку выронил с испуга."Что, приятель, видно, туго? —Молвил царь. — Постой-ка, брат!..”"Ох, помилуй, виноват!Отпусти вину Ивану,Я вперед уж врать не стану”.И, закутавшись в полу,Растянулся на полу."Ну, для первого случаюЯ вину тебе прощаю, —Царь Ивану говорит. —Я, помилуй бог, сердит!И с сердцов иной пороюЧуб сниму, и с головою.Так вот, видишь, я каков!Но, сказать без дальних слов,Я узнал, что ты Жар-птицуВ нашу царскую светлицу,Если б вздумал приказать,Похваляешься достать.Ну, смотри ж, не отпирайсяИ достать ее старайся”.Тут Иван волчком вскочил."Я того не говорил! —Закричал он, утираясь. —О пере не запираюсь,Но о птице, как ты хошь,Ты напраслину ведешь”.Царь, затрясши бородою:"Что! Рядиться мне с тобою? —Закричал он. — Но смотри!Если ты недели в триНе достанешь мне Жар-птицуВ нашу царскую светлицу,То, клянуся бородой!Ты поплатишься со мной:На правёж — в решетку — на кол!Вон, холоп!” Иван заплакалИ пошел на сеновал,Где конек его лежал.

Горбунок, его почуял,Дрягнул было плясовую;Но, как слезы увидал,Сам чуть-чуть не зарыдал."Что, Иванушка, невесел?Что головушку повесил? —Говорил ему конек,У его вертяся ног, —Не утайся предо мною,Все скажи, что за душою;Я помочь тебе готов.Аль, мой милый, нездоров?Аль попался к лиходею?”Пал Иван к коньку на шею,Обнимал и целовал."Ох, беда, конек! — сказал. —Царь велит достать Жар-птицуВ государскую светлицу.Что мне делать, горбунок?”Говорит ему конек:"Велика беда, не спорю;Но могу помочь я горю.Оттого беда твоя,Что не слушался меня:Помнишь, ехав в град-столицу,Ты нашел перо Жар-птицы;Я сказал тебе тогда:"Не бери, Иван, — беда!Много, много непокоюПринесет оно с собою”.Вот теперя ты узнал,Правду ль я тебе сказал.Но, сказать тебе по дружбе,Это — службишка, не служба;Служба всё, брат, впереди.Ты к царю теперь подиИ скажи ему открыто:"Надо, царь, мне два корытаБелоярова пшенаДа заморского вина.Да вели поторопиться:Завтра, только зазорится,Мы отправимся в поход”.

Тут Иван к царю идет,Говорит ему открыто:"Надо царь, мне два корытаБелоярова пшенаДа заморского вина.Да вели поторопиться:Завтра, только зазорится,Мы отправимся в поход”.Царь тотчас приказ дает,Чтоб посыльные дворянаВсё сыскали для Ивана,Молодцом его назвалИ "счастливый путь!” сказал.

На другой день утром рано,Разбудил конек Ивана:"Гей! Хозяин! полно спать!Время дело исправлять!”Вот Иванушка поднялся,В путь-дорожку собирался,Взял корыта, и пшено,И заморское вино;Потеплее приоделся,На коньке своем уселся,Вынул хлеба ломотокИ поехал на восток —Доставать тоё Жар-птицу.

Едут целую седмицу.Напоследок, в день осьмой,Приезжают в лес густой,Тут сказал конек Ивану:"Ты увидишь здесь поляну;На поляне той гора,Вся из чистого сребра;Вот сюда-то до зарницыПрилетают жары-птицыИз ручья воды испить;Тут и будем их ловить”.И, окончив речь к Ивану,Выбегает на поляну.Что за поле! Зелень тутСловно камень изумруд;Ветерок над нею веет,Так вот искорки и сеет;А по зелени цветыНесказанной красоты.А на той ли на поляне,Словно вал на окияне,Возвышается гораВся из чистого сребра.Солнце летними лучамиКрасит всю ее зарями,В сгибах золотом бежит,На верхах свечой горит.

Вот конек по косогоруПоднялся на эту гору,Вёрсту, другу пробежалУстоялся и сказал:"Скоро ночь, Иван, начнется,И тебе стеречь придется.Ну, в корыто лей виноИ с вином мешай пшено.А чтоб быть тебе закрыту,Ты под то подлезь корыто,Втихомолку примечай,Да смотри же, не зевай.До восхода, слышь, зарницыПрилетят сюда жар-птицыИ начнут пшено клеватьДа по-своему кричать.Ты, которая поближе,И схвати ее, смотри же!А поймаешь птицу-жар —И кричи на весь базар;Я тотчас к тебе явлюся”. —"Ну, а если обожгуся? —Говорит коньку Иван,

Расстилая свой кафтан. —Рукавички взять придется,Чай, плутовка больно жгется”.Тут конек из глаз исчез,А Иван, кряхтя, подлезПод дубовое корытоИ лежит там как убитый.

Вот полночною поройСвет разлился над горой,Будто полдни наступают:Жары-птицы налетают;Стали бегать и кричатьИ пшено с вином клевать.Наш Иван, от них закрытый,Смотрит птиц из-под корытаИ толкует сам с собой,Разводя вот так рукой:"Тьфу ты, дьявольская сила!Эк их, дряни, привалило!Чай, их тут с десятков с пять.Кабы всех переимать —То-то было бы поживы!Неча молвить, страх красивы!Ножки красные у всех;А хвосты-то — сущий смех!Чай, таких у куриц нету;А уж сколько, парень, свету —Словно батюшкина печь!”И, скончав такую речьСам с собою, под лазейкойНаш Иван ужом да змейкойКо пшену с вином подполз —Хвать одну из птиц за хвост."Ой! Конечек-горбуночек!Прибегай скорей, дружочек!Я ведь птицу-то поймал!” —Так Иван-дурак кричал.Горбунок тотчас явился."Ай, хозяин, отличился! —Говорит ему конек. —Ну, скорей ее в мешок!Да завязывай тужее;А мешок привесь на шею,Надо нам в обратный путь”. —"Нет, дай птиц-то мне пугнуть! —Говорит Иван. — Смотри-ка,Вишь, надселися от крика!”И, схвативши свой мешок,Хлещет вдоль и поперек.Ярким пламенем сверкая,Встрепенулася вся стая,Кругом огненным свиласьИ за тучи понеслась.А Иван наш вслед за нимиРукавицами своимиТак и машет и кричит,Словно щелоком облит.Птицы в тучах потерялись;Наши путники собрались,Уложили царский кладИ вернулися назад.

Вот приехали в столицу."Что, достал ли ты Жар-птицу?” —Царь Ивану говорит,Сам на спальника глядит.А уж тот, нешто от скуки,Искусал себе все руки."Разумеется, достал”, —Наш Иван царю сказал."Где ж она?” — "Постой немножко,Прикажи сперва окошкоВ почивальне затворить,Знашь, чтоб темень сотворить”.Тут дворяна побежалиИ окошко затворяли,Вот Иван мешок на стол."Ну-ка, бабушка, пошел!”Свет такой тут вдруг разлился,Что весь люд рукой закрылся.Царь кричит на весь базар:"Ахти, батюшки, пожар!Эй, решеточных сзывайте!Заливайте! заливайте!” —"Это, слышь ты, не пожар,Это свет от птицы-жар, —Молвил ловчий, сам со смехуНадрываяся. — ПотехуЯ привез те, осударь!”Говорит Ивану царь:"Вот люблю дружка Ванюшу!Взвеселил мою ты душу,И на радости такой —Будь же царский стремянной!”

Это видя, хитрый спальник,Прежний конюших начальник,Говорит себе под нос:"Нет, постой, молокосос!Не всегда тебе случитсяТак канальски отличиться,Я те снова подведу,Мой дружочек, под беду!”

Через три потом неделиВечерком одним сиделиВ царской кухне повараИ служители двора,Попивали мед из жбанаДа читали Еруслана."Эх! — один слуга сказал, —Как севодни я досталОт соседа чудо-книжку!В ней страниц не так чтоб слишком,Да и сказок только пять,А уж сказки — вам сказать,Так не можно надивиться;Надо ж этак умудриться!”Тут все в голос: "Удружи!Расскажи, брат, расскажи!” —"Ну, какую ж вы хотите?Пять ведь сказок; вот смотрите:Перва сказка о бобре,А вторая о царе,Третья... дай бог память... точно!О боярыне восточной;Вот в четвертой: князь Бобыл;В пятой... в пятой... эх, забыл!В пятой сказке говорится...Так в уме вот и вертится...” —"Ну, да брось ее!” — "Постой!..” —"О красотке, что ль, какой?” —"Точно! В пятой говоритсяО прекрасной Царь-девице.Ну, которую ж, друзья,Расскажу сегодня я?” —"Царь-девицу! — все кричали. —О царях мы уж слыхали,Нам красоток-то скорей!Их и слушать веселей”.И слуга, усевшись важно,Стал рассказывать протяжно:

"У далеких немских странЕсть, ребята, окиянПо тому ли окиянуЕздят только басурманы;С православной же землиНе бывали николиНи дворяне, ни мирянеНа поганом окияне.От гостей же слух идет,Что девица там живет;Но девица не простая,Дочь, вишь, Месяцу родная,Да и Солнышко ей брат.Та девица, говорят,Ездит в красном полушубке,В золотой, ребята, шлюпкеИ серебряным весломСамолично правит в нем;Разны песни попеваетИ на гусельцах играет...”

Спальник тут с полатей скок —И со всех обеих ногВо дворец к царю пустилсяИ как раз к нему явился,Стукнул крепко об пол лбомИ запел царю потом:"Я с повинной головою,Царь, явился пред тобою,Не вели меня казнить,Прикажи мне говорить!” —"Говори, да правду толькоИ не ври, смотри, нисколько!” —Царь с кровати закричал.Хитрый спальник отвечал:"Мы сегодня в кухне былиЗа твое здоровье пили,А один из дворских слугНас забавил сказкой вслух;В этой сказке говоритсяО прекрасной Царь-девице.Вот твой царский стремяннойПоклялся своей брадой,Что он знает эту птицу —Так он назвал Царь-девицу, —И ее, изволишь знать,Похваляется достать”.Спальник стукнул об пол снова."Гей, позвать мне стремяннова!” —Царь посыльным закричал.Спальник тут за печку стал;А посыльные дворянаПобежали по Ивана;В крепком сне его нашлиИ в рубашке привели.

Царь так начал речь: "Послушай,На тебя донос, Ванюша.Говорят, что вот сейчасПохвалялся ты для насОтыскать другую птицу,

Сиречь молвить, Царь-девицу...” —"Что ты, что ты, бог с тобой! —Начал царский стремянной. —Чай, спросонков, я толкую,Штуку выкинул такую.Да хитри себе, как хошь,А меня не проведешь”.Царь, затрясши бородою:"Что? Рядиться мне с тобою? —Закричал он. — Но смотри,Если ты недели в триНе достанешь Царь-девицуВ нашу царскую светлицу,То клянуся бородой,Ты поплатишься со мной:На правёж — в решетку — на кол!Вон, холоп!” Иван заплакалИ пошел на сеновал,Где конек его лежал.

"Что, Иванушка, невесел?Что головушку повесил? —Говорит ему конек. —Аль, мой милый, занемог?Аль попался к лиходею?”Пал Иван коньку на шею,Обнимал и целовал."Ох, беда, конек! — сказал. —Царь велит в свою светлицуМне достать, слышь, Царь-девицу.Что мне делать, горбунок?”Говорит ему конек:"Велика беда, не спорю;Но могу помочь я горю.Оттого беда твоя,Что не слушался меня.Но, сказать тебе по дружбе,Это службишка, не служба;Служба всё, брат, впереди!Ты к царю теперь подиИ скажи: "Ведь для поимкиНадо, царь, мне две ширинки,Шитый золотом шатерДа обеденный прибор —Весь заморского варенья —И сластей для прохлажденья”.

Вот Иван к царю идетИ такую речь ведет:"Для царевниной поимкиНадо, царь, мне две ширинки,Шитый золотом шатерДа обеденный прибор —Весь заморского варенья —И сластей для прохлажденья”.—"Вот давно бы так, чем нет”, —Царь с кровати дал ответИ велел, чтобы дворянаВсё сыскали для Ивана,Молодцом его назвалИ "счастливый путь!” сказал.

На другой день, утром рано,Разбудил конек Ивана:"Гей! Хозяин! полно спать!Время дело исправлять!”Вот Иванушка поднялся,В путь дорожку собирался,Взял ширинки и шатерДа обеденный прибор —Весь заморского варенья —И сластей для прохлажденья;Все в мешок дорожный с клалИ веревкой завязал,Потеплее приоделся,На коньке своем уселся,Вынул хлеба ломотокИ поехал на востокПо тоё ли Царь-девицу.

Едут целую седмицу;Напоследок, в день осьмой,Приезжают в лес густой.Тут сказал конек Ивану:"Вот дорога к окияну,И на нем-то круглый годТа красавица живет;Два раза она лишь сходитС окияна и приводитДолгий день на землю к нам.Вот увидишь завтра сам”.И, окончив речь к Ивану,Выбегает к окияну,На котором белый валОдинешенек гулял.Тут Иван с конька слезает,А конек ему вещает:"Ну, раскидывай шатер,На ширинку ставь приборИз заморского вареньяИ сластей для прохлажденья.Сам ложися за шатромДа смекай себе умом.Видишь, шлюпка вон мелькает.То царевна подплывает.Пусть в шатер она войдет,Пусть покушает, попьет;Вот, как в гусли заиграет —Знай, уж время наступает.Ты тотчас в шатер вбегай,Ту царевну сохватай,И держи ее сильнее,Да зови меня скорее.Я на первый твой приказПрибегу к тебе как раз,И поедем... Да смотри же,Ты гляди за ней поближе,Если ж ты ее проспишь,Так беды не избежишь”.Тут конек из глаз сокрылся,За шатер Иван забилсяИ давай дыру вертеть,Чтоб царевну подсмотреть.

Ясный полдень наступает;Царь-девица подплывает,Входит с гуслями в шатерИ садится за прибор."Хм! Так вот та Царь-девица!Как же в сказках говорится, —Рассуждает стремянной, —Что куда красна собойЦарь-девица, так что диво!Эта вовсе не красива:И бледна-то и тонка,Чай, в обхват-то три вершка;А ножонка-то ножонка!Тьфу ты! Словно у цыпленка!Пусть полюбится кому,Я и даром не возьму”.Тут царевна заигралаИ столь сладко припевала,Что Иван, не зная как,Прикорнулся на кулак;И под голос тихий, стройныйЗасыпает преспокойно.

Запад тихо догорал.Вдруг конек над ним заржалИ, толкнув его копытом,Крикнул голосом сердитым:"Спи, любезный, до звезды!Высыпай себе беды!Не меня ведь вздернут на кол!”Тут Иванушка заплакалИ, рыдаючи, просил,Чтоб конек его простил."Отпусти вину Ивану,Я вперед уж спать не стану”. —"Ну, уж бог тебя простит! —Горбунок ему кричит. —Всё поправим, может статься,Только, чур, не засыпаться;Завтра, рано поутру,К златошвейному шатруПриплывет опять девица —Меду сладкого напиться.Если ж снова ты заснешь,Головы уж не снесешь”.Тут конек опять сокрылся;А Иван сбирать пустилсяОстрых камней и гвоздейОт разбитых кораблейДля того, чтоб уколоться,Если вновь ему вздремнется.

На другой день, поутру,К злотошвейному шатруЦарь-девица подплывает,Шлюпку на берег бросает,Входит с гуслями в шатерИ садится за прибор...Вот царевна заигралаИ столь сладко припевала,Что Иванушке опятьЗахотелося поспать."Нет, постой же ты, дрянная! —Говорит Иван, вставая. —Ты вдругорядь не уйдешьИ меня не проведешь.”Тут в шатер Иван вбегает,Косу длинную хватает..."Ой, беги, конек, беги!Горбунок мой, помоги!”Вмиг конек к нему явился."Ах, хозяин, отличился!Ну, садись же поскорей!Да держи ее плотней!”

Вот столицы достигает.Царь к царевне выбегает.За белы руки берет,Во дворец ее ведетИ садит за стол дубовыйИ под занавес шелковый,В глазки с нежностью глядит,Сладки речи говорит:"Бесподобная девица!Согласися быть царица!Я тебя едва узрел —Сильной страстью воскипел.Соколины твои очиНе дадут мне спать средь ночиИ во время бела дня,Ох, измучают меня.Молви ласковое слово!Все для свадьбы уж готово;Завтра ж утром, светик мой,Обвенчаемся с тобойИ начнем жить припевая.”А царевна молодая,Ничего не говоря,Отвернулась от царя.Царь нисколько не сердился,Но сильней еще влюбился;На колен пред нею стал,Ручки нежно пожималИ балясы начал снова:"Молви ласковое слово!Чем тебя я огорчил?Али тем, что полюбил?О, судьба моя плачевна!”Говорит ему царевна:"Если хочешь взять меня,То доставь ты мне в три дняПерстень мой из окияна!” —"Гей! Позвать ко мне Ивана!” —Царь поспешно закричалИ чуть сам не побежал.

Вот Иван к царю явился,Царь к нему оборотилсяИ сказал ему: "Иван!Поезжай на окиян;В окияне том хранитсяПерстень, слышь ты, Царь-девицы.Коль достанешь мне его,Задарю тебя всего”. —"Я и с первой-то дорогиВолочу насилу ноги —Ты опять на окиян!” —Говорит царю Иван."Как же, плут, не торопиться:Видишь, я хочу жениться! —Царь со гневом закричалИ ногами застучал. —У меня не отпирайся,А скорее отправляйся!”Тут Иван хотел идти."Эй, послушай! По пути, —Говорит ему царица, —Заезжай ты поклонитьсяВ изумрудный терем мойДа скажи моей родной:Дочь ее узнать желает,Для чего она скрываетПо три ночи, по три дняЛик свой ясный от меня?И зачем мой братец красныйЗавернулся в мрак ненастныйИ в туманной вышинеНе пошлет луча ко мне?Не забудь же!” — "Помнить буду,Если только не забуду;Да ведь надо же узнать,Кто те братец, кто те мать,Чтоб в родне-то нам не сбиться”.Говорит ему царица:"Месяц — мать мне. Солнце — брат”."Да смотри, в три дня назад!” —Царь-жених к тому прибавил.Тут Иван царя оставилИ пошел на сеновал,Где конек его лежал."Что, Иванушка, невесел?Что головушку повесил?” —Говорит ему конек."Помоги мне, горбунок!Видишь, вздумал царь жениться,Знашь, на тоненькой царице,Так и шлет на окиян, —Говорит коньку Иван, —Дал мне сроку три дня только;Тут попробовать изволь-каПерстень дьявольский достать!Да велела заезжатьЭта тонкая царицаГде-то в терем поклонитьсяСолнцу, Месяцу, притомИ спрошать кое об чем...”Тут конек: "Сказать по дружбе,Это — службишка, не служба;Служба все, брат, впереди!Ты теперя спать поди;А назавтра, утром рано,Мы поедем к окияну”.

На другой день наш ИванВзяв три луковки в карман,Потеплее приоделся,На коньке своем уселсяИ поехал в дальний путь...Дайте, братцы, отдохнуть!