Сухой хлеб платонов а


Андрей Платонов - Сухой хлеб

Платонов Андрей

Сухой хлеб

Андрей Планонов

СУХОЙ ХЛЕБ

1

Жил в деревне Рогачевке мальчик Митя Климов семи лет от роду. Отца у него не было, отец его умер на войне от болезни, теперь у него осталась одна мать. Был у Мити Климова еще дедушка, да он умер от старости еще до войны, и лица его Митя не помнил; помнил он только доброе тепло у груди деда, что согревало и радовало Митю, помнил грустный, глухой голос, звавший его. А теперь не стало того тепла и голос тот умолк. "Куда ушел дедушка?" -- думал Митя. Смерти он не понимал, потому что он нигде не видел ее. Он думал, что и бревна в их избе и камень у порога тоже живые, как люди, как лошади и коровы, только они спят.

-- А где дедушка? -- спрашивал Митя у матери. -- Он спит в земле?

-- Он спит, -- говорила мать

-- Он уморился? -- спрашивал Митя.

-- Уморился, -- отвечала мать. -- Он всю жизнь землю пахал, а зимой плотничал, зимой он сани делал в кооперацию и лапти плел; всю жизнь ему спать было некогда.

-- Мама, разбуди его! -- просил Митя.

-- Нельзя. Он осерчает.

-- А папа тоже спит?

-- И папа спит.

-- У них ночь?

-- У них ночь, сынок.

-- Мама, а ты никогда не уморишься? -- спрашивал Митя и с боязнью смотрел в материнское лицо.

-- Нет, чего мне, сынок, я никогда не уморюсь. Я здоровая, я не старая... Я тебя еще долго буду растить, а то ты у меня маленький.

И Митя боялся, что мама его уморится, устанет работать и тоже уснет, как уснули дед и отец.

Мать теперь целый день ходила по полю за плугом. Два вола волокли плуг, а мать держала ручки плуга и кричала на волов, чтоб они шли, а не останавливались и не дремали. Мать была большая, сильная, под ее руками лемех плуга выворачивал землю. Митя ходил следом за плугом и тоже покрикивал на волов, чтобы не скучать без матери.

В тот год лето было сухое. Горячий ветер дул в полях с утра до вечера, и в этом ветре летели языки черного пламени, будто ветер сдувал огонь с солнца и нес его по земле. В полдень все небо застилала мгла; огненный зной палил землю и обращал ее в мертвый прах, а ветер подымал в вышину тот прах, и он застил солнце. На солнце можно было тогда смотреть глазами, как на луну, плывущую в тумане.

Мать Мити пахала паровое поле. Митя ходил за матерью и время от времени носил воду из колодца на пашню, чтобы мать не мучилась от жажды. Он приносил каждый раз половину ведра; мать сливала воду в бадью, что стояла на пашне, и, когда набиралась полная бадья, она поила волов, чтобы они не затомились и пахали. Митя видел, как тяжко было матери, как она упиралась в плуг впереди себя, когда слабели волы. И Митя захотел скорее стать большим и сильным, чтобы пахать землю вместо матери, а мать пусть отдыхает в избе.

Подумав так, Митя пошел домой. Мать ночью испекла хлебы и оставила их на лавке, покрыв от мух чистым рушником. Митя отрезал половину ковриги и начал есть. Есть ему не хотелось, да нужно было: он хотел скорее вырасти большим, скорее войти в силу и пахать землю. Митя думал, что от хлеба он скорее вырастет, только надо съесть его много. И он ел хлебную мякоть и хлебную корку; сперва он ел в охоту, а потом стал давиться от сытости; хлеб из его рта хотел выйти обратно, а он запихивал его пальцами и терпеливо жевал. Вскоре у него рот уморился жевать, челюсти в щеках заболели от работы, и Митя захотел спать. Но спать ему не надо было. Ему надо есть много и расти большим. Он выпил кружку воды, съел еще капустную кочерыжку и опять стал есть хлеб. Доевши половину ковриги, Митя снова попил воды и стал есть печеную картошку из горшка, макая ее в соль. Картошку он съел только одну, а вторую взял в руку, макнул в соль и заснул.

Вечером мать пришла с пахоты. Видит она, спит ее сын на лавке, голову положил на ковригу свежего хлеба и храпит, как большой мужик. Мать раздела Митю, осмотрела его -- не искусал ли его кто, глядит -- живот у него, как барабан.

Всю ночь Митя храпел, брыкался ногами и бормотал во сне.

А наутро проснулся, жил весь день не евши, ничего ему не хотелось, одну только воду пил.

С утра Митя ходил по деревне, потом пошел на пашню к матери и все время поглядывал на встречных и прохожих людей: не замечают ли они, что он вырос. Никто не смотрел на Митю с удивлением и не говорил ему ничего. Тогда он посмотрел на свою тень, не длиннее ли она стала. Тень его словно бы стала больше, чем вчера, однако немного, на самую малость.

-- Мама, -- сказал Митя, -- давай я пахать буду, мне пора!

Мать ответила ему:

-- Обожди! Придет и твоя пора пахать! А сейчас твоя пора не пришла, ты малолетний, ты маломощный еще, тебе расти и кормиться еще надо, и я тебя буду кормить!

Митя осерчал на мать и на всех людей, что он меньше их.

-- Не хочу я кормиться, я тебя кормить хочу!

Мать улыбнулась ему, и от нее, от матери, все стало вдруг добрым вокруг: сопящие потные волы, серая земля, былинка, дрожащая на жарком ветру, и незнакомый старик, бредущий по меже. Огляделся Митя, и ему показалось, что отовсюду на него смотрят добрые, любящие его глаза, и вздрогнуло его сердце от радости.

-- Мама! -- воскликнул Митя. -- А что мне надо делать? А то я тебя люблю.

-- А чего тебе делать! -- сказала мать. -- Живи, вот тебе работа. Думай о дедушке, думай об отце и обо мне думай.

-- А обо мне ты тоже думаешь?

-- О тебе я тоже думаю -- один ты у меня, -- ответила мать. -- Ой, лешие! Чего стали? -- сказала она волам. -- А ну, вперед! Не евши, что ль, жить будем?

2

В родительском дворе, где жил Митя Климов, был старый сарай. Сарай был покрыт досками, и доски стали старые от времени, по ним уже давно рос зеленый мох. А сам сарай ушел с одной стороны наполовину в землю и походил на согнувшегося старика. В темном углу того сарая лежали старые, давние вещи. Туда и отец складывал, что ему нужно было, там и дед хранил, что ему одному было дорого и никому уже не требовалось. Митя любил ходить в тот темный угол сарая-старика и трогать там ненужные вещи. Он брал топор, весь иззубренный, ржавый и негодный, глядел на него и думал: "Его дедушка в руках держал и я держу". Он увидел там деревянную снасть, похожую на корягу, и не знал, что это такое. Мать тогда сказала Мите: это была соха, ею дедушка пахал землю. Митя нашел там еще колесо от домашней прялки... Там же валялся кочедык: он был нужен дедушке, когда он плел лапти себе и своим детям. Там еще много было добра, и Митя трогал руками забытые предметы, спящие теперь в сумраке сарая; мальчик думал о них, он думал о том, как они жили давно в старинное время; тогда еще Мити не было на свете, и всем скучно было, что его нету.

Нынче Митя нашел в сарае твердую дубовую палку: на одном конце ее был корень, согнутый книзу и острый, а другой конец был гладкий. Митя не знал, что это было. Может, дедушка рыхлил землю, как тяпкой, этим острым дубовым корнем или еще что-нибудь работал. Мать говорила, он всегда работал и ничего не боялся. Митя взял эту дедушкину дубовую тяпку и отнес ее в избу. Может быть, она ему сгодится: дедушка ею работал и он будет.

3

К самому пряслу Климова двора подходило колхозное поле. На поле была посеяна рожь рядами. Каждый день Митя ходил к матери через это хлебное поле и видел, как рожь морилась жарою и умирала: малые былинки ржи лишь изредка стояли живыми, а многие уже поникли замертво к земле, откуда вышли на свет. Митя пробовал подымать иссохшие хлебные былинки, чтоб они жили опять, но они жить не могли и клонились как сонные на спекшуюся, горячую землю.

-- Мама, -- говорил он, -- рожь от жары умаривается?

-- Умаривается, сынок. Дождей-то ведь не было и теперь нету, а хлеб не железный, он живой.

-- А роса есть! -- сказал Митя. -- Она по утрам бывает.

-- А чего роса! -- ответила мать. -- Роса сохнет скоро; земля вся поверху спеклась, роса вглубь не проходит.

-- Мама, а как же быть-то без хлеба?

-- Незнамо как и быть... Должно, помощь тогда будет, мы в государстве живем.

-- А лучше пусть в колхозе хлеб растет, пусть роса в землю проходит.

-- Так бы оно лучше было, да хлеб без дождя не рождается.

-- Он не вырастет большой, он спит маленький! -- произнес Митя; он скучал о тех, кто спит.

Он пошел один домой, а мать осталась на пашне. Дома Митя взял дедушкину деревянную тяпку, погладил ее рукою -- дедушка тоже, должно быть, гладил ее, -- положил тяпку на плечо и пошел па колхозное озимое поле, что было за пряслом.

Там он стал рыхлить тяпкой спекшуюся землю промеж рядов уснувших ржаных былинок. Митя понимал, что хлебу вольнее будет дышать, когда земля станет рыхлой. А еще ему хотелось, чтобы ночная и утренняя роса прошла сверху между комочками земли в самую глубину, до каждого корня ржаного колоска. Тогда роса смочит там почву, корни станут кормиться из земли, а хлебная былинка проснется и будет жить.

Митя ударил нечаянно тяпкой возле самого хлебного стебелька, и стебелек тот сломался и поник.

-- Нельзя! -- вскричал Митя самому себе. -- Ты что делаешь!

Он оправил стебелек, уставил его в земле и стал теперь мотыжнть землю лишь посредине междурядья, чтобы не поранить хлебных корней. Потом он положил тяпку и начал руками копать и рыхлить землю у самых корней хлеба. Корни были осохшие, слабые, мать говорила про них, что они малодушные, и Митя осторожно ощупывал пальцами и разрыхлял почву вокруг каждого ржаного корешка, чтобы не сделать ему больно и чтобы роса напоила его.

Митя работал долго и ничего не видел, кроме земли у ослабевших, у дремлющих былинок.

Он опомнился, когда его окликнули. Митя увидел учительницу. Он не ходил в школу, мать сказала ему, что осенью отдаст его в школу, но Митя знал учительницу. Она была на войне, и у нее осталась целой одна правая рука; однако учительница Елена Петровна не горевала, что она калека; она всегда была веселая, она знала всех детей на деревне и ко всем была добрая.

-- Митя! Ты что тут копаешься? -- спросила учительница.

-- Хлеб пусть растет! -- сказал Митя. -- Я хлебу помогаю, чтоб он жил.

-- Как же ты помогаешь? А ну расскажи мне, Митя! Расскажи скорей, ведь сушь стоит!

-- Он росу будет пить!

Учительница подошла к Мите и посмотрела на его работу.

-- Тебе бы играть надо, тебе не скучно работать одному?

-- Не скучно, -- сказал Митя.

-- А отчего тебе не скучно?.. Приходи завтра ко мне в школу, мы оттуда в лес на экскурсию с ребятами пойдем, и ты пойдешь... Митя не знал, что сказать, потом он вспомнил:

-- Я маму все время люблю, мне работать не скучно. Хлеб помирает, нам некогда.

Учительница Елена Петровна наклонилась к Мите, обняла его одной рукой и прижала к себе:

-- Ах ты, милый мой! Какое сердце у тебя -- маленькое, а большое!.. Знаешь что? Ты тяпкой будешь мотыжить, а я пальцами у корней буду копать, а то у меня рука-то всего одна!

И Митя стал мотыжить землю дедушкиной тяпкой, а учительница, присев на корточки, начала копать почву пальцами у самых хлебных корней.

На другой день учительница пришла на колхозное поле не одна; с нею пришло семеро детей, учеников первого и второго классов. Митя один уже работал деревянной тяпкой. Он вышел нынче спозаранку и осмотрел все хлебные былинки, возле которых он вчера разрыхлил землю.

Солнце поднялось, роса уже сошла и ветер с огнем дул по земле. Однако те ржаные колоски, что возделал Митя, нынче словно бы повеселели.

-- Они просыпаются! -- обрадованно сказал Митя учительнице. -- Они проснутся!

-- Конечно, проснутся, -- согласилась учительница. -- Мы их разбудим!

Она увела учеников с собой, и Митя остался один.

"Мама пашет, и я хлебу расти помогаю, -- думал Митя. -- У учительницы одна рука только, а то бы она тоже работала".

Учительница Елена Петровна взяла в колхозе маленькие узкие тяпки и вернулась со всеми мальчиками и девочками обратно. Она показала детям, как работает Митя, как надо делать, чтобы рос сухой хлеб, -- она сама стала работать одной рукой, и все дети склонились к ржаным былинкам, чтобы помочь им жить и расти.

litread.info

Сухой хлеб читать полное произведение Платонов А.П.

    Жил в деревне Рогачевке мальчик Митя Климов семи лет от роду. Отца у него      не было, отец его умер на войне от болезни, теперь у него осталась одна      мать. Был у Мити Климова еще дедушка, да он умер от старости еще до войны,      и лица его Митя не помнил; помнил он только доброе тепло у груди деда, что      согревало и радовало Митю, помнил грустный, глухой голос, звавший его. А      теперь не стало того тепла и голос тот умолк. "Куда ушел дедушка?" - думал      Митя. Смерти он не понимал, потому что он нигде не видел ее. Он думал, что      и бревна в их избе и камень у порога тоже живые, как люди, как лошади и      коровы, только они спят.      - А где дедушка? - спрашивал Митя у матери. - Он спит в земле?      - Он спит, - говорила мать      - Он уморился? - спрашивал Митя.      - Уморился, - отвечала мать. - Он всю жизнь землю пахал, а зимой      плотничал, зимой он сани делал в кооперацию и лапти плел; всю жизнь ему      спать было некогда.      - Мама, разбуди его! - просил Митя.      - Нельзя. Он осерчает.      - А папа тоже спит?      - И папа спит.      - У них ночь?      - У них ночь, сынок.      - Мама, а ты никогда не уморишься? - спрашивал Митя и с боязнью смотрел в      материнское лицо.      - Нет, чего мне, сынок, я никогда не уморюсь. Я здоровая, я не старая... Я      тебя еще долго буду растить, а то ты у меня маленький.      И Митя боялся, что мама его уморится, устанет работать и тоже уснет, как      уснули дед и отец.      Мать теперь целый день ходила по полю за плугом. Два вола волокли плуг, а      мать держала ручки плуга и кричала на волов, чтоб они шли, а не      останавливались и не дремали. Мать была большая, сильная, под ее руками      лемех плуга выворачивал землю. Митя ходил следом за плугом и тоже      покрикивал на волов, чтобы не скучать без матери.      В тот год лето было сухое. Горячий ветер дул в полях с утра до вечера, и в      этом ветре летели языки черного пламени, будто ветер сдувал огонь с солнца      и нес его по земле. В полдень все небо застилала мгла; огненный зной палил      землю и обращал ее в мертвый прах, а ветер подымал в вышину тот прах, и он      застил солнце. На солнце можно было тогда смотреть глазами, как на луну,      плывущую в тумане.      Мать Мити пахала паровое поле. Митя ходил за матерью и время от времени      носил воду из колодца на пашню, чтобы мать не мучилась от жажды. Он      приносил каждый раз половину ведра; мать сливала воду в бадью, что стояла      на пашне, и, когда набиралась полная бадья, она поила волов, чтобы они не      затомились и пахали. Митя видел, как тяжко было матери, как она упиралась      в плуг впереди себя, когда слабели волы. И Митя захотел скорее стать      большим и сильным, чтобы пахать землю вместо матери, а мать пусть отдыхает      в избе.Подумав так, Митя пошел домой. Мать ночью испекла хлебы и оставила их на      лавке, покрыв от мух чистым рушником. Митя отрезал половину ковриги и      начал есть. Есть ему не хотелось, да нужно было: он хотел скорее вырасти      большим, скорее войти в силу и пахать землю. Митя думал, что от хлеба он      скорее вырастет, только надо съесть его много. И он ел хлебную мякоть и      хлебную корку; сперва он ел в охоту, а потом стал давиться от сытости;      хлеб из его рта хотел выйти обратно, а он запихивал его пальцами и      терпеливо жевал. Вскоре у него рот уморился жевать, челюсти в щеках      заболели от работы, и Митя захотел спать. Но спать ему не надо было. Ему      надо есть много и расти большим. Он выпил кружку воды, съел еще капустную      кочерыжку и опять стал есть хлеб. Доевши половину ковриги, Митя снова      попил воды и стал есть печеную картошку из горшка, макая ее в соль.      Картошку он съел только одну, а вторую взял в руку, макнул в соль и заснул.      Вечером мать пришла с пахоты. Видит она, спит ее сын на лавке, голову      положил на ковригу свежего хлеба и храпит, как большой мужик. Мать раздела      Митю, осмотрела его - не искусал ли его кто, глядит - живот у него, как      барабан.      Всю ночь Митя храпел, брыкался ногами и бормотал во сне.      А наутро проснулся, жил весь день не евши, ничего ему не хотелось, одну      только воду пил.      С утра Митя ходил по деревне, потом пошел на пашню к матери и все время      поглядывал на встречных и прохожих людей: не замечают ли они, что он      вырос. Никто не смотрел на Митю с удивлением и не говорил ему ничего.      Тогда он посмотрел на свою тень, не длиннее ли она стала. Тень его словно      бы стала больше, чем вчера, однако немного, на самую малость.      - Мама, - сказал Митя, - давай я пахать буду, мне пора!      Мать ответила ему:      - Обожди! Придет и твоя пора пахать! А сейчас твоя пора не пришла, ты      малолетний, ты маломощный еще, тебе расти и кормиться еще надо, и я тебя      буду кормить!      Митя осерчал на мать и на всех людей, что он меньше их.      - Не хочу я кормиться, я тебя кормить хочу!      Мать улыбнулась ему, и от нее, от матери, все стало вдруг добрым вокруг:      сопящие потные волы, серая земля, былинка, дрожащая на жарком ветру, и      незнакомый старик, бредущий по меже. Огляделся Митя, и ему показалось, что      отовсюду на него смотрят добрые, любящие его глаза, и вздрогнуло его      сердце от радости.      - Мама! - воскликнул Митя. - А что мне надо делать? А то я тебя люблю.      - А чего тебе делать! - сказала мать. - Живи, вот тебе работа. Думай о      дедушке, думай об отце и обо мне думай.      - А обо мне ты тоже думаешь?      - О тебе я тоже думаю - один ты у меня, - ответила мать. - Ой, лешие! Чего      стали? - сказала она волам. - А ну, вперед! Не евши, что ль, жить будем?      2      В родительском дворе, где жил Митя Климов, был старый сарай. Сарай был      покрыт досками, и доски стали старые от времени, по ним уже давно рос      зеленый мох. А сам сарай ушел с одной стороны наполовину в землю и походил      на согнувшегося старика. В темном углу того сарая лежали старые, давние      вещи. Туда и отец складывал, что ему нужно было, там и дед хранил, что ему      одному было дорого и никому уже не требовалось. Митя любил ходить в тот      темный угол сарая-старика и трогать там ненужные вещи. Он брал топор, весь      иззубренный, ржавый и негодный, глядел на него и думал: "Его дедушка в      руках держал и я держу". Он увидел там деревянную снасть, похожую на      корягу, и не знал, что это такое. Мать тогда сказала Мите: это была соха,      ею дедушка пахал землю. Митя нашел там еще колесо от домашней прялки...      Там же валялся кочедык: он был нужен дедушке, когда он плел лапти себе и      своим детям. Там еще много было добра, и Митя трогал руками забытые      предметы, спящие теперь в сумраке сарая; мальчик думал о них, он думал о      том, как они жили давно в старинное время; тогда еще Мити не было на      свете, и всем скучно было, что его нету.      Нынче Митя нашел в сарае твердую дубовую палку: на одном конце ее был      корень, согнутый книзу и острый, а другой конец был гладкий. Митя не знал,      что это было. Может, дедушка рыхлил землю, как тяпкой, этим острым дубовым      корнем или еще что-нибудь работал. Мать говорила, он всегда работал и      ничего не боялся. Митя взял эту дедушкину дубовую тяпку и отнес ее в избу.      Может быть, она ему сгодится: дедушка ею работал и он будет.      3      К самому пряслу Климова двора подходило колхозное поле. На поле была      посеяна рожь рядами. Каждый день Митя ходил к матери через это хлебное      поле и видел, как рожь морилась жарою и умирала: малые былинки ржи лишь      изредка стояли живыми, а многие уже поникли замертво к земле, откуда вышли      на свет. Митя пробовал подымать иссохшие хлебные былинки, чтоб они жили      опять, но они жить не могли и клонились как сонные на спекшуюся, горячую      землю.      - Мама, - говорил он, - рожь от жары умаривается?      - Умаривается, сынок. Дождей-то ведь не было и теперь нету, а хлеб не      железный, он живой.      - А роса есть! - сказал Митя. - Она по утрам бывает.      - А чего роса! - ответила мать. - Роса сохнет скоро; земля вся поверху      спеклась, роса вглубь не проходит.      - Мама, а как же быть-то без хлеба?      - Незнамо как и быть... Должно, помощь тогда будет, мы в государстве живем.      - А лучше пусть в колхозе хлеб растет, пусть роса в землю проходит.      - Так бы оно лучше было, да хлеб без дождя не рождается.      - Он не вырастет большой, он спит маленький! - произнес Митя; он скучал о      тех, кто спит.      Он пошел один домой, а мать осталась на пашне. Дома Митя взял дедушкину      деревянную тяпку, погладил ее рукою - дедушка тоже, должно быть, гладил      ее, - положил тяпку на плечо и пошел па колхозное озимое поле, что было за      пряслом.      Там он стал рыхлить тяпкой спекшуюся землю промеж рядов уснувших ржаных      былинок. Митя понимал, что хлебу вольнее будет дышать, когда земля станет      рыхлой. А еще ему хотелось, чтобы ночная и утренняя роса прошла сверху      между комочками земли в самую глубину, до каждого корня ржаного колоска.      Тогда роса смочит там почву, корни станут кормиться из земли, а хлебная      былинка проснется и будет жить.      Митя ударил нечаянно тяпкой возле самого хлебного стебелька, и стебелек      тот сломался и поник.      - Нельзя! - вскричал Митя самому себе. - Ты что делаешь!      Он оправил стебелек, уставил его в земле и стал теперь мотыжнть землю лишь      посредине междурядья, чтобы не поранить хлебных корней. Потом он положил      тяпку и начал руками копать и рыхлить землю у самых корней хлеба. Корни      были осохшие, слабые, мать говорила про них, что они малодушные, и Митя      осторожно ощупывал пальцами и разрыхлял почву вокруг каждого ржаного      корешка, чтобы не сделать ему больно и чтобы роса напоила его.      Митя работал долго и ничего не видел, кроме земли у ослабевших, у      дремлющих былинок.      Он опомнился, когда его окликнули. Митя увидел учительницу. Он не ходил в      школу, мать сказала ему, что осенью отдаст его в школу, но Митя знал      учительницу. Она была на войне, и у нее осталась целой одна правая рука;      однако учительница Елена Петровна не горевала, что она калека; она всегда      была веселая, она знала всех детей на деревне и ко всем была добрая.      - Митя! Ты что тут копаешься? - спросила учительница.      - Хлеб пусть растет! - сказал Митя. - Я хлебу помогаю, чтоб он жил.      - Как же ты помогаешь? А ну расскажи мне, Митя! Расскажи скорей, ведь сушь      стоит!      - Он росу будет пить!      Учительница подошла к Мите и посмотрела на его работу.      - Тебе бы играть надо, тебе не скучно работать одному?      - Не скучно, - сказал Митя.      - А отчего тебе не скучно?.. Приходи завтра ко мне в школу, мы оттуда в      лес на экскурсию с ребятами пойдем, и ты пойдешь... Митя не знал, что      сказать, потом он вспомнил:      - Я маму все время люблю, мне работать не скучно. Хлеб помирает, нам      некогда.      Учительница Елена Петровна наклонилась к Мите, обняла его одной рукой и      прижала к себе:      - Ах ты, милый мой! Какое сердце у тебя - маленькое, а большое!.. Знаешь      что? Ты тяпкой будешь мотыжить, а я пальцами у корней буду копать, а то у      меня рука-то всего одна!      И Митя стал мотыжить землю дедушкиной тяпкой, а учительница, присев на      корточки, начала копать почву пальцами у самых хлебных корней.      На другой день учительница пришла на колхозное поле не одна; с нею пришло      семеро детей, учеников первого и второго классов. Митя один уже работал      деревянной тяпкой. Он вышел нынче спозаранку и осмотрел все хлебные      былинки, возле которых он вчера разрыхлил землю.      Солнце поднялось, роса уже сошла и ветер с огнем дул по земле. Однако те      ржаные колоски, что возделал Митя, нынче словно бы повеселели.      - Они просыпаются! - обрадованно сказал Митя учительнице. - Они проснутся!      - Конечно, проснутся, - согласилась учительница. - Мы их разбудим!      Она увела учеников с собой, и Митя остался один.      "Мама пашет, и я хлебу расти помогаю, - думал Митя. - У учительницы одна      рука только, а то бы она тоже работала".      Учительница Елена Петровна взяла в колхозе маленькие узкие тяпки и      вернулась со всеми мальчиками и девочками обратно. Она показала детям, как      работает Митя, как надо делать, чтобы рос сухой хлеб, - она сама стала      работать одной рукой, и все дети склонились к ржаным былинкам, чтобы      помочь им жить и расти.

gramotey.com

СУХОЙ ХЛЕБ - ПЛАТОНОВ АНДРЕЙ ПЛАТОНОВИЧ - РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА XX века - Хрестоматия. Произведения школьной программы 3-4 классы

Хрестоматия. Произведения школьной программы 3-4 классы

ПЛАТОНОВ АНДРЕЙ ПЛАТОНОВИЧ (1899-1951)

СУХОЙ ХЛЕБ

Жил в деревне Рогачёвке мальчик Митя Климов семи лет от роду. Отца у него не было, отец его умер на войне от болезни, теперь у него осталась одна мать. Был у Мити Климова ещё дедушка, да он умер от старости ещё до войны, и лица его Митя не помнил; помнил он только доброе тепло у груди деда, что согревало и радовало Митю, помнил грустный, глухой голос, звавший его. А теперь не стало того тепла и голос тот умолк. «Куда ушёл дедушка?» — думал Митя. Смерти он не понимал, потому что он нигде не видел её. Он думал, что и брёвна в их избе, и камень у порога тоже живые, как люди, как лошади и коровы, только они спят.

— А где дедушка? — спрашивал Митя у матери.— Он спит в земле?

— Он спит,— говорила мать.

— Он уморился? — спрашивал Митя.

— Уморился,— отвечала мать.— Он всю жизнь землю пахал, а зимой плотничал, зимой он сани делал в кооперацию и лапти плёл; всю жизнь ему спать было некогда.

— Мама, разбуди его! — просил Митя.

— Нельзя. Он осерчает.

— А папа спит?

— И папа спит.

— У них ночь?

— У них ночь, сынок.

— Мама, а ты никогда не уморишься? — спрашивал Митя и с боязнью смотрел на материнское лицо.

— Нет, чего мне, сынок, я никогда не уморюсь. Я здоровая, я не старая... Я тебя ещё долго буду растить, а то ты у меня маленький.

И Митя боялся, что мама его уморится, устанет работать и тоже уснёт, как уснули дед и отец.

Мать теперь целый день ходила по полю за плугом. Два вола волокли плуг, а мать держала ручки плуга и кричала на волов, чтоб они шли, а не останавливались и не дремали. Мать была большая, сильная: под её руками лемех плуга выворачивал землю. Митя ходил следом за плугом и тоже покрикивал на волов, чтобы не скучать без матери.

В тот год лето было сухое. Горячий ветер дул в полях с утра до вечера, и в этом ветре летели языки чёрного пламени, будто ветер сдувал огонь с солнца и нёс его по земле. В полдень всё небо застилала мгла; огненный зной палил землю и обращал её в мёртвый прах, а ветер подымал в вышину тот прах, и он застил солнце. На солнце можно было тогда смотреть глазами, как на луну, плывущую в тумане.

Мать Мити пахала паровое поле. Митя ходил за матерью и время от времени носил воду из колодца на пашню, чтобы мать не мучилась от жажды. Он приносил каждый раз половину ведра; мать сливала воду в бадью, что стояла на пашне, и, когда набиралась полная бадья, она поила волов, чтобы они не затомились и пахали. Митя видел, как тяжко было матери, как она упиралась в плуг впереди себя, когда слабели волы. И Митя захотел скорее стать большим и сильным, чтобы пахать землю вместо матери, а мать пусть отдыхает в избе.

Подумав так, Митя пошёл домой. Мать ночью испекла хлебы и оставила их на лавке, покрыв от мух чистым рушником. Митя отрезал половину ковриги и начал есть. Есть ему не хотелось, да нужно было: он хотел скорее вырасти большим, скорее войти в силу и пахать землю. Митя думал, что от хлеба он скорее вырастет, только надо съесть его много. И он ел хлебную мякоть и хлебную корку; сперва он ел в охоту, а потом стал давиться от сытости; хлеб из его рта хотел выйти обратно, а он запихивал его пальцами и терпеливо жевал. Вскоре у него рот уморился жевать, челюсти в щеках заболели от работы, и Митя захотел спать. Но спать ему не надо было. Ему надо есть много и расти большим. Он выпил кружку воды, съел ещё капустную кочерыжку и опять стал есть хлеб. Доевши половину ковриги, Митя снова попил воды и стал есть печёную картошку из горшка, макая её в соль. Картошку он съел только одну, а вторую взял в руку, макнул в соль и заснул.

Вечером мать пришла с пахоты. Видит она: спит её сын на лавке, голову положил на ковригу свежего хлеба и храпит, как большой мужик. Мать раздела Митю, осмотрела его — не искусал ли его кто, глядит — живот у него как барабан.

Всю ночь Митя храпел, брыкался ногами и бормотал во сне. А наутро проснулся, жил весь день не евши, ничего ему не хотелось, одну только воду пил.

С утра Митя ходил по деревне, потом пошёл на пашню к матери и всё время поглядывал на встречных и прохожих людей: не замечают ли они, что он вырос. Никто не смотрел на Митю с удивлением и не говорил ему ничего. Тогда он посмотрел на свою тень, не длиннее ли она стала. Тень его словно бы стала больше, чем вчера, однако немного, на самую малость.

— Мама,— сказал Митя,— давай я пахать буду, мне пора!

Мать ответила ему:

— Обожди! Придёт и твоя пора пахать! А сейчас твоя пора не пришла, ты малолетний, ты маломощный ещё, тебе расти и кормиться ещё надо, и я тебя буду кормить!

Митя осерчал на мать и на всех людей, что он меньше их.

— Не хочу я кормиться, я тебя кормить хочу!

Мать улыбнулась ему, и от неё, от матери, всё стало вдруг добрым вокруг: сопящие потные волы, серая земля, былинка, дрожащая на жарком ветру, и незнакомый старик, бредущий по меже. Огляделся Митя, и ему показалось, что отовсюду на него смотрят добрые, любящие его глаза, и вздрогнуло его сердце от радости.

— Мама! — воскликнул Митя.— А что мне надо делать? А то я тебя люблю.

— А что тебе делать! — сказала мать.— Живи, вот тебе работа. Думай о дедушке, думай об отце и обо мне думай.

— А обо мне ты тоже думаешь?

— О тебе я тоже думаю — один ты у меня,— ответила мать.— Ой, лешие! Чего стали? — сказала она волам.— А ну, вперёд! Не евши, что ль, жить будем?

2

В родительском дворе, где жил Митя Климов, был старый сарай. Сарай был покрыт досками, и доски стали старые от времени, по ним уже давно рос зелёный мох. А сам сарай ушёл с одной стороны наполовину в землю и походил на согнувшегося старика. В тёмном углу того сарая лежали старые, давние вещи. Туда и отец складывал, что ему нужно было, там и дед хранил, что ему одному было дорого и никому уже не требовалось. Митя любил ходить в тот тёмный угол сарая-старика и трогать там ненужные вещи. Он брал топор, весь иззубренный, ржавый и негодный, глядел на него и думал: «Его дедушка в руках держал, и я держу» . Он увидел там деревянную снасть, похожую на корягу, и не знал, что это такое. Мать тогда сказала Мите: это была соха, ею дедушка пахал землю. Митя нашёл там ещё колесо от домашней прялки и картинку, на которой был нарисован страшный старик, глядящий из облака на землю. Там же валялся кочедык: он был нужен дедушке, когда он плёл лапти себе и своим детям. Там ещё много было добра, и Митя трогал руками забытые предметы, спящие теперь в сумраке сарая; мальчик думал о них, он думал о том, как они жили давно в старинное время; тогда ещё Мити не было на свете, и всем скучно было, что его нету.

Нынче Митя нашёл в сарае твёрдую дубовую палку: на одном конце её был корень, согнутый книзу и острый, а другой конец был гладкий. Митя не знал, что это было. Может, дедушка рыхлил землю, как тяпкой, этим острым дубовым корнем или ещё что-нибудь работал. Мать говорила, он всегда работал и ничего не боялся. Митя взял эту дедушкину дубовую тяпку и отнёс её в избу. Может быть, она ему сгодится: дедушка ею работал и он будет.

3

К самому пряслу Климова двора подходило колхозное поле. На поле была посеяна рожь рядами. Каждый день Митя ходил к матери через это хлебное поле и видел, как рожь морилась жарою и умирала: малые былинки ржи лишь изредка стояли живыми, а многие уже поникли замертво к земле, откуда вышли на свет. Митя пробовал подымать иссохшие хлебные былинки, чтоб они жили опять, но они жить не могли и клонились, как сонные, на спёкшуюся горячую землю.

— Мама,— говорил он,— рожь от жары ума- ривается?

— Умаривается, сынок. Дождей-то ведь не было и теперь нету, а хлеб не железный, он живой.

— А роса есть! — сказал Митя.— Она по утрам бывает.

— А чего роса! — ответила мать.— Роса сохнет скоро; земля вся поверху спеклась, роса вглубь не проходит.

— Мама, а как же быть-то без хлеба?

— Незнамо, как и быть... Должно, помощь тогда будет, мы в государстве живём.

— А лучше пусть в колхозе хлеб растёт, пусть роса в землю проходит.

— Так бы оно лучше было, да хлеб без дождя не рождается.

— Он не вырастет большой, он спит маленький! — произнёс Митя; он скучал о тех, кто спит.

Он пошёл один домой, а мать осталась на пашне. Дома Митя взял дедушкину деревянную тяпку, погладил её рукою — дедушка тоже, должно быть, гладил её,— положил тяпку на плечо и пошёл на колхозное озимое поле, что было за пряслом. Там он стал рыхлить тяпкой спёкшуюся землю промеж рядов уснувших ржаных былинок. Митя понимал, что хлебу вольнее будет дышать, когда земля станет рыхлой. А ещё ему хотелось, чтобы ночная и утренняя роса прошла сверху между комочками земли в самую глубину, до каждого корня ржаного колоска. Тогда роса смочит там почву, корни станут кормиться из земли, а хлебная былинка проснётся и будет жить.

Митя ударил нечаянно тяпкой возле самого хлебного стебелька, и стебелёк тот сломался и поник.

— Нельзя! — вскричал Митя самому себе.— Ты что делаешь!

Он оправил стебелёк, уставил его в землю и стал теперь мотыжить землю лишь посредине междурядья, чтобы не поранить хлебных корней. Потом он положил тяпку и начал руками копать и рыхлить землю у самых корней хлеба. Корни были осохшие, слабые. Мать говорила про них, что они малодушные, и Митя осторожно ощупывал пальцами и разрыхлял почву вокруг каждого ржаного корешка, чтобы не сделать ему больно и чтобы роса напоила его.

Митя работал долго и ничего не видел, кроме земли у ослабевших, у дремлющих былинок.

Он опомнился, когда его окликнули. Митя увидел учительницу. Он не ходил в школу, мать сказала ему, что осенью отдаст его в школу, но Митя знал учительницу. Она была на войне, и у неё осталась целой одна правая рука; однако учительница Елена Петровна не горевала, что она калека; она всегда была весёлая, она знала всех детей на деревне и ко всем была добрая.

— Митя! Ты что тут копаешься? — спросила учительница.

— Хлеб пусть растёт! — сказал Митя.— Я хлебу помогаю, чтоб он жил.

— Как же ты помогаешь? А ну расскажи мне, Митя! Расскажи скорей, ведь сушь стоит!

— Он росу будет пить!

Учительница подошла к Мите и посмотрела на его работу.

— Тебе бы играть надо, тебе не скучно работать одному?

— Не скучно,— сказал Митя.

— А отчего тебе не скучно?.. Приходи завтра ко мне в школу, мы оттуда в лес на экскурсию с ребятами пойдём, и ты пойдёшь...

Митя не знал, что сказать, потом он вспомнил:

— Я маму всё время люблю, мне работать не скучно. Хлеб помирает, нам некогда.

Учительница Елена Петровна наклонилась к Мите, обняла его одной рукой и прижала к себе:

— Ах ты милый мой! Какое сердце у тебя — маленькое, а большое!.. Знаешь что, ты тяпкой будешь мотыжить, а я пальцами у корней буду копать, а то у меня рука-то всего одна!

И Митя стал мотыжить землю дедушкиной тяпкой, а учительница, присев на корточки, начала копать почву пальцами у самых хлебных корней.

На другой день учительница пришла на колхозное поле не одна: с нею пришло семеро детей, учеников первого и второго классов. Митя один уже работал деревянной тяпкой. Он вышел нынче спозаранку и осмотрел все хлебные былинки, возле которых он вчера разрыхлил землю.

Солнце поднялось, роса уже сошла, и ветер с огнём дул по земле. Однако те ржаные колоски, что возделал Митя, нынче словно бы повеселели.

— Они просыпаются! — обрадованно сказал Митя учительнице.— Они проснутся.

— Конечно, проснутся,— согласилась учительница.— Мы их разбудим!

Она увела учеников с собой, и Митя остался один.

«Мама пашет, и я хлебу расти помогаю,— думал Митя.— У учительницы одна рука только, а то бы она тоже работала».

Учительница Елена Петровна взяла в колхозе маленькие узкие тяпки и вернулась со всеми мальчиками и девочками обратно. Она показала детям, как работает Митя, как надо делать, чтобы рос сухой хлеб,— она сама стала работать одной рукой, и все дети склонились к ржаным былинкам, чтобы помочь им жить и расти.



scribble.su


Смотрите также