Евгений Шалашов - Хлеб наемника. Шалашов евгений хлеб наемника
Хлеб наемника - Евгений Шалашов
Глава третья
ЛЮДИ И СТЕНЫ…
— Нищие! — выпалил мой лейтенант Густав, появившийся на смотровой площадке.
Я как раз показывал, как правильно спихнуть приставную лестницу. Удобней это делать в четыре руки, держа рогатки крест-накрест. Но главная хитрость не в этом, а в том, чтобы самому остаться целым и, желательно, невредимым! Для этого нужно держать в голове мысль, что в тебя целится не меньше двух-трех лучников, и не следует вылезать из-за зубца целиком. В горячке боя народ увлекается и сам подставляется под стрелы!
От неожиданности я чуть было не запустил багром в помощника:
— Что «нищие»? Милостыню просят? Ну и скажи им, что сегодня не подают.
— Их там целая толпа. Говорят, помогать пришли. Что делать будем? — уставился на меня Густав, ожидая каких-то распоряжений.
— Е-мое… Это же Оглобля войско привел! — вспомнил я.
— Какая оглобля? — не понял лейтенант, но я, на ходу буркнув ему: «Потом!» — побежал вниз.
«Войско», приведенное Жаком, выглядело сурово. Драные плащи, засаленные камзолы… Морды — без слез не взглянешь! У кого-то отсутствовало ухо, у кого-то — глаз. Были «образчики», у которых на физиономии не оставалось ничего выступающего.
«Их бы всех — в рудник, породу дробить. А еще лучше — посадить в баржу (которую не жалко!), вывести на глубокое место да пробить дно…» — вздохнул я.
Почти каждый держал при себе либо багор, либо тяжелое копье. Чувствовалось, вооружение подбирал опытный человек.
Впереди «подданных», опираясь на массивный деревянный костыль, стоял одноногий «король». Зная Жака, можно предположить, что костыль в его руках послужит не хуже боевого молота, и бьюсь об заклад, что в наконечнике спрятано еще и лезвие…
К толпе уже подтягивались латники из «особого» отряда — Бруно, не знавший о моих переговорах с нищими, решил перестраховаться. Я сам ему и внушал, что любой незнакомец (тем паче — неизвестный отряд!), появившийся внутри стен, должен расцениваться как возможный враг!
— А-а! — с облегчением протянул сержант, давая отряду отмашку: — Разойтись.
— Всех выгнал, кроме калек! — гордо доложил Жак. — Куда расставлять?
— Отбери себе человек сорок, пусть тут и остаются. Остальных… Густав! — окликнул я лейтенанта. Остальных разведи по стенам и распредели по сменам.
«Общая мобилизация», проведенная по моему настоянию магистратом, дала около тысячи защитников. А угрозы, что осыпали нас обиженные иноземные купцы, путешественники да приблудные наемники, которых отправили на стены, меня волновали мало. Если город устоит, то с купцами и прочими как-нибудь разберемся. А нет, так нам будет все равно.
Воинство состояло человек из ста. Как Жаку удалось вытащить воров и нищих на защиту города, не знаю. Никогда не думал, что у этой швали есть чувство патриотизма. Хотя кто знает…
Теперь я могу установить трехсменные дежурства. Известно, что оборону порой губит не только недостаток защитников, но и их переизбыток. Плохо, когда не хватает людей для защиты башен и куртин, но и — когда все кому не лень лезут на стену, то они только будут мешать друг другу.
Мой лейтенант, остававшийся капитаном городской стражи, ошарашенно смотрел на тех, кого он недавно ловил, и, чуть слышно пробормотав: «С такими союзниками и враг не нужен…» — пошел выполнять приказ.
— Господин Артакс, куда прикажете встать остальным? — деловито поинтересовался Оглобля, делая вид, что мы с ним незнакомы.
— И куда же вас поставить, господин… старшина… — задумался я на минуту. Нет, не о том — куда поставить опытного солдата, а над тем, как же мне его именовать. Как задействовать старого воина, я знал: — Вы, сударь, с арбалетами дружите?
— В руках когда-то держал… — скромно ответил Жак, пряча в глазах озорную искорку: — Попробую, так глядишь, чего-нибудь и вспомню. В ворону на лету не попаду, но корову там или козла — подстрелю.
— Пойдемте, — кивнул я и повел старого друга в Левую башню.
Жака мне послало само Провидение! Когда-то с пятисот шагов он пробивал рыцарские доспехи вместе с хозяином! Забыть былые навыки, пусть и за пятнадцать лет, никак не мог. А мне нужен толковый человек, которому не требовалось долдонить, что главная задача лучника и арбалетчика — не бить в наступающие ряды, а стрелять вдоль стен, отстреливая нападавших. И что башни для того и служат, чтобы защищать стены, а не воевать с противником. Сидя в обороне, как известно, врага не победишь, но отбиться — можно. Главное — не путать две разные задачи.
Если принять за центр Надвратную цитадель, в которой расположился мой штаб (я с мальчишками!), а справа будет распоряжаться Густав, то теперь я спокоен и за Левую башню. А я переживал, что придется бегать туда-сюда…
Когда дошли, я задумался — а как старина Жак будет лазить по винтовой лестнице? Но одноногий «король», брезгливо отмахнувшись от рук «подданных» (они бы его на себе подняли!), вытащил культю из протеза и, пристроив деревяшку за спиной, поскакал наверх, как юный козлик. Остальные, двуногие, включая меня, едва поспевали.
Оглобля, как опытный солдат, сразу повел воинство вверх, на смотровую площадку. «Значит, сам и расставит», — решил я, проходя на второй ярус.
Около бойницы, сквозь которую виднелась Надвратная башня, трое парней из городской стражи мрачно изучали новехонький самострел. В отличие от ручных арбалетов, этот был установлен на треноге, вращавшейся вверх-вниз и вправо-влево, а маленькие деревянные колесики позволяли перетаскивать станину от одной бойницы к другой. Непривычным было и то, что самострел, сделанный один в один с чертежей старинной катапульты, должен был стрелять не камнями, а тяжелыми свинцовыми шарами.
Стражники ломали голову — как правильно вложить в желоб ядро и натянуть воротом деревянный ползун с тетивой.
Несмотря на кажущуюся простоту сооружения, они почему-то никак не могли его освоить. Тетива то и дело срывалась, а шар не хотел ложиться на колышек.
— В чем проблема? — сквозь зубы поинтересовался я, наблюдая печальное зрелище.
— Не получается… — виновато отозвался один из парней. — Вороток тугой…
Наблюдая за их потугами, я начал злиться:
— А кому я недавно показывал и рассказывал, что ворот нужно крутить в обратную сторону? У вас руки из какого места растут? Ладно, показываю в последний раз. Не поймете — пойдете дерьмо собирать!
— Вы туточки, значит… — раздался голос Жака.
Оглобля проскакал по площадке, осмотрел бойницы, выходящие на три стороны, и одобрительно крякнул:
— Расставил. И своих, и стражников, — жизнерадостно доложил Жак. Подумав, сделал виноватое личико: — Там какой-то хмырь крутился, командовать пытался, а сам — ни бельмеса в этом не понимает. Ты уж не обессудь…
— Надеюсь, ты его не убил? — с беспокойством уточнил я.
Конечно, старшина лудильщиков, мэтр Гонкур, как начальник башни никуда не годился, но все-таки убивать его сразу не стоило.
— Ну, господин Артакс… — укоризненно цокнул языком Жак. — Я что, похож на злодея? Нет, хмырь этот в целости и сохранности, камни сейчас раскладывает. А то, понимаете ли, набросали как попало — к бойницам не подойти! Да и камушков-то маловато! — посетовал хозяйственный «король нищих». — И бочек бы смоляных побольше.
— Ну где же мне одному-то за всем уследить, — вздохнул я. — Раз уж Гонкура сместил, командуй сам! Делай, что хочешь, но башню удержи!
— Это я уже понял, — почесал Жак затылок костылем. — А котел для смолы почему на площадку не поставили?
— Смысла не вижу, — пожал я плечами. — Смола, пока с башни летит, чуть теплая будет…
— Ну и что? Теплая, холодная… Обожжет или нет, но зато — страшно! Надо котел поставить и смолы притащить!
— Ставь, — не стал я спорить.
Если парень хочет, чтобы все было по-настоящему, зачем ему мешать?
— Уже приказал, — весело улыбнулся «король» нищих, напомнив о старых «добрых» временах, когда он был моим заместителем. — И котел поставим, и смолу зальем… Все как положено! Стало быть, моя башня прикрывает Надвратную и Речную?
— Речную, наверное, и прикрывать не придется, — предположил я. — Там вода к самому фундаменту подходит.
— Кто знает. Вот ты, капитан, атаковал бы там, где не ждут. Верно? Может, и Франкенштайн такой же?
— Посмотрим… — осторожно сказал я. — Но там, если что, бочек со смолой хватит. С самострелом разберешься?
— А чего тут разбираться? — пренебрежительно буркнул Жак и приказал ближайшему солдату: — Ну-ка, малый, подай сюда шарик!
Стражники недоуменно посмотрели на меня, потом на рыночного побирушку, на которого они недавно взирали как на бездомную собаку. Нет, бездомных собак жалеют больше…
— Слушать его, как меня! — подтвердил я «полномочия» нового начальника башни.
Жак принял кругляш, взвесил его в руках и задумчиво заметил:
— Что-то чересчур он легкий для свинцового… Боюсь, далеко не улетит. Ну посмотрим. — Вложив шар в желоб, он стал крутить вороток, натягивающий ползунок с тетивой. Укрепив, обернулся ко мне: — Можно парочку испортить?
Я кивнул, понимая, что для пристрелки следовало «испортить» не парочку, а десяток-другой, но это была бы непозволительная роскошь.
«Б-бам-шш», — просвистела тетива, высвобождая шар. Проводив его взглядом, мы с грустью убедились, что стрелок прав. Снаряд плюхнулся неподалеку от бойницы. Жак перебрал несколько шаров и брезгливо кинул их:
— Хрень! Остальные можно не проверять. Свинца тут — чуть-чуть, как намазано, а внутри глина. Ядра лудильщики делали?
— Гонкура сюда! — приказал я латникам, но передумал: — Сам схожу…
Старшина цеха лудильщиков стоял возле кучи камней и выбирал камушек, пытаясь вытянуть поменьше. Судя по недовольному виду, ему давно не приходилось таскать ничего тяжелее цеховой медали, но деваться некуда — рядом работали люди в лохмотьях, не позволявшие смещенному начальнику башни бездельничать.
— Гонкур! — резко окрикнул я старшину, подавив желание зарубить его на месте.
Главный лудильщик поспешно оставил камень и рысью ринулся ко мне, потирая поясницу.
— Господин комендант, наконец-то вы пришли! — радостно выпалил Гонкур, с опаской посматривая на нищих: — Представляете, какой-то одноногий бродяга наорал на меня и приказал камни таскать. А мы…
— Гонкур, кто делал шары для самострелов? — нетерпеливо перебил я лудильщика.
— Ну кто-то делал… Какая разница?
— Кто именно? — продолжал я допрос, внутренне закипая.
— Не помню… — развел руками старшина. — Хоть убейте, не помню.
— Хорошо, — кивнул я и, оборачиваясь к лудильщикам, спросил: — Кто здесь следующий по старшинству?
От кучки людей отделился высокий черноусый мужчина:
— Югель, обер-мастер, — представился он.
— Вы тоже не помните?
— Ядра были сделаны в мастерских гильдии. Работу выполняли мастера Шмидт и Юнкер. Материал отпускался с гильдейского склада, — четко доложил обер-мастер.
— Кто приказал делать шары из глины?
Югель обеспокоенно посмотрел на старшину, а тот, опережая подчиненного, торопливо выкрикнул:
— Это все он! Он, Югель распоряжался…
— Как вам не стыдно, — покачал головой обер-мастер. — Я даже не видел этих ядер. — Повернувшись ко мне, Югель сказал. — Мы разделили обязанности — я укреплял стены, а он готовил ядра.
— Все ясно. — Я кивнул своим латникам на Гонкура: — Повесить!
Двое парней, что в последнее время неотлучно находились возле меня, переглянулись.
— На чем вешать-то будем? — спросил один из них, осматривая площадку: — Тут ни веревки, ни крюка…
— Да на его поясе и вздернем! — ответил второй и деловито стал стаскивать пояс с Гонкура.
Старшина лудильщиков пытался сопротивляться, но его грубо, как мешок с зерном, бросили на землю, скрутили руки за спиной и потащили к зубцу.
— Подождите, господин комендант, — попытался остановить меня Югель. — Вы не имеете права его казнить без решения суда! К тому же герр Гонкур — член Городского Совета.
— Милейший, — вежливо ответил я. — Если бы мы обнаружили, что ядра слеплены из глины, во время штурма, то Городским Советом командовал бы герцог.
— Да, но… — попытался что-то сказать Югель.
— Таскайте камни, — посоветовал я обер-мастеру. — Иначе повешу рядом с Гонкуром.
Парни, которым было поручено повесить старшину, уже обмотали вокруг шеи несчастного его же собственный пояс и теперь посматривали на меня…
— Что смотрите? Выполняйте, — приказал я. Видя, что латники заколебались, бросил: — Вы что, забыли, что из-за таких, как эта сволочь, наших ребят зарезали? А мальчишку убитого — помните?
Вопящего Гонкура перебросили через парапет, а пояс закрепили на штыре для фонаря. Лудильщики, на чьих глазах только что казнили их старшину, стояли как вкопанные. Нищие, поняв, что представление закончено, вернулись к работе.
— Есть надобность объяснять, почему повесили старшину? — обратился я к лудильщикам. — Ясно? Вот и хорошо. Теперь, господа Югель и… кто там еще? Кто шары делал?
Двоих полумертвых от ужаса мужчин вытолкнули свои же товарищи.
— Господин Гонкур сказал, что глина будет не хуже, чем свинец… — еле сумел вымолвить тот, что помоложе.
— Так вот, — продолжил я, — сейчас вы идёте в мастерскую и делаете то, что должны были сделать. Где вы возьмете свинец, меня не касается. К вечеру ядра должны быть здесь, иначе повешу рядом с вашим старшиной…
— Круто! — не то похвалил, не то осудил меня Жак, который, оказывается, наблюдал за всей сценой.
— Ага, — рассеянно кивнул я, размышляя, можно ли стрелять из самострела камнями. Прикинув, что не получится, вздохнул: — Придется пока использовать глиняные.
— Капитан, а в Надвратной башне ты сам сидеть будешь? — поинтересовался Жак.
— Конечно. Там у меня резерв.
— Тогда вот что… Сейчас свистну кого-нибудь, найдем шариков.
— Подожди, — остановил я друга. — Пусть твои парни делом занимаются… Эдди! — позвал я, не напрягая голос, потому что знал — мой адъютант ошивается где-нибудь поблизости. И точно, мальчишка тут же оказался передо мной.
— Серого Кобеля знаешь? — спросил Жак у парня.
Тот, по-прежнему робея перед «королем», испуганно захлопал глазами:
— Так точно.
— Беги к нему и скажи, что я просил его срочно раздобыть свинцовых шаров штук этак… Ну скажешь, штук… столько, сколько сможет, а я ему за каждый шар скощу налог за… Ну неделя — за шар! И передай, что первый десяток мне нужен через час. Но чтобы были свинцовыми, без обмана. Вес — не меньше стоуна каждый.
Эдди уже собрался выскочить, как Жак ухватил его за рубашку:
— Постой. Ты, мальчик, вот что ему скажи. Скажи, что я — очень просил… Не забудь — очень. А не сделает — пусть не обижается. Слово в слово передай! Все, беги. Не забудь образец взять.
Эдди убежал, а латники посмотрели на Жака с уважением.
— А он кто такой, этот кобель? — поинтересовался я.
— Ну, господин комендант, как же так — не знать такого человека! — удивился пожилой латник. — Он наш самый богатый ростовщик! У него половина города деньги берет.
— А почему кобель, да еще и серый? — усмехнулся я.
Латники опасливо посмотрели на нищего, а Жак усмехнулся:
— Вообще-то, его Лексусом зовут, а Серый Кобель — это так, прозвище. Он не любит, когда его так называют.
— Еще бы, — поддакнул пожилой. — Один назвал, так Лексус его по миру пустил, вместе с семьей.
— А мне его обиды до одного места, — заметил Жак. — Для меня он, как был кобелем, так кобелем и остался. Любит, понимаешь ли, — обернулся ко мне Оглобля, — в серую одежду рядиться да у баб под юбками шарить… А тем, кто посмазливее, разрешает проценты натурой отдавать.
— А мужья куда смотрят? — удивился я.
— Мужья, капитан, туда не смотрят. В кошелек они смотрят! — оскалился Жак. — Они, козлы рогатые, деньги берегут и вместо себя жен посылают долги отдавать. А щелка — не мыло, не измылится…
— Ты, дяденька, с Лексусом дела какие-то ведешь? — поинтересовался молодой и конопатый латник, пялясь на непритязательную одежду странного нищего.
— А вот племянничков у меня отродясь не было! — весомо изрек Жак. — А коли будут, так я их сам утоплю, чтобы старшим вопросы не задавали.
— Думаешь, ростовщик найдет за час и свинец, и литейщика, да еще и шаров наделает? — в сомнении покачал я головой.
Жак отвел меня в сторону и прошептал на ухо так, чтобы никто не слышал:
— Эта скотина знает, что я свое слово держу. К вечеру столько шаров будет, что придется Кобеля на год от налогов освобождать… Ну а еще он знает, что если я о чем-то очень прошу, то это надо делать.
Штурм начался с рассветом. Пехота герцога, укрываясь за щитами, сбитыми из жердей, приблизилась ко рву и принялась забрасывать его фашинами. Солдаты Фалькенштайна действовали так четко и слаженно, что я залюбовался, — одни тащат хворост и ветки, устанавливая на воде шаткий настил, пока другие прикрывают их щитами. Потом первые отходят, уступая место солдатам с приставными лестницами. Лучники герцога тем временем отстреливали всех, кто пытался хотя бы высунуть голову между зубцами.
— К бойницам! — скомандовал я, хотя бюргеры уже заняли свои места, не дожидаясь команды. Однако порядок есть порядок!
Из каждой бойницы стрельбу вели двое стрелков, а остальные перезаряжали арбалеты. Такая тактика не в пример выгоднее, нежели если бойцы сами перезаряжают оружие, мешая друг другу.
— Верхних, верхних сшибай! — покрикивал я. — Боком стоять! Ах ты…
Один из стрелков, увлекшись, выставился в амбразуре и немедленно получил стрелу в глаз. Хорошо, что был убит сразу. Наблюдать за муками раненого, оказывать помощь — куда хуже, чем просто смотреть на труп…
Как и предполагали, главная атака пришлась во фронт. Правая башня, которой командовал Густав, начала обстрел, едва дождавшись, пока к стене прислонят пару лестниц, и пущенный второпях свинцовый шар не причинил вреда. Зато арбалетчики молодцы — стреляли вдоль стен, как учили. В такой тесноте ни один болт не пролетел мимо…
Опытный Жак не спешил. Дождался, пока к куртине приставят сразу десяток лестниц, и только потом выстрелил. Одна из лестниц сложилась пополам, а ее обломки вместе с солдатами полетели вниз, на головы атакующих. Следующим выстрелом «король нищих» умудрился сбить сразу две лестницы.
С башен летели камни и бревна, со стен полилась кипящая смола, посыпалась негашеная известь. С известью — это не я придумал, а горожане. А еще — у нас есть и «секретное» оружие, которое дожидалось своего часа… Вроде бы пора!
— Дерьмо — выливай! — проорал я.
Защитники принялись выбивать подпорки из-под чанов, переваливая их содержимое за зубцы, и в нападавших полетело то, что «выделил» город Ульбург за последние дни…
Конечно, фекалии не так опасны, как бревно или кипящая смола, но атака захлебнулась в прямом и переносном смыслах. Кое-кто из солдат еще пытался лезть вперед и вверх, но большая часть развернулась обратно. Герцогу не оставалось ничего иного, как отдать приказ об общем отходе.
Собственно, на это-то я и рассчитывал. Для боя важен еще и азарт или, если вам угодно, кураж. Но скажите, о каком кураже может идти речь, если атаковать приходится по уши в дерьме? Какая там благородная ярость, если в рот попала зловонная жижа, а глаза залепляет сонмище вездесущих мух? Тут не до боя… Сейчас бы — быстро найти какой-нибудь ручей (или лужу!) да отмыться как следует. Те, кто остался чистым, молчаливо радуются своему счастью, а те, кто «отмокает», мечтают порвать нас на кусочки. Зато мы получили то, что требуется, — первую победу.
Около стен осталось лежать несколько десятков тел — неподвижных или проявлявших какие-то признаки жизни. Можно предположить, что из тех раненых, кто сумел уйти или был унесен товарищами, еще десятка два долго не будут нам докучать.
«Летучие» мальчишки доложили, что с нашей стороны имеется пять убитых и семь раненых. Прикинув, что соотношение своих и чужих потерь в норме, решил, что сегодня мы поработали неплохо. Для бюргеров…
На башнях и стенах бурно ликовали. Я подождал, давая людям выпустить пар, а потом гаркнул:
— Чего орем?! Вниз, за камнями!
С этими камнями тоже была проблема. Магистрат не мог понять — для чего я заставлял возчиков целыми днями возить битый булыжник из каменоломен, если им уже заполнены все улицы? Который-то там по счету бургомистр, что отвечал за порядок на городских улицах, приходил ко мне и зудел, что по Ульбургу не пройти и не проехать…
Это он, разумеется, преувеличил — завалены только улицы, примыкавшие к башням. Но, как подсказывал опыт, при осаде камня много не бывает! И убирать булыжники, оставшиеся на мостовых после успешной обороны, — это совсем не то, что расчищать завалы после снесенных стен и башен!
Может, не стоило держать людей в напряжении. Дать бы им сейчас отдохнуть, разрешить пропустить по кружечке вина. Но что-то мне подсказывало, что промежуток между первой и второй атаками будет небольшим. Возможно, герцог уже сейчас отдает распоряжение идти на штурм. Мокрая после стирки одежда высохнет на ходу, а злости у атакующих будет куда больше!
На всякий случай я решил обойти ближайшие посты на стенах. В общем и целом все было в порядке: помощь раненым оказана, запас камней пополнен. Смолы и арбалетных болтов пока вдоволь. Был, правда, не очень красивый случай. На участке между куртинами, что «держали» стеклодувы, двое стрелков — не то чересчур сердобольные, не то — излишне жестокие, добивали раненых, лежавших около рва…
— Отставить! — прикрикнул я, и те неохотно опустили арбалеты: — Кто разрешил?
Ко мне подошел тщедушный седоусый бюргер в накидке с капюшоном и золотым медальоном. Впалая грудь и непрерывное покашливание подсказывали, что мастер выбился в гильдейские старшины из стеклодувов:
— Ну я. А что? — удивился стеклодув.
— Зачем? — ответил я вопросом.
— Что — зачем? — не понял вопроса старшина, зайдясь в кашле. Откашлявшись и отплевавшись, он воинственно спросил: — А нужно живыми оставлять?
— Отойдемте в сторонку, — предложил я и, не дожидаясь согласия, потянул седоусого за рукав. Найдя укромный уголок, где нас не увидят и не услышат подчиненные, я начал разнос.
— Господин старшина, — как можно торжественней сказал я. — Я вас сердечно поздравляю. Вы только что стали военным преступником.
— С чего вдруг? — напрягся старшина стеклодувов.
— Да так, — будничным тоном пояснил я. — Тех, кто добивает раненых, объявляют вне закона! В случае, если Фалькенштайн захватит город, у вас не будет шансов уцелеть. И вам, в отличие от прочих гильдий, не откупиться.
— Можно подумать, что нам бы удалось откупиться, — усмехнулся седоусый. — Герцог, он нас ограбит в любом случае! Какой там выкуп, Артакс…
— Вы забыли добавить — господин, — заметил я. — Можно — господин комендант. Вам понятно?
Тщедушный стеклодув попытался что-то сказать, но, наткнувшись на мой взгляд, потупил очи и прокашлял:
— Понятно…
— Чувствуется, что Ульбург давненько никто не брал, — хмыкнул я. — К вашему сведению, старшина, герцог рассматривает город как свою собственность и не допустит, чтобы солдаты грабили дома. Ну а коли и допустит, то самое ценное горожане припрячут. А сам герцог не будет шарить по домам, а просто потребует выдать ему контрибуцию и… — насмешливо посмотрел я на стеклодува, — тех, кого он считает личными врагами. Ну, скажем, меня. В довесок ко мне тех, кто добивает его раненых солдат. Например, старшину стеклодувов…
Тщедушный начальник помрачнел, задумался на несколько секунд, а потом воспрянул и радостно заявил:
— Откуда он узнает, что приказ отдавал я? На моем участке — десять мастеров, сорок пять подмастерьев и ученики.
Я насмешливо посмотрел в слезящиеся глаза старика:
— Старшина, герцог узнает об этом достаточно просто. Думаете, он не оставил наблюдателей? А выяснить, кто стоял на этом участке, — раз плюнуть. Только вешать он будет не всю гильдию, а лично вас… Понятно, почему?
Старшина стеклодувов все понял. Уж коли ты командир — то и ответственность на тебе соответствующая.
— Ну а раз понятно, то идите и разъясните своим людям. Первое — там лежат раненые! Добивать раненых — это военное преступление, за которое положена веревка. Замечу — без мыла… Во-вторых, в данный момент они нам не опасны. Более того — полезны. Чем именно, додумаетесь сами. В-третьих, стрелы надо беречь. Судя по вашим стрелкам, — насмешливо добавил я, собираясь уйти, — на каждого раненого израсходовано штук по пять болтов.
— Господин… комендант, — бросил мне в спину стеклодув, — хотите сказать, что вы никогда не добивали раненых врагов?
Я развернулся и посмотрел на умника. Решил не кривить душой:
— Добивал. И не только врагов, но и своих. Если вас, старшина, ранят в живот, сами запросите, чтобы добили… А коли невмочь смотреть на врагов, ночью спустите со стен пару-тройку парней, и пусть они режут им глотки. Зато — никто не докажет, что это сделала ваша гильдия.
* * *
— Идут! — раздался крик.
Вторая волна была больше, чем первая. Понятно — фашины уже сброшены и всех, кого можно приставить к лестницам, к ним и приставили.
— Сокол! Сокол! — выкрикивали пехотинцы, используя имя герцога как боевой клич.
— Ульбург! Ульбург! — донесся с Правой башни чей-то одинокий голос, но быстро смолк, словно крикуну заткнули рот. Зря, что ли, объяснял командирам, что не след нам себя распалять и что в молчании есть что-то зловещее?
Но скоро стало не до наблюдений и не до размышлений. Мне, вместе с латниками, пришлось орудовать багром, сталкивая нападающих с их осадными приспособлениями.
Лестниц, по которым на нас ползли солдаты герцога, становилось все больше и больше. Густав и Жак били из самострелов, ломая лестницы и прошибая черепа нападавших, но они все лезли и лезли. То здесь, то там солдатам удавалось вскарабкаться на стены, где начинался бой. Пока справлялись. Но чувствовалось, что еще немного — и нас просто захлестнут. Сражения на стенах и галереях, когда на каждого из защитников придется по два-три опытных ландскнехта, бюргеры не выдержат! Пора!
— Поджечь смоляные бочки! — выкрикнул я. Дождавшись, пока на башнях и стенах появятся порывистые черные языки пламени, приказал: — Бросай!
Горящие бочки, наполовину заполненные смолой, полетели вниз, сметая вражеских солдат с лестниц и обдавая их клочками пламени… Миг — и вся мертвая зона около стены расцветилась огнем, а воздух заполнился криками горевших живьем пехотинцев! Несчастные прыгали в ров, рассчитывая погасить водой смолу, горящую на теле. Уцелевшие спешно отступали, бросая раненых и обгоревших товарищей.
Надеясь, что лучникам герцога сейчас не до меня, я сделал то, за что ругал бы своих солдат, — вскочил на парапет смотровой площадки, чтобы иметь лучший обзор.
Вроде бы все в порядке… Вот только мне почему-то не понравилось шевеление около самой дальней, Речной башни.
Хотел было отправить на разведку Эдди, но передумал. Шестое или — седьмое чувство подсказало, что нужно идти самому. Спустился (чуть ли не кубарем!) вниз, во дворик, где уныло сидели мои гвардейцы во главе с Бруно и переминался с ноги на ногу недовольный гнедой.
— Латники, за мной! — приказал я, вскакивая в седло.
Герцог оказался хитрее. Его пехота преодолела преграду очень просто — соорудили плоты и приблизились вплотную, в мертвую зону, которую было не достать ни сверху, с площадки, ни из бойниц. Потом — бросили крючья и забрались наверх.
Соскакивая с седла, я выхватил меч и вбежал на стену, где на меня сразу же бросился какой-то рубака, орудовавший двумя клинками — палашом и кинжалом.
«Ловок!» — одобрительно подумал я, уходя от выпада. Противник, ожидавший, что я буду парировать удар, проткнул пустоту и сделал вперед полшага, открывая свой правый бок…
Взяв у убитого кинжал, я подставил чужой клинок под удар «моргенштерна», которым размахивал обнаженный по пояс здоровяк…
«Сила есть — ума не надо! — вспомнил я народную мудрость, перешагивая через разрубленного до пояса здоровяка. — Сам виноват — надо доспехи носить!»
Кажется, мое появление пришлось кстати. Бюргеры набросились на врага с удвоенной яростью (не ожидал!) и стали теснить его к парапетам.
Однако ж появление умелого и опытного (это я про себя!) бойца заметил и противник, и на меня ринулись трое.
Чувствовалось, что парни умеют драться как единое целое. Но их ошибка была в том, что бой шел не в чистом поле, а между парапетами… Тесно! В тот миг, когда три клинка устремились в мое бренное тело, их эфесы столкнулись друг с другом, а я ударил бойцов чуть ниже кисти, сделав всех однорукими…
Когда слегка запоздавшие парни из отряда Бруно азартно вступили в бой, стало ясно, что мы выиграли. Вчерашние портные и метельщики, неудачливые приказчики и нищие подмастерья сражались на равных с профессиональными солдатами. Я им даже не помогал. Ну разве что чуть-чуть: проткнул мечом солдата, который успел ранить одного из наших и принялся убивать второго, подставив мне спину. Видимо, понадеялся на крепкую кирасу. Через несколько минут с нападавшими было покончено. Те, кто сумел выжить, прыгали со стены, ломая ноги. Пленных мы брать не стали…
— Где начальник башни?
Кажется, башней вместе с куртинами должен был руководить некто Марций Будр, старшина булочников.
Когда ко мне подскочил дядька в кожаных доспехах, горделиво салютуя окровавленной алебардой, я злобно буркнул:
— Господин Будр, почему вы не выполнили приказ? Где бочки со смолой?
— Там, где им и положено быть, — на самом верху, — радостно сообщил Будр. — Все до одной — в целости и сохранности!
Булочник смотрел на меня с довольным видом, будто ожидал похвалы. Глядя на его наивно-самодовольную харю, я растерялся. И вместо того, чтобы треснуть дурака по зубам, оттащил его в сторону, чтобы подчиненные не видели разноса.
— А какого… рожна они там лежат? Был приказ — поджигать и сбрасывать.
— А что, обязательно надо было сбрасывать? Я решил, что мы и так справимся. Думал, бочки нам потом пригодятся, когда совсем туго будет…
Я осмотрел старшину булочников с головы до пят, отчего тот съежился и попытался подобрать животик.
— Мне говорили, что вы имеете армейский опыт.
— Так точно! — приосанился Будр, расправив плечи и втянув брюхо в позвоночник. — Восемь лет в императорских войсках. Имею чин капрала и личную благодарность принца Эзельского.
— Знаете, капрал, что я могу вас повесить? — устало поинтересовался я. «Накручивая» себя, повысил голос: — Прямо сейчас прикажу сквозь бойницу бревно продеть и вздернуть как предателя!
— За что, господин колонель? — вытаращился на меня Будр. — Врага отбили, а бочки я сохранил. Имущество-то не мое, городское! И — вот еще… — продемонстрировал он мне оружие, запачканное кровью.
Кажется, Будр не понял — за что на него орут, а мой гнев просто разбился о его искреннее недоумение. Смола-то нынче дорогая, а он — храбро сражался… Чего пристал?
— Будр, кем вы служили? Каптерщиком?
— Так точно. Каптенармус второго полка, — расплылся в улыбке булочник. — А как вы догадались?
— Ну кто же еще, кроме каптерщика, будет беречь то, что беречь не положено! — вздохнул я. — Думаю, благодарность от принца вы получили за экономию башмаков…
— Седел и подков, — поправил меня Будр. — Наш полк был кавалерийским.
— Ясно, — прервал я разглагольствования Будра. — Как-нибудь потом расскажете… Доложите — потери большие?
— Сейчас… — испуганно ойкнул отставной каптенармус и кинулся выяснять.
Ко мне подошел Бруно, баюкая наспех перевязанную руку:
— В моем отряде двое убитых и трое раненых, господин комендант. Это если не считать меня.
— Плохо, — покачал я головой, хотя на самом-то деле так не считал.
— А что делать… — вздохнул сержант.
— Двадцать один убитый и пятнадцать раненых, — доложил подбежавший Будр. — Раненых считал только тех, кто воевать не сможет. Кое-кто…
— Ладно, — оборвал я его. — Некогда. Потери у вас невелики — стену удержите. А теперь слушайте меня внимательно! Если видите кого под стеной — сразу камнем его, камнем… И не ждите, пока лестницы на стены приставят. Если приставили — лейте смолу. А коли услышите приказ бросать бочки — бросайте. Если еще раз решите сэкономить, я вас сам со стены скину! Понятно, господин капрал?
— Понятно, господин колонель. Больше такого не повторится!
Перед тем как уйти со стены, я все-таки не удержался от вопроса:
— Ну а как же кавалеристы воевали без седел?
— Ну почему без седел? — с обидой посмотрел на меня капрал. — Одно-то седло, самое первое, каждому положено. Без разницы — со своим он конем прибыл или одра получил казенного, но я должен был его снабдить седлом, уздечкой и четырьмя подковами. Но имущество-то это — собственность императора, понимаете ли! Под расписку выдавали, как доспехи и оружие! Сами знаете, что в конце службы драбант должен вернуть в казну вещи или платить деньги. А они, мошенники, казенное седло пропьют, а потом с меня новое требуют — давай, мол, сквалыга, а то я в бою сбрую утратил вместе с конем. А от меня — шиш!
— А если и впрямь в бою утратил? Ну, например, коня подстрелили?
Будр приосанился и хмыкнул:
— Меня это совершенно не волнует! Если убили коня — будь добр, упряжь с него сними и подковы сорви. А все, что ты у императора получил, изволь отдать! Либо — плати деньги в казну! У меня все четко, по инструкции, на одного солдата — одно седло. А если вы это седло предъявить не сумели, то у вас из расчета…
— Ясно, господин Будр, — с уважением проговорил я, прерывая словесный поток. — Вы — хороший каптенармус. Только очень вас прошу — не экономьте больше на смоле и бочках. Считайте, что это уже списанное имущество.
— Слушаюсь, господин колонель! — повеселел Будр, понявший, что пока его вешать не будут.
Если булочник служил в армии принца Эзельского, понятно, откуда он знал мое армейское звание.
Шесть лет назад
Единственный полк, чей командир не имел герба, был полк тяжелой пехоты, которую в течение двух лет возглавлял ваш покорный слуга. Помнится, благородные дамы специально искали повод, чтобы приехать в армию принца и поглазеть на такое чудо. А уж заглянуть в походный шатер (якобы по ошибке) считала возможным каждая вторая. Захаживали и особы с изрядной долей имперской крови. Подозреваю, что в империи Лотов у меня может найтись пара-тройка бастардов, не подозревающих о своем происхождении. Правда, дворяне, в отличие от дам, меня не всегда жаловали…
Его высочество принц Эзель задерживался, и я уже подумывал, а не перенести ли визит на завтра. Вопрос, требовавший решения, мог потерпеть день-другой.
Рядом со мной сидел тучный офицер, имевший на плече серебристый щиток с совой. У меня имелся такой же, только «совушек» там было три. Правда, если я был опоясан простым кожаным ремнем, то сосед уже не один раз поправил золотой рыцарский пояс.
— Ты — наемник? — надменно поинтересовался рыцарь.
— А разве я разрешал задать мне вопрос? — прищурился я. — Или секунд-майор не знаком с уставом?
Рыцарь дернул острым усом, похожим на пику, и вытаращился на меня выпуклыми, как у рака, глазами:
— Что значит — ты не разрешал? Ты кто такой, чтобы я у тебя спрашивал разрешения?
— Секунд-майор… Объясняю для особо э-э… умных. Младший по званию, перед тем как задать вопрос старшему, должен испросить разрешения. Усвоили? У вас плохое зрение? Или вы не разбираетесь в званиях? — лениво посмотрел я на наглеца.
Кажется, рыцарь только сейчас соизволил разглядеть мои значки колонеля. Но уважительнее от этого не стал:
— Вы хоть и полковник, но не дворянин. А я — опоясанный рыцарь.
— А что это меняет? Я не разрешал задавать вопрос. Так что сидите и помалкивайте.
— Что?! — вскипел рыцарь.
— А то, секунд-майор, что мне лично незнакомый офицер должен закрыть пасть.
— Да я тебя… — вскинулся майор, вытаскивая меч.
На рыцаря навалилось несколько оруженосцев и адъютантов принца, объяснивших, что подобная выходка в шатре главнокомандующего карается смертью, и он с трудом был водружен на место.
Посидев немного, усач принялся ерзать. Потом, не вставая с места, проревел:
— Ну когда же явится принц?
— Скоро, — успокоил его один из адъютантов, занятый переливанием вина из глиняной бутыли в дорогой стеклянный графин.
Его высочество постоянно повторял, что любит видеть то, что он пьет…
— Знал бы я, что тут в чести безродные наемники, не привел бы к Эзелю свой отряд, — грустно сообщил рыцарь.
— Так в чем же дело? — спросил адъютант, украдкой подмигивая мне и рассматривая на свет рубиновую жидкость в графине. — Если вы прямо сейчас уведете свое копье, его высочество даже и знать об этом не будет.
— Не могу… — понуро ответил секунд-майор. — Его сиятельство граф Вайс, мой сюзерен, выхлопотал для меня чин и приказал привести к его высочеству копье из двадцати воинов. А я должен сидеть рядом с наемниками…
— Можете выйти и подождать принца снаружи, — предложил я. — Около коновязи есть свободное место.
— Вы нарываетесь, полковник… — с угрозой прорычал рыцарь.
— А вы?
— Что я? — несколько опешил он.
— Вы, секунд-майор, заявились в палатку главнокомандующего и начинаете ссору с его офицером. Причем со старшим по званию. Вы кто такой? Лично вассал его высочества? Сеньор призвал вас на службу? Как я понял, всего-навсего вассал какого-то мелкого графа…
Рыцарь побагровел. Было заметно, что если он и вассал графа, то из младших баронских сыновей, которые не наследуют ни титула, ни феода своих предков, а поэтому не могут привести с собой личную дружину. Большинство ему подобных влачат нищенское существование в отрядах мелких баронов, развлекаясь грабежами на большой дороге. Возможно, сеньор отправил его на войну, втайне надеясь, что принц наделит его чьим-нибудь вымороченным владением.
— Я, наемник, командую копьем из двадцати всадников, которые являются потомками древних родов, — надменно изрек толстяк. — Не чета таким, как ты…
— Которые, как и вы, живут в графском замке и состоят в его личной дружине. Интересно — за чей же счет?
— Состоять в дружине его сиятельства — высокая честь. А торговать собственным мясом — это, это… — не нашел он нужных слов.
— Вы, верно, хотите сказать — торговать мечом? — попытался я образумить рыцаря, явно напрашивающегося на скандал.
— Я сказал то, что хотел сказать! — задрал он свой массивный породистый нос. — Наемник торгует собственным мясом!
— Кстати, как ваше имя? — поинтересовался я.
— Отто фон Памбург, — напыжился он.
— Вы, герр Памбург, собираетесь ссориться? — усмехнулся я.
Физиономия Памбурга, которого я поименовал как бюргера, стала наливаться непонятным цветом — верхняя часть потемнела, а нижняя — побледнела. Право слово — никогда подобного не видел!
— Ты, грязный наемник! — ощетинился он шикарными усами, похожими на маленькие кавалерийские пики — того и гляди, заколет!
— Согласен, — покладисто ответствовал я. — Я — грязный наемник. Зато ты — чистый рыцарь и приживал.
— Да я, да я тебя… — просипел Памбург, так и не досказав — что же он хотел сделать.
— Верно, вы желаете вызвать меня на дуэль? — поинтересовался я и, улыбнувшись, заметил: — Увы, дуэли на время войны запрещены. Приказ принца. Если хотите — просите разрешения у его высочества.
Около нас уже толпился народ. Подобные ссоры — хорошее развлечение. Что ж, нельзя разочаровывать публику…
— Если бы ты был дворянином… — мечтательно проговорил Памбург, — то я вызвал бы тебя на дуэль и разрубил бы на сто частей, как свинью. Но дворянин может драться только с равными!
— То есть на дуэли вы можете драться только со свиньями? — невинно осведомился я. — Хорош дворянин.
Офицеры зашлись в хохоте. Может, Памбург и не походил на свинью, но на кабанчика — точно!
Не выдержав, рыцарь вскочил и, выхватив клинок, ринулся на меня. Я даже не стал вставать, а просто слегка ушел с дороги и подставил ножку.
Падение было отмечено новым взрывом хохота.
— Что здесь происходит? — послышался властный голос, и все сидевшие вскочили, а стоявшие подтянулись.
— Меня оскорбили! — глухо прорычал Памбург, поднимаясь с пола и нацеливаясь на меня клинком: — Этот наемник обозвал меня свиньей!
— Артакс! — прозвенел голос принца. — Это так?
— Почти… — поклонился я принцу. — Господин Памбург выразил сожаление, что не может драться со мной, а иначе — разрубил бы меня, как свинью.
— Понятно, — прервал меня принц. — Вайс написал, что направляет ко мне отряд рыцарей. Правда, он не сообщал, что командир копья — редкостный кретин. Памбург — сдайте командование своему лейтенанту.
— Ваше высочество… — пролепетал Памбург, побелевший прямо на глазах. — За что?
— Вы обнажили меч в присутствии особы королевской крови. А вам, рыцарь, должно быть известно, что это влечет за собой смертную казнь. Полковник Артакс, которого вы назвали грязным наемником, стоит выше вас и по должности, и по званию. Стража, — позвал он сопровождавших его солдат, — примите меч у господина фон Памбурга и отведите его под арест. А вы, Артакс, — обернулся он ко мне, — пойдемте со мной…
Вообще, Эзель мне нравился. Он не походил на принцев, которых любят изображать бродячие комедианты. Не стройный юноша с нежным, кукольно-восковым личиком, обрамленным локонами, а пожилой мужчина невысокого роста, с длинными руками… Лицо, испещренное старыми и свежими шрамами, потому что его высочество никогда не опускал забрало!
Да, актер, играющий в театре, сочинитель романов, никогда бы не взял принца Эзельского за образец! Уже одно имя герцога чего стоило! Зато Эзель не проиграл ни одного сражения. А то, что он запретил дуэли во время войны, — абсолютно правильно. Его бы воля, то запретил бы их и в мирное время. Уж коли дворянству хочется умирать от железа, а не от старости — пусть умирают в бою с врагом.
— Артакс, вам не надоело дразнить рыцарей? Понимаю, Памбург — болван. Но зачем же было доводить дело до скандала?
— Ваше высочество, а что мне оставалось делать? Сидеть и слушать?
— Господин колонель, мне кажется, именно вы спровоцировали этого болвана на ссору. Думаете, это прибавит вам популярности среди дворян? Знаете, что я должен был предпринять, по их мнению? Приказать взять вас под стражу, а потом — выпороть!
— Выпороть командира полка?
— Наемника, господин колонель, наемника… В глазах рыцарей любой наемник, невзирая на все его заслуги, стоит ниже, нежели сопливый юнец, имеющий золотые шпоры.
— И что, мне следовало молча слушать, как этот… бурдюк поливает меня грязью?
— Вы должны были выслушать Памбурга, а потом обратиться ко мне с жалобой.
— М-да! — протянул я. — И что же в таком случае помешало вам меня выпороть?
— Полк наемников, который подчиняется только вам. Если бы я приказал вас арестовать, а уж тем более выпороть, что они сотворили бы в этом случае — подумать страшно…
— Это точно, — поддакнул я.
Конечно, со всей армией принца мой полк тяжелой пехоты не справится, но раскурочить рыцарскую конницу он мог бы вполне.
— Есть и второе… — улыбнулся принц. — Вы, Артакс, несмотря на вашу непомерную наглость, мне симпатичны.
— Благодарю вас, ваше высочество, — поклонился я. — Вы мне тоже.
Герцог недоверчиво покачал головой:
— Артакс, вы — лучший из моих полковников. Но — определитесь же в конце концов… Если вы простой наемник, то и ведите себя соответственно положению. С уважением к тем, кто стоит выше вас. Думаете, я не знаю, кто вышиб зубы у виконта Лассия? Или — почему рыцарь де Гик упал вместе с конем? Они не могут вызвать вас на дуэль, потому что вы — ниже их по положению!
— Только поэтому?
— А вы считаете, что все они — трусы? Да, они понимают, что вы лучший меч армии. Но, по крайней мере, у них был бы шанс сквитаться за все ваши издевательства.
— Когда это я над ними издевался? — удивился я.
— А кто заставил генерала Риммера вместе со всем штабом ехать через скотный двор? — спросил принц. — Конечно, как генерал он не стоит и фартинга, но он был направлен в войско его величеством.
— Ну не могли же мы отойти с позиций без вашего приказа, — засмеялся я, вспоминая, как рыцари «форсировали» навозную реку, «протекающую» за коровником. — А что до генерала, то я вовсе не просил его падать в кучу навоза.
— Мне, между прочем, пришлось нюхать, — с укоризной сообщил принц, а потом не выдержал и расхохотался: — Они от запаха неделю избавиться не могли.
— Мыться не пробовали?
— Бесполезно, — махнул принц рукой, — воняли как стадо свиней. Зато, пока Риммер отмывался, он не успел наделать глупостей.
— Видите, сколько пользы, — глубокомысленно изрек я.
Отсмеявшись, его высочество вспомнил, о чем же все-таки он хотел со мной поговорить:
— Так вот, Артакс. Вы должны раз и навсегда определить для себя — либо вы наемник и уважаете дворян. Либо, раз вы позволяете себе быть на равных, — должны стать дворянином. И вот еще… — сделал многозначительную паузу Эзель. — Я подозреваю, что вы не тот, за кого себя выдаете.
— То есть? — удивился я. — За кого я себя выдаю?
— Артакс, я старше вас на добрых тридцать лет, — снисходительно посмотрел на меня принц. — Поверьте, за свою жизнь я насмотрелся на разных наемников. Видел и хороших бойцов, и просто отличных. Но то, как вы владеете оружием, и ваш стратегический талант невозможно заполучить только пройдя лагерь короля Рудольфа. Ваши умения должны быть заложены с детства… И еще — в вашем послужном списке, разумеется, нет записи о том, что вы учились в университете. Но ведь вы были студентом, не правда ли? Говорят, в начале вашей карьеры вас звали «Студент»?
— Кто только не учится в университетах… — промямлил я. — В последнее время в них принимают даже крестьян.
— Перестаньте! — махнул рукой принц. — Вы не из гильдейских ремесленников и не из купцов. Почему же, черт возьми, вы скрываете то, что вы дворянин?
— Ваше высочество, я уже столько лет таскаю доспехи и щит без герба, что и сам не знаю — дворянин я или — нет…
Эзель, устроившись поудобнее, принялся рассуждать:
— Допускаю, что в юности вы совершили неблаговидный поступок и были вынуждены скрыть свое имя. Да что там — уверен в этом… Отпрыск знатного рода, служащий наемником, не желает пачкать честь семьи… Это похвально!
— Простите, какая разница? Вы сами сказали, что я ваш лучший полковник. Что изменится, если я окажусь дворянином?
— Артакс, — посмотрел на меня герцог. — Мне шестьдесят пять лет. Сколько мне еще отпущено — пять, десять? А потом? Вы знаете — я не проиграл ни одного сражения! Я не тщеславен, но в том, что империя Лотов стала одной из сильнейших держав Швабсонии, есть и моя заслуга! Но беда в том, что я не вижу себе замены! Мне нужен кто-то, кому я оставлю армию. А человек, который мог бы стать моим преемником, всего лишь наемник… Его императорское величество, мой племянник, выполнит любое мое пожелание или просьбу, но даже он не осмелится назначить главнокомандующим безродного наемника, будь он в сто раз талантливей самого Александра.
— Ну не всем же быть главнокомандующими, — философски заметил я.
Принц пропустил мимо ушей мою реплику и вытащил из-под карты красивый диплом в синем переплете:
— Артакс, хотите патент?
— Патент?
— Патент на звание дворянина, — пояснил Эзель, помахав передо мной дипломом так, чтобы я увидел большую императорскую печать, вычурные подписи и чистое место, в которое можно вписать имя. — Мой покойный брат, император Генрих Лот, дал мне право возводить во дворянство как подданных империи, так и чужестранцев. Вам составят герб и впишут ваше имя в Книгу имперского дворянства. Ну а дальше я попрошу императора дать вам какой-нибудь титул. Разумеется, титул герцога вам не дадут, но барон или виконт — будьте уверены… Чуть-чуть подождете и — станете графом. Да, вы погибнете для своего королевства, для своего рода. Зато — в империи Лотов появится новый дворянский род, а вы станете его основателем. А для укоренения лучше всего подойдет женитьба. У меня, кстати, есть дальняя родственница, у которой имеются две (а может, и три?) дочери. Древний герб, хорошее приданое…
Мне ужасно не хотелось огорчать принца. Но иногда приходится говорить «нет», когда следует сказать «да». Что делать?
— Заманчиво, — вздохнул я. — Увы, ваше высочество, я вынужден отказаться. Через месяц истекает мой контракт. Я думаю, к этому времени подберу кандидата на должность командира полка и представлю его на утверждение вашему высочеству.
— Жаль… — хмыкнул принц, принявшись барабанить пальцами по подлокотнику креслу. — А в чем причина? Хотя догадываюсь… Империя Лотов объявила войну королю Рудольфу… Кстати, кем он вам приходится?
litresp.ru
Хлеб наемника читать онлайн - Евгений Шалашов (Страница 9)
— Абсолютно с вами согласен, — склонил я голову перед ее обстоятельностью. — Но понимаете ли… Например, вчера, когда я собирался идти на ужин, обнаружил, что кузнецы, должные починить цепь, поднимающую городские врата, закрепили ее не с той стороны, а каменщики неправильно уложили камни.
— Да, я слышала от фрау Гутендаг, что вы избили всех каменщиков города, отчего они не могли нормально спать, — с укоризной заявила фрау Ута.
— Ну, госпожа Ута, — обиженно посмотрел я на женщину. — Я вовсе не избивал всех каменщиков города. Единственное, что сделал, — дал пинка одному из бездельников, заявившему, что пришло время заканчивать работу. Ему, видите ли, пора идти отдыхать! Фрау Гутентаг преувеличивает.
— Фрау Гутендаг… — поправила меня хозяйка: — Но разве они не правы? Эти люди, проработав целый день, заслужили право на отдых. Никто не должен работать после сигнала о тушении огней! И если они, по вашему мнению, сделали что-то неправильно, то на них следует наложить денежный штраф и оставить без оплаты. Бить людей — дикость!
— Милая фрау, — грустно улыбнулся я. — Если бы в этот момент на город нагрянул враг, то штраф был бы заплачен жизнью многих горожан. Герцог Фалькенштайн может напасть как до сигнала о тушении огней, так и после.
— Хорошо, господин Артакс, — не унималась фрау. — Пусть вы правы. Но почему же, наказав каменщиков, вы остались и всю ночь отлаживали этот барабан?
— Потому, милая фрау, что я должен был убедиться, что они все сделают правильно. А убедиться можно только одним способом — сделать все самому!
— И вы вместе со всеми держали барабан, пока рабочие не укрепили его, а кузнецы не заклепали цепь? — уточнила фрау, поразив меня осведомленностью.
— Именно! — поддакнул я, вставая из-за стола.
Фрау Ута наморщила чудный носик и, поиграв ямочками, сделала неожиданный вывод:
— Теперь я поняла, почему муж фрау Гутендаг назвал ее дурой, когда она предложила написать на вас жалобу.
— А при чем тут ваша фрау Гутендаг?
— Она не моя фрау, а фрау господина Гутендага. Она иногда заходит ко мне, чтобы выпить воды с сиропом и купить булочек с корицей. Дело в том, что именно ее мужа вы так неудачно пнули. Он должен был выполнять в этот вечер свои супружеские обязанности. Фрау Гутендаг выразила мужу недовольство в том, что он не выполняет установленных правил, и герр Гутендаг был вынужден объяснить, в чем дело.
— А что, супружеские обязанности выполняются по распорядку? — удивился я, надевая перевязь.
— Как же иначе? Во всем должен быть порядок, — вскинула фрау прелестную головку. — Мы с моим покойным супругом занимались супружескими обязанностями каждое пятнадцатое число. Ну, за исключением моих э-э… женских недомоганий и тогда, когда число выпадало на среду или пятницу.
Я покачал головой. Супружеские обязанности по расписанию, всего один раз в месяц… Ужас!
— Вы придете ночевать? — поинтересовалась фрау Ута, когда я уже выходил. — И, кстати, где вы спите, когда не ночуете в номере?
— Ну, когда как, — ответил я. — Когда на земле, когда на каких-нибудь лавках, бочках. А иногда — вообще не сплю…
Сегодня, когда я приехал на обед, фрау Ута встретила меня у входной двери, хотя обычно ждала в прихожей.
— Господин Артакс, — сказала она, глядя куда-то вбок. — Вас ожидают…
— Кто? — встревожился я.
— Какой-то герр Кольрабстен или Кальрабстен. Он сказал, что ему нужно с вами поговорить, поэтому я проводила его в гостиную.
— Молодой? Старый? — отрывисто спросил я. — Приметы?
— Средних лет, с очень неприятной внешностью. Одет как богатый бюргер, — доложила хозяйка. — Мне он почему-то не понравился.
— Ладно, — кивнул я и крикнул: — Гневко!
Всегда стараюсь оставлять двери конюшни незапертыми. Во-первых, удобней удирать. Во-вторых, гнедой не любит запертых помещений. Я всегда честно предупреждаю трактирщиков и хозяев гостиниц о возможных последствиях, равно как и о том, что за выломанные ворота платить не буду! Фрау Ута, на ее счастье, к предупреждениям клиентов относилась серьезно.
Гнедой, которого я успел расседлать и отпустить в конюшню на обед, выскочил и быстро оглядел двор. Дескать — кого будем бить? Не найдя никого подходящего, подошел ко мне:
— И? Го?
— Встанешь чуть сбоку и присмотришь за входом во двор. Зайдет чужой — бей! — проинструктировал я коня.
— И-и-го?
— Сильно, но не до смерти.
— И? Го-го?
— Лучше, если оттащишь в конюшню, чтобы никто не видел. Понял?
— И-и-го-го! — возмутился конь, намекая, что копытами таскать неудобно, но я был непреклонен:
— Не в первый раз! И вот еще… — чуть замешкался я, — если почувствуешь, что совсем плохо, — удирай! Ты мне живой нужен.
В гостиной, поставив кресло напротив входной двери, сидел сухопарый мужчина в сером плаще с капюшоном и в черном платье. Такой костюм может носить кто угодно — богатый купец, королевский советник или преуспевающий писарь. Но от господина не веяло деньгами или чернилами. От него исходили запахи тюремных сквозняков, сырой земли, а аромат благовоний мешался с «ароматом» паленого мяса пыточных казематов… Судя по складкам камзола, под одеждой имелась кольчуга. Капюшон несколько скрывал смугловатую кожу лица и темные миндалевидные глаза, присущие уроженцам Востока.
— Господин Артакс? — прокаркал он.
Незнакомец говорил чисто, но не настолько, чтобы скрыть легкий акцент. Сириец? Эллин? Стало быть, представитель Восточной империи ромеев.
Прежде чем ответить, я взял табурет, перенес его в угол, на расстояние двух вытянутых рук от визитера.
— Вот теперь я знаю, что передо мной Артакс! — с удовлетворением отметил Кольрабстен. — Человек опытный, предельно осторожный.
— Да хоть трусливый… — отмахнулся я. — Дальше?
— Что — дальше? — несколько удивился сухопарый субъект.
— Расскажите, зачем вы пришли. Вернее, — поправился я, — от имени кого вы пришли. От имени империи или частным образом?
— Вы правы, — проскрежетал незнакомец. — Зачем бегать кругами за мышью, если можно сразу поймать ее в норе? Мне поручено предложить вам две тысячи талеров за то, чтобы вы немедленно покинули город. Деньги вам передадут сразу, как только вы выедете из городских ворот. Согласитесь, две тысячи талеров — огромная сумма. Ну а для наемника — это сказочное богатство. Ну, по рукам?
Я молчал. Кажется, визитер ожидал другой реакции.
— Вам мало? — с удивлением спросил он. — Я сам был бы счастлив, если бы мне предложили две тысячи талеров. Впрочем… — немного помедлил он, — две с половиной тысячи…
— Вы не ответили на вопрос, — прервал я молчание. — Я спросил — от имени кого вы пришли?
— А какая разница? — нервно дернул он щекой. — Тебе предлагают большие деньги. Очень большие…
— Мы уже на «ты»? — настал мой черед удивляться: — Хорошо. Я задал простой вопрос — кому ты служишь? Неужели ты думаешь, что я буду разговаривать неизвестно с кем?
— Артакс! — грозно прокаркал Кольрабстен. — Не забывай, что ты — простой наемник. «Пес войны», — презрительно выговорил он. — А вот, кто я, тебе знать не нужно. Я спрашиваю — ты возьмешь деньги? Или…
Что он подразумевал под «или», я слушать не стал. Табурет плавно выскочил из-под меня и ударил в лоб господина Кольрабстена.
— Фрау Ута, — негромко позвал я хозяйку, не сомневаясь, что она подслушивает. Распахнулась дверь, и просунулось личико. Увидев распростертое тело, Ута охнула и схватилась за щеки. Но, как я и предполагал, умная женщина кричать не стала.
— Сколько народу в гостинице? — спросил я.
— Эльза и Гертруда чистят рыбу на кухне.
— Ты можешь сделать так, чтобы они не выходили в коридор?
— Могу, но…
— Прекрасно, — не дал я ей договорить. — Быстренько иди к ним и закрой дверь поплотнее. Давай-давай…
Выпроваживая фрау легким шлепком пониже спинки, я быстро осмотрел гостиную. Кажется, за исключением сдвинутого табурета, все в порядке. Лоб я Кольрабстену не разбил, крови нет.
Господина Кольрабстена я спустил вниз, в мыльню. Пристроив его на скамье, зажег факел и, не спеша, стал снимать одежду с тела, которое уже стало подавать признаки жизни. Собственно, одежда господина интереса у меня не вызывала. В кошельке звякали только фартинги и пфенниги. Стало быть, либо господин оставил обещанные деньги где-то (скорее — у кого-то), или он прибыл из места, находившегося неподалеку… Например — из кареты с сообщниками. Единственное, что было достойно внимания, — кольчуга, сплетенная из тонких стальных колец. Такое изделие стоило больше, чем полный рыцарский доспех. «Пожалуй, талеров на пятьсот потянет!» — мысленно поздравил я себя с добычей. Жаль, мне она была маловата.
Меня удивило, что при Кольрабстене не было ножа. Ни крестьянского, вырубленного из старой косы, с деревянной ручкой. Ни охотничьего, кованного в кузнице, с костяной рукояткой. Ни маленького ножичка для разделки дичи и мяса. Интересно, а чем он обходится на постоялых дворах?
Когда нет ничего подозрительного, это подозрительно вдвойне! Однако не нашлось ни стальных иголок в рукавах, ни лезвий в сапогах. Уже отчаявшись, я стал привязывать Кольрабстена к скамье и тут обратил внимание на его руки. Перчатки! Безымянный палец десницы украшал перстень с бриллиантом, слишком крупным для мелкого купца. А простой костюм не вязался с дворянской привычкой цеплять перстни поверх перчатки… Так и есть… Небольшой бугорок можно принять за брачок ювелира, а можно — за малюю-ю-сенькую кнопочку… Теперь достаточно легкого касания к выпуклости, как из «бриллианта» выскочит ма-лю-сенькая заусенка. Теперь понятно, чью особу представлял Кольрабстен…
Чтобы привести в себя господина, мне понадобилось вылить на него несколько ведер воды, увеличив свой счет перед фрау Утой. Хотя за это можно заплатить из «трофейного» кошелька.
— Да ты спятил! — возмущенно сказал Кольрабстен, отфыркиваясь.
— Как тебя зовут? Должность?
Трудно сохранять надменность, если ты привязан к лавке в голом виде, но мой «подопечный» честно пытался это сделать.
— Я — Кольрабстен, купец! — упорствовал он.
Ну точно — не понял… Я вылил на него еще одно ведро. Фрау Ута — женщина основательная, поэтому бочка всегда полная. Не знаю, то ли у него предвзятое отношение к воде, то ли она была слишком холодной, но «клиент» завопил:
— Да что тебе нужно?
«Наверное, проблемы с памятью…» — решил я, выливая на него еще одно ведро.
— Да скажу я, все скажу. Что ты хочешь узнать? — завопил Кольрабстен.
— Я хочу узнать ответ на свой вопрос, — уточнил я, выливая на него очередное ведро в два приема.
Кажется, начал понимать…
— Я — первый епарх канцелярии спагиария западных номов Великой империи ромеев Прокопий Зарий, — отчаянно заголосил «купец», с ужасом наблюдая, как я зачерпываю еще одно ведро…
Я мысленно перевел зубодробительный чин моего гостя. Значит, визитер — начальник разведки наместника императора в западной части Восточной империи, что именует себя Великой империей ромеев и до сих пор считает все «варварские» королевства своей территорией. Как я помнил, герцогство Фалькенштайн и земли вольных городов назывались когда-то Немедией, провинцией империи. Забавно, но и другие империи, числом две (если уже не три), считают себя наследниками империи ромеев.
— Зачем ты сюда прибыл?
Кажется, первый шок у него прошел, потому что Прокопий перестал оглядываться на ведро, а приготовился мужественно молчать, перенося страшные мучения в виде холодного душа. Что же, придется слегка изменить методу…
Присев у ног первого епарха, я придвинул к себе подставку с факелом и, достав маленький кинжал, принялся делать маникюр. Делал не спеша, старательно, любуясь каждым выровненным ногтем.
Я молчал, а вот господин Зарий нервничал. Издержки профессии. Он, как никто другой, знал, что под пытками человек рассказывает все, что знает… Когда я закончил на правой руке и перешел к левой, епарх «созрел»:
— Наместник западных номов Великой империи Свир Огнен уполномочил меня провести переговоры. Император поручил ему ввести Немедию под корону империи!
— А где связь с герцогом Фалькенштайном? — почти натурально удивился я.
— Владелец земель, называемых ныне герцогство Фалькенштайн, приняв под свою руку графство Лив, становится властителем провинции Немедия. Его величество император готов даровать герцогу корону базилевса, если тот признает своим сюзереном Великую империю спартиотов. Я прибыл к герцогу для проведения переговоров и узнал, что последняя помеха объединению — город Ульбург. Я не мог явиться к наместнику, не убедившись, что Ульбург действительно может стать преградой, а его оборону возглавил опытный стратег…
«Гнедого нет, он бы посмеялся! Я — стратег…» — усмехнулся я и, напустив на себя загадочно-торжественный вид, как и подобает «стратегу», поинтересовался:
— Поэтому решил убрать препятствие с дороги?
— Да, — кивнул Прокопий. — Теперь я понял, что две с половиной тысячи талеров — это очень мало. К сожалению, я располагаю только тремя тысячами, но готов написать расписку от имени империи еще на пять тысяч талеров. Или на тысячу золотых солидов.
— Между Восточной империей и будущим королевством лежит с тысячу миль. Какой смысл герцогу становиться сюзереном императора?
— Для нас важен сам прецедент, — высокомерно объяснил Зарий. — Империи неважно, сколько миль разделяют ее владения!
«Ай да герцог, — подумал я. — Он получает корону отделавшись присягой, которая не будет ничего стоить!»
— Я пришел не один, — вдруг злорадно улыбнулся епарх. — У моих людей строжайший приказ — если я не выйду к ним в течение часа, они должны ворваться в гостиницу. Теперь ты можешь меня убить… — добавил он, закрывая глаза.
— Убивать? — удивился я. — Зачем?
Я разрезал веревки и показал Прокопию на груду его одежды. Епарх неуверенно пошевелил затекшими руками и стал одеваться, озадаченный моим миролюбием.
— Кстати, сколько там людей? — задал я непраздный вопрос.
— Пятеро, — буркнул он, пытаясь залезть в слипшиеся штанины. Потом поинтересовался: — Ты хочешь убить меня во дворе, чтобы не тащить тело по лестнице? Но учти — мои люди уже в гостинице. Если я выйду, то прикажу им уйти.
Прокопий Зарий прислушался. Сверху не доносилось ни звука — ни женских криков, ни шума выламываемых дверей. Только с улицы послышалось что-то похожее на человеческий выкрик и ржание…
— Пойдем, — пихнул я епарха. — Посмотрим, остался ли кто-нибудь живой.
То, что предстало изумленному до ужаса взору епарха и моему, более привычному, глазу: Гневко, деловито перетаскивавший в конюшню безжизненное тело одного из людей Прокопия.
Во дворе, в лужах крови, лежало еще двое, уже мертвые.
— Ты не мог аккуратнее? — укорил я гнедого.
Дать достойный ответ ему помешала занятая пасть, а копыта к переноске тел не приспособлены…
— Ладно, оставь, — махнул я рукой, и конь радостно выплюнул кусок плаща, за который тащил тело в конюшню. — А вообще, молодец, — похвалил я друга.
— И-и-го! — согласился конь, а потом показал на конюшню: — Гы-го-го! — намекая, что ежели прятать не нужно, так и ему такие соседи ни к чему.
Осмотрев тела — два в конюшне и три во дворе, обнаружил, что убитых только двое. Гневко — дисциплинированный парень. Сказано, постарайся не убивать, он и старался…
— Что же, господин епарх, — обратился я к Прокопию, изображавшему столб. — Мне вызвать городскую стражу или вы их сами заберете?
— Сейчас, — шепотом, как полузадушенный ворон, прокаркал первый епарх и опрометью выскочил со двора.
Вскоре у ворот остановилась большая дорожная карета. Вместе с кучером епарх затащил внутрь кареты тела убитых и раненых. Когда все было сделано, я окликнул:
— Господин епарх, вы кое-что забыли…
— Кольчугу оставьте себе, — мрачно буркнул епарх. — Пусть это будет моим подарком. Но, — мстительно улыбнулся он, ощупывая палец. — Мы еще встретимся.
Улыбка сползла с его лица, когда обнаружилась пропажа.
— Не это? — продемонстрировал я перстень.
Улыбнувшись как можно ласковей, вложил в ладонь Зария его перстень, а потом крепко сжал пальцы…
Епарх Восточной империи Прокопий Зарий был прав. Зачем убивать человека в подвале, пачкать там все кровью, а потом вытаскивать тело во двор?
Подождав, пока гримаса боли в вытаращенных глазах сменится мертвым равнодушием, толкнул тело вглубь кареты. Плотно закрыв дверцу, махнул кучеру…
Пока я прощался, Гневко уже праздновал победу — доедал овес, вымоченный в молоке. Что-то балует его фрау Ута!
— Зажрался! — укорил я друга, набрасывая на него седло. — Привыкнешь к запарке, а что потом? Будешь пыльную травку жевать и не жвакать!
Гневко философски закатил глаза. Дескать, к хорошему-то быстро привыкаешь. Мол, сам-то ты не отказываешься от штруделей и оладий, прекрасно понимая, что завтра может не быть и черствой корки…
Глава пятая
ЛАПОТНЫЕ ЛАТНИКИ
Во владения герцога засылались лазутчики, а прибывавшие купцы подвергались расспросам, очень похожим на допросы. Удалось выяснить кое-что важное: войско герцога составляет собственная дружина из ста всадников да с десяток баронских отрядов.
Если каждый вассал Фалькенштайна приведет хотя бы двадцать дружинников, вместе с рыцарями (эти выставят от пяти до десяти воинов каждый) будет не менее тысячи всадников. Много! А если у герцога будет хотя бы триста — пятьсот наемников, нам придется туго. Даже если выгнать на стены все мужское население Ульбурга — шансов на победу мало. Впрочем, о какой такой победе я сейчас говорю? Нам бы продержаться хотя бы месяц…
Мы с гнедым прибыли на площадь, где собралась «гвардия Ульбурга» — сорок восемь человек. Именно столько выделили гильдии. Сорок восемь вкупе с сорока латниками из числа городской милиции — это была вся «армия» города Ульбурга. Еще сколько-то людей потом поставят цеха, чтобы занять стены, но главная надежда города на латников. Они должны будут принять на себя первый удар дружины Фалькенштайна. В чистом поле горожане не выдержат и получаса, но на стенах, где каждый защитник считается за семерых нападавших, шанс у нас был.
Первые два дня пришлось потратить на то, чтобы научить парней правильно держать оружие. Иначе — и противник не понадобится! Я гонял новобранцев в хвост и в гриву. Они пытались выказывать неудовольствие, но, получив разок-другой по мордам и по шеям, втянулись. Конечно, сделать из них солдат за столь короткое время мне не удалось, но легкой добычей они не станут!
Любопытно было наблюдать, как менялись мои солдаты. Кем они были? Младшими (вечными!) подмастерьями и неудачниками. Были бы другими, разве бы их отдали? А теперь? Парни начали уважать себя, а вслед за этим пришло и уважение других. Одному было бы не управиться, потому что мне нужно было успевать в сотни мест одновременно, но помогал Густав, который, стряхнув жирок, вспомнил былые времена.
В кирасах и с алебардами парни имели воинственный вид. Вот со шлемами вышла неувязка. Капелинов на всех не хватило, и новобранцы «щеголяли» кто в чем — в шишаках, кованых рокантонах, один — в невесть откуда взявшемся рогатом шлеме, которые не в ходу уже лет пятьсот. Впрочем, для арбалетного болта все равно, от чего отскакивать — от модного или не очень шлема. Ну а если попадут в лицо, то тут уже все равно…
knizhnik.org
Евгений Шалашов - Хлеб наемника
- Двадцать один убитый и пятнадцать раненых, - доложил подбежавший Будр. - Раненых считал только тех, кто воевать не сможет. Кое-кто…
- Ладно, - оборвал я его. - Некогда. Потери у вас невелики - стену удержите. А теперь слушайте меня внимательно! Если видите кого под стеной - сразу камнем его, камнем… И не ждите, пока лестницы на стены приставят. Если приставили - лейте смолу. А коли услышите приказ бросать бочки - бросайте. Если еще раз решите сэкономить, я вас сам со стены скину! Понятно, господин капрал?
- Понятно, господин колонель. Больше такого не повторится!
Перед тем как уйти со стены, я все-таки не удержался от вопроса:
- Ну а как же кавалеристы воевали без седел?
- Ну почему без седел? - с обидой посмотрел на меня капрал. - Одно-то седло, самое первое, каждому положено. Без разницы - со своим он конем прибыл или одра получил казенного, но я должен был его снабдить седлом, уздечкой и четырьмя подковами. Но имущество-то это - собственность императора, понимаете ли! Под расписку выдавали, как доспехи и оружие! Сами знаете, что в конце службы драбант должен вернуть в казну вещи или платить деньги. А они, мошенники, казенное седло пропьют, а потом с меня новое требуют - давай, мол, сквалыга, а то я в бою сбрую утратил вместе с конем. А от меня - шиш!
- А если и впрямь в бою утратил? Ну, например, коня подстрелили?
Будр приосанился и хмыкнул:
- Меня это совершенно не волнует! Если убили коня - будь добр, упряжь с него сними и подковы сорви. А все, что ты у императора получил, изволь отдать! Либо - плати деньги в казну! У меня все четко, по инструкции, на одного солдата - одно седло. А если вы это седло предъявить не сумели, то у вас из расчета…
- Ясно, господин Будр, - с уважением проговорил я, прерывая словесный поток. - Вы - хороший каптенармус. Только очень вас прошу - не экономьте больше на смоле и бочках. Считайте, что это уже списанное имущество.
- Слушаюсь, господин колонель! - повеселел Будр, понявший, что пока его вешать не будут.
Если булочник служил в армии принца Эзельского, понятно, откуда он знал мое армейское звание.
Шесть лет назад
Единственный полк, чей командир не имел герба, был полк тяжелой пехоты, которую в течение двух лет возглавлял ваш покорный слуга. Помнится, благородные дамы специально искали повод, чтобы приехать в армию принца и поглазеть на такое чудо. А уж заглянуть в походный шатер (якобы по ошибке) считала возможным каждая вторая. Захаживали и особы с изрядной долей имперской крови. Подозреваю, что в империи Лотов у меня может найтись пара-тройка бастардов, не подозревающих о своем происхождении. Правда, дворяне, в отличие от дам, меня не всегда жаловали…
Его высочество принц Эзель задерживался, и я уже подумывал, а не перенести ли визит на завтра. Вопрос, требовавший решения, мог потерпеть день-другой.
Рядом со мной сидел тучный офицер, имевший на плече серебристый щиток с совой. У меня имелся такой же, только "совушек" там было три. Правда, если я был опоясан простым кожаным ремнем, то сосед уже не один раз поправил золотой рыцарский пояс.
- Ты - наемник? - надменно поинтересовался рыцарь.
- А разве я разрешал задать мне вопрос? - прищурился я. - Или секунд-майор не знаком с уставом?
Рыцарь дернул острым усом, похожим на пику, и вытаращился на меня выпуклыми, как у рака, глазами:
- Что значит - ты не разрешал? Ты кто такой, чтобы я у тебя спрашивал разрешения?
- Секунд-майор… Объясняю для особо э-э… умных. Младший по званию, перед тем как задать вопрос старшему, должен испросить разрешения. Усвоили? У вас плохое зрение? Или вы не разбираетесь в званиях? - лениво посмотрел я на наглеца.
Кажется, рыцарь только сейчас соизволил разглядеть мои значки колонеля. Но уважительнее от этого не стал:
- Вы хоть и полковник, но не дворянин. А я - опоясанный рыцарь.
- А что это меняет? Я не разрешал задавать вопрос. Так что сидите и помалкивайте.
- Что?! - вскипел рыцарь.
- А то, секунд-майор, что мне лично незнакомый офицер должен закрыть пасть.
- Да я тебя… - вскинулся майор, вытаскивая меч.
На рыцаря навалилось несколько оруженосцев и адъютантов принца, объяснивших, что подобная выходка в шатре главнокомандующего карается смертью, и он с трудом был водружен на место.
Посидев немного, усач принялся ерзать. Потом, не вставая с места, проревел:
- Ну когда же явится принц?
- Скоро, - успокоил его один из адъютантов, занятый переливанием вина из глиняной бутыли в дорогой стеклянный графин.
Его высочество постоянно повторял, что любит видеть то, что он пьет…
- Знал бы я, что тут в чести безродные наемники, не привел бы к Эзелю свой отряд, - грустно сообщил рыцарь.
- Так в чем же дело? - спросил адъютант, украдкой подмигивая мне и рассматривая на свет рубиновую жидкость в графине. - Если вы прямо сейчас уведете свое копье, его высочество даже и знать об этом не будет.
- Не могу… - понуро ответил секунд-майор. - Его сиятельство граф Вайс, мой сюзерен, выхлопотал для меня чин и приказал привести к его высочеству копье из двадцати воинов. А я должен сидеть рядом с наемниками…
- Можете выйти и подождать принца снаружи, - предложил я. - Около коновязи есть свободное место.
- Вы нарываетесь, полковник… - с угрозой прорычал рыцарь.
- А вы?
- Что я? - несколько опешил он.
- Вы, секунд-майор, заявились в палатку главнокомандующего и начинаете ссору с его офицером. Причем со старшим по званию. Вы кто такой? Лично вассал его высочества? Сеньор призвал вас на службу? Как я понял, всего-навсего вассал какого-то мелкого графа…
Рыцарь побагровел. Было заметно, что если он и вассал графа, то из младших баронских сыновей, которые не наследуют ни титула, ни феода своих предков, а поэтому не могут привести с собой личную дружину. Большинство ему подобных влачат нищенское существование в отрядах мелких баронов, развлекаясь грабежами на большой дороге. Возможно, сеньор отправил его на войну, втайне надеясь, что принц наделит его чьим-нибудь вымороченным владением.
- Я, наемник, командую копьем из двадцати всадников, которые являются потомками древних родов, - надменно изрек толстяк. - Не чета таким, как ты…
- Которые, как и вы, живут в графском замке и состоят в его личной дружине. Интересно - за чей же счет?
- Состоять в дружине его сиятельства - высокая честь. А торговать собственным мясом - это, это… - не нашел он нужных слов.
- Вы, верно, хотите сказать - торговать мечом? - попытался я образумить рыцаря, явно напрашивающегося на скандал.
- Я сказал то, что хотел сказать! - задрал он свой массивный породистый нос. - Наемник торгует собственным мясом!
- Кстати, как ваше имя? - поинтересовался я.
- Отто фон Памбург, - напыжился он.
- Вы, герр Памбург, собираетесь ссориться? - усмехнулся я.
Физиономия Памбурга, которого я поименовал как бюргера, стала наливаться непонятным цветом - верхняя часть потемнела, а нижняя - побледнела. Право слово - никогда подобного не видел!
- Ты, грязный наемник! - ощетинился он шикарными усами, похожими на маленькие кавалерийские пики - того и гляди, заколет!
- Согласен, - покладисто ответствовал я. - Я - грязный наемник. Зато ты - чистый рыцарь и приживал.
- Да я, да я тебя… - просипел Памбург, так и не досказав - что же он хотел сделать.
- Верно, вы желаете вызвать меня на дуэль? - поинтересовался я и, улыбнувшись, заметил: - Увы, дуэли на время войны запрещены. Приказ принца. Если хотите - просите разрешения у его высочества.
Около нас уже толпился народ. Подобные ссоры - хорошее развлечение. Что ж, нельзя разочаровывать публику…
- Если бы ты был дворянином… - мечтательно проговорил Памбург, - то я вызвал бы тебя на дуэль и разрубил бы на сто частей, как свинью. Но дворянин может драться только с равными!
- То есть на дуэли вы можете драться только со свиньями? - невинно осведомился я. - Хорош дворянин.
Офицеры зашлись в хохоте. Может, Памбург и не походил на свинью, но на кабанчика - точно!
Не выдержав, рыцарь вскочил и, выхватив клинок, ринулся на меня. Я даже не стал вставать, а просто слегка ушел с дороги и подставил ножку.
Падение было отмечено новым взрывом хохота.
- Что здесь происходит? - послышался властный голос, и все сидевшие вскочили, а стоявшие подтянулись.
- Меня оскорбили! - глухо прорычал Памбург, поднимаясь с пола и нацеливаясь на меня клинком: - Этот наемник обозвал меня свиньей!
- Артакс! - прозвенел голос принца. - Это так?
- Почти… - поклонился я принцу. - Господин Памбург выразил сожаление, что не может драться со мной, а иначе - разрубил бы меня, как свинью.
- Понятно, - прервал меня принц. - Вайс написал, что направляет ко мне отряд рыцарей. Правда, он не сообщал, что командир копья - редкостный кретин. Памбург - сдайте командование своему лейтенанту.
- Ваше высочество… - пролепетал Памбург, побелевший прямо на глазах. - За что?
profilib.net