Илья Машков — картина «Снедь Московская. Хлебы». Машков московская снедь хлеба


Илья Машков — картина «Снедь Московская. Хлебы»

К.ЛАРИНА: 15 часов 12 минут. Добрый день еще раз. Опять же здесь, в студии, Ксения Ларина, и вот, начиная с этого воскресения, у нас «Собрание Третьяковки» будет выходить именно в это время – с трех до четырех.

Я пока еще без Ксении Басилашвили. Она догуливает рождественские каникулы, и на следующей неделе обязательно появится. А здесь, в нашей студии, Ирина Пронина, старший научный сотрудник Третьяковской галереи, которая рассматривает те призы, которые вы получите.

Добрый день, Ирина, здравствуйте.

И.ПРОНИНА: Здравствуйте.

К.ЛАРИНА: Наш герой сегодня Илья Машков, картина «Снедь московская», и дальше слово, которое мне ужасно нравится – «Хлебы».

Это действительно хлебы, потому что, когда смотришь на эту картину, слюна выделяется сразу же, мы даже вот одновременно сглотнули: очень вкусная картина! Мы про нее сегодня будем говорить, ну, и естественно, будем говорить в принципе об Илье Машкове, об его судьбе творческой. Мы говорим о том, какое место этот художник занимает в нашей русской культурной истории.

Но перед этим, конечно, мы должны выполнить наши обязанности, дорогие друзья, перед вами – объявить, что, как всегда, у нас есть призы для вас, и сейчас попрошу Ирину назвать героев этих каталогов, которые мы сегодня отдадим нашим слушателям.

И.ПРОНИНА: Это каталог замечательный о художнице Наталье Северцевой. Это супруга известного историка искусства Габричесвского. Она никогда не была профессиональным живописцем, и она стала заниматься живописью в достаточно поздние годы, но она была хранительницей духа и атмосферы, особых в этой интеллигентной семье, которая собирала вокруг себя и поэтов,  — к ним приезжали Бродский, и Ахматова. И вообще их дом, особенно в Крыму был сосредоточением такой особой ауры.

Не случайно стали модными в шестидесятые годы поездки в Крым. Это было все настояно как бы на той атмосфере тридцатых годов, которая там была заложена и этой семьей тоже. И ее супруг был известным историком искусства, и та среда, которая складывалась в их доме, она дала толчок к тому, что она переработала свои впечатления, свой опыт какой-то жизни, и совершенно неожиданно стала заниматься живописью в стиле примитивизма. Очень теплое, очень красивое и очень радостное искусство, непохожее на то, что было в официальном искусстве.

Следующий приз – это каталог нашего бывшего директора Юрия Константиновича Королева я представляю с особым чувством, поскольку наша музейная молодость прошла под его руководством, и мы до сих пор храним в памяти его порывистую фигуру, как он носился по музейным залам, и буквально подставлял свои плечи под спасение Третьяковки. И при этом у него хватало времени, и сил, и энергии продолжать заниматься своим творчеством – он был известным монументалистом. Но на этой выставке он представлен как лирик – его графика. Это очень интересное открытие, и я думаю, что эта выставка и каталог порадуют тех, кому он достанется.

И третий каталог, который мы рассматриваем, это выставка ленинградского художника, как бы мы сказали, или Питерского – Германа Егошина. Художник замечательный, очень разносторонний, весь замешан на вот этом чувстве живописи как таковой. Чувство краски, которое у него есть, стихия цвета. И он был известным художником, но почти никогда не принимал участия в больших манежных выставках. Это тоже характеризует определенные стороны его творческого ведения, его творческой жизни. Это большой каталог, где очень много новых каких-то работ, которые были в частных собраниях, и вообще-то это уже не каталог, а книжка.

К.ЛАРИНА: Ну, что же, и еще у нас есть билеты в Третьяковскую галерею. Можете в любой момент собраться и пойти на текущие выставки, или просто побродить по залам Третьяковки.

А вопрос у нас, конечно же, связан с творчеством нашего сегодняшнего героя – Ильи Машкова. Вот такой интересный факт биографии мы обнаружили с Ириной: в 14-м году, после поездки за границу, Машков создает серию лубков на стихотворные строки одного очень известного поэта.

Пожалуйста, подумайте и назовите нам имя этого поэта.

Номер sms: +7 (985) 970-45-45.

Это в первый и последний раз он такое делает, наверное, — иллюстрирует стихи, больше никогда этого в его жизни не было. Да, Ирина?

И.ПРОНИНА: Ну, вообще-то, да, но я могу сделать маленькую подсказку, потому что это было связано не только с тем, что он только что вернулся из-за границы. Он вернулся из-за границы в связи с начавшейся Первой мировой войной, и вот эта акция – выпуск лубков была связана как раз с началом этой войны.

К.ЛАРИНА: Патриотическая акция.

И.ПРОНИНА: Патриотическая акция. Вот это небольшая подсказка.

К.ЛАРИНА: Ну что ж, думайте. А мы обращаемся к мирной картинке, которая называется «Снедь московская. Хлебы». Это действительно хлебы. Давайте сначала опишем, Ирина, пожалуйста!

И.ПРОНИНА: Это набор таких хлебов. Перед нами овальный стол красного дерева, совершенно из другой эпохи, который дает представление о торговой лавке, а об интерьере достаточно изысканном. И фон обычный, фон почти что нейтральный. Но то, что помещено на этом столе и на фоне, это потрясает воображение любого человека – и гурмана, и всего того, что можно сказать, представление о московских булочных того времени, наверное, хочется думать, что так оно и было.

Во-первых, мы видим огромный на полке, которая расположена над столом, крендель невероятных размеров. И этот крендель такой восьмеркой выглядит, который заставляет подумать о том, как приятно было бы этот крендель взять и подержать в руках. Да, да, да. Почувствовать его плотность. И по контрасту – буханка черного хлеба – совершенно другой образ, как подовый хлеб, с плотной коркой, квадратной формы. Таких хлебов мы сейчас и не встречаем уже.

Здесь есть и круглый калач, и темный батон, и свисающая связка баранок.

А на столе – опять разнообразные виды уже, как говорили одно время: штучные хлебобулочные изделия. Это действительно. Каждая вещь сделана штучно, и кажется, что вручную, потому что необыкновенной формы ромовые бабы, какие-то плетенки, белого фарфора вазочка и в ней изысканные пирожные. И на первом плане – сухари. Но сухарь такой — не из черствого хлеба, в который превратился, а как деликатес.

И, конечно же, еще одна плетенка. Но она уже как то, что называлось хала в наше время.

Хала с маком, совершенно верно. Я даже стала забывать это название, потому что такого хлеба уже не держат.

К.ЛАРИНА: Это вообще тот самый случай, когда живопись передает запах, потому что прямо аромат ощущаешь свежего хлеба.

И.ПРОНИНА: Ну вот Машков был наделен таким даром, так он воспринимал природу, предметы, что казалось, ты видишь его глазами и восторгаешься вместе с ним.

К.ЛАРИНА: Это, кстати, не первый случай и не единственный – еды в его творческой жизни? Уж он столько еды нарисовал!

И.ПРОНИНА: Ну, по-моему, много. Он даже своих натурщиц писал в пышной юбке. Вот особенно, они очень разные – он в разное время обращался к обнаженной натуре, но вот серия натурщиц, которых он писал, и больше всего даже рисовал в начале двадцатых годов, как раз перед созданием этого натюрморта, вот эти натурщицы они такие же «пышные булки», вот так. В общем, сладкие какие-то женщины. И вот это ощущение прелести земной жизни, плоти, оно присутствовало у Машкова.

Но надо сказать, что он очень менялся в течение всей своей творческой жизни, и, конечно, вот это ощущение радости жизни, плоти претерпевало изменения, и это самое интересное, что есть в биографии Машкова.

К.ЛАРИНА: А можно я сразу спрошу про другие «Хлебы», или «Хлеба»? Советские же есть еще «Хлеба». Вот в чем разница?

И.ПРОНИНА: А вот вы немножечко забегаете вперед, потому что мне хотелось бы сказать о том, что были не только советские «Хлеба», но были и ранние «Хлеба» — 12-го года, когда он был еще в «Бубновом валете».

Тогда начнем с биографии. Он же начинал как мальчик из торговой лавки, и первые его опыты живописные он делал, занимаясь торговой вывеской: он писал плакатики и объявления для своего хозяина, у которого была лавка. И с этого, собственно говоря, у него и проснулся интерес к живописи.

Более того, с детства у него был интерес ко всякому рукомеслу: он очень интересовался техникой, механикой. Он был очень такой рукастый и мастеровитый, он очень многое умел делать из дерева. И вот это ощущение предмета, которое вошло в его жизнь с ранних пор, оно как-то проступает и в его живописи. Он любил, и умел, и понимал толк, как нужно растереть краску, как приготовить холст, какой конструкции придумать подрамник особый для каждой картины. Он был очень такой деятельный человек во всем.

Так вот, в его первых «Хлебах», которые он написал в 12-м году и выставлял на выставке «Бубнового валета», а мы знаем, что Машков, прежде всего, вошел в историю живописи как художник «Бубнового валета» вместе с Кончаловским, Рождественским, Куприным, когда они объединились в 11-м году, и своим искусством бросили такой вызов вкусам академическим, — скажем так. Они получали от этого самого огромное удовольствие. И вот это ощущение бури и натиска было во всем их искусстве.

Так вот, ранние вещи они как раз и содержат такое молодое озорство и отношение радости, как писал о нем один критик, что «чувствуется радость дикаря, который впервые видит вот это вот удивление – эти «Хлеба», эти формы фруктов». Потому что все фрукты, которые писал Машков, они все совершенно гиперболизированные.

К.ЛАРИНА: Это самое чистое чувство, вот эта «радость дикаря», абсолютно чистое чувство, свежее!

И.ПРОНИНА: Да, да, да. Он вносит вот такую вот неподдельность того, как мы когда-то воспринимали чудо: там клубнику зимой, или какие-то экзотические фрукты, которые становились, в первый момент ты себя ловишь на этой радости, удивления, восторга. И вот у Машкова есть это чувство. Это совершенно удивительное такое качество его жизни, и дает огромную энергетику, когда ты по прошествии времени начинаешь вновь и вновь смотреть живопись, особенно «Бубновых валетов».

Так вот, от тех, первых «Хлебов» Машков сделал большой как бы шаг – в 16-м году он пишет уже «Хлеба» и рядом размещает бутылки, то есть, сопоставляет разные предметы, разную фактуру, выстраивает особые взаимоотношения между этими предметами. То есть, решает чисто художественные задачи. Он уже с блеском владеет мастерством передачи любой фактуры, удачно строит композицию.

А в работе 24-го года, которую мы сегодня, собственно, и выставили для обсуждения, он приходит к новому качеству понимания живописной природы.

Я хочу зачитать несколько слов, как он сам писал об этой работе и о том, что он хотел вложить:

«В декабре 24-го года я захотел доказать всем своим друзьям и врагам, что наше советское живописное искусство должно быть по ощущению созвучно нашему времени, и понятно, убедительно, доходчиво каждому трудящемуся человеку.

Я писал два натюрморта: продукты сельского труда человеческого питания – снедь, мясо и хлеба русские. Мне хотелось в этом незамысловатом сюжете показать реалистическое искусство».

Более того, — добавим, захотел так, чтобы оно было понятно

без слов каждому нормальному и порядочному человеку, как писал в другом месте Машков.

Так вот, он выставил два этих произведения, которые ныне находятся в Третьяковской галерее, впервые в 25-м году, на выставке «Революция, быт и труд». Но, как мы видим, что здесь нет революции.

К.ЛАРИНА: Никакого кумача нету. Должен быть кумач обязательно.

И.ПРОНИНА: Абсолютно, абсолютно. Ну, я хочу сказать, что это была выставка, седьмая выставка Ассоциации художников революционной России, сокращенно «АХРР». И основное место в ее экспозиции занимали картины, соответствующие названию выставки – тематические. И в те годы, вообще-то создание тематической картины на тему революции было очень актуально.

Так вот, а Машков, вступая в АХРР, вдруг выставляет натюрморты с хлебами, плюшками и пирожными при полном отсутствии примет революционного быта. Это парадоксально!

К.ЛАРИНА: Какой год, еще раз скажите?

И.ПРОНИНА: Выставка была в 25-м году. То есть, на следующий год он специально к этой выставке готовил вот эти свои произведения.

Я говорю: произведения, поскольку стоит говорить даже о триптихе «Снедь московская», поскольку были выставлены не только «Хлеба», но и «Мясо, дичь» и «Фрукты».

К.ЛАРИНА: Такое издевательство почти получается над советской действительностью. Это же нэп, да?

И.ПРОНИНА: Ну, вообще-то, если перейти от чисто живописных проблем к тому контексту, в котором появились эти вещи, страна только что пережила труднейшие времена военного коммунизма. И здесь хлеб – это, как мечта, вот это вот мясо, эти фрукты.

К.ЛАРИНА: Как «Кубанские казаки».

И.ПРОНИНА: Это абсолютно то же самое, но «Кубанские казаки» — это все-таки было позже, а в это время это мечта, то есть, вот эта утопичность каких-то идей революционных, кажется, они здесь проступают, но совершенно на другом уровне.

Он как бы подчеркивает действительно революцию и быт, но очень не прямо, очень опосредованно.

Может быть, такое понимание этих вещей стало появляться у нас только в последнее время, уже много позже, когда мы отошли от такого заданного восприятия соцреализма, как искусства, которое отражало время, которое было очень политическим. И сейчас, по прошествии многих выставок, которые посвящены были тому времени, — и выставки «Бубнового валета», прослеживая судьбы «Бубнововалетовцев», как они развивались в двадцатые-тридцатые годы, кто как находил для себя нишу, видишь, что Машков в этот натюрморт вложил не только радость этих «Хлебов», но и какую-то тоску, вероятно, по тому времени, когда это вызывало у него вот только искреннюю радость от случая, от форм, от тех самых предметов.

Я вижу в этом натюрморте не только эту полноту ощущения жизни, но и некую ностальгию о том, что это могло превратиться просто в муляжи.

К.ЛАРИНА: Спасибо. Мы пока сделаем паузу – слушаем Новости, а потом возвращаемся в программу.

НОВОСТИ

Сегодня у нас в гостях Ирина Пронина, старший научный сотрудник Третьяковки. Говорим мы о художнике Илье Машкове, рассматриваем его картину «Снедь московская. Хлебы».

Уже много мы успели рассказать, и лишний раз тому подтверждение, что картины, живопись, конечно же, надо всегда рассматривать в контексте времени. Это всегда как-то меняет сразу угол зрения. Правда же, Ирина?

И.ПРОНИНА: Да.

К.ЛАРИНА: У нас, тем не менее, уже есть победители, которые правильно ответили на наш вопрос, очень быстро, огромное количество людей догадалось, или знало, что речь шла о Владимире Владимировиче Маяковском. Именно его стихи иллюстрировал Илья Машков.

(Перечисляет имена и номера телефонов победителей).

Я вот открыла репродукции картин Ильи Машкова, чтобы еще раз получить подтверждение вашим словам о том, что сколько все это многозначно сразу, когда ты понимаешь, когда все это было выставлено, когда представлено, когда написано. И я даже еще увидела вот в этих натюрмортах, особенно в еде, которую он изображает, такое отчаяние такого карнавала, насколько все преувеличено – вот красота, краски более яркие, чем в реальности. Немножечко так припудрено, такая парадность в этом есть, прощание с чем-то, с каким-то праздником.

И.ПРОНИНА: Действительно, эти натюрморты, которые художник выставил, я опять повторяю – в 25-м году, они стали, сразу были признаны такой образцовой реалистической живописью советской эпохи.

К.ЛАРИНА: То есть, они никакого подвоха не заметили?

И.ПРОНИНА: Как бы нет. Вот я и говорю о том, что восприятие произведения искусства очень меняется со временем. И вот подтекст, который мы стали сами чувствовать уже, пережив определенные, даже продуктовые коллизии в нашей с вами жизни, мы понимаем, что написать хлеб, когда он есть, и написать хлеб после того, как ты знаешь, что его не может быть, может не быть, и после того, как… Сильно меняет вот какие-то акценты, которые вкладываются художником подсознательно в произведение.

На первом уровне ты  да, видишь парадную, такую торжественную картину. И все здесь торжествует, а когда думаешь о времени, когда создавалась, — немножко по-другому, совершенно верно. Более того, здесь художник вложил и другой еще подтекст. Почему я говорю, что эту работу интересно рассматривать не только одну, саму по себе, но и с натюрмортом «Снедь московская. Мясо, дичь и виноград». Дело в том, что сам Машков опять же писал: «Мясо и дичь» — в этой работе я придерживался сознательно принципов старых великих мастеров – классиков, а «Хлебы» — это наша, московская рядовая пекарня своего времени».

Примерно Смоленский рынок, и композиция как бы безалаберная, нескладная, но нашенская, московская, тутошняя, а не парижская.

Мясной натюрморт внешностью эффектнее, классичнее, а «Хлеба» — наша матушка-Россия, ты моя родная, хлебная, оркестровая, органная, хоровая. Эти работы, кажется, крепко вросли в быт Третьяковской галереи. Вот даже то, как он описывает, какие слова он находит, видно, что он любил эту работу и очень много вкладывал в нее.

К.ЛАРИНА: А восприняли как на выставке, когда первый раз он ее показал? С восторгом, да?

И.ПРОНИНА: Это с восторгом, да. Но дело в том, что Луначарский, который тоже посетил эту выставку, с тех пор стал все время ожидать от Машкова большой тематической картины на революционную эпоху, что, если он так хлеб написал, он получился такой торжественный, монументальный, убедительный, и вообще вот та жизнь, о которой как бы мечтали, ради которой создавали и совершали революцию, вот она кажется такая доступная, вроде бы, все так реалистично, то уж если он создаст вообще тематическую картину, то в правду всего происходящего можно будет поверить безоговорочно.

Но случилось так, что Машков, все как-то не получалось у него подойти вплотную к тематической картине.

К.ЛАРИНА: Ну, давайте мы немножечко с биографией познакомимся поподробнее, а то мы начали с того, что он работал там служкой, и писал вывески на бакалейной лавке. Вот я  сейчас просто вам отрывочек прочту, я тоже там полистала, ну полистала – где я могу? – В Интернете:

«Занимаясь в мастерской Серова и Коровина, Машков демонстрировал свои модернистские способности, даже когда писал женскую натуру, которую пытался изобразить цельными зелеными, красными и желтыми цветами. Никто, кроме Коровина, его не понимал. Когда у Серова спрашивали: что ж это он делает, тот только пожимал плечами и говорил: «Говорит: доведу до реальной правды». В конце концов, на одном из этюдов Машкова появилась пометка: «Выбыл».

И.ПРОНИНА: Ну, эта ситуация очень отражает именно то время в искусстве. Такое случалось не раз, когда художники, увлеченные французским искусством, — сезанизмом, павизмом, творчеством Матисса, начинали писать чистыми цветами – открытыми. Не те, которые замешивались на палитре, и создавался так называемый телесный цвет, потому что в классической и академической живописи существовали рецепты, как писать тело, как…

К.ЛАРИНА: То есть, каноны?

И.ПРОНИНА: Каноны, конечно, какие-то рецепты, которым и следуют, ты должен был овладеть, и у тебя получится все так, как надо, плюс твое композиционное какое-то умение.

Уже было невозможно писать по этим рецептам. Пришло поколение, которое хотело отразить свое видение природы, натуры, свое отношение к жизни. И они ломают эти каноны, и они начинают смело экспериментировать. И вот действительно это требовались большой талант и прозорливость учителя, для того, чтобы позволить развиваться художнику так, как он развивается, хотя это и нарушает ту систему, которую он преподает.

И он с благодарностью отмечал Коровина, но разрыв с Серовым он переживал очень долго. И был очень горд тем, что в 1910 году, буквально через несколько лет после той ситуации, которая описана в вашем отрывке, когда…

К.ЛАРИНА: Его выгнали действительно?

И.ПРОНИНА: Да. Когда Машков участвовал в 1910 году в Осеннем салоне в Париже, и приехал известный коллекционер Морозов отбирать вещи для своей коллекции, то и Серов, и Матисс посоветовали ему купить работу Машкова «Синие сливы», которая сейчас тоже находится в Третьяковской галерее. И это было для Машкова, конечно, верхом признания, что учитель, который отвергал его, он дал рекомендации, и более того, сам Матисс, который был кумиром для молодых москвичей, также отметил эту работу. Мы видим, как близко и русское искусство, и французское подошли к своим общим задачам, вот общий поиск.

К.ЛАРИНА: А кто, или что влиял на него? У него же все-таки, ну там понятно, что и окружение, и его возможность выезжать, может быть, семейная жизнь? У него же итальянская была жена первая?

И.ПРОНИНА: В 1905 году он с ней венчался, но дело в другом.

К.ЛАРИНА: Что его формировало как личность?

И.ПРОНИНА: Очень много парадоксального в такой как бы успешной биографии Машкова, казалось бы.

Дело в том, что он очень долго учился, скажем так. Вот вы сказали, что он прерывался, уходил.

Он начал учиться 28 февраля 1898 года. Он решил стать художником. Он запомнил эту дату, поскольку он рассчитался в своей лавке и решил все свое время свободное использовать только для подготовки к поступлению в Училище живописи, ваяния и зодчества. То есть, он решил стать профессиональным художником. И с тех пор он учился долго и много. Он поступил в  Училище живописи, ваяния и зодчества и, только окончив первый этап обучения, видя, как он нуждался, ему кто-то предложил вести первые уроки рисования. И с тех пор, совершенно не ожидая, что это станет второй его профессией, Машков стал преподавать. И параллельно сам учился. И вот какой-то дар у него был убеждения и необыкновенной уверенности в своих силах. Он, с одной стороны, очень хорошо освоил систему, которую преподавали в училище, и с другой стороны вел поиск для себя. Вот, если там, где он вел поиск для себя, у него были какие-то сомнения, и у него были периоды, когда он вообще не занимался живописью. С 4-го по 6-й год почти нет живописных работ, потому что он писал каких-то натурщиц, но чувствовал: «Я не знал, что делать, в какую сторону меня заведет».

И при этом продолжал преподавать. Более того, в 1908 году, этот год знаменательный для него был: он первый раз выехал за рубеж, у него была пятимесячная поездка. И, когда он вернулся, стал выставлять свои работы на выставке «Золотого руна», к нему пришел успех, хотя успех этот был скандальный.

К.ЛАРИНА: Почему?

И.ПРОНИНА: Он очень этим гордился – тем, что его ругают больше, чем всех остальных.

К.ЛАРИНА: Его ругают как художника? А что писали?

И.ПРОНИНА: Как художника, за то, что он слишком ломает каноны, представления, что у него есть варварство. Вот это ощущение, варварское ощущение цвета, формы, вот эта вот дикость, темперамент, который он выплеснул, наконец-то, в живописи, — это и вызывало критические такие отклики. И в то же время с тех пор и началась как бы слава Машкова. То есть, мы видим, что он обладал поразительной верой в себя. Вот этот девиз: «Я могу все!» Машков пронес через всю свою жизнь. И культ здорового тела, здорового отношения к жизни, он не любил долго мудрствовать, то, что называется в искусстве, а ему проще было взять холст и выплеснуть в данный момент то, что он чувствует. Это отличало его как раз в первый период «Бубново-валетского» творчества, когда ему нужно было донести свое видение, свое отношение к природе.

К.ЛАРИНА: Как сочеталось в нем вот это такое индивидуальное бунтарство, судя по всему, то, что вы рассказываете, и все-таки, как стремление следовать какой-то … вот в артели. Чтобы рядом были какие-то единомышленники?

И.ПРОНИНА: Вы знаете, он обладал, вероятно, какими-то недюжинными организационными способностями. Потому, как в те же годы он сблизился уже с мастерами – с Кончаловским, который в это время долгие годы проводил за рубежом, который переписывался с ним, и говорил: «Ты тут старайся, держи нашу мастерскую, а я тебе буду все писать из Парижа то, что здесь происходит».

К.ЛАРИНА (Смеется).

И.ПРОНИНА: И вот они очень поддерживали друг друга. Одно время у них была общая мастерская. И потом в 11-м году, когда они решили объединиться в объединение «Бубновый валет», все это происходило в мастерской Машкова. Он стал секретарем этого общества. И, более того, если посмотреть всю его биографию, а не только останавливаться на раннем периоде, видно, что он себя все время пробовал в разных каких-то организационных начинаниях. То есть, он был открыт…

К.ЛАРИНА: Он все время что-то такое пытался соорудить, какую-то компанию?

И.ПРОНИНА: Да, да, совершенно. Вы знаете, мне кажется, что это вот ощущение, что «Я все могу», любовь делать руками, мастерить, он сам вокруг себя умел обустроить жизнь, это и притягивало людей, не только он звал за собой, но так получалось, что человек, который умеет что-то сделать очень хорошо, крепко, надежно  — вот Машков был таким, это и притягивало к нему очень многих людей.

В 15-м году его приняли в «Мир искусства», в объединение, затем в 17-м году, после Февральской революции он стал одним из первых организаторов профсоюза художников, и вошел в комитет, который занимался вопросами культуры, и был одним из первых профессоров ВХУТЭМАСа, поддерживал свою педагогическую деятельность. То есть, видно, что он очень активен был как организатор.

К.ЛАРИНА: А то, что касается революции 17-го года? Ну, судя по всему, он с восторгом ее принял, как и многие люди авангардного такого характера – что новое должно приветствоваться всегда, в том числе и здесь. Как и многие, такая натура, она должна была принять. А потом? То есть, если он там работал в этих объединениях, я так понимаю, что пользовался уважением и любовью новой власти.

И.ПРОНИНА: Но он и сам был одной из частей этой новой власти. Ведь не было никого, просто была потребность создать какой-то комитет, и целый ряд художников вошли в него. Вошел и Машков. И, естественно, они занимались вопросами и распределения национализированных собраний, распределения по музеям, вопросы организации музея живописной культуры, и создание так называемого музейного фонда, и приобретение их работ в музейный фонд. И  параллельно это сопровождалось тем, что он стал писать совершенно другие натюрморты, которые так и вошли в историю искусства, как «Музейные натюрморты Машкова».

К.ЛАРИНА: А это что значит?

И.ПРОНИНА: Это очень много фарфора, много красной мебели, много ощущений вот этих предметов, которые, на самом деле, очень многие разрушали.

То есть, когда ты начинаешь прокручивать биографию Машкова в контексте времени, ты понимаешь – в том, как он выбирает предметы, в этом есть его позиция, и  есть то, что может быть, не согласуется на первых порах с активной общественной деятельностью, поскольку он воспевает не приметы нового быта…

К.ЛАРИНА: А фиксирует то, что уже исчезает.

И.ПРОНИНА: Совершенно верно. И поэтому на первый взгляд бывает даже и странно, почему он вошел в «Мир искусства» в 

15-м году, потому что «Мир искусства» все-таки это кружок художников, объединение художников гораздо более рафинированное, культуру в себе несли. Более тонкое чувство истории и стилизации. У Машкова нет этой стилизации, он 

так же эти исторические предметы музейные – он ими любуется, но совсем не так, как на своих вывесочных, — скажем так, работах.

К.ЛАРИНА: А вот смотрите, у него есть одна картина, которая меня тоже так поразила. Я хочу спросить: как ее восприняли? – «Колхозница», там тыква, по-моему, у нее там, тридцатые годы.

И.ПРОНИНА: Вы говорите уже о позднем периоде творчества.

К.ЛАРИНА: Ну, настолько вот она отдельная как-то эта картина, на мой взгляд, стоит и в его творчестве, и вообще она не смыкается с той советской исторической живописью, реалистичной, которая в то время доминировала в нашем официальном искусстве.

И.ПРОНИНА: Ну, вот как раз здесь творческая биография Машкова делает как бы еще один поворот.

К.ЛАРИНА: Это середина тридцатых годов, да?

И.ПРОНИНА: Это середина тридцатых годов, и вообще после выставки АХРРа, в которой выставлялись «Наша снедь. Московские хлебы», он едет набраться впечатлений о людях России, и оказывается в Крыму, пишет «Российские здравницы». Это тоже были приметы нового быта, как в царской Ливадии, в царском дворце разместился санаторий «Крестьянин». И он пишет крестьян, которые в этих интерьерах себя прекрасно чувствуют, или не прекрасно чувствуют, — новую вот эту примету. Но во времени он как-то зафиксировал.

Характерно, что он пишет портреты в это время, он как бы оставляет в стороне интерьеры дворцов.

К.ЛАРИНА: То есть, наконец, это люди.

И.ПРОНИНА: Да, да, то есть для него люди, которые в новой ситуации. Он не дает психологического портрета, у Машкова почти нет такого. Для него люди – это тоже какая-то конкретная форма, вот объект, пленэрная живопись вдруг вошла в его жизнь. Натурщицы, то бишь купальщицы, которых на крымских пляжах он видит, потому что у него есть отдельно «Мужской пляж» в Гурзуфе, «Женский пляж», «Артек», то есть, он как бы ушел в эту сторону советской жизни.

Надо сказать, что это очень такой выигрышный ход был, наверное, вместо того, чтобы писать какие-то там стройки.

Но после того как он долгое время провел в Крыму, стало ясно, что ему от тематической картины не уйти.

И тогда он делает следующий поворот в своей судьбе, и он едет в свою станицу Михайловская. И вот там начинается серия его колхозников. Но уже не в Крыму, а в той среде, в которой он вырос. И, конечно, он был сначала воодушевлен идеей, что он в своей станице сумеет создать мастерские, наподобие ВХУТЭМАСовских, будет обучать колхозников, их детей искусству, и всячески старался, как бы увидеть в той жизни, что была вокруг него в этих «Колхозницах», вот ту прелесть природной, натурной жизни.

Но опять, когда начинаешь думать, что в тридцатые годы это был голод в Поволжье, на его картинах видишь пышущих здоровьем колхозниц с необыкновенными плодами, необыкновенных размеров. И вдруг в 36-м году он пишет еще и «Хлеба советские». И вот как бы его тема «Хлебов» подходит к какому-то своему…

К.ЛАРИНА: Логическому завершению?

И.ПРОНИНА: Наверное, да. Потому что эта работа – одна из самых удивительных, которая была создана Машковым. Надо сказать, что она не очень часто экспонировалась.

Что она из себя представляет? Хочу описать для тех, кто ее не знает: полотно огромных размеров, в центре которого расположен герб Советского Союза, выпеченный специально из хлеба. И все это выложено колосьями, которые тоже испечены из теста.

К.ЛАРИНА: Такой типичный типовой Сталинский ампир такой, да?

И.ПРОНИНА: Ну да, но он весь сделан в виде предметов, которые…

К.ЛАРИНА: Можно съесть?

И.ПРОНИНА: Съесть. Да, можно проглотить и съесть атрибуты советской власти. Это то, что было уже потом обыграно уже совсем в 90-е годы в акции современных художников.

А Машков он как бы проиграл всю эту ситуацию много раньше. И опять, видимо, что-то его мучило. Первый вариант ему помогала его жена – Мария Ивановна Машкова-Данилова,

какие-то хлеба ему специально испекли и расположили. В общем, с этими работами он долго мучился. И  они остались таким апофеозом Сталинской конституции.

К.ЛАРИНА: А вот еще картинка, где из бюстов сложены, вообще такой постмодернизм просто. Это где Сталин, Маркс, Энгельс. Привет какому-то съезду.

И.ПРОНИНА: Это опять же вопрос – когда смотреть какую картинку. Все во времени. Я думаю, что в середине тридцатых годов это все воспринималось несколько иначе.

К.ЛАРИНА: Без подвоха, да?

И.ПРОНИНА: Конечно, конечно. Здесь не было такого мавзолейного ощущения, что это бюсты тех, кого уже нет на земле.

К.ЛАРИНА: Ну да, такое нагромождение на фоне красной звезды, конечно, в этом есть какая-то издевка. Не какая-то, а вот сегодня это смотрится так.

И.ПРОНИНА: Да. Это работы, которые москвичи могли видеть совсем, ну, скажем так, — недавно, года два тому назад в Москве, в Третьяковской галерее проходила выставка из Волгоградского музея, когда они привезли как раз поздние работы Машкова. И это было откровением для многих, которые только что видели работы Машкова на выставке «Бубнового валета» совершенно в одной стихии, и тут было представлено вот  это позднее творчество Машкова.

К.ЛАРИНА: Ирина, у нас, к сожалению, время заканчивается.

Я очень солидарна с Юлей, которая нам пишет: «Не могу уйти из кухни – очень интересно».

Юля, я тоже никак не могу уйти из кухни, мне тоже очень интересно, но надо заканчивать.

Мы даже вот пленку с анонсами не дали, потому что мне хотелось еще и еще выспрашивать Ирину про конкретные произведения Ильи Машкова.

Я думаю, что мы еще вернемся наверняка к этому имени, потому что одной передачи явно не хватает. Да? Тем более, за этим именем стоит следующая и следующая, — целая компания людей, которых очень хочется изучить поподробнее.

И.ПРОНИНА: И возможность прочитать реализм совершенно по-другому.

К.ЛАРИНА: Спасибо вам огромное! Ирина Пронина, старший научный сотрудник Третьяковской галереи – наша сегодняшняя гостья. И наш герой сегодня – Илья Машков. Спасибо!

echo.msk.ru

Илья Машков — картина «Снедь Московская. Хлебы»

К.ЛАРИНА: 15 часов 12 минут. Добрый день еще раз. Опять же здесь, в студии, Ксения Ларина, и вот, начиная с этого воскресения, у нас «Собрание Третьяковки» будет выходить именно в это время – с трех до четырех.

Я пока еще без Ксении Басилашвили. Она догуливает рождественские каникулы, и на следующей неделе обязательно появится. А здесь, в нашей студии, Ирина Пронина, старший научный сотрудник Третьяковской галереи, которая рассматривает те призы, которые вы получите.

Добрый день, Ирина, здравствуйте.

И.ПРОНИНА: Здравствуйте.

К.ЛАРИНА: Наш герой сегодня Илья Машков, картина «Снедь московская», и дальше слово, которое мне ужасно нравится – «Хлебы».

Это действительно хлебы, потому что, когда смотришь на эту картину, слюна выделяется сразу же, мы даже вот одновременно сглотнули: очень вкусная картина! Мы про нее сегодня будем говорить, ну, и естественно, будем говорить в принципе об Илье Машкове, об его судьбе творческой. Мы говорим о том, какое место этот художник занимает в нашей русской культурной истории.

Но перед этим, конечно, мы должны выполнить наши обязанности, дорогие друзья, перед вами – объявить, что, как всегда, у нас есть призы для вас, и сейчас попрошу Ирину назвать героев этих каталогов, которые мы сегодня отдадим нашим слушателям.

И.ПРОНИНА: Это каталог замечательный о художнице Наталье Северцевой. Это супруга известного историка искусства Габричесвского. Она никогда не была профессиональным живописцем, и она стала заниматься живописью в достаточно поздние годы, но она была хранительницей духа и атмосферы, особых в этой интеллигентной семье, которая собирала вокруг себя и поэтов,  — к ним приезжали Бродский, и Ахматова. И вообще их дом, особенно в Крыму был сосредоточением такой особой ауры.

Не случайно стали модными в шестидесятые годы поездки в Крым. Это было все настояно как бы на той атмосфере тридцатых годов, которая там была заложена и этой семьей тоже. И ее супруг был известным историком искусства, и та среда, которая складывалась в их доме, она дала толчок к тому, что она переработала свои впечатления, свой опыт какой-то жизни, и совершенно неожиданно стала заниматься живописью в стиле примитивизма. Очень теплое, очень красивое и очень радостное искусство, непохожее на то, что было в официальном искусстве.

Следующий приз – это каталог нашего бывшего директора Юрия Константиновича Королева я представляю с особым чувством, поскольку наша музейная молодость прошла под его руководством, и мы до сих пор храним в памяти его порывистую фигуру, как он носился по музейным залам, и буквально подставлял свои плечи под спасение Третьяковки. И при этом у него хватало времени, и сил, и энергии продолжать заниматься своим творчеством – он был известным монументалистом. Но на этой выставке он представлен как лирик – его графика. Это очень интересное открытие, и я думаю, что эта выставка и каталог порадуют тех, кому он достанется.

И третий каталог, который мы рассматриваем, это выставка ленинградского художника, как бы мы сказали, или Питерского – Германа Егошина. Художник замечательный, очень разносторонний, весь замешан на вот этом чувстве живописи как таковой. Чувство краски, которое у него есть, стихия цвета. И он был известным художником, но почти никогда не принимал участия в больших манежных выставках. Это тоже характеризует определенные стороны его творческого ведения, его творческой жизни. Это большой каталог, где очень много новых каких-то работ, которые были в частных собраниях, и вообще-то это уже не каталог, а книжка.

К.ЛАРИНА: Ну, что же, и еще у нас есть билеты в Третьяковскую галерею. Можете в любой момент собраться и пойти на текущие выставки, или просто побродить по залам Третьяковки.

А вопрос у нас, конечно же, связан с творчеством нашего сегодняшнего героя – Ильи Машкова. Вот такой интересный факт биографии мы обнаружили с Ириной: в 14-м году, после поездки за границу, Машков создает серию лубков на стихотворные строки одного очень известного поэта.

Пожалуйста, подумайте и назовите нам имя этого поэта.

Номер sms: +7 (985) 970-45-45.

Это в первый и последний раз он такое делает, наверное, — иллюстрирует стихи, больше никогда этого в его жизни не было. Да, Ирина?

И.ПРОНИНА: Ну, вообще-то, да, но я могу сделать маленькую подсказку, потому что это было связано не только с тем, что он только что вернулся из-за границы. Он вернулся из-за границы в связи с начавшейся Первой мировой войной, и вот эта акция – выпуск лубков была связана как раз с началом этой войны.

К.ЛАРИНА: Патриотическая акция.

И.ПРОНИНА: Патриотическая акция. Вот это небольшая подсказка.

К.ЛАРИНА: Ну что ж, думайте. А мы обращаемся к мирной картинке, которая называется «Снедь московская. Хлебы». Это действительно хлебы. Давайте сначала опишем, Ирина, пожалуйста!

И.ПРОНИНА: Это набор таких хлебов. Перед нами овальный стол красного дерева, совершенно из другой эпохи, который дает представление о торговой лавке, а об интерьере достаточно изысканном. И фон обычный, фон почти что нейтральный. Но то, что помещено на этом столе и на фоне, это потрясает воображение любого человека – и гурмана, и всего того, что можно сказать, представление о московских булочных того времени, наверное, хочется думать, что так оно и было.

Во-первых, мы видим огромный на полке, которая расположена над столом, крендель невероятных размеров. И этот крендель такой восьмеркой выглядит, который заставляет подумать о том, как приятно было бы этот крендель взять и подержать в руках. Да, да, да. Почувствовать его плотность. И по контрасту – буханка черного хлеба – совершенно другой образ, как подовый хлеб, с плотной коркой, квадратной формы. Таких хлебов мы сейчас и не встречаем уже.

Здесь есть и круглый калач, и темный батон, и свисающая связка баранок.

А на столе – опять разнообразные виды уже, как говорили одно время: штучные хлебобулочные изделия. Это действительно. Каждая вещь сделана штучно, и кажется, что вручную, потому что необыкновенной формы ромовые бабы, какие-то плетенки, белого фарфора вазочка и в ней изысканные пирожные. И на первом плане – сухари. Но сухарь такой — не из черствого хлеба, в который превратился, а как деликатес.

И, конечно же, еще одна плетенка. Но она уже как то, что называлось хала в наше время.

Хала с маком, совершенно верно. Я даже стала забывать это название, потому что такого хлеба уже не держат.

К.ЛАРИНА: Это вообще тот самый случай, когда живопись передает запах, потому что прямо аромат ощущаешь свежего хлеба.

И.ПРОНИНА: Ну вот Машков был наделен таким даром, так он воспринимал природу, предметы, что казалось, ты видишь его глазами и восторгаешься вместе с ним.

К.ЛАРИНА: Это, кстати, не первый случай и не единственный – еды в его творческой жизни? Уж он столько еды нарисовал!

И.ПРОНИНА: Ну, по-моему, много. Он даже своих натурщиц писал в пышной юбке. Вот особенно, они очень разные – он в разное время обращался к обнаженной натуре, но вот серия натурщиц, которых он писал, и больше всего даже рисовал в начале двадцатых годов, как раз перед созданием этого натюрморта, вот эти натурщицы они такие же «пышные булки», вот так. В общем, сладкие какие-то женщины. И вот это ощущение прелести земной жизни, плоти, оно присутствовало у Машкова.

Но надо сказать, что он очень менялся в течение всей своей творческой жизни, и, конечно, вот это ощущение радости жизни, плоти претерпевало изменения, и это самое интересное, что есть в биографии Машкова.

К.ЛАРИНА: А можно я сразу спрошу про другие «Хлебы», или «Хлеба»? Советские же есть еще «Хлеба». Вот в чем разница?

И.ПРОНИНА: А вот вы немножечко забегаете вперед, потому что мне хотелось бы сказать о том, что были не только советские «Хлеба», но были и ранние «Хлеба» — 12-го года, когда он был еще в «Бубновом валете».

Тогда начнем с биографии. Он же начинал как мальчик из торговой лавки, и первые его опыты живописные он делал, занимаясь торговой вывеской: он писал плакатики и объявления для своего хозяина, у которого была лавка. И с этого, собственно говоря, у него и проснулся интерес к живописи.

Более того, с детства у него был интерес ко всякому рукомеслу: он очень интересовался техникой, механикой. Он был очень такой рукастый и мастеровитый, он очень многое умел делать из дерева. И вот это ощущение предмета, которое вошло в его жизнь с ранних пор, оно как-то проступает и в его живописи. Он любил, и умел, и понимал толк, как нужно растереть краску, как приготовить холст, какой конструкции придумать подрамник особый для каждой картины. Он был очень такой деятельный человек во всем.

Так вот, в его первых «Хлебах», которые он написал в 12-м году и выставлял на выставке «Бубнового валета», а мы знаем, что Машков, прежде всего, вошел в историю живописи как художник «Бубнового валета» вместе с Кончаловским, Рождественским, Куприным, когда они объединились в 11-м году, и своим искусством бросили такой вызов вкусам академическим, — скажем так. Они получали от этого самого огромное удовольствие. И вот это ощущение бури и натиска было во всем их искусстве.

Так вот, ранние вещи они как раз и содержат такое молодое озорство и отношение радости, как писал о нем один критик, что «чувствуется радость дикаря, который впервые видит вот это вот удивление – эти «Хлеба», эти формы фруктов». Потому что все фрукты, которые писал Машков, они все совершенно гиперболизированные.

К.ЛАРИНА: Это самое чистое чувство, вот эта «радость дикаря», абсолютно чистое чувство, свежее!

И.ПРОНИНА: Да, да, да. Он вносит вот такую вот неподдельность того, как мы когда-то воспринимали чудо: там клубнику зимой, или какие-то экзотические фрукты, которые становились, в первый момент ты себя ловишь на этой радости, удивления, восторга. И вот у Машкова есть это чувство. Это совершенно удивительное такое качество его жизни, и дает огромную энергетику, когда ты по прошествии времени начинаешь вновь и вновь смотреть живопись, особенно «Бубновых валетов».

Так вот, от тех, первых «Хлебов» Машков сделал большой как бы шаг – в 16-м году он пишет уже «Хлеба» и рядом размещает бутылки, то есть, сопоставляет разные предметы, разную фактуру, выстраивает особые взаимоотношения между этими предметами. То есть, решает чисто художественные задачи. Он уже с блеском владеет мастерством передачи любой фактуры, удачно строит композицию.

А в работе 24-го года, которую мы сегодня, собственно, и выставили для обсуждения, он приходит к новому качеству понимания живописной природы.

Я хочу зачитать несколько слов, как он сам писал об этой работе и о том, что он хотел вложить:

«В декабре 24-го года я захотел доказать всем своим друзьям и врагам, что наше советское живописное искусство должно быть по ощущению созвучно нашему времени, и понятно, убедительно, доходчиво каждому трудящемуся человеку.

Я писал два натюрморта: продукты сельского труда человеческого питания – снедь, мясо и хлеба русские. Мне хотелось в этом незамысловатом сюжете показать реалистическое искусство».

Более того, — добавим, захотел так, чтобы оно было понятно

без слов каждому нормальному и порядочному человеку, как писал в другом месте Машков.

Так вот, он выставил два этих произведения, которые ныне находятся в Третьяковской галерее, впервые в 25-м году, на выставке «Революция, быт и труд». Но, как мы видим, что здесь нет революции.

К.ЛАРИНА: Никакого кумача нету. Должен быть кумач обязательно.

И.ПРОНИНА: Абсолютно, абсолютно. Ну, я хочу сказать, что это была выставка, седьмая выставка Ассоциации художников революционной России, сокращенно «АХРР». И основное место в ее экспозиции занимали картины, соответствующие названию выставки – тематические. И в те годы, вообще-то создание тематической картины на тему революции было очень актуально.

Так вот, а Машков, вступая в АХРР, вдруг выставляет натюрморты с хлебами, плюшками и пирожными при полном отсутствии примет революционного быта. Это парадоксально!

К.ЛАРИНА: Какой год, еще раз скажите?

И.ПРОНИНА: Выставка была в 25-м году. То есть, на следующий год он специально к этой выставке готовил вот эти свои произведения.

Я говорю: произведения, поскольку стоит говорить даже о триптихе «Снедь московская», поскольку были выставлены не только «Хлеба», но и «Мясо, дичь» и «Фрукты».

К.ЛАРИНА: Такое издевательство почти получается над советской действительностью. Это же нэп, да?

И.ПРОНИНА: Ну, вообще-то, если перейти от чисто живописных проблем к тому контексту, в котором появились эти вещи, страна только что пережила труднейшие времена военного коммунизма. И здесь хлеб – это, как мечта, вот это вот мясо, эти фрукты.

К.ЛАРИНА: Как «Кубанские казаки».

И.ПРОНИНА: Это абсолютно то же самое, но «Кубанские казаки» — это все-таки было позже, а в это время это мечта, то есть, вот эта утопичность каких-то идей революционных, кажется, они здесь проступают, но совершенно на другом уровне.

Он как бы подчеркивает действительно революцию и быт, но очень не прямо, очень опосредованно.

Может быть, такое понимание этих вещей стало появляться у нас только в последнее время, уже много позже, когда мы отошли от такого заданного восприятия соцреализма, как искусства, которое отражало время, которое было очень политическим. И сейчас, по прошествии многих выставок, которые посвящены были тому времени, — и выставки «Бубнового валета», прослеживая судьбы «Бубнововалетовцев», как они развивались в двадцатые-тридцатые годы, кто как находил для себя нишу, видишь, что Машков в этот натюрморт вложил не только радость этих «Хлебов», но и какую-то тоску, вероятно, по тому времени, когда это вызывало у него вот только искреннюю радость от случая, от форм, от тех самых предметов.

Я вижу в этом натюрморте не только эту полноту ощущения жизни, но и некую ностальгию о том, что это могло превратиться просто в муляжи.

К.ЛАРИНА: Спасибо. Мы пока сделаем паузу – слушаем Новости, а потом возвращаемся в программу.

НОВОСТИ

Сегодня у нас в гостях Ирина Пронина, старший научный сотрудник Третьяковки. Говорим мы о художнике Илье Машкове, рассматриваем его картину «Снедь московская. Хлебы».

Уже много мы успели рассказать, и лишний раз тому подтверждение, что картины, живопись, конечно же, надо всегда рассматривать в контексте времени. Это всегда как-то меняет сразу угол зрения. Правда же, Ирина?

И.ПРОНИНА: Да.

К.ЛАРИНА: У нас, тем не менее, уже есть победители, которые правильно ответили на наш вопрос, очень быстро, огромное количество людей догадалось, или знало, что речь шла о Владимире Владимировиче Маяковском. Именно его стихи иллюстрировал Илья Машков.

(Перечисляет имена и номера телефонов победителей).

Я вот открыла репродукции картин Ильи Машкова, чтобы еще раз получить подтверждение вашим словам о том, что сколько все это многозначно сразу, когда ты понимаешь, когда все это было выставлено, когда представлено, когда написано. И я даже еще увидела вот в этих натюрмортах, особенно в еде, которую он изображает, такое отчаяние такого карнавала, насколько все преувеличено – вот красота, краски более яркие, чем в реальности. Немножечко так припудрено, такая парадность в этом есть, прощание с чем-то, с каким-то праздником.

И.ПРОНИНА: Действительно, эти натюрморты, которые художник выставил, я опять повторяю – в 25-м году, они стали, сразу были признаны такой образцовой реалистической живописью советской эпохи.

К.ЛАРИНА: То есть, они никакого подвоха не заметили?

И.ПРОНИНА: Как бы нет. Вот я и говорю о том, что восприятие произведения искусства очень меняется со временем. И вот подтекст, который мы стали сами чувствовать уже, пережив определенные, даже продуктовые коллизии в нашей с вами жизни, мы понимаем, что написать хлеб, когда он есть, и написать хлеб после того, как ты знаешь, что его не может быть, может не быть, и после того, как… Сильно меняет вот какие-то акценты, которые вкладываются художником подсознательно в произведение.

На первом уровне ты  да, видишь парадную, такую торжественную картину. И все здесь торжествует, а когда думаешь о времени, когда создавалась, — немножко по-другому, совершенно верно. Более того, здесь художник вложил и другой еще подтекст. Почему я говорю, что эту работу интересно рассматривать не только одну, саму по себе, но и с натюрмортом «Снедь московская. Мясо, дичь и виноград». Дело в том, что сам Машков опять же писал: «Мясо и дичь» — в этой работе я придерживался сознательно принципов старых великих мастеров – классиков, а «Хлебы» — это наша, московская рядовая пекарня своего времени».

Примерно Смоленский рынок, и композиция как бы безалаберная, нескладная, но нашенская, московская, тутошняя, а не парижская.

Мясной натюрморт внешностью эффектнее, классичнее, а «Хлеба» — наша матушка-Россия, ты моя родная, хлебная, оркестровая, органная, хоровая. Эти работы, кажется, крепко вросли в быт Третьяковской галереи. Вот даже то, как он описывает, какие слова он находит, видно, что он любил эту работу и очень много вкладывал в нее.

К.ЛАРИНА: А восприняли как на выставке, когда первый раз он ее показал? С восторгом, да?

И.ПРОНИНА: Это с восторгом, да. Но дело в том, что Луначарский, который тоже посетил эту выставку, с тех пор стал все время ожидать от Машкова большой тематической картины на революционную эпоху, что, если он так хлеб написал, он получился такой торжественный, монументальный, убедительный, и вообще вот та жизнь, о которой как бы мечтали, ради которой создавали и совершали революцию, вот она кажется такая доступная, вроде бы, все так реалистично, то уж если он создаст вообще тематическую картину, то в правду всего происходящего можно будет поверить безоговорочно.

Но случилось так, что Машков, все как-то не получалось у него подойти вплотную к тематической картине.

К.ЛАРИНА: Ну, давайте мы немножечко с биографией познакомимся поподробнее, а то мы начали с того, что он работал там служкой, и писал вывески на бакалейной лавке. Вот я  сейчас просто вам отрывочек прочту, я тоже там полистала, ну полистала – где я могу? – В Интернете:

«Занимаясь в мастерской Серова и Коровина, Машков демонстрировал свои модернистские способности, даже когда писал женскую натуру, которую пытался изобразить цельными зелеными, красными и желтыми цветами. Никто, кроме Коровина, его не понимал. Когда у Серова спрашивали: что ж это он делает, тот только пожимал плечами и говорил: «Говорит: доведу до реальной правды». В конце концов, на одном из этюдов Машкова появилась пометка: «Выбыл».

И.ПРОНИНА: Ну, эта ситуация очень отражает именно то время в искусстве. Такое случалось не раз, когда художники, увлеченные французским искусством, — сезанизмом, павизмом, творчеством Матисса, начинали писать чистыми цветами – открытыми. Не те, которые замешивались на палитре, и создавался так называемый телесный цвет, потому что в классической и академической живописи существовали рецепты, как писать тело, как…

К.ЛАРИНА: То есть, каноны?

И.ПРОНИНА: Каноны, конечно, какие-то рецепты, которым и следуют, ты должен был овладеть, и у тебя получится все так, как надо, плюс твое композиционное какое-то умение.

Уже было невозможно писать по этим рецептам. Пришло поколение, которое хотело отразить свое видение природы, натуры, свое отношение к жизни. И они ломают эти каноны, и они начинают смело экспериментировать. И вот действительно это требовались большой талант и прозорливость учителя, для того, чтобы позволить развиваться художнику так, как он развивается, хотя это и нарушает ту систему, которую он преподает.

И он с благодарностью отмечал Коровина, но разрыв с Серовым он переживал очень долго. И был очень горд тем, что в 1910 году, буквально через несколько лет после той ситуации, которая описана в вашем отрывке, когда…

К.ЛАРИНА: Его выгнали действительно?

И.ПРОНИНА: Да. Когда Машков участвовал в 1910 году в Осеннем салоне в Париже, и приехал известный коллекционер Морозов отбирать вещи для своей коллекции, то и Серов, и Матисс посоветовали ему купить работу Машкова «Синие сливы», которая сейчас тоже находится в Третьяковской галерее. И это было для Машкова, конечно, верхом признания, что учитель, который отвергал его, он дал рекомендации, и более того, сам Матисс, который был кумиром для молодых москвичей, также отметил эту работу. Мы видим, как близко и русское искусство, и французское подошли к своим общим задачам, вот общий поиск.

К.ЛАРИНА: А кто, или что влиял на него? У него же все-таки, ну там понятно, что и окружение, и его возможность выезжать, может быть, семейная жизнь? У него же итальянская была жена первая?

И.ПРОНИНА: В 1905 году он с ней венчался, но дело в другом.

К.ЛАРИНА: Что его формировало как личность?

И.ПРОНИНА: Очень много парадоксального в такой как бы успешной биографии Машкова, казалось бы.

Дело в том, что он очень долго учился, скажем так. Вот вы сказали, что он прерывался, уходил.

Он начал учиться 28 февраля 1898 года. Он решил стать художником. Он запомнил эту дату, поскольку он рассчитался в своей лавке и решил все свое время свободное использовать только для подготовки к поступлению в Училище живописи, ваяния и зодчества. То есть, он решил стать профессиональным художником. И с тех пор он учился долго и много. Он поступил в  Училище живописи, ваяния и зодчества и, только окончив первый этап обучения, видя, как он нуждался, ему кто-то предложил вести первые уроки рисования. И с тех пор, совершенно не ожидая, что это станет второй его профессией, Машков стал преподавать. И параллельно сам учился. И вот какой-то дар у него был убеждения и необыкновенной уверенности в своих силах. Он, с одной стороны, очень хорошо освоил систему, которую преподавали в училище, и с другой стороны вел поиск для себя. Вот, если там, где он вел поиск для себя, у него были какие-то сомнения, и у него были периоды, когда он вообще не занимался живописью. С 4-го по 6-й год почти нет живописных работ, потому что он писал каких-то натурщиц, но чувствовал: «Я не знал, что делать, в какую сторону меня заведет».

И при этом продолжал преподавать. Более того, в 1908 году, этот год знаменательный для него был: он первый раз выехал за рубеж, у него была пятимесячная поездка. И, когда он вернулся, стал выставлять свои работы на выставке «Золотого руна», к нему пришел успех, хотя успех этот был скандальный.

К.ЛАРИНА: Почему?

И.ПРОНИНА: Он очень этим гордился – тем, что его ругают больше, чем всех остальных.

К.ЛАРИНА: Его ругают как художника? А что писали?

И.ПРОНИНА: Как художника, за то, что он слишком ломает каноны, представления, что у него есть варварство. Вот это ощущение, варварское ощущение цвета, формы, вот эта вот дикость, темперамент, который он выплеснул, наконец-то, в живописи, — это и вызывало критические такие отклики. И в то же время с тех пор и началась как бы слава Машкова. То есть, мы видим, что он обладал поразительной верой в себя. Вот этот девиз: «Я могу все!» Машков пронес через всю свою жизнь. И культ здорового тела, здорового отношения к жизни, он не любил долго мудрствовать, то, что называется в искусстве, а ему проще было взять холст и выплеснуть в данный момент то, что он чувствует. Это отличало его как раз в первый период «Бубново-валетского» творчества, когда ему нужно было донести свое видение, свое отношение к природе.

К.ЛАРИНА: Как сочеталось в нем вот это такое индивидуальное бунтарство, судя по всему, то, что вы рассказываете, и все-таки, как стремление следовать какой-то … вот в артели. Чтобы рядом были какие-то единомышленники?

И.ПРОНИНА: Вы знаете, он обладал, вероятно, какими-то недюжинными организационными способностями. Потому, как в те же годы он сблизился уже с мастерами – с Кончаловским, который в это время долгие годы проводил за рубежом, который переписывался с ним, и говорил: «Ты тут старайся, держи нашу мастерскую, а я тебе буду все писать из Парижа то, что здесь происходит».

К.ЛАРИНА (Смеется).

И.ПРОНИНА: И вот они очень поддерживали друг друга. Одно время у них была общая мастерская. И потом в 11-м году, когда они решили объединиться в объединение «Бубновый валет», все это происходило в мастерской Машкова. Он стал секретарем этого общества. И, более того, если посмотреть всю его биографию, а не только останавливаться на раннем периоде, видно, что он себя все время пробовал в разных каких-то организационных начинаниях. То есть, он был открыт…

К.ЛАРИНА: Он все время что-то такое пытался соорудить, какую-то компанию?

И.ПРОНИНА: Да, да, совершенно. Вы знаете, мне кажется, что это вот ощущение, что «Я все могу», любовь делать руками, мастерить, он сам вокруг себя умел обустроить жизнь, это и притягивало людей, не только он звал за собой, но так получалось, что человек, который умеет что-то сделать очень хорошо, крепко, надежно  — вот Машков был таким, это и притягивало к нему очень многих людей.

В 15-м году его приняли в «Мир искусства», в объединение, затем в 17-м году, после Февральской революции он стал одним из первых организаторов профсоюза художников, и вошел в комитет, который занимался вопросами культуры, и был одним из первых профессоров ВХУТЭМАСа, поддерживал свою педагогическую деятельность. То есть, видно, что он очень активен был как организатор.

К.ЛАРИНА: А то, что касается революции 17-го года? Ну, судя по всему, он с восторгом ее принял, как и многие люди авангардного такого характера – что новое должно приветствоваться всегда, в том числе и здесь. Как и многие, такая натура, она должна была принять. А потом? То есть, если он там работал в этих объединениях, я так понимаю, что пользовался уважением и любовью новой власти.

И.ПРОНИНА: Но он и сам был одной из частей этой новой власти. Ведь не было никого, просто была потребность создать какой-то комитет, и целый ряд художников вошли в него. Вошел и Машков. И, естественно, они занимались вопросами и распределения национализированных собраний, распределения по музеям, вопросы организации музея живописной культуры, и создание так называемого музейного фонда, и приобретение их работ в музейный фонд. И  параллельно это сопровождалось тем, что он стал писать совершенно другие натюрморты, которые так и вошли в историю искусства, как «Музейные натюрморты Машкова».

К.ЛАРИНА: А это что значит?

И.ПРОНИНА: Это очень много фарфора, много красной мебели, много ощущений вот этих предметов, которые, на самом деле, очень многие разрушали.

То есть, когда ты начинаешь прокручивать биографию Машкова в контексте времени, ты понимаешь – в том, как он выбирает предметы, в этом есть его позиция, и  есть то, что может быть, не согласуется на первых порах с активной общественной деятельностью, поскольку он воспевает не приметы нового быта…

К.ЛАРИНА: А фиксирует то, что уже исчезает.

И.ПРОНИНА: Совершенно верно. И поэтому на первый взгляд бывает даже и странно, почему он вошел в «Мир искусства» в 

15-м году, потому что «Мир искусства» все-таки это кружок художников, объединение художников гораздо более рафинированное, культуру в себе несли. Более тонкое чувство истории и стилизации. У Машкова нет этой стилизации, он 

так же эти исторические предметы музейные – он ими любуется, но совсем не так, как на своих вывесочных, — скажем так, работах.

К.ЛАРИНА: А вот смотрите, у него есть одна картина, которая меня тоже так поразила. Я хочу спросить: как ее восприняли? – «Колхозница», там тыква, по-моему, у нее там, тридцатые годы.

И.ПРОНИНА: Вы говорите уже о позднем периоде творчества.

К.ЛАРИНА: Ну, настолько вот она отдельная как-то эта картина, на мой взгляд, стоит и в его творчестве, и вообще она не смыкается с той советской исторической живописью, реалистичной, которая в то время доминировала в нашем официальном искусстве.

И.ПРОНИНА: Ну, вот как раз здесь творческая биография Машкова делает как бы еще один поворот.

К.ЛАРИНА: Это середина тридцатых годов, да?

И.ПРОНИНА: Это середина тридцатых годов, и вообще после выставки АХРРа, в которой выставлялись «Наша снедь. Московские хлебы», он едет набраться впечатлений о людях России, и оказывается в Крыму, пишет «Российские здравницы». Это тоже были приметы нового быта, как в царской Ливадии, в царском дворце разместился санаторий «Крестьянин». И он пишет крестьян, которые в этих интерьерах себя прекрасно чувствуют, или не прекрасно чувствуют, — новую вот эту примету. Но во времени он как-то зафиксировал.

Характерно, что он пишет портреты в это время, он как бы оставляет в стороне интерьеры дворцов.

К.ЛАРИНА: То есть, наконец, это люди.

И.ПРОНИНА: Да, да, то есть для него люди, которые в новой ситуации. Он не дает психологического портрета, у Машкова почти нет такого. Для него люди – это тоже какая-то конкретная форма, вот объект, пленэрная живопись вдруг вошла в его жизнь. Натурщицы, то бишь купальщицы, которых на крымских пляжах он видит, потому что у него есть отдельно «Мужской пляж» в Гурзуфе, «Женский пляж», «Артек», то есть, он как бы ушел в эту сторону советской жизни.

Надо сказать, что это очень такой выигрышный ход был, наверное, вместо того, чтобы писать какие-то там стройки.

Но после того как он долгое время провел в Крыму, стало ясно, что ему от тематической картины не уйти.

И тогда он делает следующий поворот в своей судьбе, и он едет в свою станицу Михайловская. И вот там начинается серия его колхозников. Но уже не в Крыму, а в той среде, в которой он вырос. И, конечно, он был сначала воодушевлен идеей, что он в своей станице сумеет создать мастерские, наподобие ВХУТЭМАСовских, будет обучать колхозников, их детей искусству, и всячески старался, как бы увидеть в той жизни, что была вокруг него в этих «Колхозницах», вот ту прелесть природной, натурной жизни.

Но опять, когда начинаешь думать, что в тридцатые годы это был голод в Поволжье, на его картинах видишь пышущих здоровьем колхозниц с необыкновенными плодами, необыкновенных размеров. И вдруг в 36-м году он пишет еще и «Хлеба советские». И вот как бы его тема «Хлебов» подходит к какому-то своему…

К.ЛАРИНА: Логическому завершению?

И.ПРОНИНА: Наверное, да. Потому что эта работа – одна из самых удивительных, которая была создана Машковым. Надо сказать, что она не очень часто экспонировалась.

Что она из себя представляет? Хочу описать для тех, кто ее не знает: полотно огромных размеров, в центре которого расположен герб Советского Союза, выпеченный специально из хлеба. И все это выложено колосьями, которые тоже испечены из теста.

К.ЛАРИНА: Такой типичный типовой Сталинский ампир такой, да?

И.ПРОНИНА: Ну да, но он весь сделан в виде предметов, которые…

К.ЛАРИНА: Можно съесть?

И.ПРОНИНА: Съесть. Да, можно проглотить и съесть атрибуты советской власти. Это то, что было уже потом обыграно уже совсем в 90-е годы в акции современных художников.

А Машков он как бы проиграл всю эту ситуацию много раньше. И опять, видимо, что-то его мучило. Первый вариант ему помогала его жена – Мария Ивановна Машкова-Данилова,

какие-то хлеба ему специально испекли и расположили. В общем, с этими работами он долго мучился. И  они остались таким апофеозом Сталинской конституции.

К.ЛАРИНА: А вот еще картинка, где из бюстов сложены, вообще такой постмодернизм просто. Это где Сталин, Маркс, Энгельс. Привет какому-то съезду.

И.ПРОНИНА: Это опять же вопрос – когда смотреть какую картинку. Все во времени. Я думаю, что в середине тридцатых годов это все воспринималось несколько иначе.

К.ЛАРИНА: Без подвоха, да?

И.ПРОНИНА: Конечно, конечно. Здесь не было такого мавзолейного ощущения, что это бюсты тех, кого уже нет на земле.

К.ЛАРИНА: Ну да, такое нагромождение на фоне красной звезды, конечно, в этом есть какая-то издевка. Не какая-то, а вот сегодня это смотрится так.

И.ПРОНИНА: Да. Это работы, которые москвичи могли видеть совсем, ну, скажем так, — недавно, года два тому назад в Москве, в Третьяковской галерее проходила выставка из Волгоградского музея, когда они привезли как раз поздние работы Машкова. И это было откровением для многих, которые только что видели работы Машкова на выставке «Бубнового валета» совершенно в одной стихии, и тут было представлено вот  это позднее творчество Машкова.

К.ЛАРИНА: Ирина, у нас, к сожалению, время заканчивается.

Я очень солидарна с Юлей, которая нам пишет: «Не могу уйти из кухни – очень интересно».

Юля, я тоже никак не могу уйти из кухни, мне тоже очень интересно, но надо заканчивать.

Мы даже вот пленку с анонсами не дали, потому что мне хотелось еще и еще выспрашивать Ирину про конкретные произведения Ильи Машкова.

Я думаю, что мы еще вернемся наверняка к этому имени, потому что одной передачи явно не хватает. Да? Тем более, за этим именем стоит следующая и следующая, — целая компания людей, которых очень хочется изучить поподробнее.

И.ПРОНИНА: И возможность прочитать реализм совершенно по-другому.

К.ЛАРИНА: Спасибо вам огромное! Ирина Пронина, старший научный сотрудник Третьяковской галереи – наша сегодняшняя гостья. И наш герой сегодня – Илья Машков. Спасибо!

echo.msk.ru

Сочинение-описание картины И.И. Машкова «Снедь московская. Хлебы».

Муниципальное общеобразовательное учреждение города Джанкоя Республики Крым «Школа-гимназия «№ 6»

МЕТОДИЧЕСКАЯ РАЗРАБОТКА

Сочинение-описание картины И.И. Машкова «Снедь московская. Хлебы».

урок/внеурочное занятие урок развития речи

предмет русский язык

класс 5

(Жадан Ольга Сергеевна)

Аннотация.

Предлагаемый урок развития речи в 5 классе позволяет продолжить работу по обучению написания сочинения на основе картины Ильи Ивановича Машкова «Снедь московская. Хлебы». Различные формы работы с использованием ИКТ позволяют сделать урок развивающе-занимательным, способствуют формированию коммуникативных универсальных учебных действий.

Ключевые слова.

Описание, план, натюрморт, живопись, жанр, картина, художник, краски, оттенки, тон, выпечка, хлеб, сдоба, калачи.

Пояснительная записка.

Данная разработка урока является актуальной, так как показывает практическое применение межпредметных связей на уроке русского языка, что помогает сформировать у обучающихся потребность не ограничивать себя в рамках одного предмета при изучении материала. Будущее обучающегося зависит не столько от количества знаний, им усвоенных, сколько от сформированности общеучебных умений и навыков, способности применять эти знания в практической деятельности и повседневной жизни. Одним из путей решения этой проблемы является реализация межпредметных связей, которые позволяют раскрыть взаимосвязь русского языка с другими предметами гуманитарно-художественно-эстетического направления. Различные формы работы позволяют сделать урок развивающе-занимательным, способствуют формированию коммуникативных универсальных учебных действий.

Основная часть.

Тип урока: интегрированный (учебные дисциплины: русский язык, литература, искусство).

Форма выполнения задания: индивидуальная, парная, групповая работа обучающихся.

Условие проведения: учебный класс, оснащенный ноутбуком, мультимедийным проектором, экраном для демонстрации.

Цель урока: обучить написанию связного текста – описание картины в художественном стиле с использованием личных впечатлений.

Задачи:

  1. Пополнить словарный запас обучающихся;

  2. Развивать языковое чутьё, учить редактированию текста.

  3. Дать понятие натюрморта, познакомить с особенностями этого жанра живописи.

  4. Подготовить обучающихся к самостоятельному описанию натюрморта.

  5. Развивать логическое мышление и воображение обучающихся, умение сравнивать и анализировать.

  6. Формировать эстетический вкус обучающихся.

  7. Формировать коммуникативные универсальные учебные действия, направленные на умение сотрудничать в процессе создания общего продукта совместной деятельности.

Ход урока

I. Организационный момент

1. Приветствие.

2. Проверка готовности к уроку.

II. Объявление темы, целей и задач урока

Учитель. Сегодня у нас необычный урок, я хочу начать его загадкой (Приложение 1, слайд 2)

  • Ребята, кто отгадал, о чём идёт речь? (о хлебе). (Слайд 3)

  • Проанализируйте, какие имена прилагательные используются в загадке для того, чтобы нам легче было её разгадать (тёплый, золотистый).

  • Для чего нам необходима данная часть речи? (для описания предмета, человека; делает нашу речь богаче, образнее).

Имена прилагательные создают яркую, образную, красочную картину, передают красоту, яркость, разнообразие окружающих предметов, делают речь выразительнее и точнее, помогают выразить авторское отношение к описываемым предметам.

Если объединить эти две темы во едино, вы узнаете, чем мы будем заниматься на уроке, а в помощь вам - зашифрованное послание (Слайд 4).

Вставьте на месте цифр гласные буквы, порядковый номер которых соответствует нумерации в алфавите.

С 16 ч10нен10е-16п10с1н10е к1рт10ны 10.10. М1шк16в1 «Снедь м16ск16вск1я. Хлебы».

(Слайд 5) («Сочинение-описание картины И.И. Машкова «Снедь московская. Хлебы»).

На уроке мы будем заниматься описанием предметов, изображённых на картине И.И. Машкова «Снедь московская. Хлебы».

Рассматривая картину, нужно стремиться понять замысел художника, попробовать оценить, насколько ему удалось этот замысел реализовать.

  • Скажите, что вы ждёте от урока, чему хотите научиться? (узнать что-то новое; научиться самостоятельно описывать картину; получить хорошую оценку; узнать, кто такой И.И. Машков, познакомится с его работами) Чтобы достичь поставленных целей, нам необходимо научиться рассказывать о том, что и как изображено на картине. Кроме этого сегодня мы познакомимся с жанром живописи, который называется «натюрморт».

III. Беседа о жанре живописи - «натюрморт» и об истории создания этого жанра

  • Ребята, какие жанры живописи вы знаете? (Портрет, пейзаж, натюрморт) (Слайд 6)

  • Кто может назвать лексическое значение слова «натюрморт».

«Натюрморт» – французское слово и означает оно буквально «мёртвая природа». (Слайд 7)

  • Если художник изображает васильки на цветущем лугу, то такую картину называют пейзажем. Те же цветы, стоящие в вазе на столе, уже составят натюрморт.

  • Натюрморт – это картины, изображающие предметы обихода, цветы, хлеб, личные вещи разных людей и т. д.

  • В натюрмортах изображают не только неодушевлённые предметы – фрукты, цветы, но и живую рыбу и дичь.

Опережающее домашнее задание

(Ученик 1) Впервые натюрморт появился в Голландии в начале XYII века. Это было время, когда народ победил в буржуазной революции, освободился от власти феодалов и церкви. Это было время расцвета голландской живописи. Все увлекались искусством, все покупали картины. Художники иногда даже платили картинами за квартиру, за одежду, за пищу.

(Ученик 2) С особой любовью писали голландцы натюрморты. Они предпочитали серые тона, особенно для фона, но зато – золотой лимон, сочные персики с бархатистым пушком, серебристая селёдка! Они вдохновенно писали на своих полотнах посуду, ткани, прекрасные земные плоды. Эти натюрморты были небольшими по размерам, и художников, писавших их, потом назвали «малые голландцы». Они-то и являются родоначальниками натюрморта.

Какое настроение вызвал у вас просмотр видеопрезентации, какие эмоции вы испытали? (Положительные эмоции; улучшилось настроение; поразило буйство красок; ощущение тепла, света; уверенность в том, что день будет хороший, всё удастся)

Учитель.

Кто же такой И.И. Машков? Он был родом с Дона, из станицы Михайловской. Рос в бедной крестьянской семье, не помышлял об искусстве, но для себя рисовал. С 12 лет его отдали «в люди» и с первым профессиональным художником он познакомился лишь в 18 лет. Одарённость Машкова была настолько очевидна, что, несмотря на отсутствие серьёзной подготовки, его сразу приняли в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Его учителями стали А.Е.Архипов, К.А.Коровин, В.А.Серов.

IV. Основная часть урока

Я расскажу вам о картине Ильи Ивановича Машкова «Снедь московская. Хлебы» Илье Ивановичу очень нравилось писать хлебы, на этой картине булки, калачи, плюшки, баранки как будто только что из печи – румяные, аппетитные. Художник любуется их разнообразными формами (и круглые, и овальные, и квадратные, и витые), их окраской. (Слайд 8)

Эта картина была написана в 20-е годы, немного похожие на наши времена. Тогда в московских магазинах можно было купить разную снедь, изготовленную по ещё дедовским рецептам. Этот натюрморт – настоящий гимн искусству пекаря, его золотым рукам. Так немые вещи могут рассказать много об истории, о людях, их вкусах, обычаях.

1. Работа в тетрадях.

Запись числа, темы урока. А теперь давайте узнаем, что думает сам художник о своём произведении.

Работа с учебником. Упражнение 526.

  • Какие тематические группы преобладают в тексте?

  • Выпишите однородные члены предложения. (Связки баранок, крендель, лепёшка, булочки, расстегаи; разламывается, откусывается, растаивает рассыпается, проминается, режется).

  • Что объединяет вторую группу однородных членов предложения? (Глаголы, пишутся без ь знака).

2. Беседа по картине И.И. Машкова «Снедь московская. Хлебы»

Упражнение 527. Рассмотрите картину внимательно и ответьте на следующие вопросы:

1 группа. Что изображено на картине?

2 группа. Какова композиция картины?

3 группа. Удалось ли художнику воплотить свой замысел?

4 группа. Моё отношение к картине.

(После обсуждения от каждой группы выходит представитель, комментирующий ответ).

На слайде записаны прилагательные. Выберите и запишите те слова, с помощью которых можно наиболее точно передать признаки предметов, изображённых на картине. Обменяйтесь тетрадями для взаимопроверки. Какое правило мы повторили при выполнении данного задания? (Правописание прилагательных через дефис).

Вывод: В картине очень важно, где и как расположены предметы, важны и краски (цвет), которые подобрал художник для того, чтобы полнее и лучше выразить своё отношение к изображаемому.

3. Работа с предложенным текстом

  • Прослушайте описание картины и подумайте, что бы вы хотели дополнить к данному описанию (проблемная ситуация)

Образец описания картины

Передо мной картина Ильи Ивановича Машкова «Снедь московская. Хлебы».

На переднем плане я вижу хлеб, хрустящая корочка покрывает румяный испеченный кирпичик. Сдобный и обыкновенный хлеб, сладкие булки, калачи, сайки, баранки, крендельки и сушки- всё, чего душе угодно, изобразила талантливая рука художника. На заднем плане натюрморт дополняет полка с хлебами. Оттеняет цвет хлеба изумрудная ткань, небрежно свисающая со стены.

Ни для кого не секрет, что самые тёплые чувства связаны с родным домом, с тем самым местом, в котором не просто родился и вырос, но и в которое всегда можешь вернуться, зная, что именно там живут самые дорогие и близкие сердцу люди. Именно такие чувства испытываю я, глядя на картину И.И. Машкова «Снедь московская. Хлебы».

4. Вопросы классу

5. Составление плана описания

Ребята, давайте теперь составим план устного описания картины в форме вопросов (обсуждение и запись на доске).

а) Почему картину И.И.Машкова можно назвать натюрмортом?

б) Какие предметы изобразил художник?

в) Какими красками художник передал цвет выпечки?

г) Какое настроение передал художник?

6. Работа в тетрадях

Запись плана.

7. Устное описание картины учащимися.

Задача:

  • выслушать устное сочинение товарища и проанализировать его; отметить положительные стороны и недочёты, если они есть;

  • составить устное сочинение, используя опорные слова, записанные на доске и в тетрадях, используя материал упражнения 526.

8. Анализ устных сочинений по таблице (Слайд 10)

9. Составление синквейна.

Ребята, сегодня мы заглянули в художественную студию мастера натюрморта. А теперь каждый из вас примерит роль писателя. Вам необходимо составить синквейн, сегодня ключевыми словами на уроке были «натюрморт» и «хлеб» (1 вариант - «хлеб», 2 вариант - «натюрморт». (Слайд 11)

Обучающиеся зачитывают свои варианты

V. Задание на дом

Упражнение 529. Написать сочинение – миниатюру по картине с использованием плана.

VI. Подведение итогов

На уроке мне понравилось…

Сегодня я узнал(а) новое о…

Мне было интересно выполнять…

Литература

  1. Каменева Е. Какого цвета радуга. // М., «Детская литература», 1997.

  2. Курочкина Н.А. Знакомим с натюрмортом. // Учебно-наглядное пособие. Санкт-Петербург «Детство – Пресс», 2013.

  3. Русский язык. 5 класс / Под ред. Л.М. Рыбченкова, О.М. Александрова – М.: Просвещение, 2016.

kopilkaurokov.ru


Смотрите также