Читать онлайн "Королева Лебедь. Литовские народные сказки" автора Коллектив авторов - RuLit - Страница 11. Как волк вздумал хлеб печь
Читать онлайн книгу Королева Лебедь. Литовские народные сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)
Назад к карточке книгиКак волк вздумал хлеб печь
Однажды встретил волк в лесу человека и просит:
– Дай мне хлеба!
Человек дал. Волк съел и облизнулся – вкусный был хлеб. Говорит волк человеку:
– Что мне делать, чтобы и у меня всегда был свой хлеб? Научи меня!
– Ладно, – согласился человек и начал учить волка: – Сперва надо вспахать землю…
– А когда вспашешь, можно уж есть?
– Еще нет. Надо рожь посеять.
– А когда посеешь, можно уж есть?
– Еще нет. Надо подождать, пока она вырастет.
– А когда вырастет, можно уж есть?
– Еще нет. Надо ее убрать.
– А когда уберешь, можно уж есть?
– Еще нет. Надо ее смолотить.
– А когда смолотишь, можно уж есть?
– Еще нет. Надо испечь хлеб.
– А когда испечешь, можно есть?
– Можно.
Подумал волк, подумал и говорит:
– Лучше уж не буду я печь хлеб, коли так долго ждать. Как до сих пор обходился без хлеба, так, видно, и обойдусь.
Гражина-рябина
Жили-были старик со старухой. Не было у них детей, вот старуха и говорит:
– Ступай, старик, в лес, сруби ольховую ветку и принеси домой.
Принес старик ольховый сучок, обтесал его и положил в колыбель, а старуха стала пеленать его, напевать:
– Баю, баю, Тривайнелис!
Пеленала его, перепеленывала, а паренек на глазах рос и вырос резвый такой.
Была у стариков скотина, вот и сказала старуха Тривайнелису:
– Ты у нас пастушком будешь.
Бредет за садом Тривайнелис по лесной опушке. Скучно ему одному, не с кем словом перемолвиться. Нашел он во мху ягодку-рябинку, кинул через плечо, кинул через другое, глядь – стоит перед ним девочка! Срубил Тривайнелис в лесу избушку, привел в нее девочку, печку сложил, вытопил и говорит:
– Живи себе на здоровье, Гражина-рябина. Пригоню завтра скотину, принесу тебе кружку молока и краюшку хлеба.
На другой день пригнал Тривайнелис стадо и кличет:
Отвори мне дверь в избушку, Молока принес я кружку, Хлеба теплого краюшку.
Отворила ему девочка, выпила молоко, закусила хлебом, и ладно.
Подслушал волк, как Тривайнелис Гражину кличет, спрятался за избушкой и сам окликает:
– Отвори мне дверь в избушку! Отвори мне дверь, Гражина!
Слышит девочка, что голос не Тривайнелиса, и к двери не подходит.
Побежал волк к кузнецу и просит его:
– Ты б язык мне подковал, Чтобы я не завывал!
– Клади на наковальню, подкую!
Высунул волк язык, положил на наковальню, а кузнец так по нему ударил молотом, что волк с визгом заковылял к избушке. Взошел на крылечко и тонким голосом выкликает:
Отвори мне дверь в избушку, Молока принес я кружку, Хлеба теплого краюшку!
Отворила ему девочка, а волк цап – и проглотил ее.
Пригнал Тривайнелис на опушку стадо, кличет девочку, не докличется.
Некому отдать кружку молока и краюшку хлеба. Заплакал Тривайнелис, да и свалился замертво под орешиной.
Вернулась собака без хозяина и давай скулить:
Тяф-тяф! Под ракитой Пастушок лежит убитый.
Старуха толкнула собаку в избу, сердится:
– Никто не приносил такой вести, чего это собака скулит?
Прибегает свинья и хрюкает:
Хрю-хрю! Под ракитой Пастушок лежит убитый!
– Ступай в хлев, что так рано из лесу вернулась? – дивится старуха. А по двору бежит коза и мекает:
Ме-ке-ке! Там, под ракитой, Пастушок лежит убитый!
Заперла ее в хлев старуха и говорит:
– Не знаю, старик, с чего это скотина нынче бесится? Мечется, скулит, хрюкает.
А Тривайнелиса нет как нет! Стемнело уж, а он не возвращается. Ночь на дворе, где его искать? Улеглись старики, заснули, а утром в лес отправились. Дошли до опушки, видят – под орешиной лежит Тривайнелис. Кинулся к нему старик, поднял его, спрашивает:
– С чего ты обмер, Тривайнелис?
– Вот с чего, – отвечает тот, – срубил я избушку, поселил в ней Гражину-рябину. А как пригнал стадо на опушку, пропала она. Не нашел я Гражины-рябины, тут и обмер.
Принесла старуха в избушку сала, натопила печку и принялась блины жарить. Зашипели блины на сковороде, на весь лес запахло. Почуял волк блины, подбежал к порогу и спрашивает:
– Ах, бабуся, что это ты жаришь? Уж больно вкусно пахнет!
Старик за дверьми стоит, клещи приготовил, покуда старухины блины жарятся.
– Дай, бабуся, попробовать блинков! – попросил волк.
Кинула ему старуха блин, волк – гам – и проглотил его.
– Ах, бабуся, дай еще!
Старуха отвечает:
– Высунь язык!
Только волк высунул язык, старик ухватил его клещами да как крикнет:
– Отдавай Гражину-рябину! Отдавай Гражину-рябину!
Делать нечего! Пришлось волку отдать девочку.
Отвел ее Тривайнелис к старикам, и стали они жить-поживать, а про волка и думать забыли.
Ель – королева ужей
Ель – королева ужей
Давным-давно, в незапамятные времена, жил старик со своею старухой. Было у них двенадцать сыновей и три дочери. Младшую звали Елью.
Однажды летним вечером пошли сестры купаться. Поплавали, поплескались вволю и вылезли на берег одеваться. Только младшая видит – забрался в рукав ее сорочки Уж. Как тут быть? Схватила старшая сестра кол, хотела его прогнать, но Уж обернулся к младшей и заговорил человечьим голосом:
– Обещай, Елочка, пойти за меня, тогда я и сам выползу!
Заплакала Ель: как это она пойдет за Ужа? В сердцах отвечала ему:
Уж твердит свое:
– Обещай, что выйдешь за меня, тогда и сам выползу.
Что делать было Ели? Взяла да и пообещала.
Не прошло и трех дней, как полчище ужей приползло к старикам во двор. Все перепугались, а ужи кишмя кишат, копошатся… Ввалились незваные сваты в избу рядиться со стариками и невестой. Сперва родители удивились, рассердились, слышать ничего не хотели… Да что поделаешь с такой уймой ужей? Хочешь не хочешь, а приходится отдать им самую меньшую и пригожую дочку. Не сразу они уступили. Велели ужам подождать, сами потихонечку отправились к старой соседке и все рассказали ей. Соседка и говорит:
– Ужа обмануть легко: отдайте ему вместо дочки гусыню и отпустите сватов.
Так и сделали. Нарядили белую гусыню, и только отбыли с нею сваты – закуковала на березе кукушка:
Ку-ку, ку-ку, Обман, обман, Не дочь – гусыню дали вам! Ку-ку, ку-ку!
Рассердились ужи, бросили гусыню, вернулись и потребовали настоящую невесту. По совету старой соседки родители нарядили белую овечку и отдали сватам. Дорогой опять прокуковала кукушка:
Ку-ку, ку-ку, Да вы к венцу Везете белую овцу! Ку-ку, ку-ку!
Вернулись ужи, зашипели и опять потребовали невесту.
На этот раз отдали им белую телку, но кукушка вновь остерегла их, и они вернулись. Еще пуще разгневались ужи, пригрозили родителям и засухой, и потопом, и голодом за то, что не держат слова.
Оплакали домашние Елочку, народили и отдали ужам. Везут они ее, а кукушка знай кукует:
Торопитесь, торопитесь! Заждался невесты витязь!
Наконец Ель с провожатыми приехала на берег моря. Встретил ее красавец-молодец, сказал, что он и есть тот Уж, что заполз в рукав ее рубашки. Тотчас переправились они на ближний остров и там спустились под землю, на самое дно морское. А на дне морском стоял богато разукрашенный дворец. Там и свадьбу справили. Три недели пили, плясали, гуляли.
Во дворце Ужа всего было вдоволь. Развеселилась Ель, успокоилась, а потом и вовсе забыла родной дом.
Миновало девять лет. У Ели уже три сына было – Дуб, Ясень и Береза, и дочка Осинка, самая меньшая. Распроказничался однажды старший сын и стал у матери допытываться:
– Где живут твои родители, матушка? Вот бы их навестить.
Тут только и вспомнила Ель отца с матерью, сестер и братьев – всю свою родню. И задумалась она: как-то им живется? Здоровы ли, живы ли, а может, стариков уже и на свете нет? И так-то захотелось ей взглянуть на родной дом. Ведь столько лет не была там, не видала своих, так стосковалась по ним. Но муж сперва и слушать ее не хотел.
– Ладно, – наконец сказал Уж. – Отпущу тебя, только сперва спряди вот эту шелковую кудель, – и показал ей на прялку.
Взялась Ель за прялку – и день и ночь прядет, а кудель меньше не становится. Смекнула Ель, что тут какой-то обман – кудель-то, видать, была заколдованная, пряди не пряди – все равно не спрядешь. И пошла она к старухе-ведунье, жившей по соседству. Приходит и жалуется ей:
– Матушка, голубушка, научи меня спрясть эту кудель.
Старуха и научила:
– Затопи печь, брось в огонь кудель, иначе вовек не спрядешь!
Вернулась Ель домой, затопила печь – будто под хлебы, и бросила в огонь кудель. Шелк так и вспыхнул, и увидала Ель жабу, величиной с добрый валек, она прыгала в огне и выпускала из себя шелковую пряжу.
Спряла кудель и опять стала просить мужа отпустить ее хоть несколько дней погостить у родителей. На этот раз вытащил муж из-под скамьи железные башмаки и сказал:
– Как износишь их, так и пойдешь.
Обулась Ель, и ну бродить, разбивать их об острые камни, а башмаки толстые, крепкие, не стаптываются, да и только. Износа им нет, на весь век хватит.
Опять пошла Ель к старухе за советом, и та научила ее: – Отнеси башмаки кузнецу, пусть накалит их в горне.
Ель так и сделала. Башмаки прогорели, она в три дня истрепала их и снова просит мужа отпустить ее к родителям.
– Ладно, – сказал муж, – только сперва испеки какой-нибудь пирог в гостинец, а то что ты дашь братниным детям?
А сам велел всю посуду попрятать, чтобы Ели не в чем было поставить тесто. Долго ломала голову Ель, как принести воду без ведра, как замесить тесто без квашни? И опять пошла к старухе. Та и говорит:
– Замажь решето закваской, зачерпни речной воды и в нем же замеси тесто.
Ель так и сделала. Замесила тесто, испекла пироги и собралась с детьми в дорогу. Проводил их Уж на берег и наказал:
– Гостите не дольше девяти дней, а на десятый возвращайтесь! Выходи на берег с детьми без провожатых и покличь меня:
Если жив ты, муж мой верный, Брызнут волны белой пеной, Если помер – пеной красной…
Вскипит море молочной пеной, знай, что жив я, а вскипит кровавой пеной, значит, пришел мне конец. А вы, дети, смотрите, никому не проговоритесь, как меня выкликать надо.
Сказав это, распростился с ними и пожелал им благополучного возвращения.
Сколько было радости, когда Ель явилась в отчий дом! И родичи и соседи собрались поглядеть на нее. Один за другим расспрашивали, как ей со змеем живется. Она только рассказывала и рассказывала. Все наперебой угощали ее, говорили ласковые речи. И не заметила Ель, как девять дней пролетело.
Тем временем братья, сестры и родители раздумывали, как бы удержать Ель дома, не отпускать ее к Ужу. И порешили: выведать у детей, как, выйдя на берег, станет Ель вызывать мужа со дна морского. А потом пойти туда, выманить его и убить.
Завели они старшего сына в лес, обступили его и стали пытать, только он прикинулся, будто знать ничего не знает.
Как ни стегали розгами, что ни делали, а допытаться не могли. Отпустили его дядья, наказав ничего не говорить матери. На другой день взялись они за Ясеня, а потом за Березу, но и те тайны не выдали. Наконец завели в лес меньшую дочку – Осинку. Сперва и она отрекалась, а как увидала розги, сразу все выболтала.
Тогда двенадцать братьев взяли косы острые, вышли на морской берег и кличут:
Если жив ты, муж мой верный, Брызнут волны белой пеной, Если помер – пеной красной…
Только выплыл Уж, напали на него братья Ели и зарубили. Вернулись они домой, ничего сестре не сказали.
Миновал девятый день, Ель распростилась с родичами, вышла с детьми на морской берег и кличет:
Если жив ты, муж мой верный, Брызнут волны белой пеной, Если помер – пеной красной…
Замутилось, зашумело море, вскипела кровавая пена, и услыхала Ель голос своего мужа.
– Двенадцать братьев твоих косами зарубили меня, а выдала им меня Осинка, любимая наша дочка.
Ужаснулась Ель, заплакала и, обернувшись к Осинке, молвила:
Стань пугливым деревцем на свете, Век дрожи, не ведая покоя, Пусть лицо твое дождик моет, Волосы твои терзает ветер.
А сыновьям сказала:
Станете большими деревами, Елью я зазеленею рядом с вами.
Как она сказала, так и стало. И теперь дуб, ясень и береза – могучие, красивые деревья, а осина и от самого легкого ветерка дрожит, – все за то, что побоялась своих дядьев и выдала им родного отца.
Сигуте
Жили-были брат с сестрою, красавицей Сигуте. И была у них злая мачеха, но не знали они, что она ведьма. А у ведьмы была родная дочь – толстая, некрасивая.
Пришло время брату идти на войну, уехал он в дальние края, и осталась Сигуте одна с мачехой. Не невзлюбила ведьма падчерицу и стала ее всячески донимать. Досталась на долю Сигуте вся черная работа. Сирота и по дому хлопотала и скотину пасла. Мачеха ее к себе на глаза не пускала, ела и спала падчерица со скотиной в хлеву. Сигуте ходила грязная, оборванная, а мачехина дочь, разряженная, чванная, сидела, как гостья, в красном углу и ничегошеньки не делала.
Была в доме черная собачонка и черная телка. Обе умели говорить по-человечьи, – ведь в старину и скотина разговаривала! Дома Сигуте день-деньской не разлучалась с собачонкой, а когда доила коров – с черной телкой.
Бывало, разговорится с ними Сигуте и позабудет про свою работу. За это часто попадало ей от мачехи. Все-то ведьме думалось, что Сигуте мало работает, что разленилась она.
Однажды, когда Сигуте выгоняла скотину, велела ей ведьма снять с себя рубашку, кинула пучок пакли и сказала грубым голосом:
Пряжу тонкую спряди Да смотай ее, гляди, А соткешь – сошьешь рубашку!
Делать нечего, сняла Сигуте рубашку, взяла паклю, заплакала и пошла в лес. Пригнала стадо, обняла за шею черную телку и плачет-разливается, кажется, вот-вот сердце разорвется. Когда же она успеет соткать и сшить рубашку! Пожалела телка сиротку и сказала тонким голосом:
Не вздыхай, Сигуте, тяжко, Не горюй, не плачь, бедняжка, Будет у тебя рубашка!
Подобрала телка паклю, проглотила и тут же выплюнула нарядную полотняную рубашку. Сигуте благодарила телку и целовала ее. А вечером, когда пригнала она домой стадо, и увидала на ней мачеха нарядную рубашку, то удивилась и захотела узнать, как это падчерица так хорошо соткала и сшила ее. На другое утро, когда Сигуте выгоняла скотину, ведьма опять велела ей снять с себя рубашку, дала другой пучок пакли и сказала:
Пряжу тонкую спряди Да смотай ее, гляди, А соткешь – сошьешь рубашку!
Только угнала стадо Сигуте, и послала ведьма свою дочь подглядеть, как она будет шить рубашку. Притаилась за деревьями ведьмина дочь и все увидела: и как плакала Сигуте, обнимая черную телку, и как телка проглотила паклю и выплюнула нарядную рубашку. Вернулась домой ведьмина дочь и обо всем, что видела, рассказала матери. А ведьма и подумала:
«Уж коли скотина заступается за Сигуте и помогает ей, то, как вернется с войны брат, она все ему расскажет, позовет в свидетели телку. Плохо мне тогда придется!» И так-то захотелось ведьме избавиться от Сигуте, что надумала она сжечь ее живьем.
Вот и принялись они с дочерью рыть под порогом яму – и днем и ночью рыли, покуда не вырыли. Утром, когда Сигуте выгоняла скотину, ведьма не стала отнимать у нее рубашку, еще и приласкала падчерицу.
Только ушла в лес Сигуте, затопила ведьма печку, выгребла весь жар, насыпала полную яму под порогом, а сверху забросала землей; землю прикрыла соломой, заровняла края, и ямы как не бывало.
Пригнала вечером сирота стадо, а ведьма, впервые после отъезда пасынка, позвала ее в избу, приговаривая грубым голосом:
Доченька, входи скорее, Хлеб я нынче испекла, Квас не сходит со стола, Вволю ешь и пей, Сигуте!
Только было хотела войти Сигуте, а собачонка вцепилась ей в подол и тонким голосом остерегает:
Не ходи в избу, Сигуте, Под порогом скрыта яма, Угодишь в нее ты прямо.
Прикрикнула на собаку ведьма:
– Что ты под ногами вертишься, кур в сенях пугаешь. – Схватила ее и заперла в чулан. Но Сигуте не переступила порога и осталась жива. Так же было и на другой день: когда Сигуте пригнала скотину, ведьма принялась зазывать ее в горницу:
Доченька, входи скорее, Хлеб я нынче испекла, Квас не сходит со стола, Вволю ешь и пей, Сигуте!
Но запертая в чулане собачонка опять остерегла девушку:
Не входи в избу, Сигуте, Под порогом скрыта яма, Угодишь в нее ты прямо!
Сигуте послушалась ее и не пошла в избу, а ведьма разозлилась, побежала и перебила собачонке лапу. На другой день, едва Сигуте пригнала стадо, ведьма опять зовет ее:
Доченька, входи скорее, Хлеб я нынче испекла, Квас не сходит со стола, Вволю ешь и пей, Сигуте!
А собачонка снова остерегает:
Не входи в избу, Сигуте, Под порогом скрыта яма, Угодишь в нее ты прямо.
Обозлилась ведьма и перебила собачонке другую лапу, Так же было и на третий и на четвертый вечер, покуда ведьма не перебила собачонке всех лап. А на пятый день, только вернулась Сигуте, ведьма зовет ее:
Доченька, входи скорее, Хлеб я нынче испекла, Квас не сходит со стола, Вволю ешь и пей, Сигуте!
В последний раз остерегает Сигуте верная собачонка, – разъярилась ведьма и вырвала у нее язык. На шестой день пригнала скотину Сигуте, и опять зазывает ее ведьма:
Доченька, входи скорее, Хлеб я нынче испекла, Квас не сходит со стола, Вволю ешь и пей, Сигуте!
Некому было остеречь Сигуте, пошла она в избу, провалилась в яму и сгорела. А ведьма собрала пепел, отнесла за ворота и выбросила. На другой день стадо пасла мачехина дочь. Вышла черная телка за ворота, по запаху узнала пепел Сигуте и облизала его. Тотчас вылетела из пепла утка.
Тем временем война окончилась, и пасынок возвращался домой. Любо ему было мчаться по лесу. Мчится сквозь чащу, вдруг – голос сестры. Остановил он коня, прислушался, никак в толк не возьмет, откуда песня слышится:
Ой, мой братец, добрый витязь, Мачеха меня убила. Угли жарко раскалила, Под порогом их зарыла. Ой, мой братец, добрый витязь, Мачеха меня убила, Угли жарко раскалила, Зазывала – говорила: Заходи в избу, Сигуте, Хлеб я нынче испекла, Квас не сходит со стола, Вволю ешь и пей, Сигуте! Ой, мой братец, добрый витязь, Мачеха уговорила, Я порог переступила, Прямо в яму угодила. Мачеха меня сгубила, Сироты не пощадила, Пепел выгребла из ямы, Прах мой по ветру пустила! Телка пепел мой лизнула, Тотчас я крылом взмахнула, Пестрой уткой в небо взмыла.
Наконец увидел брат уточку, которая пела сестриным голосом. Стал он прислушиваться, она ему все и пропела. Рассердился пасынок на ведьму и решил отомстить ей. Вымазал он своего коня дегтем и поехал домой. Услыхала ведьма, что пасынок возвращается, наполнила вином золотую чару и вышла его встречать. А он, завидя ведьму, – гоп – соскочил с коня на другую сторону. Мачеха и говорит:
– Прогони вороного, сынок, боюсь я его.
– Не бойся, конь смирный, не лягается, толкни его рукой, он и отойдет.
Послушалась мачеха, толкнула рукой коня. Рука и прилипла к вороному.
– Хлопни другой рукой, рука и отстанет!
Ударила ведьма вороного другой рукой – и другая рука прилипла.
– Ударь ногой, – советует пасынок, – тогда руки отстанут.
И нога прилипла.
– Ударь другой.
И другая прилипла.
Испугалась ведьма, умоляет помочь ей.
– А ты его шеей толкни.
Послушалась мачеха – и шея прилипла. Тогда брат Сигуте сказал:
Вот тебе, злодейка-ведьма, За красавицу сестрицу. Вот тебе, злодейка-ведьма, За сожженную сестрицу.
А потом повернулся к вороному и говорит:
– Беги, вороной, куда глаза глядят, пока ноги носят, разметай, развей косточки мачехи по белу свету.
И теперь зимою, когда на широком поле блестит под солнцем снег, – то белеют ведьмины косточки.
Буренка-пряха
Померла у одной девочки мать. Прошло немного времени, и отец привел домой мачеху с двумя дочерьми. Мачеха была злая, с первых же дней невзлюбила падчерицу и взвалила на нее самую тяжелую работу. Сирота ходила в лохмотьях, укрывалась жесткой дерюжкой.
С весны погнала ее мачеха скотину пасти. Дала она падчерице мочку льна и велела к вечеру спрясть ее без веретена и смотать без мотовила. А коли не спрядет да не смотает, пускай и домой не ворочается.
Пригнала сирота скотину на выгон, села на пенек и заплакала. Плачет она, а буренушка подходит к ней и спрашивает человечьим голосом:
– О чем ты плачешь, о чем печалишься?
– Как же мне не плакать, как не печалиться, милая моя буренушка, – отвечала девочка. – Дала мне злая мачеха мочку льна и велела ее к вечеру спрясть без веретена и смотать без мотовила. Ума не приложу, как мне быть.
– Не плачь, девочка, – сказала буренка. – Накинь мочку мне на рога, я за тебя и спряду и смотаю.
Накинула девочка лен на рога ей, и ушла буренка. Под вечер вернулась с мотком тонкой пряжи на рогах.
Вот пригнала сирота домой скотину, а мачеха ее и спрашивает:
– Спряла ты лен?
– Спряла, – отвечает сиротка и подает ей моток. Мачеха только рот разинула. Никак в толк не возьмет, как это падчерица сумела спрясть без веретена и смотать без мотовила. Порешила мачеха обо всем дознаться.
На другое утро дала она девочке две мочки льна и сказала:
– Спряди до вечера без веретена и смотай без мотовила. Выгнала сирота скотину, села на пенек и опять заплакала.
Подошла буренушка, утешать стала:
– Не плачь, накинь лен мне на рога, я за тебя и спряду и смотаю.
Сиротка накинула ей мочку на рога, и буренушка ушла. А мачеха, проводив падчерицу, сказала своей меньшой дочери:
– Поди на выгон, подгляди, как наша пастушка прядет. Пошла младшая дочка, только у сироты льна уже не было. Вечером завидела сирота буренушку с пряжей и говорит сестре:
– Поди, сестрица, отвори ворота, а я пригоню скотину. Ушла мачехина дочка ворота отворять, а буренушка тут как тут – несет на рогах пряжу.
Пригнала падчерица скотину, а мачеха ее и спрашивает:
– Спряла ты лен?
– Спряла, – отвечает девочка и подает мачехе два мотка.
Еще пуще дивится мачеха, спрашивает дочку:
– Видала ты, как пастушка пряла?
– Нет, не видала. Когда я пришла, у нее уж льна не было.
– Невелик от тебя толк! – побранила мать дочку.
На третье утро мачеха сказала падчерице:
– Вот тебе три мочки льна. Спряди их без веретена и смотай без мотовила.
Выпроводила сиротку из дому, кликнула старшую дочь и сказала ей:
– Ступай на выгон, подгляди, как наша пастушка прядет.
Но и старшая ничего не увидала. Лен уж унесла буренушка.
Вечером завидела сиротка буренушку с пряжей и сказала старшей сестре:
– Поди, сестрица, отвори ворота, а я пригоню домой скотину.
Не пошла сестра отворять ворота и увидала, как буренушка принесла на рогах мотки.
Идет падчерица домой, а мачеха ее на пороге поджидает:
– Спряла ты лен?
– Спряла, – отвечает сиротка и подает мачехе три мотка.
Вскоре и дочка вернулась; мать ее и спрашивает:
– Видала ты, как пряла наша пастушка?
– Как пряла, не видала, только видала, как буренка принесла мотки на рогах.
Разозлилась мачеха и говорит:
– Завтра же эту корову зарежем.
Опечалилась сиротка, пошла к буренушке, со слезами обняла ее за шею и сказала:
– Милая моя буренушка, хочет тебя мачеха зарезать.
– Что поделаешь, – ответила ей буренка. – Но я и после того сослужу тебе службу. Слушай меня хорошенько. Как зарежут меня, приметь, куда упадет первая капля крови. Ты эту каплю засыпь землей. Потом, когда вся кровь стечет, обмакни в нее свой передник и зарой в саду под первым окном. Только смотри, чтоб никто не увидал.
На другой день зарезали корову. Сирота первую каплю крови землей засыпала, передник обмакнула в кровь и зарыла в саду.
Прошло несколько лет. Сирота выросла и стала красавицей. Только по-прежнему мачеха держала ее в черном теле, насмехались над ней сестры.
И вот весной на том самом месте, куда упала первая капля буренушкиной крови, забил вином ключ, а в саду, где зарыт был передник – выросла прекрасная яблоня, вся в цвету. А как пришло лето, сплошь покрылась она золотыми яблоками.
Однажды ехал мимо сада королевич. Увидал он диковинную яблоню, завернул во двор и попросил нарвать ему яблок. Тут увидал он винный ключ, и захотелось ему отведать вина. Позвала мачеха старшую дочь и говорит ей:
– Поди, дочка, в сад, нарви яблок, зачерпни вина и поднеси почетному гостю.
Но старшая дочь не сумела ни яблок нарвать, ни вина зачерпнуть: только протянет к яблокам руку – ветви вверх поднимутся, только захочет зачерпнуть вина, оно в землю уходит. Послала тогда мать меньшую дочь, но и меньшой не удалось ни яблок нарвать, ни вина зачерпнуть. Рассердилась мачеха, пошла сама, только и у нее ничего не вышло. Тогда сказала она падчерице:
– Ступай, может, тебе посчастливится.
Вышла в сад падчерица и запела:
Золотая яблонька, наклонись, Винный ключ, брызни ввысь!
И тотчас ветви сами наклонились к земле, а винный ключ забил из земли. Нарвала девица яблок, зачерпнула вина, поднесла гостю и опять запела:
Золотая яблонька, поднимись! Винный ключ, лейся вниз.
Поднялись яблоневые ветви, да так высоко, что никто не мог дотянуться до яблок, а вино ушло в землю так глубоко, что никому не зачерпнуть.
По душе пришлась королевичу девушка, подарил он ей шелковое платье и золотые башмачки. Нарядилась падчерица и такой красавицей стала, что королевич не мог глаз от нее отвести.
Тут он и спросил:
– Согласна ли ты выйти за меня, красавица?
Девушка только голову опустила, а королевич посадил ее на коня. Только шагнул конь, как зашумела листвой яблоня, зажурчал винный ключ, и оба побежали вслед за женихом и невестой.
Назад к карточке книги "Королева Лебедь. Литовские народные сказки"itexts.net
Королева Лебедь. Литовские народные сказки страница 10 Читать
Очутился старичок в волчьем брюхе и видит, что жив остался. Обшарил карманы и нашел нож. Разрезал он этим ножом брюхо волка. Тот взвыл и подох. Вылез из брюха старичок, а за ним - старушка с дочкой, все пять овец, и козочка, и собачка, и кошечка. Обрадовались они и пошли домой. С тех пор жили-поживали, не зная страха, оттого что не стало волка-страшилища.
Как старуха волчий хвост пряла
В давнее время жили старик со старухой. Зимой старик ездил в лес за дровами, а старуха сидела дома и пряла. Кончилась однажды у старухи кудель, и говорит она старику:
- Ты бы мне из лесу волчий хвост привез. Сам видишь, прясть нечего.
- Ладно, привезу.
Поехал старик в лес и видит - отощалый волк бродит, ищет пропитания. Как метнет старик топором в волка, однако один хвост отрубил, а сам волк убежал. Повертел старик волчий хвост, бросил в сани и говорит:
- Повезу своей старухе. Пускай прядет.
Вечером встречает старуха старика и спрашивает:
- Ну, привез мне что-нибудь?
- Привез волчий хвост.
Старик пошел спать, а старуха - делать нечего - привязала волчий хвост к пряслицу и прядет. Только слышит - под окном кто-то шевелится. Встала старуха, глядит - волк там сидит. Как завоет, как затянет:
И куры спят,И гуси спят,Все люди спят,Одна старуха не спит -Мой хвост прядет.Вот как прыгну - задеру!
Старуха перепугалась, отодвинулась подальше от окна, сама все прядет, торопится. А волк опять воет:
И куры спят,И гуси спят,Все люди спят,Одна старуха не спит -Мой хвост прядет.Вот как прыгну - задеру!
Еще пуще испугалась старуха, еще дальше от окна отодвинулась, однако прясть не перестает. А волк уже на окно навалился, так что бревна трещат, и опять воет:
И куры спят,И гуси спят,Все люди спят,Одна старуха не спит -Мой хвост прядет.Вот как прыгну - задеру!
Прыгнул волк в окно, задрал старуху, мясо съел, а кожу набил соломой и в углу к печке прислонил. А сам опять в лес убежал.
Утром встал старик, смотрит, его жена уже на ногах, у печки стоит. Кричит старик:
- Старуха, дай поесть!
Старуха молчит.
Старик опять кричит:
- Старуха, тебе говорят, дай поесть!
А старуха все равно молчит и не шевельнется.
Рассердился старик, схватил кочергу и так ударил старуху по спине, что та на пол свалилась, а сама все равно молчит. Испугался старик, заохал:
- Ох, что я натворил! Что натворил! Свою старуху убил!
Плакал старик, горевал, да слезами делу не поможешь.
Надо о похоронах подумать. Глядит старик - а от старухи остались косточки да кожа, соломой набитая. Что тут хоронить?
Сделал старик из старухиной головы ковш, из рук - грабли, из ног - кочерги и живет себе, поживает.
Подкрался тот же волк под окна и как завоет:
- Старик, старик, отдай мне старуху!
Что старику отдавать, когда он из ее костей всякого добра понаделал? Молчит, ничего волку не отвечает. А тот все рыщет под окнами, и все старуху требует.
Влез старик на печь, спрятался. А волк прыгнул в окно, на печь вскочил, стащил старика и говорит:
- Я тебе покажу, как из старухиных костей кочерги делать! Я тебе покажу! - И разорвал старика на куски.
А все из-за волчьего хвоста, что старуха прясть вздумала.
Как волк вздумал хлеб печь
Однажды встретил волк в лесу человека и просит:
- Дай мне хлеба!
Человек дал. Волк съел и облизнулся - вкусный был хлеб. Говорит волк человеку:
- Что мне делать, чтобы и у меня всегда был свой хлеб? Научи меня!
- Ладно, - согласился человек и начал учить волка: - Сперва надо вспахать землю…
- А когда вспашешь, можно уж есть?
- Еще нет. Надо рожь посеять.
- А когда посеешь, можно уж есть?
- Еще нет. Надо подождать, пока она вырастет.
- А когда вырастет, можно уж есть?
- Еще нет. Надо ее убрать.
- А когда уберешь, можно уж есть?
- Еще нет. Надо ее смолотить.
- А когда смолотишь, можно уж есть?
- Еще нет. Надо испечь хлеб.
- А когда испечешь, можно есть?
- Можно.
Подумал волк, подумал и говорит:
- Лучше уж не буду я печь хлеб, коли так долго ждать. Как до сих пор обходился без хлеба, так, видно, и обойдусь.
Гражина-рябина
Жили-были старик со старухой. Не было у них детей, вот старуха и говорит:
- Ступай, старик, в лес, сруби ольховую ветку и принеси домой.
Принес старик ольховый сучок, обтесал его и положил в колыбель, а старуха стала пеленать его, напевать:
- Баю, баю, Тривайнелис!
Пеленала его, перепеленывала, а паренек на глазах рос и вырос резвый такой.
Была у стариков скотина, вот и сказала старуха Тривайнелису:
- Ты у нас пастушком будешь.
Бредет за садом Тривайнелис по лесной опушке. Скучно ему одному, не с кем словом перемолвиться. Нашел он во мху ягодку-рябинку, кинул через плечо, кинул через другое, глядь - стоит перед ним девочка! Срубил Тривайнелис в лесу избушку, привел в нее девочку, печку сложил, вытопил и говорит:
- Живи себе на здоровье, Гражина-рябина. Пригоню завтра скотину, принесу тебе кружку молока и краюшку хлеба.
На другой день пригнал Тривайнелис стадо и кличет:
Отвори мне дверь в избушку,Молока принес я кружку,Хлеба теплого краюшку.
Отворила ему девочка, выпила молоко, закусила хлебом, и ладно.
Подслушал волк, как Тривайнелис Гражину кличет, спрятался за избушкой и сам окликает:
- Отвори мне дверь в избушку! Отвори мне дверь, Гражина!
Слышит девочка, что голос не Тривайнелиса, и к двери не подходит.
Побежал волк к кузнецу и просит его:
- Ты б язык мне подковал, Чтобы я не завывал!
- Клади на наковальню, подкую!
Высунул волк язык, положил на наковальню, а кузнец так по нему ударил молотом, что волк с визгом заковылял к избушке. Взошел на крылечко и тонким голосом выкликает:
Отвори мне дверь в избушку,Молока принес я кружку,Хлеба теплого краюшку!
Отворила ему девочка, а волк цап - и проглотил ее.
Пригнал Тривайнелис на опушку стадо, кличет девочку, не докличется.
Некому отдать кружку молока и краюшку хлеба. Заплакал Тривайнелис, да и свалился замертво под орешиной.
Вернулась собака без хозяина и давай скулить:
Тяф-тяф! Под ракитойПастушок лежит убитый.
Старуха толкнула собаку в избу, сердится:
- Никто не приносил такой вести, чего это собака скулит?
Прибегает свинья и хрюкает:
Хрю-хрю! Под ракитойПастушок лежит убитый!
- Ступай в хлев, что так рано из лесу вернулась? - дивится старуха. А по двору бежит коза и мекает:
Ме-ке-ке! Там, под ракитой,Пастушок лежит убитый!
Заперла ее в хлев старуха и говорит:
- Не знаю, старик, с чего это скотина нынче бесится? Мечется, скулит, хрюкает.
А Тривайнелиса нет как нет! Стемнело уж, а он не возвращается. Ночь на дворе, где его искать? Улеглись старики, заснули, а утром в лес отправились. Дошли до опушки, видят - под орешиной лежит Тривайнелис. Кинулся к нему старик, поднял его, спрашивает:
- С чего ты обмер, Тривайнелис?
- Вот с чего, - отвечает тот, - срубил я избушку, поселил в ней Гражину-рябину. А как пригнал стадо на опушку, пропала она. Не нашел я Гражины-рябины, тут и обмер.
Принесла старуха в избушку сала, натопила печку и принялась блины жарить. Зашипели блины на сковороде, на весь лес запахло. Почуял волк блины, подбежал к порогу и спрашивает:
- Ах, бабуся, что это ты жаришь? Уж больно вкусно пахнет!
Старик за дверьми стоит, клещи приготовил, покуда старухины блины жарятся.
- Дай, бабуся, попробовать блинков! - попросил волк.
Кинула ему старуха блин, волк - гам - и проглотил его.
- Ах, бабуся, дай еще!
Старуха отвечает:
- Высунь язык!
Только волк высунул язык, старик ухватил его клещами да как крикнет:
- Отдавай Гражину-рябину! Отдавай Гражину-рябину!
Делать нечего! Пришлось волку отдать девочку.
Отвел ее Тривайнелис к старикам, и стали они жить-поживать, а про волка и думать забыли.
im-reader.com
Читать онлайн "Королева Лебедь. Литовские народные сказки" автора сказки Народные сказки Народные - RuLit
Влез старик на печь, спрятался. А волк прыгнул в окно, на печь вскочил, стащил старика и говорит:
— Я тебе покажу, как из старухиных костей кочерги делать! Я тебе покажу! — И разорвал старика на куски.
А все из-за волчьего хвоста, что старуха прясть вздумала.
Как волк вздумал хлеб печь
Однажды встретил волк в лесу человека и просит:
— Дай мне хлеба!
Человек дал. Волк съел и облизнулся — вкусный был хлеб. Говорит волк человеку:
— Что мне делать, чтобы и у меня всегда был свой хлеб? Научи меня!
— Ладно, — согласился человек и начал учить волка: — Сперва надо вспахать землю…
— А когда вспашешь, можно уж есть?
— Еще нет. Надо рожь посеять.
— А когда посеешь, можно уж есть?
— Еще нет. Надо подождать, пока она вырастет.
— А когда вырастет, можно уж есть?
— Еще нет. Надо ее убрать.
— А когда уберешь, можно уж есть?
— Еще нет. Надо ее смолотить.
— А когда смолотишь, можно уж есть?
— Еще нет. Надо испечь хлеб.
— А когда испечешь, можно есть?
— Можно.
Подумал волк, подумал и говорит:
— Лучше уж не буду я печь хлеб, коли так долго ждать. Как до сих пор обходился без хлеба, так, видно, и обойдусь.
Гражина-рябина
Жили-были старик со старухой. Не было у них детей, вот старуха и говорит:
— Ступай, старик, в лес, сруби ольховую ветку и принеси домой.
Принес старик ольховый сучок, обтесал его и положил в колыбель, а старуха стала пеленать его, напевать:
— Баю, баю, Тривайнелис!
Пеленала его, перепеленывала, а паренек на глазах рос и вырос резвый такой.
Была у стариков скотина, вот и сказала старуха Тривайнелису:
— Ты у нас пастушком будешь.
Бредет за садом Тривайнелис по лесной опушке. Скучно ему одному, не с кем словом перемолвиться. Нашел он во мху ягодку-рябинку, кинул через плечо, кинул через другое, глядь — стоит перед ним девочка! Срубил Тривайнелис в лесу избушку, привел в нее девочку, печку сложил, вытопил и говорит:
— Живи себе на здоровье, Гражина-рябина. Пригоню завтра скотину, принесу тебе кружку молока и краюшку хлеба.
На другой день пригнал Тривайнелис стадо и кличет:
Отвори мне дверь в избушку, Молока принес я кружку, Хлеба теплого краюшку.
Отворила ему девочка, выпила молоко, закусила хлебом, и ладно.
Подслушал волк, как Тривайнелис Гражину кличет, спрятался за избушкой и сам окликает:
— Отвори мне дверь в избушку! Отвори мне дверь, Гражина!
Слышит девочка, что голос не Тривайнелиса, и к двери не подходит.
Побежал волк к кузнецу и просит его:
— Ты б язык мне подковал, Чтобы я не завывал!
— Клади на наковальню, подкую!
Высунул волк язык, положил на наковальню, а кузнец так по нему ударил молотом, что волк с визгом заковылял к избушке. Взошел на крылечко и тонким голосом выкликает:
Отвори мне дверь в избушку, Молока принес я кружку, Хлеба теплого краюшку!
Отворила ему девочка, а волк цап — и проглотил ее.
Пригнал Тривайнелис на опушку стадо, кличет девочку, не докличется.
Некому отдать кружку молока и краюшку хлеба. Заплакал Тривайнелис, да и свалился замертво под орешиной.
Вернулась собака без хозяина и давай скулить:
Тяф-тяф! Под ракитой Пастушок лежит убитый.
Старуха толкнула собаку в избу, сердится:
— Никто не приносил такой вести, чего это собака скулит?
Прибегает свинья и хрюкает:
Хрю-хрю! Под ракитой Пастушок лежит убитый!
— Ступай в хлев, что так рано из лесу вернулась? — дивится старуха. А по двору бежит коза и мекает:
Ме-ке-ке! Там, под ракитой, Пастушок лежит убитый!
Заперла ее в хлев старуха и говорит:
— Не знаю, старик, с чего это скотина нынче бесится? Мечется, скулит, хрюкает.
А Тривайнелиса нет как нет! Стемнело уж, а он не возвращается. Ночь на дворе, где его искать? Улеглись старики, заснули, а утром в лес отправились. Дошли до опушки, видят — под орешиной лежит Тривайнелис. Кинулся к нему старик, поднял его, спрашивает:
www.rulit.me
Читать онлайн "Королева Лебедь. Литовские народные сказки" автора Коллектив авторов - RuLit
И куры спят, И гуси спят, Все люди спят, Одна старуха не спит — Мой хвост прядет. Вот как прыгну — задеру!
Старуха перепугалась, отодвинулась подальше от окна, сама все прядет, торопится. А волк опять воет:
И куры спят, И гуси спят, Все люди спят, Одна старуха не спит — Мой хвост прядет. Вот как прыгну — задеру!
Еще пуще испугалась старуха, еще дальше от окна отодвинулась, однако прясть не перестает. А волк уже на окно навалился, так что бревна трещат, и опять воет:
И куры спят, И гуси спят, Все люди спят, Одна старуха не спит — Мой хвост прядет. Вот как прыгну — задеру!
Прыгнул волк в окно, задрал старуху, мясо съел, а кожу набил соломой и в углу к печке прислонил. А сам опять в лес убежал.
Утром встал старик, смотрит, его жена уже на ногах, у печки стоит. Кричит старик:
— Старуха, дай поесть!
Старуха молчит.
Старик опять кричит:
— Старуха, тебе говорят, дай поесть!
А старуха все равно молчит и не шевельнется.
Рассердился старик, схватил кочергу и так ударил старуху по спине, что та на пол свалилась, а сама все равно молчит. Испугался старик, заохал:
— Ох, что я натворил! Что натворил! Свою старуху убил!
Плакал старик, горевал, да слезами делу не поможешь.
Надо о похоронах подумать. Глядит старик — а от старухи остались косточки да кожа, соломой набитая. Что тут хоронить?
Сделал старик из старухиной головы ковш, из рук — грабли, из ног — кочерги и живет себе, поживает.
Подкрался тот же волк под окна и как завоет:
— Старик, старик, отдай мне старуху!
Что старику отдавать, когда он из ее костей всякого добра понаделал? Молчит, ничего волку не отвечает. А тот все рыщет под окнами, и все старуху требует.
Влез старик на печь, спрятался. А волк прыгнул в окно, на печь вскочил, стащил старика и говорит:
— Я тебе покажу, как из старухиных костей кочерги делать! Я тебе покажу! — И разорвал старика на куски.
А все из-за волчьего хвоста, что старуха прясть вздумала.
Как волк вздумал хлеб печь
Однажды встретил волк в лесу человека и просит:
— Дай мне хлеба!
Человек дал. Волк съел и облизнулся — вкусный был хлеб. Говорит волк человеку:
— Что мне делать, чтобы и у меня всегда был свой хлеб? Научи меня!
— Ладно, — согласился человек и начал учить волка: — Сперва надо вспахать землю…
— А когда вспашешь, можно уж есть?
— Еще нет. Надо рожь посеять.
— А когда посеешь, можно уж есть?
— Еще нет. Надо подождать, пока она вырастет.
— А когда вырастет, можно уж есть?
— Еще нет. Надо ее убрать.
— А когда уберешь, можно уж есть?
— Еще нет. Надо ее смолотить.
— А когда смолотишь, можно уж есть?
— Еще нет. Надо испечь хлеб.
— А когда испечешь, можно есть?
— Можно.
Подумал волк, подумал и говорит:
— Лучше уж не буду я печь хлеб, коли так долго ждать. Как до сих пор обходился без хлеба, так, видно, и обойдусь.
Гражина-рябина
Жили-были старик со старухой. Не было у них детей, вот старуха и говорит:
— Ступай, старик, в лес, сруби ольховую ветку и принеси домой.
Принес старик ольховый сучок, обтесал его и положил в колыбель, а старуха стала пеленать его, напевать:
— Баю, баю, Тривайнелис!
Пеленала его, перепеленывала, а паренек на глазах рос и вырос резвый такой.
Была у стариков скотина, вот и сказала старуха Тривайнелису:
— Ты у нас пастушком будешь.
Бредет за садом Тривайнелис по лесной опушке. Скучно ему одному, не с кем словом перемолвиться. Нашел он во мху ягодку-рябинку, кинул через плечо, кинул через другое, глядь — стоит перед ним девочка! Срубил Тривайнелис в лесу избушку, привел в нее девочку, печку сложил, вытопил и говорит:
— Живи себе на здоровье, Гражина-рябина. Пригоню завтра скотину, принесу тебе кружку молока и краюшку хлеба.
На другой день пригнал Тривайнелис стадо и кличет:
Отвори мне дверь в избушку, Молока принес я кружку, Хлеба теплого краюшку.
Отворила ему девочка, выпила молоко, закусила хлебом, и ладно.
Подслушал волк, как Тривайнелис Гражину кличет, спрятался за избушкой и сам окликает:
— Отвори мне дверь в избушку! Отвори мне дверь, Гражина!
Слышит девочка, что голос не Тривайнелиса, и к двери не подходит.
Побежал волк к кузнецу и просит его:
— Ты б язык мне подковал, Чтобы я не завывал!
— Клади на наковальню, подкую!
Высунул волк язык, положил на наковальню, а кузнец так по нему ударил молотом, что волк с визгом заковылял к избушке. Взошел на крылечко и тонким голосом выкликает:
Отвори мне дверь в избушку, Молока принес я кружку, Хлеба теплого краюшку!
Отворила ему девочка, а волк цап — и проглотил ее.
Пригнал Тривайнелис на опушку стадо, кличет девочку, не докличется.
Некому отдать кружку молока и краюшку хлеба. Заплакал Тривайнелис, да и свалился замертво под орешиной.
Вернулась собака без хозяина и давай скулить:
Тяф-тяф! Под ракитой Пастушок лежит убитый.
Старуха толкнула собаку в избу, сердится:
— Никто не приносил такой вести, чего это собака скулит?
Прибегает свинья и хрюкает:
Хрю-хрю! Под ракитой Пастушок лежит убитый!
— Ступай в хлев, что так рано из лесу вернулась? — дивится старуха. А по двору бежит коза и мекает:
Ме-ке-ке! Там, под ракитой, Пастушок лежит убитый!
Заперла ее в хлев старуха и говорит:
— Не знаю, старик, с чего это скотина нынче бесится? Мечется, скулит, хрюкает.
А Тривайнелиса нет как нет! Стемнело уж, а он не возвращается. Ночь на дворе, где его искать? Улеглись старики, заснули, а утром в лес отправились. Дошли до опушки, видят — под орешиной лежит Тривайнелис. Кинулся к нему старик, поднял его, спрашивает:
— С чего ты обмер, Тривайнелис?
— Вот с чего, — отвечает тот, — срубил я избушку, поселил в ней Гражину-рябину. А как пригнал стадо на опушку, пропала она. Не нашел я Гражины-рябины, тут и обмер.
Принесла старуха в избушку сала, натопила печку и принялась блины жарить. Зашипели блины на сковороде, на весь лес запахло. Почуял волк блины, подбежал к порогу и спрашивает:
— Ах, бабуся, что это ты жаришь? Уж больно вкусно пахнет!
Старик за дверьми стоит, клещи приготовил, покуда старухины блины жарятся.
— Дай, бабуся, попробовать блинков! — попросил волк.
Кинула ему старуха блин, волк — гам — и проглотил его.
— Ах, бабуся, дай еще!
Старуха отвечает:
— Высунь язык!
Только волк высунул язык, старик ухватил его клещами да как крикнет:
www.rulit.me
