172735 Тверская обл., г.Осташков, пер.Советский, д.З

Версия для слабовидящих

Администрация МО

Город Осташков

Тверская область

Телефон:
+7 (48235) 5-68-17

[email protected]

Ломоть хлеба Стоковые фотографии и лицензионные изображения. Хлеба ломоть

Значение словосочетания ЛОМОТЬ ХЛЕБА. Что такое ЛОМОТЬ ХЛЕБА?

Значение слова не найдено

Делаем Карту слов лучше вместе

Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать Карту слов. Я отлично умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!

Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.

Вопрос: прокаливаться — это что-то положительное, отрицательное или нейтральное?

Положительное

Отрицательное

Предложения со словом «ломоть хлеба»:

Принесли госпитальный обед — тарелку безвкусной похлёбки, несколько ломтей хлеба и картофельную запеканку.
Она ни о чём его не спрашивала — молча налила стакан молока, отрезала ломоть хлеба.
— Корму — собакам, овса — лошади, ломоть хлеба с ветчиной — мне и каких-нибудь объедков — моему егерю!
(все предложения)

Оставить комментарий

Текст комментария:

Дополнительно:

kartaslov.ru

Картинки ломоть хлеба, Стоковые Фотографии и Роялти-Фри Изображения ломоть хлеба

imagedb_seller

5545 x 3157

Anna_Shepulova

5184 x 3456

sanddebeautheil

3606 x 2631

ArturVerkhovetskiy

7311 x 4879

matka_Wariatka

3744 x 5616

billiondigital

5760 x 3840

ru.depositphotos.com

ломоть хлеба — с русского на французский

Хлеба ломоть - и руками подержаться, и в зубах помолоть. — Хлеба ломоть и руками подержаться, и в зубах помолоть. См. ПИЩА … В.И. Даль. Пословицы русского народа

ЛОМОТЬ — ЛОМОТЬ, ломтя, мн. ломти, ломтей, муж. Срезанный ножом плоский, не слишком толстый, но большой кусок хлеба, пирога, плода. ❖ Отрезанный ломоть перен. говорится о ком чем нибудь, ставшем самостоятельным, уже не требующим дальнейшего попечения,… … Толковый словарь Ушакова

ЛОМОТЬ — ЛОМОТЬ, мтя, мн. ломти, ей, муж. Отрезанный для еды плоский кусок чего н. Л. хлеба. Л. сала. Л. дыни. • Отрезанный ломоть (разг.) о том, кто отошёл от семьи, от дома (обычно о дочери или сыне). | уменьш. ломтик, а, муж. | прил. ломтевой, ая, ое.… … Толковый словарь Ожегова

ломоть — мтя/; м. см. тж. ломтик а) Отрезанный ножом плоский большой кусок хлеба. Ломо/ть хлеба. б) расш.; разг. Кусок чего л. съестного. Ломо/ть мяса. Ломо/ть арбуза … Словарь многих выражений

ломоть — ЛОМОТЬ, мтя, мн ломти и ломти, ей, м Часть пищевого продукта, кушанья в виде плоского куска чего н. (хлеба, мяса, плода и т.п.), отрезанного для еды ножом. Каждому достался ломоть дыни. Перед нею [Марьей Ивановной] стоял кувшин воды, накрытый… … Толковый словарь русских существительных

ломоть — мтя; м. Отрезанный ножом плоский большой кусок хлеба. Л. хлеба. / Разг. Кусок чего л. съестного. Л. мяса. Л. арбуза. ◊ Отрезанный ломоть. Разг. О том, кто отошёл от семьи, от дома (обычно о дочери или сыне). ◁ Ломтик, а; м. Уменьш. Л. хлеба. Л.… … Энциклопедический словарь

ломоть — л омоть и лом оть E и B сущ см. Приложение II ло/мтя и ломтя/ ло/мтю и ломтю/ ло/ … Словарь ударений русского языка

ОТРЕЗАННЫЙ ЛОМОТЬ — кто Человек, отделившийся от семьи или от привычной среды, живущий своей жизнью. Имеется в виду, что лицо (Х) порвало связи с привычной средой, изменило образ жизни, род занятий. Обычно говорится с сожалением. неформ. ✦ Х отрезанный ломоть.… … Фразеологический словарь русского языка

отрезанный ломоть — о человеке, порвавшем связь с родными и близкими. Выражение первоначально обозначало выданную замуж дочь, не требующую уже родительского попечения. Источником выражения была пословица Отрезанный ломоть к хлебу (караваю) не приставишь, которую… … Справочник по фразеологии

в чужих руках всегда ломоть велик — Хороша рыба на чужом блюде. Ср. В чужих руках хлеба крохи большим ломтем кажутся. Кн. А.Д. Кантемир. Сатир. 3. Ср. Aliena nobis, nostra plus aliis placent. Чужое нам, наше другим больше нравится. Gell. ex Publ. Syro. Ср. Sen. de ira. 3, 31, 1. Ср … Большой толково-фразеологический словарь Михельсона

КРАЙ — муж. начало и конец; предел, рубеж, грань, кромка; бок, сторона или полоса, ближайшая к наружности; | берег, страна; | земля, область и народ; | калуж. лес [Название леса краем подтверждает догадку, что раменье и рама от рамо, плечо; см. это… … Толковый словарь Даля

translate.academic.ru

Ломоть хлеба и пита | ИСРАГЕО

Израиль
- Истории из истории
- Наша страна
- Новости страны
- Природа Святой земли
- Туристический дневник
- Фотомиг
Евреи
- Антисемитизм
- Диаспора
- Еврейская история
- Еврейские языки
- Еврейский вопрос
- Общественные организации
- Персоналии
- Традиции
- Холокост
География
- Курьер курьезов
- Лексикон путешественника
- Международная панорама
Общество
- Всемирная история
- Информбюро
- Криминал
- Медицина
- Научный подход
- Официальные сообщения
- Просвещение
- Ракурс
Политика
- Безопасность
- Деньги
- Колумнистика
- Политпросвет
- ЦАХАЛ
Культура
- Анонсы
- Искусство
- Кинематограф и телевидение
- Литература
- Музеи и выставки
- Музыка
- Театр
- Фестивали
- Чемоданчик
  - Блогжест
  - Былое и думы
  - Криминальное чтиво
  - Литературный портфель
  - Мистический реализм
  - Сатира и юмор
Lifestyle
- Домашние любимцы
- Заметки шопоголика
- Корзина потребителя
- Кулинарное путешествие
- Светская хроника
- Спорт
- Хобби
- Служба знакомств

Поиск

23 C

Tel Aviv District

26 сентября 2018

Погода в Израиле
Служба знакомств
Реклама-Sales
О нас
- Журнал «Исрагео»
- Сайты и блоги "Исрагео"
- Правовая информация
- Визитная карточка
- Наши партнеры

ИСРАГЕО

Израиль

www.isrageo.com

Ломоть хлеба, Рассказы, Юозас Балтушис

День склонялся к вечеру, когда Нарутис возвращался с собрания домой. Раскаленный за день воздух остывал, всё яснее чувствовался влажный запах лугов. По сторонам заросшей дороги шепталась рожь. В овраге и по краям болота Шимбале, покрытого ивняком, стлался всё густевший туман.

Нарутис шагал не торопясь.

В деревне поговаривали, что человек этот не без странностей. Все давно приметили, что Нарутис не любил бывать подолгу среди людей: он становился вдруг молчаливым, мрачным.

Это была правда. Какое-то непобедимое чувство влекло Нарутиса прочь от людей. И в поле, на своем участке, он старался уйти подальше. Целыми часами, один-на-один, он любил распутывать нити своих мыслей.

И сейчас, одиноко шагая по дороге, Нарутис попытался предаться любимому занятию, тем более, что ему было о чем подумать: какими насмешливыми, уничтожающими взглядами проводили его с собрания новосёл Сточкус и «кампининкас» 1 Перейти к сноске Даунюнас! Да, собрание было вовсе не простым и не обычным для Нарутиса.

Но всё это не могло вытеснить из сердца неприятного осадка. Наоборот, Нарутис ощущал, как накипала в груди всё возрастающая горечь и тревога.

Вдруг ему почудилось, что кто-то следит за ним, пристально, с унизительной усмешкой смотрит ему в спину. Нарутис вздрогнул, пугливо оглянулся. Однако вокруг никого не было.

— И чего они хотят от меня, — пробормотал Нарутис, снова вспоминая о новосёле Сточкусе и о Даунюнасе. — Не хочу я… не могу.

И тут в памяти Нарутиса с беспощадной отчетливостью возникла вся картина собрания. В избе было столько мужиков, что не повернуться. Из-за стола, с кроватей и с печи смотрели напряженные глаза — туда, где, утопая в туче табачного дыма, сидел председатель волостного исполнительного комитета Даунис, мужчина усатый и коренастый, как дубовый кряж.

— Что ж, ребята. Решайте, — повторил он. — Вы мне график всей волости книзу тянете. Как же это, а?

И тогда поднялся новосёл Сточкус. Говорил он, запинаясь, долго не находя нужных слов и словно ища поддержки на лицах собравшихся.

— Хоть и есть у меня льгота, так сказать, для новосёла… Так вот к чертям эти облегчения. Я говорю, раз план к чертям идёт… У меня корова — от власти я корову получил. Так вот, я и говорю. Сказал товарищ председатель, что мы в хвосте тащимся… И я тоже говорю, и скажу… — Он глубоко передохнул и вдруг закончил: — Везу всё сполна и еще бидон лишку. — И, уже усевшись, добавил: — Тридцать литров, так сказать.

На минуту все примолкли, а потом, как всегда бывает в таких случаях, заговорили все сразу. Нарутис улавливал одни только цифры. И тут он увидел, как из-за печи подымается могучая фигура «кампининкаса» Даунюнаса.

— Извиняюсь, товарищ председатель, — загремел Даунюнас на всю избу. — А я вот что скажу. Тут Сточкус тридцать литров лишку подкинул, и такая мысль у него, что с этим мы из прорыва выпутаемся. Тридцать литров и я могу, хоть у меня четверо ребят, а корова одна. Даю, — сказал он.

По избе пробежал шепот.

— Я про что говорю, — продолжал, помолчав, Даунюнас. — Из «хвоста» мы так не вылезем, говорите, что хотите. А всё оттого, что Иоцис с четырех коров еще ни кварты не сдал, опять же и Вайчюс с трех коров. Подсчет сделать надо. — Он оглядел всех, словно проверяя, правильно ли говорит, и снова повернулся к председателю. — Говорю я, извиняюсь, прямо говорю, такого нам старосту… то есть председателя, поставили. Слезы льет кулакам в жилетки. А наши льготы? Где они?

— Неправда, — подскочил председатель апилинки Дундулис, сидевший у стола. — Все сдают…

— Покажи! — снова загремел Даунюнас. — Где это у тебя записано?

В избе послышался ропот одобрения, вскоре перешедший в сплошной шум. Каждый теперь просил слова и рвался к столу, на котором Дундулис перелистывал бумагу, так и не находя нужных данных.

На собрании выяснилось, что тракторы прежде всего вспахали поля у богатеев. А на заготовках топлива никто не видел Лецюса, Вайчюса, Даудериса, Петрониса и других «валакининкисов» 2 Перейти к сноске. Никто не видел, чтобы они выполняли и гужевую повинность.

Нарутис чувствовал, что в избе словно накопилась грозовая туча, которая вот-вот разразится громом. Он сочувственно поглядывал на Дундулиса. Тот чуть не со слезами пытался ответить каждому, но голос его постепенно слабел и умолкал. Нарутис хотел подбежать к Дундулису и крикнуть всем, что это неправда, сдержать суровый поток обвинений. Но внутренний голос говорил ему: не вмешивайся, не твое это дело, тебя не касается, молчи.

И вдруг в притихшей избе кто-то внятно произнес:

— Предлагаю избрать председателем Нарутиса.

— Почему? — коротко спросил Даунис.

— Прямой души человек. Без надобности и мухи не обидит. Нормы прежде всех выполняет, — проговорил тот же самый голос.

Нарутис смущенно огляделся. Он еще не совсем понял, о чем идет речь, но сердце его уже беспокойно забилось.

Сточкус, стоявший рядом с ним, крепко толкнул его локтем.

— Тебя в председатели поставим, слышишь?

Мурашки пробежали по спине Нарутиса. Он ушам своим не верил. И вдруг со всей ясностью почувствовал, что происходит нечто страшное, от чего надо защищаться безотлагательно, сейчас же. Он повернулся к дверям — они были запружены собравшимися.

— Предоставим слово кандидату Нарутису, — объявил Даунис.

Нарутис еще раз оглянулся и почувствовал слезы в горле.

— Чего только хотите… — пробормотал он, — хоть три нормы выполню. Я за советскую власть, как все. На гужевую повинность больше меня назначайте. На все я согласен.

В избе воцарилась тишина. Нарутис почувствовал, что слезы уже подступают к глазам.

— А председателем… — чуть не простонал он, — председателем — нет.

Даунис внимательно посмотрел на него.

— Боишься?

— Я?.. — Нарутис вздрогнул. — Бояться — нет. Только… — он перевел дыхание. — У меня дети… Я, верно, и жучка не задавлю, а тут… Простите вы меня… Не гожусь я, не понимаю ничего.

— Вот как! — воскликнул Даунис. — Люди тебе доверяют, во главе общества хотят поставить, а ты… Кулаков-саботажников тебе жалко, а? Ты прямо скажи.

— Не я им судья…

— Ну его к чертям, — загремел Даунюнас из своего угла. — Такой размазни нам не надобно.

Нарутис поднял голову и заметил, что собравшиеся молча расступились на две стороны, открывая ему дорогу. Оглушенный и смущенный, чувствуя на себе насмешливые взгляды, он вышел из избы. И вот идет по этой дороге один со своими мыслями…

— И что я им сделал? — бормочет он, унося в сердце глубокую обиду. — Весь свой век прожил, ни во что не вмешивался и… никто не мог меня попрекнуть…

Солнце уже село за лесом, когда Нарутис добрался до дому.

Он отправил старшего сына в ночное. Потом обошел сад, двор, заглянул на огород и, возвратившись в избу, тихо уселся за стол.

Нарутене принесла миску с забеленными клёцками и уселась рядом.

— О чем же вы там судили? — спрашивала она, погружая ложку в миску.

— Поймешь ты там… — буркнул Нарутис.

— Ничего хорошего… Видать, у людей только время отнимают.

Нарутис не отвечал. Поужинав, встал из-за стола, скрутил цыгарку и поплелся к кровати.

— В избе спать будешь?

— А то где ж?

— Может, с нами… на сеновале?

— Блохи кусают.

— Как хочешь, — не сразу сказала Нарутене, принимаясь убирать со стола. Потом кликнула детей и ушла с ними на сеновал.

Нарутис задул лампу и раскрыл окно. Струя холодного воздуха принесла в избу сладкий запах резеды, сдобренный острым дыханием руты. Тонувший в темноте сад как будто подошел поближе. Где-то далеко лениво тявкнула собака.

Нарутис сел у окна, подпер голову рукою и снова стал думать о собрании.

Ну, что же. Он считал себя правым, иначе не мог поступить. Что ему за дело? Он свой долг выполняет, и у других ведь тоже должна быть совесть!

Как постелешь, так и выспишься… Однако спокойствие не возвращалось к нему, и он с досадой понял: сегодня ночью ему не уснуть.

Вдруг он вздрогнул и прислушался. На дворе что-то хрустнуло. Он высунулся в окно и, напрягая глаза, стал всматриваться в темноту. Послышался глухой шлепок, кто-то перевалился через забор, потом осторожные шаги, всё ближе и ближе.

— Кто там? — спросил Нарутис испуганно.

— Тс-с, — зашипел чей-то голос.

Из мрака вырос силуэт человека. Нарутис отпрянул от окна.

— Кто это?

— Молчи. Отпирай. Свой…

Голос звучал тревожно. Нарутис, минутку поколебавшись, пошел к дверям.

Зажженная спичка осветила фигуру молодого парня. Нервным движением он вырвал спичку из рук Нарутиса. Однако Нарутис успел запомнить заросшие колючей бородой щеки и глубоко запавшие глаза неожиданного посетителя.

— Кто ты такой? — спросил Нарутис, чувствуя, как в сердце его борются страх и жалость. — Откуда ты?

— Воды дайте. Скорей, — шептал незнакомец. — Обождите, — воскликнул он, заметив, что Нарутис направился к двери. — Куда вы?

— Я кувшин хотел… с забора взять.

— Давайте ведро.

Нарутис нащупал в темноте ведро, из которого поили лошадей, и сунул неизвестному. Он слышал, как гость пил жадными глотками, проливая воду на пол. Остановился, выдохнул накопившийся в груди воздух и снова приник к ведру.

— Кто ты такой? — более смело спросил Нарутис.

— Не твое дело, — послышался голос из мрака. — Ты меня в глаза не видел, понимаешь?

Нарутис почувствовал, как мороз пробежал у него по коже. Он уже не раз слышал, что по ночам свирепствуют «лесные люди»: то тут, то там распространялись слухи о зверских убийствах новоселов, советских работников.

Но всё это происходило где-то далеко, в другой волости или в других уездах, и слухи об этом чаще всего казались недостоверными, выдуманными. Теперь же он, Нарутис, может быть, стоял лицом к лицу с одним из тех «лесных». Он вдруг вспомнил, как при вспышке спички что-то сверкнуло под полой у гостя.

«А что, если действительно…» — мелькнула у него мысль, сковывая холодком все члены.

— Теперь вот что… — снова заговорил гость. — Как мне в Видумеде попасть? Третий день кругом да около хожу… Новоселов, как поганок после дождя, развелось. Ну?

Нарутис осторожно откашлялся, подавляя дрожь.

— Вы через Шимбале пройдете… Тропинка от рябиновых кустов мимо сосны, что грозой ударило, — заговорил он, сам не узнавая своего голоса. — В трясину не попадите в темноте: соскользнет нога, тогда вечная память. Дальше по окраине Валакнине, мимо сада именьица Опене… Вот тебе и Видумеде.

На мгновенье воцарилась тишина. Гость, по-видимому, обдумывал слова Нарутиса.

— Если ты правильно указал, — заговорил он, — будет тебе благодарность, а если нет… — в голосе зазвучала угроза.

— Нет, что ты, ради бога… — забормотал Нарутис. — Ты мне ничего плохого, а я к путнику всем сердцем…

И, несмотря на страх, Нарутис вспомнил, что не было еще случая, чтобы у него в доме отказали голодному в куске хлеба, а путнику — в ночлеге. Так поступали отец и дед, тому и сам он учил своих детей.

— Погоди, — зашептал он, — ведь ты голоден…

И, не ожидая ответа, он зашел в избу, схватил в углу прикрытый полотенцем каравай и, вытащив нож, отрезал толстый ломоть, во всю длину.

— Бери… Пригодится.

Он почувствовал, как хлеб перешел в руки незнакомца. Нарутис поднял голову в ожидании благодарности, которая всегда ласкает слух дающего.

Но незнакомец уже исчез.

Долго стоял Нарутис во мраке сеней, чувствуя, как уходит из сердца боязнь, а ее место занимает удовлетворение человека, совершившего хороший поступок. Он закрыл дверь на засов, вернулся в избу и опять сел у окна.

В темноте казалось, что яблони протягивают ветки к самому окну.

«Сейчас светать начнет», — подумал Нарутис, вздрагивая от ночной прохлады.

Ему вдруг показалось, что никакого незнакомца он не видел, а всё это лишь дурной сон…

Прошла неделя, потом месяц, два…

Новый председатель апилинки Даунюнас повернул дела в деревне по-иному.

Вскоре их апилинку занесли на волостную «Доску почета».

На одного только Нарутиса крестьяне смотрели с усмешкой, которая могла растравить человека, словно острая горчица.

Сам Даунюнас постоянно говорил Нарутису:

— Ну, ты, божья коровка!

И Нарутис становился всё более замкнутым, хмурым: он, кажется, совсем запутался в сети неразрешимых загадок.

Ему оставалось только работать в своем хозяйстве со всем пылом, на какой он только был способен. Закончив одно дело, он с жадностью кидался на другое.

Впрочем, работы было по горло. Лето оказалось коварным и изменчивым. Каждый стог сена приходилось укрывать от дождя. А тут и рожь склонила колосья, и ячмень дал неважные всходы, и пшеничное поле уже орошалось осенним дождем. Нарутене вдруг заявила, что у нее совсем нет соли.

Да и самому хозяину до зарезу нужны были гвозди и железо на починку лемеха. Бросив всю работу, Нарутис запряг Серку и ранним утром покатил в город.

Улицы, которых он давно не видел, словно торопились показать ему свои обновки. Вместо развалин двухэтажного банка взаимного кредита, загромождавших улицу почти до середины, он увидел аккуратно сложенные ряды кирпича. Садик был очищен, там и сям стояли новые скамейки, выкрашенные зеленой краской. На перекрёстке, над дверями бывшего мануфактурного склада сверкали золотые буквы вывески нового кооператива.

Нарутис удивленно взглянул на здание гимназии — провалившаяся от пожара крыша снова гордо подымалась, блестя новыми черепицами, а стены, недавно еще закопченные дымом, сверкали ослепительной белизной.

— Вот оно как… — бормотал Нарутис.

И вдруг он увидел людей, густыми рядами направлявшихся к гимназии. Были тут мужчины, женщины, подростки и даже старики, с сурово нахмуренными бровями. Маленькая женщина вела за руки детей и взволнованно говорила:

— Вы глядите, в оба глядите и крепко запоминайте, чтобы… — голос ее дрогнул, — вы такими не были.

Дети бежали, стараясь не отставать и прижимаясь к матери. Нарутис стал озираться — нет ли знакомых, у кого можно спросить, что здесь происходит. И тут, словно посланный самой судьбой, на тротуаре появился старик Вайтекус, известный балагур и шутник. На этот раз он шел, глядя прямо перед собой, хмуро постукивая узловатой палкой по цементным плиткам.

— Дедка! — крикнул Нарутис. — Митинг, что ли, в гимназии?

— Суд, — ответил Вайтекус, не останавливаясь и не вынимая из зубов погасшей трубки. — Бандитов вешать будем.

И зашагал, не оборачиваясь.

Нарутис привязал коня на дворе кооператива, перешел улицу и раскрыл узорчатую калитку гимназии.

Все теснились в коридоре, который был уже переполнен. Нарутис локтями проложил себе дорогу в зал.

Здесь люди стояли вдоль всех стен, сидели на скамьях и на окнах. Кое-кто уже утирал пот рукавами домотканых сермяг и белыми женскими косынками, а напряженные взгляды людей были направлены туда, где находилась сцена.

Нарутис с трудом пробрался вдоль стены и встал между окнами. Прямо перед ним сидело четверо обвиняемых. Потупив глаза, они по-воровски отворачивались от собравшихся. Посредине сцены, на фоне спущенного занавеса, были видны сосредоточенные и спокойные лица судей. А еще дальше — лицом к обвиняемым — стояла высокая плечистая женщина. Она оттянула платок, утирая слезы, и Нарутис увидел лицо, изборожденное глубокими морщинами горя.

— Мы всё засеяли, — заговорила она, как видно, продолжая свою речь, прерванную слезами, — и садик с мужем разбили. В избе осталось только балки связать. А на прошлой неделе пришли они вшестером… начали всячески ругаться, а потом… мужа топором… — Снова слезы заглушили ее голос.

— Вы узнаете их? — спросил судья.

— Как облупленных их знаю, — твердо отвечала женщина. — Вот — она протянула руку — у этого на плечах куртка мужа. Сама своими руками ткала… Пусть скажет: откуда он ее достал…

Суровый ропот пробежал по залу. Женщина выступила вперед.

— Не ты ли стянул куртку с моего убитого мужа?.. Не ты ли грозил вырезать всех советских новосёлов и активистов? Отвечай!

Обвиняемый задергался, поднял голову и нагло устремил глаза в толпу. Видно было, что он храбрился из последних сил. Но взгляды собравшихся пронизывали его насквозь, и было ясно видно, как слабели его силы.

В глазах у него всё чаще появлялось выражение испуга. Его блуждающий взгляд метался по залу, ища опоры, пока не забрел направо и не остановился.

Нарутис вздрогнул от этого взгляда, внезапно чувствуя, как цепенеет всё его тело. Он долго смотрел на обвиняемого, теряя слабую надежду на то, что здесь какая-то страшная ошибка… Всё было напрасно. Недолго видел он это лицо, озаренное вспышкой спички, тогда, ночью, но память рисовала его так ясно, что не оставалось места для сомнений. Да, это был тот самый, тот самый…

Нарутис пошатнулся и оперся в стену. Ему показалось, что все смотрят на него сурово и недоуменно: почему он еще тут, вместе со всеми, а не рядом с подсудимыми, как их сообщник? И в ту же минуту он расслышал слова:

— … Тятенька за дверь убежал, а они догнали, а мама уже мертвая была… а потом опять пришли и вытащили Белюкаса из люльки и замахнулись на него… а этот вот говорил, что Белюкас большевистское отродье, что надо его головой об стенку, и тогда он кричать уже не будет…

В зале все молчали. Нарутис повернулся к говорившему. На сцене стоял худощавый подросток, с подвернутой штаниной, боязливо поглядывая на обвиняемых и как бы еще не веря в их бессилие.

Нарутис тихо повернулся к дверям и стал пробиваться сквозь толпу к выходу. Он понимал, что надо торопиться, а то он упадет тут же, на месте. Шел шатаясь, ничего не видя перед собой, как вол, получивший страшный удар между рогами. Когда добрел до дверей, его оставили последние силы. Он сел на цементное крыльцо гимназии, крепко сжал ладонями лицо и почувствовал, что тонет в глубоком забвении.

Пробудил его насмешливый голос Даунюнаса.

— Ну, божья коровка, что же это ты? Национал-бандитов жалко, а? Ну, поплачь, поплачь: слезы у тебя дешевые.

Нарутис поднял голову и только теперь заметил, что по его лицу действительно катятся слезы.

— Засудили их? — спросил он, стесняясь своего глухого голоса.

— Перерыв, — бросил Даунюнас. — Ну, слёз можешь не утирать — приговор ясный. Вот ведь дьяволы. Ведь тот, как его… Ну, в куртке, которую та баба ткала. Так вот, банду расстреляли еще в Аикаулауяй, а он, сатана, уцелел. И видать, сам бес помог ему перебраться в Видумеде, когда все дороги охранялись. У этих прохвостов есть еще дружки на хуторах. Чтоб их всех громом разразило!

Разгорячившись, Даунюнас размахивал сильными руками, готовясь еще что-то сказать, но вдруг замолчал, встретившись со взглядом Нарутиса.

— Ты что это? — пробормотал он. — Ты куда?

Нарутис стоял, выпрямившись во весь рост и смело глядя в глаза Даунюнасу.

— Пойду туда… в залу, — сказал тихо, но твердо. — Все выложу. Ведь это я… ломоть хлеба… Пусть все узнают. Если простят, надеюсь, ты подашь руку. Вот…

И повернул к дверям гимназии, оставив на крыльце изумленного Даунюнаса.

1946

В тексте 1 Кампининкас — безземельный крестьянин, не имеющий своего хозяйства.В тексте 2 Валакининкас — зажиточный крестьянин.

Проза Советской Литвы. 1940–1950. Вильнюс: Государственное Издательство Художественной Литературы Литовской ССР, 1950

literator.info