Ресторан строгого режима. Чем на самом деле кормят в тюрьме № 4. Хлеб в тюрьме

чем кормят заключенных в России, основной рацион питания

Что едят в тюрьме? В России питание людей, отбывающих наказание, гораздо хуже, нежели в других странах.

Пища, обычно, достаточно простая, без изысков, зачастую, некачественная.

...

Дорогие читатели! Наши статьи рассказывают о типовых способах решения юридических вопросов, но каждый случай носит уникальный характер. Если вы хотите узнать, как решить именно Вашу проблему - обращайтесь в форму онлайн-консультанта справа или звоните по телефону +7 (499) 703-51-67. Это быстро и бесплатно!

Еда в тюрьме

Завтрак

На завтрак заключенные получают кашу. Это или перловая, или овсяная каша. Раз в неделю люди, отбывающие наказание, могут получить пшенную кашу. Кажется, не так уж и плохо.

Но, это если кашу хорошо приготовить. В тюрьмах же еда обычно достаточно низкого качества. Каши приготовлены на воде и достаточно плохо.

Обед

Первое: щи из комбижира. Такие щи достаточно сложно съесть.

Второе: каша с вкраплениями мяса. Компотов нет, могут дать нечто, отдаленно напоминающее чай. Тоже не самый лучший вариант питания.

Ужин

Рыба с кашей. Рыба достаточно низкого качества, часто в ней попадаются даже черви. Каша практически такая же, как и на завтрак, плохо приготовленная на воде перовая или овсяная.

Хлеб в тюрьме дают крайне плохой, часто даже нет особых различий, какой из них белый, какой черный. Ведь мука, которую поставляют для этого хлеба, достаточно низкого качества, самая дешевая.

Минимальные нормы питания по закону

Согласно ст. 99 УИК РФ, существуют минимальные нормы обеспечения заключенных питанием. Приведем их в виде таблицы.

Название продуктов	Норма на 1 человека в сутки. Приводится в граммах.
Название продуктов	мужчины	женщины
Хлеб, изготовленный из смеси ржаной обдирной муки и пшеничной муки 1 сорта.	300	200
Пшеничный хлеб, изготовленный из муки 2 сорта	250	250
Пшеничная мука второго сорта	5	5
Различная крупа	100	90
Макароны	30	30
Мясо	90	90
Рыба	100	100
Маргарин	35	30
Растительное масло	20	20
Коровье молоко ( в миллилитрах)	100	100
Куриные яйца. Тут количество указано в штуках, которые заключенным даются за неделю.	2	2
Сахар	30	30
Соль	20	15
Чай	1	1
Лист лавровый	0,1	0,1
Горчица в порошке	0,2	0,2
Паста томатная	3	3
Картошка	550	500
Различные овощи	250	250
Соевая мука (текстурированная). Массовая доля белка не должна быть меньше 50%.	10	10
Сухие кисели	25	25
Сушеные фрукты	10	10

Как мы видим, рацион питания заключенных в России не такой уж и богатый.

Причем, в законе эти нормы прописаны, однако, не всегда заключенные люди получают нормальное питание.

Иногда бывает так, что поступившая в колонию еда очень низкого качества.

Важно! Конечно же, этого питания для заключенных бывает мало. Но заключенный может выбрать более качественное питание в случае наличия на счете денег.

Чем кормят в тюрьмах России?

Стоит отметить, что сейчас в тюрьмах России меню для заключенных одинаковое. Поставки продуктов централизованы. Существует несколько колоний, которые закупают продукты самостоятельно.

Питаются заключенные, в основном, крупами и макаронами. Также в меню есть такие овощи, как лук, свекла и капуста. Остальные овощи встречаются реже. Хлеб, зачастую, выпекается в местных пекарнях. Реже его привозят со стороны.

Также в рационе заключенных есть мясо. Но вот качество его достаточно низкое. Иногда его заменяют дешевыми сосисками или консервами. Свежие фрукты заключенные почти никогда не едят. Изредка завозят яблоки. Вместо этого заключенным выдают сухофрукты и томатную пасту.

Важно! Если у заключенного есть деньги, то он может получить лучшее питание. Ведь можно купить еду в местном магазине или покушать в отдельном кафе. В продаже имеются товары «с воли», например, чипсы, тортики, лапша быстрого приготовления. Такие различия часто обостряют отношения между сидельцами.

Конечно, питание в тюрьмах России достаточно низкокачественное.

В других странах люди, отбывающие наказание, питаются несколько больше и лучше.

Тем не менее, если у заключенного есть деньги, он может сам себе позволить лучший рацион питания.

Таким образом, можно подвести итог. В тюрьмах стандартный рацион примерно одинаков, за мелким исключением. Связано это с тем, что в некоторых местах закупка питания производится самостоятельно. Поэтому и меню будет слегка иным.

ug-ur.com

Горькая пайка. Чем кормят заключенных в разных странах

Мисо-суп, рыба, рис, салат из огурцов и редьки, лапша. В Японии заключенные получают традиционный для региона набор продуктов.

Один из вариантов обеда в британской тюрьме: мясо в лаваше, фасоль в томатном соусе, овощи, апельсиновый сок, виноградный напиток. Островной колорит можно найти в приложенном к набору печенье.

В Германии даже в тюрьме придётся есть сосиски.

Мексиканские заключенные едят примерно то же самое, что и небогатые мексиканцы на свободе: хлеб, салат, лук, фасоль, немного мяса, апельсины.

Обед из тюрьмы Филадельфии, США. Картофельное пюре с подливой, два небольших кусочка говядины.

Некоторые тюрьмы в США справляются собственной кухней, другие прибегают к услугам кейтеринговых компаний. Это – второй случай. То же мясо с картошкой, но теперь с простым салатом и фруктами.

Шериф округа Марикопа Джо Арпайо недавно исключил из меню всех заключенных в своей юрисдикции мясо, чтобы экономить деньги налогоплательщиков. Арпайо, который сам себя называет "самым лихим шерифом в мире", одно время пытался также заставить зэков самостоятельно оплачивать свою еду.

Такие обеды подавали заключенным американской тюрьмы "Алькатрас" в 1940–50 гг. Тогда начальником в этом учреждении работал Джеймс Джонсон, который исповедовал гуманные методы перевоспитания. Обнаружив старые рецепты, трапезу "Алькатраса" воссоздал в наши дни один из шеф-поваров Сан-Франциско.

Заключенные-смертники в американских тюрьмах часто имеют право заказать практически любое блюдо в последний день жизни. Серийный убийца Джон Уэйн Гейси предпочел жареные креветки, курицу из KFC (он там работал менеджером), картошку фри и немного клубники.

Узникам тюрем африканской страны Малави доступно только одно блюдо – нсима. Это что-то вроде затвердевшей маисовой каши. Вот так ее варят.

Суп-баланда, капуста, хлеб, компот – рацион заключенных колонии строгого режима в Красноярском крае. И не только там.

Те же блюда, но с доставкой. В российских СИЗО баланду развозят баландеры из числа заключенных в сопровождении сотрудника ФСИН.

А при желании, в российских тюрьмах можно заказать всевозможные разносолы, включая даже ресторанную еду. Продукты заказываются через тюремный «магазин». Для этого осужденный должен иметь деньги на своем расчетном счете или заказать может кто-нибудь «с воли».

В российских лагерях также имеются, так называемые, «ларьки», в которых располагающий определенной суммой арестант может заказать себе еду.

Но лучше не пробовать и ограничить свою любознательность этими фотографиями.

Использованы материалы

oleglurie-new.livejournal.com

Глава 10. Тюремная кулинария. Как выжить в тюрьме

Глава 10. Тюремная кулинария

«Нету сала, колбасы

Выпадаем на тасы»

(местный фольклор)

Как-то после обеда сокамерник, возвращаясь с допроса, притащил в камеру свежий номер газеты «Всеукраинские ведомости». В ней заместитель начальника Лукьяновской тюрьмы, некий Ванечка, отвечая на вопросы журналистов по поводу скотских условий содержания заключенных, был четок и по-военному краток: «Это всё бред и чушь… а пищу у нас проверяет санэпидемстанция».

Эх, поймать бы этого гада да покормить с недельку тем, что «проверяет санэпидемстанция», после чего ещё разок отправить давать интервью! Думаю, что тогда он запел бы совсем по-другому…

То, чем кормят заключенных, годится для чего угодно, но только не для желудка. Скотина скорее подохнет, чем станет жрать подобное пойло, замешанное на комбижире. Когда тюремная пища застывает, она каменеет настолько, что ею без труда можно забивать гвозди. Если, конечно, перед этим удастся отковырять баланду от тюремной тарелки.

Заключенные, регулярно заталкивающие в себя тюремное пойло, не ошибутся, если навсегда распрощаются с мыслью жить долго. При таком, с позволения сказать, «питании» печень и прочие внутренние органы за короткий промежуток времени выходят из строя и что хуже всего — без какой-либо надежды на восстановление. Новость, скажу прямо, не из приятных.

Не обязательно быть пророком, чтобы понять, что происходит внутри человеческого организма, когда в него загружают подобное дерьмо, поэтому дилемма «есть — не есть» существует постоянно. «Есть» — значит добровольно обречь себя на медленное, но верное самоуничтожение. «Не есть» — тоже, как будто бы, ни к чему хорошему не приводит. Нельзя ведь на несколько лет полностью отказаться от еды.

Прием пищи в тюремных условиях чем-то смахивает на мрачный языческий ритуал. Особенно ярко это видно после раздачи похлебки. Получив положенную ему пайку, арестант идет к параше и аккуратно сливает с тарелки всю жидкость, затем тщательно промывает оставшееся водой из-под крана. Затем снова сливает и снова промывает. Так продолжается до тех пор, пока из «блюда» не вымывается весь комбижир, который можно удалить. У некоторых, наиболее настойчивых пассажиров, на вымывание уходит около часа, после чего арестант с любопытством рассматривает содержимое тарелки, пытаясь ответить на вопрос: «Что там осталось, и что из всего этого можно есть?». За этим начинается второй этап знакомства с обедом. Из тарелки изымаются гнилые и прочие подозрительные кусочки пищи. Учитывая тот факт, что тюремная пайка не такая уж и большая, нетрудно догадаться, что остается в миске после всех этих манипуляций. Теперь можно перейти к третьему, заключительному третьему этапу приготовления пищи. Необходимо сделать это съедобным. Одни заливают содержимое горячей водой, другие тщательно его перемешивают, добавляя в тюремную пайку продукты, переданные с воли. В этой части всё зависит от фантазии и кулинарных способностей каждого конкретного арестанта.

Так как я регулярно получал продуктовые передачи, то когда заканчивались продукты, мог позволить себе поголодать несколько дней. Навыки йоговского голодания, которое я время от времени практиковал на свободе, пригодились в тюремных условиях. Правда, на воле продолжительность голодовки редко превышала пять — шесть дней (не считая дней, потраченных на подготовку к ней и выход из голодовки). В тюрьме максимальное время, когда я не принимал пищу, пил только воду и ничего более, составило восемнадцать дней. При этом я чувствовал себя вполне сносно.

В некотором смысле голодать в тюрьме значительно легче, чем на свободе. Там, на воле, слишком уж много соблазнов. Помню, стоило мне только начать голодовку, как меня тут же приглашали то на чей-то день рождения, то на шашлыки, то ещё на Бог знает что, как правило, плавно переходящее в обжираловку по полной программе. В тюрьме таких соблазнов нет, и голодовки психологически переносятся значительно легче.

Несмотря на то, что голодовки в заключении часто приходилось начинать явно не по собственной инициативе, я всегда рассматривал их исключительно с лечебной точки зрения, пытаясь использовать голодовки как средство для очищения организма и ни разу не превращал их в некий политический акт протеста против скотских условий содержания заключенных, потому что прекрасно понимал — голодовкой в этой стране никого не удивишь и ничего не добьешься.

Как только заключенный начинал качать права и объявлял о своем решении начать голодовку, его вызывали на «беседу», во время которой арестанту популярно разъясняли, что подобная выходка является грубейшим нарушением тюремного режима. Для того, чтобы объект лучше усвоил, что ему говорят, аргументы тюремщиков подкреплялись незатейливыми ударами резиновой дубинкой. Если же арестант продолжал упорствовать, его возвращали обратно в камеру, а у сокамерников отбирали продукты и лишали пищи, несмотря на то, что как раз они-то голодать явно не собирались. Подождав несколько дней, пока сокамерники попытаются уговорить упрямца «прекратить ломать комедию» и вправят ему мозги подручными средствами (например, медным тазиком по голове), заключенного переводили в так называемую камеру для голодающих с такими условиями содержания, что предыдущая камера вспоминалась не иначе как Рай.

Возможностей умереть в тюрьме сколько угодно, но только не во время запланированной голодовки протеста. Руководству тюрьмы совершенно не нужна дополнительная головная боль на пустом месте. Когда состояние арестанта приближается к критическому, и он, по мнению тюремного персонала, имеет шанс реально перебраться поближе к Богу, на заключенного надевают наручники и насильно, через резиновый шланг, закачивают в глотку вонючее тюремное пойло. Смею заметить, что это не самая приятная процедура, сопровождаемая веселым подбадриванием «кормильцев» и лаем собак. После чего тюремщики, облегченно вздохнув, рапортуют начальству о благополучном завершении голодовки, о том, что упрямец «побаловался и угомонился», заняв положенное ему место в тюремном строю. Что касается возмутителя спокойствия, то его, с дикими судорогами в животе, отправляют на перевоспитание в камеру человек на сорок, чтобы был под контролем и не учудил чего-нибудь лишнего.

Ну как — тебе нравится подобная перспектива? Совсем другое дело, когда голодаешь молча и не кричишь об этом на каждом углу. В этом случае никто не помешает тебе сделать с собой то, что ты посчитаешь нужным. Логика тюремщиков непробиваема. Раз арестант не ест — значит, не хочет, нет аппетита. Проголодается — будет жевать тюремную пайку как миленький. Если он при этом отдаст Богу душу — значит, судьба.

Особая гордость тюремного руководства называется «хлебопекарня». О том, что в недрах Лукьяновской тюрьмы пекут свой собственный хлеб, рапортуют на каждом шагу и при каждом удобном случае вне зависимости от того, надо оно или не надо. Все проверяющие ведут себя одинаково — глубокомысленно вращают глазами по часовой стрелке, угукают и, как попугаи, послушно кивают головами с напыщенным видом.

После того, как я впервые попробовал тюремный хлеб, у меня появилась идея фикс — передать буханку такого хлеба на экспертизу и узнать, из чего он в конце концов состоит. Как долго, в какой пропорции и с чем нужно мешать муку, чтобы появилось подобное чудо кулинарного искусства. Одно время я его пытался есть, затем перестал, и вовсе не потому, что мне надоело мучное. Согласитесь, не очень приятно наблюдать, как сокамерники, с аппетитом поевшие тюремный хлеб, время от времени выковыривают из зубов осколки стекла вперемешку с кусочками мусора.

Откуда в тюрьме взялась хлебопекарня и где конкретно она находится, никто из заключенных толком-то и не знал. Ходили упорные слухи о том, что её хозяин сидит где-то неподалеку от нас в благоустроенной одиночной камере со стенами, обитыми деревянной вагонкой, и за то, чтобы ему сиделось относительно комфортно, хлебопекарня поставляет на Лукьяновку хлеб. Не знаю — соответствовало ли подобное утверждение действительности или нет, но оно, по крайней мере, кое-что объясняло. Например, то, почему данный продукт продолжает регулярно поступать в тюрьму, несмотря на то, что мистер Икс, финансирующий производство тюремного хлеба, стремится максимально снизить его себестоимость. Складывалось устойчивое мнение, что этот некто с превеликим удовольствием прекратил бы выпекать вышеназванную продукцию. Если бы, конечно же, мог…

Впрочем, без хлеба жить еще можно, чего вовсе не скажешь о воде. Без нее человеческий организм чувствует себя как-то не совсем уютно. Когда я попросил адвокатов принести мне бутылку самой что ни на есть обычной воды, они совершенно ничего не поняли, и мне долго пришлось втолковывать в их умные головы, зачем мне понадобилась эта бесцветная прозрачная жидкость.

— У вас что — в камере нет воды?

— Есть.

— ?

Чтобы понять суть моей просьбы, необходимо хоть немного пожить в тех камерах, по которым мне суждено было скитаться. Бесспорно, Лукьяновская тюрьма выгодно отличается от подольского КПЗ тем, что заключенные имеют возможность в любое время суток пользоваться краном с холодной (и только холодной) водой, находящимся неподалеку от двери внутри, а не снаружи тюремной камеры. На КПЗ такой возможности не было. Там труба с водой торчала внутри камеры, но сам кран находился в коридоре. Поэтому каждый раз, когда возникала потребность в воде, приходилось звать надзирателя и просить, чтобы он включил воду. Включать же её или нет, зависело исключительно от хорошего настроения надзирателя.

Вместе с тем, и на КПЗ, и на Лукьяновке у воды есть нечто общее — это техническая вода, по большому счету совершенно не пригодная для питья. После перевода из КПЗ в Лукьяновскую тюрьму появилась возможность кипятить воду при помощи кипятильника. Однако сколько её не кипяти — неприятный привкус остается всегда. Вода течет из-под крана, окрашенная в бледный мутно-ржавый цвет и какая-то жирная что ли, скорее всего из-за примеси технических масел. Можно только догадываться, по каким трубам и где она протекала, прежде чем попасть в камеры к заключенным.

На свободе, в вихре земной суеты, как-то не принято вспоминать о том, что человеческая жизнь протекает над бездной. О том, что ничтожно короткий промежуток времени, отмерянный нам, является в действительности балансированием на лезвии бритвы. Одно неосторожное движение — и ты сходишь со сцены. О том, что абсолютно всё, с чем приходится сталкиваться сегодня — закономерный результат совершенного нами вчера, потому как законы причинно-следственной связи едины во всех мирах — будь то реинкарнация или самый что ни на есть банальный прием пищи во время обеда.

То, что приходится есть, никогда не бывает нейтральным. Еда либо яд, либо лекарство. Понятия «вкусно» и «невкусно» придумали повара, изобретающие на кухне всё новые и новые блюда, соревнуясь друг с другом, как более искусно травануть ближнего своего. Указанные понятия отражают исключительно субъективное отношение рецепторов человеческого организма к принимаемой ими пище, а вовсе не раскрывают её реальную суть. На самом деле существует только понятие целесообразности в выборе продуктов питания и полезности их для каждого конкретного организма, потому как от того, что человек ест, как ест, в какое время и в каких пропорциях, зависит — удлиняет ли он срок своей жизни или, наоборот, сокращает.

Подумать только — сколько всего понавыдумывали грамотные homo sapiens, изощряясь в способах уничтожения собственного организма! Об алкоголе, курении и наркоте говорить не приходится — это очевидно. Казалось бы, нет всего этого добра за решеткой в таком изобилии, как на свободе. Так угомонись, подумай о своем здоровье. Однако, не тутто было! В камере, где и так никогда не бывает свежего воздуха, сокамерники умудряются пропустить сквозь легкие неимоверное количество, как правило, самого дешевого никотина, невольно заставляя некурящих арестантов заглатывать это дерьмо вперемешку с жалкими остатками кислорода. Наиболее удачливые экземпляры набивают косяк или (что случается значительно реже) забиваются в угол, разливая по тромбонам купленную у тюремщиков водку.

Самым популярным арестантским напитком традиционно считается чифир. Пьют его довольно часто и во всех камерах. Несмотря на кажущуюся простоту приготовления (завариваешь большую пачку чая в поллитровой емкости, даешь настояться, пока жидкость не загустеет, словно кисель, и — вперед), существует немало различных рецептов его приготовления. Конечный результат, правда, примерно один — сердце раненой птицей бьется в груди, а глаза ненавязчиво выпрыгивают из орбит. Мозги мутнеют, и удовлетворенный арестант громко чавкает ртом. Отдельные пассажиры для усиления эффекта предварительно заглатывают пятнадцать-двадцать таблеток димедрола (или валидола, в зависимости от того, какие именно таблетки удается насобирать, выпрашивая их по одной во время ежедневного обхода лепилы) и счастливы от этого неимоверно. Представляю, что они глотали, разгуливая на свободе.

К слову, чифир — не просто напиток. Его как-то не принято пить в одиночку. Церемония распития чифира — это коллективная процедура, внешне чем-то смахивающая на древний обряд краснокожих апачей. Подобно выходцам из диких прерий, пускающих по кругу трубку мира, арестанты неторопливо пускают по кругу тромбон с чифиром, активно перетирая косточки братьев по разуму. Попутно обсуждаются различные стороны тюремного бытия. Не удивительно, если после очередного чифиропития кто-то окажется на параше, а кто-то переедет на соседние, более престижные и удобные нары. Надо ведь чем-то разнообразить скучную тюремную жизнь, а так — за шутками-прибаутками — время летит веселей (что тоже немаловажно для мест «не столь отдаленных»).

Как ни крути, а тесный мир тюремной камеры в точности повторяет просторный мир всего человеческого общества. Что поделаешь — законы человеческой стаи везде одинаковы, разве что здесь они проявляются более остро. Один пытается править, другой безропотно моет горы грязной посуды, радуясь окурку импортной сигареты, третий дает советы. Где-то я уже нечто подобное видел…

Предположим, заключенные редко покидают пределы тюремной камеры, в которую заточены — ну так и что? Вам там, на свободе, тоже не всегда удается преодолеть земное тяготение и покинуть пределы планеты Земля. Так что не сильно нос задирайте. К тому же у нас есть вполне реальный шанс вскоре поменяться местами.

Вне зависимости от того, где находится человек — в космосе или под водой, за решеткой или в комфортабельном отеле на берегу океана, — его тело состоит из того, что он ест. Другими словами, если люди едят дерьмо, то из дерьма они и будут состоять. Правда, проявляется это не сразу, а спустя какое-то время. Обычно, полное изменение человеческого организма происходит в течение семи лет.

Каждое мгновение что-то меняется в нас, и этот процесс изменений не прекращается ни на миг. Начавшись задолго до нашего рождения, он не прервется даже после физической смерти, ведь человек не существует сам по себе, а является неотъемлемой частью Вселенной, которая может изменить материальную форму, но погибнуть — никогда. Посмотри на себя внимательно. Разве ты тот, кем был раньше? Тебе больно осознать и признаться самому себе в том, что того, другого, давным-давно не существует, и то тело, которым ты обладаешь сегодня, имеет не так уж много общего с тем телом, которое принадлежало тебе лет десять назад? Ты можешь, как страус, зарыть голову в песок и жить какое-то время, не задумываясь об определенных вещах. Затем задуматься всё же придется, и ты обнаружишь, что всё то, из чего состоял твой организм семь лет назад, теперь превратилось в траву, в тело животного, в землю или обрывки бумаги, гонимые ветром по пустынной улице. Ты же впитал в себя то, что на протяжении последних семи лет тебя окружало.

Невозможно остановить изменения в собственном организме, но влиять на этот процесс, направляя его в нужное русло, конечно же, можно. В первую очередь, с помощью физических упражнений и жесткого контроля над принимаемой пищей, которая всегда должна соответствовать поставленным целям.

В некотором отношении нам повезло. Мы относимся к тем заключенным, о которых ещё не забыли на воле и которые один раз в две недели получают продуктовые передачи весом в восемь килограммов. Почему именно восемь, а не семь или девять, вряд ли кто-либо в состоянии объяснить. Здесь (как и во многих других тюремных вопросах) логика отсутствует напрочь. В этом убеждается каждый, кто читает в тюремном предбаннике, что можно передавать заключенным, а что нельзя. Впрочем, невзирая на козни твердолобых тюремщиков, у нас есть возможность участвовать в формировании этих самых восьми килограммов чудом сохранившихся в категории «можно». По крайней мере, мои родные регулярно, через адвокатов, интересовались у меня: «Что передать?». Правда, то, что всякий раз приходило в голову в качестве ответа на поставленный вопрос, мне так и не принесли. Я имею в виду достаточное количество динамита, чтобы поднять на воздух данный архитектурный памятник…

В каждой тюрьме свои приколы. Например, в Днепропетровске консервы не входят в пищевую передачу, и их можно передавать заключенному сколько душа пожелает. Но это в Днепропетровске. В Киеве твоих родных не поймут, если им придет в голову принести консервы в тюрьму. из-за ворот прокукарекают: «Не положено,» — и захлопнут перед носом тюремную форточку.

Вряд ли возможно составить идеальные рекомендации, какими должны быть тюремные передачи, по причине того, что запреты и порядки в разных тюрьмах не только разительно отличаются друг от друга, но и в пределах одной тюрьмы имеют свойство меняться, подстраиваясь под настроение местных царьков. Те же, в свою очередь, чудят как хотят, зная, что никто их не контролирует и контролировать не собирается. Вместе с тем, поделиться некоторыми соображениями с теми, кто пока ещё на свободе, думаю, стоит, потому как далеко не все имеют за плечами тюремный опыт, и далеко не у всех есть знакомые, способные вовремя дать квалифицированный и полезный совет.

Итак, оттолкнемся от того «места не столь отдаленного», в котором мы очутились. В Лукьяновской тюрьме раз в две недели, как мы уже говорили, разрешена продуктовая передача весом в восемь килограммов и вещевая, теоретически не ограниченная по весу. Подчеркиваю — теоретически. На практике всё выглядит несколько по-другому. Что принимать, а что нет, и сколько оно должно весить, будет решать тюремщик, стоящий по ту сторону тюремной форточки, исходя из своего «глубокого внутреннего убеждения».

Когда вы покупаете для заключенных продукты и вещи, пожалуйста, делайте это осмысленно, а не по принципу — лишь бы купить и отмахнуться. То, что на воле кажется абсолютно незначащим, может быть важным в тюремной камере, как, впрочем, и наоборот. Представьте себе хотя бы на миг, что это вы сидите за решеткой и на то, что вы купите, вам предстоит прожить ближайшие две недели до следующей передачи. Тем более, что растянуть восемь килограмм на четырнадцать дней удается далеко не всегда. Чаще всего переданных продуктов хватает на первые восемь — десять дней, затем приходится садиться на вынужденную диету. Хорошо, если все сокамерники регулярно получают передачи, а если нет? Ты ведь не станешь есть в одиночку (особенно, в маленькой камере) в то время, когда друзья по несчастью с завистью будут смотреть на тебя голодными глазами. Я понимаю — ты никому ничем не обязан и никто не сможет заставить тебя отдать кому-либо то, что принадлежит только тебе. Однако ты наверняка поделишься с другими тем, что у тебя есть. Хотя бы из элементарной жалости к неимущим. Из человечности. Из неписаных законов тюремного братства, несмотря на то, что это уменьшит твой и без того скудный запас продуктов.

…Из числа выручающих в экстремальных ситуациях продуктов я бы, в первую очередь, назвал сухофрукты. Такие, как курага, изюм или чернослив, к примеру… Они не требуют какой-либо специальной обработки перед употреблением в пищу. Их удобно хранить, из них арестант может сварить компот, если, конечно, у него есть кипятильник и возможность вскипятить воду. Используя сухофрукты, можно приготовить различные целебные смеси на основе меда и лимонника, которые, если повезет, тюремщики иногда пропускают. Недостаток сухофруктов только в том, что они дорого стоят и не каждый может позволить себе их купить.

Обычно в передачу вкладывают сыр, орехи, одну или две упаковки масла, сухари, если позволяет вес — свежие овощи или фрукты. Многие арестанты заказывают родственникам сало и сухую колбасу, однако это уже вопрос личных пристрастий и привычек, принесенных в тюрьму со свободы. Одни люди любят одно, другие — другое.

Что касается меня, то вот уже несколько лет я не ем мясо и жалею, что не отказался от него раньше. И с физиологической, и с религиозной точек зрения употребление в пищу убитых животных ни к чему хорошему не приводит. Мой собственный опыт, как и опыт других людей, изучавших этот вопрос, окончательно убедили меня в правильности взглядов тех, кто рассматривает мясоедение как вредную генетическую привычку, приводящую к ускоренному изнашиванию и старению организма.

О свинине и вовсе разговор особый. Советую подумать как-нибудь на досуге, отчего практически все религии мира категорически запрещали своим последователям употреблять в пищу свинину. Тем более, что в тюрьме у нас свободного времени валом.

Ты только не подумай, что я собираюсь кого-то в чем-либо переубеждать. Не вижу ни малейшего смысла в том, чтобы вступать в спор и доказывать собственную точку зрения. Кому? Ради чего? Можно во всю глотку кричать о том, что вредно, а что нет, но до тех пор, пока человек сам этого не поймет, не почувствует внутренней потребности перестроить свой собственный организм, убеждать его — напрасная трата сил, энергии, времени.

Невозможно заставить кого-либо стать вегетарианцем насильно. Это, по меньшей мере, глупо. Вегетарианство — часть образа жизни, проявление в материальной жизни особого взгляда на мир. Если рядом с тобой в камере оказался человек, смотрящий на Вселенную по-иному, чем ты, поверь — не стоит лезть к нему в душу с расспросами, этим ты только оттолкнешь его от себя. Не навязывай ему те продукты, которые он, в силу определенных причин, не употребляет. Грубое, навязчивое поведение может быть расценено не иначе, как оскорбление. Если сосед по камере посчитает нужным — он поделится с тобой своими мыслями, если нет — это его право. В бытовых ситуациях многие люди, почувствовав дискомфорт, замыкаются в себе, отгораживаясь от назойливых и зачастую примитивных вопросов окружающих ничего не значащими фразами, переводя разговор на другую тему.

То, что я вегетарианец, всегда радовало моих сокамерников — им не было нужды делиться со мной салом и колбасой, но из вежливости предлагали всегда. «Поешь, хватит понты колотить. Выйдешь на свободу — будешь отказываться, а здесь условия особого рода,» — убеждали меня сокамерники, зная, что в любом случае я откажусь, несмотря на то, что (особенно в первое время) было достаточно тяжело. В тюремных условиях я ещё более сузил и без того узкий круг принимаемых в пищу продуктов. Затем мой организм освоился, и я рад, что в первые месяцы заключения выдержал это, пусть и небольшое, но испытание.

В продуктовые передачи принято вкладывать растворимый кофе в пакетиках и обязательно чай. Одним больше нравится, когда передают чай россыпью в стоили двухсотграммовых пачках — удобно заваривать крепкий чай и варить чифир. Другие предпочитают более цивилизованный вариант, когда различные сорта чая расфасованы в одноразовые пакетики. Одного такого пакетика вполне хватает на две кружки чая, а остывшие фруктовые чаи с удовольствием можно пить как напиток. Собственно говоря, нечто подобное и продается в супермаркетах по ту сторону колючей проволоки.

В передачи часто вкладывают дешевую вермишель быстрого приготовления, судя по этикеткам, малопонятного вьетнамо украинского происхождения. Готовить её легко и удобно — залил горячей водой, подождал, пока вермишель набухнет, вобрав в себя воду, и жуй себе потихонечку, ворочай челюстями. Тем более, что есть её действительно можно. Особенно в тех случаях, когда ничего лучшего поблизости нет. Правда, после того, как регулярно поешь её какое-то время, начинаешь понимать, какая это, в сущности, гадость.

Вне зависимости от того, курит арестант или нет, ему передают блок или два дешевых сигарет, по возможности, с фильтром. В тюрьме сигареты выполняют роль денег. За несколько сигарет с тюремщиком можно договориться погулять в тюремном дворике размером на пару метров больше положенного и несколько дольше обычного. За сигареты можно договориться с сокамерником, чтобы он постирал твои грязные вещи, заплатить ему за какую-то вещь или услугу. Сигаретами можно поделиться с приятелями, но раздавать их налево-направо не принято — тебя не поймут.

Вышесказанное вовсе не означает, что в камере нет денег. У многих на крайний случай всегда припрятана, как минимум, двадцатка долларов, однако никто, включая наиболее тупых пассажиров с явными признаками болезни Дауна на лице, не станут афишировать это. Если во время обыска найдут деньги, появится, прямо скажем, реальный шанс остаться без почек и провести ближайшие дни в местном карцере. Наличие у заключенных денег, часов, ножниц, одеколона и много чего ещё рассматривается за решеткой как грубейшее нарушение тюремного режима, а любое нарушение влечет за собой наказание. Там, на свободе, среднестатистические граждане планеты Земля вряд ли могут себе представить, что за такие привычные в быту мелочи могут, не задумываясь, покалечить, дабы другим не повадно было.

За решеткой особый мир. В тюремных камерах нет ни плиты, ни микроволновки, ни много ещё чего из того, что мы привыкли видеть дома на кухне. Время от времени заключенные пытаются соорудить некоторое подобие плиты в виде изогнутой спирали, сделанной из разобранного кипятильника. На какое-то время сие дитя тюремной фантазии облегчает процесс приготовления пищи до тех пор, пока добровольно не перегорает или принудительно не изымается во время обыска, потому как из электроприборов тюремное начальство нормально воспринимает только кипятильник — вещь незаменимую в тюремном быту. При помощи кипятильника варят всевозможные супы и каши в тюремной шлёмке или тромбоне.

Процедура приготовления горячей пищи не отличается особой сложностью — в вышеназванную тюремную посуду заливается вода, засыпается что кому надо, туда же вставляется кипятильник — и содержимое, предварительно доведенное до кипения, варится нужное время. Процесс несложный и, в некотором смысле, коллективный, учитывая тот факт, что в камере розетка одна, а кушать или чайку попить хочется всем. Вот и торчит из розетки бесчисленное количество оголенных проводов. Арестанты толпятся вокруг них круглые сутки, наступая друг другу на ноги и периодически подпрыгивая от ударов тока. Тюремщики всё видят, всё понимают и по-прежнему упрямо запрещают передавать заключенным с воли тройники и удлинители. Арестанты, в свою очередь, упрямо проносят в камеры эти самые тройники и удлинители, добытые нелегальным путем в обход тюремных запретов.

По складу характера тюремщики — весьма любознательные существа. Их хлебом не корми — дай порыться в вонючих тюремных шмотках. Во время бесчисленных обысков (иногда по несколько раз на день) надзиратели проявляют недюжинную изобретательность, стремясь найти и отобрать у заключенных понравившиеся им предметы. Арестанты напрягают фантазию, как бы всё получше да спрятать (такое впечатление, словно из заключенных готовят профессиональных разведчиков для заброски на вражескую территорию). Вот так, в страстях и хлопотах, и протекает тюремная жизнь — одни ищут, другие прячут. Одним словом, все при деле.

Ещё один тюремный прикол можно озаглавить словом «товарка». Заключенному периодически приносят в камеру список вещей и продуктов, среди которых он выбирает то, что хотел бы приобрести. Список сам по себе скучный, без какого-либо намека на разнообразие и оригинальность. Дабы читающий его не сильно раскатывал губы, в правилах Лукьяновской тюрьмы черным по белому сказано: заключенный, имеющий на тюремном счету деньги, имеет право потратить не более пятнадцати гривен в месяц, что на сегодняшний день составляет (в зависимости от колебаний курса) примерно то ли три, то ли четыре американских доллара. Кто установил это идиотское ограничение и для чего — как обычно, никому неизвестно, но тюремщики тщательно его соблюдают.

Вместе с тем, от отмены вышеназванного ограничения выиграли бы и заключенные, и тюремщики, как минимум, по следующим причинам:

— заключенные получили бы возможность питаться значительно лучше, в результате чего они были бы менее озлоблены. Сытый человек менее агрессивен, нежели голодный, а значит, уменьшилось бы количество тюремных конфликтов;

— как я посмотрю, среди заключенных немало обеспеченных людей, которые с удовольствием полностью отказались бы от тюремной баланды. Впрочем, выходцы из малообеспеченных слоев общества также тратили бы не пятнадцать гривен ежемесячно, а, как минимум, в раз пять больше. Следовательно, тюрьма сэкономила бы деньги за счет уменьшения затрат на приготовление тюремного пойла и неплохо заработала бы на объемах продаж как продуктов питания, так и полезных за решеткой вещей.

Однако это всё лирика. Мечты, мечты… Никому нет дела до того, как улучшить арестантскую жизнь, пусть даже и за счет самих арестантов. Тюремщикам глубоко наплевать на увеличение каких-то там объемов продаж, на какую-то прибыль… Они и так неплохо зарабатывают. Чем больше дефицита в тюрьме и чем больше у заключенных проблем — тем больше денег крутится в теневом обороте.

Что-то мы заболтались. Самое время сварить рис в тюремном тромбоне. Слышишь, романтик с большой дороги, к тебе обращаюсь! Сделай любезность — притормози возле двери и прикрой спиной сечку, чтобы попкарь не попалил, пока я заточкой лук порежу. Ты её, кстати, под какую газету засунул? Вон под ту, со статьей о различных диетах, гербалайфах и сжигателях жира? Ну и чудят же там, на свободе! Какой только чепухи не понапридумывают в то время, когда всё гениальное просто. Достаточно помочиться на дверь райотдела — и уже через пятнадцать суток десяти — двенадцати килограммов как ни бывало. Дешево и эффективно. Выйдешь на волю раньше меня — не забудь запатентовать как средство для похудения.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

public.wikireading.ru

Ресторан строгого режима. Чем на самом деле кормят в тюрьме № 4

«Основной рацион — каша: на завтрак, на обед, на ужин. Котлет и жаркого я не видел ни разу».

На днях пресс-служба МВД опубликовала пресс-релиз о выездном заседании общественного совета при МВД в тюрьме № 4 Могилева. В общем-то, отчет как отчет с подобных мероприятий. И наверняка само событие, да и пресс-релиз этот остались бы незамеченными, если бы не одна фраза в нем.

В состав общественного совета входит депутат Палаты представителей Ирина Дорофеева. После дегустации тюремного обеда (согласно пресс-релизу, в этот день были суп, жаркое с соленым огурчиком, компот из сухофруктов и хлеб) певица сказала буквально следующее: «Питание на высшем уровне, как в ресторане, признаюсь честно, я даже попробовала — очень вкусно».

Слова Дорофеевой спровоцировали появление в интернете различных фотожаб — типа этой.

Или этой.

Или вот такой.

Ну и без шуток, конечно же, не обошлось: «Шеф-повара лучших мировых ресторанов записываются в очередь, чтобы посетить мастер-классы виртуозов кухни могилевской тюрьмы».

Насколько в реальности хороша еда в исправительном учреждении, Naviny.by рассказал человек, который был посетителем этого «ресторана» более трех лет — кандидат в президенты на выборах 2010 года Николай Статкевич:

«В Могилеве комплексная тюрьма. Крытая тюрьма — для особо серьезных преступников, которые сидят по камерам за исключением времени для прогулки. Еще там большой следственный изолятор и арестная зона для людей, которых привезли на несколько месяцев. Все эти три категории осужденных не ходят ни в какую столовую. Они принимают пищу в камере, еду передают через специальное окошечко в двери.

Пищу раздают другие осужденные, те, кто сидит за незначительные преступления. Это небольшой отряд, несколько десятков человек. Вот у них есть своя столовая. Думаю, что госпоже Дорофеевой показали именно её. И, по-видимому, ее угостили каким-то уникальным обедом, специально для нее приготовленным.

За три года и четыре месяца в этой тюрьме я ни разу не видел котлеты, жаркого, компота и риса. Соленые огурцы бывают — несколько месяцев в году. Бывает и капуста на протяжении полугода. Других овощей там нет. Они все заменены кашами.

Каша — это основной рацион в этой тюрьме. На завтрак каша перловая или овсяная, раз в неделю — по воскресеньям — пшенная. На обед на первое щи из комбижира, которые очень тяжело кушать, на второе — каша с вкраплениями мясного. Компотов не бывает. Дают что-то похожее на чай.

На ужин рыба с кашей. Но рыба из разряда для питания пушных зверей. Мне часто в ней попадались черви.

А вот каши действительно готовят хорошо.

Пшенная каша — это была самая вкусная еда. Овсяную кашу с удовольствием тоже съедал. В тюремном ларьке можно было купить бутылку подсолнечного масла и добавлять его в каши.

Рядом с тюрьмой находится колония. И хлеб для осужденных тюрьмы пекут в этой колонии. Хлеб очень плохой. В нем все время попадались большие комки непропеченной муки. Мука низкого качества. Белый хлеб и черный тяжело различить между собой — они одинаково серого цвета.

Как правило, когда в тюрьму приезжает какая-то комиссия, питание зэков кардинально улучшается».

Еще один бывший заключенный могилевской тюрьмы № 4 анархист Николай Дедок также не вспомнил в меню фуа-гра и печеных перепелов:

«Что касается жаркого, котлет и компота — это фантастика. За 2,5 года в могилевской тюрьме мне ни разу не давали котлет или рисовой каши. Компот, правда, был пару раз. Обычно рацион таков: тушеная капуста, картофельное пюре (временами жидкое), перловая и овсяная каши. Раз в неделю — пшенная каша. В еду обычно добавляли тушенку или кусочки колбасы. Два раза в неделю — молочный суп. На неделю также выдавалось 500 г молока и 2 яйца. На ужин — немного рыбы. На сутки на человека 20 г сахара.

Самое тяжелое время: с апреля по август. В эти месяцы не давали овощи. Каждый день перловка. Хлеба было достаточно, но он плохого качества.

При этом должен сказать, что среди шести исправительных учреждений, в которых мне доводилось бывать, в могилевской тюрьме питание отнюдь не самое плохое».

Автор: Александр ВАНКОВИЧ

n1.by

Российские заключенные питаются хуже, чем при царе | Статьи

Если посмотреть на рацион российских исправительных заведений за 130 лет, можно сделать вывод, что Надежда Толоконникова и Мария Алёхина будут питаться примерно так же, как неработающие народоволки в царской тюрьме XIX века, но менее калорийно, чем девушки-эсерки в начале XX. И только яйца, молоко и кисель будут отличать их рацион от пайки выполнявших норму заключенных в колониях НКВД. Правда, работать они будут значительно меньше.

Осужденные участницы Pussy Riot сейчас находятся на этапе по пути в исправительные колонии. По информации «Известий», Толоконникову повезут в 14-ю колонию в Мордовию, где сидела юрист «Юкоса» Светлана Бахмина, а сейчас отбывает срок за убийство националистка Евгения Хасис. Алехина отправится в колонию № 32 в Пермский край.

Кормят сейчас в колониях по приказу № 125 Министерства юстиции (2005-й год), который определил в том числе и нормы питания во всех российских исправительных колониях.

Паек похож на гулаговский и уступает царскому

125-й приказ изменил нормы питания, которые действовали с 2001 года. Главные изменения — появилось разделение паек на «женскую» и «мужскую» (женская меньше). Кстати, в основной рацион ФСИН в 2005 году впервые в российской истории попали яйца (две штуки в неделю), 100 мл молока, горчичный порошок и 10 г сухофруктов — что пополнило рацион витаминами и микроэлементами.

Предыдущий рацион заключенного — введенный Минюстом в 2001 году — трудноотличим от нормы довольствия № 2 зэка образца 1939 года, который должен был для ее получения достичь определенной нормы выработки. Реальность, скорее всего, будет в пользу современных исправительных учреждений — нормы выработки в ГУЛАГе часто были запредельными и требовали гораздо больше энергии, чем могла предложить пайка, а многие нынешние заключенные вообще не работают, хотя и не против. Но на бумаге пайка-1939 никак не отличалась по перечню продуктов от пайки-2001 и обгоняла ее по количеству хлеба (1200 г против 550), муки, крупы, рыбы, лаврушки и томатной пасты. И серьезно проигрывала только по мясу (30 г в день против 100 г начала 2000-х) и немного по овощам (600 г против 750 г).

Между тем нормальная пищевая табель 1889 года (когда уже сидели осужденные девушки-террористки из «Народной воли») выглядит бедно, но сытно. На обед — каша из 130 г крупы (чаще гречневой), мяса 130 г и хлеба 820 г, говорит Михаил Наконечный, аспирант Санкт-Петербургского института изучения истории РАН, который изучает смертность в пенитенциарной системе Российской империи и СССР. Вечером крупы гречневой — 70 г, сала 8 г и 4 г соли. Энергетическая ценность этой пайки составляет порядка 2730 ккал. Это почти как у нынешней тюремной пайки (около 2950 ккал) и выше физиологического минимума (по рекомендациям ВОЗ, это 2450 ккал). Однако царская пайка полагалась неработающим, и если человек работал, она увеличивалась в полтора раза — а Толоконникова и Алехина должны будут работать. Для каторги нормы были еще выше. Современные пищевые стандарты работать в тюрьме особо не стимулируют: больше еды полагается только беременным, инвалидам, мужчинам выше 190 см и занятым на тяжелых работах.

Нормы питания, введенные циркуляром Главного тюремного управления в 1912 году, по составу разнообразнее и этим уже гораздо больше похожи на нынешние — и «гулаговские». 94 г мяса, 30 г сала и 160 г гречки, 500 г овощей в день — эсеров кормили, как российских зэков. Только хлеба — основного источника калорий — тогда полагалось почти в два раза больше, 1 кг в день. В итоге выходило намного более чем 3,1 тыс. килокалорий в день, для работающих — около 3,6 тыс. ккал.

«В день проверки заключенных, естественно, кормят отменно»

Директор Пермского регионального правозащитного центра Сергей Исаев рассказал «Известиям», что колония, куда попала Мария Алёхина — городская (ИК 32 в Перми).

— Раз в городе, значит, есть канализация, теплые туалеты, горячая вода, кирпичные здания — общежития, — пояснил он. — Для работы есть цеха с производственным оборудованием. Есть актовые залы, библиотеки — здесь много классики и дамских романов. Приходилось сталкиваться с начальством 32-й колонии ранее, люди вполне вменяемые, с ними можно вести диалог. С точки зрения занятости, конечно, предложат работу в колонии, так как по УПК такие работы обязательны. Как правило, в общежитиях чисто, потому что у женщин нет проблем с выполнением этой работы.

Председатель правления общественной организации «Мордовский республиканский правозащитный центр», первый президент Мордовии Василий Гуслянников на свои, мордовские, тюрьмы не нарадуется.

— Еще не было случая, чтобы от кого-либо поступали жалобы по питанию — здесь я человек независимый, не работаю в органах УФСИНа, мне ни к чему врать, — отмечает он. — Часто приходится совершать визиты в колонии, проверяем работу столовой и качество меню. Рацион увеличивается: были включены яйца в прошлом году. Самый главный показатель — когда зайдешь после принятия пищи в столовую, видно, что на столах остаются недоеденный хлеб, еда. Условия содержания в мордовских колониях — а это условия питания, бытовые условия — на хорошем уровне. Единственная проблема в нашем регионе — это дефицит работы на всех желающих и заработная плата ниже МРОТа, но эта проблема по существует по всей России.

Сергей Исаев не так радужно относится к информации о порядках в российских колониях, подозревая «потемкинский» вариант.

— Периодически к нам поступают сообщения о недостаточном объеме питания, но проверить это никак не удается, — сетует он. — В моей практике не было случая, когда при проверке столовых некачественно кормили осужденных. В день проверки заключенных, естественно, кормят отменно. Администрации колоний часто грешат заменами продуктов, которые никак не регламентированы. Обеспечение рациона зависит от сезона. Например, на картофель установлен определенный срок хранения, могут случиться межсезонные колебания с обеспечением этого продукта. По рыбе бывают такие колебания. Мясо очень часто заменяют на тушенку. Эти замены случаются достаточно регулярно, потому что замены аналогов продуктов не регулируются нормативными актами, нигде не указан предельный допуск по заменам продуктов.

iz.ru

В тюрьму для епископа хлеб

По улицам города каждый день проезжала телега с надписью: «В тюрьму для епископа хлеб». О священномученике Евгении (Зернове) рассказывает инокиня Евгения (Сеньчукова).

80 лет назад убили человека. Вернее, даже не убили, а расстреляли по обвинению в контрреволюции. «Ну и что? – скажет читатель. – Сколько народу поубивали в 1937-м именно по этому обвинению? Чем этот особенный?»

Да в общем-то и ничем. Действительно, таких архиереев в Русской Церкви были десятки, если не сотни. Был такой Семен Зернов: родился в 1877 году в Москве в семье диакона, окончил Заиконоспасское духовное училище, потом Московскую семинарию, потом поступил в академию, во время учебы принял монашество с именем Евгений, рукоположен во диакона, через два года – во иеромонаха, окончил академию кандидатом богословия, распределен в Черниговскую семинарию, там читал лекции по обличительному богословию, истории русского раскола и местных сект, а за доклад «О состоянии раскола и сектантства в Черниговской епархии» даже получил благодарность от епархиального начальства. Потом, в 1906 году, стал ректором другой семинарии, уже Иркутской. Обычный путь обычного ученого монаха.

Семинаристы устроили бунт, но молодой ректор повел себя странно

Но тут начинается интересное. В семинариях тогда народ учился неспокойный. В Киевской, например, студенты устроили бунт за то, что им запретили курить в кельях. Что точно происходило в Иркутске, мы не знаем, но известно, что семинаристы выступали против начальства крайне раздраженно. И тут молодой ректор повел себя странно: он не применил, как сейчас бы сказали, никаких репрессивных мер. Порядок он навел исключительно добрым нравом, спокойствием и готовностью услышать молодых людей.

Студенты пошумели-пошумели да и успокоились. Новый ректор им понравился: внимательный, тактичный, не давил, да еще и преподаватель хороший.

В 1907 году статский советник М.И. Савваитский писал: «С обновлением преподавательского состава и назначением нового ректора жизнь семинарии вступила на путь постепенного успокоения. В настоящее время, благодаря административному такту нового ректора, архимандрита Евгения, и правильному пониманию им учебно-воспитательных задач семинарии, преподавательская корпорация, в большинстве своих членов, представляет дружную семью, одушевленную стремлением поднять уровень знаний и умственного развития учеников и приучить их к должному исполнению их обязанностей»[1]. За обычным для того времени официозом стоит главное: хороший, всеми уважаемый человек.

Судя по всему, и священником он был прекрасным. По крайней мере, его проповеди стали в городе очень популярными. По воскресеньям он проводил в семинарской церкви внебогослужебные собеседования, и помимо семинаристов, в небольшой храм Сошествия Святого Духа набивалась толпа и простого люда, и иркутской интеллигенции.

Шел от него какой-то аромат если не святости, то благочестия. В марте 1909 года отцу Евгению довелось стать участником комиссии по освидетельствованию останков епископа Иркутского Софрония (Кристалевского), управлявшего епархией с 1753 по 1771 год – основателя Иркутской семинарии и миссионера. Мы еще вспомним этого святителя – будущий епископ Евгений во многом повторит его путь.

Архимандрит Евгений (Зернов)

Якутия получила еще одного небесного покровителя

Ректора явно тянуло к миссионерству. Был он и членом миссионерского комитета, и братства во имя святителя Иннокентия Иркутского (выдающегося миссионера начала XVIII века), и Российского географического общества, и доклады на миссионерских съездах, в сибирских епархиях регулярных, делал. А после хиротонии во епископа Киренского, викария Иркутской епархии, то немногое, что успел сделать за всего полтора года в окормляемом им Киренском уезде – огромное для того времени миссионерское путешествие.

Здесь – поднимем глаза на два абзаца выше. Святитель Софроний Иркутский. За годы своего архиерейства успел совершить поездки в Нерчинск, Киренск и Якутск – тогда Якутия входила в состав Иркутской епархии.

Во времена епископа Евгения Якутская и Вилюйская епархия была уже самостоятельной, и Киренский уезд в нее не входил. В 2014 году Ленское благочиние Якутской епархии выпустило книгу на основе дневников сопровождавшего епископа Евгения в его поездке по Киренскому уезду священника Николая Пономарева. Это очень трогательные записки: в них автор даже не в интонациях (интонация подчиненного по отношению к начальнику может быть весьма возвышенной безо всяких к тому оснований), а в фактах показывает скромность молодого архиерея.

Чего стоит только такой пассаж:

«Ночевали на пароходе… Владыка старательно избегал причинять кому-либо какое беспокойство ночевками, обедами и т.д. В данном случае, несмотря на сырость, он, за поздним часом, предпочел ночевать на пароходе. Из всех пятидесяти дней нашего путешествия ночевали в жилых помещениях разве четыре–пять раз»[2].

В XX веке, когда менялись границы областей, территория Киренского уезда вошла в Ленский район Республики Саха (Якутия). Теперь ленские подростки под руководством священника регулярно посещают села, где некогда прошел святой. А Якутия получила еще одного небесного покровителя. И я ношу его имя. И пишу сейчас о нем, как бы пафосно это ни звучало, почти со слезами – хорошо зная его дальнейшее житие.

Начало поминовению новомучеников

1 июля 1914 года он назначен епископом Приамурским и Благовещенским. Начинается Первая мировая война, и первым шагом архиерея в его епархии стало его «Обращение к пастырям и пасомым Благовещенской епархии», в котором архиерей предложил приходам заботиться о семьях находящихся на фронте и установить во всех храмах кружки для сбора пожертвований на Красный Крест. Простые, казалось бы, очевидные даже вещи, но в них чувствуется забота о пастве и боль о войне…

А потом наступил 1917 год. Февральская революция, жутковатые порывы смуты – и Поместный Собор Православной Русской Церкви. Первый за двести лет. Полный надежд и планов. И владыка Евгений в нем участвовал. Но уже в феврале 1918 года он был со своей паствой, в захваченном большевиками Благовещенске, и в письме святому Патриарху Тихону сообщал, что красноармейцы захватывают и грабят храмы, в том числе и Благовещенскую семинарию и ее домовую церковь: сорваны и разбиты иконы, арестованы преподаватели… Епископ Евгений переводит оставшихся в Благовещенске семинаристов на учебу в помещения женского епархиального училища.

Связь с Москвой прерывается, Благовещенская епархия переходит в подчинение Омскому Высшему временному церковному управлению Сибири. А епископ продолжает думать не столько о канонах, сколько о людях: уже в ноябре 1919 года по его распоряжению в церквах начинают сбор пожертвований для жителей казачьих станиц, чье имущество растащили красные. И тогда же владыка полагает начало поминовению новомучеников: в епархии собирают сведения о погибших в 1919 году за веру.

В феврале 1920 года в синодике с именами убиенных – десять священников и чтец. Всех их поминают на панихидах, на проскомидии, на заупокойных ектениях…

В краткий, двухлетний, период существования формально независимой Дальневосточной республики владыка продолжал тихо выполнять свое служение архипастыря. Узнав о том, что Патриарх Тихон находится под следствием, он отдает распоряжение служить в храмах Благовещенска в день тезоименитства святителя, 26 августа – праздничные литургии и молебны о здравии и спасении Святейшего Патриарха.

Синодик

Миролюбивый тон красную власть не интересует

В 1922 году красная власть возвращается с «подарком» – обновленчеством. Обновленцы выгоняют из Владивостока законного архиерея, и духовенство Владивостокской епархии просит епископа Евгения взять ее под свое окормление.

Через год обновленцы добираются до Благовещенска. В городской газете появилась заметка об увольнении епископа Евгения (Зернова) на покой решением обновленческого Высшего церковного управления.

В ответ епископ составил письмо епархиальному совету, в котором заявил: «Распоряжения ВЦУ для меня никакого канонического значения не имеют, ибо я к «Живой Церкви» не принадлежу и ВЦУ, как самочинную организацию, пытающуюся захватить в свои руки церковную власть, не признаю… Святейший Патриарх Тихон …является единственным каноническим законным управителем Церкви Российской, власти которого я по долгу пастырскому подчиняюсь и призываю к этому подчинению вверенную моему духовному водительству Благовещенскую паству и пастырей». Итог закономерен: через несколько дней архипастыря вызывают на допрос в Амурский губотдел ГПУ. На претензию о поминовении Патриарха Тихона владыка Евгений так же спокойно, как несколько лет назад общался с семинаристами, объясняет сотрудникам органов, что возглашение за богослужением имени Предстоятеля Церкви происходит согласно церковным канонам и не представляет «какие-либо политические тенденции».

Но ныне новое время новых людей. Спокойный и миролюбивый тон красную власть не интересует. В тот же день губотдел ГПУ начинает следствие по факту «использования религиозных предрассудков и малокультурности части населения в целях оказания хотя бы пассивного сопротивления распоряжениям власти путем публичного моления о бывшем патриархе».

Ну а еще, видимо, на всякий случай, если малокультурное население не оценит такой заботы о его окультуривании, владыка был привлечен к суду за нарушение им трудовых прав служащих архиерейской дачи.

Уж за свой-то, простой трудовой народ люди должны стоять насмерть – иначе бы и революции не произошло!

В ночь с 29 на 30 августа, сразу после всенощной службы в Благовещенском кафедральном соборе, епископ Евгений был арестован. На защиту своего архипастыря встал весь город. Его пришли защищать даже сектанты, с которыми он, будучи миссионером, вел достаточно жесткую полемику. Чекистам пришлось вызвать пожарную команду – людей обливали водой, и толпа кое-как рассеялась…

Контрреволюция под видом церковных дел

Впрочем, людей, искренне любивших своего архиерея, ничто не могло остановить. За него вступаются священники – и несколько из них проходят в деле как соучастники. Миряне организуют практическую помощь тому, кто сам заботился о других: по улицам города каждый день проезжала телега с надписью: «В тюрьму для епископа хлеб».

В тюрьме владыка остался самим собой. Пожертвованной пищей он кормил содержавшихся с ним заключенных.

На допросах дело начало разваливаться – владыка оказался политически совершенно нейтральным человеком, его волновало только послушание Церкви. Следствие зашло в тупик: уже даже сотрудники ГПУ понимали, что обвинительные материалы против епископа Евгения не стоят ломаного гроша.

Видимо, долго ломая голову над формулировками, они заявляют, что «освобождение архиерея совершенно недопустимо для охранения власти и революционного порядка», – и в октябре 1923 года владыка был этапирован в читинскую тюрьму. Теперь его дело рассматривалось в Постоянном представительстве ГПУ на Дальнем Востоке, а потом и в ОГПУ в Москве.

Здесь уже разномыслия быть не могло – Комиссия по административным высылкам НКВД приговорила архиерея к трем годам заключения за традиционное для тех лет «мыслепреступление»: «проведение под видом церковных дел мероприятий контрреволюционного характера, контрреволюционную агитацию и распространение религиозной литературы контрреволюционного характера».

Так епископ (возможно, уже архиепископ) Евгений попал в Соловецкий лагерь. Выжившие вспоминали его как глубокого аскета: постов он не нарушал никогда. Все такой же мирный и любвеобильный, он был избран старшим соловецким архиереем.

Через два с половиной года по приговору особого совещания при Коллегии ОГПУ местом дальнейшего пребывания архиепископу Евгению была определена Коми (Зырян) АО. Находясь в ссылке, по некоторым данным, он осудил печально известную «Декларацию» 1927 года митрополита Сергия (Страгородского) и даже написал ему по этому поводу довольно резкое письмо, до адресата, впрочем, не дошедшее.

Но в то же время он решительно осудил духовенство, разорвавшее с митрополитом Сергием каноническое общение: «…великий грех производит разделение, и те, кто берет на себя право отделения от митрополита Сергия – законного заместителя митрополита Петра – приносят большой вред и собственному спасению, и Церкви православной. Нет никаких канонических оснований к неподчинению митрополиту Сергию, действия которого не касаются православного вероучения и не нарушают благодатности таинств».

Это был неожиданно трезвый и спокойный взгляд. Владыка Евгений очень четко отделял политику от сути церковной жизни. Он видел, что «Декларация» – следствие такого же давления, которое оказывалось на Патриарха Тихона. И он прекрасно понимал, что она касается положения Церкви, а не ее сущности.

В какой-то степени, такая позиция – урок всем нам и сегодня.

«Чего нам бояться? Надо Бога бояться»

После освобождения в 1929 году владыка Евгений жил в городе Котельнич Нижегородского края. 13 августа 1930 года был назначен на Белгородскую кафедру, но местные власти отказались его регистрировать. Что ж, не правящий – так викарный, не привыкать. Назначенному викарием Вятской епархии, архиепископом Котельническим, ему все равно пришлось исполнять обязанности управляющего – епископа Вятского тогда просто не было, так что вскоре он был утвержден архиепископом Вятским и Слободским, а 16 мая 1934 года возведен в сан митрополита и переведен на Горьковскую кафедру.

Ссылка его не сломила и не поменяла его отношения к Церкви. Спокойно, благоговейно и величественно этот высокий человек с выразительными глазами продолжал совершать богослужения, как будто нет за стенами храма никакой богоборческой власти, нет риска быть сосланным, затравленным, расстрелянным. Владыка не был «добреньким архиереем» – была в нем какая-то сила, «слово со властью» в евангельском смысле. И все это вместе – духовная сила, мир, покой – делало его необычайно авторитетным и для священников (тех, кто остался к тому времени), и для мирян.

Наконец, пришло время Голгофы. Пасха 1935 года пришлась на 1 мая. Владыка не стал дожидаться, пока пройдет демонстрация, а поехал после службы в Крестовоздвиженской церкви домой, причем не снимая архипастырского облачения. Окружавшие его люди ужаснулись: зачем дразнить гусей, придерутся же, опять ссылки, опять мучения…

«Чего нам бояться? – сказал владыка в ответ на уговоры. – Надо Бога бояться».

Это последние слова митрополита Горьковского Евгения (Зернова), дошедшие до нас. И в этом смысл всей его жизни. Начало премудрости – страх Господень.

3 мая митрополит Евгений (Зернов) был арестован по традиционному обвинению в «использовании в контрреволюционных целях церковного амвона, произнеся в ряде церквей города Горького и прилегающих районов проповеди антисоветского содержания». На допросах архиерей столь же традиционно для себя отверг эти обвинения, заявив, что все читаемые им проповеди были исключительно религиозно-нравственного содержания. На этот раз дело шло гладко.

4 ноября 1935 года он был приговорен особым совещанием НКВД к трем годам лагерей. Заключение он отбывал в Казахстане, в Бидаикском отделении Карагандинского лагеря (кстати, минувшим воскресеньем мы вспоминали новомучеников Казахстанских): зимой заготавливал лед, летом – пропалывал сорняки. Потом до начальства «дошло», что образованного человека можно использовать с большим КПД, и он был назначен учетчиком-статистиком в канцелярию отделения.

16 сентября 1937 года он был арестован в последний раз, уже в лагере, что в год Большого Террора могло предполагать только один исход. Митрополита обвинили «в контрреволюционной религиозной агитации монархического направления», в проведении нелегальных молений, в распространении акафистов и служении панихид по расстрелянным.

20 сентября вместе с другими заключенными – игуменами Николаем (Ащепьевым), Евгением (Выжвой), иеромонахом Пахомием (Ионовым) и священником Стефаном Крейдичем – приговорен Особой тройкой при УНКВД по Карагандинской области к расстрелу и в тот же день казнен.

Все они были прославлены Архиерейским юбилейным Собором Русской Православной Церкви 2000 года.

Нам действительно нечего бояться. «Кроме Бога, здесь никого нет»[3].

[1] Хиротония во епископа ректора Иркутской духовной семинарии архимандрита Евгения // Иркутские епархиальные ведомости. 1913. № 4 (15 февр.). Прибавления. С. 91.

[2] Пономарев Н. А. Поездка Преосвященного епископа Евгения в Киренский уезд в июне-июле месяцах 1913 года. – Ленск, 2014. – С. 91.

[3] Борис Гребенщиков.

www.pravmir.ru

Кушать подано! Тюремное меню разных стран, которое поразит тебя до глубины… желудка! :)

Почему-то принято считать, что заключенные в тюрьмах плохо питаются. Но далеко не во всех странах преступников держат “в черном теле”. Некоторые узники питаются даже лучше, чем дети в школьных столовых…

Не веришь? Тогда посмотри на ЭТО… 🙂