Хлеб и книга кайсын кулиев

Кайсын Кулиев: «Мир и радость вам, живущие…»

1 ноября исполняется 100 лет со дня рождения известного балкарского поэта Кайсына Шуваевича Кулиева (1917—1985), участника Великой Отечественной войны, награждённого орденами и медалями, лауреата Ленинской премии (1990 — посмертно), Государственной премии СССР (1974) и Государственной премии РСФСР имени Горького (1967). Путь истинного поэта всегда трагичен. Кайсыну Кулиеву пришлось пройти через тяжелейшие испытания, беды и разочарования. Пережив все ужасы беспощадной войны, боль потерь, ранения, выписавшись из госпиталя, он вернулся домой, но оказалось — на пепелище. В ссылке, «вдали, в степях», оказалась и его семья. Благодаря ходатайству Николая Тихонова Кулиеву было разрешено не отправляться в ссылку и жить где угодно, кроме Москвы и Ленинграда. Но поэт отказался и поехал вслед за своим народом, вынес и разделил с ним все, что выпало на его нелегкую долю.

Арсений Тарковский: «…стихи Кайсына Кулиева — это настоящая поэзия... Кайсын Кулиев — поэт маленького народа, вышедший на общечеловеческое поприще поэзии... Кайсын Кулиев в своих стихах говорит от лица своего народа, но он — поэт всего мира. Вот что потрясает в его стихах».

Его стихи переведены на многие языки запада и востока, они издавались в Монголии, Франции, Германии, Югославии, Польше, Англии, Индии, Японии, Чехословакии и других странах. Его поэзия пришла ко многим народам, стала понятна и близка всем. Вот что писали о нем во Франции: «Творчество Кайсына Кулиева — это шедевр мировой культуры. Он стоит в одном ряду с гениальными поэтами мира — Байроном, Пушкиным, Мицкевичем, Лоркой».

След его жизни в литературе неизгладим, его поэзии уготована долгая жизнь, потому что к ней применимы слова самого Кулиева, считавшего, что «долговечны только те произведения, которые обращены к разуму и справедливости, к человечности и свободе, произведения, в которых рдеют и раны и розы земли, те произведения, которые славят доблесть и человечность».

Интерес к поэзии Кайсына Кулиева всегда был высок, и с годами он не уменьшается. В своем поэтическом диалоге с людьми он никого не поучал, просто призывал жить законами правды и добра, вел доверительный разговор со своим читателем о том, чему поклонялся всю жизнь, — о мужестве, чести и достоинстве, о терпимости и великодушии, о торжестве добра над злом, о любви к родной земле и ко всем живущим на этой земле. Может быть, и в наше непростое, жестокое время люди прислушаются к словам поэта, тревога его сердца, бьющаяся в стихах, достучится до них, уберегая от опрометчивых действий, ибо человеческий разум должен быть превыше всего. «Слово твое идет по миру и учит мир радости» — эти слова М. Дудина о поэзии мужества, любви и жизнелюбия, которую Кайсын Кулиев оставил людям. Многие строчки его стихов стали афоризмами, как стихи Омара Хайяма.

Чингиз Айтматов: «Жизнь и поэзия Кайсына Кулиева нерасторжимы. Книга судьбы, какую он оставил нам, - «свиток верный», к которому, уверен, будут обращаться как «старые», так и новые друзья поэта, утешая его любовью. А сами, в свою очередь, будут находить в ней непреходящие уроки мужества, благородства и чести». Памяти К. Кулиева Друзья мои – Чингиз, Давид, Мустай, Осиротила нас кончина брата. Сказав Эльбрусу тихое «прощай», Ушел он в путь, откуда нет возврата. Совсем недавно, кажется, его Проведывал я в кунцевской больнице, И вот не стало друга моего – Скалы, к которой можно прислониться. Скорби, Чегем… И ты скорби, Кавказ, Под траурною буркой южной ночи. Балкария, закрой в последний раз Сыновние безжизненные очи. А кажется, они еще вчера Меня встречали искрами лукавства. - Бессильны доктора... Но смех от смерти – лучшее лекарство, Сейчас бы нам созвать сюда друзей, Чтобы вдали от суеты и славы Припомнить, как седлали мы коней И не меняли их на переправах. Припомнить фронт и белый парашют, Как Эдельвейс над черной Украиной… Павлычко и Гончар – они поймут Ту боль, что нас связала воедино. Киргизию припомнить, где в краю Пустынном средь безверия и мрака Опальных лет хранили жизнь мою, Как талисманы, письма Пастернака. …Кайсын устал и кликнул медсестру, Сжав сердце побледневшею ладонью. Но усмехнулся вновь: Покуда всех друзей своих не вспомню. Где Зульфия, Ираклий, Шукрулло?.. Поклон им всем, а также Сильве милой. Наверное, с судьбой мне повезло, Коль дружбою меня не обделила. Как чувствует Андроников себя? Где Гранин Даниил и Дудин Миша?.. Я с жизнью бы расстался, не скорбя, Да жаль, что Ленинграда не увижу. И не поеду больше в горный край Взглянуть на море со скалы высокой… Как поживает там кунак аткай? Шинкуба где теперь, абхазский сокол? Козловский, Гребнев?.. Верные друзья И рыцари разноязыкой музы. Досадно мне, что рог поднять нельзя Во здравие их славного союза. …День догорел, и ветер в соснах стих, Когда в палате кунцевской больницы Мы вспоминали мертвых и живых Собратьев наших имена и лица. Вургун, Твардовский, Симонов, Бажан, Мирзо Турсун-Заде и Чиковани… Как птица из силков, рвалась душа В космический простор воспоминаний. И в резко наступившей темноте, А может быть, почудилось мне это – Сарьян на простыне, как на холсте, Писал эскиз последнего портрета. Кайсын Кулиев умер… В неравной схватке с собственной судьбою. Не траурный мотив, державный гимн Пускай звучит над каменной плитою. И если скажут вам, Кайсына нет, Не верьте обывательскому вздору. Чтоб во весь рост создать его портрет, Нам нужен холст снегов, укрывший горы. Друзья мои – Давид, Мустай, Алим, Я вас прошу, поближе подойдите Не для того, чтобы проститься с ним, В залог слезу оставив на граните. Балкария, пускай ушел твой сын Туда, откуда нет пути обратно… Но закричи призывное: - Кайсы-ы-ы-н! – Он отзовется эхом многократным. Стихи Кайсына Стихи Кайсына чисты и святы, Стихи Кайсына почти аяты: Небесным светом они лучатся, И прямо в сердце тебе ложатся. Влечёт, чарует строка поэта, Любовью к людям она согрета, Любовью к людям исповедальной… Мне не добраться до Мекки дальней, Где сходит с неба на землю святость… В Чегем поеду – познаю радость! Кайсыну Кулиеву Кайсын, спасибо за стихи, в которых И дождь идёт, и созревает хлеб, И пули спят, и не диктует порох, Кому безногим быть, кто будет слеп. В твоих стихах ни подлостью, ни ложью Себя не унижает человек. И я б хотел писать такие тоже, Но мне таких не написать вовек. В твоих стихах все женщины красивы, Мужская честь превыше всех вершин. От хлеба и дождя тебе спасибо, От женщин луноликих, от мужчин. Конечно, мир и зол порой, и страшен, Но он, твоим стихам благодаря, Заметно лучше сделался и краше, И в нём охота жить, добро творя. И мы живём, Кайсын, и славим горы, Что блещут мудрость времени храня, А если сердце в лёд оденет горе, Мы греемся у твоего огня. Стихи Кайсына Кулиева Умеет выбрать истинный стрелок Мгновение, чтобы спустить курок, И золотом зовется не молчание, А мудрость слова, сказанного в срок. Нередко, кто от истины далек. Выхватывает лезвие не в срок, А слово мудреца — всегда до времени В холодных ножнах дремлющий клинок. Юноши, не бойтесь трудных книг. Вы не отстраняйте их с тревогой — К истине идут крутой дорогой. Потому не бойтесь трудных книг. Никогда не бойтесь горьких книг, Книг неравнодушных и негладких. Горькие слова правдивей сладких. Потому не бойтесь горьких книг. Солнце греет землю, красит небо, Подступает к окнам белый сад. Книги рядом с караваем хлеба В доме на столе моем лежат. Хлеб и книга. Скрыты в них недаром Кровь и сок земли, где мы живем, Их сжигало пламя всех пожаров, Все владыки шли на них с мечом. Хлеб и книга, вечные от века, На столе лежат передо мной, Подтверждая мудрость человека, Бесконечность щедрости земной. Судьба, прошу, не пожалей добра, Терпима будь, а значит, будь добра, Храни ее, и под своей рукою Дай счастье ей, а значит, дай покоя Той женщине, которую люблю. Дай знать ей, где друзья, а где враги, И от морщин ее убереги. Не дай пресытиться любимым делом, Не дай отяжелеть душой и телом Той женщине, которую люблю. Обереги от порчи, от изъяна Рук красоту ее и легкость стана, Обереги ее от всякой боли, От старости храни как можно доле Ту женщину, которую люблю. Из всех щедрот, из всех невзгод земли Добро приблизь, все злое отдали. Дай силы и возможность без предела Жить по добру, благое делать дело Той женщине, которую люблю. Пусть будет наш остаток – путь недальний, Не столько долгий, сколько беспечальный, Ты сбереги тепло огня и крова, Любовь мою до часа рокового К той женщине, которую люблю. Не приведи, судьба, на склоне дней Ей пережить родных своих детей. И если бед не избежать на свете, Пошли их мне, не ей самой, не детям Той женщины, которую люблю. музыка: Алла Пугачёва, Леонид Гарин, слова: Кайсын Кулиев, пер. Наум ГребневАлла Пугачева, для которой песня «Судьба» стала визитной карточкой, изменила последнюю строчку. «Та женщина, которую люблю» стала «женщиной, которая поет». Жить, удивляясь Блистают звезды, цвет меняют горы, Снега сползают, розы опадают, Мне очень жалко тех людей, которых На свете ничего не удивляет. Рождаются великие творенья Не потому ли, что порою где-то Обычным удивляются явленьям Ученые, художники, поэты. Я удивляюсь и цветам и птицам, Хоть мне их не понять, как ни пытаюсь. Я удивляюсь и словам и лицам, Чужим стихам и песням удивляюсь. Текут ручьи, звенят их голоса, Я слышу моря гул и птичье пенье. Земля нам дарит щедро чудеса И ждет взамен труда и удивленья. Чужой бедою жить не все умеют, Голодных сытые не разумеют. Тобою, жизнь, балован я и пытан, И впредь со мною делай что угодно, Корми как хочешь, но не делай сытым, Глухим, не понимающим голодных. Кто может, выгоде в угоду Кричать о том, что ворон — бел, Тот не поэт и не был сроду Поэтом, как бы он ни пел. За правду голову сложить Дано не каждому, но все же Героем может он не быть, Но быть лжецом поэт не может. Ценю я с нежностью и строгостью Ту доброту как человек, Которая перед жестокостью Вдруг не растает, словно снег. Ценю я доброту суровую, Всегда за правду на костер Взойти пред временем готовую, Жестокости наперекор! Друзья мои!.. Пусть в нашем доме отчем Очаг не гаснет больше никогда! Пусть больше никогда — ни днем, ни ночью Дороги не отыщет к нам беда! И, если радость к нам свой путь наметит, Пути ее да не прервет обвал! Мы будем для друзей добры, как дети, А для врагов мы будем тверже скал! И да сольемся все мы воедино, Как в хлебе — чистая мука с водой! Пусть будет храбрость качеством мужчины, А трусость нас обходит стороной! Пусть колосится полновесно, шумно Пшеница наша — лучший дар земли! Пусть будут наши старцы столь разумны, Чтоб их слова в пословицы вошли! Пусть больших трудностей не знают люди, Чем трудность встреч друзей издалека! И пусть свобода наша вечной будет, Как наши горы, что стоят века! Ты скажи на милость, человек, Чье лицо покрыто черной тенью, Что с тобой случилось, человек, Где решил искать ты утешенья? Перед тем как разойтись нам прочь, Сетуя на дождь и непогоду, Чем, скажи, могу тебе помочь: Что мне сделать, брат, тебе в угоду? Я в одну, а ты в другую даль. Мы уйдем, и разлучит нас вьюга. Стал я старше на одну печаль, Ты — на одного богаче друга. Мила мне в сильных слабость, в слабых сила. Гром грохотал, раздув свои меха, Могучий дуб гроза не повалила, Но выдержала бурю и ольха. И вот теперь, когда проплыли тучи, Простая песнь с моих слетает губ, В которой славлю я не дуб могучий, А слабую ольху, стоявшую, как дуб. Не верю тем, чьи никогда Глаза печалью не туманятся. Я знаю: плачет и вода Пред тем, как льдом она затянется. Река грустит, как мы с тобой, Хотя и знает: все изменится, Растает лед, и вновь листвой Ольха на берегу оденется. Без грусти лист не упадет, Без боли ветка не сломается. Без тяжких мук не тает лед И льдом трава не покрывается. Мне видится в закате дня: Стекает на дорогу пыльную Слеза крестьянского коня, Что тянет тяжесть непосильную. Поэты, знаете ли вы Печаль травы, под корень скошенной? Боль выгорающей листвы И женщины, любимым брошенной? Уменье жить и не страдать – Благое свойство не любившего Заботой согнутую мать И брата своего погибшего. Не станет людям веселей От показного молодечества, Легко любить все человечество, Соседа полюбить сумей. Никогда, никогда, никогда не сдавайтесь, Как бы не было трудно по жизни идти. На колени упав, вновь с колен поднимайтесь, Чтобы стиснув зубы до цели дойти! Никогда, никогда никого не судите, Да не будете сами судимы тогда. Постарайтесь понять, а понявши, простите, Бог обидчикам вашим единый судья! Никогда, никогда ни о чем не жалейте, Пусть не всё, что хотели вы сделать смогли. Всё зависит от вас: захотите, сумейте, И преграды останутся все позади! Никогда не жалейте о том, что было, Дней минувших, увы, нам уже не вернуть. Никогда не желайте того, что будет, Дней грядущих ещё не известен нам путь. Никогда, никогда не копите обиды, Пусть обидчиков ваших накажет судьба. Не дано им понять, что других обижая, Изначально они обижают себя. Никогда, никогда не стесняйтесь любимым Признаваться в любви и творить чудеса. Пусть любовью и богом по жизни хранимы, В вашем сердце живёт лишь одна доброта! Стихи, сказанные другу в трудный его день Когда тебя осудят все вокруг, Когда любимая — и та не глянет, И ты решишь, что даже лучший друг Тебе отныне руку не протянет, — Не верь, что все потеряно, мой брат, Все минет, если ты не виноват. Пусть кажется тебе, что все дома Перед тобой закрыли двери дружно, И пусть тебе нашептывает тьма, Что правды нет, что прах — людская дружба, — Не верь: всему на свете свой черед, Хоть свет померкнул, но и тьма пройдет! Пусть ты сегодня ничему не рад, Пусть даже кажется тебе сегодня, Что лают псы и на тебя хотят Наброситься из каждой подворотни, Не верь, мой друг, что в мире все черно; Все будет так, как быть тому должно. Листву деревьям суждено терять, И суждено лететь за горы птице, Но верит сад, что зацветет опять, И птица верует, что возвратится. О будущем своем цветенье сад Не может не мечтать и в листопад. Стихи о врагах Никто из нас не застрахован От зависти и от беды, От оскорбительного слова, От злобы — матери вражды. Злорадствует твой враг недальний, И я предположить могу: Чем день твой горше и печальней, Тем слаще твоему врагу. Ему неважно, кто ты, что ты, Ты для него — всего лишь враг, Нет у него иной заботы, Как ждать, чтоб ты попал впросак. Он весел от твоей печали, Твоей беде он рад весьма, Хотя она ему едва ли Прибавит силы и ума. Стерпи все козни, все укоры, Врагов своих удачей зли, Но так живи, чтоб наши горы Тебя стыдиться б не могли. Иди прямой своей дорогой. Вражда ничтожеств не беда. В конце концов, страшней намного Их дружба, нежели вражда. Пускай они тебя ославят, Их ненависть почти за честь. Пускай они враждой заставят Тебя быть лучше, чем ты есть. Врагов не следует стыдиться И опускать в бессилье рук. Всегда чем голосистей птица, Тем больше хищников вокруг. Зло только зло родит И ничего другого. В ответ лишь зло обид Рождает злое слово. Свинец в стволе не спит, Он кровь и месть рождает, И камень с гор летит И камень увлекает. Иного ничего — Зло только зло рождает, Быть может, оттого Оно не иссякает. Я обидел человека, люди, Нехотя, лениво, без вины, Люди, вы — свидетели и судьи, А защитники мне не нужны. Я забыл извечные основы, Я не захотел себя сдержать И свое неправедное слово В грудь ему всадил по рукоять. Я забыл про все, я был жестоким, Это злое слово оброня, Горных речек чистые потоки, Вы не пойте песен для меня. Я нарушил добрые обычьи И не знал, что злое слово мстит, Что сильней обиженных обидчик Сам страдает от своих обид. В твой дом несправедливость и беда Пусть не найдут дороги никогда. Но если их тебе не избежать, Умей терпеть, а это значит ждать. Жди, как пуля, сжатая в стволе, Жди, как порох, спрятанный в земле. Как терпят боль от топора чинары, Как терпит камень молота удары. Есть мужество боренья, но не менее Благословенно мужество терпенья. Терпенье — вот, мой друг, Коль выбито из рук Оружие другое. Придут болезнь, несчастье или старость. Ты их не в силах выдержать? Враньё! Не жалуйся, мужайся, что б ни сталось, Сжав зубы, дело делай ты своё. Стенаньем не разжалобишь нимало, Чужой беды своей бедой не тронь, Чтобы зима тебя не испугала, Застав врасплох, - ты разожги огонь. Отбрось неглавное, что в жизни - рухлядь, Коль так уж быть и суждено судьбой, Пока во тьму последний вздох не рухнет, Будь, как и был до этого, собой! На мир смотрите добрыми глазами, Чтоб добрым было слово, добрым труд. Пусть дураки сочтут вас дураками, Злодеи малодушными сочтут. Нам, людям, лишь добро приносит счастье. Оно в конце сильнее зла всегда; Погибнет в яме волк с кровавой пастью, Пожар погасят ветер и вода. Пусть у глупца спокойней жизнь и краше, Пусть в жизни сам злодей не знает зла, Добро вовеки будет богом нашим, Ему — молитва наша и хвала. Чем горячей костер горит, Тем догорит скорее, Зато он скалы озарит И мерзнущих согреет. Когда луны на небе нет В заснеженном краю, Костер дарует жар и свет, Как люди жизнь свою. Костры, чей пламень скуп и слаб, Пусть долее горят, Но человека, что озяб, Им обогреть навряд... Ты жил, хотел гореть сильней, Себя ты не жалел, Других костров, других людей Ты раньше догорел. Но пепел от твоих углей, Хоть твой костер погас, И ныне, может, горячей Огня иных из нас. Быть может, кто-нибудь в свой трудный час То повторит, что я пишу сейчас. Пусть утешенье кто-нибудь найдет В том, что слагал я ночи напролет. В том, что искал я, не жалея сил, В чем утешенья сам я находил. Пусть прорастут, как майская трава, Хоть для кого-нибудь мои слова. Ненужного на свете нет, Я в это твердо верю. Тропинке нужен каждый след, Жилью — и кров и двери. Букашка, может, и вредна, Но что нам делать с нею — Ведь без нее была б весна Скупее и беднее. Ненужного на свете нет, Все нужно — ствол и пень. На пень старик, что слаб и сед, Присядет в жаркий день. Женщинам, которых я не знаю О женщины, которых я не знаю, Вам эти строки скромные дарю, Цветы земли, ее вода живая, Я вас благодарю, боготворю! Я вам не клялся в верности до гроба, Не слышал ваших слов, не знал имен, Но с вами я существовал бок о бок, Я вас любил и до сих пор влюблен! Мне лишь украдкой вас случалось видеть, А потому из вас я ни одну Не мог задеть нечаянно, обидеть И неуклюже искупать вину. Вы не были со мной добры иль черствы, Но пусть не с вами я встречал зарю,— За все, что мне дарили ваши сестры, Я, женщины, всех вас благодарю! Благодарю вас, женщины, которым Порой глядел я лишь украдкой вслед: Но все равно нас восхищают горы, Хоть их достичь порой надежды нет. Меня вы успокаивали в горе, Пусть с вами даже не был я знаком, Но разве нам покой не дарит море, Хоть мы вовек воды его не пьем? О женщины любого в мире края, За все добро я вас благодарю. Вам, женщины, которых я не знаю, Я эти строки скромные дарю. Глупец, опять я женщину обидел! Так помрачнел зеленоглазый день, Как будто свет меня возненавидел И осудила собственная тень. Как смел я женщину обидеть снова? Иль я забыл, что женщиной вскормлен, И красотой рифмованного слова Был к женской красоте я обращен. Не понимаю своего поступка,- Ополоумел я или ослеп? О, как легко разбить все то, что хрупко! Как погорчал, как почерствел мой хлеб! О жизнь, ты и сложна и непреложна. И знаю, одного себя виня, Что ошибались глупо и ничтожно И те, что были поумней меня. Сегодня все на свете мне постыло, Глаза поднять сегодня тяжело, Всегда мне радость утро приносило, Сегодня стыд и горе принесло. Сижу, неправотой своей унижен, Не мило и вино мне на столе. Гляжу в очаг, но не огонь я вижу, А головешку черную в золе. Не надо сетовать в печальный час, Что женщины не ангелы у нас. И сами мы не ангелы отнюдь, Хотя, быть может, оттого крылаты, Что женщины наш озаряют путь, Нас дарят счастьем незамысловатым. Я никогда не видел ангелиц, Не трогал крыл, не целовал их лиц, Не повторял причудливое имя, В палатах госпиталей и больниц, Едва живой, я не лежал пред ними. И не у ангелов во дни беды Просил я хлеба, соли и воды. И в дни былые сладко и лукаво Манили взглядом грешного меня Не ангелы без плоти и огня, А женщины не ангельского нрава. Я с ними в светлый день плясал и пел, В день черный с ними плакал и скорбел И с ними утешался, безутешный. Как хорошо, что женщины у нас Сотворены из нашей плоти грешной, Хоть мне, признаться, кажется подчас, Что и от них исходит свет нездешний. Женщинам, которых я любил Женщины, которых я любил, Вас я всех сегодня вспоминаю, Осень и весну соединяю В женщинах, которых я любил. Вы мой тихий праздник, день и ночь, Вы мое тепло в промозглый вечер. Даже горе уходило прочь Под рукой, ложившейся на плечи. Ваши лица метила луна, Губы пахли травами степными. Точно звезд далеких имена, Каждой для меня священно имя. Снег отряхивая, рядом шли, Под дождем бродили вы со мною, Но теперь мерцаете вдали Лишь моей зеленою весною. Как ребенок видит шапки гор, С вами я на мир глядел впервые. Нежность вашу помню до сих пор, Забывая раны ножевые. Женщины, которых я любил, Ни полслова нет для вас упрека. Ты, цветок, любивший одиноко, Разве солнце чем-нибудь корил? Вы дарили счастье, как вино, Горячо, свободно и мгновенно. Ах, земной короткой жизни цену Так давно я знаю, так давно! Ветви памяти не обрубил, Ночью вижу вас и утром ранним... Женщины, которых я любил, Пью из родника воспоминаний. О руки женщины земной, Вы под любой звездой и небом Цветами пахнете весной, Зимою — снегом, летом — хлебом. Будь свята женщины рука, В которой скрыта неизменно Боль, долгая .во все века, И радость, что всегда мгновенна. В тебе сокрыт беззвучный звук Всех песен счастья и несчастья. Будь свята слабость женских рук, Неограниченность их власти. Ты жизнь мою украсила собой, Соединив свою с моей судьбой. В мой скромный дом, где тихо я живу, Вошла ты дивной сказкой наяву. Я рад глазам твоим, твоим рукам И легким твоим девичьим шагам, Спокойной доброте твоей во всем, Украсившей мой долгий день, мой дом, И, утро моей жизни оправдав, Моею песней утреннею став. А лучше песни нету ничего. Она, как ты, дороже мне всего Тем, что совпала юной чистотой С моей, уже взлелеянной, мечтой, Похожей на рассветную зарю. И я за все тебя благодарю, Сам становясь и лучше и мудрей, Соединив судьбу свою с твоей. Я люблю твои глаза В светлый час, когда ты весела, Я люблю глаза твои, но, может, В час, когда печаль на них легла, Мне твои глаза еще дороже. Я люблю глаза твои всегда — И когда вдруг солнце в них сверкает, И в мгновенье краткое, когда, Кажется, в них вечность застывает. В час, когда все хорошо идет, Предо мною глаз твоих свеченье, Мне они нужны в часы невзгод, Ибо в них ищу я утешенье. Я читаю в них вину свою И свое читаю оправданье, В них я видел и весну свою, И свое увижу увяданье. Слова любви — они стары, как звезды, А может быть, еще древнее звезд. Но я шепчу их, будто нынче создал И в первый раз невнятно произнес. Пусть до того, как появился голос. Звучали те слова, что и сейчас звучат. Они свежи, как свеж зеленый колос. Что в первый раз созрел сто тысяч лет назад. Славой ангельской ты не увенчана И полночной звезде не родня. Ты земная красивая женщина, Одаривщая частьем меня. Был не раз очарован я звездами. Дивных гурий мне снились черты. Но не создано в мире, не создано Чуда большего, нежели ты. Твоим рукам, дарующим тепло, Пусть будет хорошо всегда и всюду! Твоим глазам, лучащимся светло. Пусть будет хорошо всегда и всюду! Глазам, что только небесам под стать, Пусть будет хорошо всегда и всюду! Губам, чей мед я пил как благодать, Пусть будет хорошо всегда и всюду! Бровям, бросающим на щеки тень. Пусть будет хорошо всегда и всюду. Плечам, что обнял я в счастливый день. Пусть будет хорошо всегда и всюду. За то, что, женщина, ты лучше нас, Добрей и терпеливей в черный час, Тебе дано быть матерью моей И сыновей моих и дочерей. Весь мир согрет любви извечным светом, И ярче света нет на свете этом, Не солнца свет, а свет любви во мгле Первопричина жизни на земле. Нас не напоит всей земли вода, Весь свет нас не согреет никогда, Если сей мир, что столько зла таит, Собою женщина не озарит. Светлее горных вод и снежных гор. Светлей всего на свете женский взор. Жизнь на земле светла, пока она Красою женщины озарена. Ты знаешь, на земле необозримой Нет женщины милей твоей любимой. Ты на избранницу глядишь счастливо, Она любима, тем уж и красива. «Растет ребенок плача» — есть пословица. Но если плач ребенка слышу вдруг, Так больно сердцу моему становится, Как будто горы в трауре вокруг. Я помню, как детей беда военная Гнала, в крови, средь выжженных путей. Мне кажется: рыдает вся вселенная, Когда я слышу плачущих детей. Пусть никогда не умирают дети! Все повидавший на пути своем, Изведавший все горести на свете, Из благ земных молю я об одном — Пусть никогда не умирают дети. Я понимаю: этому не быть, Смерть без разбора расставляет сети, И все ж я не устану говорить: «Пусть никогда не умирают дети!» Не распуститься дереву опять, Которому зимой весна не снится, О невозможном если не мечтать, То вряд ли и возможное свершится! Я мир воспринимаю без прикрас, И жизнь не в розовом я вижу свете, И все-таки кричу в сто первый раз: «Пусть никогда не умирают дети!» Не презирайте малых городов, Неспешность их не почитайте серой. Плывет октябрь над кроной их садов, Качая ветки, как в столичных скверах. И там играют дети и галдят. И вечер звезды зажигает в небе, И девушки красивей быть хотят, И все пекутся о насущном хлебе. Любите маленькие города, Их быт и старомодное обличье За то, что их не мучит никогда Безвестность или мнимое величье. И там покоя, счастья, тишины, Как в городах огромных, люди жаждут. Витают, как в столицах, те же сны Под крышами домов одноэтажных. Живут там без особенных затей. А впрочем, люди где живут иначе? Там пеленают матери детей, Там в радости смеются, в горе плачут. И шепчут нежные слова впотьмах. А если скучно, скука не отлична Тех, кто скучает в малых городах, От скуки обывателей столичных. В тех городах часов неспешный ход, Неслышней поступь праздников и буден. Кто в самом малом городе живет, И тот велик, как все на свете люди. Осенняя песня Яблоками пахнет осень. Сам сентябрь, как желтый всадник, Разливая неба просинь, К нам въезжает в палисадник. Листья кружатся, как птицы Желтокрылые, в пространстве. Не ковры ль цветные, мнится, Расстелили здесь иранцы?! Листья кружатся, как птицы. Не поможет и утайка: Скоро-скоро, что ни делай, Затрясет зима-хозяйка Гривой снежной, гривой белой. Осень! Снег засыплет листья, Ты уйдешь тропой седою, Словно та, что с коромыслом Здесь проходит за водою. Ты уйдешь себе далече, Мы же тихой, чистой ранью Скажем вслед: «до новой встречи! До ближайшего свиданья!» Вспомним яблок запах сильный Мы студеным днем погожим, И увидим взор твой синий, И об этом песню сложим! Мир и радость вам, живущие! Не от ваших ли забот Жизнь идёт, земля цветёт, Существует в мире сущее! Мир и радость вам, живущие! Всем, кто воздвигает кров, Сеет хлеб, пасёт коров, Бережёт сады цветущие! Мир и радость вам, живущие, В вашу честь горит закат, Ради вас в горах шумят Реки и ручьи бегущие! Мир и радость вам, живущие, Светит солнце ради вас, И горят в вечерний час Звёзды, свет на землю льющие. Мир и радость вам, живущие! Ради вас издалека Проплывают облака, Влагу светлую несущие. Мир и радость вам, живущие, Чьим трудом земля живёт, Людям всем, без чьих забот В мире тьма была бы тьмущая, Мир и радость вам, живущие ! Камень – мера стойкости вовек. Терпит пламя и разливы рек Камень скал и камень на могилах. Но того, что терпит человек, Даже камень вытерпеть не в силах! Что жизнь без неба, где родится зной, Без дальних гор, где снежные седины, И дерева, цветущего весной, Глядящего на белые вершины, Без мотыльков, чей мимолетен век, Без воронов, живущих три столетья, Без иссякающих в пустыне рек И рек, которым нет преград на свете? Что жизнь без добрых и без злых зверей, Без птиц лесных и песни их беспечной? Жизнь не полна без широты морей, Без их простора и свободы вечной. Что жизнь без горьких и счастливых снов, Без редких праздников и вечных буден, Без благодарной щедрости хлебов И жертвенного их служенья людям? Нет в мире этом ни добра, ни зла, И в мире том ни ада нет, ни рая Без звезд небесных, коим нет числа, И нив земных, которым нету края. Умейте видеть мудрости печать И чудо красоты во всем на свете. А перестать все это замечать — Не значит ли навек расстаться с этим? Большая боль не вопиет, Печаль всегда немногословна. В горах безмолвно тает лед, Пересыхает пруд безмолвно. Давно, еще на той войне, Мои друзья без вести где-то Пропали, не оставив мне Ни завещанья, ни завета. Им, превратившимся во прах, Не знать ни наших снов, ни бдений. Не видеть им у нас в глазах Своих нечетких отражений. Погибшим, не услышать им, Как дождь весной стучит по крыше, И что о них мы говорим, Им не узнать и не услышать. Боль не криклива никогда, Печаль не терпит жалоб длинных, Безмолвна и суха беда, Как горлышки пустых кувшинов. Я кричу уходящему времени вслед: – Возврати мне надежды, что были вначале! – Я ответа прошу у безжалостных лет: – Вы куда моих лучших друзей разметали? Я вдогонку кричу беспощадным годам: – Возвратите мне юность, верните мне смелость! Чтоб легко мне ходилось по милым горам, Чтоб спокойно спалось и уверенно пелось. Нет ответа. Года – как речная вода. Зимний двор. Белый сад. Лишь деревья скрипят... И длится тишина Не убивайте тишину! При лампе догоревшей Мудрец, взирая на луну, Склонялся к мысли Лишь тишина взрастит зерно, Чтоб хлеб живой детей насытил, И тишиной предрешено, Чтоб снег поля и двор осыпал. Весна желает тишины, Что справедливо— И веселит трава весны Меня и малого ягненка. Нужна такая тишина, Чтоб нежилась и зрела дыня, Чтобы в ночи сбылась луна И путником руководила. Лишь в тишине бахче легко Налиться сладостью земною. Ребенок, сено, молоко И луг — объяты тишиною. При тишине горит очаг И юной матери не спится, При ней родится хлеб в печах, Пшеница зреет, реет птица. Лишь тишина склонит ко сну, Утешит мыслью и беседой. Не убивайте тишину — Дар драгоценный, Дар бессмертный! Старинная заповедь Скажут: «меньше тебя нет никого!» — ты не гневись! Скажут: «больше тебя нет никого!» — ты не гордись! Будь стоек, как камни эти, молчащие и в бурю и в снегопад, Будь щедр, как деревья, тень приносящие всем, кто прохладе рад. Учись, как потоки эти упорные, Себе прокладывать путь. Что б ни стряслось, как снега эти горные, Чистым и светлым будь! Года уходят навсегда, Они, как ливни, иссякают. Подобно ливням, и года Неодинаковы бывают. Года бывают как дожди, И проливные и скупые. Года похожи на дожди: Бывают добрые и злые. Год умирает навсегда, И так бывает: год грядущий Вновь воскрешает города, Что разрушает предыдущий. Порою смысл в надгробной речи есть ли, Зачем она умершему, к чему, Душевных слов вы не успели если Сказать за годы многие ему? Как часто не хватает добрых слов нам, Они волшебны, добрые слова, И в холода нас согревают, словно Кизиловые пылкие дрова. Ростков не даст до времени зерно вам, Согреть земля должна его сперва. Чтоб высечь пламя, и сердцам кремневым Необходимы добрые слова. Прошедший день Прошедший день, тебя я не корю, Ничтожно ль, велико ль твое значенье, Ты радость мне принес иль огорченье,— Я все равно тебя благодарю! Каким бы ни был ты, я говорю: «От твоего начала до предела Я радовался, мыслил, делал дело, Я все равно тебя благодарю!» И, глядя на вечернюю зарю, Я думаю, что ни ушло б с тобою, Я жил, я видел небо голубое, Я все равно тебя благодарю. Прошедший день мой, я назад смотрю. Пусть хмур был твой рассвет, печален вечер. Нам вновь не суждена с тобою встреча, Я все равно тебя благодарю! Прошедший день, я снова повторю: Ты был веселый или же печальный. Наш все равно печален час прощальный, Я все равно тебя благодарю! Частицу жизни я тебе дарю, Жизнь коротка, а время бесконечно. «Прощай»,— я говорю тебе сердечно, Я все равно тебя благодарю. Прощай, тебе я двери отворю. Прощай, твое тепло, прощайте, птицы. Все, что принес ты, мне еще приснится, Я все равно тебя благодарю! Пусть пролетит за веком век. Но все ж, как с самого начала, Не перестанет человек Грустить о том, что прожил мало. Не сможет человек, сумев Понять, насколько он не вечен, Смириться с тем, что жизнь дерев Длиннее жизни человечьей. Я знаю, будет удручен Мудрец трехтысячного года. Когда подумает и он О неизбежности ухода. Столетий сколько б ни прошло. Не будут люди тем гордиться. Что ворон, каркающий зло, Живет счастливей певчей птицы. Жизнь без печалей и забот Нам, людям, может только сниться… Покуда дерево растет, На землю тень его ложится. Таких на свете нету островов, Где горе человека не тревожит. Огонь, который лижет чей-то кров, И твоего коснуться крова может. Нет мест, где горе не простерло крыл. Твой дом — не остров в водах полуденных, Но если б даже островом он был. Нет островов, от бури защищенных. Когда в селенье чей-то дом в дыму, Не верь, что все счастливо обойдется. Не пожелай пожара никому, Не то и стен твоих огонь коснется! Весна уходит, но весна вернется, И снова травы на лугу пробьются. Уходит осень, и она вернется, А я уйду и не смогу вернуться. Вернется туча, снова дождь прольется, Напоит землю, серую от жажды. Растает снег и вновь зимой вернется, Я не вернусь, когда уйду однажды. Уходит утро, и оно вернется. Уходит день, и он придет обратно. Хоть ночь уйдет, но все равно вернется. Лишь человек уходит безвозвратно. Дождь прошумел и скрылся за холмы,— Дожди уходят, как уходим мы. Дождь — сочетанье капель, дождь — вода. Но даже он пройдет не без следа. Нам дождь служил, пока хватало сил, Питал он реки и поля поил. Дожди уходят прочь, как мы уйдем. Просохнет камень, политый дождем. Лугов и пашен жажду утоля, Дожди пройдут, останутся поля. Просохнет камень, политый дождем, Но будет камень жить и чернозем. Уходит дождь за дальние холмы,— Дожди уходят, как уходим мы. Река бежит, скалистый берег гложет, Но жить без берегов река не может. Жизнь — как река, ей тоже течь и течь. Но берег жизни нашей — наша речь. Замрет и высохнет наверняка Без слова жизнь, без берега — река. Когда иссякнет вдруг людская речь. Не испечется хлеб, погаснет печь. Бессмертье — блажь, и смертен даже тот, Кто слово лучшее произнесет, Но слово жить останется навеки. Как жизнь, как хлеб, как берега и реки. Птица, долетев до цели, Отдохнуть не прочь. Лишь река в своем ущелье Бьется день и ночь. Ветер, пролетев, уймется. Пламя догорит. Только сердце бьется, бьется, Бьется и болит. Выйдет солнце ненадолго И — за облака. Отдыха не знают только Сердце и река. Пусть горе пред тобой не застит свет: Жизнь — это смена радостей и бед. И дождь, и солнце, и тепло, и град — Все было, будет и пройдет стократ. Прошла зима, и зелени ветвей Безмерно рад поющий соловей. Но все же муравей, хоть не способен к пенью Не меньше соловья рад вешнему цветенью. Чтоб ни случилось — солнцепек иль град, Молчанье камни и покой хранят,— Нет бед для тех, кто равнодушен к бедам. Тем, кто бессмертен, смерти страх неведом. Был добр к тебе какой-то человек, Его добра не забывай весь век. Сам сделал доброе кому-нибудь, Не поминай ему и сам забудь. Мудрец не говорит, что он умен, Храбрец — что нет людей сильней, чем он,- Не криком во врагов вселяют страх, Отвага в сердце, а не на устах. Мы делаем добро не напоказ, И за него хвалить не надо нас. Я это перенял у мудрецов — Чегемских пахарей и пастухов. Любой из нас, в сомненье и тревоге, Сам открывает для себя дороги. Как будто бы до нас на белом свете Хлеб не пекли и не рождались дети. «Уж мы-то знаем всё на свете!» — Так полагают глупцы и дети. А мудрый человек, прочтя и бездну книг, Печалится весь век, что мало он постиг. Чем твой труднее путь, Чем круче твой подъем, Тем ты сильнее будь, Упорней с каждым днем. Чем твой сильнее враг, Тем сам ты будь сильней. Те поступали так, Что были нас умней. Они теряли кровь, Хотя и не могли, Но все ж вставали вновь, Вновь падали и шли. Пусть никнет голова, Тьма застилает свет, Пока душа жива, Ты жив — и смерти нет. Тебя какие дни Ни ждали б впереди, Ты пояс затяни — И все-таки иди! И те, кто жил до нас, всю красоту земли Забрать в последний час с собою не могли. И если я уйду, и тьма, и солнце дня — Все будет на земле, как было до меня. Тишь снега, шум дождя ни гений, ни пророк, Из мира уходя, с собою взять не мог. Как в дальние года, что помню до сих пор, Знакомая звезда взошла над высью гор. И хоть мои года минули без возврата, Как черные стада, что сам я гнал когда-то, Но красота была и будет здесь всегда, Не потому ль взошла знакомая звезда? Снег за окнами кружится. Еду я, и поезд мчится В направленье гор, вперед, И за много лет впервые Мнится мне, что все пройдет, Нет тревог и нет забот. Словно в дни мои былые. Поезд мчится в пустоту, Он летит напропалую. Снег не тает на лету. Снег и мне мою былую Возвращает чистоту. Кажется, я глуп и мал, Как в года былые, снова Я ни разу не сказал Слова ложного иль злого. Так устроен человек. Кажется, как белый снег, Все на свете тоже бело, И не совершил вовек Я неправедного дела. Словно в прошлые года, Поезд мчится в никуда, И мечты мои не зыбки. Кажется, что никогда Я не совершал ошибки, Ложной не скривил улыбки И не испытал стыда. То, быть может, повторится, Что прошло давным-давно, И всему, что мне приснится, Будет сбыться суждено. Поезд мчится, снег ложится, Все кругом обелено. Я — человек среди людей, Они мне подставляют плечи, Они меня порою лечат В беде иль в немощи моей. Делил я с ними боль и страх В иные дни, в иные ночи. Мы вместе пели на пирах. Мы защищали край наш отчий. И камень тот, что и с трудом Не сдвинуть одному, быть может, Ты сдвинешь с кем-нибудь вдвоем И в стену, строя дом, уложишь. Когда мы вместе, мы — народ, Страдающий от общей боли, И если кто-то упадет, Другой потом допашет поле. Вкусил я по людской вине Несправедливости немало, Но все ж без их подмоги мне Не одолеть бы перевала. Без них бы не росла трава, Взошел бы в поле хлеб едва ли И сказанные мной слова В пустом безлюдье бы пропали. О бессмертье думать мы не будем И о славе хлопотать земной,— Будем жить, как все на свете люди, Радуясь всему, что под луной. Будем жить и делать то, что можем. Мы, простые жители земли,— Величайшие пророки тоже Делали не больше, чем могли. Здесь прекрасно все — и снег и реки, Каждая былинка и росток. Слава и хвала тому вовеки, Что дано нам, пусть на краткий срок. Милые, живите и не мерьте То, что нам измерить не дано. А бессмертье — это после смерти, Если нам оно и суждено. Все было — дни удач и дни невзгод. Бывало трудно и легко идти, Я видел радуги спокойный свод И грозовую молнию в пути. Я не попутчик тем, кто путь свой весь Пройти мечтает в солнечных лучах. Люблю я мир таким, какой он есть,— С травою и заносами в горах. Быть может, горе вновь придет в мой дом, И, голову на руки уроня, Голодный, сяду я с бедой вдвоем У очага, в котором нет огня. Но, зная все, я все же не могу Не славить вас, поля и небеса, Вечерний луч, запутанный в стогу, Весной сады, где на ветвях роса. Сестра моих печалей и побед, Люблю тебя, бумага на столе. Слова, друг другу скачущие вслед, Как кони по дымящейся земле. Я знаю цену хлебу и вину, Я рад грозе, и радуге я рад. Я славлю мир: и осень и весну, Его и нежный и суровый взгляд. Я себя почитаю счастливым, Ибо жил я, на землю придя, Гладил волосы ланей пугливых. Слышал шум ручейков говорливых, Шепот снега и песню дождя. Голос матери милой я слышал, Голос, слаще которого нет, И в Чегеме, под отчею крышей, И закат я встречал, и рассвет. Я красавиц любил большеоких, Забирался в расщелины скал, Ел плоды, исходившие соком, Лазал в горы и в море нырял. Понимал я, что черно, что бело, В жизни был не велик и не мал. Жизнь дарила мне то, что хотела, Но ведь большего я и не ждал. Не считал я: «Мой век безотраден». Так, наверное, в жизни ни дня Ни отец мой не думал, ни прадед, Хоть и жили труднее меня. Выйдут звезды, иль выглянет солнце, Или гром громыхнет далеко, Или кто-то в ответ улыбнется, Вот и снова на сердце легко. Не считал я, что жил несчастливо, Ну, а если сейчас, как на грех, Жизнь летит чересчур торопливо, То она тороплива для всех. Может быть, не дождался я чуда, Но я что-то свершил и сказал, И себя в этой жизни покуда Неудачником я не считал. Стихи, написанные в день рождения Я, люди, рожден на этой земле Для того, чтобы вас любить. Я ем ваш хлеб, омываюсь водой, Принадлежащей вам. И если мне бывает тепло, То это от вашей любви. И ваша радость — радость моя, И ваше горе — горе мое, Оно согнуть не в силах меня: Ваша стойкость в крови моей. Я все испытал. Все испытать — Долг живущего па земле, Которую то сжигает пожар, То ласкает солнечный свет, То моют ласковые дожди, То омывает кровь. Но в радостный час И в горестный час Я с вами бок о бок шел, Я падал, вставал и жалобных слов Старался не говорить. Мужчины, я мужеством вашим горжусь, Вы мне говорили «друг!», И руки мои были теплы От пожатия ваших рук. Одним я дымом с вами дышал, В одних окопах с вами лежал, Одна зола согревала нас, Одна земля укрывала нас. И пули с одним и тем же клеймом Входили в наши тела, И тогда замирали у нас на губах Одни и те же слова. Вы, женщины, были ко мне добры, Хоть я вам и стоил слез, Хотя из-за вас в моих волосах Немало седых волос. Но я, усталый от бурь и невзгод, Засыпал на вашей груди, И унималась в русле река — Смятенье моей души. И впадали притихшие воды ее В море вашей любви. Вы своими руками кормили меня, Вы своими руками поили меня. Вы дарили меня Любовью своей, Вы родили меня И моих сыновей. Ты для меня была Единственною святой, Тобою гордился, тобою жил, Но я не молился тебе, а служил. И если был в моей жизни хоть миг, Когда я унизил тебя, Я сегодня склоняюсь к твоим стопам: — прости заблужденья мои! Я сегодня тебе присягаю опять, Целую знамя твое. Оно багрово, пробито в боях, Как знамя моей страны. Земля моя, где трава зелена, Где ароматны цветы, Земля, где хрустит под ногами снег, Где песок под ногами хрустит, Земля, где быстрые реки текут И созревают хлеба, Земля, где ночи сменяют дни, Где трудимся мы, где боремся мы, Я создан, чтобы тебя любить, Я создан, чтобы тебе служить, К тебе пришел я из небытия — Оттуда, куда уйду. Земля, я силен силой твоей, Жизнью твоей могуч. Я прижимаюсь бледной щекой К смуглой щеке твоей. Твоею радостью буду я жить, Твоею сладостью дорожить, Терзаться горем, кручиной твоей, Пока не стану глиной твоей. Всё еще впереди Музыка Э. Колмановского

Люди, не можем достичь мы предела, —

Лучшее слово и лучшее дело Все еще впереди, все еще впереди. Самая звучная песня не спета, Самая лучшая девушка, где ты? Все еще впереди, все еще впереди. И потому, что вся жизнь ожиданье, Сеется хлеб и возводятся зданья, Все еще впереди, все еще впереди. И оттого, что вся жизнь предвкушенье, Созданы лучшие в мире творенья. Все еще впереди, все еще впереди. Не подводите пока что итога, Самая светлая в мире дорога Все еще впереди, все еще впереди. Горе забудется, чудо свершится, Сбудется то, что покуда лишь снится.

Все еще впереди, все еще впереди.

Музыка - Э. Колмановский, слова - К. Кулиев.

Http://k-kuliev.ru – сайт, посвящённый Кайсыну Кулиеву

vokrugknig.blogspot.ru

rulibs.com : Поэзия : Поэзия: прочее : МОЕМУ СЕРДЦУ : Кайсын Кулиев : читать онлайн : читать бесплатно

МОЕМУ СЕРДЦУ

Сколько исходили тропок длинных, Сколько переплыли быстрых рек! Словно сок раздавленной калины, Наша кровь окрашивала снег.

Ты бы испытало меньше вдвое Горестей за свой короткий век, Если бы не я владел тобою, А спокойный, мудрый человек.

Я тобой не дорожил нимало. Не жалели, впрочем, и меня. Торопил тебя я, гнал, бывало. Словно вестник верного коня.

На меня не сетуй, конь мой смелый, Я тебе без злобы делал зло. Что поделать, если в пене белой Бьешься ты и дышишь тяжело…

Я тебя не холил, не лелеял. Но, хоть загнан и от пены бел, Конь лихой о том не сожалеет. Что себя в дороге не жалел.

Не завидуй тем, кто неизменно Мог беречь себя, всему назло,— Если брошено в костер полено, То оно должно давать тепло.

Жили мы — горели, не чадили. Ну, а если было и у нас, Что себя мы как-то пощадили, Значит, мы не жили в этот час.

Мы цветы срывали, гром встречали. Бой гремел — и мы бросались в бой. Все рыдали — мы с тобой рыдали, Люди пели — пели мы с тобой.

Мы с тобой, бывало, знали радость, Напивались горем допьяна, Нам любовь дала не только сладость. Но и горечь своего вина.

Не горюй о том, что было с нами, Не жалей и не вини меня,— От огня чернеет даже камень, Мы с тобой всегда в кольце огня.

Молодость не замело метелью, К нам плывет еще издалека Запах яблок, зреющих в ущелье. Клевера, парного молока.

Мы с тобой еще живем и дышим, Дело делаем не хуже всех, Слышим, как дожди стучат по крыше, Слышим детский плач и женский смех.

Много нам осталось иль немного, Но в горах и в поле голубом Под ноги нам стелется дорога. Мы идем, идем, пока живем.

Перевел Н. Гребнев

ГРОЗА

На свете есть снег; он белеет и тает. Есть грозы; весны без грозы не бывает. Есть руки любимых — они горячи, Есть пламя, что нас согревает в ночи.

Есть тихие песни и спящие дети, Но жизнь без грозы не бывает на свете. Мне слышится друга журчащая речь, Мне дышится хлебом, садящимся в печь.

Есть в мире манящие далью дороги, Орленок в гнезде, медвежонок в берлоге. Есть память о детстве, родительский дом, Есть листья, омытые теплым дождем.

Есть книги, на полках стоящие в ряд, На свете есть небо, где звезды горят. Но в мире есть грозы — они громыхают. Об этом одни лишь глупцы забывают.

Перевел Н. Гребнев * * *

Был пахарем, солдатом и поэтом, Я столько видел горя, столько бед, Что кажется порой: на свете этом Уже я прожил десять тысяч лет.

Меня работа ждет и манят дали, Я столько строк еще не дописал. Что кажется порою: не вчера ли Я на коленях матери играл?

Перевел Н. Гребнев

ГЛАЗА МАТЕРЕЙ

На свадьбах веселых поют сыновья — Радость в глазах матерей, На бурках джигитов приносят друзья Горе в глазах матерей.

В глазах матерей и осенняя даль И весна, что цветет у дверей. Я видел и радость земли и печаль — Я видел глаза матерей.

Перевел Н. Гребнев * * *

Лишь мертвые не ведают тревог, Не видят ничего они, не слышат, А к нам тревоги входят на порог И, как сентябрьский дождь, стучат по крыше.

Лишь мертвые не ведают забот, А мы с тобой не мертвецы, не боги. Нас пламя жжет, и снова в путь зовет Привычный клич заботы и тревоги.

Перевел Н. Гребнев

ХЛЕБ И КНИГА

Солнце греет землю, красит небо, Подступает к окнам белый сад. Книги рядом с караваем хлеба В доме на столе моем лежат.

Хлеб и книга. Скрыты в них недаром Кровь и сок земли, где мы живем. Их сжигало пламя всех пожаров, Все владыки шли на них с мечом.

Хлеб и книга, вечные от века, На столе лежат передо мной, Подтверждая мудрость человека, Бесконечность щедрости земной.

Перевел Н. Гребнев * * *

Ты скажи на милость, человек, Чье лицо покрыто черной тенью, Что с тобой случилось, человек. Где решил искать ты утешенья?

Перед тем как разойтись нам прочь, Сетуя на дождь и непогоду. Чем, скажи, могу тебе помочь, Что мне сделать, брат, тебе в угоду?

Я в одну, а ты в другую даль, Мы уйдем, и разлучит нас вьюга. Стал я старше на одну печаль, Ты — на одного богаче друга.

Перевел Н. Гребнев

rulibs.com

Читать онлайн "Раненый камень" автора Кулиев Кайсын Шуваевич - RuLit

Выбрать главу

Перевел Н. Гребнев

* * *

Перевел Н. Гребнев

* * *

Перевел Н. Гребнев

В СТОРОНУ СВАНЕТИИ ИДУ

Я снова в сторону Сванетии шагаю, Аулы Думала и Булунгу уж за спиной. Меня в пути воспоминанья настигают И, как попутчики, потом идут со мной.

Я среди скал иду в Сванетию, к вершинам. Воспоминания мои плывут, как облака. Они купаются свободно в небе синем, Форелью плещутся в реке у ледника.

А я, устав, сажусь на камень раскаленный, От власти памяти совсем не думая уйти. И, обратясь лицом к залитым солнцем склонам, Благословляю жизнь, ее нелегкие пути.

Да, все мои пути останутся моими, Различные пути — ведь непохожи дни. Отсюда, с высоты, мне явственней и зримей, Что открывали жизнь равно мне все они.

Я снова в сторону Сванетии шагаю. Легенд здесь больше, чем я книг успел прочесть пока. Они ложатся на хребты и облекают Утесы, обратясь в густой туман иль облака.

Воспоминанья вы, иль этих гор преданья, Иль облака, что смотрят с этой синей высоты? А может, сосен шум иль тех снегов блистанье, Что отдыхают летом здесь, взобравшись на хребты?

Преданья этих гор, вы мне всего дороже: В вас храбрецы живут и дышит скал покой. Вы — как мои воспоминанья: вы ведь тоже Воспоминания — земли моей родной.

Я снова в сторону Сванетии шагаю, Припомнив всех друзей во всех краях земли. Я снова в сторону Сванетии шагаю. Благословляя все пути, что к цели нас вели.

Перевел Н. Коржавин

* * *

Все было! Дни удач и дни невзгод. Бывало трудно и легко идти. Я видел радуги спокойный свод И грозовую молнию в пути..

Я не попутчик тем, кто путь свой весь Пройти мечтает в солнечных лучах. Люблю я мир таким, какой он есть,— С травою и заносами в горах.

Быть может, горе вновь придет в мой дом, И, голову на руки уроня, Голодный, сяду я с бедой вдвоем У очага, в котором нет огня.

Но, зная все, я все же не могу Не славить вас, поля и небеса, Вечерний луч, запутанный в стогу, Весной сады, где на ветвях роса.

Сестра моих печалей и побед, Люблю тебя, бумага на столе, Слова, друг другу скачущие вслед, Как кони по дымящейся земле.

Я знаю цену хлебу и вину, Я рад грозе, и радуге я рад. Я славлю мир: и осень и весну, Его и нежный и суровый взгляд.

Перевел Н. Гребнев

~ 6 ~

Предыдущая страница Следующая страница

www.rulit.me

Раненый камень - Кайсын Кулиев

На перевале буря бьет. В провалы Сползает снег обвалом с темных скал. Кто сосчитает путников бывалых. Чьи кости стер в провалах перевал! Столетний лед. Ни тропки, ни дороги. Короткая дорога — далека, Так далека, что показалась многим В последний миг длиннее, чем века. Над ними ветер захлебнулся воем И над провалом пропасти утих. Глубокий снег им вечным стал покоем, И поседели матери у них. В ауле у подножья перевала, Спасенья ожидая от врача, В смертельных муках женщина рожала, В постели жесткой плача и крича. Крик о спасенье, смятый бури гулом, Под снежными обвалами пропал. Как вечность, меж больницей и аулом Поднялся неприступный перевал. Свистит буран, и снегом бьет над бездной, И грохотом отбрасывает крик. И не пробраться по тропе объездной. Есть только путь сквозь бурю, напрямик. Но конь от бури повернет обратно, Не пролетит сквозь бурю вертолет. Там гул лавин повторен многократно. Там снег клубится, превращаясь в лед. Там голый камень с острым снегом смешан. Там с ветром перемешан снегопад. Туда добраться может только пеший. Вслепую пробираясь, наугад.

И там, в ауле, на границе смерти, Два сердца догорают, как свеча. «Он человек, и он дойдет, поверьте»,— И молча дожидаются врача. Там ждут врача, и там глядят с надеждой В седой туман, нависший над горой. Кто проскользнет под буркой бури снежной. Через разгул метели гулевой? Там ждут врача. И провод телефона Дрожмя дрожит, натягиваясь весь, Трещоткой оглушительного звона Подчеркивая горестную весть. Там ждут врача. На телефон с укором Глядят, как на ненужный реквизит. А снег валит и ледяные горы На каменные горы громоздит. А снег валит, клубится у порога, И каждая секунда дорога. И на аул спускается тревога Тяжелая, как горные снега.

И вот Азрет сбирается в дорогу. Душа его тревогою горит. — Не будь мальчишкой, подожди немного,— Азрету старший фельдшер говорит.— Метет буран. Хоть вылези из кожи, Не одолеешь ночью высоты, И никому помочь уже не сможешь. Когда погибнешь под обвалом ты. — О нет, Омар, я все ж пойду! Иначе Как посмотрю я завтра на рассвет? Я горец по рождению, и, значит, Мне в малодушье оправданья нет. Ведь мой отец на Ленинградском фронте О том не думал в свой последний час, Что упадет в бою однажды в землю мертвым, А выполнял своей земли приказ. И я пойду! Иначе я гордиться Не вправе буду именем отца. Героя сыну трусить не годится. Уж лучше в пропасть — честно, до конца. Пускай уж лучше ледяные камни — Не тяжесть страха — давят сердце мне. Судьбой своей я вечно буду равным С отцом своим на милой стороне.

— Иди, Азрет! — сказала мать Азрету.— Будь как отец. — А на своем веку Мать сто мостов прошла по белу свету, Решимости не обронив в реку. Она могла увидеть сына мертвым. Но трусом видеть сына не могла. О женщины, вы в нас вселяли твердость, В наш трудный век она не подвела. И мать Азрета в этот вьюжный вечер Накинула чернее ночи шаль, И вместе с шалью ей легла на плечи Тяжелым камнем новая печаль. — Иди, Азрет! — Но смутную тревогу Не выдало спокойное лицо. И сын ушел в последнюю дорогу, И буря снегом замела крыльцо. — Иди, Азрет! — И сын ушел из дома, Как уходил отец в последний раз. А мать смотрела на очаг знакомый, В тревоге смутной не смыкая глаз.

О матери и жены, — видно, чище Нет наших душ, что вырастили вы. Что наша жизнь без мужества? Кладбище. Сад без плодов. Деревья без листвы. За нами сыновья идут по следу Сквозь бурю века, не жалея сил. Без гибели храбрейших нет победы, Нет жизни без заснеженных могил. Простите нас за то, что в стынь и слякоть, Встречая смерть от пули и клинка. Мы вас в тревоге заставляем плакать. А жизнь идет. Дорога далека. Валится снег. Густой туман клубится. Заводит ледяную карусель. Ущелье воет раненой волчицей. Ломает крылья белая метель. Свистит метель над снежным перевалом. Сплошная тьма — ни тропок, ни дорог, О, сколько, буря, путников бывалых Над пропастью ты сваливала с ног! Азрет идет. Бураном лед обколот, И рваные осклизли острия. Попеременно то огонь, то холод По телу пробегают, как струя. Идет Азрет, как ходят в штыковую, По осыпи сползающей, на склон. А буря бьет в упор, напропалую, Орудиями с четырех сторон. Язык обвала слизывает тропы, И режет снегом ветер боковой. Уступы неприступны, как окопы. Здесь, может быть, трудней, чем в штыковой. Здесь каждый шаг — как под смертельным дулом. Как под прицелом темной пустоты. Обвалом снежным камни повернуло, Они ползут, как танки, с высоты. Идет Азрет. Ползет. Как ледорубом, Цепляется руками за скалу. В отчаянье прикусывает губы И вновь сползает в ледяную мглу. И снова вверх. И кажется, что прорван Сегодня ад и выпущен на свет, И снег валит, клубится снега прорва. Грохочет тьма. Вперед дороги нет. Ни огонька. И темнота как тина. Слабеет в напряжении рука. «Назад!» — грохочет снежная лавина. «Иди, сынок! — звучит издалека. — Я голову дыханьем отогрею, Я поцелуем лед сниму с бровей, К груди своей прижму тебя. Скорее, Смелее поднимайся, не робей! Не бойся только. Сердце мое рядом, С тобой сейчас. И, видишь, впереди Твоя дорога материнским взглядом Освещена над пропастью. Иди!» Азрет встает. Идет вперед. И снова Нащупывает выступы нога. А мать сидит и смотрит на багровый Огонь мерцающего очага. «Не дай, аллах, погибнуть сердцу сына, Как я не дам погаснуть очагу». Ревет буран. Туман клубится синий. Качается вселенная в снегу. Подбрасывает мать в огонь поленья, И веселей огонь запировал. Ползет Азрет по каменным ступеням, По осыпи скользя, на перевал.

Сжимаясь, пальцы на ветру немеют, Тяжелым снегом застилает взгляд. Дышать труднее. Губы леденеют, И ноги, непослушные, скользят. Ни дерева, ни камня. Мир закован. Куда ни ткнись — свистящий снег и лед. Азрет на миг позабывает, кто он. Где он, куда сейчас идет. «Иди назад!» — наотмашь хлещет ветер, Пронзительною злостью обуян. И кажется, что все пути на свете И все дороги схоронил буран.

Идет Азрет у пропасти по краю И слышит строгий голос за спиной: «Иди! Не бойся, я с тобою. Знаю, В какой ты путь отправился, сынок. Иди, сынок! Не бойся. В мире вечен Лишь только подвиг. Смерть у нас одна. Она сама определяет встречу, А я-то знаю, как она трудна. Я молодым погиб в бою как воин, За нашу землю, жизнью верный ей, И я, сынок, сейчас тобой доволен: Ты Человеком стал среди людей. А если б ты остался дома, рабской Душою струсил и не вышел в бой, Наверно б, я в своей могиле братской Заплакал от позора, как живой. Тоскуя по тебе, я брал на руки Чужих детей. Томился без конца: Перед атакой и в предсмертной муке Мне не хватало твоего лица. Ты стал мужчиной, мальчик мой. И очень Трудна твоя дорога. Продержись Еще немного. Сделай все, что можешь, Но сохрани свою сегодня жизнь. Иначе мать от горьких слез ослепнет И навсегда останется одна, С туманным взглядом холоднее пепла И сединой белее полотна. Она меня оплакивала долго И так же будет плакать о тебе. Будь тверд, мой мальчик. Нету выше долга Взбираться вверх, наперекор судьбе. Мы никогда с тобой не расставались. Сегодня твой черед идти на бой, Я не хочу, чтоб матери остались Лишь наши фотографии с тобой. Как будет плакать мать! Взбирайся кверху. Слез было много, будут — впереди. Без подвига все в мире, на поверку, Засохнет, словно дерево. Иди! Смелей, сынок! Не отступай ни шагу, Храбрейший только чувствует на вкус Прекрасную высокую отвагу. Гнилой крапивой умирает трус. У храброго одна дорога — кверху, У храброго — к бессмертию ключи. Он умирает так, как пересверки Слепящей светом молнии в ночи. На дне морском не спрячешься от смерти. Везде найдет, на плечи взвалит груз. В глаза заглянет, четкий круг очертит. И вечной жизни не добьется трус. Я впереди. Иди за мною следом. Взбирайся вверх, срываясь и скользя. Вершины часто заметает снегом, Но отступать пред высотой нельзя. Я вижу все. И я сегодня знаю: Ты Человеком стал среди людей. Я за людей погиб. Благословляю Тебя на подвиг и на жизнь. Смелей! В глаза тебя целую, открывая Твои глаза, отогревая лед. Горжусь тобой, но рана штыковая Мне это громко крикнуть не дает». Азрет встает. Его не сокрушила Ни ночь, ни вьюга. Храбростью храним, Он лезет вверх. Бураном бьет вершина. И весь аул взбирается за ним.

Обрывы слева и обвалы справа. Седые глыбы ледяной брони. Буран — на седловине перевала. По сторонам — аульские огни. На перевале — ураганом косит. Вслепую, спотыкаясь, наугад Идет Азрет, как в штыковой, проносит Живую душу через этот ад. Без боя здесь не сделаешь ни шагу. Но сердце устремляется вперед. Не эта ли решимость и отвага Нас по дорогам космоса ведет?! И ночь в пути, как двадцать лет в дороге,— Так измотал Азрета перевал. Азрет добрался и на том пороге, Где смерть стояла, задыхаясь, встал. Здесь буря не рвалась и не кололась. И в тихом ветре он услышать смог: «Спасибо, милый!..» — материнский голос. И вздох отца: «Ты молодец, сынок!..»

Был первый крик спасенной жизни громок. И солнце засияло впереди. И словно улыбнулся тут ребенок, И мать прижала первенца к груди. Чабан Адильгери рожденью сына Был, словно жизни обновленной, рад. И у врача прощения просила За все тревоги молча Фатимат. Азрет стоял, смежив устало веки, Не ожидая никаких похвал. Он Человеком был. И Человека Высокий долг повел на перевал. В честь сердца человечного Азрета И мальчика Азретом нарекли, Чтоб людям нес запас добра и света, Достойного своей родной земли. Живи, Азрет! И помни об Азрете. Как он, не бойся холода и тьмы, Чрез пропасти, опасности, сквозь ветер Иди — и будь счастливее, чем мы. Две жизни ликовали. Жизни ради Не зря Азрет собою рисковал. …Смерть повернулась за порогом, сзади, И медленно ушла на перевал.

К полудню распогодилось. И взору Открылся мир сверкавших солнцем гор. И радость сердца поднималась в гору, В блистающий заснеженный простор. Был счастлив мир. И было столько света, Голубизны чистейшей чистоты. Как будто праздник, запоздавший где-то, В аулы опускался с высоты. Новорожденный улыбался свету. От Фатимат струился тихий свет. Опасность миновала. Смерти нету. В обратный путь отправился Азрет. Он поднялся к вершине перевала. Снег под ногой подался, застонал, Лавина по камням загрохотала. И кинулась, и начался обвал. Он в сторону метнулся от удара. Лавина повернула напролом. И он упал, как падает чинара, Под корень срубленная топором. Захлебываясь отзвуками гула, Срывая камни, прыгая, скользя. Его лавина в пропасть потянула, Вцепилась в ноги. Вырваться нельзя. Смерть снова встала на твоей дороге. Догнала. Забирает. Заберет. Азрет… Азрет… Тебя не держат ноги, Стал очень скользким под ногами лед. «Смерть!» — голосит летящая лавина. «Смерть!» повторяют скалы и холмы. Азрет… Азрет! Ты падаешь в теснину, И больше нет ни лета, ни зимы. Живое сердце милый мир покинет. Над пропастью затихнет крутоверть. И ты свое позабываешь имя. И сердце останавливает смерть. Но слышишь ты в последнее мгновенье, На зыбкой грани смертного конца. Стон тяжкий матери и сожаленье Последнее, горчайшее, отца. Конец всему, что мило и не мило, Ни страха, ни печали, ни утрат. У каждого из нас души светило Своим путем уходит на закат.

Шаль черная на весь аул надета. На улице аула — ни души. Оплакивали женщины Азрета И причитали в горестной тиши: Зачем ты смерти покорился рано? Зачем пошел на ледяной откос? И матери зачем нанес ты рану? Зачем ты горе матери принес? Зачем в дому последние подпорки Ты гибелью своею подрубил? — Мать слушала, потом сказала горько: Он правильно, мой мальчик, поступил. И, как бы в одобрение, снаружи, Сквозь причитаний горестную тишь, Израненной душою голос мужа Услышала: «Ты верно говоришь. Я плачу рядом. Боль невыносима. От слез и боли светлый день ослеп. Меня оплакав, провожаешь сына, Единственного. Горек вдовий хлеб. Прости меня, как должно и как нужно, Жена моя, за снег твоих седин. Платить за жизнь ценою малодушья Я не умел. Оно — не для мужчин. Как волосы твои сегодня седы… Дай голову. Прижмись к груди, жена! Мы поровну с тобой делили беды. Теперь же будешь бедовать одна. Не превращал я равнодушье в бога, Как жалкий трус, оставшийся в живых. Наш сын погиб. Он шел моей дорогой И жизнь свою отдал за жизнь других. А трус живет. Живот растит во благе, Для ближних не теряя волоска. Он променял сладчайший вкус отваги На жирный запах жирного куска. Трус — в жизни мертв. Мы — в смерти воскресаем. Честь человека подвигом храним. Для трусов жизнь закрыта караваем, И хлеб отваги недоступен им».

Мать чуткою душою услыхала Сквозь голос слез, затерянный в снегу, Сыновий голос: «Мама, с перевала Я не вернусь к родному очагу. Мне не подняться больше, не добраться. Не дотянуться через лед и снег, К твоей щеке щекою не прижаться. Не улыбнуться солнышку во сне. Прости меня! Я не искал погибель. Я очень виноват перед тобой, Что слишком поздно смерть свою увидел. У смерти не отпросишься домой. Прости меня! Но в той дороге поздней Я радость принести тебе хотел. Горят дрова и не дают замерзнуть Зимою людям, — так и я горел. Судьба людей мою судьбу просила Через буран идти на перевал. Чтоб тяжесть равнодушья не давила, Я сам на плечи тяжесть смерти взял. Ритм чистый моего сердцебиенья Тяжелый снег остановил навек, Как снег нагорный, чистые стремленья Моей души засыпал горный снег. Прости меня! Мне оправдаться нечем. У радости и горя свой союз. Груз смерти я взвалил себе на плечи. И на вершину поднял этот груз».

litresp.ru