Краткое содержание Каравай заварного хлеба Солоухин для читательского дневника. Изложение каравай заварного хлеба


Конспект урока русского языка в 11 классе « Изложение по тексту художественного стиля»

Конспект урока русского языка в 11 классе

« Изложение по тексту художественного стиля»

Тип урока: урок развития речи

Цели:

- формировать навыки культуры речи;

- проверить орфографическую и пунктуационную грамотность;

- воспитывать любовь и уважение к богатству и многообразию русского языка.

I. Орг. момент.

II. Сообщение учителем темы и целей урока.

  1. Чтение текста изложения.

Каравай заварного хлеба.

Шла война, на которую мы, шестнадцатилетние и семнадцатилетние мальчишки, пока еще не попали. По студенческим хлебным карточкам нам давали четыреста граммов хлеба, который мы съедали за один раз. Наверное, мы еще росли, если нам так хотелось есть каждый час, каждую минуту и каждую секунду.

На базаре буханка хлеба стоила девяносто рублей, это примерно наша месячная стипендия. Молоко было двадцать рублей бутылка, а сливочное масло – шестьсот рублей килограмм. Да его и не было на базаре, сливочного масла, оно стояло только в воображении каждого человека, как некое волшебное существо, недосягаемое, недоступное, возможное лишь в романтических книжках.

К празднику Конституции присоединилось воскресенье, и получилось два выходных дня. Тут-то я и объявил своим ребятам, что пойду к себе в деревню и уж не знаю, удастся ли принести мне ветчины или сметаны, но черный хлеб гарантирую. Ребята попытались отговорить меня: далеко, сорок пять километров, транспорт (время военное) никакой не ходит, на улице стужа, и как бы не случилось метели.

… Пока я шел по шоссе, автомобили догоняли меня. Но все они везли в сторону Москвы либо солдат, либо ящики (наверное, с оружием) и на поднятые руки не обращали никакого внимания.

Когда настала пора сворачивать с шоссе на обыкновенную дорогу, начало темнеть. Назад страшно и оглянуться – такая низкая и тяжелая чернота зимнего неба нависла над всей землей.

Меня догнал человек. Он идет всего лишь до Бабаева. Скоро он будет дома, а мне после него еще идти двадцать километров.

Я почувствовал, что желудок мой совершенно пуст, и для того, чтобы дойти до дому, я обязательно должен что-нибудь съесть, хотя бы жесткую хлебную корку со стаканом воды.

Тут у меня в голове засела мысль, что надо будет у этого мужика, когда он дойдет до своего дома, попросить кусок хлеба, может, даст. А может, попроситься ночевать? Когда дошли до его деревни, он свернул с дороги на тропинку вдоль домов и сказал мне, дотронувшись до башлыка:

- Ну, бывай здоров! Не падай духом, ничего…

Может быть, на полсекунды опередил он меня со своим прощанием. Неприятная липкая испарина выступила по всему телу, и, словно бы вместе с ней, ушли, испарились последние силенки. Ноги сделались как из ваты, под ложечкой ощутилась некая пустота, и безразличие овладело мной. Скорей всего спасло меня то, что не на что было присесть.

То, что мне не дойти, было ясно. Но в то же время (может быть, единственно от молодости) не верилось, что я в конце концов здесь погибну. Не может быть, ну, не может быть, что я здесь погибну!

Случилось именно самое невероятное, самое чудесное и волшебное. По застарелой колее пробирался настоящий автомобиль. Полуторка не ехала, а ползла. Кое-как я нашарил ногой железный выступ пониже кузова, кое-как перевалился через высокий борт и мешком упал на дно.

Застарелая колея, по которой пробирался автомобиль, проходила в четырех километрах от моего дома. Значит, мне надо было уследить момент, выбрать самую близкую к дому точку дороги, чтобы выпрыгнуть из кузова и идти дальше. Но как только я лег на дно кузова, как почувствовал, что не нужно больше переступать ногами и вообще двигаться, так и задремал. Очнулся же от толчка. Перевалившись через задний борт, я опустил руки и упал в снег. Приглядевшись к незнакомой деревне, я понял, что грузовик либо увез меня дальше, чем мне было нужно, либо куда-нибудь в сторону. Понадобилось некоторое время, чтобы собраться с духом и окончательно утвердиться в мысли, что к кому-то стучать придется неизбежно.

Сначала я постучал в дверь на крыльце, потом, осмелев, потюкал ноготком по морозному стеклу окна. Впустили не сразу, с опасениями.

Утром я добрался до родительского дома. Мать испекла мне большой круглый каравай заварного хлеба. Ночевав дома одну ночь, положив драгоценный каравай в заплечный мешок, я отправился во Владимир к своим друзьям по студеному, голодному общежитию.

(По В. Солоухину)

  1. Определение темы и основной мысли изложения, стиля и типа речи.

  2. Работа над композицией и планом изложения.

  3. Повторное чтение текста.

III. Написание изложения по тексту художественного стиля.

IV. Рефлексия.

V. Домашнее задание: Повторить виды сложных предложений.

doc4web.ru

Краткое содержание Солоухин Каравай заварного хлеба за 2 минуты пересказ сюжета

В произведении «Каравай заварного хлеба», созданном советским писателем Владимиром Алексеевичем Солоухиным, повествуется о жизни семнадцатилетних мальчишек в годы войны.

Рассказчик жил в общежитии вместе со своими сокурсниками. В помещении было очень холодно, юношам приходилось с чердака стаскивать тумбочки, разбивать их и топить обломками печку. Все молодые люди вечерами собирались около печки и грелись. Ещё им постоянно хотелось есть, потому что студентам по хлебным карточкам давали только четыреста граммов хлеба. Эту порцию юноши съедали за один присест. Продукты в магазине стоили очень дорого и были не по карману молодым людям.

Однако в тумбочке одного студента - Мишки Елисеева хранилось целый съедобный клад в виде сливочного масла, розового окорока, пышек и других разных вкусностей. Всё это богатство было закрыто на амбарный замок. Отец парня работал на складе и постоянно снабжал отпрыска продуктами. Ел Елисеев всегда в одиночестве по ночам.

Однажды рассказчик решил отправиться в родную деревню и привезти оттуда чёрного хлеба. Вначале юноша продвигался быстро по шоссе. Затем по просёлочной дороге, заметённой снегом, идти стало тяжело. И ко всему прочему рассказчику очень захотелось есть. Он вспомнил о том, как покупал продукты до войны и лакомился ими. К тому же стало темнеть, и поднялась вьюга. Идти стало очень тяжело, молодой человек уже думал, что не доберётся до деревни. Однако, преодолев много усилий, юноша всё-таки добрёл до родной деревни. Там родители дали ему каравай хлеба. А на обратном пути рассказчику пришлось отдать хлеб шофёру, чтобы тот на своём автомобиле довёз его до города. Вернувшись с пустыми руками, юноша сбил замок с тумбочки Мишки. Студенты съели все припасы Елисеева.

Автор в произведении высмеял человеческий порок – жадность.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Солоухин. Все произведения

Каравай заварного хлеба. Картинка к рассказу

Сейчас читают

  • Краткое содержание Хаггард Копи царя Соломона

    В произведении «Копи царя Соломона», написанном английским писателем Генри Хаггардом, повествуется о событиях 19 века.

  • Краткое содержание Шолохов Бахчевник

    Бахчевик профессия вполне мирная, все, что необходимо делать работнику – охранять бахчиху. В этом рассказе бахчевиком работает паренек Митька. В его семье: он, старший брат Федор, отец и мать.

  • Краткое содержание Пелевин Generation «П»

    Во времена экономических и политических событий в 1990-е годы сформировалось и выросло иное поколение россиян. Как раз в своём романе Виктор Пелевин опишет события, которые происходили в Москве

  • Краткое содержание После бала Л.Н. Толстого

    В обществе зашел разговор о влиянии среды на личное самосовершенствование человека. Один из гостей, Иван Васильевич, замечает, что очень многое в жизни зависит от случая, и рассказывает историю из своей молодости.

  • Краткое содержание Иван-царевич и Серый Волк сказка Жуковского

    Сказка начинается с описания жизни царя. Жил он в достатке, и особенно красив был его сад, утопающий в зелени. И стал он подмечать, что у него исчезают яблоки.

2minutki.ru

Урок нравственности "Хлеб – это жизнь" (по рассказам В.А.Солоухина "Каравай заварного хлеба", "Мошенники"). 8-й класс

Разделы: Литература

Цель:

- раскрыть основные проблемы, поднимаемые автором в рассказах;

- показать нравственную красоту главного героя, знающего истинную цену хлебу в противопоставлении с миром жадности, душевной черствости, равнодушия;

- воспитывать основные нравственные ценности: доброту, чуткость, сострадание, любовь, порядочность, уважение к хлебу и людям, выращивающим его.

Оборудование: презентация о В.А Солоухине, запись песни “Хлеб - всему голова”, иллюстрации обучающихся к рассказам, стихотворения о хлебе, каравай хлеба на вышитом рушнике.

Ход урока

I. Вступительное слово учителя.

Звучит песня “Хлеб - всему голова”.

- Начали мы урок с известной песни “Хлеб – всему голова”. И это неслучайно, потому, что среди сотни тысяч слов в русском языке наиболее важными являются Родина, мать, земля, хлеб. Есть только одно слово, которое равнозначно этим словам,– жизнь.

С древнейших времен к этому продукту относились по-особому. Хлеб сравнивали с самой жизнью, о нем говорили, как о живом существе, — кормилец.

Жизнь человечества немыслима без хлеба. Он сопровождает нас от рождения до глубокой старости. Мы встречаемся с ним каждый день. Без него не обходится ни скромный завтрак, ни пышное праздничное застолье.

Этот ценнейший продукт стал вечным символом благополучия и достатка.

“Хлеб – всему голова”, “Хлеб – основа всей жизни”, - так гласит народная мудрость. Даже в главной молитве, обращенной к Богу, “Отче наш” говорится: “Хлеб наш насущный дай нам на сей день”.

В народе существует особое понятие ценности хлеба – нравственное. Ведь хлеб не просто растит человека, он испытывает каждого из нас на стойкость и мужество, на чуткость и сострадание. Хлеб определяет ценность человеческих поступков.

Эпиграфом нашего сегодняшнего урока станут слова Расула Гамзатова: “Хлеб – это жизнь. Он вечен, как мать, как Родина”.

И наш сегодняшний урок – это разговор о том, какой должна быть истинная цена хлеба и как по-разному относятся герои рассказов В.А. Солоухина к нему.

Пусть этот урок будет для нас уроком мужества и доброты, милосердия и порядочности.

II. Поэтическая пятиминутка.

- Разговор о хлебе мы начнем с поэтической пятиминутки. Послушайте стихотворения.

1)

Растите хлеб! Выращивайте хлеб! Он – смех детей, Он – радость мирных дней. Он наших городов и сёл мечта, Он - пенье птиц. Он памятником стал Всем тем, кто жизни за него отдал.

Растите хлеб! Мы за него страдали, И долгими ночами на полях, Как мать над сыном, Мы над ним не спали.

Растите хлеб - Историю страны. Растите хлеб- Грядущую опору. Дороже он, чем всех сокровищ горы. Он - наша жизнь, А жизни нет цены.

Абдул Мирзаев

2) Написано много о хлебе, Который всему голова. О хлебе насущном не смолкнет Вовеки людская молва.

В нем пот, перемешанный с солью, В нем труд от зари до зари, В нем жизнь для живущих на свете От края до края земли.

Кусочек бесценного хлеба Порою от смерти спасал. За хлебную русскую ниву Народ свою жизнь отдавал.

И потому колос хлебный Лишь с золотом можно сравнить, Лишь с хлебом решим мы задачу: Быть сильными нам, иль не быть.

Обычай прекрасный в России Гостей хлебом – солью встречать, И ароматною сдобой На пышном пиру угощать.

Хлеб – символ богатства и силы Хлеб – золото русских полей, Хлеб – слава труду хлебороба, Хлеб – гордость России моей.

Зоя Воронина

- О чем эти стихотворения? Какова основная мысль?

III. Работа в группах.

1 группа приготовила презентацию о писателе В.А. Солоухине и его творчестве. (Работа с презентацией).

2 группа познакомит с кратким содержанием рассказа В.А. Солоухина “Каравай заварного хлеба”.

3 группа познакомит нас с содержанием рассказа В.А. Солоухина “Мошенники”.

IV. Обсуждение рассказа “Каравай заварного хлеба”.

1. Как вы понимаете смысл заглавия рассказа “Каравай заварного хлеба”?

2. Как жили студенты в военные годы? Прочитайте начало рассказа.

3. Кто знает, что такое военный хлеб?

(Послушайте сообщение ученика.)

Цену хлебу молодое поколение узнало в войну. Хлеб выдавали по карточкам. Как дороги были эти карточки! Потерять их – остаться без хлеба на месяц. Нормы были маленькие, хлеб некачественный, но все-таки хлеб.

Никогда никому не забыть блокадный ленинградский хлеб. Чёрный кусочек блокадного хлеба, 125-граммовый кусочек из жмыха, отрубей, целлюлозы, отбойной пыли. Таков был дневной паек для осажденного фашистами города. А людям нужно было жить, работать, чтобы победить врага.

4. Как питались студенты?

“Конечно, может быть, мы не так дорожили бы каждой молекулой тепла, если бы наши харчишки были погуще. Но шла война, на которую мы, шестнадцатилетние и семнадцатилетние мальчишки, пока еще не попали. По студенческим хлебным карточкам нам давали четыреста граммов хлеба, который мы съедали за один раз. Наверное, мы еще росли, если нам так хотелось есть каждый час, каждую минуту и каждую секунду.

На базаре буханка хлеба стоила девяносто рублей - это примерно наша месячная стипендия. Молоко было двадцать рублей бутылка, а сливочное масло - шестьсот рублей килограмм. Да его и не было на базаре, сливочного масла, оно стояло только в воображении каждого человека как некое волшебное вещество, недосягаемое, недоступное, возможное лишь в романтических книжках”.

5. Как относились студенты к Мишке Елисееву? И почему? Ответ подтвердите примерами из текста.

6. Зачитайте и сравните описание внешности Мишки с внешностью других ребят. Как вы можете его охарактеризовать?

“Красная, круглая харя Мишки с маленькими голубыми глазками, запрятанными глубоко в красноте, лоснилась и цвела, в то время как, например, Генка Перов был весь синенький и прозрачный, и даже я, наиболее рослый и крепкий подросток, однажды, резко поднявшись с койки, упал от головокружения.

Свои припасы Мишка старался истреблять тайком, так, чтобы не дразнить нас”.

7. Почему главный герой рассказа решил отправиться в родную деревню за сорок пять километров?

“К празднику Конституции присоединилось воскресенье, и получилось два выходных дня. Тут-то я и объявил своим ребятам, что пойду к себе в деревню и что уж не знаю, удастся ли мне принести ветчины или сметаны, но черный хлеб гарантирую. Ребята попытались отговорить меня: далеко, сорок пять километров, транспорт (время военное) никакой не ходит, на улице стужа и как бы не случилось метели. Но мысль оказаться дома уже сегодня так овладела мной, что я после лекций, не заходя в общежитие, отправился в путь.

Это был тот возраст, когда я больше всего любил ходить встречать ветра. И если уж нет возможности держать против ветра все лицо, подставишь ему щеку, вроде бы разрезаешь его плечом, и идешь, и идешь... И думаешь о том, какой ты сильный, стойкий; и кажется, что обязательно видит, как ты идешь, твоя однокурсница, легкомысленная, в сущности, девочка Оксана, однако по взгляду которой ты привык мерить все свои поступки.”

8. Какие трудности пришлось испытать герою рассказа на пути в родную деревню? (Чтение эпизода заранее подготовленным учеником). “Пока я шел по шоссе, автомобили догоняли меня…)

- Ну, бывай здоров! Не падай духом...”.

9. Расскажите о случайном попутчике, кого он напоминал?

10. Что спасло героя и не дало ему замерзнуть в этой заснеженной ночи?

11. Как выбирал главный герой избу, чтобы попроситься на ночлег? “Приглядевшись к избам и деревьям, к порядку домов, я понял, что грузовик либо увез меня дальше, чем мне нужно, либо куда-нибудь в сторону, потому что деревня, в которой я очутился, была мне совершенно незнакома. Значит, не было у меня выхода, как стучаться в одно из черных окон в надежде, что затеплится оно красноватым огоньком коптилки, и проситься переночевать.

Все избы были мне одинаково незнакомы, все они были для меня чужие, но я зачем-то брел некоторое время вдоль деревни, как бы выбирая, в какую избу постучаться, и неизвестно почему свернул к одной из изб (ничем она не отличалась от остальных, разве что была похуже). Есть, должно быть, у каждой из русских изб эдакое свое "выражение лица", которое может быть либо суровым, либо жалким, либо добрым, либо печальным. Наверное, этим-то подспудным я и руководствовался, выбирая, в какое окно постучать. А может быть, просто понадобилось некоторое время, чтобы собраться с духом и окончательно утвердиться в мысли, что стучать придется неизбежно, так лучше уж не тянуть.

Сначала я постучал в дверь на крыльце, потом, осмелев, потюкал ноготком по морозному стеклу окна. Сквозь двойные рамы не доходило мое тюканье до нутра, до избяного тепла, а может быть, сливалось с шумом ветра и с разными метельными звуками”.

12.Инсценирование эпизода: “Встреча с доброй, отзывчивой тетей Машей”.

13. Расскажите о ее судьбе. (Заранее подготовленный ученик).

14.Удалось ли герою добраться до родного дома? Испекла ли ему мама заветный каравай заварного хлеба?

15. Каким был обратный путь героя?

“Переночевав дома ночь, положив драгоценный каравай в заплечный мешок, я отправился обратно во Владимир к своим друзьям в студеном, голодном общежитии.

Оказывается, виноваты были не одна только метель, не одно только то обстоятельство, что я из Владимира вышел, не поев как следует, и потому быстро обессилел. Оказывается, сами по себе сорок пять километров зимней дороги - нелегкое дело. Когда я прошел двадцать пять километров и вышел на асфальтированный большак и, таким образом, идти мне осталось двадцать километров, я был почти в таком же состоянии, как и в позапрошлую ночь в метель, когда, если бы не случайный грузовик, замерзать бы мне среди снежного поля.

Кроме того, я, должно быть, простудился за эти два дня, и теперь начиналась болезнь. Мне сделалось все безразлично. Какое бы интересное дело, ожидающее меня в будущем, ни вспомнилось, мне казалось оно теперь совсем неинтересным и скучным: не хочу летом купаться в реке, не хочу ходить на рыбалку, не хочу читать книги, не хочу в лесу жечь костер, не хочу ходить в кино и есть мороженое, безразлично мне даже, есть ли на свете Оксана, самая красивая со всего нашего курса синеглазая девчонка. Я давно заметил за собой, что если у меня пропадает интерес ко всему на свете, значит, я начинаю хворать.

Пройдя по асфальту километр, я почувствовал себя совсем плохо и стал поднимать руку тем редким, можно сказать, редчайшим грузовикам, которые время от времени догоняли меня. Некоторое развлечение состояло в том, чтобы считать эти проходящие грузовики и загадывать, который же из них возьмет меня с собой.

Остановился седьмой грузовик (к этому времени я пробрел еще три километра)”.

16. Удалось ли герою угостить драгоценным караваем хлеба своих товарищей? Почему? (Инсценирование диалога с шофером).

17. Как поступил герой с тумбочкой Мишки Елисеева после возвращения из дома? Как вы оцениваете его поступок?

18. Какие нравственные качества ценит автор в людях?

19. Какова основная идея рассказа “Каравай заварного хлеба”?

V. Обсуждение рассказа В.А. Солоухина “Мошенники”.

– В рассказе В.А. Солоухина “Каравай заварного хлеба” мы увидели нравственную красоту главного героя, который перенес столько страданий. Он ради своих товарищей отправился в далекий путь за караваем драгоценного хлеба, которого не суждено было отведать студентам, да и самому герою. А также мы увидели душевную черствость других героев рассказа: Мишки Елисеева, который по ночам ел и хлеб с ветчиной, и масло; шофера, забравшего себе каравай.

Совсем по-другому ведут себя юноши в рассказе “Мошенники”.

1. Какая мысль пришла в голову героям данного рассказа?

2. Почему они “пошли” на сделку со своей совестью?

3. Как вы понимаете слова рассказа: “Праздность является матерью всех пороков”? В чем их смысл? Докажите, подтвердив примером из текста.

4. Может ли в человеке рядом сосуществовать высокое и низкое? Объясните, прочитав данный отрывок.

“Немудреный репертуар областного театра мы переслушали весь (там шли три оперы), и, пожалуй, больше всего меня теперь удивляет, как могли тогда в нас соединиться впервые проснувшаяся тяга к искусству и первое (слава богу, что последнее!) мелкое, грязное мошенничество”.

5. Какие разговоры о хлебе среди практикантов подтолкнули их на мошенничество? О чем они мечтали, если бы у них появились излишки хлеба?

- Если бы хлебца побольше, - мечтательно начинал кто-нибудь из нас, жить бы можно... Во-первых, оставалось бы к вечеру. Хотя бы с солью. Во-вторых, утром тюря была бы гуще. В-третьих, на базаре можно обменять на масло, а масло вылить в тюрю. Эх, да что и говорить! Известно - хлеб всему голова и основа. (Стоит заметить, что про хлеб мы не пели наподобие оперы.)

6. Как завладела практикантами идея Яшки Звонарева?

7. В чем состояла нелепость данного поступка ребят?

8. Раскрылся ли обман?

9. Как отреагировали на мошенничество женщины в столовой и почему?

10. Что чувствовали практиканты, когда их обман был раскрыт?

11. “Только сейчас, спустя двадцать лет, я подумал о том, что мы ушли тогда из столовой, не сказав спасибо ни черноглазой девушке-подавальщице, ни пожилой женщине на раздаче, с безнадежно усталыми, военного времени глазами”, - так заканчивается рассказ.

За что должны были быть благодарны ребята этим женщинам?

VI. Подведение итогов урока.

- Ребята, война – трудное время испытаний не только на поле боя, но и в тылу, в повседневной жизни. Вот с такими трудностями и столкнулись главные герои, но одни из них показали пример порядочности и чистоты, а другие – подлости и обмана.

Хочется напомнить строчки из стихотворения С. Острового:

В жизни по-разному можно жить: В горе можно и в радости, Вовремя есть, вовремя пить, Вовремя делать гадости.

А можно и так: на рассвете встать И, помышляя о чуде, Рукой обнаженное солнце достать И подарить его людям.

В.А. Солоухин своими рассказами подчеркнул, что в жизни можно жить по-разному, руководствуясь разными жизненными принципами. Одни живут для себя, другие - все отдают людям.

Наш урок подходит к концу. Я надеюсь: он заставил вас задуматься о многом. И вы напишите в своих отзывах об уроке. Я думаю, что вы сумеете по-новому оценить свои поступки, себя, научитесь с уважением и любовью относиться к людям, к труду тех, кто создает хлеб – основу всей жизни. Пусть в каждом доме на столе всегда будет каравай душистого хлеба, символизирующий жизнь, мир, счастье. “Хлеб – имя существительное, и обращаться с ним должно на Вы”.

VII. - А сейчас обратимся к стенду, на котором размещены ваши иллюстрации к прочитанным рассказам В.А.Солоухина. Вы, наверное, узнали героев этих произведений? А также вы видите на расшитом рушнике каравай хлеба.

- Заканчивая наш урок, мы по русской традиции угостим всех караваем хлеба. “Хлеб стал для нас непременным спутником сострадания, потому что его разделяют в годину бедствий. Вкус разделенного хлеба несравним ни с чем”, - сказал французский летчик А. де Сент-Экзюпери. И это действительно так, потому что люди преломляют его за общей трапезой.

Хлеб стал для нас непременным спутником сострадания, мерилом нравственных качеств человека. Живите так, чтобы хлеб ваш был всегда честным.

xn--i1abbnckbmcl9fb.xn--p1ai

Краткое содержание Каравай заварного хлеба Солоухин для читательского дневника

Солоухин Владимир Иванович написал произведение «Каравай заварного хлеба» о тяжелой жизни мирного населения в годы Великой отечественной войны.

Главные действия произведения происходят в общежитии города Владимира, где жил главный герой и остальные четыре подростка. В голодные военные годы тяжело жилось всем, и молодые растущие организмы постоянно думали о еде. Даже во снах они видели довоенную сытую жизнь. Второй проблемой был холод. Печка, находившаяся в комнате у ребят, грела, но постоянно требовала дров, а с ними было трудно. Они поднимались на чердак, брали старую тумбочку и разбивали её на дрова, топив ими печь.

В комнате жил мальчик по имени Мишка. Его отец имел доступ к продовольствию и периодически подкармливал сынишку. Мишка прятал еду в тумбочку и ел её ночью, пока все спали. А для того чтобы мы не взяли его продукты повесил большой замок на тумбочку. Ребята очень злились на него, но еду не брали.

На день Конституции выпало два дня выходных, и главный герой решил сходить домой в деревню за продуктами. Ребята отговаривали его так как путь был не близкий и составлял 45 километров, да и усилившийся мороз был на их стороне. Но мечта о свежо выпеченном хлебе погнала его в дорогу.

В начале пути было весело, асфальтная дорога далась легко. Попутные машины проезжали, мимо везя солдат и боеприпасы на фронт. А потом, отвернув с главной дороги на проселок, стало совсем невмоготу, да и усилившаяся метель усложняла путь. И когда силы покинули путника и он был готов упасть и замёрзнуть, но попутная полуторка подобрала его и довезла.

Обратный путь был легче, так как большой каравай согревал его, но только до тех пор, пока водитель попутки не забрал его за оказанную услугу. Ребята расстроились отсутствием хлеба и попросили продуктов и Мишки, а он наорал на них. Тогда главный герой разбил его тумбочку и приказал всем все это съесть. Мишка даже слова не сказал, и на утро больше не жил в их комнате.

Данный рассказ учит быть добрее к людям и делиться с ними. Видь, добро всегда возвращается.

Оцените: Голосов: 9

Читать краткое содержание Каравай заварного хлеба. Краткий пересказ. Для читательского дневника возьмите 5-6 предложений

Солоухин. Краткие содержания произведений

Картинка или рисунок Каравай заварного хлеба

Другие пересказы для читательского дневника

  • Краткое содержание Витя Малеев в школе и дома Носова

    1951 год. Николай Носов пишет повесть о младших подростках «Витя Малеев в школе и дома». Суть сюжета текста для детей в том, что главный герой – Витя в каждой главе переживает приключения

  • Краткое содержание Чехов Злой мальчик

    Рассказ Антона Павловича Чехова «Злой мальчик» повествует нам об истории, которая наглядно показывает влияние устоев общества на взаимоотношения и поведение людей. Главные герои рассказа - Анна и Иван

  • Краткое содержание Куприн Завирайка

    Ранней весной двое охотников пошли в снежный лес поохотится на зайцев, и взяли с собой охотничьего пса Завирайку. За охотниками увязалась стая деревенских собак многочисленная и шумная.

  • Краткое содержание Крапивин Оруженосец Кашка

    Володя – мальчик, который отдыхает в летнем лагере вот уже какое-то время. Он – симпатичный, веселый и преданный дружбе со всем, с кем дружит. Володя – к тому же подросток, что важно

  • Краткое содержание Кассиль Ранний восход

    С первой главы читатель знакомится с ребятами: Коля, Катя, Женька... Главный герой Коля – одарённый мальчик. У него богатая фантазия, он придумывает игры, очень хорошо рассказывает истории, а когда говорит, то даже иллюстрирует

chitatelskij-dnevnik.ru

Читать книгу Каравай заварного хлеба

Владимир Алексеевич СОЛОУХИН

Каравай заварного хлеба

Рассказ

По ночам мы жгли тумбочки. На чердаке нашего общежития был склад старых тумбочек. Не то чтобы они совсем никуда не годились, напротив, они были ничуть не хуже тех, что стояли возле наших коек, - такие же тяжелые, такие же голубые, с такими же фанерными полочками внутри. Просто они были лишние и лежали на чердаке. А мы сильно зябли в нашем общежитии. Толька Рябов даже оставил однажды включенной сорокасвечовую лампочку, желтенько светившуюся под потолком комнаты. Когда утром мы спросили, почему он ее не погасил, Толька ответил: "Для тепла..."

Обреченная тумбочка втаскивалась в комнату. Она наклонялась наискосок, и по верхнему углу наносился удар тяжелой чугунной клюшкой. Тумбочка разлеталась на куски, как если бы была стеклянная. Густокрашеные дощечки горели весело и жарко. Угли некоторое время сохраняли форму то ли квадратной стойки, то ли боковой доски, потом они рассыпались на золотую, огненную мелочь.

Из печи в комнату струилось тепло. Мы, хотя и сидели около топки, старались не занимать самой середины, чтобы тепло беспрепятственно струилось и расходилось во все стороны. Однако к утру все мы мерзли под своими одеялишками.

Конечно, может быть, мы не так дорожили бы каждой молекулой тепла, если бы наши харчишки были погуще. Но шла война, на которую мы, шестнадцатилетние и семнадцатилетние мальчишки, пока еще не попали. По студенческим хлебным карточкам нам давали четыреста граммов хлеба, который мы съедали за один раз. Наверное, мы еще росли, если нам так хотелось есть каждый час, каждую минуту и каждую секунду.

На базаре буханка хлеба стоила девяносто рублей - это примерно наша месячная стипендия. Молоко было двадцать рублей бутылка, а сливочное масло - шестьсот рублей килограмм. Да его и не было на базаре, сливочного масла, оно стояло только в воображении каждого человека как некое волшебное вещество, недосягаемое, недоступное, возможное лишь в романтических книжках.

А между тем сливочное масло существовало в виде желтого плотного куска даже в нашей комнате. Да, да! И рядом с ним еще лежали там розовая глыба домашнего окорока, несколько белых сдобных пышек, вареные вкрутую яйца, литровая банка с густой сметаной и большой кусок запеченной в тесте баранины. Все это хранилось в тумбочке Мишки Елисеева, хотя на первый взгляд его тумбочка ничем не выделялась среди четырех остальных тумбочек: Генки Перова, Тольки Рябова, Володьки Пономарева и моей.

Отличие состояло только в том, что любую нашу тумбочку можно было открыть любому человеку, а на Мишкиной красовался замок, которому, по его размерам и тяжести, висеть бы на бревенчатом деревенском амбаре, а не на столь хрупком сооружении, как тумбочка: знали ведь мы, как ее надо наклонить и по какому месту ударить клюшкой, чтобы она сокрушилась и рухнула, рассыпавшись на дощечки.

Но ударить по ней было нельзя, потому что она была Мишкина и на ней висел замок. Неприкосновенность любого не тобой повешенного замка вырабатывалась у человека веками и была священна для человека во все времена, исключая социальные катаклизмы в виде слепых ли стихийных бунтов, закономерных ли революций.

Отец Мишки работал на каком-то складе неподалеку от города. Каждое воскресенье он приходил к сыну и приносил свежую обильную еду. Красная, круглая харя Мишки с маленькими голубыми глазками, запрятанными глубоко в красноте, лоснилась и цвела, в то время как, например, Генка Перов был весь синенький и прозрачный, и даже я, наиболее рослый и крепкий подросток, однажды, резко поднявшись с койки, упал от головокружения.

Свои припасы Мишка старался истреблять тайком, так, чтобы не дразнить нас. Во всяком случае, мы редко видели, как он ест. Однажды ночью, проснувшись, я увидел Мишку сидящим на койке. Он намазал маслом хлеб, положил сверху ломоть ветчины и стал жрать. Я не удержался и заворочался на койке. Может быть, втайне я надеялся, что Мишка даст и мне. Тяжкий вздох вырвался у меня помимо воли. Мишка вдруг резко оглянулся, потом, напустив спокойствие, ответил на мой вздох следующей фразой:

- Ну ничего, не горюй, как-нибудь переживем.

Рот его в это время был полон жеваным хлебом, перемешанным с желтым маслом и розовой ветчиной.

В другую ночь я слышал, как Мишка чавкает, забравшись с головой под одеяло. Ничто утром не напоминало о ночных Мишкиных обжорствах. На тумбочке поблескивал тяжелый железный замок.

К празднику Конституции присоединилось воскресенье, и получилось два выходных дня. Тут-то я и объявил своим ребятам, что пойду к себе в деревню и что уж не знаю, удастся ли мне принести ветчины или сметаны, но черный хлеб гарантирую. Ребята попытались отговорить меня: далеко, сорок пять километров, транспорт (время военное) никакой не ходит, на улице стужа и как бы не случилось метели. Но мысль оказаться дома уже сегодня так овладела мной, что я после лекций, не заходя в общежитие, отправился в путь.

Это был тот возраст, когда я больше всего любил ходить встречать ветра. И если уж нет возможности держать против ветра все лицо, подставишь ему щеку, вроде бы разрезаешь его плечом, и идешь, и идешь... И думаешь о том, какой ты сильный, стойкий; и кажется, что обязательно видит, как ты идешь, твоя однокурсница, легкомысленная, в сущности, девочка Оксана, однако по взгляду которой ты привык мерить все свои поступки.

Пока я шел по шоссе, автомобили догоняли меня. Но все они везли в сторону Москвы либо солдат, либо ящики (наверное, с оружием) и на мою поднятую руку не обращали никакого внимания. Морозная снежная пыль, увлекаемая скоростью, перемешивалась с выхлопными газами, завихрялась сзади автомобиля, а потом все успокаивалось, только тоненькие струйки серой поземки бежали мне навстречу по пустынному темному шоссе.

Когда настала пора сворачивать с шоссе на обыкновенную дорогу, начало темнеть. Сперва я видел, как поземка перебегает дорогу поперек, как возле каждого комочка снега или лошадиного помета образуется небольшой барханчик, а каждую ямку - человеческий ли, лошадиный ли след - давно с краями засыпало мелким, как сахарная пудра, поземным снежком.

Назад страшно и оглянуться - такая низкая и тяжелая чернота зимнего неба нависла над всей землей. Впереди, куда вела дорога, было немного посветлее, потому что и за плотными тучами все еще брезжили последние отблески безрадостного декабрьского дня.

По жесткому шоссе идти было легче, чем по этой дороге: снег проминался под ногой, отъезжал назад, шаг мельчился, сил тратилось гораздо больше.

Меня догнал человек - высокий усатый мужик, одетый поверх пальто в брезентовый плащ и закутанный башлыком. Этого небось не продувает. Случайный попутчик шагал быстро, и я старался тянуться за ним, хотя и знал, что для моей "марафонской" дистанции такой темп не годится, что я обессилею раньше, чем доберусь до села.

Ему-то что! Он идет лишь до Бабаева. Скоро он будет дома, а мне идти еще двадцать километров.

Дома самовар поставит ему жена, чайку горяченького. Или, может, достанет из печки щей. Они, конечно, постные, остыли, чуть тепленькие. Но все равно, если взять ломоть хлеба потолще...

Я почувствовал, что желудок мой совершенно пуст и, для того чтобы дойти до дому, я обязательно должен что-нибудь съесть, хотя бы жесткую хлебную корку со стаканом воды. Некоторое время я шел, вспоминая, как однажды, еще до войны, съел с морсом целую буханку хлеба. А то еще, помнится, я варил себе обеды, когда жил не в общежитии, а на частной квартире. Это тоже было до войны. Я шел на базар и покупал на рубль жирной-прежирной свинины. Она стоила десять рублей килограмм. Значит, на рубль доставался мне стограммовый кусок. Эту свинину, изрезав на одинаковые кубики, я варил с вермишелью. Белые кубики плавали сверху, и, когда с ложкой вермишели попадал в рот кубик, во рту делалось вкусно-вкусно... Продавали до войны и сухой клюквенный кисель. Разведешь розовый порошок в стакане кипятку...

Тут у меня в голове гвоздем засела мысль: надо будет у этого мужика, когда он дойдет до своего дома, попросить кусок хлеба, - может, даст. Если есть дом, значит, есть и хлеб в доме. Все же не голодовка теперь. Но вот ведь какая досадная психология! Когда ты сыт и у тебя все есть, ничего не стоит спросить у других людей и хлеба, и еще чего-нибудь. Но когда на этот кусок вся надежда...

Значит, что же, вроде милостыни получится? "Подайте Христа ради!" Так, что ли? Вовсе не милостыня. Вместе идем. Почему не спросить?

Однако я-то знал, что мой язык ни за что не повернется, чтобы и вправду в виде милостыни попросить кусок хлеба. А может, попроситься ночевать? До его деревни километра три да там двадцать. Не дойдешь. А если ночевать пустит, то небось и поесть даст. Факт! Вот жаль, я неразговорчивый человек. Другой на моем месте теперь казался бы ему лучшим другом. Бывают такие говоруны. Теперь он сам бы уговаривал меня зайти к нему переночевать или просто чайку попить. Или, может быть, щей... Они хоть и остыли теперь, чуть тепленькие...

- Война, брат, переживать надо! - говорил между тем спутник, не сбавляя ходу.

Наверное, мой вид, мое демисезонное пальтишко, моя усталость, наверное, все это возбудило сочувствие, иначе с чего бы это он меня взялся утешать:

- Теперь все переживают. На фронте переживают - смерти ждут каждый момент; здесь матерям да женам за своих страшно - опять переживания. А у кого уж убили, кому похоронные пришли, тем и подавно слезы и горе. А мы с тобой еще что! Руки, ноги целы, идем к себе домой, а не где-нибудь в окопе лежим, значит, как-нибудь переживем.

Мне вспомнилось, что точно такой же фразой утешал меня Мишка, сидя на кровати и уминая ветчину с маслом. "Тебе-то что не пережить!" - зло подумал я про спутника. Но все же через некоторое время остыл. "Сердиться мне на него за что? За что злиться? Что у него дом ближе, чем у меня, или что одет теплее? Я так на него злюсь, - думал я, - как будто я уж попросил хлеб, а он отказал. Или насчет ночлега. Я ведь не спрашивал. За что же злиться? А может, он и хлеба даст, и ночевать пустит, - ничего не известно".

Но и до сих пор я не знаю, как отнесся бы попутчик к моей просьбе насчет хлеба или ночлега, потому что, когда дошли до его деревни, он свернул с дороги на тропинку вдоль домов и сказал мне, дотронувшись до башлыка:

- Ну, бывай здоров! Не падай духом...

Может быть, на полсекунды опередил он меня со своим прощанием. А может быть, если бы и минуту стояли на перепутье, все равно я не осмелился бы спросить, - кто знает. Так или иначе - мужик пошел к своему самовару и к своим щам, а я остался один среди ночи, вошедшей теперь в полную силу.

Метель становилась сильнее. Местами колею перемело так, что шагов десять приходилось идти, увязая почти до колен. Радостно было после этого опять почувствовать под ногами твердую опору. Хорошо еще, что в руках была палка, которой я нащупывал дорогу там, где перемело.

Когда-то здесь прошла, должно быть, колонна машин, и, хоть колею давно замело снегом и узкий санный путь проторился над ней, все же колея существовала, и палка находила ее.

Как ни старался я вообразить, что глаза самой красивой девчонки со всего курса, синие глаза Оксаны смотрят на меня в эту минуту и, значит, надо идти как можно тверже и прямее, не сгибаться под ветром, не поворачиваться к нему спиной, как ни почетна была моя задача принести каравай хлеба ребятам из общежития, ночь взяла свое - мне стало жутко.

Теперь кричи не кричи, зови не зови - никто не услышит. Нет поблизости ни одной деревеньки. Да и в деревнях все люди сидят по домам, ложатся, наверно, спать, прислушиваясь к вою ветра в застрехах, в трубе, в оконных наличниках. Даже если кошка дома, то рады и за кошку, что сидит на стуле возле печки, а не шляется где-нибудь.

Я почувствовал, что, несмотря на холод, неприятная липкая испарина выступила по всему телу и словно бы вместе с ней ушли, улетучились последние силенки. Ноги сделались как из ваты, под ложечкой ощутилась некая пустота, и безразличие овладело мной. Скорее всего, спасло меня то, что не на что было присесть. Если бы я нес хоть пустяковый чемоданишко, то, наверное, сел бы на него отдохнуть и, конечно, заснул: раскопали бы на другой день, наткнувшись на островерхий бугорок снега.

Но присесть было не на что, и я механически шагал, приминая рыхлый снежок и почти не продвигаясь вперед из этой бесконечной ночи к крохотному и недостижимому островку тепла и покоя, где теперь спит моя мать, не зная, что я бреду сквозь метельную темень.

То, что мне не дойти, было ясно. Но в то же время (может быть, единственно от молодости) не верилось, что я в конце концов здесь погибну!

Случится что-нибудь такое, что поможет мне, выручит, и я все-таки дойду, и сяду на лавку около стола, и мать достанет мне с печи теплые валенки, и я наемся, а потом закурю, и ничего не будет слаще той глубокой, той долгожданной затяжки. Нет, что-нибудь произойдет, что я все-таки не останусь здесь навсегда. Ведь это так реально: теплый дом, и мать, и валенки, и еда. Это ведь все существует на самом деле, а не придумано мною. Нужно только дойти - и все. А дома есть и валенки, и, конечно, есть у матери припрятанная на случай махорка...

Вдруг я заметил, что мои йоги (а я глядел теперь только на свои ноги) как бы отбрасывают тень, да и от самого меня простерлась вперед темная полоса. Я оглянулся. Случилось именно самое невероятное, самое чудесное и волшебное: по застарелой колее, беспорядочно разбрасывая свет фар то вправо, то влево, то кверху, то книзу, пробирался настоящий автомобиль! Я еще не знал, какой он: легковой, или полуторка, или трехтонка, или, может быть, "студебеккер", но это безразлично - главное, автомобиль, и свет, и люди, и, как и следовало ожидать, я спасен, я не останусь замерзать в этой заснеженной черноте!

О том, что автомобиль может не остановиться, а проехать мимо, у меня не было и мысли. Он для того только и появился здесь, чтобы подобрать и спасти меня, как же он может не остановиться? Если бы я знал, что он может не остановиться, я бы встал посреди дороги и растопырил руки. А то я шагнул в сторонку и, кажется, даже не сделал самого простого - не поднял руки, настолько очевидно было, что меня нужно подобрать. И вот автомобиль (это оказалась полуторка), разбрасывая снег, проехал мимо меня. Ночь хлынула в пространство, на время отвоеванное у нее человеческим светом, залила его еще более густой, еще более непроглядной темнотой.

Полуторка не ехала, а ползла. В другое время мне ничего не стоило бы нагнать ее пятью прыжками и перекинуть себя через борт, едва коснувшись ногой какого-нибудь там выступа. Но теперь мне показалось, что если я, собрав последние крохи сил, побегу, и вдруг не догоню машину или не сумею в нее забраться, и сорвусь, и упаду в снег, то уж, значит, и не встану. Вот почему я не побежал.

Отъехав шагов двести, машина остановилась. И неудивительно. Удивительно было другое: как она могла оказаться на этой дороге и как она вообще по ней пробиралась?

Я понял, что машина остановилась, когда около нее начало мелькать белое пятно света от электрического фонарика. Я догадался: люди вышли из кабины и осматривают колеса и яму, в которую они провалились.

Вопрос теперь решался просто: кто скорее? Я скорее добреду до машины или машина тронется с места? Иногда мотор начинал рычать усиленно и надрывно, даже стон и свист слышались в его рычании. У меня обрывалось сердце: сейчас пойдет, выкарабкается из ямы! Но рычание стихало, снова мелькал фонарик, и вскоре я стал различать силуэт машины, еще более темной, чем сама ночь.

Когда я добрел до автомобиля, людей около него уже не было. Вот уж снег из-под задних колес долетел до меня - так я приблизился к цели. Вот уж я вижу, как бешено крутятся колеса, стараясь зацепиться хоть за какую-нибудь опору, как дрожит деревянный кузов. Вот уж три метра от кончиков моих протянутых рук до заднего борта, вот уж два, вот уж один метр... Только бы теперь, в эту последнюю секунду, не дернулся, когда я почти ухватился за борт.

Идти три метра к кабине и спрашивать разрешения мне не под силу. Кое-как я нашарил ногой железный выступ пониже кузова, кое-как перевалился через высокий борт и мешком упал на дно. В эту же секунду автомобиль, зацепившись наконец за что-то, подпрыгнул и дернулся с места.

Застарелая колея, по которой пробирался автомобиль, проходила в четырех километрах от моего дома. Значит, мне надо было уследить момент, выбрать самую близкую к дому точку дороги, чтобы выпрыгнуть из кузова и идти дальше. Но как только я лег на дно кузова, как только почувствовал, что не нужно больше шагать и вообще двигаться, так и задремал. Сколько я дремал, неизвестно. Очнулся же от толчка. Мне показалось, что темные силуэты изб и ветел рядом с дорогой знакомы, что это и есть то самое село, возле которого мне надо выпрыгнуть из кузова: отсюда до моего дома четыре километра. Перевалившись через задний борт, я отпустил руки и упал в снег. Грузовик сразу растворился в метельной темноте. Люди в кабине так и не знают, что подвезли случайного попутчика, больше того, не дали ему замерзнуть.

Приглядевшись к избам и деревьям, к порядку домов, я понял, что грузовик либо увез меня дальше, чем мне нужно, либо куда-нибудь в сторону, потому что деревня, в которой я очутился, была мне совершенно незнакома. Значит, не было у меня выхода, как стучаться в одно из черных окон в надежде, что затеплится оно красноватым огоньком коптилки, и проситься переночевать.

Все избы были мне одинаково незнакомы, все они были для меня чужие, но я зачем-то брел некоторое время вдоль деревни, как бы выбирая, в какую избу постучаться, и неизвестно почему свернул к одной из изб (ничем она не отличалась от остальных, разве что была похуже). Есть, должно быть, у каждой из русских изб эдакое свое "выражение лица", которое может быть либо суровым, либо жалким, либо добрым, либо печальным. Наверное, этим-то подспудным я и руководствовался, выбирая, в какое окно постучать. А может быть, просто понадобилось некоторое время, чтобы собраться с духом и окончательно утвердиться в мысли, что стучать придется неизбежно, так лучше уж не тянуть.

Сначала я постучал в дверь на крыльце, потом, осмелев, потюкал ноготком по морозному стеклу окна. Сквозь двойные рамы не доходило мое тюканье до нутра, до избяного тепла, а может быть, сливалось с шумом ветра и с разными метельными звуками. Тогда я начал стучать сгибом пальца, и вскоре что-то в глубине дома сдвинулось, скрипнуло, вздохнуло, и голос совсем близко от меня за дверью спросил:

- Вам кого?

- Переночевать бы мне, с дороги сбился, а метель.

- Эко чего придумал! Могу ли я, одинокая баба, мужика ночевать пустить!

- Да не мужик я, ну, вроде бы... одним словом, студент.

- Откуда идешь-то?

- Из Владимира.

- Чай, не из самого Владимира пешком?

- То-то что из самого.

Было слышно, что женщина за дверью с трудом вытаскивает деревянный засов из петель, двигает его из стороны в сторону, чтобы скорее вытащить.

Душное избяное тепло, как только я вдохнул его несколько раз, опьянило меня, сразу разморило. Я сидел на лавке, не в силах пошевелиться, и блаженно озирался по сторонам.

Женщина (ей на вид было лет пятьдесят - пятьдесят пять, - значит, надо считать, что около сорока) достала с печи валенки, а из печки, погремев ухватом, - небольшой чугунок.

- Щи на обед варила. Да теперь уж, чай, остыли, чуть тепленькие.

Сбывалось все точь-в-точь как представлялось мне, когда я шел еще рядом с незнакомым мужиком! И ломоть хлеба оказался таким же толстым и тяжелым, каким я и ощущал, когда его еще не только не было в моей руке, но и не было никакой надежды на то, что он будет.

Я ел, а тетя Маша (так звали женщину) смотрела на меня, сидя напротив, думая о своем.

- Сколько исполнилось-то? - наконец спросила она.

- Семнадцать.

- Значит, на будущий год, если она не кончится, и тебе туда?

Потом тетя Маша помолчала, как бы решая про себя, говорить ли дальше или уж не говорить, и стала рассказывать. Она рассказывала, а я слушал, закурив после ужина (остался табачок от сына, именно от того самого, про которого она теперь рассказывала). И шли минуты, и шли часы, и проходила за окном метельная военная ночь... И проходила тут жизнь русской женщины, тети Маши, впустившей меня среди ночи и теперь все рассказывающей, рассказывающей, рассказывающей...

Значит, не было случая до этого, чтобы рассказать и облегчить душу. Значит также, я показался ей благодарным слушателем, а то ведь, бывает, и просится из души, а передать это человеку нет никакого желания. И то правда: единственно, чем я мог ответить тете Маше на ее приют и доброту, было мое благодарное слушание. Она рассказала, что сначала от сына не было никаких вестей, а потом пришло письмо, и писано оно было чужой рукой. Писал Митя о том, что лежит в госпитале в Москве, и звал ее повидаться.

Главная часть рассказа тети Маши состояла из подробного описания всех преград, которые встали перед ней на пути к Москве и которые она по очереди преодолевала. Не так-то просто было попасть в Москву осенью сорок первого года, когда Москва была почти что осажденным городом. Если бы я в то время мог записать эту ее дорогу, а теперь только чуть-чуть подправить, то это была бы целая повесть и не нужно было бы ничего добавлять.

В Москву она все-таки прошла и Митю в госпитале отыскала. Он оказался раненый и, кроме того, весь обмороженный. Тетя Маша как на него взглянула, так сразу поняла, что не жилец. Села возле него, хотела хоть ночь, хоть семь ночей, а просидеть рядом. Ведь и сто просидишь, если по

www.bookol.ru

Читать онлайн Каравай заварного хлеба

---------------------------------------------

Солоухин Владимир

Каравай заварного хлеба

Владимир Алексеевич СОЛОУХИН

Каравай заварного хлеба

Рассказ

По ночам мы жгли тумбочки. На чердаке нашего общежития был склад старых тумбочек. Не то чтобы они совсем никуда не годились, напротив, они были ничуть не хуже тех, что стояли возле наших коек, - такие же тяжелые, такие же голубые, с такими же фанерными полочками внутри. Просто они были лишние и лежали на чердаке. А мы сильно зябли в нашем общежитии. Толька Рябов даже оставил однажды включенной сорокасвечовую лампочку, желтенько светившуюся под потолком комнаты. Когда утром мы спросили, почему он ее не погасил, Толька ответил: "Для тепла..."

Обреченная тумбочка втаскивалась в комнату. Она наклонялась наискосок, и по верхнему углу наносился удар тяжелой чугунной клюшкой. Тумбочка разлеталась на куски, как если бы была стеклянная. Густокрашеные дощечки горели весело и жарко. Угли некоторое время сохраняли форму то ли квадратной стойки, то ли боковой доски, потом они рассыпались на золотую, огненную мелочь.

Из печи в комнату струилось тепло. Мы, хотя и сидели около топки, старались не занимать самой середины, чтобы тепло беспрепятственно струилось и расходилось во все стороны. Однако к утру все мы мерзли под своими одеялишками.

Конечно, может быть, мы не так дорожили бы каждой молекулой тепла, если бы наши харчишки были погуще. Но шла война, на которую мы, шестнадцатилетние и семнадцатилетние мальчишки, пока еще не попали. По студенческим хлебным карточкам нам давали четыреста граммов хлеба, который мы съедали за один раз. Наверное, мы еще росли, если нам так хотелось есть каждый час, каждую минуту и каждую секунду.

На базаре буханка хлеба стоила девяносто рублей - это примерно наша месячная стипендия. Молоко было двадцать рублей бутылка, а сливочное масло - шестьсот рублей килограмм. Да его и не было на базаре, сливочного масла, оно стояло только в воображении каждого человека как некое волшебное вещество, недосягаемое, недоступное, возможное лишь в романтических книжках.

А между тем сливочное масло существовало в виде желтого плотного куска даже в нашей комнате. Да, да! И рядом с ним еще лежали там розовая глыба домашнего окорока, несколько белых сдобных пышек, вареные вкрутую яйца, литровая банка с густой сметаной и большой кусок запеченной в тесте баранины. Все это хранилось в тумбочке Мишки Елисеева, хотя на первый взгляд его тумбочка ничем не выделялась среди четырех остальных тумбочек: Генки Перова, Тольки Рябова, Володьки Пономарева и моей.

Отличие состояло только в том, что любую нашу тумбочку можно было открыть любому человеку, а на Мишкиной красовался замок, которому, по его размерам и тяжести, висеть бы на бревенчатом деревенском амбаре, а не на столь хрупком сооружении, как тумбочка: знали ведь мы, как ее надо наклонить и по какому месту ударить клюшкой, чтобы она сокрушилась и рухнула, рассыпавшись на дощечки.

Но ударить по ней было нельзя, потому что она была Мишкина и на ней висел замок. Неприкосновенность любого не тобой повешенного замка вырабатывалась у человека веками и была священна для человека во все времена, исключая социальные катаклизмы в виде слепых ли стихийных бунтов, закономерных ли революций.

Отец Мишки работал на каком-то складе неподалеку от города. Каждое воскресенье он приходил к сыну и приносил свежую обильную еду. Красная, круглая харя Мишки с маленькими голубыми глазками, запрятанными глубоко в красноте, лоснилась и цвела, в то время как, например, Генка Перов был весь синенький и прозрачный, и даже я, наиболее рослый и крепкий подросток, однажды, резко поднявшись с койки, упал от головокружения.

dom-knig.com

Контрольное изложение по тексту художественного стиля - РУССКИЙ ЯЗЫК ТРАДИЦИОННАЯ СИСТЕМА ПЛАНИРОВАНИЯ УРОКОВ 10-11 КЛАССОВ - разработки уроков - авторские уроки - план-конспект урока

Уроки 27-28 (45-46). Контрольное изложение по тексту художественного стиля*

 

Цели: формировать навыки культуры речи; проверить орфографическую и пунктуационную грамотность.

Ход урока

I. Сообщение учителем темы и целей урока

Учитель читает текст изложения и, если есть такая необходимость, проводит беседу по содержанию:

1. Определение темы и основной мысли изложения, стиля и типа речи.

2. Работа над композицией и планом изложения.

3. Повторное чтение текста.

 

II. Написание изложения по тексту художественного стиля

Работа над ошибками проводится рассредоточенно на двух-трех последующих уроках.

Каравай заварного хлеба

Шла война, на которую мы, шестнадцатилетние и семнадцатилетние мальчишки, пока еще не попали. По студенческим хлебным карточкам нам давали четыреста граммов хлеба, который мы съедали за один раз. Наверное, мы еще росли, если нам так хотелось есть каждый час, каждую минуту и каждую секунду.

На базаре буханка хлеба стоила девяносто рублей, это примерно наша месячная стипендия. Молоко было двадцать рублей бутылка, а сливочное масло - шестьсот рублей килограмм. Да его и не было на базаре, сливочного масла, оно стояло только в воображении каждого человека, как некое волшебное вещество, недосягаемое, недоступное, возможное лишь в романтических книжках.

К празднику Конституции присоединилось воскресенье, и получилось два выходных дня. Тут-то я и объявил своим ребятам, что пойду к себе в деревню и уж не знаю, удастся ли принести мне ветчины или сметаны, но черный хлеб гарантирую. Ребята попытались отговорить меня: далеко, сорок пять километров, транспорт (время военное) никакой не ходит, на улице стужа, и как бы не случилось метели.

...Пока я шел по шоссе, автомобили догоняли меня. Но все они везли в сторону Москвы либо солдат, либо ящики (наверное, с оружием) и на поднятые руки не обращали никакого внимания.

Когда настала пора сворачивать с шоссе на обыкновенную дорогу, начало темнеть. Назад страшно и оглянуться - такая низкая и тяжелая чернота зимнего неба нависла над всей землей.

Меня догнал человек. Он идет всего лишь до Бабаева. Скоро он будет дома, а мне после него еще идти двадцать километров.

Я почувствовал, что желудок мой совершенно пуст, и для того, чтобы дойти до дому, я обязательно должен что-нибудь съесть, хотя бы жесткую хлебную корку со стаканом воды.

Тут у меня в голове засела мысль, что надо будет у этого мужика, когда он дойдет до своего дома, попросить кусок хле

www.compendium.su


 
 
Пример видео 3
Пример видео 2
Пример видео 6
Пример видео 1
Пример видео 5
Пример видео 4
Как нас найти

Администрация муниципального образования «Городское поселение – г.Осташков»

Адрес: 172735 Тверская обл., г.Осташков, пер.Советский, д.З
+7 (48235) 56-817
Электронная почта: [email protected]
Закрыть
Сообщение об ошибке
Отправьте нам сообщение. Мы исправим ошибку в кратчайшие сроки.
Расположение ошибки: .

Текст ошибки:
Комментарий или отзыв о сайте:
Отправить captcha
Введите код: *